Жизнь рядом с Вадимом, как он и пообещал, была непростой. Али немного нервировали его бесконечные телефонные разговоры. Поначалу он разговаривал в её присутствии редко, скидывая звонки или уходя в другую комнату для разговора, который часто переставал быть тихим, и Али быстро восстановила свои пробелы в русском разговорном языке. Но потом, чаще и чаще, он стал отвлекаться на звонки во время ужина или разговора, причём переключался настолько быстро, что Али не всегда могла понять, что он говорит уже не с ней. Съездив пару раз, в выходной день, с ним по его делам, когда за шестнадцать часов Вадим, казалось, переводил дух только в машине, пуская солнечных зайчиков прямо в солнечное сплетение Али, она стала принимать как должное практически круглосуточную занятость Вадима. При этом, ровно в одиннадцать вечера он отключал рабочий телефон, оставляя только личный, но в это время уже мало кто звонил, а если такое и случалось – значит это было действительно важно. Часто он уезжал – надолго, порой без предупреждения, без предупреждения же и возвращался. В квартире Али уже давно было выделено место для вещей Вадима, чтобы ему не приходилось вставать утром и ехать за свежей рубашкой, он никогда не жаловался и не настаивал, Али просто показала рукой на полку, и на следующей день на ней появились вещи.

Али шла поздно вечером, практически ночью, днём было ещё жарко, а вот ночи приносили прохладный ветер, который обхватывал голые коленки женщины, отчего она недовольно поводила плечами, перекидывая тяжёлый пакет из руки в руки, когда яркий свет фар осветил её.

Появившейся рядом мужчина всё ещё казался ей сном. Нереальностью из параллельного мира. Он стоял рядом – выше её почти на две головы, забирая пакет из её рук, так, словно он не весил ничего.

- Где тебя носит, рыбка?

- Я заблудилась… потом нужно было в магазин.

- Хорошо, а что с твоим телефоном, позволь спросить?

- Я не знаю, а что с ним?

- Он отключён! Знаешь, этот город вовсе не безопасный, а ты просто пропала… У меня достаточно седых волос, не добавляй мне их, хорошо?

- Что со мной?..

- Да всё, что угодно! К тому же, мне совсем не нравится сидеть в машине и ждать тебя, я бы свозил тебя в магазин, - открывая дверь небольшого подъезда.

- У меня, вообще-то, может быть своя жизнь, Вадим!

- Оу, прости, я запамятовал просто, что ты у нас феминистично настроенная, самостоятельная гражданка, тащи свой пакет сама, Клара Цеткин.

- А знаешь что, готовь сам себе ужин, раз такой нервный. В этом пакете, между прочим, продукты для тебя. Как вообще можно столько есть? А? Я могу питаться одной мандаринкой в день! Это ты на ночь ешь мясо! За которым мне и пришлось заехать в магазин!

- Дай ключ, мандаринка, - смеясь.

На мгновение Али остановилась. «Дай ключ», «неси сама», «такой нервный».

- Вадь, мы ругаемся, прямо сейчас?

- Угу, что-то типа, - разбирая пакет, - тебя что-то смущает?

- Эм…

- Брось, Лина. Люди только и делают, что ругаются, это не мешает им жить долго и счастливо… Обычно главное – найти равновесие, компромисс.

- У меня есть запасной ключ, возьми его себе, чтобы не ждать меня… это компромисс?

- Я был уверен, что ты никогда не дашь мне его, спасибо… только компромисс, это: «Вадька, свози меня в магазин, а лучше сам привези продукты, чтобы прокормить свой зад».

- И мой тогда уж, не забудь мандаринку, - смеясь.

Той же ночью, после ужина и «Рыбка прости, но что-то мне спать хочется больше всего остального», пытаясь заснуть, Али выстраивала план, просчитывала неучтённые ею обстоятельства, суть этого плана она изложила Вадиму утром выходного дня.

