Глава 8.

Она всхлипывала, уже тише, но так же нервно, как было, когда среди ночи Соня вошла в комнату и увидела тихо плачущую дочь. Она дёргала за край домашней футболки и прикусывала губы в попытке не заплакать в голос. Сейчас, уже довольно продолжительное время она выплакивала своё напряжение маме, как это часто бывало в детстве. Зашедший мужчина спросил одними глазами: «Что случилось», но Соня лишь мотнула головой.

- Что это? – Лида с подозрением смотрела на настой из трав, протянутый Амиром.

- Мята, ромашка… пей, успокоишься. И ты, - протянул фарфоровую чашку Соне, чья хрупкость пальцев могла бы составить конкуренцию фарфору.

- Что случилось, девочки?

- Ничего, - упрямо, в стол.

- Всё же?

- Лида перенервничала.

- Перенервничала, - одними глазами он напомнил недавнюю беседу, когда Макс, отец Лиды, сказал, что иногда нужно говорить ребёнку «нет», и это именно тот случай, и Амир был склонен с ним согласиться. Соня не стала спорить ни с тем, ни с другим, а просто сказала: «Она поедет, если так решила».

- Я решала физику… те задачи, что вы… ты дал.

- Это было на завтра, - в хмуро сведённые брови, - продолжай пожалуйста, я больше не стану перебивать тебя.

- Всё решала и решала, потом, кажется, уснула, и мне приснился сайт… Там список документов, помните, мы смотрели… и там нужен аттестат о среднем образовании, об окончании школы, и я стала его искать, искала, искала и не нашла. Я его потеряла, во сне… и вообще потеряла…

Всё время нервного монолога он задумчиво смотрел на девушку, иногда на её мать. Внутренняя борьба была, как никогда отображена на лице мужчины. Он не мог запретить Лиде, потакал Соне, но то, что он видел перед собой – хрупкую девочку, тонкими пальцами перебирающую трикотаж, посиневшие ногти, слишком сильно, пронзительно остро напомнило ему другую девушку, из прошлой жизни, смотрящую ему вслед огромным глазами, оставшуюся на гобеленовом диване под: «Она сильная, она справится».

- Солнышко, - Лида вздрогнула от неожиданного слова. – Да, Солнышко и есть, - тепло улыбнулся, - ты не могла потерять аттестат, ты ещё не закончила школу, это был просто сон. Думаю, тут есть моя вина, я должен был сразу решить вопрос с куратором…

- Куратором?

- Да, Лида. Специально обученные люди, агентства, они занимаются всеми юридическими и бюрократическими формальностями. Я никак не мог подумать, что через неделю после приезда…

- Эти фирмы не дают никаких гарантий.

- Как минимум, они проверят документы, и тебе не нужно будет думать о сроках, тонкостях, деталях. Это могу сделать я или твоя мама, но думаю, тебе комфортней будет общаться на эту тему с лицом посторонним. В свою очередь мы будем полностью держать ситуацию под контролем… так что всё, что тебе нужно – хорошо сдать экзамены. С тебя – учёбы, с нас – организация.

- Вы будете держать под контролем?

- Под полным. Если позволишь – и твою успеваемость тоже, минимум – по точным наукам… А сейчас, - он забрал чашки и быстро ополоснул под краном, - завтра спим, как говорится, до победного, и едем за город, на горнолыжный курорт.

- Мы не катаемся на лыжах, - Соня, чьё внимание сейчас больше занимала дочь, чем курорты и фирмы.

- А в школу? – Лида.

- Я пообещал своему сыну, что помогу, видеть нервные срывы его девушки – это не помощь. Ты отдохнёшь, соберёшься с силами и будешь учиться. Только учиться. Но тебе следует отдохнуть.

