Глава 3.

Фельдшер скорой помощи был молодым, со светлыми взъерошенными волосами, которые торчали, словно солома. В синей форме и стоптанных, некогда белых кроссовках, он был похож на воробья ранней весной, что выпрыгнул погреться на солнышко и попал в обледенелую лужу.

- Юлия Владимировна, - говорил он так, словно устал повторять, - давайте в восьмёрку, хорошая клиника, там чистенько, ремонт недавно был…

Сидевшая напротив на стуле девушка, со следами яркой помады на бледном лице, поджимала упрямо губы и качала головой.

- Нет.

- Ну, хорошо, - он громко, даже демонстративно, захлопнул папку со стопкой казённых бумаг.

- А?

- Что? – голос казался раздражённым.

- Может, укол?

- Какой укол, девушка? Нельзя при остром животе… нельзя, вы же должны это понимать.

Юля сжалась от упрёка в словах фельдшера, она должна была это понимать и понимала, но боль была невыносимой.

- Юль, - сидевший рядом Витя, однокурсник, аккуратно причёсанный, в ладно сидящем на нем свитере и начищенных ботинках, - Юль, потерпи,  давай я тебе помогу, - приподнимая за талию, позволяя на себя опереться.

Витя был невысокого роста, ниже Юли, ненамного, но это ощущалось. Когда-нибудь он наберёт мышечную массу, потом жирок и станет степенным и, возможно, лысоватым, а пока молодой парень смотрелся мелкокостным рядом с высокой Юлей, которая была очень худой, но из-за роста и красоты это мало кто замечал. Красота, яркая красота девушки бросалась в глаза, умелый макияж подчёркивал изящные черты лица, пряди волос спадали по плечам, и даже слегка размазанная тушь только подчёркивала глубину её взгляда, в котором мелькала странная  для подобной внешности неуверенность в себе – щенячья.

- Давай, поеду с тобой, - предложил Витя.

Он был уже одной ногой в скорой помощи, когда фельдшер отодвинул парня, со словами:

- Только родственники, - и, усаживая девушку на маленький стульчик рядом с носилками с подранным кожзаменителем, - поехали, Николай, - в сторону водителя.

Девушка отвернулась к окну, фельдшер задержал взгляд на тонком профиле, пробежался глазами от губ к  шее, и, словно удивившись чему-то, усмехнулся про себя.

Карета скорой помощи больше напоминала тыкву, она скрипела на кочках, разбитая подвеска издавала странные звуки, когда же Юлю затошнило, и она потянулась к окну – оказалось, что оно не открывается.

- Приляг, - сказал белобрысый воробей, - давай, давай, прямо в куртке можно, - в голосе слышалось сочувствие, Юля благодарно посмотрела на своего спасителя и, повернув голову вправо, стала ровно дышать.

Ей казалось, что как только она переступит порог Областной больницы, все её проблемы решатся: уйдёт боль, странный фельдшер начнёт улыбаться, помада, оброненная в лекционном зале, вернётся в сумочку… Но она ошиблась. Фельдшер быстро отдал сопроводительные документы, спросив ещё раз на прощание:

- Точно нет паспорта? – и практически убежал.

Металлический стул был неудобным. Неудобно было всё – сидеть, стоять, лежать.

Ей хотелось обратить на себя внимание, но, глядя на людей – мужчин и женщин, бледных, с полиэтиленовыми пакетами, наскоро собранными родственниками перед отправкой в больницу, – ей показалось, что она подождёт. В порядке очереди. На общих основаниях.

- Юля? – услышала она от смутно знакомого мужчины в белом халате, - что ты тут делаешь?

- У меня живот болит, - скорее прошептала.

- Живот? И почему ты сидишь здесь?

- А где?

- Поднялась бы… так, иди за мной, идти можешь?

Юля могла идти, во всяком случае, в положении, когда не нужно сгибаться, её организм хоть как-то функционировал, а не заставлял перегибаться от боли.

