Глава 6.
Ночь прошла, как в зыбком, рябком сне. Под утро, уже в полусне ощущая лёгкие поцелуи в висок и щёку, Татьяна всё же уснула, а когда проснулась, не поняла, который час.
Почувствовала только поцелуи и капли воды на шее и по спине. Просыпаться окончательно не хотелось, она зарылась носом в подушку и пробурчала недовольно.
В ответ почувствовала на своей груди руки Лёни, которые выводили круги, не задевая всё ещё чувствительных сосков, перемещаясь к низу живота, давая понять о намерениях Шувалова.
- Эй, - Ложкина недовольно заворочалась и попыталась отстраниться.
Время «пари» прошло, и как бы ни было приятно продолжение, оно не слишком укладывалось в сценарий Татьяны - хорошо отдохнуть. Секс по дружбе, по её мнению, был невозможен, и если одну ночь можно списать на стечение обстоятельств, то продолжение уже сложно чем-то оправдать.
- Давно хотел тебя такую, - услышала фон Хер Шувалова.
- Какую?
- С утра, сонную, мягкую, податливую, - совсем легко провёл по соскам, и Татьяна вздохнула.
- Давно хотел?
- Уфу… считай, с первого дня, как стал просыпаться с тобой в одной постели.
- Это не ты, это утренняя эрекция.
- Таааааня, не говорите ерунду, доктор, - и он продолжил поглаживать податливую, полусонную Ложкину, которая решила не сопротивляться, а, лавируя где-то между сном и реальностью, просто отдавалась умелым ласкам Леопольда.
Совсем немного поёрзала и устроила удобней подушку под животом.
- Так лучше? – спросил Лёня.
- Да, - коротко ответила.
Он без слов развёл коленом ноги Татьяны и вошёл, не резко, но настойчиво, останавливаясь на секунды, чтобы проверить реакцию и продолжить поступательные движения, выйти и снова настойчиво войти, и ещё раз, и ещё, приподнимая женщину на себя, пока всё, что смогла Ложкина – это закинуть руки назад, хватаясь за плечи и шею Лёни, давая тем самым полный доступ к своему телу, пока амплитуда становилась сильнее и сильнее.
- Ты кончишь? – хрипло.
- Я не знаю, - сумела прошептать Ложкина.
- Понятно, - Лёня аккуратно замедлил темп, лёг на спину, придержал Ложкину, и парой движением пальцев и синхронными фрикциями заставил Татьяну признать своё поражение, которое она ознаменовала победным крепким словцом под приглушённый смех фон Хер Шувалова.
- Надо вставать, - произнёс Шувалов, когда отдышался, пробегаясь мелкими поцелуями по плечу Тани.
- Это ты мне? Или?.. – Татьяна посмотрела выразительно на то, что было прикрыто простынёй.
- Ехидная ты, Ложкина, - улыбнулся, как умел только он – снисходительно и даже по-королевски, фон Хер Шувалов.
- Нет, я просто люблю точные формулировки.
- Отлично, вот тебе точная формулировка. Сейчас без пятнадцати два, скоро обед, вставай, одевайся, мама ждёт.
Анна-Эльза накрывала к столу в одно и то же время, и крайне не любила, когда кто-то, без уважительной причины, не являлся к обеду в установленный час.
- Ладно, - Татьяна попыталась встать, закутываясь в простыню.
- Тань, - Шувалов рассмеялся, - вообще-то, я тебя видел.
- Ну и что, - пробурчала Ложкина под уже громкий, но на удивление доброжелательный смех Лёни.
- Потом нам надо съездить в город, - сказал уже на лестнице Леопольд, когда спускался рядом с Татьяной, обнимая её за талию и даже прижимая к себе.
- Зачем?
- Утренний презерватив был последним, - Шувалов заговорщицки прошептал на ухо, не забыв поцеловать рядом и переместиться со щеки на шею.
Уже на выходе из комнаты.
- Упс, - услышали насмешливое Яна.
- Вопросы? – ухмыльнулся Леопольд, а Ложкина покраснела, и от осознания этого факта покраснела ещё больше и попыталась отпрянуть от Шувалова.
Вся правда, как она есть, свалилась на голову Татьяны в одночасье, вместе с «Упс» сына-подростка фон Хер Шувалова.