Лида училась, как никогда в жизни. Все в классе нервничали, перебирали варианты, родители были на взводе, дети были уставшие, учителя вымотавшиеся… Она просиживала часами над заданиями, пока Соня или Амир молча не забирали тетради и следили, чтобы она легла в постель, где проваливалась в сон раньше, чем голова касалась подушки. Решив, что не справляется, она попросила папу оплатить репетиторов, что он и сделал, не без удивления. За всё время учёбы Лида не нуждалась в дополнительных занятиях, Соня сказала, что так их дочери будет спокойнее. Несмотря на неодобрение идеи уехать из страны, Макс принимал живое участие в жизни Лиды и её учёбы. Маленькая девушка, с её целеустремлённостью и мечтой, сплачивала людей вокруг, казалась бы люди, которые должны питать друг к другу неприязнь, общались легко и без напряжения. Когда же последний экзамен был сдан, последний сертификат получен, последняя точка поставлена, Лида какое-то время не осознавала, что всё уже случилось, что она переезжает к её Дину.

Тысячи писем, написанных за эти месяцы, было недостаточно для подтверждения этого. Она писала много, почти каждый день. Иногда смеясь, радуясь, иногда плача или негодуя. Она ненавидела то, что земной шар разделён на часовые пояса, и их с Дином разделяют половина суток. Она подсчитала километры, часы, систематизировала расписание полётов. Ей хотелось прокрутить шар, чтобы время бежало быстрее,  Дин приехал и забрал её. К себе. Несмотря на то, что много раз было обговорено, что Дин задержится из-за младшей сестры, что Малику необходимо привезти к отцу, хотя бы на пару недель – Лида нервничала и из-за этого, ей казалось несправедливым, что она, проделав такую работу, всё ещё ждёт.

«Рыжик, я тоже жду».

«Я больше».

«Я чаще».

«Я сильнее».

«Я люблю тебя».

«А я тебя нет».

«Врушка».

«Да».

Она пробегалась глазами по сообщениям, когда в дверь позвонили, на пороге стояла Лена.

Лена работала на скалодроме, сама немного занималась, но основной её талант был – организаторский. Она с лёгкостью организовывала детские праздники на любую тематику, вечеринки для приезжих групп, могла найти язык практически с любым человеком вне зависимости от возраста, пола или вероисповедания. Она была космополитом, все её мысли были тут же озвучены и через  какое-то время приведены в исполнение. «Массовик-затейник» - так называл её дядя Серёжа и был прав, если бы Лена родилась в советское время, она бы с успехом поступила в институт культуры и получила именно эту специальность. Но девятнадцатилетняя Лена родилась в другое время, поэтому она училась на заочном на экономиста и подрабатывала на скалодроме и в туристической фирме, которая принимала школьников из соседних городов – бюджетно, шумно, насыщая их досуг впечатлениями, зная, что им будет интересно.

Лида посмотрела на полноватую Лену, та поправила вырез декольте – и прошла.

- Сидим, скучаем?

- Угу, - обречённо вздохнула.

- У нас будет небольшой междусобойчик, пошли.

- Куда? С кем?

- Ребята из Норильска, приезжали на соревнования…

- Аааааа, - Лида помнила шумную компанию ребят с забавным говором.

- Они отчаливают, типа проставляются.

- Понятно, не, Лена, я не пойду, спасибо.

- Ну чего ты кислый такой? Я тебя развеселить пришла вообще-то. Толик говорит, ты совсем скисла, всё принца своего ждёшь… эх, посмотреть бы на него хоть одним глазом, - мечтательно.

- Я же показывала, - Лида быстро достала телефон, где на заставке была фотография Динара.

- Ой, фотожоп поди.

- Нет, просто он краааасиииивый… и умный, и самый лучший, и…

- И понеслось. Верю. Пойдём, твой красивый и умный приезжает через четыре дня, погуляем, вечерком посидим, сядешь на такси, да и будешь к ночи дома.

- На такси? Через мосты? – с сомнением.

- Ой, да ладно, все знают, что твой свёкро-папа тебе черта лысого купит, а уж такси через «не разводится никогда» оплатит и не заметит. В общем, давай, не выкручивайся, проветри голову, Звягенцева.