Двадцать минут, проведённые в смотровой, казались вечностью. Голубой кафель со светлыми разводами делал помещение ещё более холодным и отстранённым.

Идея вызвать скорую помощь уже не казалась такой умной, в общей сложности ей не оказывалась никакая помощь уже два часа - это со времени поднятой брови фельдшера и слов: «Вы уверены, девушка?» Она была уверена, тогда, сейчас уверенности становилось всё меньше… Вспоминались слова о восьмой клинической.

Зашедшие люди в хирургических костюмах – обычных, типовых, Юля не один раз видела такие,  приветливо улыбнулись.

- Ну-с, Юленька, что тут у нас?

- Живот…

- Угу.

После дежурных вопросов, ответов, пальпации, шуток, подмигиваний и даже заигрываний, которые были предназначены скорее для отвлечения  светловолосой молоденькой и, бесспорно, красивой девушки,  она узнала, что нужно подождать ещё «совсем чуть-чуть».

С ней остался доктор постарше, сейчас Юля вспомнила, что она знает его, он расспрашивал о здоровье мамы, бабушки, интересовался, определилась ли она со специальностью, именами её профессуры и планами на будущее, пока в смотровую не зашёл врач, слишком молодой, как казалось, выглядевший усталым, смотревший словно бы поверх.

- Юрий Борисович, приветствую, - сказал доктор постарше, - вот, похоже, твоё. Это Юлечка, дочка Владимира Викторовича, прошу любить и жаловать.

- Что ж, полюбим… и пожалуем... – улыбаясь, - животик покажи.  Тут больно? А тут? А так? Угу… хм. – Это «хм» не предвещало ничего хорошего, Юле стало нехорошо от этого «хм», ещё больше, чем было утром или три дня до этого, или неделю.

Пара перекинутых слов, пара взглядов, перебор пальцами по столу, усталый вздох, словно Юрия Борисовича терзают сомнения, а более старший коллега одобряет его дальнейшие действия. Всё то, что обычно скрыто от глаз пациента, только если пациент не дочь заведующего гинекологическим отделением Областной больницы, куда её и привезла карета скорой помощи, вызванной в  медицинский институт, где она только-только начала учиться,  прямо с последней пары.

Далее следовали типовые вопросы, с типовыми ответами, по кругу. Кафель начинал давить, действие обезболивающего, которое она уколола себе,  испаряться, а вопросы раздражать.

- Половой жизнью с какого возраста живете, Юлия Владимировна?

- Я… не… я не живу.

Юрий Борисович сидел за маленьким белым столиком, быстро делая отметки в истории болезни.

- Юля, тебе же известно, что такой врачебная тайна?

- Да.

- Тогда ты должна понимать, что я не скажу твоему папе.

- Я. Не. Живу, - показалось, что уши покраснели.

- Хорошо, давай пройдём в кабинет УЗИ, потом поднимемся в палату…

- А что со мной?

- Ничего, что мы не сможем решить, встать можешь? – Юле показалось, что голос звучит ещё более устало, ей вдруг стало стыдно. Кому, как не ей знать, что врач этого отделения, приходя домой, вытягивает ноги на ближайший стул и, закрыв глаза, слушает тишину, что порой синяки под глазами не проходят даже после двух дней выходных, а дежурства задерживаются на неопределённое время.

Кабинет УЗИ был затемнён, женщина приветлива, на слово «трансвагинально» Юрий Борисович покачал головой и сейчас, хмурясь, смотрел на монитор, иногда бросая взгляд на Юлю, от этого взгляда становилось не по себе.

- Ну что ж… пойдём в палату, Юлия Владимировна.

- Ей нет восемнадцати, - ответили за Юлю, - ты как собираешься? Отцу дозвонились?

- Придумаем что-нибудь, - одобрительно улыбнулся в испуганные глаза Юли.

- Её нужно в педиатрию, срочно!

- Не нужно.

Врачи отошли в сторону под благовидным предлогом, спокойно глядя друг на друга и девушку.