- У меня есть небольшие сбережения, и я думаю, мне нужна машина… Я посмотрела на вторичном рынке, есть интересные  предложения.

- И какая машина тебя интересует.

Али называет несколько моделей, оптимально подходящих под её требования – небольшие, манёвренные и малолитражные.

- Лина, у Лады самокат был безопасней…

- Послушай, все эти машины прошли аккредитацию, значит вполне безопасны. К тому же, я не могу позволить себе машину дороже, если только продать бабушки дом, что неразумно, - Али промолчала, что сняла с продажи дом бабушки, чтобы иметь пути отступления в случае, если не сложится с Вадимом или с работой. Она уже знала, что переезд  – дело не одного дня, поэтому ей необходим запасной аэродром, всегда нужно иметь план про запас.

- У меня есть деньги, вообще-то, рыбка.

- Так ты собираешься помогать мне с покупкой машины, той, что я выберу, на мои средства? Или мне попросить кого-то с работы?

- Попроси, и я его уволю.

- Трудовое законодательство…

- Я срал на трудовое законодательство, я сам себе законодательство, давай вернёмся к автомобилю.

- Давай, вот объявления… не знаю, я никогда так не покупала, может, лучше салон?

- Значит, ты хочешь сэкономить?

- Ну да…

- Тогда уж лучше рынок.

Вадим долго ходил вокруг выбранного Али автомобиля, прилично скинув цену, найдя массу недостатков, которых, очевидно, не было, но и покупателей тоже было немного, так что продавец скрепя сердце, шёл на уступки.

- Послушай, эта штука… на батарейках… это не автомобиль. Это катафалк, блядь. Ты действительно хочешь, чтобы я тебе позволил это купить?

- Я действительно думаю, что я куплю это, вне зависимости от твоего позволения, Вадим!

- Охренеть! Лина, я не знаю… давай я тебе кредит дам? А? Через бухгалтерию… только купи себе нормальную машину.

- Отвали. Эта – нормальная. Ты же сказал, что она не битая, её проверили на угоны… что в ней ненормального?

- Это швейная машинка, потому что!

- Это автомобиль. Есть колеса, руль и двигатель.

Алёшка с Веткой уже три часа путешествовали по земному шару, сидя на двух стульях, по очереди крутя воображаемый руль, который самым чудесным образом передавался из одной детской ладошки в другую. Они ехали по прериям, когда из окна услышали:

- Пигалицы, а потише можно ехать? Тут некоторые спать пытаются.

- Нечего шляться ночами, а то всё хороводишься где-то, а у нас тут жираф, - парировала Ветка.

- Слышь, я сейчас задницу надеру этому жирафу!

- Мы уедем, бе-бе-бе, - кричала Ветка, пока Алёшка замерла на своём сиденье, со страхом наблюдая, как рядом с жирафом появился Вадька, с взлохмаченными кудрями на голове, со злыми пересмешками, и остановился прямо перед капотом их прекрасного автомобиля. Он протянул руку, сделал «чик-чик» и показав ключ, произнёс.

- Всё, я забрал ключи от зажигания, пигалицы, а без него машина не ездит. Там, за домом, есть ковёр-самолёт, на жирафа интересней смотреть сверху.

Это была прекрасная идея – смотреть на прерии сверху, и девчушки, под смех парня, подхватились и побежали за дом.

- Алёшка, стой!

Алёшка в страхе подошла к Вадьке, отчего-то её всегда пугал старший брат Ветки.

- Куда это ты без этого? – надевая на неё белую льняную кофточку с длинными рукавами и панамку, закрывающую не только лицо, но и шею, которая обгорала отчего-то всегда быстрей и болела сильней.

                                                    ~*~*~*~

Был октябрь, Али привыкла к частым отъездам Вадима, он всегда звонил ей в течение дня и вечером. Если он был в городе – приезжал к ней, отчего-то Али так и не смогла привыкнуть к его квартире, принося с собой смех и цветы, которые уже некуда было ставить, но Вадим не появлялся на пороге без букета.