- Ладно, я сейчас, - отправляя сообщение маме и Дину. Мама перезвонила тут же, уточнила куда и надолго ли, велела далеко телефон не убирать, через минуту позвонил дядя Серёжа, уже Лене, и та поклялась, что вернёт Звягенцеву в целости и сохранности, провалится ей на этом месте. Дин не ответил – ночь.

Квартира в центре города, переделанная владельцем под хостел, гудела, шумела, была в громких звуках музыки и голосов, которые пытались перекричать музыку.

Ребята выкатывали, что называется, «на славу». Им ещё предстояла небольшая экскурсия по Северо-Западу, они ещё вернуться в этот город, проездом, но возможности оттянуться не будет. Спорт и алкоголь  сплачивает людей, и вот уже соперники на турнире – лучшие друзья, они смеются в голос, обсуждают ошибки и достижения другу друга, и вечные темы одного поколения. Люди одного поколения случают одну музыку, люди одних интересов – отдыхают в одних и тех же местах, всегда находится общий знакомый, приятель приятеля, которому нужно передать привет. Всегда образовывается парочка, иногда на вечер, иногда на всю жизнь. Делясь впечатлениями и молодостью, люди заражаются безрассудством.

- Чего не пьёшь? – Лида не помнила толком эту девушку, на прогулке она держалась в стороне, на соревнованиях они не были соперницами.

- Не пью.

- Понятно, - девушка была уже навеселе. - Марина, - протянула руку.

- Лида.

- Я выпью, не возражаешь? – потрясла бутылкой с текилой. – Ой, ну её, эту соль… так выпью. Говорят, у тебя парень в Штатах?

- В Канаде.

- И давно?

- Давно в Канаде или давно парень?

- Давно парень.

- Два года.

- Ого! Ты же малявка.

- Мне восемнадцать.

- Значит, было-то шестнадцать, ранняя, ну ничего, за это и выпьем, - поморщилась, отставила рюмку, - гадость, гадость же, говорила им, возьмите водку, дорвались, придурки. Слушай, расскажи… как вы познакомились, интересно же.

Лиду удивила беспардонность Марины, но та была пьяна, да и не принято церемонится в рядах спортсменов.

- Он сын, - поперхнулась, - знакомого моей мамы, приехал сюда, познакомились…

- Везуха.

- Что же хорошего?

- А чем ты недовольна?

- У тебя есть парень?

- Ага. Нажирается сейчас в соседней комнате, а ночью блевать будет, но вообще он милаха.

- А мой на другом конце Земли, понимаешь? На другом континенте… и так уже два года. Я знаю наизусть расписания  самолётов, все возможные маршруты, прямые и через Европу, но сижу тут с тобой и даже позвонить ему не могу… смотри, - она показала на наручные часы на тонком запястье, - тут ЕГО время, а тут, - на дисплей телефона, - моё.

- Фигово, - Марина сидела рядом и, похоже, была готова расплакаться. – И когда же вы встретитесь?

- Он приезжает через четыре дня.

- Отлично, сейчас приду, - резко отодвинув стул, ушла.

- Звягенцева, ты как там? – Лена.

- Отлично, - перечитывая последнее письмо.

- Смотри, а то мне Серёжа голову снимет.

- Я помню.

Появившаяся Маринка имела вид заговорщика, она довольно присела и положила на стол уже хорошо утрамбованную вовсе не табаком сигарету.

- Давай устроим девичник, Лид.

- Не-а…

- Ой, да ладно тебе, мы же не скажем твоему родственнику… давай, - она отвлеклась на шум, потом повернулась. – Слуууушай, а как же вы это? Обходитесь?

- Без чего?

- Без секса… Не, есть всякие штуки и всё такое, но ты же понимаешь, это не одно и тоже… как ты терпишь? Или у вас свободная любовь?

Лида опешила от такого вопроса полупьяной собеседницы, не думая сказала:

- Не свободная… но мы не терпим.

- Виртуально? По телефону?

