Глава 8.

Через год.

Тёплое израильское солнце мягко грело, окутывая теплом и светом. До Нового года оставалось чуть больше недели. Сергей вытянул ноги на лавочке в небольшом парке, вокруг частного клинического комплекса. Последнюю пару ночей он плохо спал,  сон практически не шёл к нему. Он надевал пижаму, ложился на соседнюю кровать, стоявшую у противоположной, от кровати Марины, стены комфортабельной палаты, смотря, как быстро под действием препаратов засыпает его жена. Практически моментально.

Он садился с ней рядом и смотрел, смотрел, смотрел… потом ложился рядом, аккуратно, зная, что не разбудит, но всё равно опасался, и забывался в какой-то болезненной полудрёме.

Им были необходимы время и технологии, это никогда не совпадало. Время всегда бежало впереди, сейчас, казалось, они запрыгнули в последний вагон уходящего поезда, но время и тут оказалось на шаг впереди. Марине помогли, насколько это было возможно, она даже стала улыбаться, чего не случалось с ней почти с лета… иногда она вела лёгкие непринуждённые беседы, порой увлекалась книгой, но через время – забывала. Время… время всегда бежало впереди.

Посидев немного в невесомой прострации, Сергей достал телефон и провёл пальцем по экрану, ухмыльнулся изображению на рабочем столе и набрал нужный ему номер.

- Да, - раздалось через тысячи километров.

- Фенек…

- Фенек, Фенек, я Вомбат, приём, как слышно, - смешливое.

- Дурёха ты, - Сергей улыбался так, словно видел Ксюшу перед собой, её улыбку, остренькое личико, веснушки, которых прошлым летом высыпало больше, волосы до плеч, он готов был поклясться, что в это мгновение он ощутил аромат её духов.

- Серёжа, когда приедешь?

- Завтра.

- А придёшь?

- Не терпится меня увидеть?

- Не терпится, три недели – это долго.

- Да, Фенечек, три недели – это долго, я постараюсь вечером заскочить, но не обещаю, сама понимаешь…

- Понимаю, - буркнула, и Серёжа, конечно, сделал вид, что не заметил её обиды.

Как всегда… не замечал. Не видел. Устанавливая свои правила. Требуя их выполнения. И сам же срывался порой, отправляя к праотцам свои намерения.

Он любил Ксюшу. До боли под веками, в груди, иногда до слёз.

И он любил свою жену… он не мог её не любить, перестать любить… она была его дыханием, его ребром, его семьёй и смыслом его существования на этой грешной земле.

Он давно приходил к Ксюше, как к себе домой, считая её дом своим домом. Не потому, что за год сменил практически всю обстановку в квартире, и в ванной комнате были его средства гигиены, а потому, что в этом доме жила его Фенек.

Родная, иногда ревнивая, вздорная, порой рассудительная не по годам, и любящая его.

Он видел, как тяжело ей давалась их связь, лёгкость первых месяцев прошла, придавив осознанием того, что этот вагон не сдвинется из тупика, он поставлен там на вечную стоянку.

Она боролась. Отчаянно. Бросала его, возвращалась, испытывая терпение своё и Сергея.

Первый раз он вспылил на её «между нами всё кончено» - это был не его сценарий, но, посмотрев в глаза с рыжей крошкой, принял это «кончено».

Продержавшись меньше суток, он приехал к дому Ксюши и, дождавшись, когда утром она выйдет из дома, подъехал…

- Что ты здесь делаешь?

- Люблю тебя, - ответил первое, что пришло в голову.

- Люби в другом месте, - отрезала.

- Не могу, в другом месте нет тебя.

Их не было на работе до обеда. Сергей ненавидел себя за надежду в глазах Ксюши, но он всегда был слишком эгоистичен, женщины всегда были для него, а не наоборот, поэтому уговорил, сломал её слабое, как соломинка, сопротивление, растирая его в порошок, срывая с её губ истеричный поцелуй.