Она закрутила интрижку со своим приятелем, и это не может закончиться ничем хорошим… Отлично, если это закончится вместе с отпуском, а если раньше?
- Эй, эй, эй, - услышала на ухо, - я не собираюсь делать вид, что ничего не было. - Лёня развернул к себе Татьяну и заглянул ей в лицо.
- Обязательно это демонстрировать? – в раздражении, Татьяна показала на то место, где секундой назад стоял Ян.
- Нет, просто достаточно не скрывать, - отрезал Шувалов, и Ложкина почему-то не нашла в себе желания спорить, объяснив это тем, что потом она разберётся… потом, не сейчас же, перед обедом, заходя в столовую.
Там вовсю суетились Анна-Эльза и Лиля, и сам Аксольд был на подхвате. Ян что-то шепнул Лиле, и та, широко раскрыв глаза, посмотрела на Татьяну, а потом быстро отвела взгляд.
Анна-Эльза была, как никогда в хорошем настроении, она улыбалась, светилась и шутила, иногда бросая довольные взгляды на сына и редко – на Татьяну, казалось, она не хотела её смущать.
Но Ложкина всё равно смутилась и промолчала почти весь обед, который показался ей на редкость вкусным, и она даже не сразу заметила, как сам Лёня перекладывает ей в тарелку кусочки оранжевого перца – по мнению Ложкиной, он был вкуснее всех остальных цветов, – ровно прожаренные небольшие куски рыбы и даже дольку лайма. На молчаливый взмах Анны-Эльзы в сторону плиты, где точно имелась добавка, Лёня молча улыбнулся и покачал головой, переложив в тарелку Тани ещё один кусочек рыбы. Анна-Эльза же переглянулась с Аксольдом и просияла в ответ на его улыбку.
- Ой, - пискнула Ложкина и посмотрела на Леопольда, пытаясь отодвинуть свою тарелку, но увидев, как подмигивает Шувалов, смогла только промолчать и продолжить есть.
Обед и вправду был на удивление вкусным.
Прогуляв почти до вечера, уставшие и довольные, Татьяна и Лёня сели на скамейку, Ложкина, не церемонясь, скинула босоножки на высоком каблуке, которые она зачем-то надела, и Лёня закинул её ноги к себе на колени и начал массировать ловкими и умелыми пальцами.
- Что ты делаешь, люди же! – возмутилась Ложкина, не слишком убедительно, потому что Лёня только пододвинулся ближе и перехватил ноги удобней. - Лёоооня.
- Какие люди, Тань? – он окинул глазами небольшой парк, в котором они сидели на ярко-белой лавочке, возле тропинки, где отдыхающие шли на море и обратно. – Этот мужик в трусах? – Татьяна посмотрела на полного «беременного тройней» мужчину, который, обливаясь потом, топал в сторону пляжа, неся большую пляжную сумку и зонт. – Или эти? – Навстречу мужчине семенила семья, у кого-то была надета только футболка, у кого-то брюки, причём сырые в районе плавок. Кто-то шёл босиком, а кто-то в сланцах, никому не было дела до того, в каком виде преодолевают расстояние от моря к дому и обратно отдыхающие.
- Это курорт, - Шувалов улыбнулся, - отдыхай, Танюша.
- У нас типа курортный роман? – решила внести ясность Татьяна.
- Можно и так назвать.
- А поточнее?
- Обязательно классифицировать?
- Нет, но хочется внести ясность.
- Жуй мороженое, растает, а там, глядишь, и ясность внесётся, - с улыбкой ушёл от ответа фон Хер Шувалов, и Татьяна как-то быстро согласилась с этим.
День был странным, длинным, жарким и даже томным, и было непонятно – жара лилась с неба или от мужчины рядом, но определённо и то и другое нравилось Ложкиной, а что будет потом… так ли это важно прямо сейчас?
Лёня всегда был приятным собеседником, хорошим приятелем, даже другом. Он всегда находил тему для разговора, общие интересы и точки соприкосновения, он умел не ставить собеседника в неловкое положение даже во время споров, а спорить Ложкина любила. Он был внимательным и галантным, сдержанным и воспитанным.
