Второй. Костя.

Когда в дверях ординаторской в третий раз появилась лохматая голова того непробиваемого придурка, Костик уже веселился.
– Пусти меня к ней, а?
– Чувак, это же реанимация, а не кабак, – сумничал он, медленно раскручивая свое новое, еще способное крутиться под его весом кресло. – Придет в себя – сама к тебе выйдет. Иди, погуляй.
– А если не придет?

Парень все-таки просочился через дверь и плюхнулся в «просительское» неудобное кресло у двери, умудрившись даже там казаться удивительно располагающим к себе, открытым, гармоничным. Его дорогущий клубный пиджак отливал серебром в приглушенном свете недавно отремонтированной ординаторской. Под глазами залегли глубокие синяки, остальная одежда была сильно помята. Бабы от такого будут дохнуть по самому определению – и ведь действительно дохнут, судя по той, в третьем зале. Парень был явно неестественно бодр для половины четвертого утра – самого тяжелого времени суток для Костика. От него пахло дорогим одеколоном, сексом и деньгами. Кому-то везет больше, кому-то меньше. Костик пах усталостью и тещиными котлетами.

Раздражительно красивый хмырь.
Костик пожал плечами на несправедливость своей судьбы и встал со своего стула, направляясь к шкафу в противоположном углу, чтобы вытащить абсолютно не нужную ему папку с приказами, имитируя занятость, которая обычно отпугивала даже самых назойливых истеричек. Все боялись хмурого Синицина. Отрепетированный за девять лет работы образ обычно не подводил.

Парень проследил за ним глазами и, изящно потянувшись, достал кошелек из кармана, вытащил оттуда нехилую стопку денег и абсолютно спокойно положил ее на стол перед Костей.
– Мне тебя вышвырнуть? – с брезгливой, тоже отрепетированной чопорностью поинтересовался Костик. Ему до чертиков захотелось смутить этого самоуверенного, дерзкого красавчика, но он оказался смущен сам, прикинув, что в стопке лежит куда больше, чем он мог даже позволить себе мечтать заработать за смену. Просто столько не дают. Никогда.
– Мне пофиг, – безмятежно выдохнул тот. – Ты говорил, что тех лекарств, что я уже купил, хватит на сутки. Утром я уеду и когда вернусь – не знаю. Но у Лизки должно быть все, что нужно.
Непробиваемое спокойствие хмыря теперь радовало. Можно было вернуться в прежний, равнодушно-усталый облик – Костик лениво перекатился назад к столу,забыв о папке и потирая зачесавшиеся вспотевшие руки.
– У твоей жены, что родственников нет? – машинально поинтересовался он, пряча деньги в карман. Край светло-зеленой робы нелепо оттопырился и без того туго обтягивая живот, с толстой пачкой банкнот это стало просто отвратительным, и пришлось суетливо переложить деньги в ящик стола. Костик зыркнул из-под ресниц на собеседника, но тот отрешенно смотрел сквозь него, никак не реагируя на возню.
– Она мне не жена, – с проблеском странной тоски ответил парень.
– А кто?

На миг тень незнакомой Костику эмоции пронеслась по лицу парня, делая его совсем юным, и тут же исчезла.
– В ней вся моя жизнь. Верни ее мне, а?
Его тон стал умоляющим и это – почти в той же мере, что и взятка примирили Костика с тем, что он не уйдет домой, пока девочка в третьем зале не придет в себя. Из него поперло природное любопытство, которое привело его когда-то в медицинский и которое не позволяло окончательно зачахнуть в семье, так и не ставшей родной. Относительно, конечно.
– Что ты ей такого сделал, что она… ну…
Костик бессознательно покрутил кистью руки у шеи, хотя девчонка всего лишь наглоталась таблеток, и плюхнулся на диван рядом с «просительским» – высшая степень эмпатии, доставая сигареты и протягивая тому.
– Я?