- С ума сошёл?- женщина старалась говорить тихо, но кабинет УЗИ хоть и большой, но пустынный, создал эффект эха, и Юля слышала всё.

- Там сегодня Семёнов, ты бы отправила свою дочь этому коновалу, а? – практически шипел Юрий Борисович, - я знаю, что ей нет восемнадцати. Я беру ответственность на себя.

- Ну да… что остаётся? - вздохнула женщина. При этих словах Юле стало ещё хуже, чем было, боль пронзила живот от правого бока до спины, словно острым, калёным, жгучим железом, она всхлипнула.

- Юлия Владимировна? - доктор в хирургическом костюме.

- Юля, - огрызнулась.

- Хорошо, Юля, пойдём в палату, там поговорим.

- В палату? Мне же нет восемнадцати!

- Угу, матрас тебя об этом спросит, но ты не признавайся, договорились? - Юля увидела, как впервые этот человек улыбнулся, да, он надсмехался над ней, но от этой усмешки ей стало легче.

Палата была отдельная, медицинская сестра, кажется, излишне суетилась, бесконечно за что-то извинялась, отчего Юля успела устать.

- Хорошо, Юля, - сказал Юрий Борисович, когда она уже лежала в какой-то странной ночной рубашке огромного размера с казёнными печатями на плече и подоле, - мне нужно тебя осмотреть, ты понимаешь, о чем я? На кресле. Ты понимаешь – как?

Юля понимала…

- Это может сделать кто-нибудь другой?

- Женщина? – он улыбнулся.

- Да.

- Нет, Юля, сейчас вечер, завтра суббота…

- Я папу подожду.

- Твой папа в Красноярске, и сейчас осмотреть тебя могу только я, - он словно проговаривал слова по слогам, - мы не можем ждать твоего папу, не можем ждать даже утра… Скажи, что ты принимала?

- Ничего…

- Юля, сдаётся мне, что ты лукавишь, итак?

- Баралгин…

- Сколько?

- Пять кубиков… утром… и днём…

- Отлично, я жду тебя в смотровой, прямо по коридору.

- Я не приду.

- Юляяя… давай так. Твой папа врач?

- Врач.

- Он мужчина?

- Да…

- Так кому, как не тебе знать, что ничего страшного и предосудительного в этом нет…

Коридор казался слишком длинным, медицинская сестра – слишком навязчивой, мама – слишком далеко, а Красноярск – недосягаемым. Юля, с раннего детства вращаясь в кругу друзей отца, должна была выработать спокойное отношение, но сейчас она испытывала приступ паники, хотелось убежать, запахнуть огромную ночную сорочку  вокруг своего тела  и бежать вдоль бежевых стен с деревянными перилами.

- А помнишь, мы уже встречались? – сказал с улыбкой Юрий Борисович. Юля не помнила, не хотела помнить, она хотела зажмуриться, чтобы всё прошло, чтобы стыд, что сковал сейчас её внутренности настолько сильно, что даже прошла боль, поглотил её целиком. От мысли, что её будет осматривать мужчина, становилось не по себе, и знание, что этот мужчина – знакомый, не придавало смелости.

- Садись, - он показал рукой на кушетку, Юля неуверенно смотрела, - просто садись, на попу. Ты по-прежнему боишься ездить на мотоцикле?

Юля вспомнила этого врача со спокойным, немного усталым взглядом. Больше года назад она зашла к папе на работу, ей было необходимо забрать лекарства для бабушки, сидя в просторном кабинете, она разглядывала справочную литературу и картины на стенах, которые видела уже не один раз, не велико развлечение – кабинет заведующего. Стопка медицинских карт, бумаги, снимки, книги. Владимир Борисович всегда задерживался, все к этому привыкли. Юля пришла заранее, в надежде перехватить папу – ей необходимо было сегодня сдать зачёт, но отца не было. Она нервно подёргивала ногами в самой простой обуви, а пальцы теребили маленькие белые пуговицы на блузке – хлопковой, простого кроя, с круглым воротничком и бантиком под ним, из атласной тесьмы. Зашедший Владимир Борисович быстро извинился перед дочкой, он прижал её к себе, шепча: «Прости, прости», и напряжённые плечи Юли расслабились, она улыбнулась – открыто, ноги перестали отбивать бесполезную чечётку, а руки просто опустились вдоль тела.