- Мне очень нравится, как ты краснеешь, рыбка.

- Это нецелесообразно, столько цветов.

- Что поделаешь, такой уж я нецелесообразный, Лина.

В тот раз он предупредил заранее, что его не будет несколько дней, только причина не была связана с работой.

- У Лады день рождения, я поеду.

Али знала, что Лада с матерью живут в небольшом городке, на родине бывшей жены Вадима, за пятьсот километров от этого южного, пыльного и многолюдного города. При разводе, когда встал вопрос о разделе имущества, квартиру, купленную родителями Вадьки, ему продать не разрешили, и он предложил купить бывшей жене жилье в любом удобном для неё месте, надеясь, что речь идёт об одном городе, но жена захотела вернуться на родину. С чем пришлось согласиться Вадиму, и теперь он забирал на лето Ладу, которая жила по большей части у его бабушки, с которой прошло детство Вадьки. Сам же он проводил с дочкой всё оставшееся от работы время, часто отодвигая работу на второй план после ребёнка, общение с которым было ограничено. Он приезжал в тот далёкий городок на день рождения Лады и на Новый год, играя роль папы и Деда Мороза одновременно, чем не очень была довольна бывшая жена, говоря, что девочка становится неуправляемой после подобных визитов, и Вадим понимал, что излишне балует светловолосую девчушку, но мало что мог поделать против кудрей и надутых губок: «Папочка, купи!»

Но одно дело знать, другое – слышать, что завтра он сядет в свой огромный автомобиль и, как обычно, нарушая скоростной режим, рванёт в город, где его ждала встреча с бывшей женой – тема, которая редко поднималась в разговорах, в первую очередь из-за своей бессмысленности.

Али перемыла тарелки уже несколько раз, пытаясь совладать со своими чувствами. Пересмешки, пыль и мясо на ужин лишили Али контроля, она хваталась за крупицы здравого смысла и выверенных решений, чем всегда гордилась.

- Сядь, а то сороки унесут эту тарелку.

- Что? - глаза в стол.

- Послушай… ведь ты знаешь, что есть Лада…

- Знаю.

- И знаешь, что у неё есть мать.

- Знаю.

- Так же ты должна понимать… ничего ты не должна понимать, Лина, прости меня, я понимаю, что тебе сложно. Скажи, что тебя беспокоит?

- Ничего меня не беспокоит.

- Ой ли?

- Ты бросил меня из-за этой женщины, у вас прошлое, ребёнок… Я не хочу сказать, что ты не должен общаться с Ладой! – всё так сложно, запутанно. – Просто, я запуталась…

- Давай тебя немножечко распутаем, - собирая волосы собеседницы в высокий хвост плавными поглаживающими движениями. - Я не бросал тебя из-за неё… я говорил, почему так случилось, и хоть это звучит глупо… это правда. Я боялся тогда… Она показалась мне реальным выходом из того тупика, куда я себя загнал. Но причина не в ней. Ты должна понимать, что Лада – часть моей жизни, большая часть, если быть откровенным, всё что я делал последние годы, я делал ради неё… эти предприятия, работа… Уверен, я должен дать ей лучшее из того, что могу. Но Лада - ребёнок, и она зависима от матери, только поэтому я общаюсь с бывшей женой, мы не слишком хорошо расстались… Я во многом перед ней виноват,  я часто иду на уступки… не хочу, что бы Ладка стала разменной монетой в наших разборках. Сейчас, слава богу, всё утряслось… мы можем спокойно общаться и, более того, мы будем продолжать общаться, пока не вырастит Лада и не станет самостоятельна в своих решениях. Это не просто важно для меня, это неотъемлемая часть меня, рыбка, и мне необходимо, - на «необходимо» Вадим сделал ударение, - чтобы ты это приняла. И ещё, ты должна кое-что знать  – если бы у меня, у нас с ней, был бы хоть один шанс остаться семьёй, я бы это сделал, ради Лады. Его не было тогда, и тем более его нет сейчас, когда ты снова в моей жизни. Пожалуйста, просто прими то, что у меня есть Ладка и её мать… я не смогу вычеркнуть их своей жизни, боюсь, я не смогу пойти на компромисс в этом вопросе, - пересмешки сменила боль, так странно.

