Где-то в лесах полуострова Олимпик (штат Вашингтон), 1997 год.

*

Он снова бежал.

Не потому, что хотел куда-то попасть или от чего-то скрыться; просто бежал, потому что это было единственное, чем он мог наслаждаться. А ещё скорость помогала ему сбежать от вечных голосов у себя в голове. Голосов случайных людей на улице. Голосов членов его семьи. Голосов подонков, которых он убил – эти были хуже всего, потому что продолжали звучать у него в голове ещё долго после смерти их обладателей.

Он говорил себе, что поступает правильно, что спасённые им людские жизни оправдывают его поступки, что он ангел мести, Божья десница. Но глубоко внутри он знал, что Бог не имеет с его убийствами ничего общего – совсем наоборот; это был его, Эдварда, протест, его мятеж против Бога, который допустил существование прóклятых созданий, в первую очередь – таких, как он сам.

Он понимал, что совершает смертный грех, но не боялся вечного наказания. Его так называемая жизнь уже была пыткой – его жажда, его «талант» слышать мысли, но более всего его одиночество. Почти столетие одиночества вымотало его. Иногда чувство становилось таким невыносимым, что он забирался в самые укромные уголки леса, впивался в почву ногтями и выл от отчаяния. Он не мог понять, что же сделал не так в своей короткой человеческой жизни, чтобы это заслужить. Он не мог принять вещи такими, как они есть, но не мог и придумать ничего, что изменило бы ситуацию.

Из мыслей женщин – как собственного вида, так и человеческих – он знал, что привлекателен и может легко получить любую из них, какую захочет. Некоторых из них он тоже находил привлекательными, но никто и никогда не заставлял его чувствовать, что его молчаливое сердце бьётся вновь. Не испытав этого чувства сам, он всё же знал, на что оно похоже, из прочтённых им мыслей, в особенности – мыслей членов своей семьи. В отличие от большинства людей, чувства вампиров были сильны; то, что они чувствовали по отношению к своим партнёрам, было абсолютной, совершенной любовью. И ежедневно становясь её свидетелем и понимая, что в его жизни подобного наслаждения может не быть никогда, он ощущал такую боль, которую больше не мог вынести.

Поэтому он бежал.

Он не обращал внимания на время. Впереди у него была вечность, так что время больше не имело значения. Погода его тоже не волновала, и лишь иной цвет листвы напоминал о смене времён года. Он не вспоминал, как давно оставил свою семью; только когда снег начинал мешать бегу, он понимал, что подходит к концу ещё один год. Он убежал под самое Рождество, значит, прошло полных четыре года. Вспоминают ли они ещё о нём? Он знал, что его отец – его создатель – вспоминает. Эдвард был уверен, что Карлайл не просто думает о нём каждый день, но и молится за него. Как будто Богу есть дело до их вида. От этой мысли Эдвард горько рассмеялся.

Он бежал куда глаза глядят, позволив сильным ногам двигаться по собственной воле, пока не остановился как вкопанный, почувствовав внезапную тревогу. Лишь оглядевшись и узнав окрестности, он понял, почему шестое чувство велело ему остановиться.

Дерьмо.

Он не был тут с 1930-х, и всё же узнал это место, словно всё случилось лишь вчера. Это было тот самый запах.

Он был на квилиутских землях.

Он помнил договор, который они тогда заключили. Если на квилиутских землях или вблизи от них вампир укусит человека, он должен быть уничтожен. Спустя секунду он начал обдумывать последствия нарушения договора. Если кто-то из племени квилиутов ещё способен перевоплощаться в оборотня, это несёт с собой определенные возможности. Он чуть не рассмеялся вслух, когда понял, что тó, что он всегда считал невозможным, выглядит на самом деле довольно простым. В конце концов, он мог умереть. Несомненно, смерть будет мучительно болезненной, но это не имеет значения. Он примет боль с благодарностью, как вестницу конца своих бесконечных мук. Подумав об этом, он улыбнулся. В его жизни впервые – наконец-то – появилась цель. И было глубоко иронично, что целью его жизни была смерть.

Теперь ему нужно было просто найти человека.

Он изменил направление, позволив обонянию вести его в городок по имени Форкс. Вскоре он уже мог различить горький дым каминов, отвратительный запах готовящегося мяса, теплый и сладкий аромат пекущегося печенья. Он невольно улыбнулся, когда эти ароматы пробудили в нём остатки воспоминаний о человеческой жизни: об улыбке матери, когда он разворачивал подарки; об отце, учившем его играть «Ангелы из царства славы»... А потом, внезапно, все эти воспоминания пропали.

Запах был едва различимый, но настолько мощный, что он замер на месте. Перед собой он видел очертания домов, но запах шёл не оттуда. Он огляделся, доверяя своим обострённым чувствам, которые никогда ещё не подводили его. Он ощутил почти головокружение, когда горло сжалось и вспыхнуло огнём, а яд наполнил рот. Движения замедлились – хищник преследовал свою жертву – и вскоре, оказавшись на краю небольшой, заснеженной поляны, он замер перед последним смертельным прыжком.

Что-то было не так. Он чувствовал это.

Доля секунды. Потребовалась лишь доля секунды, чтобы различить одинокую фигурку, стоявшую посреди поляны, не подозревая о его присутствии, и его ладонь легла на ствол дерева, словно ему потребовалась поддержка. Дерево громко заскрипело и упало, не способное сопротивляться давлению.

