Глава ОДИННАДЦАТАЯ

    ГРУППА КРОВИ

         Наше возвращение мне запомнилось довольно смутно. Я частично проснулась, когда с меня снимали наушники. По крайней мере, я достаточно осознавала окружающее, чтобы расслышать, как Гейб даёт указания остальным оборотням – кому, куда и зачем отправляться. Хотя в сами указания я не вникала. Услышала, как улетал вертолёт. Потом почувствовала, как меня заносят в дом и кладут на кровать. Услышала голос Аланы, говорящей, что разденет меня сама, а Гейбу нечего делать в моей спальне. После того, как с меня стащили кроссовки, я, так и не открывая глаз, гордо заявила, что и сама могу раздеться! Со словами: «Ну, сама, так сама», Алана тоже вышла. После этого я нашарила край покрывала, на котором лежала, накинула его на себя, перевернулась на другой бок, закручиваясь в покрывало, как в кокон, и снова вырубилась.

       Проснулась я от топота и детского смеха за дверью. Выпутавшись из покрывала, я поняла, что так и спала в той же самой одежде, в которой бегала по лесу. Ну, что же, сама виновата. Впрочем, не могла же я позволить раздевать себя как ребёнка. Пожав плечами, я спрыгнула с постели и направилась в ванную.

       Разделавшись с самой насущной проблемой, я умылась и привела себя в порядок. Когда я вернулась в комнату, по коридору мимо моей двери вновь промчался Томас, преследуемый Лаки. С первого этажа раздался голос Аланы.

       – Томас! Что тебе Гейб говорил? Если ты разбудишь Рэнди, тебя ждут кары, великие и ужасные!

       – Да ладно! Скоро обед, а она всё дрыхнет. Сколько можно?

       – Уже не дрыхну, – я выглянула из комнаты. Лаки тут же кинулся ко мне и, встав на задние лапы, положил передние мне на плечи и попытался облизать мне лицо.

       – Ой! Перестань! Не надо! Сидеть! – я уворачивалась, как могла. Поскольку я, в конце концов, произнесла правильную команду, Лаки тут же уселся возле моих ног, преданно заглядывая мне в глаза и подметая хвостом пол. Я погладила его по голове, на что он вывалил язык и часто задышал, явно получая от этого удовольствие. Подбежавший к нам Томас тоже стал теребить пса, от чего тот, похоже, совершенно разомлел.

       – Привет, Рэнди! Расскажешь мне, что вчера было? А то Гейб с самого утра улетел, ничего толком не рассказал. Да и остальным как-то не до меня. Расскажешь?

       – Расскажу. Попозже. Давай сначала позавтракаем, я жуть, какая голодная! А куда Гейб уехал?

       – В Биллингс. Ему утром позвонили и сказали, что там какая-то проблема на одном из предприятий. Я особо не вникаю. Короче, он улетел, и велел Алане остаться у нас и позаботиться о тебе.

       – Да чего ж обо мне заботиться-то? – идя на запах жарящегося бекона, удивилась я. – Не маленькая, сама бы справилась. А Гейб не говорил, когда вернётся? До Биллингса сколько, миль пятьсот?

       – Поменьше. И он обещал вернуться к обеду.

       – Ну, да, если бегом, то он вполне успеет…

       – Нет, не бегом. Он же туда в костюме отправился, при галстуке, все дела. Было бы странно прибежать туда пешком, не думаешь? Мы же шифруемся.

       – Но на машине это займёт несколько часов в один конец. Так что к обеду он вряд ли успеет.

       – Успеет! Он же на вертолёте.

       В этот момент мы зашли на кухню, где Алана суетилась у плиты.

       – Иди завтракать, голодающая! – улыбнулась она мне. Конечно, она же слышала мои слова, а готовить, наверное, начала, стоило мне воду в ванной включить. В таком случае, на Томаса она ворчала исключительно в воспитательных целях.

       – На вертолёте? – удивлённо переспросила я, усаживаясь за стол, на который Алана стала выкладывать обильный завтрак. Я повернулась к ней и поблагодарила. – Спасибо большое, но я бы и сама справилась.

       – Приказы отца не обсуждают, – с доброй улыбкой, показывающей, что шутит, ответила она. -- И мне совсем не трудно. Тем более, что за этим чертёнком всё равно нужен глаз да глаз.

       – Значит, Ник возвращался за Гейбом? – спросила я, отправляя в рот кусок поджаренного бекона.

       – Зачем? – удивился Томас, усаживаясь напротив меня и утаскивая с одной из тарелок сосиску. Откусив половину, он опустил оставшуюся часть под стол и, судя по звукам, скормил её Лаки.