У Шувалова была масса достоинств, которые позабылись, но сейчас Татьяна словно открывала их вновь. Но и новые черты открывались Тане – он был игривым, в буквальном смысле, нарочно заигрывая с Ложкиной, флиртуя, порой на грани фола, и она была уверена, что мало кто может рассказать анекдот с намёком, при этом практически раздев свою собеседницу глазами, добиваясь её взаимности. Он был нежным, не жадным на объятия и поцелуи. Всегда корректно, вовремя, сдержанно, но с очевидной страстью. Как всё это умещалось в одном фон Хере Шувалове, Ложкина не знала, и знать не хотела, она хотела насладиться морем, солнцем и Лёнькой, а потом…
У неё давно не было сколь-либо серьёзного романа, и хотя никакие постоянные отношения в перспективе не радовали Ложкину, она видела в них лишь массу проблем и гарантированное разочарование, ей всё равно хотелось чего-то… острого, безумного, и почувствовать себя влюблённой, особенной и даже единственной. А Лёня, как оказалось, умел это делать…
Так что Ложкина не стала себе отказывать в курортном романе с Шуваловым.
К удивлению Татьяны, когда начало темнеть, они пошли не в сторону машины, а в сторону пляжа, где их ждал небольшой катер, тот же, который арендовал Лёня накануне.
Ложкина уселась на сиденье и в удивление смотрела на невозмутимого Шувалова, который накидывал на плечи девушки плед, кутая её и себя, присаживаясь рядом.
- Ветер может быть прохладным.
- Как договаривались? – широко улыбнулся «капитан»
- Как договаривались, - подтвердил Лёнька.
- Сюрприз? – догадалась Ложкина.
- Надеюсь, - прошептал в макушку Лёня, и Ложкина не стала уточнять, не захотелось.
Они пришвартовались почти в темноте, Шувалов выпрыгнул прямо в воду и поднял на руки Таню, чтобы пронести её до кромки и поставить на влажные песок, прямо под шелестящую и набегающую, тёплую, как парное молоко, гладь воды.
Это был тот же пляж, на котором они были вчера, это Ложкина поняла по очертаниям скалы, выступающей в море.
- И что мы тут будем делать?
- Мы проведём здесь ночь.
- Офигительный сюрприз, - Ложкина даже присвистнула от неожиданности, а Лёня что-то сказал, она сразу не расслышала, только поняла, что её бесцеремонно отворачивают в сторону моря и не дают повернуться к берегу.
Она слышала шёпот и даже смех за спиной, который был знакомым, очень знакомым, и почти взвизгнула, когда узнала его, в недоумении замерев и уставившись на чёрную гладь моря.
- Можно смотреть, - это был явно голос Яна, в этот момент Шувалов перестал держать Татьяну и развернул её к берегу, где по пляжу были расставлены свечи в стекле, они колыхались на лёгком морском бризе, какие-то гасли, но большая часть бодро горела и освещала свой клочок пространства вокруг. Сами же свечи были выставлены в форме сердец, отчего Ложкина, как ей показалась, чуть не потеряла глаза, а потом, в виде стрелы уводили куда-то за огромный валун.
- Ну? – Ян переступил с ноги на ногу и неуверенно посмотрел на отца, а потом на Ложкину.
- Это замечательно, парень, то, что надо.
- Да, да, - подтвердила Ложкина, удивляясь, что может разговаривать.
Лиля махнула рукой, и Татьяна, в сопровождении двух Шуваловых, двинулась между свечей, находя этот пейзаж столь же глупым, сколь и романтичным, таким, что она была готова расплакаться. Никогда она не тяготела к романтике, не мечтала об ужине при свечах или ванне с лепестками роз, но никто никогда и не делал ничего подобного для Татьяны. В самом лучшем случае её ждал дежурный поход в кино или театр, потом кафе или ресторан, да и это Ложкина считала напрасной тратой времени… Но сейчас, смотря немного с возвышения на пляж, уставленный свечами в виде сердец, на импровизированный стол за огромным валуном, накрытый белой скатертью и столовыми приборами, с парой свечей побольше, более ярких, и даже ведёрко с бутылкой шампанского в нём, лёд уже растаял, но…
Не меньше удивили и даже обрадовали Татьяну несколько одеял, пара подушек и её же одежда, сложенная ровной стопочкой.