Хотел бы он сказать, что отдавал отчёт своим действиям, когда возвращал её ещё раз, и ещё, порой опускаясь до откровенного шантажа, угроз или уговоров, едва ли не со слезами на глазах… Он не мог ей дать, чего хотела Ксюша – себя. Целиком и полностью.

Но и отпустить он её не мог тоже. Не желал даже слышать об этом.

Марина подошла под руку с Марией Антоновной, улыбаясь. Сергей не переставал радоваться такому, казалось бы, незначительному факту, как улыбка Марины. Обыденность для многих, для него это было бесценным даром…

- Прогуляемся, - он приобнял Марину, поправляя ей  платок на голове.

- Да, пожалуй, ещё же есть время?

- Конечно, есть, пойдём к морю, кинем монетку на счастье.

- Пошли.

- Идите, идите, - махнула рукой Мария Антоновна, - я пока вещи соберу, Серёжа, и твои тоже, ладно?

- Спасибо, - всё, что ответил, уводя Марину по тропиночке вниз, потом через дорогу, к набережной.

Перелёт прошёл хорошо, Марина не только поела, даже вздремнула на плече у мужа. Москва встретила крупными хлопьями снега и новогодними гирляндами. Телефон разрывался, неугомонная Юля названивала каждые десять минут, рассказывая, в каком радостном ожидании они все, какой вкусный пирог приготовили они с дедом, что Илья ушёл куда-то с друзьями, и его всё ещё нет… Она задавала тысячу вопросов и, казалось, вовсе не нуждалась в ответах. Сергей слушал щебетание дочки, поглядывал на Марину, сидевшую рядом, на Марию Антоновну, спящую на заднем сидении, и готов был продать душу дьяволу, чтобы этот день и это спокойствие в атмосфере не заканчивалось никогда.

Марина была на лечении с поздней осени, с ней поехала Мария Антоновна, Сергей же оставался дома, с детьми. В какой-то момент понадобилась его помощь, или, что скорее, он не выдержал острой тоски по Маришке и поехал туда же. В пыльный Израильский город, в клинику, утопающую в зелени и комфорте, взяв причитающийся ему ещё с прошлого года отпуск.

На сомнения он не оставил себе права, когда отец сказал просто: «Езжай сын, это тебе надо, а не ей, а за детьми я присмотрю, не младенцы уже». И, действительно, собрав небольшую сумку, приехал в квартиру Сергея и Марины. Каждый день отзванивался, «докладывая обстановку».

- Папа! – Юля подпрыгнула, подхваченная руками Сергея, и крепко-крепко, насколько хватило силёнок, обняла папу. Она так и оставалась самой маленькой в классе, и Сергей по прежнему волновался по этому поводу, он всё же сводив девочку к врачу, который не нашёл никаких отклонений в развитии или патологий.

Все суетились в прихожей, потом на кухне, где вовсю командовал отец, под улыбчивым взглядом Марии Антоновны. Привыкшая считать и эту кухню своей вотчиной, она немного раздражалась от перестановок, но вид подтянутого свата в фартуке не мог не вызывать улыбку.

За большим семейным столом, овальным, на огромной кухне, где целая стена была отдана под фотографии их семьи, долго разговаривали, обсуждали последние новости и ближайшие планы. Никто не заговаривал о дальних перспективах, позволяя себе заглянуть лишь немного вперёд… На день или месяц. Над всеобщей идеалистической картинкой повисала тревожность, превращая контуры людей в гротескные карикатуры…

- Илья, ещё не передумал по поводу института?

- С чего бы? Я всё решил.

- Молодец. Дерзай, с нового года надо будет на курсы ездить… поднатаскаешься, для поступления не так и важно, но лишняя разминка мозгам не повредит.

- Ага, - согласно кивнул.

- А я, когда вырасту, стану ветеринаром! – Юляшка.

- Вчера ты хотела быть певицей, - подшутил дедушка.