       – Ну, чтобы увезти его. На вертолёте, – я слегка запуталась.

       – Рэнди, вертолёты Митчелла – не единственные в семье, – усмехнулась Томас. – Гейб улетел на своём собственном.

       – Ещё и собственный вертолёт, – пробормотала я себе под нос. Пора бы уже перестать удивляться. – Но если у него есть свой вертолёт, почему мы не полетели на нем вчера?

       – Потому что он двухместный. Может поднять и пятерых, если остальные снаружи повиснут. Но не десять же!

       Холодный нос ткнулся мне в коленку. Я взяла кусок бекона и, воровато оглянувшись на Алану, сунула руку под стол. Бекон был аккуратно взят из моих пальцев, из-под стола раздались чавкающие звуки и удары хвоста об пол.

       – Томас, я все слышу! – воскликнула Алана, не оборачиваясь. – Прекрати закармливать собаку. Я ему ещё утром целую миску мяса скормила.

       Томас захихикал.

       – Это не он, – смущённо пробормотала я.

       – Теперь я! – рассмеялся Томас и сунул под стол очередную сосиску.

       – Ну, смотрите, раскормите – потом сами будете на тележке его возить, когда он пузо своё с места сдвинуть не сможет, – по тону я поняла, что Алана улыбается. Поэтому с чистой совестью скормила Лаки ещё кусочек.  

       – А зачем Гейбу ещё и вертолёт?

       – Да мало ли, – дёрнул Томас плечом. – Пригождается всё время. И не только же Гейб им пользуется. Удобная вещь, если нужно срочно попасть куда-нибудь в пределах пары штатов. А если куда-то дальше, то так же быстро можно добраться до аэропорта. А там уже пересесть на самолёт.

       – Свой самолёт? – на всякий случай уточнила я.

       – Конечно. Вообще-то у семьи их несколько. Парочка маленьких, частных, остальные побольше, эти совершают чартерные рейсы, так что при необходимости можно воспользоваться и ими.

       Я постаралась собрать разбегающиеся мысли в кучку. Собственные вертолёты, самолёты...

       – А своего корабля у Гейба случайно нет?

       Томас как раз набил полный рот оладьями и не сумел ответить, хотя явно пытался. За него ответила Алана.

       – У него есть флот.

       – Флот? – мой голос сорвался на писк.

       – Ага! – Томас, наконец, проглотил оладьи и поторопился просветить меня. – Даже несколько. Есть рыболовный, есть пассажирский, танкеры есть. Даже несколько круизных лайнеров. И ещё у него есть яхта. Мне на ней больше всего кататься нравится. Только Гейб очень редко берет отпуск, не каждый год, да и то – максимум на неделю. На ней, в основном, Диллон или Пирс ходят. Но они всегда берут меня с собой. В следующий раз они и тебя возьмут, я договорюсь.

       Перед моим мысленным взором  замелькали восточные сказки с пещерами сокровищ, караванами верблюдов и роскошными дворцами. А посреди всего этого великолепия на расшитых драгоценными камнями подушках, возлежал падишах со знакомыми бирюзовыми  глазами.

       – А верблюдов у Гейба случайно нет? – нервно хихикая, спросила я.

       – Верблюдов? – приняв мой вопрос за чистую монету, Томас задумался. Он начал загибать пальцы. – У него есть несколько ранчо по разведению бычков в Техасе, пара овечьих ферм в Новой Зеландии, конезавод в Западной Вирджинии, страусиная ферма в Калифорнии и песцовая ферма где-то в Сибири. Верблюдов вроде бы нет.

       – Думаю, это был риторический вопрос, – покачала головой Алана. Она закончила с готовкой и присела за стол с чашкой чая. Мы с Томасом предпочли колу.

       – Ты сказал, что Гейб редко берет отпуск, – уцепилась я за одну из фраз Томаса, показавшуюся мне вполне безобидной. – А кем он работает?

       – Он всем управляет, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Томас. Краем глаза я заметила, что Алана взяла в руку оладушек, надкусила его, а потом быстро опустила руку под стол, откуда вновь раздалось чавканье. «Не раскармливайте собаку», ну да, конечно! 

       – Ага, – кивнула я, делая вид, что ничего не заметила. – Вэнди говорила, что «дядя Гейб» у вас тут самый главный. Он управляет посёлком? Что-то вроде мэра, да?

       – И это тоже, – согласилась Алана. – Но вообще-то он управляет всеми владениями семьи. «Форест Инкорпорейшен», может, слышала о такой?