- Держи, - протягивая зелёный пакет.

- У тебя есть обед? – спросила Юля.

- О, да, думаю, всё наше отделение не погибнет голодной смертью благодаря тебе, Юленька, - Владимир Борисович улыбался дочери, создавалось впечатление, что он любуется ею, восхищается, - ты сильно опаздываешь?

- Сильно, - вздохнула девушка.

- Плохо… ну, беги, - быстрый поцелуй, и Юля, разворачиваясь, столкнулась с другим врачом в кабинете, совсем молодым, скорей всего – интерном, он стоял поодаль, будто отошёл, чтобы не мешать, но быть рядом. Когда девушка выбежит из кабинета - они вернуться к тому, на чём закончили разговор со своим руководителем.

- Подожди-ка, - услышала за своей спиной. – Ты на колёсах? - Владимир Викторович спрашивал предполагаемого интерна.

- Да.

- Тебе уже пора, подбрось Юленьку, вам в одну сторону.

- Без проблем.

- Ну, давай, только смотри, чтобы без проблем.

Поговорив с папой, Юля вышла вслед за заглянувшим доктором, который сказал, что его зовут Юрий, и в удивлении смотрела на «колеса» - самый обыкновенный мотоцикл. Может, он был немного больше обычного… но это был мотоцикл – один из самых опасных видов транспорта…

- Никогда не ездила?

Юля с сомнением смотрела на мотоцикл, ещё с большим - на молодого врача, и отводила глаза в попытке скрыть своё главное сомнение.

- Держи, - парень протянул её круглый шлем, она натянула его на голову, ощущая себя глупо и, сжав плечи, ждала дальнейшей команды.

- Садись, - Юрий уже сидел, перекинув длинную ногу через сиденье, и ждал. Она неуверенно присела, стараясь минимально прикасаться к мужчине, и, услышав гул под позвоночником, зажмурила глаза. Они проехали совсем немного и на очень медленной скорости, когда, остановившись у обочины, рядом с широким газоном со свежей травой, Юрий сказал:

- Я проходил практику в травматологии… поэтому мы поедем медленно, но это всё равно быстрей, чем на общественном транспорте. Ты как?

- В травматологии?

- Да. Только идиот не боится, но поверь мне… я очень аккуратно, ладно?

- Хорошо.

Они проехали едва ли до конца газона.

- Эм… Юля, держись за меня крепче.

- Что? – Она почти шептала.

- Крепче, плотней держись, знаешь как?

- Как? – она отступила на шаг, как будто собиралась издалека посмотреть, как же нужно держаться, когда оказалась прижатой спиной к мужской груди и руки обхватили её крепко за талию, нагибая влево и вправо.

- Так примерно, давай, возьмись за мою спину.

Юля аккуратно, практически только за светлую рубашку в мелкую, едва видную клетку, взялась за парня.

- Ну?

- Что ну?

- Ты будешь держаться крепче?

Она резко отпустила руки и собралась уйти, её глаза смотрели зло и с неприязнью, от шеи медленно поднимался румянец, задевая уши и кончик носа.

- Юля? – парень всмотрелся в лицо своей спутницы, так, как будто увидел её секунду назад, - в чём дело? Я испугал тебя? Прости.

- Это неприлично… - скорей прошептала.

- Непри… неприлично? Юленька, неприлично будет, если я разобью дочь своего непосредственного руководителя, а прижаться во время езды… - он продолжал всматриваться в лицо девушки, ставшее ещё красивей от гнева и сильного стыда. - Ладно, я знаю, что нам поможет, подождёшь меня? Только обязательно подожди!

И, быстро прокрутив ручку стартера, рванул с места, вернувшись почти сразу, он протянул Юле тёмную кожаную ткань – куртку, – плотную, жёсткую, прошитую спереди и сзади грубыми стежками.

