Глава 3.

Татьяна упиралась, как она полагала, совсем незаметно, пока не получила ощутимый толчок в спину, и Шувалов не зашептал

- Танечка, не стесняйся, проходи, - ещё один толчок в спину, и перед глазами Ложкиной предстала комната.

Двойные белые двери распахнулись, и Ложкина увидела огромное, залитое светом помещение, в центре которого, как монумент, стояла не менее огромная кровать с белоснежным покрывалом, которое стекало лёгкой вуалью на светлый пол.

Ложкина испытала желание вцепиться руками в дверной косяк – на кровати, лепестками алых роз, были выложены сердечки, и завершали этот разгул романтичности два лебедя из махровых полотенец, Татьяна видела такие в Египте, ими украшали номер в надежде на чаевые.

Два лебедя, склонив друг к другу головы, плыли по сердцам из лепестков роз. Ложкина испытала желание продемонстрировать всё, что она ела до этого.

- Это Лилечка, подружка Яна, сделала, правда, это чудесно? – раздался сзади голос Анны-Эльзы, и пока Ложкина ловила ртом воздух, чтобы как можно правдоподобней выразить свой восторг, услышала Шувалова.

- Мило, спасибо парень, я тронут, - он приобнял Якова и дружески похлопал его по плечу.

- Да, это Лилька всё, - отмахнулся парень, - мне не жалко, пусть.

- Спасибо и ей. Лилия, значит?

- Угу, - Ян насупился и отошёл в сторону, - там, в холодильнике, шампанское и вишня… Лилька сказала, что нужно клубнику, но сезон прошёл, а ба говорит, что испанская нашпигована пестицидами… - парень отходил в сторону и понемногу заливался краской.

- Бабушка правильно сказала, а вишня даже лучше, правда, Таня?

- Да, - подтвердила Ложкина. Это было едва ли не первое членораздельное предложение Татьяны после представления и вида на лебедей и лепестки роз…

- Мы оставим вас, располагайтесь, ужин в шесть, Леопольд, я надеюсь, ты помнишь, - Анна-Эльза подозвала внука, и они покинули комнату, оставив Татьяну наедине с Лёней и романтичной вакханалией.

- Какого хрена? – зашипела Ложкина.

- Что случилось, Татьяна? – он выглядел, как сама невинность.

- Что случилось? – взвилась Татьяна. - Что случилось? У тебя такое дерьмовое чувство юмора, да? Что это за нахрен? – она махнула рукой в сторону кровати. – Лепестки роз? Меня сейчас вырвет!

- Да ладно тебе, ребята старались…

- И, кстати, когда ты собирался сообщить мне о небольшом, но существенном факте – наличие у тебя сына, а? Я на роль мамочки не подписывалась!

- Ну… вот, говорю: Татьяна у меня есть сын Яков, ему шестнадцать лет и, кстати, он не нуждается в памперсах и пустышке, так что тебе совсем не обязательно изображать из себя его мать, тем более, она у него есть.

- У него ещё и мать есть?!

- Ложкина, естественно, у него есть мать, ты прогуляла лекцию по оплодотворению? В ампулярной части фаллопиевой трубы…

- Я знаю, откуда берутся дети, - зашипела, - я спрашиваю, откуда у тебя мог взяться ребёнок?!

- Я не счастливое исключение, моя половая система не отличается от любой другой мужской, - он широко и нагло улыбнулся.

- Шувалов, - она выглядела угрожающе, через несколько секунд оправдала свой вид, схватив за шею одного из лебедей и кинув в самодовольное лицо Шувалова.

- Всё, Тань, всё, без ёрничания. Нам было по семнадцать…ну, мне не было семнадцати, первая любовь и всё такое, первый поцелуй… в общем, итог ты видела.

- И где же мать этого итога?

- В Италии его мать.

- То есть ты в Москве, мама в Италии, а ваш сын у бабушки?

- Да, так и есть… ну, а что ты хочешь, сколько лет-то нам было… Какой ребёнок? У одного учёба, у другого, личная жизнь, опять же. Родители забрали себе Якова, за что я благодарен. Он всем доволен, ездит к матери, ко мне, живёт у моря…  Никакой трагедии. Все счастливы. Тем более - сейчас, смотри, какой парень вырос. Заботливый, - он показал рукой в сторону кровати и повёл бровями.