- Одежду Лиля собирала, с ба, - пояснил Ян, - нууууу, чтобы не замёрзла, - добавил, и Ложкиной показалось, что он еле сдержал смех. – Палатка там, - он махнул рукой в сторону, где горел небольшой костерок, - мы пойдём?
- Идите, спасибо, Ян, и спасибо, Лиля, ты настоящая молодец, уверен, мой парень без тебя бы не справился.
- Спасибо, - проговорила зардевшаяся Лиля.
- Вы есть-то не хотите? - Фон Хер Шувалов покосился на внушительную корзинку для пикника, которая стояла рядом со столом.
- Не-а, ба нам столько еды дала с собой, - проговорил Ян.
- Словно мы на неделю собираемся, - добавила Лиля.
- Мы пошли? – ещё раз уточнил Ян.
- Идите, и смотри, аккуратней там, - Лёня показал куда-то в сторону скалы с лестницей.
- Куда это ты их отпустил, - возмутилась Ложкина, - тут до города чёрте сколько!
- Тань, я похож на идиота? Их там Олег ждёт, который и привёз их сюда вместе со всеми этими украшательствами, он же и помог всё устроить, но, по моей просьбе, удалился с твоих глаз.
- А мог сына не подключать? - Ложкина стала подбоченясь. – Просто представление для четырнадцати девочек и трёх мальчиков устроил.
- Мог, конечно, но парню полезно увидеть некоторые вещи своими глазами.
- Какие это?
- Что не зазорно ухаживать за женщиной, делать ей сюрпризы, большие и маленькие, что романтика – это не «ми-ми-ми», - тут Шувалов закривлялся так, что Ложкина засмеялась, - а то, что мужчина может сделать для женщины. По итогам беседы, так сказать…
- Так это воспитательный момент?
- Если тебе так угодно, - усмехнулся, - прошу к столу, - он галантно подал руку и даже отодвинул стул, потом достал то, что было в корзине, и накрыл на стол.
Ложкина наслаждалась едой, запахом моря, отблесками свечей и вкусом шампанского, уже второй бутылки, видимо от этого Шувалов становился всё ближе и даже как-то роднее. В голове Ложкиной стали появляться странные, даже крамольные мысли.
«А что, если это любовь?»
И даже, что ещё смешней:
«А вдруг мы поженимся?»
И самое абсурдное:
«А может, Шувалов в меня влюблён?»
Но вслух она, конечно, этого не сказала, до такой кондиции Ложкина пить не умела, нет, выпить она столько могла, но говорить при этом - уже нет.
- Вот скажи мне, Шувалов, - спросила Татьяна и поправила тёплую толстовку, протягивая свои ноги Лёне.
Они уже переместились в сторону покрывал, одеял и подушек, и устроились с максимальным комфортом. Особенно комфортно было ногам Ложкиной и рукам, ещё спине и даже шее… всему, до чего дотрагивался Лёня.
- Скажи мне, ты был когда-нибудь влюблён? По-настоящему?
- Может, я и сейчас влюблён, - подразнил Лёня.
- Ага, поэтому наставляешь сейчас рога своей Алёне, романтик от слова худо.
- Чтобы ты знала, я не наставляю никому рога.
- А как это называется?
- Мы расстались с Алёной.
- Ты не говорил.
- К слову не пришлось…
- Почему? Она такая… красивая и, кажется, умная и, кстати, талантливая, те фотографии были классными. Вы поругались?
- Нет, не ругались, просто расстались, наверное, пришёл конец отношениям… Когда мы приезжали в Питер – уже были врозь.
- И почему она приехала?
- Хотела город посмотреть, мы хорошо общались, почему нет?
- Действительно… почему нет? - Татьяна засмеялась, её саму удивил допрос с пристрастием, который она устроила фон Хер Шувалову. – Так ты был влюблён или любил, как правильней сказать?
- Знаешь, Таня, был, - как-то быстро ответил Лёня, - как-то забылось, но в последнее время я часто это вспоминаю и… горько так, что упустил её, - в голосе Шувалова действительно послышались нотки грусти, даже какой-то печали, что немало удивило Татьяну.
- Кто она, расскажешь?