Тот с таким удивлением захлопал своими длинными ресницами, что Костик опять его разлюбил. Пацан почти подпрыгнул в кресле после его слов, но тут же взял себя в руки, с прежней невозмутимостью доставая из пачки сигарету и прикуривая ее от протянутой следом зажигалки. Сволочь, у него дрожали руки, но спина была такой же прямой. Костик непроизвольно тоже сел прямо и втянул круглый мячик живота в себя. Получилось только на одну затяжку.

Сколько их было – ночных разговоров в темной ординаторской, почти как в поезде. Некоторые внушали Костику непоколебимое чувство собственной значимости – самый сильный наркотик в его жизни.
– Ты не понимаешь, – глубоко затянувшись, ответил парень. Костик напряг память, вспоминая, как зовут хмыря. Андрей? Денежных родственников всегда стоило знать по именам. – Лизка не могла это сделать сама.
Костик скривился и попытался повторить его глубокую затяжку, сильно закашлялся и стал опять хмурым и официальным.
– Мне в принципе все равно, даже если ты ее – это вопрос к ментам, – начал раздражаться он.
– Я? – парень ослепительно улыбнулся, и Костик еще сильнее позавидовал ему, проклиная свое любопытство и жадность на стоматолога в придачу. Сколько стоит его челюсть? Он снова повторит уже сказанную высокопарную глупость, как оправдание своему изумлению, но это больше не было пафосным. – В ней вся моя жизнь.

Костик снова внимательно, как пациента, осмотрел сидящего рядом парня и поверил ему. Его напускная бодрость была похожа на красиво переливающийся на свету тон его пиджака, а внутри все было черным,смятым без тени надежды – словно он уже давно похоронил свою девчонку, свои мечты, самого себя. Светло-серые глаза были совсем потухшими, и его смиренность, обреченность так не вязалась с Костиковым планированием жизни на сорок лет вперед, что это всколыхнуло уже было затихшую зависть.

Еще одна неясная тень пронеслась по лицу парня и он, в последний раз глубоко затянувшись, прикончил сигарету в пепельнице.
– Ты бы лучше трусы додумался одеть на свою жизнь, придурок, – рявкнул Костик, с наслаждением замечая волну румянца на щеках, покрытых такой сексуальной щетиной, что его жена, наверное, безропотно облизывала бы ее каждый день.
– Блядь, – пошипел Андрей и, резко подскочив, бесцеремонно подошел к окну, открывая фрамугу и впуская в ординаторскую морозный предутренний воздух. Где-то в ночи прошелестел троллейбус. Андрей простоял несколько минут, опираясь на руки и низко опустив голову. Костик должен был выставить его. Прогнать. Поторопить ментов. Рассказать им, что этот тип явно не в адеквате. Что этот предполагаемый отъезд слишком подозрителен. Что у девчонки беда с почками и это уже страшнее, чем пачка диазепама, кстати, откуда она у нее? Костик молчал, разглядывая свои короткие толстые пальцы, покрытые темной порослью волос, впившееся в безымянный до красноты обручальное кольцо и думал :«Пронеси, Господи, не хочу – ТАК!»

Когда Андрей обернулся, Костик снова сочувствовал ему. От красавчика мало что осталось – перед ним стоял рассеянный взъерошенный галчонок.
– Привези ей одежду, – тихо приказал док. – Какой-нибудь горячей еды – немного. Шоколадку. Зверюшку какую-нибудь любимую, плеер или книжку. У нее проблема с почками, ей все равно лежать и лежать, даже когда она придет в себя.
Андрей нахмурился и послушно кивнул:
– Спасибо. А потом ты меня к ней пустишь?