- Ах, да! – Ложкина подбоченилась. – Ты не скажешь мне, почему нас поселили в одну комнату, да ещё с одной кроватью? Ты говорил: «Гостевой дом», и где?

- Тебе не нравится комната? – Лёня демонстративно надул нижнюю губу, – Смотри, какой вид, - он подвёл Татьяну к окну и открыл жалюзи, в комнате стало ещё светлей, даже ярче, жар из окна полился прямо на Ложкину, которая заворожённо смотрела на лазурную гладь моря, скалы и сосны на них.

- Красиво… но на скорость не влияет. Я не собираюсь жить с тобой в одной комнате, Шувалов.

- И как ты себе это представляешь?

- Ты будешь жить здесь, я где-нибудь в другом месте…

- Ага, а вечером мы будем встречаться, и я тебя буду провожать до дверей номера?

- Сама дойду.

- Ложкина, ты – моя девушка, я просто напоминаю тебе эту деталь, а значит, жить ты должна сооо мноооой.

- Мы ведь не женаты, - ухватилась за последнюю ниточку Ложкина, - поэтому ещё не…

- Тань, - Леопольд одарил Татьяну фирменным взглядом, в котором высокомерие сочеталось со снисходительностью, - в это даже моя мамочка не поверит.

- Не… ну…

- Что за паника, Ложкина? Здесь достаточно места, чтобы ужиться.

- Здесь кровать одна!

- Так, сразу предупреждаю, я с кровати сваливать не собираюсь и тебе не дам, она широкая – поместимся. А теперь, давай разбирать вещи и, как джентльмен, я пропускаю тебя в ванную.

- Щедрость твой души, поражает, Шувалов.

Через пару часов Татьяна выходила из комнаты под руку с Шуваловым. Они, хоть и формально, но поделили территорию, распаковали вещи, приняли душ, по очереди, и сейчас шли на «праздничный ужин» в честь приезда Леопольда со своей девушкой.

На первом этаже была кухня, которая соединялась со столовой, в центре которой стоял большой овальный стол, стулья с резными ножками, как у стола, на стенах были обои в выдержанных тонах, красовалось холодное оружие и семейные портреты в золочёных рамках. Ложкину пробрал озноб, но она вскинула подбородок и присела на краешек стула.

- Танечка, располагайся, - Анна-Эльза,

- Вам помочь?

- Нет, нет, спасибо, мы с Лилечкой прекрасно справляемся, правда, детка?

Появившаяся детка вызвала невольную улыбку, как у Татьяны, так и у Лёни. Смущающаяся девушка, от силы лет шестнадцати, а то и меньше, была невысокого роста, ещё по детски худенькой, русые волосы были убраны во французскую косу, а платье простого кроя, до середины бедра, подчёркивало юность его обладательницы.

Лиля была загорелой, как и любой житель побережья, и загар очень шёл девушке, как и румянец от смущения.

- Леопольд, отец Якова, - представился Лёня, - это моя девушка Татьяна, - он показал рукой на Таню и вопросительно посмотрел на Лилю, давая ей время собраться силами.

- Лиля, - всё, что услышали окружающие.

Зашедший Ян отвлёк от знакомства, и Татьяна посчитала, что оно уже состоялось. Вскоре все, включая отца Лёни, сидели за столом и неспешно беседовали. Вернее, беседовали все, кроме Тани, которая посчитала за лучшее молчать в этой щекотливой для себя ситуации.

В центре стола, как и полагалось главе семейства, восседал, а не сидел или примостился, отец Леопольда Шувалова – Аксольд Шувалов. Именно так, подумала, Татьяна, и будет выглядеть Лёня по истечению двадцати лет. Аксольд был статен, по молодецки подтянут, в белоснежной и, Ложкина могла поклясться, накрахмаленной сорочке, с запонками. Он смотрелся великим князем, как минимум. Анна-Эльза, в нарочито простом платье, ничем не уступала своему мужу, улыбаясь, она довольно поглядывала на Татьяну и Леопольда, произнося поминутно:

– Как же мы рады вашему приезду, дети.

Аксольд обратил внимание на себя ударом ножа по хрусталю и поднялся, чтобы произнести очередной тост, в котором он «выражал признательность», а также «надежду на будущее» и, конечно, «уверенность», ещё «искренние пожелания», «прожить душа в душу, как они с драгоценной Анной-Эльзой».
- А как вы познакомились? – спросила Татьяна, она уже немного выпила, и алкоголь отлепил её язык от нёба.