- Надень, - под вопросительный взгляд, - я так ничего не почувствую, - во вспыхнувшие алым щеки своей собеседницы. – Это куртка моей жены, так что  я знаю, о чём говорю, поехали? Держись крепче, крошка.

Она облегчённо вздохнула от насмешливого тона и, прошептав: «Поехали», уселась на мотоцикл.

Сейчас Юрий Борисович смотрел так же слегка насмешливо, он рассказывал что-то о двигателе и проблемах с ходовой, тогда как быстро положил пелёнку на кресло и рукой притянул к нему девушку. Отвернувшись, пока она собиралась духом и устраивалась удобней, как ей казалось, максимально натянув подол странной ночной рубашки на живот, она ждала, когда Юрий Борисович перестанет рассказывать про свой мотоцикл и обратит на неё внимание. Поймав его взгляд, она вдруг с ужасом поняла, что он уже давно не рассказывает, подол рубашки немного приподнят, его руки устраивают коленки Юли, а сам он тихим, но убедительным тоном говорит:

- Всё, уже почти всё, сейчас мы только посмотрим… так, давай, животик расслабь, Юуууууууууля, надо.

Зажмурив глаза, она услышала:

– Всё, вставай.

- Что со мной? – повторила она свой вопрос.

- Юленька, нам понадобится небольшое хирургическое вмешательство… срочно.

Это было последнее, что она услышала, до потока своих слез, когда она отказывалась от какого-либо вмешательства, просила подождать папу и, в конце, всхлипнув особенно громко, согнувшись от прострелившей боли, скорее пропищала.

- Я умру…

- Ты не умрёшь, это рядовая операция.

- Умру… я умру.

- Юля, ты же храбрая девушка, ты не умрёшь.

Паника холодной волной накатывала на Юлю, её начинала бить мелкая дрожь, не было ни единого сомнения, что она умрёт, умрёт сегодня, когда папа в Красноярске, а мама с труппой на гастролях. И даже бабушка на даче, и нет никакой возможности сообщить. Она старалась плакать тихо, где-то на краю сознания она понимала, что её страх необоснован, будучи дочерью врача, она понимала, что будь у неё – дочери заведующего отделением что-то, угрожающее жизни, уже был бы вызван не один врач, с огромным послужным списком и клиническим опытом. Она понимала, что это всего лишь паника, скорей всего – переизбыток эмоций и действия препаратов, кажется, она все-таки переборщила с обезболиванием… и именно от этого у неё кружилась голова. И ещё от страха. 

- Умру, - всхлипнула она спине, которая выходила из смотровой, сказав что-то про подготовку к операции и анестезиолога, - умру, - и заплакала, её буквально раздирали рыдания, не было никакого шанса, что она возьмёт себя в руки…

Юрий Борисович тяжело вдохнул, словно Юля раздражала его, мешала его планам, присел рядом на кушетку и, улыбаясь, как бы через силу, сказал.

- Юля, ты же умная девушка, учишься в медицинском, твой папа врач… Ты прекрасно понимаешь, что не умрёшь, не надо плакать, потом голова сильней болеть будет… у?.. Давай не будем…  - вдруг он потянул её на себя, усадил на колени, как маленького ребёнка, и начал уговаривать её затылок, что она, конечно, не умрёт. Что будет жить ещё очень долго, что придёт работать к ним в больницу, что не пристало такой красивой девушки плакать из-за какого-то глупого врача, который решил напугать её… Он всё говорил и говорил, рассказывал о течении операции, о послеоперационном периоде, о том, что Юле следует ждать, как себя вести, он давал очень подробные инструкции. Потом он спрашивал о её молодом человеке, о его успехах, и даже похвастался достижениями своей жены, потом снова возвращался к инструкции, проговаривая. При этом, на каждое слово, его рука проводила по Юлиной руке – словно вглаживала в неё знания, чтобы Юля не испугалась, не растерялась, не перепутала. И, наконец, уже в операционной, после всех нужный процедур, последнее, что помнила Юля – это подмигивающий, насмешливый взгляд и шёпот сквозь маску:

- До встречи, я буду в палате.