       – Слышала. Это всё ваше?

       – Наше. Но по большей части – отца. У него контрольный пакет акций всех предприятий. У остальных есть акции, или доля с дохода, или трастовый фонд – это в основном у детей. Но главный тут – отец.

       – Надо же! – покачала я головой. – А мне он показался вполне нормальным. А оказался магнатом…

       – Он и есть нормальный, Рэнди, – улыбнулась Алана. – Просто он всю свою жизнь отвечал за семью, за её благополучие и благосостояние. Поэтому и создал всё это, поэтому и держит в своих руках. Всё ради семьи.

       – Неужели он один со всем этим справляется?! – я вспомнила всё, что перечислил Томас. Что-то мне подсказывало, что это лишь верхушка айсберга.

       – Конечно, нет! Это просто физически невозможно. Большинством предприятий или филиалов руководят члены семьи. У остальных – надёжно подобранные директора. И со всеми повседневными задачами они прекрасно справляются. А отец держит руку на пульсе и вмешивается только в кризисных ситуациях. Он всё организовал так, что максимум в течение суток может оказаться в любой из точек земного шара, если такое потребуется. Как сегодня, например. Он ужасно не хотел уезжать именно сегодня, но пришлось – там какой-то форс-мажор.

       – Ничего, пока Гейба нет, я проведу тебе тут экскурсию! И ты обещала мне рассказать про ваш поход.

       – Хорошо, пойдём, прогуляемся. А Вэнди ещё не встала?

       – Да она встала, когда вы только вернулись! – засмеялся Томас. – Вертолёт – вещь не самая тихая. Мы все проснулись. И когда она увидела, что вы привезли её маму, то отказалась отходить от неё хоть на шаг. Так что она сейчас в клинике, с Каролиной. Думаю, там и поспала. Кроватей-то свободных там полно! Мы можем её навестить, если хочешь.

       – Хочу. Только сначала мы уберём со стола.

       – Зачем? Алана может это сделать очень быстро.

       – Ну и что? Если она может – это не значит, что она обязана. Алана приготовила нам завтрак – значит, будет справедливо, если мы помоем посуду.

       Алана с улыбкой наблюдала за тем, как, недовольно ворча, Томас покорно собирал посуду и вслед за мной нёс её к мойке. Остатки еды он переложил в стоящую в углу миску – и Лаки тут же принялся за неожиданный пир.

       – Когда же он наестся-то? – покачала я головой, начиная мыть посуду. – Или его там совсем не кормили, или у него глисты.

       – Думаю, он всё ещё растёт. Судя по всему, это ещё в каком-то смысле подросток. Странно, что его уже начали использовать в качестве служебной собаки.

       Вымыв тарелку, я протянула её Томасу, который топтался рядом, и мотнула головой на висевшее на крючке кухонное полотенце. С тяжелейшим вздохом, он взял его и принялся неумело, но довольно старательно вытирать посуду.

       – У них там вообще всё как-то спустя рукава устроено было. Хотя, если подумать, это же не армия или полиция. И даже не тюрьма. Ну, не настоящая. Так что кое в чём они явно были дилетантами. Думаю, главным там было проведение исследований, а охрана – так, по минимуму. Да и расслабились они вдали от больших боссов. Поэтому служебный щенок меня вообще не удивляет. И это объясняет его поведение. Как он за кроликом гонялся, например.

       – За кроликом? За каким кроликом? – тут же заинтересовался Томас.

       За рассказом об эксперименте Пирса с кроликом мы незаметно перемыли всю посуду и навели порядок на кухне, после чего Томас повёл меня знакомиться с окрестностями. Лаки, конечно же, отправился следом, радостно исследуя окружающий мир.

       – Вот видишь, ничего страшного не случилось, верно?

       – Это женская работа! – надулся Томас.

       – Ой, не смеши! В каком веке ты живёшь? Мне кажется, сейчас вообще не осталось таких дел, с которыми не смогли бы справиться как мужчины, так и женщины.

       – Всё равно!

       – Скажи, а кто обычно моет посуду у вас в доме? Алана?

       – Только когда они с Себастьяном приходят в гости. Или если Гейбу нужно отлучиться – тогда она приходит присмотреть за мной. Но тоже не всегда, порой это Люси или кто-нибудь из наших сестёр, в общем, кто-то, кто в тот момент живёт в долине.

       – А Линда?

       – Нет, – помотал головой мальчик. – Она же с нами не жила здесь. Просто приходила к Гейбу. Или он к ней. Но она не готовила, поэтому и посуду не мыла никогда.

       – Значит, она с вами не жила? – я почувствовала странное удовлетворение.