- Кхм…
- Да ладно, Лёнь, мы почти родные люди, расскажи, ты-то мою эпик-лав знаешь, - вздохнула.
- Давно это было, ещё в Питере, я тогда на скорой работал.
- Оу, ночь перестаёт быть томной.
- Похоже, - Лёня провёл руками по лицу, по волосам, потряс головой и продолжил. – Пришла к нам девочка… девушка, на вид – сущий ребёнок, такая, знаешь, на ангела похожа. Или куколку.
Ложкина напряглась, посмотрела с подозрением на Шувалова, но промолчала.
- Продолжать?
- Да.
- В общем, она пришла, и никто не хотел её брать к себе, куда такого ребёнка? А она везде нос свой суёт, интересуется, ум живой, всё на лету схватывает, вот как родилась скоропошником, но наивная, Тань, она же дитё была, куда её родители смотрели, когда в эту клоаку устраивали?
Ложкина промолчала, она помнила те времена, когда никто не хотел брать её в бригаду, все находили причину отказаться от новенькой.
- И знаешь, влюбился я в неё, сильно, земли не чуял под ногами, так влюбился, весь бы мир к её ногам… «дом хрустальный на горе - для неё», а у неё глазки тускнеют, ей работать охота, а все нос воротят… какой врач из пигалицы? Только лишние проблемы бригаде. Ну, и взял я её к себе. Она на лету всё схватывала, буйных уговаривала, даже материлась пару раз, а уж какой успех имела у бабулек с дедками… И ты же знаешь неписанное правило – не спать с тем, с кем непосредственно работаешь. Я думал, вот подучу её, передам в другую бригаду и приударю за ней. Опоздал. Увлеклась она коллегой нашим, сильно увлеклась, не на шутку. А мне он не нравился, вот, знаешь, интуитивно так… всё подвоха от него ждал, а с другой стороны – понимал, что это ревность во мне говорит. Нормальный мужик, вкалывает, в квартиру вписался, к свадьбе вроде готовится, только проскакивало в нём дерьмецо, прости за слово, любил он поделиться в приватной беседе интимными подробностями, о чём нормальные люди молчат и напоказ не выставляют.
- Угу, - Ложкина уставилась на покрывало, разглядывая там рисунок.
- Я, Тань, виноват перед тобой, - вдруг сказал Шувалов, и Ложкина в онемении уставилась на мужчину рядом. Это был всё тот же фон Хер Шувалов, с тем же немного снисходительным и даже величественным выражением лица, но взгляд был другой, непривычный Татьяне, может, виноватый.
- Виноват, когда он про фотографии в интернете сказал, я не поверил, эта девочка с ангельской внешностью и какой-то эксгибиционизм глупый, никчёмный, пошловатый даже. Какое-то болезненное проявление не менее болезненных наклонностей. Но он мне показал фото, и ещё кой-кому.
Ложкина ахнула, вспыхнула, стиснула зубы и решила дослушать.
- В общем, когда я узнал, что он без твоего ведома так забавляется, да ещё и хвастает этим, пригрозил ему, что если он тебя не оставит – конец его карьере, фельдшером в коровник не возьмут. Ты, может, помнишь, дядька у меня в высоких медицинских кругах тогда в Питере был, он меня потом в Москву и продвинул. Бросить я потребовал немедленно, ты не думай, он сопротивлялся, мы даже подрались в лучших традициях эпик-лав, как ты говоришь, но в итоге сдался. Один звонок на подстанцию решил всё… Я действительно думал, что спасаю тебя, сам себе таким благородным виделся, рыцарем без страха и упрёка. Даже думал, начну ухаживать за тобой, а потом увидел тебя, когда свадьба отменилась, сколько дней прошло? Один, два, ты на смену вышла? Танечка, такое лицо у тебя было… но, как ты держалась, какой собранной была, маленький ангел из стали или камня, ведь улыбаться заставила себя, других успокаивать… а потом ушла домой в шесть утра, в изморось. Я всё ждал, пройдёт у тебя, но не проходило, и я не выдержал, уехал, дядька хорошо помог, я шоколадно устроился, сама видела, сначала учёба, новая работа, сама знаешь, какой это мандраж. Потом стал приезжать изредка, сначала боялся тебя увидеть, стыдно было и перед собой, и перед тобой, а потом как-то забылось, как стёрлось из памяти. И я привык к тебе новой, забыв, что ты всё та же девочка, я забыл, что ты будешь лечить безродную собачку на свою маленькую зарплату, а сама на следующий месяц выкручиваться, как оплатить две квартплаты, в прошлом месяце не хватило. Забыл, что у тебя хватит и терпения, и такта для любого человека, если он нуждается в помощи. Забыл, что я люблю тебя…
- Теперь, выходит, вспомнил? - Татьяна недоверчиво посмотрела на Шувалова, ещё не зная, как ей реагировать на его откровения.