Вадима ещё не было в городе, и Али решила устроить себе небольшой праздник после уборки квартиры. Она много лет не позволяла себе блюда со свежим чесноком, запах долго не выветривался, а ходить, благоухая, она не могла себе позволить. Однако, никто не может отменить желание наесться на ночь салата и воспользоваться последующими выходными, чтобы этот запах исчез.

Поворот ключа застал Али врасплох, она отложила чеснокодавилку в сторону и, быстро отмывая руки от стойкого запаха, повернулась навстречу пересмешкам.

- Чего это у тебя такой испуганный вид? Привет.

- Привет, ничего.

- Мне начать беспокоится? Где ты его прячешь?

- Кого? – отодвинув рукой металл, пахнущий чесноком.

- Любовника, конечно.

- Ааааээээээммм, на балконе?

- Отлично, потому что у тебя нет балкона, а значит он уже мёртв, без моей помощи… - надвигаясь, - что замерла, с чеснокодавилкой не справиться? – обнимая одной рукой, другой легко надавливая над салатницей, - ещё надо, этого мало.

- Что ты?..

- Ты же готовила? Я тебе помогаю, чем быстрей ты освободишься… тем быстрей, - проведя рукой по животу, мягко захватив в плен пальцев грудь.

- Это чеснок, - шёпотом.

- Я знаю, - так же шёпотом, - его трудно спутать с абрикосом.

- Ты… выдавил чеснок в салат…

- А не должен был? – смотря, кажется, в недоумении.

- Это неприлично.

- Думаешь, свёкла подаст на меня в суд? – смеясь.

- Неприлично, если от человека пахнет... так…

Глядя в озадаченные пересмешки, в которых плещется нечто, что никак не может разгадать Али.

Её рука утонула в большой загорелой руке, пока вдвоём они перемешивали салат, потом ложка поднеслась к её рту, и она услышала:

- Ешь.

- У-у, - закрытым ртом.

- Ну же, это просто салат, просто чеснок, ты же его готовила, значит, хотела.

- Это неприлично.

- Лииина, ты не представляешь, сколько неприличных вещей я хочу с тобой сделать, - резко разворачивая её лицом к столу, вжимаясь в спину очевидным возбуждением. - Правда, я никогда не думал, что начну я с чеснока, но так даже лучше… Ешь, Лина, – в голосе появились нотки властности, что звучали резко и даже агрессивно.

 Али съела ложку, потом ещё две, пока её ноги не раздвинуло колено Вадима, а грудь впечаталась в стол, потому что сильная рука придавила шею, тогда как вторая сдёрнула бельё, вместе с коротенькой домашней юбкой. Али не уловила тот момент, когда её руки оказались зафиксированными у неё за спиной, сама она была практически обездвижена рукой, которая по-прежнему держала, слегка сдавливая в районе шеи, а между её голых ног находилось мужское колено, чтобы она не смогла их свести вместе, что необходимо сделать, настолько уязвимой прямо сейчас ощущала себя Али – стоя в таком положении, открытая и беззащитная.

- Ты же понимаешь, рыбка, что я не сделаю тебе больно, - шептал свежий запах чеснока, что вовсе не казалось неприличным, - понимаешь? – пока рука исследовала интимные места Али, открытые и выставленные напоказ, возбуждённые и жаждущие.

- Скажи мне…  ты когда-нибудь?.. – и палец аккуратно прошёл в попку Али, отчего женщина внутренне сжалась и отрицательно замотала головой, - значит, сегодня будет твой первый раз.

- Я не… ты что?!