       – Жила однажды. Только не здесь. Когда мы в очередной раз жили среди людей, она тоже увязалась следом. Вот тогда она и жила с нами. Мне это не особо нравилось. Она хотела, чтобы каждую свободную минуту Гейб проводил с ней. Таскала его по клубам и всяким вечеринкам. Он это тоже не особо любит, но всё же ходил с ней. Я его тогда почти не видел. Короче, она нам тогда здорово надоела, и в следующий раз Гейб её не взял. Вдвоём нам было лучше.

       Я мысленно усмехнулась, но решила не объяснять ребёнку, что у мужчин бывают потребности, ради удовлетворения которых можно потерпеть и нелюбимые вечеринки. Но я всё равно была довольна тем, что Гейбу не понравилось жить с Линдой.

       – А когда вы жили среди людей, кто у вас мыл посуду?

       – У нас была экономка. Приходящая. Она готовила, убиралась, ну и посуду тоже мыла.

       – А здесь? У вас ведь нет экономки? Кто же моет посуду, когда никто из женщин не приходит присмотреть за тобой или просто в гости?

       Какое-то время Томас шёл молча, нахмурившись, потом покачал головой.

       – Я никогда об этом не думал. Просто выходил из-за стола после еды, и всё. Но тогда получается, что в этом случае посуду мыл Гейб?

       – Получается, что так, – улыбнулась я. – Всё ещё считаешь, что мыть посуду ниже мужского достоинства?

       – Мне нужно подумать.

       – Подумай, – хмыкнула я.

       Мы подошли к небольшому одноэтажному зданию, в котором и располагался медпункт. Или клиника. Или лазарет. В общем – мини-больничка. Велев Лаки дожидаться снаружи, мы поднялись по небольшому крыльцу и, войдя в незапертую дверь, оказались в небольшом холле, в который выходило несколько дверей. Томас уверенно заглянул в одну из них.

       – Джеффри, мы пришли навестить Каро и Гвенни. Можно?

       – И кто же это такие «мы»? – раздалось из-за двери.

       – Мы с Рэнди.

       – О, наша юная героиня? Наслышан!

       Дверь открылась, и в холл вышел очередной красавчик-оборотень. Белый халат несколько странно и не совсем к месту смотрелся на его высокой мощной фигуре. Когда он улыбнулся, мне пришло в голову, что работай он в обычной, человеческой больнице, скажем, травматологом – женщины нарочно наносили бы себе травмы, лишь бы попасть на приём к такому красивому доктору.

       – Рэнди, это Джеффри, Джеффри, это Рэнди, – представляет нас друг другу Томас.

        Джеффри протянул мне руку, я в ответ подала свою, но, вместо того, чтобы пожать её, как я ожидаю, мужчина, изящно поклонившись, поцеловал тыльную сторону моей кисти.

       – Эй! – послышался возмущённый голос Томаса. – Рэнди – девушка Гейба! Ты что, забыл?

       Но, в отличие от него, я прекрасно поняла, что этот поцелуй – ни что иное, как дань вежливости, жест не особо распространённый в наше время, но когда-то вполне обычный. Джеффри держал мою руку ни на секунду дольше, чем нужно, в его глазах я увидела только дружелюбие и, пожалуй, любопытство. Ни проблеска заигрывания.

       Но вот сама фраза Томаса меня поразила. Точнее то, как легко он сказал о том, что я – девушка Гейба. Как некий всем известный факт. Как нечто, само собой разумеющееся. И Джеффри, кстати, именно так его слова и воспринял. Ведь, в принципе, между мной и Гейбом ничего ещё даже озвучено не было, а вся Долина уже в курсе. Я тут вообще-то вторые сутки всего, а меня уже, похоже, просватали! В принципе, я-то как раз и не против. Но интересно, сам-то Гейб знает, что я официально уже числюсь его девушкой?

       – Ах, малыш Томас, ты ещё слишком юн, чтобы знать, как правильно приветствовать даму, – покачал головой Джеффри и повернулся ко мне. – Пойдёмте, я вас провожу. Каро уже проснулась, и совсем неплохо себя чувствует. Думаю, она будет рада тебя увидеть. Только тихонько – Гвенни просидела возле матери почти всю ночь и только недавно задремала.

       Вслед за Джеффри мы вошли в одну из дверей, за которой оказался небольшой коридор. Одна его стена была сплошной, на другой располагались три двери, а между ними – огромные окна в полстены высотой. Сквозь два из них были видны «внутренности» обычных больничных палат, на данный момент – пустых, третье изнутри закрывали жалюзи. Именно туда и направился Джеффри. Тихонько постучавшись, он приоткрыл дверь, просунул голову в образовавшуюся щель и негромко произнёс.