- Никак.

- Не понял, - она всё же закинула в себя ещё рюмку текилы.

- Ну, мы не… ещё не делали этого.

- За два года? – глаза Марины могли бы в ширину конкурировать с окнами комнаты.

- Да, - Лиде в очередной раз стало стыдно, она попыталась оправдаться, настолько нелепо звучало то, что она говорит, - сначала я вроде как маленькая была, - Маринка согласно качала головой, - а потом… не знаю.

- У него что, на полшестного? Так и знала, у себя бабу найти не могут, наших пионерок дурят.

- В смысле – «на полшестого»?

- Не стоит.

- Да нет, то есть да, то есть, всё нормально у него! – она отодвигалась вместе со стулом, желая выйти из комнаты.

- И что останавливает? – Марина смотрела в подозрении на девушку в узких джинсах и простой футболке, с волосами, собранными в высоких хвост, и в её пьяном мозгу никак не укладывалось то, что она услышала. Будь она трезвей, она бы сообразила, что рыжеволосая смущена и не хочет говорить на эту тему. Почти наверняка Марина проявила бы тактичность, но сейчас… сейчас она проявляла всю широту своей души, желая только добра своей собеседнице, приобнимая её, протягивая уже подкуренный косячок.

- На.

Лида в злости взяла, как всегда, идя наперекор «нельзя», зная наверняка, что этого не следует делать – она затянулась со всей силы, сколько могла, закашлялась и услышала сквозь вату из собственных слез:

- Эй, ты чего, по чуть надо, по чуть, воооооот так, - показала как. – Так что останавливает?

- Я боюсь.

- Э, все бояться первый раз.

- Я сильно боюсь, - тошнота медленно подкатывала вверх из желудка, потом возвращалась противным комком туда же.

- Может, у тебя вагинизм, - задумчиво, - или ты фригидная?

- Не фригидная я… я же э…

- Что «э», организм – он не дурак, он знает, что ты фригидная, вот и сигнализирует тебе: «Бойся, бойся». Потом-то поздно будет, поймёт твой американец, что ты фригидная, и адью.

Лида замерла, почувствовав горечь на губах, послушно затянулась, на этот раз меньше, как и инструктировала Марина.

- Кому нужна фригидная? Никому. А половая гармония в отношениях – главное. Ты и себе жизнь испортишь, и ему, жалко мне тебя, девка, - голосом, словно Марине было лет шестьдесят, а не Лидиных восемнадцать.

- Но…

- Да какое «но», Лидок, за два года уже бы точно выстрелило, природа бы взяла своё, а значит, не хочет твоя природа мужика-то, не хочет. Ты тампон вставить можешь?

- Могу.

- Значит не вагинизм у тебя, а фригидность, это лечится, но парня твоего жалко. А может и не лечится… не знаю я, будешь? – она протянула остатки, которые и втянула в себя Лида. После чего они доверительно о чём-то говорили, обсуждали, Лида плакала и мысленно прощалась с Динаром, потому что не собиралась ему портить жизнь, пока Маринка не подкинула прекрасную идею.

- Тебе надо трахнуться с кем-то.

- Зачем? Я же…

- Блин, я ж не сексолог, а так ты точно будешь знать. Разберёшься на месте, и если не фригидная, укатишь к своему американцу.

- Ты с ума сошла.

- Я тебе дело говорю. Сейчас с кем-нибудь.

- Да я же девственница!

Слова отрезвили Марину, но решение проблемы нашлось сразу.

- А потом операцию сделаешь.

- Через день? – В зелёных глазах стояли слезы, Лида смеялась, идея показалось ей забавной. Проверить, а потом зашить. Бац. Бац. Всё вокруг было забавным, от двигающихся штор до качающихся стен. Сама Марина была смешной, да и Лидина обувь была похожа на мультяшного персонажа, который ей что-то рассказывал.

