Ауттейк. Симон.
Вспотевший, запыхавшийся, он смотрел в белый потолок обычной хрущёвки и пытался отдышаться.
- Считаешь алмазы? – он повернул голову на звук, смотря на женщину рядом. Брюнетка с раскрасневшимися щеками, раздражением от щетины и зацелованными губами бесстыдно обмахивалась простынёй, а потом сбросила её куда-то к ногам.
- Не сосчитать, ты просто… просто…
- Да ладно, и ты красавчик!
- Не без этого, - легко вставая, поведя широкими плечами, поесть бы чего-нибудь. – Есть у тебя еда?
- Должна быть…
- Так?..
- Поищи сам, - переворачиваясь на живот, нажимая кнопку пульта телевизора. – И мне чего-нибудь принеси.
- Я?
- Ты видишь ещё кого-то? Ты, конечно.
- Вообще-то ты тут девочка, - недовольно.
- Ой, да ладно, девочка, мальчик, всё сразу не бывает, от этого твоё раздутое эго окончательно раздуется и лопнет, так что поправь корону и дуй на кухню.
- Ну и сучка ты, Анжелка.
- Сучка, да, не сучка не отсасывает тебе и не трахается сутками, а всё сразу не бывает…
- Бывает!
- Ну-ну, - ухмыльнувшись голой спине. – Бывает, держи карман шире, - про себя. - Держи карман шииииире, - громко, словно с издёвкой.
Пообедав простой едой, а не мудрёными блюдами, которыми балует Симона Юля, он довольно обнимал женщину рядом и чувствовал, что вечер ещё не закончен.
- Пфф, - подул на лицо. - Хорошо, что ты дома оказалась, я думал, у меня мозги взорвутся…
- Сложно? - глаза женщины смотрели словно с сочувствием.
- Да вообще, - он провёл рукой по шее. – Пробежала мимо в трусиках, а у меня… принципы… что ты там говорила про принципы, что хорошо это? Ерунда! До свадьбы неделя осталась, уже можно и уступить, не? Так нет же… и что хорошего?
- Мне-то точно много чего, - она облизнула губы, большой палец своей руки, глядя в карие глаза, и провела по мужскому соску. – Для меня сплошные бонусы от принципов твоей невесты.
- Ах, ты, коварная, ненасытная какая, - он уже крепко прижимал к себе худенькую женщину, которая была старшего него, многим более опытная, но это не мешало им, а помогало в долгие часы их встреч. Всегда один на один. Досыта. До сбитого дыхания и ватных ног. До того момента, пока реальность не забирала его в жизнь, к тренировкам, встречам с приятелями, к красивой невесте Юлии. К приготовлениям к свадьбе, к замиранию сердца от осознания, что скоро, совсем скоро, Юля станет его, перед Богом, людьми – что было не важно. Его – физически. Эта тяга была практически непреодолимой и стала постоянной константой в жизни молодого мужчины.
- Пока, - небрежно, в дверях.
- Пока? И всё? Я ведь больше не приду, Анжела… Неужели ничего не ёкает?
- Все ёкающие места у меня сегодня полностью удовлетворены, и, Симон, не будь наивным, не такой уж ты и эксклюзив, как тебе кажется, но я, конечно, - на «конечно» насмешливый акцент, - буду скучать и даже вырву себе парочку волос в день твоей свадьбы, беги уже.
- Хм, счастливо, - и быстро поцеловав, выбежал за дверь, не видя, как женщина, в задумчивости отряхивая сигарету, смотрит ему вслед в окно.
– Не придёт он, как же.
~*~*~*~
- Кожные покровы, спиной, плавки приспустил, всё, молодец, - набор рутинных слов, произнесённый за день не один десяток раз. – Кожные покровы, спиной, плавки приспустил, всё, молодец.
- А где здравствуйте?
- Здравствуйте-здравствуйте, - глядя в насмешливые карие глаза. – С колечком вас, Симон Батькович. Следующий.
- Я потом зайду, поболтаем.
- Заходи, коль не шутишь.
Он не пошутил, зашёл ближе к вечеру, сел напротив, долго смотрел на женщину, внимательно разглядывая морщинки у глаз, видя несовершенство кожи и лёгкие мешки под глазами, тщательно замаскированные, но всё равно видные. Неудачная на этот раз коррекция бровей, и уже становившийся заметным возраст.
Она положила голову на руки, облокотившись на стол.
- Что у тебя случилось?
- Всё отлично.
- Правда? – она видела, всегда видела.
- Нуууууу….
- Всё сложно?
- Я бы не хотел это обсуждать, просто посижу тут, можно?
- Можно, чего же нельзя… со мной всё можно, ВСЁ.
- Перестань…
-Ты же за этим зашёл.
- Нет, я зашёл поболтать, просто, - он запнулся, остановив свой взгляд на декольте, мягком… Он знал, что если расстегнуть одним движением руки застёжку, станет видна грудь, и женщина не станет сопротивляться, об этом явственно говорили её глаза – всегда знавшие его действия наперёд. – Да, просто поболтать, - твёрдо.
- Хорошо, - она провернулась на крутящемся кресле. – Давай поболтаем. Как твоя молодая жена?
- Ну… она красивая.
- Это я знаю.
- Знаешь?
- Это первое, что я о ней узнала, узнаю и похоже… буду узнавать, к тому же, я её видела, и она действительно красавица, тебе несказанно повезло, Симон Брахими, везунчик и красавчик.
- Хм, - он лишь ухмыльнулся.
- Что не так, Симон? Серьёзно? Ты можешь со мной поговорить… ты же знаешь. У вас не получается? Она тебя не удовлетворяет… или ты её? – после молчания в окно её собеседника.