       – Каро, к тебе посетители. Ты как, готова их принять?

       Видимо, получив изнутри какой-то знак, он вытащил голову наружу, кивнул нам на дверь и приложил палец к губам, давая понять, что нужно соблюдать тишину. Мы на цыпочках вошли в палату. На кровати лежала та самая женщина, которую мы нашли в «тюрьме». На этот раз она уже не выглядела такой бледной и измученный. Хотя она всё ещё лежала под капельницей, это было, пожалуй, единственное сходство с нашей первой встречей.

       Кровать была намного просторнее и даже на глаз мягче и удобнее той, к которой она была пристёгнута. Кстати, ремней, разумеется, тоже не было. Вместо казённой больничной «распашонки» на Каролине была красивая ночная рубашка, бледно-зелёная, с рюшами и вышивкой, и лёгкое одеяло. Волосы, прежде спутанные и слипшиеся от пота, теперь были аккуратно расчёсаны. Исчез лихорадочный блеск в глазах, на щеках, прежде бледных до желтизны, проступил лёгкий румянец. Но самое главное – это полная умиротворённость, которую теперь излучала эта женщина.

       Взгляд Каро был сосредоточен на Вэнди, которая, свернувшись клубочком, спала в кресле, пододвинутом к кровати. Её маленькая ручка, даже во сне, крепко цеплялась за руку матери. Когда мы вошли, Каролина подняла на нас глаза. Я точно могла определить момент, когда она либо узнала меня, либо догадалась, что я такая. Потому что если вначале её взгляд излучал лишь лёгкое любопытство, то потом глаза женщины, остановившись на мне, широко раскрылись и налились слезами.

       – Спасибо! – прошептала она, потом взглянула на спящую дочь и снова на меня. – Спасибо.

        И я поняла, что она благодарит меня не за своё спасение. А за то, что я спасла её ребёнка. Для неё это было гораздо важнее.

       Мы постояли ещё какое-то время, но я совершенно не знала, о чём говорить. Я не знала Каролину, я пришла к Вэнди. Но она спала, поэтому, немного потоптавшись у двери палаты, мы шёпотом пожелали скорейшего выздоровления, попрощались и вышли обратно в коридор, а из него – в холл. Джеффри дожидался нас там и попросил зайти в его кабинет.

       – А теперь, молодой человек, покажите-ка мне ваше колено, – обратился он к Томасу.

       Тот неохотно, но послушно, закатал штанину, продемонстрировав роскошный синяк, и уселся на кушетку. Доктор достал из шкафчика какую-то мазь и начал аккуратно втирать её в гематому.

       – И где же ты умудрился так удариться?

       – Споткнулся, когда бегал с Лаки по коридору, вот и приземлился на колено, – дёрнул Томас плечом. – Это же так, ерунда. Заживёт, в первый раз что ли?

       – Тебе повезло, что ничего себе не повредил. Колено – вещь не самая неуязвимая. А ты ведь не хочешь хромать ближайшие шестьдесят лет?

       – Да кто же хочет-то? Но ничего же не произошло!

       – Мы же вроде бы договаривались: получил какую-то травму, любую, хоть синяк, хоть царапину – сразу ко мне. Вы, дети, слишком хрупкие, и лучше перестраховаться. Вот переродишься – я и не взгляну больше в твою сторону, хоть в лепёшку расшибись, ты мне будешь уже не интересен. Но пока ты смертный – будь добр, соблюдай правило.

       – Ладно, обещаю. Просто я не думал, что с такой фигнёй тоже нужно к тебе идти!

       – Теперь знаешь. Ладно, пока хватит. Вот, возьми мазь, и смазывай колено несколько раз в день. А если вдруг почувствуешь какой-то новый дискомфорт – пулей ко мне.

       Томас с недовольной миной смотрел на протянутый ему тюбик, как я когда-то смотрела на тарелку со спаржей. Собственно, я её и сейчас терпеть не могу, просто никто меня уже не заставляет её есть. Наверное, все дети ненавидят полезное, в какой бы форме оно им не предлагалось. Поэтому я протянула руку и сама забрала мазь у Джеффри.

      – Я прослежу, чтобы он мазал свой синяк.

      – Буду тебе весьма обязан, – и доктор слегка мне поклонился. Его манеры были настолько старомодны, что мне и самой захотелось в ответ сделать книксен.