Она поняла, что кто-то обнял её за талию и повёл в полутёмную комнату, где от шёпота на ухо она засмеялась в голос, потом, кажется, ей хотелось пить, когда до неё стал доходить скорее запах горячего мужского тела. Пот пах противно, липко, слюни скатывались по её шее в омерзительные дорожки и, казалось, бежали вниз по позвоночнику, заставляя ногами оттолкнуть мужчину рядом, в ту же минуту почувствовав рвотный позыв, который не сумела сдержать.

- Перебрала, что ли? – голос казался заботливым, но чужим и далёким.

- Отстань!

- Слушай, никаких проблем, ты хорошенькая… водички принести?

- Не надо, - она попыталась встать, упала, всё слишком кружилось, от рук пахло чужим, посторонним, инородным.

- Ой, мля, поспала бы ты, что ли…

- Звягенцева, - где-то вдали голос Лены. – Вот, Звягенцева, ну что это такое, а? Что с ней?

- Перебрала, похоже.

- А ты чего полуголый?

- Так жарко. Пойду спать, короче, делайте что хотите со своей Звягенцевой.

- Не нравится мне это, ой не нравится, выйти на десять минут нельзя… Лидок, вставай, куколка, лифчик свой застегни, не реви, не скажу я никому… Пойдём, умоешься, домой тебя отвезу.

- Есть хочу.

- Класс! И кто же у нас такой умный…

Через пару часов, проскользнув в комнату, сходив в душ, всё равно ощущая на себе чужой запах и отвращение, подавив страх,  Лида написала Динару письмо. Всё, как есть. Фригидная. Закрыв глаза, не смотря, нажала «отправить» и уткнулась носом в подушку, тут же жалея. Жалея, что написала, жалея, что пошла с Леной, жалея себя, но больше всего – её Дина. За что ему досталась такая Лида? Он сразу понял её дефект? Или поймёт сейчас?.. Он её оставит… Точно оставит. Но она не станет врать. Никогда.  Мысли путались, они превратились в один огромный бесформенный комок – несуразный, отвратительный, пахнущий дурно, как тот парень…

Звон телефона вывел на минуту из потока слёз.

- У тебя очень плохое чувство юмора, Рыжик.

- О чём ты?

- Я о письме.

- Я не шутила…

Несмотря на то, что в руках Лиды была хорошая модель смартфона, она слышала треск проводов – искрящийся.

- Дин?

Тишина.

- Дин?

Тишина.

- Дииииииииин? – эхом.

- Я не знаю, что сказать, до свидания… наверное.

Гудки.

Звонки не проходили, телефон отключён, двенадцать часов, она уже не смотрела на время, не пересчитывала часы, она просто набирала и набирала. Писала и писала сообщения, которые оставались без ответа. Лицо, казалось, опухло от слез, которые то заканчивались, то лились снова.

Наконец:

- Дин, - тихо.

- Я слушаю тебя.

- Ты… ты приедешь? - она не знала, что сказать.

- Да, я не могу подвести Малику, она ждёт.

- Прости меня…

- Нет.

- Дин…

- Лида, я не прощу тебя, пожалуйста, не усложняй ситуацию, не звони больше, не пиши.

- Ты приедешь, мы поговорим?

- Нам не о чем говорить… но мы будем вынуждены общаться какое-то время, из-за Малики… и по причине твоего переезда.

- И?

- И больше нам говорить не о чем.

Гудки. И больше он не брал трубку, не отвечал на сообщения, она взяла телефон Амира и набрала номер Дина – получив в ответ: «Лида, не надо». Он понял, что это не отец…

Он сходил с ума, тихо, медленно, его прожигали строки письма, написанного быстро, на английском, практически без ошибок. Грамотное и убийственное. У него не было сил задать вопрос: «Почему?». Не было сил задуматься: «Зачем?». Не было сил забыть те строчки. Он спал на той же кровати, куда поутру прибегала Рыжик, ел за тем же столом, где она раскидывала ручки или косметику, словно им место за обеденным столом, он смотрел на дерево, ветви которого пугали девушку. Он явственно помнил, ощущал каждое её движение, вздох, поцелуй, запах - всё это сводило с ума.