- Нет, певицей я и сегодня хочу быть, но стану ветеринаром.

- Это всё объясняет, - засмеялся Сергей планам Юли, которая меняла их чаще, чем наряды.

- Слуха у тебя нет, - ввернул Илья.

- Есть!

- Нет.

- Есть у меня слух, - насупилась, но тут же забыла, разглядывая подарки из далёкого, почти сказочного города. 

Юля нечасто выезжала за пределы страны, она была слишком мала, когда заболела Марина, а потом стало не до экскурсий и поездок. Мария же Антоновна опасалась ездить одна, полагая, что когда придёт время, тогда всё и посмотрит. «Илья вон сколько объехал, когда стал постарше», резюмировала тёща. Сергей не спорил.

Ближе к вечеру Марина практически уснула за столом, Сергей корил себя за её утомление.

Отец засуетился, спеша домой, Мария Антоновна тоже спешила проверить, как поживают её фиалки, которые она доверила соседке, но сомневалась, что «хоть одна живая душа выжила».

- Куда это ты собрался? – Илье.

- Да к ребятам, тетрадь по химии забрать надо…

- И давно ты не спрашиваешь, а ставишь в известность?

- Па, сейчас день почти. Ты дома, с Юлей есть кому посидеть, - вспыхнул, - мне надо тетрадь забрать, я быстро, - и хлопнул дверью.

Сергей только повёл бровью. Возраст.

- Мариша, спать хочешь? У тебя сейчас сон по расписанию, - улыбнулся.

- Чем это пахнет? - Марина в растерянности посмотрела по сторонам спальни, где её усадил на кровать Сергей.

- Ёлка, это ёлка, Юляша снова решила весь дом обставить, она говорила, не помнишь?

- А, да, - помнит ли? – Я прилягу. Но пахнет не ёлкой…

- Убрать? – Сергей потянулся к стволу ещё не наряженного дерева.

- Да нет… пусть стоит… если ты говоришь, что ёлка… мыльный запах какой-то, - она поворочалась, недовольно засопела и уснула.

Юляшка в своей комнате вырезала, один бог знает какую по счёту, снежинку. Новый год был её любимым праздником.

А Сергей просто смотрел на экран телефона и хотел сейчас, прямо сейчас, оказаться в другом месте. Он до боли в висках хотел увидеть Ксюшу. Увидеть, обнять, взять её, сначала жёстко, потому что он не хотел и не собирался сдерживать себя, а потом медленно, растягивая, даже смакуя удовольствие от близости её тела, запаха, полупрозрачных веснушек.

Сергей бросил взгляд на спящую Марину, зная, что она проспит минимум два часа, всё же сделал шаг в прихожую, предупредив Юлю, что скоро вернётся, и напомнил не шуметь, чтобы не разбудить маму. Юля пообещала. Илья по телефону ответил, что вернётся с минуты на минуту… и Сергей, прокрутив брелок с ключами, сел на Ланд Ровер, выруливая на широкий проспект, который приведёт его к Фенеку.

- Ждала? – он окинул взглядом широкополый шёлковый халат, которого раньше не видел на Ксюше, отметив, что он невероятно идёт ей. Или просто соскучился по Фенеку, и открой она дверь в линялой пижаме, эффект был бы тот же.

- Да, - улыбнулась и обняла, принюхиваясь, как зверёк.

- Фенечек, у меня никого нет, - он усмехнулся, - мне бы с тобой справиться, ненасытная моя.

- Ты не понимаешь, я просто скучала, так скучала, - он прижимал её, подняв легко, одной рукой, другой распушил её рыжеватые волосы, целуя в висок, опаляя дыханием.

- Почему же не понимаю, я тоже скучал, даже не дождался, когда Илья будет дома, приехал к тебе.

- Ооооооооо, - Ксюша удивлённо моргнула.

Она знала. Знала всё. Сергей рассказал, пришлось.