Костик пожал плечами и неожиданно даже для самого себя улыбнулся.
В третьем ремзале было привычно тихо. Пахло антисептиком, и мерно гудел электрокардиограф. Маленькая Ирина Ильинична, Костиков тыл и опора, единственная, с кем он мог смотреть фильмы или спать на дежурстве, единственная, кому он когда-либо целовал руки, сидела со стопкой рабочих тетрадей, быстро вписывая все необходимые формальности. Девчонку точно хранит толстый младенец с крылышками, такими очень похожими на себя рисовал Костик ангелочков на полях университетских конспектов – раз она попала в ее смену.
– Новости есть? – спросил он, протягивая ей одну купюру из Андреевой стопки – дань за внимание. Достаточная мзда, Синицин никогда никого не баловал больше, чем нужно, но и не жадничал. Женщина машинально впихнула деньги в карман и отрицательно помотала головой, продолжая писать. Костик колобочком подкатился к кровати, пощупал пульс – слабый, все еще трепещущий, руки девчонки были ледяные. Он откинул одеяло – ноги были такими же. Кожа была мягкой, бледной, желтушной, но все равно с каким-то сливочным оттенком. Он откинул одеяло еще больше, недоуменно поднимая бровь, пытаясь для себя решить, стоила ли она терзаний того парня. По всему выходило, что не стоила. Она была слишком… обычной? Широковатые бедра, маленькая грудь, длинная шея с парочкой кривых засосов. Опухшие губы, родинка над ключицей – значит, подключичку можно будет поставить только справа – а Костик был больше левшой, плохо. Девчонка была накачена спермой, но не ела почти сутки – иначе не было бы столько мороки с давлением и почками. В пакете для мочи было все равно почти пусто, не смотря на еще одну баклажку с рефортаном. Оттянув веки Лизы, проверив зрачки, Костик деликатно поправил одеяло и вспомнил свое выкрашенное в блондинку счастье с острыми красными коготками и третьим размером бюста, вспомнил тещины блины с мясом на завтрак и футбол с тестем. Глубокий, непривычный выдох сотряс его расплывшийся торс.
– Принцесса, – громко позвал он девушку, растирая мочки ее непроколотых ушей. – Принцесса, пора просыпаться…
Девушка попыталась открыть веки и что-то невнятно простонала.
– Открывай глаза, – строго и громко добавил он. Девушка нахмурилась на мгновение, он повторил – Открывай глаза.
Но девчонка снова перестала реагировать.

 

Домой он попал уже к обеду, маленькая, любовно обустроенная квартирка встретила его приветливой тишиной и остывающим на плите завтраком. Костик быстро сжевал самую большую ватрушку и, заглянув в кастрюлю, с удовольствием поздоровался с мясом по-французски. О девчонке с третьего зала он не вспоминал до самого вечера, пока не услышал тихий спор жены и тещи по поводу покупки новой мебели в общую комнату. Костик, уже несколько раз пересчитавший стопку денег, оставленных грустным красавчиком, внезапно почувствовал себя очень важным, осознав, что он может моментально решить их спор, стоила ли дорогая мебель всех их сбережений или нет. У него было куда больше денег, чем она стоила.
Но он не хотел делиться.
Выйдя курить на балкон, он позвонил на пост и узнал, что девчонка без динамики. Он докурил, делая короткие затяжки и вспоминая странные действия мальчишки, когда он все-таки пустил его в ремзал. Тот застыл у входа, словно изваяние, и почти не дышал. Костик изображал активность, бодро описывал ему показатели давления и пульса, сетовал на зафиксированные нарушения сердечного ритма, но тот вряд ли слышал. Потом залез в карман пиджака и вытянул из него скомканные кислотно розовые теплые носки, быстро пересек комнату, натянул их на ступни девушки на ощупь, не откидывая одеяло, и быстро ушел, забыв попрощаться.
У богатых свои причуды.

Снова достав зажигалку Костик безразлично спалил конверт, который нашел в кармане халата той девушки – он не любил сантименты.

Он не спал почти всю ночь – тупая издержка работы. Он мечтал о том, что он купит. Он бы мог купить машину – добавив то, что уже было накоплено у него в банке, но как это объяснить жене? Он бы мог купить машину – дешевле, заткнув рот ее родителям шубой для нее или той же новой мебелью.
Под утро, он решил, что ничего покупать не будет. Ему достаточно собственной значимости и спрятанной в кошельке банковской карточки. Когда-нибудь он отсюда сбежит.
Костик растолкал жену и впервые за последние несколько месяцев с удовольствием и чувством занялся с ней сексом.

«Тому, кто решится меня спасать.
Не стоит. Не тратьте время. Это мой выбор!»