       – Да, кстати! – вспомнила я. – Для Каролины хватило крови? А то, если нужно, я могла бы дать свою. У меня первая группа, только я резус не знаю.

       – Спасибо, но пока не нужно. Нам даже не понадобилось делать ей переливание, сейчас идёт просто поддерживающая терапия и профилактика возможного воспаления. Она уже на полпути к выздоровлению. Но, на всякий случай, я предупредил парочку наших юношей, которые сейчас живут в долине, что они могут понадобиться в качестве доноров. Так что, если вдруг понадобится-таки переливание, что сомнительно, то их кровь будет под рукой в любой момент.

       – А почему именно юношей? – меня несколько удивил выбор слова. Хотя, возможно, такому явно немолодому оборотню большинство мужчин кажутся юношами.

       – Потому что у них пока ещё положительный резус-фактор, как и у Каро. А у всех взрослых он – отрицательный. Конечно, первая отрицательная кровь универсальна, подходит для переливания кому угодно. Но я всё же предпочитаю полное совпадение, если такое возможно.

       – «Пока ещё положительный?» – я совсем запуталась. – Что значит «пока»? Он что, потом изменится?

       Я захихикала, от абсурдности подобного предположения, но Джеффри смотрел на меня абсолютно серьёзно.

       – У всех взрослых оборотней первая отрицательная группа крови. Без вариантов. Рождаемся мы с разными группами и резусами, а после перерождения всё приходит к общему знаменателю.

       – Но почему?! – я буквально села, ошарашенная такой странностью. Это показалось мне даже более невероятным, чем превращение человека в пантеру.

       – Ой, грядёт лекция! – заныл Томас. – Можно, я снаружи подожду. А то Лаки уже, наверное, нас заждался.

       – Долгой лекции не будет, обещаю, – улыбнулся Джеффри. – Но ты можешь идти играть. Действительно, нехорошо заставлять Лаки ждать.

       Томаса как ветром сдуло. А доктор, несколько смущённо взглянул на меня.

       – Рэнди, – нерешительно начал он. – Ты говоришь, что не знаешь, свой резус-фактор. А хотела бы узнать?

       – Конечно!

       – Это сделать очень легко. Нужна всего лишь капелька твоей крови. Не возражаешь?

       – Да пожалуйста! – я пожала плечами. – Хоть литр. С меня не убудет. И если хотите, можете исследовать мою кровь сколько угодно. Вы ведь об этом хотели спросить, да?

       – Да, – с некоторым облегчением улыбнулся доктор. – Мне безумно интересно, почему ты обратилась так рано. И почему в детстве ничем от человека не отличалась.

       – Я ничем не болела, но осознала это только недавно. Значит, всё же отличалась. Но в остальном... Исследуйте, доктор, мне и самой всё это безумно интересно.

       Джеффри продезинфицировал мою руку на сгибе локтя, что мне показалось бессмысленным, и попросил меня сжать кулак и напрячь руку.

       – Так вены хоть немного проявятся. Жгут в данном случае бесполезен.

       Я сделала, как он велел, и, аккуратно вскрыв мне вену каким-то острым инструментом, доктор быстро ввёл иглу шприца в отверстие, пока оно не затянулось. Набрав полный шприц крови, он извлёк иглу и прижал к ранке кусочек ватки, смоченной спиртом. Я захихикала.

        – Да, понимаю, – улыбнулся Джеффри. – Но обычно я лечу людей или наш молодняк, а с ними  это совсем не лишнее. Так что некоторые мои действия отработаны до автоматизма.

       – Так что насчёт изменения резус-фактора? – решив вернуться к интересующей меня теме, спросила я. – Неужели это и правда возможно?

       – Возможно, – кивнул доктор. – В момент перерождения в наших организмах меняется слишком многое. А группа крови и резус-фактор – лишь одно из самых незначительных изменений.

       – Но почему кровь меняется? Какой в этом смысл?

       –  Рэнди, а что ты вообще знаешь о группах крови?

       – Не много, вообще-то. В пределах школьной программы. Никогда этой темой особо не  интересовалась.

       – Ну, тогда тебе, возможно, известно, что группа крови у человека обусловлена наличием или отсутствием в его крови неких агглютиногенов, а резус-фактор – антигенов?

       Я недоумённо захлопала глазами, но промолчала, решив потом погуглить эту тему. А сейчас – принять к сведению, что в крови присутствуют некие добавки, влияя на неё. Поэтому я с умным видом кивнула в ответ на вопрос доктора.