Его жертва повернулась на звук.

Это была всего лишь девочка, лет десяти или, может, двенадцати, с большими карими глазами и тёмными волосами. Он замер, ожидая, когда она закричит. Но она не закричала. В её лице не было ни намека на страх, только чистое, неподдельное любопытство.

– Привет. – Девочка улыбнулась. Он услышал, как ускорился её пульс, но она не сделала попытки убежать. Храбрая.

– Привет, – выдохнул он, стараясь использовать как можно меньше воздуха, оставшегося в легких. Монстр внутри него кричал в агонии.

– Ты потерялся? – Её голос прозвучал будто тихий перезвон, мелодия, сыгранная на колокольчиках.

– Я... – Он сделал резкий вдох, и воздух привел его в чувство. Её запах был сокрушительным, непреодолимым; ничто и никогда не манило его к себе столь же сильно. Он почти мог ощущать её кровь у себя на языке, сладкую, и соленую, и горячую. Он ощутил, как дрожит его тело, словно перед приближением судорожного припадка. Сделай это, скомандовал монстр. Сделай это. Сейчас же.

Но он не мог. Как бы он ни хотел вонзить зубы в её плоть, он не мог этого сделать. Та его часть, что помнила запах рождественской выпечки и слова гимнов, эта часть хотела защитить девочку от монстра. Прямо сейчас эта часть была сильнее, и он просто не мог позволить ей проиграть сражение.

– Да, – наконец произнёс он. – Потерялся.

Девочка вздохнула.

– Я тоже.

– Разве родители не учили тебя, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми? – проворчал он, не двигаясь с места. – Это может быть опасно, знаешь ли.

– Но ты не обидишь меня. – Её голос был едва слышным, но твёрдым. – Ты не плохой.

Ошибаешься.

Он усмехнулся.

– Пошли. Нужно выбраться отсюда, пока не стемнело.

Она кивнула и сделала шаг в его направлении, тем самым заставив его шагнуть назад. Он проглотил яд, когда она подошла к нему и взяла за руку. Определённо, у неё вообще не было чувства самосохранения. Он неохотно разжал кулак и почувствовал жгучий жар её ладони на своей, биение её пульса, тут же обрадовавшись, что зимой холод его собственной руки не покажется подозрительным.

– Думаю, нам сюда. – Он указал на тропку, ещё хранившую отпечатки его следов. – Ты мне скажешь, что делала в лесу одна?

– Я увидела на нашем дворе белку. Я хотела её покормить, поэтому пошла за ней...

– Счастье, что ты не упала в кроличью нору. – По правде говоря, он бы не удивился.

– Глупо, я знаю. Но я была здесь с папой совсем недавно и не ожидала, что так легко заблужусь. Там, где я живу, леса нет – только пустыня.

– И где это? – Он не знал, с чего вдруг так заинтересовался.

– В Финиксе.

– О. – Он почувствовал облегчение. Это означало, что нет никакой возможности встретиться вновь. Его вид не показывался в Аризоне, да и в любом другом солнечном месте. Кожа вампиров сверкает на солнце, и они не рискуют быть обнаруженными. Ему требовалось пережить всего несколько минут, доставить её домой невредимой и убежать.

– А ты? Как заблудился ты?

Шёл на твой запах и хотел убить тебя.

– Бежал, – честно сказал он.

– Бежал? – Она посмотрела на него, подняв бровь. – Зачем ты бежал в канун Рождества?

Он хмыкнул.

– Думаю, я потерял счет времени.

Разглядев вдалеке огни городка, она облегчённо вздохнула.

– Мы выбрались! Господи, папа меня убьёт.

– Думаю, он будет рад, что ты в безопасности.

– Благодаря тебе.

Он слегка покачал головой. Она и понятия не имела...

Они ускорили шаг, и вскоре лес поредел, открывая перед ними ряды домов, где в каждом окне сияли огоньки рождественских гирлянд.

– Отсюда сама дойдёшь, – сказал он и отнял у неё свою руку.

Она улыбнулась.

– Спасибо тебе большое. Не знаю, что бы я делала без тебя.

Он усмехнулся и развернулся, чтобы уйти.

– О, подожди, – крикнула девочка. – Я даже не спросила твоё имя.

Он остановился и оглянулся.

– Меня зовут Эдвард.

– Очень приятно с тобой познакомиться, Эдвард. Я Белла... Я просто подумала, если тебе некуда пойти на Рождество, ты можешь остаться с нами. Нас с папой только двое, так что...

– Спасибо. – Он улыбнулся. – Но мне есть куда пойти. С Рождеством, Белла.

– С Рождеством. – Она улыбнулась в ответ. И когда она двинулась прочь, его, наконец, осенило, что же именно показалось ему неправильным с первой секунды их встречи. Её ум был немым. Он не слышал ни одной мысли.

Прячась за большим деревом, он наблюдал, как девочка идёт к одному из домов. Входная дверь распахнулась, и крупный мужчина принял её в объятия. Она была дома.

А потом он побежал. Темнота быстро сгущалась, и всем своим существом он надеялся, что успеет вовремя.

Впервые за всё своё существование Эдвард ни от чего не убегал.

Он бежал к цели.