Весной, когда Ксюша в очередной раз объявила, что между ними «всё кончено», Сергей «наказал» Фенека. Он не просил вернуться, не уговаривал, игнорировал само существование девушки, смотря на неё, как на белую стену.

Но это не помешало ему заметить бледность кожи и синеву под глазами.

- Вы плохо себя чувствуете, Аксинья Владимировна? - тон был резким, вздрогнули, казалось, все присутствующие в бухгалтерии, включая Маргариту Петровну.

- Нет, всё хорошо, Сергей Павлович, не выспалась. 

- А вы высыпайтесь и будьте любезны на рабочем месте выглядеть достойно, а не как… - Сергей подавился словом, вовремя понимая, что перегибает.

- Хорошо.

Через пару дней Ксюша была так же бледна, казалось, даже веснушки, которые высыпали на светлой коже под первыми лучами весеннего солнца, попрятались, уступая место болезненной синюшности.

- Аксинья Владимировна, - он говорил тихо и как-то угрожающе, - наша компания оплачивает хорошую медицинскую страховку для своих сотрудников, потрудитесь сходить к врачу.

- У меня всё хорошо, просто голова болит, - Ксюша прикусила губу, потом отвернулась.

- Голова болит?

- Да! Болит! – она закричала на своё руководство при большей части коллектива, и сейчас все с нетерпением наблюдали за дальнейшими действиями.

- Хреново, что болит. Чтобы сейчас же записалась к врачу, а потом домой, быстро! – он не отошёл от её стола, пока она копалась в сумке, искала номер страхового полюса, дозванивалась диспетчеру, и отошёл только тогда, когда услышал время и дату приёма. Наплевав на удивлённые взгляды сотрудниц.

- Ох, Сергей Павлович, - раздалось от Маргариты, - что-то и у меня голова болит, может, и меня домой отпустите, а?

- Голова не жопа – завяжи и лежи, - отрезал и вышел, не глядя по сторонам.

В день, когда Ксюши не должно было быть на рабочем месте, она была.

- Ты почему не у врача?

- Всё прошло уже.

- Встала и пошла к доктору, мне тут лебеди умирающие не нужны, - начиная злиться.

- Вы обо всех своих сотрудниках так печётесь, Сергей Павлович?

- Нет, только об особо одарённых, Аксинья, - практически зашипел, даже Марго показала глазами, что мужчина перегибает палку. И без того ходили слухи про него и «новую бухгалтершу», но про Сергея частенько ходили слухи, но всё так и оставалось на уровне домыслов, почти семейные разборки не могли не привлечь внимания.

Выйдя из кабинета, он тут же набрал номер.

- Фенек, я серьёзно, жду тебя на парковке, мы едем к врачу.

- Но?..

- Нокать будешь потом, сейчас выходи, без разговоров, - и отбил звонок, точно зная, что Ксюша выйдет.

В поликлинике его не устроила расплывчатая формулировка врача, он требовал дополнительных обследований, вывалив на медперсонал и саму Ксюшу море терминов и аббревиатур.

- Да плевать мне, одобрит страховая или нет, - отрезал, - назначайте, за наличные.

- Дело ваше, - доктор протянул листок с рекомендациями, и Серёжа, схватив Ксюшу, как ребёнка, за руку, направился в регистратуру.

Ксюша была притихшей и казалась даже напуганной, когда всё же покорно зашла в кабинет, а потом отрешённо слушала человека в белом халате, который не нашёл никаких очагов или  отклонений.

- Ты придурок, - это она сказала в машине, бледными губами, - что за цирк ты там устроил? Вообще ненормальный, да?!

- Фенечек, прости меня. Да, я придурок, но я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится…

- Да что со мной может случиться? Ты теперь будешь по каждому поводу такие представления устраивать?

- Не по каждому… постараюсь, Ксюшенька, я построюсь держать себя в руках,  это сложно. Но ты и вправду была какой-то странно бледной.