За время, что она приходила в себя, ей казалось, что Юрий Борисович действительно был в палате. Она отчётливо помнила его раскинувшуюся на стуле фигуру с вытянутыми вперёд ногами, а потом склонённую к спинке голову.

Утром же никого в палате не было, да и сама палата выглядела по-другому. Стены показались более светлого тона, обнаружились шторы на окне и цветы в небольшой вазе на тумбочке рядом с кроватью. Она попыталась пошевелиться – стало больно, вскоре пришла улыбчивая медицинская сестра, она терпеливо ждала, когда Юля ей скажет температуру, сделала два укола со словами: «У меня лёгкая рука», и оставила Юлю одну.

Зашедший Юрий Борисович казался бодрым, глядя на него Юля решила, что он приснился ей – невозможно быть таким весёлым и полным энтузиазма, если ночь провёл на неудобном стуле, но уточнять не стала. Он внимательно осмотрел, немного поговорил, показал кнопку срочного вызова и, сказав, что заглянет вечером, вышел.

Вечером он зашёл с большим пакетом.

- Тебе бабушка передала, я съездил.

- Вы съездили?

- Да. У неё давление, мы с твоим папой решили, что лучше ей дома побыть… папа приезжает завтра утром, маме не стали сообщать. Тут тебе ночная рубашка… сама разберёшься… так, а почему я вижу обед на тумбочке?

- Я не хочу есть.

- Не хочешь есть? Невкусно? Знаешь, моя жена хорошо готовит.

- Это готовила ваша жена?

- Да.

- Простите. Но я не хочу… - она ещё раз посмотрела на тарелку и отвернулась.

- Юля? На этом месте подробней. Отсутствие аппетита…

- Нет у меня никакой инфекции!

- Разве? Давай-ка…

- Я толстая!

- Что – ты?

- Толстая! А женщина должна быть немного анорексичной.

- Нельзя быть немного анорексичной, как нельзя быть немножечко больной или чуть-чуть беременной,  и ты не толстая, Юля, у тебя явный недостаток веса… как давно ты ела?

- Эм…

- Хорошо, ЧТО ты ела?

- Салат.

- Какой салат?

- Листья салата! Я ела салат из зелени… я толстая, - она устала оправдываться, - толстая.

- Хорошо. Ты толстая, но сейчас ты съешь всё, что в этой тарелке, и мы посмотрим, как это усвоится, я не уйду, Юля, пока ты не съешь.

- У меня болит… там, режет, словно раскалённым гвоздём, - Юля показала на пластырь на животе.

- Знаешь, не заговаривай мне зубы, показывая своё пузико… ты всё равно съешь.

Тарелка опустела раньше, чем Юрий Борисович успел улыбнуться. Она сидела, облокотившись  на подушку, пока он держал тарелку, и задумчиво смотрел на совсем юную девушку. У неё была послеоперационная бледность, сухие губы и синюшность под глазами. Она была невероятно худенькой, практически за гранью нормы, но тонкие черты лица и плавные движения сглаживали угловатость. Она смотрела, смущаясь, иногда отводила глаза, но чаще смотрела открыто, её взгляд выражал любопытство и живость ума, она словно анализировала всё, что происходило вокруг.

- Тебя что-то ещё беспокоит? – спросил, вглядываясь.

- Вы такой внимательный, потому что я дочь вашего начальника, да?

- Давай, это будет официальная версия.

- А неофициальная?

- Никому не говори, я хотел быть педиатром, в некотором роде ты исполняешь мою мечту.

- А стали гинекологом?

- Ну… почти смежная специальность, - он улыбнулся, - пока я не ушёл, тебе ещё что-нибудь нужно?

- Позовите мне медсестру. 

- Хорошо, но, может, я могу помочь? Я все-таки врач…

- Нет, вы не можете.