- Мой отец, - и Аксольд показал на одну из золочёных рам, где был изображён мужчина лет пятидесяти, с таким же «княжеским» взглядом, как и у двух его потомков, Яков ещё не обзавёлся снисходительностью и высокомерием… хотя, Татьяна ведь не Лиля, которая поглядывает на своего мальчика, едва ли не забывая, как дышать. - Всеволод Шувалов был крайне увлечён древнегерманской и кельтской мифологией и культурой, поэтому меня зовут Аксольд, что означает «владеющий мечом», - он ещё раз показал на стену, где красовались разные виды мечей и какие-то сабли, Татьяна не разбиралась в этом. – И когда меня, блестящего, – «кто бы сомневался» – ухмыльнулась Ложкина, – выпускника Военно-Медицинской Академии распределили в Германию, тогда ещё ГДР, я с честью выполнял свой долг на территории Германской Демократической Республики, и там же познакомился со своей ненаглядной Анной-Эльзой. Язык я знал в совершенстве, так что это не стало преградой, были другие трудности, бюрократического характера, но мы с честью справились с ними, и уже более сорока лет вместе.

- Да, дорогие мои, чего и вам желаем, - закончила Анна-Эльза.

- Отец Анны-Эльзы, фрайхер фон Остхофф, но тогда это, конечно же, не афишировалось, был категорически против брака фройляйн с советским офицером, но мне удалось завоевать не только сердце милой Анны, но расположение её отца, - и он показал на другую золочёную раму с изображением мужчины, уже без фирменного семейного взгляда Шуваловых, но зато с тонкими губами и прищуром, от которого мурашки разбредаются по телу в хаотичном порядке.

- Ну, после того, как мы славно разобрались с моим, практически царским, происхождением, - сказал Лёня, - можем ли мы с Татьяной ненадолго отлучиться? Обещаю, завтра, половину дня, мы полностью в вашем распоряжении, а сейчас очень хочется прогуляться, правда, Танюша? - Танюша поняла, что единственное, чего ей хочется, это убежать из этой обители князей и прочих фрайхеров.

- Охренеть, это же охренеть какой-то, Шувалов, - не смогла смолчать Ложкина, когда они шли по узкой гравийной улочке по направлению к морю, - ты куда меня привёз? Да любая из твоих Алён подошла бы на роль твоей девушки лучше меня! ФрайХер фон Шувалов!

- Танюша, всё не так страшно, главное, что ты понравилась маме.

- Она мечтает разбавить вашу голубую кровь, да? – Ложкина засмеялась.

- Она мечтает о милой, доброй и порядочной девушке для своего непутёвого сына. Ты – милая, добрая и порядочная. 

- Ага, а ещё я на досуге Майя Плисецкая и Монсеррат Кабалье. Знаешь, эта идея была идиотской с самого начала, но сейчас – это становится похоже на бред!

- Тань, ты же уже здесь, всё прошло гладко, никто ничего не заподозрил, и держалась ты молодцом, я даже сам себе позавидовал, какая у меня прекрасная девушка. Давай не будем паниковать, а просто получим удовольствия от отдыха и моря, кстати, вот и оно.

Ложкина замерла, пляж освещали два тусклых фонаря, играла музыка, а впереди шелестело, шумело, набегало и отбегало от берега – море.

- Тёплое! – крикнула Татьяна, зайдя в него по колено, пробегаясь по ласкающей пене волны рукой. Она готова была закричать на всё побережье и даже на весь мир, что она в отпуске! На море! И плевать, что с фрайХером фон Шуваловым.

Недолго думая, она упала в море прямо в платье и проплыла два метра, больше у неё не получилось.

- Эй, иди сюда, - стоя по грудь в воде, крикнула Татьяна Лёне и смотрела, как он раздевается.

- Спасибо, что оставил бельишко.

- Татьяна, твой интерес к моему бельишку мне льстит, обещаю, при первом твоём желании, я сниму его для тебя, - и повёл бровями, игриво, при этом, широко улыбаясь.

- Не дождёшься, Фон Хер Шувалов.

- Очень жаль, - в этот момент он толкнул Татьяну, чтобы тут же поймать и утащить с собой под воду, но до того момента, как Ложкина успеет испугаться или возмутиться, поставить на ноги и протереть воду с её лица.