- Месячные у меня были, - она посмотрела на любовника, как на ребёнка, - тебе ли не знать, вот и бледная. У меня гемоглобин низкий, а в такие дни ещё ниже, - она пожала плечами, - а ты что устроил… да и на работе дал повод почесать языками.

- Я извинился, - он завёл машину и закурил, не спросив разрешения, зная, что Ксюша не против этой пагубной привычки.

Кардиолог сказал ему бросать, но Сергей не считал нужным слушать кого-либо, если речь шла о его здоровье, наверное, как и любой мужчина.

- Ксюша, извини, я был неправ. Был. Не. Прав. – По слогам.

- Ну тебя, выставил меня не пойми кем, - на глазах наворачивались слёзы, Сергей не выдержал. И рассказал. Рассказал всё. От первого своего неверия до последней попытки лечения. Рассказал то, что не рассказывал близким людям, о чём молчал с отцом, что не говорил Марго. И никогда не скажет.

- Прости Фенечек, не надо было на тебя вываливать всё это, но я хочу, чтобы ты понимала, что я не могу, просто не смогу потерять тебя… как теряю её. И если для этого нужен скандал на работе – пусть будет.

Аксинья молчала всю дорогу, молчала, когда машина остановилась, и капли дождя стали стекать по лобовому стеклу, молчала, когда Сергей протянул руку, дотрагиваясь до холодных пальцев девушки, выдыхая: «Люблю тебя Фенек. Люблю».

Они больше не говорили на эту тему, никогда. Сергей просто поставил строгий запрет на это, сказав, что «хорошенького понемногу».

- Так значит, ты не разведёшься никогда? – вдруг спросила среди ночи, резко открыв глаза, разбудив Сергея вопросом.

- Нет, никогда, - просто ответил Сергей.

- Ты любишь жену?

- Люблю. И тебя люблю.

- А если я поставлю тебя перед выбором? – нагнула голову, и свет от бра пробежался по рыжеватым волосам.

- Я выберу Марину, - не отвёл глаза. – Она - моя семья.

- Понятно…

- Вот и славно, что понятно, - он ухмыльнулся, как-то зло, победно, понимая, что растоптал последние слабые ростки надежды в Ксюше на то, что она когда-нибудь будет с Сергеем. На праздники, которые они будут отмечать вместе, на совместный Новый год или день защитника отечества. Она всегда будет на вторых ролях… пятым углом в благоустроенной жизни Сергея. Он видел, что Ксюша была готова заплакать… он сам был готов, но сухие глаза смотрели прямо, и прагматичный разум подсказывал, что всё верно. Надежда на большее не должна иметь шансов на жизнь.

- Так, значит, скучала? – он игриво и легко поднял Ксюшу и двинулся в стороны кровати, по пути целуя, пытаясь сдерживать себя, но понимая, что проигрывает.

- Очень, - Ксюша наслаждалась его резкостью, его напором и даже грубостью.

Сергей часто бывал грубым, нетерпеливым и требовательным. Ксюше во многом пришлось уступить Сергею. Грань между принуждением и желанием была столь тонка, что её было порой  не нащупать.

Каждый раз глядя на небольшую круглую попку Ксюши, он мечтал, как погружается туда целиком. Лёгкие и более явные намёки не воспринимались Ксюшей, она отмахивалась, хотя от откровенных ласк не отказывалась, напротив, поощряла их.

- Нет, - очередное.

- Фенек, я могу применить силу.

- Не можешь.

- Могу, - она оказалась зажата его ногами, лицом в постельное белье. Он применил силу, посекундно уговаривая и возбуждая, пока она не сдалась, крупно вздрогнув.

- Расслабься, сейчас будет лучше - его пальцы и вправду творили чудеса, поглаживая и надавливая, пока член вошёл наполовину, а потом до самого конца, - я не буду долго, обещаю.

Потом он сменил презерватив и заставил Ксюшу кончить под громогласное обещание «придушить» из её уст, которое он почти лакал, алчно.