       – Так вот, – продолжил Джеффри, – в момент перерождения из нашей крови исчезают и те, и другие, если они там были раньше. А если в крови нет никаких «примесей», то это как раз первая группа, она же «нулевая», и отрицательный резус.  Вот почему наша кровь всегда подходит для переливания любому человеку. Даже несмотря на двадцать пять пар хромосом вместо положенных двадцати трёх.

       – Да, кстати, о хромосомах! Мне такой момент непонятен. У вас ведь двадцать пять пар, да? Мне Гейб говорил.

       – Всё верно.

      – И у меня тоже двадцать пять. Я раньше этого не знала, но тот доктор в «тюрьме» упомянул об этом. Ему попала в руки моя ДНК, и он просто в экстазе рассказывал о ней. Хотя прошло уже десять лет.

       – А что здесь странного? Для учёного подобный генотип – это нечто невероятное и запредельное. Конечно, он запомнил.

       – Но ведь Вэнди была у него в руках несколько недель. Он же точно изучал её кровь. А вспоминает мою, как нечто уникальное.

       – Вэнди?

       – Ну, Гвенни. Просто она предпочитает Вэнди, и мне так представилась.

       – Ах, Гвенни! Ну, здесь нет ничего странного. У неё-то как раз двадцать три пары, как и у людей.

       – Но она же не человек!

       – Да, верно. И она отличается от людей. Но не количеством хромосом. Пока. Если бы тот доктор присмотрелся внимательнее, он нашёл бы различия. Но современная наука пока ещё не позволяет легко обнаружить в хромосомах наших неперерождённых детей отличия от человека. Они слишком хорошо зашифрованы. А вот у взрослых всё иначе. Две лишние пары не увидит разве что слепой. И именно в них сосредоточены все наши особенности и странности, которые мы получаем после перерождения.

       На протяжении разговора, доктор проводил какие-то манипуляции, что-то капал на небольшую белую пластинку, потом что-то ещё, потом добавлял туда мою кровь, размешивал, покачивал. И теперь, наконец, удовлетворённо кивнул.

       – Как я и предполагал – первая отрицательная. Ты универсальный донор, Рэнди. А вот другие исследования займут гораздо больше времени.

       – Я никуда не тороплюсь, – пожала я плечом. – Спасибо за рассказ. У меня появилось ещё много тем для обдумывания. Пойду, а то Томас, наверное, уже заждался меня.

       Джеффри вышел вместе со мной на крыльцо. Томас совершенно меня не заждался, он играл с Лаки, кидая палку, которую тот приносил обратно. Оба были жутко довольны игрой. Но, увидев меня, Лаки тут же выронил палку, которую как раз нёс, резко сменил траекторию, и кинулся мне на грудь, привычно пытаясь облизать моё лицо. Но теперь я уже прекрасно знала, каким именно словом можно  его остановить.

       Доктор потрепал Лаки по макушке, почесал за ушами, и тут же стал его лучшим другом навеки. Я вообще заметила, что Лаки удивительно дружелюбный. И кому только в голову пришло делать из него служебную собаку-охранника?

       – Так вот ты какой, Лаки! – ворковал над ним Джеффри. – Красавец!

       – Ага! – поддакнул Томас. – Я так рад, что теперь он будет жить у нас. Всегда мечтал о собаке.

       Доктор попрощался с нами и вернулся в свою клинику, наверное, ему не терпелось начать изучать мою кровь и искать различия с остальными оборотнями. А мы пошли по пустынной улице просто так, без цели. Томас снова стал кидать палку Лаки, а тот с неизбывным энтузиазмом приносить её обратно.

       – А почему никого не видно? – поинтересовалась я.

       – Так кто где, – пожал Томас плечами. – Работают.

       Я огляделась по сторонам.

       – Да где же тут работать-то можно?

       – Можно на полях, можно со скотом, можно в цеху. Мы тут имитируем сельское хозяйство. Мы что-то типа секты-общины, поэтому чужаков не пускаем. Ну, про амишей, например, слыхала? Вот и мы притворяемся чем-то подобным. Конечно, то, что мы всё же используем машины, скрыть сложно, да мы и не скрываем. Просто местные знают, что к нам лучше не соваться.

       – Понятно, – протянула я, хотя не особо много поняла.

       – Это такой способ защиты. Если власти начнут, например, перепись населения, – нам придётся туго. Но нас не трогают. Гейб как-то всё это утряс. Но нам приходится делать вид, что мы живём за счёт сельского хозяйства. Выращиваем бычков, овощи, есть у нас тут и молочная ферма, и птицеферма, а так же пара небольших цехов по изготовлению колбас и сыров, ну и всего остального. Продукцию реализуем в ближайших поселениях, и она, кстати, очень ценится, как экологически чистая.