Хотелось уехать, куда угодно, на максимально долгое время – навсегда, лишить себя памяти, выжечь из своей головы последние два года – от порывистого, неумелого поцелуя, до последний ночи, что он провёл с ней…

Но ехать ему пришлось прямо к ней, вопреки здравому смыслу. Вопреки отчаянному желанию не думать, забыть, оттолкнуть, не простить. Он не мог простить. И не пытался.

Все жизненные силы ушли на спокойный тон, разговоры с матерью, когда улыбаешься сквозь силу, понимая вдруг, что она была права, права. Эта девушка ему не подходит, не может подходить… На потасовки с братьями, когда всё, что хочется, это разделить их злость на отца, поддержать… удивиться в очередной раз, как он мог предпочесть далёкую женщину, не его женщину, своей жене. На игры с сестрой, на её восторг, когда она, прыгая в нетерпении, проходила паспортный контроль, ожидая очередного чуда и встречу с папочкой. Силы уходили на контролирование поведения девочки, на то, чтобы она поела, самому поесть… дышать. Сквозь боль. Неприятие. И понимание.

Огромные, зелёные, молчаливые глаза на осунувшимся личике смотрелись бездонными, тишина была гнетущей, сил на то, чтобы встать и уйти, не было. Впервые, изменив себе, он зашёл в комнату, чтобы прилечь… Больше суток без сна, четверо суток отчаяния и понимания, что он не сможет…

Питерское небо слишком серое, глаза напротив слишком зелёные, аромат новых духов слишком тонкий, хочется вдохнуть его глубже, пробежаться губами по шее, сказать: «Ничего не было, Рыжик, тебе приснилось». Но видится… видится совсем другое. Она в объятиях другого. Он целует её. Она отвечает? Как далеко они зашли? Что он видел, к чему прикасался? Как она позволила? Хотела ли?.. Хотела – стучало в голове. Позволила – вторило.

- Иди сюда, - протягивая руку, беря ладошку, играя с пальцами, связывая невидимыми нитями две руки, - иди сюда, - зарываясь носом в волосы, - у тебя новые духи, Лида?

- Да, я…

- Чуть-чуть помолчи.

- Я…

- Рассказывай, - включая свет ночника рядом с кроватью.

И Лида рассказала всё, ничего не тая, ей не хотелось врать… все врут, всегда, во всём, она не будет.

- Ты сильно злишься, Дин?

- Давай попробуем подвести итог, Лида. Ты, в малознакомой компании, употребила лёгкий наркотик и почти отдалась какому-то парню из Норильска, кстати, где это?  Потом тебя вытошнило, ты решила, что фригидна… о чём ты думала… Лида? Фригидная? Ты знаешь значение этого слова? Потому что я сомневаюсь… И именно ЭТО тебя остановило от близости с малознакомым парнем… это ты сообщаешь мне и спрашиваешь, сильно ли я злюсь? Лида, я сильно злюсь?

- Сильно…

- Правильно, Лида. Я. Сильно. Зол.

- Но…

- Никаких «но»… Лида! Не может быть «но» в такой ситуации…Ты… Лида, я пообещал тебе ждать тебя столько, сколько тебе будет нужно. И я ждал. Ждал… Ты хотя бы представляешь, как я себя чувствовал, когда ты приезжала в этом году и жила в моей квартире? Ты приходила ко мне по утрам в постель, сонная, тёплая, желанная… Твои поцелуи, твои руки и твой страх. Лида, я уважал твой страх. Я ждал! Ждал… чего? Какого-то парня из Норильска? Ты можешь считать меня неандертальцем, но мне важно быть твоим первым мужчиной… На самом деле я хочу, хотел, стать единственным и последним, но если удача будет не на моей стороне, то первым, Лида… Мне. Это. Важно. Было.

- Тебе важна девственность?

- Да, - куда-то в тишину.