Презерватив был последним, но крупная дрожь и возбуждение не покинули Сергея даже после оргазма. Он хотел ещё, хотел её покорную и ругающуюся, хотел злобно стреляющую глазами и в удивлении открывающую ротик.

- Я же говорил, тебе понравится, - он покрыл лицо поцелуями, с большим трудом сдерживая себя от резких движений.

 - Меня достали резинки, - посмотрел в потолок, - вся жизнь в резинках пройдёт.

- Давай отменим, - Ксюша пожала плечами. – Я пила когда-то таблетки, нормально.

Серёжа замолчал, решая для себя почти неразрешимую задачу.

- Мне не нужны сюрпризы, - наконец, проговорил.

- Какие сюрпризы? Думаешь, мне они нужны? В любом случае, процент залётов с презервативами даже больше, чем на таблетках, а вот с болячками сложней.

- Ну, да.

Через месяц, пройдя контрольные тесты на «болячки», Сергей отменил барьерные средства контрацепции, предпочтя верить своему Фенеку. Он не мог ей не верить. Она бывала вздорной, сумбурной, эмоциональной или вовсе глупой, но она всегда была честна с ним.

Аксинья стала второй женщиной в жизни Сергея, которой он не изменял… как когда-то давно, в прошлой жизни, он был верен не только душой, но и телом Марине, так и сейчас он был верен Ксюше. Ожидая от неё того же.

Когда Сергей уложил Ксюшу на простыни и медленно снял шёлк, что-то, едва уловимое, промелькнуло перед его глазами, но похоть затмевала здравый смысл… затмевала взгляд и понимание происходящего. Он нуждался в Ксюше, и она дала ему это. Любовь, утешение, страсть, нежность – всё это в одном флаконе. Как аромат её парфюма.

- Так значит, не помогло? – Ксюша нахмурилась, слушая лаконичный рассказ Сергея о лечении Марины.

- Нууууу… в общем, существенных сдвигов нет, но небольшое улучшение – уже победа. Через пару месяцев ещё поедем. Там хорошие условия, хорошие врачи, от нас не отказываются.

- А как же я? Как же мы? – Ксюша хмурилась.

- Мы? Вот мы, - Сергей махнул рукой от своей груди к небольшой груди Ксюши с острыми сосками, которая сводила его с ума, - что с нами будет-то? Вернусь, и снова станет всё по-прежнему.

- Не станет… ты специально, ты специально её не лечишь, да? Чтобы не разводиться?

- Ксюша, - хмурился.

- Да, ты специально! Или врёшь мне, всё врёшь. Или не лечишь её, чтобы она была рядом с тобой!

- Ты с ума сошла? – пока тихо.

- А как же я, как же мы?! Я думала, она вылечится там, ты разведёшься, и мы… мы… - она стояла у кровати, взлохмаченная, с красными пятнами и следами от поцелуев.

- Фенек! Ты сдурела, что ли? Что значит, я не лечу Марину? Какое, нахрен, «разведусь»? Ты что-то попутала. Я кто, по-твоему, чтобы не лечить жену, если есть такая возможность? И уж разводиться бы я не стал. Никогда. Тебе это известно. У нас дети! Прекрати истерить, - заводясь, смотря, как Ксюша мелко трясётся и фыркает, как бешеный зверёк.

- Дети? У вас дети? А у нас, что? ведро?! – и она показала пальцем на живот… пока Сергей приходил в себя, медленно оседая на одеяло.

- Ты беременна?

- Да! - закричала.

- Пффф… ну, слава богу, Фенек, я думал, ты разума лишилась, а это просто гормоны… ты беременна, хорошо… вот не доверял я таблеткам… Ну, ладно, ладно, это просто решается, быстро и просто. Какой срок?

- Почти три, - Ксюша вдруг побледнела.