- Как-то так.
- Ожидаемо… судя по тому, что ты о ней рассказывал… Ты бы с ней помягче, что ли… уговорами, ласками, по чуть, если ты будешь набрасываться, как я помню, на невинную девушку, она попросту испугается.
- Да не набрасываюсь я! – словно взрываясь. – Не набрасываюсь! Куда уже мягче? Ещё больше уговаривать? Я, блядь, только и делаю, что уговариваю её, я мягок, терпелив, деликатен, как она хочет, когда она хочет… только знаешь что? Она не хочет. Никак. И никогда. Такое может быть, Анжел? Я ничего в этом не понимаю, может, она больна чем-то? Гормонов не хватает… эстрогенов там каких-нибудь, а? Ей девятнадцать лет, она такая красавица… как так?!
- Симон, я тебе говорила, что рано ты… И ничем она не больна, во всяком случае – вид у неё цветущий, просто женская сексуальность просыпается к тридцати годам, так часто бывает. А у тебя сейчас из ушей прёт, не совпало у вас, понимаешь?
- И что? Мне теперь ждать её тридцати? У меня яйца к тому времени отвалятся!
- Вручную.
- А то я не знаю…
- Симоша, ну не может быть настолько плохо, что, вообще не даёт, что ли?
- Не, так-то каждый день, почти… кроме аварийных, но… как на похоронах, понимаешь? Всё медленно, печально, неспешно… стоит чуть надавить, слегка позу поменять – трагедия… и… можешь мне ответить, только честно?
- Я всегда с тобой честно говорю.
- Я дерьмовый любовник? Ты кончала со мной?
- Ты охеренный любовник, Симон, лучший из тех, кто у меня был… Ты же понимаешь, что мне есть с чем сравнивать. Ты – водородная бомба, а не мужчина. Тебя уже нет, а вспышки ещё есть.
- Тогда почему она НИ-КОГ-ДА?
- Не созрела, дай ей время и прояви настойчивость, что ли… изобретательность. Сам выбрал такую. Или ты думал, что она р-раз – и из скромницы превратится в секс-бомбу?
- Вообще-то думал, - недовольно пробурчал.
- Ну... ты ошибся, Симон. Вон там, в шкафчике, коробочка.
- Какая коробочка?
- Коробочка с надписью «Терпение», а рядом такая же «Развод», и только тебе выбирать.
- Какой развод? – он почти заплакал. – Я люблю её, я так её люблю, мне дышать больно, но при этом мне уже от собственных фантазий стыдно! Не то что реальных действий… у меня, кажется, всегда стоит, а она всегда не хочет… и это ещё хуже, чем раньше. Тогда я хотя бы верил, что это изменится, а сейчас?!
- И сейчас верь… это изменится, просто не скоро.
- Я пойду.
- Иди, - в дверях. – Изменится, только с тобой ли, мальчик… - про себя.
Она не успела сесть за стол, как дверь снова открылась. Снова Симон, он зашёл и встал посредине небольшого кабинета, смотря прямо перед собой, молча.
- Был уверен, что будешь верен своей Юле, трахаясь ещё до свадьбы с другой?
- Это другое, я тогда не был женат.
- Конечно, конечно, - она встала рядом, - дверь закрой, ты же за этим пришёл?
- Да, - коротко, - но это ничего не значит.
- А что это должно значить? - расстёгивая белый халат. – Есть ты, я, секс. Мне нафиг не впали твои моральные мучения… тебе мои. Так?
- Да, - он легко поднял женщину, прижимая к себе, отмечая, что она почти невесомая в его руках, хрупкая, словно ломкая… Кожа была мягче, против атласной кожи Юли, на которой не были видны дефекты или недостатки. Он видел родинки на шее, едва заметные морщины у ключицы, прикоснулся губами к этому месту, почувствовав жар и ураганное кровообращение.
Он привычно провёл рукой, аккуратно, почти не касаясь, когда услышал на ухо:
- Я не сахарная, со мной можно… со мной нужно всё.
И это были последние слова, что он услышал, когда внешние раздражители перестали существовать. Он брал, отдавал, сходил с ума, кусал, позволял делать с собой всё, что только взбредёт в голову его партнёрше.
Он приехал к ней поздно ночью, зная, что жена ночует у родителей и, наконец, имел возможность выхлестнуть всё то, что копилось в нём эти бесконечные месяцы. Копившуюся неудовлетворённость, неуверенность, страсть, накал, боязнь испугать. Анжелу невозможно было испугать или удивить, она соглашалась на любые, почти безумные эксперименты, была открыта и бесшабашна.
Он бы, не думая, отдал что угодно, заплатил любую цену за десятую часть открытости Анжелы в его жене, но увы. Юля была неспешна, а он с ней – терпелив и деликатен, он был уверен, что дождётся свою Юльку, когда-нибудь он её разбудит, придёт её время, пусть и к тридцати годам, но пока… пока обстоятельства были выше.
Он растворялся в женских ласках, в жёстких толчках, в криках, в прикушенных губах, в откровенных ласках, когда её губы творили невероятное с естеством Симона, и он отвечал тем же, когда он проходил грань за гранью, стирая грани, утопая в чувственных удовольствиях…
Не умея совместить в своём молодом теле, в горячей крови, любовь к невероятно красивой женщине и жгучее желание быть любимым именно телесно, видеть проявление любви телесной, не прятаться за «стыдно» и «не сейчас», а даря, давая и забирая, он разделил свою жизнь, надеясь, что однажды, всё само собой встанет на свои места.
Я не хотела выкладывать этот ауттейк, но... картина должна полной. :-)
т.к. он совсем маленький, следующая глава завтра.
Источник: http://robsten.ru/forum/75-1904-7