- Я… это что, ВСЁ, что тебя интересует? Эта хренова плева? А если бы ты встретил меня или не меня, но уже не девственницей?

- Лида, ты переиначиваешь мои слова. Если бы я встретил тебя или любую другую УЖЕ женщину, значит, это было бы так. Но я встретил тебя… такую отчаянно отважную, упрямую и невинную. Ты невинна, Лида.

- Перестань мне тыкать в лицо моей трусостью!

- Лида, ты невинна, - приподнимая подбородок, смотря прямо в зелёные омуты. – Дело не в «хреновой плеве», ты отворачиваешься, если по телевизору целуются, не замечала? Ты краснеешь, когда я трогаю тебя здесь, - проведя рукой по груди, совсем легонько, - или здесь, - проведя по низу гладкого живота, - а ведь я уже не один раз… Лида, иногда я поражаюсь, как… почему… под какой звездой ты родилась, но ты невинна, ты словно не из нашего века и не из прошлого. Я уважал твою невинность. Я не давил. Я ждал. Чего я ждал, того, что какой-то обкурившийся придурок заберёт то, что я считал своим? Зол ли я, Лида? Я ЗОЛ. Сильно. Поэтому прямо сейчас я лучше пойду в гостиницу. Чтобы не сказать то, о чём впоследствии пожалею, потому что злость не лучший советчик…

- Дин, я… я люблю тебя, - всхлип.

- Да, я знаю, ты любишь меня настолько, что позволила первому встречному лапать себя!

- Прости меня, прости, Дин.

- Лида, когда-то я сказал, что не прощу. Я не прощу тебя. Тебе. Я не умею прощать подобное. Что из того, что я говорил тогда и потом, ты поняла недостаточно ясно? Никаких других мужчин! Никогда, ни при каких обстоятельствах… возможно, кроме, насилия. Это было насилие, Лида?

- Нет, - всхлипывая.

- О чём мы говорим? Я не прощу тебя.

Поворачиваясь, вдруг что-то вспоминая.

- И Лида… я помогу тебе, как и было договорено. Ты не останешься одна в чужой стране. Помогу со всем. Переезд, интеграция, всё, что тебе понадобится, - глядя в уже недобрый блеск глаз.

- Стой!

- Что ещё, Лида? Я устал.

- Сколько у тебя было женщин?

- Что?

- Сколько у тебя было женщин? В интимном плане? Ты же понимаешь, о чём я говорю?

- Я понимаю. Я не считал. Если бы я знал, что встречу тебя, и тебе понадобятся точные статистические данные, я бы записывал.

- Хорошооооооо, я упрощу тебе задачу, сколько у тебя было женщин за эти два года, что мы вместе?.. Дин? Сколько?

Медленно отводя глаза, парень повернулся к двери, уже собираясь выйти.

- Стой! Ну-ка отвечай! Сколько? И почему мне не нравятся твои розовые уши, Дин?

После минутной тишины.

- Нисколько.

- Что, прости?

- Нисколько. У меня не было женщины два года, ни в каком смысле…

- Поцелуи?

- Нет.

- Орально?

- Нет. У меня не было никого…

- Почему? – срывающимся шёпотом.

- Почему? Действительно… почему?..  Ну, я настолько старомоден, что хранил тебе верность, Лида.

- А почему ты покраснел? – ища подвох. Такого не может быть… Лида никогда не задумывалась до этого момента об этой стороне отношений, о том, как прожил её Дин эти два года, но это… это было… невозможным… наверное.

- Потому что… потому что в моем возрасте два года не иметь женщины не здоровая ситуация, потому что я был верен девушке, которую любил, уважал, которую… а она… Лида, прямо сейчас я чувствую себя глупцом. Злым глупцом. Это не позитивное чувство, поэтому я пойду. Мы ещё увидимся. И помни, пожалуйста, наши договорённости в силе.