- У меня тушь размазалась!

- Совсем немного, - он аккуратно провёл по нижнему веку, потом по верхнему, - вот, так лучше… - потом провёл пальцем по губам, Ложкина вздрогнула, может, от движения, но скорее от взгляда Шувалова…

- Там тоже тушь? – ехидно улыбнулась.

- Да, немного, пошли домой?

-  Пошли, - она двинулась к берегу и попыталась отжать платье, почувствовав прохладу от бриза.

- Снимай, - услышала за спиной, - снимай, снимай, - Шувалов взмахнул своей рубашкой, - пойдёшь в этом, успеешь ещё и простыть, и обгореть, и напиться в хлам, ты на море, Ложкина, не обязательно начинать выполнять всю программу в первый день.

Они дошли довольно быстро, Ложкиной всегда нравилось общаться с Шуваловым, он был интересным собеседником, и если бы не вёл себя, как павлин, почти наверняка был бы приятным человеком. Но даже с такой версией Шувалова было о чём поговорить и, главное, поспорить. Он иногда морщился на крепкое словцо Ложкиной, иногда грозил вымыть ей рот с мылом, но чаще с энтузиазмом поддерживал беседу.

- Интересно, как там Алька? – выразила беспокойство Татьяна, они оставили собачку на попечении Анны-Эльзы, отправив недовольного Барона на задний, «технический», как уточнил, Аксольд, двор.

- Да вон она, - Татьяна увидела, как Алька крутится под ногами Якова и Лили, которые сидели на качелях и о чём-то тихо разговаривали. Уличные фонарики, которые стояли по периметру двора, были выключены, и только жёлтый свет светильника на крыльце падал косыми лучами на парочку. Лёня придержал Татьяну.

- Тшшшш…

- Что? – она почему-то зашептала.

- Давай не будем мешать.

Ложкина ещё раз посмотрела на ребят. Лиля распустила волосы, они стекали волнистым каскадом по плечам и спине, которую с особой бережностью обнимал Яков. Он поправил ей невидимую прядь волос у лица, тогда как пальцы руки пробежались по шее и остановились, а сам юноша нагнулся, словно собирался поцеловать девушку, но остановил себя и провёл губами по щеке и что-то прошептал на ухо.

- Так и будешь стоять и смотреть? – шептала Ложкина.

- Нет, мы обойдём с другой стороны, не будем им мешать. Не хочу смущать парня, а тем более – его девочку.

- Не похоже, чтобы он смущался.

- Он смущается, поверь мне, и девочка его тоже, ты уже забыла, да? Или никогда не была влюблена впервые?

- Не помню.

- А я помню…

- Ну да, и теперь итог этой любви сидит на качелях, и очень похоже, что в скором времени ты станешь дедушкой!

- Не говори ерунду, Ложкина.

- Почему это ерунду, подростковый секс – это реальность.

- Я знаю своего сына, Таня, и… послушай: «Трепет первых прикосновений – рука, талия, глаза, волосы – прикосновений незапятнанных, как притча, обещающих, как занавес». Неужели ты не помнишь этого?

- О, боже, я сейчас расплачусь, - она покорно вложила свою руку в руку Шувалова, пока он обходил дом и заводил её на третий этаж.

- Давно ты стал таким романтиком, Шувалов? – ввернула Ложкина, - Трепет первых прикосновений… Ку-ку, Лёоооня, каких прикосновений, лучше поговори с сыном на предмет контрацепции. И уголовного кодекса, кстати, тоже, что там говорится на предмет согласия?

- Умеешь ты всё опошлить, Ложкина. У них первая любооооовь, это важный эмоциональный опыт, его обязательно нужно пройти, и парень, и уж тем более девочка, ощущают этот самый трепет прикосновений незапятнанных.

- Угу, но о тычинках поговори, чтобы поменьше обещали, а то будет вам тут всем занавес.

- Клянусь гипоталамусом  – поговорю!

- О, это страшная клятва. Верю.

- Вот и отлично, а теперь, давай-ка выпьем шаманского…

- Приставать будешь? – сощурила глаза и посмотрела подозрительно. – Я громко кричу.

- Всё-то ты обещаешь, Ложкина, - засмеялся и достал бутылку, фужеры и вишню.

Спасибо всем читающим.

Форум.