       – Значит, вот где сейчас все?

       – Нет, там только часть. У нас же в основном всё механизировано, там присутствие человека не особо требуется. Да и один оборотень с лёгкостью справится с работой, которая даже десятерым обычным людям не под силу. Нет, основной народ сейчас сидит по домам, в своих кабинетах, за компьютерами. И управляет своими компаниями на расстоянии.

       – А почему они не живут там, где находятся их компании?

       – Иногда живут и там. Но всё время это невозможно – люди замечают, что мы не стареем. Пусть лучше пореже видят своих боссов, чтобы забывать, как те выглядят. А потом можно и вовсе «умереть» и появиться снова в виде собственного наследника – сына, племянника…  И потом – здесь мы среди своих. Не нужно прятаться, не нужно скрывать свою сущность, следить за каждым шагом и словом, просчитывать каждое движение.

       – Но вы всё же живёте среди людей.

       – Да, но недолго. Чаще всего – семьи с детьми или молодёжью, которая должна учиться. Или холостяки, которые ищут себе жён. Или просто те, кто устал от местной изоляции. Как правило, нет таких, кто либо безвылазно жил бы здесь, либо только среди людей. Мы практикуем чередование. Здорово, что когда мы будем там жить в следующем году, ты будешь с нами. И Лаки тоже.

       – Если ты так давно мечтал о собаке, – я решила не заострять внимание на абсолютной уверенности Томаса, что я теперь в его семье навсегда, поскольку и сама не собиралась никуда от них уезжать. – То почему раньше её не заводил?

       – Гейб не разрешал.

       – Почему?

       – Он не любит собак. Когда он был совсем маленьким, его покусала собака. Сильно. У него остались огромные шрамы на лице, он выжил просто чудом.

       – Но у него же нет никаких шрамов!

       – Конечно, нет. Они исчезли после перерождения. Но юность они ему здорово испортили. Девушки от него шарахались, мужчины отводили глаза. За глаза называли уродом, но он-то слышал! Короче, хорошего мало. И собак он с тех пор терпеть не может.

       – Бедняга! – я почувствовала, как слёзы навернулись мне на глаза. Я представила маленького Гейба, потом юношу, от которого все шарахались. – Я бы ни за что от него не отвернулась!

       – Верю, – усмехнулся Томас. – Думаю, Гейб-пантера ещё страшнее, чем Гейб-в-шрамах, но тебя это, вроде бы, не испугало, верно?

       – Верно, – кивнула я. – Подумаешь, пантера! Не крокодил же. Значит, вот почему он не разрешал тебе завести собаку?

       – Да. А я так мечтал. Гейб разрешил как-то завести кота. Но это было совсем не то. Да, маленький котёнок был забавным, но он слишком быстро стал взрослым, и не хотел играть со мной. Это было скучно. И хомячки тоже. Больше я их не заводил. А теперь у меня всё же появилась собака.

       – Но почему же Гейб согласился взять Лаки? – недоумевала я. – И не просто согласился – сам предложил. Я даже не просила.

       – Не просила, но хотела, верно?

       – Да, очень хотела.

       – Ну и чему ты удивляешься? – пожал плечами Томас. – Гейб для тебя Луну с неба притащит, не то что собаку. Ты что, до сих пор этого не поняла?

       Я остановилась, удивлённо глядя на него. Томас, чуть пройдя вперёд, притормозил, поняв, что я остановилась, обернулся и покачал головой.

       – Похоже и впрямь не поняла. Конечно, ты же не знала Гейба раньше. Ничего, скоро всё сама узнаешь. Вот вернётся…

       Мальчик осёкся, глядя на что-то за моей спиной. Лаки, обожающий этот мир и готовый облизать любого, кто был в пределах досягаемости, вдруг прижал уши к голове, вздыбил шерсть на загривке, оскалил зубы и глухо зарычал. Удивлённая его поведением, я обернулась и увидела стоящую в нескольких метрах от нас Линду. Возможно, она вышла из одного из коттеджей, мимо которого мы недавно прошли, или догнала нас. Увлечённая разговором, я не услышала её приближение и даже не отреагировала на её запах. Потому что просто отключилась, по привычке. Ведь я не была настороже, в этом идиллическом месте я была полностью расслаблена. И поэтому подпустила врага слишком близко.

       Линда смотрела прямо на меня, и в её глазах горела откровенная, неприкрытая ненависть. Поняв, что я её увидела, она процедила сквозь зубы.

       – Я же говорила, что когда-нибудь мы встретимся снова. Один на один.

                Жду ваших впечатлений на форуме.