- Всё, успокойся, - он обнял Ксюшу, – ничего страшного. Три недели – это ерунда, даже на медикаментозное прерывание успеваем, уф... – В груди защемило и неприятно кольнуло, потом ещё, он не без труда отдышался.

- Три месяца, - Ксюша стала ещё бледней.

- Три месяца – это хорошо… это очень хорошо, Фенек, какие, нахрен, три месяца?! Ты очумела, я уезжал, ты сказала – у тебя месячные обильные, плохо тебе было.

- Я обманула…

- Обманула?!

- Врач прописал половой покой, тонус матки…

- Матки? Тонус? Ты уже у врача была, значит, - Сергей говорил рвано, выстраивая для себя уже, в общем-то, очевидную картину.

- Я на учёт встала, - вздрогнула, когда кулак Сергея пролетел буквально в сантиметрах, врезаясь в дверной косяк, оставляя там кровавый след.

- Таблетки давно не пьёшь?

- Почти сразу…

- Про месячные всё это время врала?

- Да.

- Зачем? Чего ты хотела добиться, Ксюша?

- Хочу, чтобы ты развёлся, в конце концов! Перестал тратить свою жизнь, ведь она этого даже оценить не может! Хочу, чтобы ты был моим, только моим, а не Маришкин, Асин или Олесин…

Он почти задушил её, что его остановило, Сергей не помнил. Покрасневшее лицо, собственный тремор рук или почти невыносимая боль в грудной клетке.

- Этого хватит, чтобы избавиться от… этого, - он бросил смятые купюры, все, что были в портмоне, во всё ещё красное лицо.

- Я не буду делать аборт, поздно, - Ксюша говорила хрипло.

- Не поздно, делают и на поздних сроках, мне этот ребёнок не нужен. Я говорил: «Никаких детей».

- Серёжа…

- Мне этот ребёнок не нужен, ТЫ мне не нужна, тварь ты, ФЕ-НЕ-ЧЕК, - выплюнул в лицо, присаживаясь на корточки рядом с плачущей женщиной, только для того, чтобы посмотреть в глаза, признать, что любит их, вот так, вопреки, и оттолкнуть так, что  ударилась головой о стену, не повернувшись посмотреть, как она.

- Я позвоню тебе домой, - услышал за спиной, до ужаса спокойное, до жути холодное.

- Попробуй.

Закрыл дверь аккуратно, не щёлкнув замком, не скрипнув петлёю… он закрыл эту дверь.

Навсегда.

Проблесковые маячки были видны ещё издали. Что-то случилось в закрытом элитном дворе дома, в котором много лет назад Сергей купил квартиру, думая, что проживёт долгую и счастливую жизнь с Мариной и их совместными детьми.

Ему хватило взгляда на седьмой этаж и вниз, на серый асфальт, чтобы пробежать мимо расступавшийся толпы, как в замедленном кино.

Перескакивая через несколько ступенек, игнорируя боль в груди и онемение в руках, он, почти на одном дыхании, а может и без него вовсе, рванул на себя входную дверь и, пытаясь невыносимый остановить гул в ушах, спокойно вошёл в комнату, в спальню, смотря на Юляшку, которая стояла на шатком табурете и беззвучно плакала, глядя то на отца, то на тело, там, далеко внизу, некогда бывшее её мамой.

Пронзительный ветер трепал сложно сконструированную причёску из хвостиков и подол красной юбочки – солнце-клёш, подарок мамы…

Она три раза вздрогнула, крупно и рвано, покачиваясь на табурете, грозя уйти в небытие вслед за женщиной в красном халате… Сергей сделал один шаг, плавно, как хищный зверь на охоте, и подхватил худенькое тельце, прижав к себе, позволяя себе, наконец, выдохнуть, но не отпуская рук.

Пока пронзительные крики не заглушили боль в груди. 

Спасибо всем, кто читает. 
Тем, кто желает отвесить горячих персонажам и автору, можно это сделать на форуме или под главой. 
Выражения можно не выбирать... но про правила сайта всё же лучше помнить.