Злиться? Удивляться? Не верить?
- Вспомнил. Я люблю тебя, Татьяна.
- Прям Евгений Онегин.
- Надеюсь, я опоздал не настолько.
- Когда вспомнил-то?
- Не знаю, честно, не знаю. В машине, когда ты расплакалась из-за фотографий этих, наверное, или утром, когда ты расхаживала в том, что ты называешь пижамой, когда бежал за тобой, может, тогда… я не знаю, Таня, но прошлой ночью я любил тебя – это чистая правда.
- Как-то всё это… - Татьяна не находила слов.
Она оглянулась вокруг: многие свечи погасил ветер с моря, который становился прохладным. Свечи на столе от ветра разгорались только ярче, в их свечении бокалы переливались разными цветами, они освещали не только стол, но и немного пространства вокруг, делая пейзаж немного мистическим.
- Я не знаю, что сказать.
- Скажи, что прощаешь меня.
- За Илью? Конечно, прощаю… Ничего хорошего не получилось бы, да и пережила я это уже, просто мучил вопрос «почему», теперь знаю.
- Пока этого достаточно. Ну и жаркого поцелуя ещё.
И Ложкина не стала долго думать, а поцеловала Шувалова. Долго, глубоко, томно и страстно, понимая, когда отрывала губы, что это её целуют. Целуют, поднимают и относят в палатку, где уже был гостеприимно заправленный надувной матрас.
- Ты собираешься пренебречь всеми нормами санпина, - тихо засмеялась Татьяна.
- Обижаешь, - Шувалов открыл небольшую мужскую сумку через плечо, которая была с ним целый день, и куда в аптеке он положил презервативы. Он вытряхнул содержимое на простыню. – Я же не мог просить сына уложить мне такой джентльменский набор, я, естественно, не намерен скрывать наших отношений и моего отношения к тебе, но некоторые вещи предпочитаю оставить исключительно только между нами.
Татьяна посмотрела на «набор» и согласилась.
- Да уж, лучше оставить парня на стадии «трепет первых прикосновений».
- И это всё, кстати, - Лёня показал глазами на раскиданные предметы, - не исключает моего трепета в отношении тебя.
- Так были уже первые прикосновения, - Таня улыбнулась.
- Надеюсь, нас ждёт ещё очень много прикосновений, и разных, но это не значит, что моё сердце не будет трепетать, а душа петь при этом.
- Боже! Шувалов, меня стошнит, правда, убавь обороты, «сердце трепетать», где только нахватался всей этой бульварной пошлятины…
- Окей, Ложкина, сейчас я собираюсь оттрахать тебя во всех возможных позициях и, в завершении, раскрутить на анальный секс, когда мы закончим с оралом, конечно.
- Анал?.. Здесь?
- Не прикидывайся дурочкой, Ложкина, для этого не нужна трёхведёрная клизма, ты знаешь это. И знаешь, меня чертовски заводит тот факт, что ты это знаешь.
- Тоже любитель болезненных проявлений? - поддела Ложкина.
- Да, но мы оставим это между нами двумя.
И они оставили, как и многое другое, что случилось, и о чём они говорили ночью, утром и целый день, который они провели только вдвоём, не опасаясь, что кто-то ворвётся в их импровизированные Сейшелы. Подход к пляжу был перекрыт ярко-жёлтыми лентами с предупреждением об обвале, и только один катер возил отдыхающих на этот пустынный пляж, но, по удивительному стечению обстоятельств, в эти сутки он в заданном направлении не работал.
Спасибо всем читателям.
Источник: http://robsten.ru/forum/75-2324-3