Выйдя он вернулся.

- Юля, медсестра будет минут через пятнадцать, какие у тебя трудности? – в упрямо отведённый взгляд. - Юлия, я твой лечащий врач.

- Я писать хочу.

- И?

- Я боюсь встать.

- Ты не вставала? А куда эта… смотрела… не вставала? Юля, ты можешь встать и сделать свои дела, это не опасно.

- Я боюсь.

Она снова увидела этот взгляд, как будто она раздражает его, и он устал от капризов.

- Давай, вставай, - он приобнял её и аккуратно поставил на ноги, - пойдём, сделаем свои дела… переоденем ночную сорочку, а то эта тебе велика, да и не такая уж и симпатичная… идём… не больно.

- Больно вообще-то.

- Конечно, но признай, что вчера было больней, однако, ты ходила. И сегодня можешь… у тебя совсем малюсенький шовчик, совсем, он не разойдётся…

Так, с уговорами, они добрались до уборной в палате, где, придерживая её за плечи, он спросил:

- Сама?

- Сама…

- Я рядом.

И, уже усаживаясь на кровать, в чистой ночной рубашке, на чистую простынь, которую принесла медсестра, улыбаясь, она услышала шум за дверью. Юрий Борисович вопросительно смотрел на Юлю, потом на дверь.

- Девушка, - говорил парень с темными вьющимися волосами, - девушка, милая, я ещё раз повторяю! Ещё раз! В этой палате моя невеста, и нет никаких шансов, что вы меня не пустите. Я обошёл злыдню в гардеробе... девушка, отойдите. – И, улыбаясь Юле, он попросту поднял сестру и, переставив за дверь, закрыл эту самую дверь перед возмущённым лицом.

- Привет, лапуся, как ты? Маленький, я только узнал… твоя бабушка позвонила, маленький, почему ты не сообщила раньше?

- Ты же на сборах.

- На каких сборах, какие сборы, когда мой маленький в больнице, тебя обижал этот злой мужик? – Он показывал глазами на Юрия Борисовича, который, похоже, наслаждался разыгрывающийся мизансценой.

- Нет, он мой врач.

- Ах, врач, ну, врачу можно находиться в твоей палате… здравствуйте, я Симон, - представился парень Юрию Борисовичу, - жених Юли, с ней всё в порядке? Я так испугался… - его взгляд бегал от врача в зеленоватой форме к бледной девушке, и обратно, было видно, что парень напуган не на шутку, и все эти улыбки и шутки скорее чтобы развеселить худенькую, красивую дочку заведующего гинекологическим отделением. Было видно, что за бравадой скрывается сильный страх и, возможно, юношеская влюблённость – острая, отчаянная, какая бывает только в молодости.

- В полном порядке… Симон? Я Юрий Борисович, присаживайтесь, Симон. – Он указал на стул, на котором, как думала Юля, её врач провёл ночь.

- С Юлией всё будет в абсолютном порядке, но ей необходимо поправиться. – Он посмотрел на внимательно слушающего парня, кинул взгляд на покрасневшую Юлю, продолжил. – На данный момент её репродуктивная функция… возможность иметь детей - не пострадала, но необходимо набрать вес. Необходимо! Её анализ крови указывает на недостаток многих питательных веществ, это может закончиться печально… - Он смотрел прямо на Юлю. – Необходимо набрать минимум, МИНИМУМ пять килограмм.

- Хорошо, она поправится, я обещаю, - всё, что ответил парень с карими глазами.

- Каких это веществ? – возмутилась Юлия.

- Важных! – отрезал человек в зеленоватом костюме… - Жизненно важных, - ещё раз подчеркнул для парня, который выглядел так, словно готов прямо сейчас скупить половину продуктового магазина и накормить свою невесту, несмотря на её протесты, и с довольной улыбкой двинулся к двери. - И… Симон, ночуй в ординаторской, с Юлей спать не желательно, а стул очень неудобный.

Спасибо всем, кто читает.
Наташа.