Пока Лида, уже не таясь, плакала в своей комнате, ей нечего было скрывать, накануне она призналась маме в содеянном, и сейчас, наверняка, об этом знает и Амир – его отец, женщина в платье сложного кроя  нервно вздыхала, переставляя для чего-то посуду в посудомойке.

- Малика уснула, - Амир. 

- Хорошо.

- Теперь я хочу, чтобы ты рассказала, что случилось на самом деле.

- Это… личное, они разберутся сами.

- Ты видела его? А её? Говори.

- Они взрослые люди.

- Если бы мы  в двадцать были взрослыми, как ты выразилась, мы бы не оказались сейчас здесь, в этой точке, понимаешь?

Она в раздражении кинула тряпку, наконец, закончив хаотичные и бесполезные движения по столу.

- Лида, она… она изменила Динару, почти.

- Что значит почти, прости?

- Хм… - она коротко рассказала, всё, что сказала ей дочь. – И она призналась в этом Дину… она просто запуталась, понимаешь? Она просто слишком юная, импульсивная, она запуталась, она его любит, хочет быть честной, она напугана их проблемами… в интимной жизни. Не смотри на меня так! Она хороший ребёнок!

- Господи, иди сюда, - он вытирал её слезы. – Конечно, она просто запутавшаяся девочка, Птичка, она твоя дочь… Помнишь… нам не суждено быть вашими первыми мужчинами, - ухмыльнулся горечи в горле, - просто ребёнок…

- Может, и не суждено…

- Но суждено любить всю жизнь… посмотришь за Маликой, скажи, что меня вызвали на работу.

- Ладно, - она не спросила, куда он пошёл. Возможно, к Динару, возможно, выгнать обиду за собственного сына под ветром широкой реки.

- Динар, нам нужно поговорить.

- Прости, я бы хотел лечь спать.

- Да, я не займу много времени, - глядя на точную копию себя, понимая своего сына, как никогда понимая, но отказываясь принимать его решение. – Я всё знаю, про Лиду.

- Я рад.

- Ты не рад, послушай, не принимай поспешных решений, эта девочка любит тебя…

- Я уже принял решение, отец, и, честно говоря, не понимаю, о чём мы говорим.

- О том, что ты любишь её, - слишком пафосно, но правдиво. – О том, что она… она сейчас переплачет, встанет и будет жить дальше, о том, что её сил хватит на то, чтобы учиться, работать, выйти замуж, рожать детей. В итоге она станет именитым фотографом или преподавателем… Будет любить природу, зверей, иногда, ночью, её будут душить слезы, но утром… утром она будет всё той же Лидой – весёлой, остроумной, импульсивной… хотя нет, импульсивность пройдёт… как и блеск глаз. Она научится пользоваться макияжем, ходить на высоких каблуках, у неё будут мужчины… много мужчин. А ты, ТЫ – будешь на это смотреть и думать, что так и надо, что это правильно, ведь ты гордый и умный, ты не простил так называемого предательства… Только однажды ты проснёшься и поймёшь, что она была всего лишь маленькой, запутавшейся девочкой, глупым ребёнком, который не понимает себя, тебя, окружающий мир. Что она просто совершила ошибку, одну из тысячи на её пути…

- Ты называешь ЭТО ошибкой?!

- Да, это просто ошибка.

- Это не ошибка, отец. Мне теперь всю жизнь опасаться повторения этой ошибки? Ждать, проверять? Я ВИЖУ её с другим, просто вижу, я спать не могу… я ненавижу её…

- Да, ненавидишь. Но если ты сейчас не простишь её, ты будешь видеть её с другими до конца своих дней… И если ты думаешь, что это просто – задавать себе вопрос: «если бы», тоты ошибаешься. Она совершила ошибку. Уже. А ты совершаешь её сейчас!

- Отец, позволь мне самому разобраться.

- Конечно, прости, что я влез не в своё дело… но подумай.

- Подумаю.

Динар не собирался думать. 

Форум

Главку дала сегодня, следующая будет дня через два-три, по ряду причин. 
Спасибо всем, кто читает.