Али, естественно, слышала о подобном виде секса, он был довольно популярен, но, взвесив все за и против, они с предыдущим партнёром отмели подобные забавы, предпочтя более традиционные и безопасные способы снятия напряжения.

- Рыбка, я ведь не позволения твоего спрашиваю, я тебя предупреждаю, - сильней придавливая, но каким-то образом – мягко и не больно. - Ты должна знать, что я не стану делать тебе больно… и насиловать тоже не стану… ты сама меня будешь просить.

Всё так и получилось, через какое-то время, когда ноги уже не держали Али, Вадим развязал её руки, женщина была готова схватить член и направить его в себя собственноручно, но:

- Подожди, рыбка, не будь такой торопыгой, - остановило её, и Вадим вошёл сам, придерживая её попку на нужной высоте и, плавно покачиваясь, под стимуляцию клитора, сразу после оргазма Али, кончил сам.

- Как ты… Откуда такая уверенность, что мне понравится? - спросила Али, устраиваясь рядом на разобранном диване.

- Ну… проверил, раньше.

- Да ладно, а я не заметила.

- Хм…, - дуя запахом чеснока, - я это проверил ещё в твои семнадцать, и сейчас, при первой возможности. Честно говоря, я удивлён, что ты не… По-моему, тебя подобные штуки заводили всегда.  Твой бывший просто лох, рыбка.

- Ха! Такой самоуверенный… это вредно, вообще-то.

- Так не надо  злоупотреблять, но ты должна признать, что неприличные вещи бывают сильно приятными, как салат с чесноком или… анальный секс… рыбка, признай это.

- Угу.

- Как себя чувствует моя попка? – лёжа на животе, зарываясь в волны тициановских волос.

- Твоя? – сдёргивая одеяло, - отличная задница! – под смачный шлепок.

Проведя выходные вдвоём,  выпадая из мира, в понедельник особенно сильно не хотелось выныривать на поверхность реальности, в которой прямо сейчас пересмешки упрямо глядели на Али.

- Прости, может, объяснишь ещё раз, для особо одарённых, почему я не могу подвезти тебя на работу? Сегодня я успеваю тебя забрать.

- Вадим, я говорила, нас увидят!

- И?

- Не хочу, чтобы говорили… я, вроде, неплохо справляюсь со своими обязанностями… неплохо?

- Сёмка не жаловался.

- На самом деле – сложно перестроиться, привыкнуть, и я не хочу, чтобы говорили, что мои успехи – потому что я сплю с тобой.

- А тебе не насрано – кто что говорит? Особо пиздливые будут говорить после увольнения.

- Перестань, людям естественно обсуждать чужую жизнь, а тут… тут это вообще норма, как мне кажется, они будут говорить, всех не уволишь...

- Всех не перестреляешь, гнида белогвардейская, - запрыгали пересмешки - ладно, высажу за одну остановку… Никто не увидит.

- Ага, у тебя же такаааая незаметная машина, поеду на своей, всё.

- Не называй это чудовище машиной!

- Отстань. Не нравится – не ешь.

- Да у меня там ноги не поместятся, спасибо, мне хватило радости, пока с рынка её пригнал… Лина, серьёзно, подумай о машине.

- Отвали, Вадь, у меня нормальная машина, - тихо, очень сложно контролировать эмоции, которые рвались наружу с внутренним криком «я боюсь, боюсь, боюсь». Нецелесообразно, несимметрично, удушливо.

Перед выходом:

- Ты себя нормально чувствуешь? Точно? – рукой по попе, очевидно, что вопрос касается не общего состояния здоровья женщины с тициановским цветом волос рядом с ним.

- Точно, нормально… ты же сам сказал, что чуть-чуть только… чуть-чуть же?

- Ну, раз нормально, значить чуть-чуть, вооот, - показывая расстояние между пальцами сантиметров пять, - столько, - пересмешник, всегда такой был.  - Лина, я забыл сказать, у меня встреча сегодня к ночи… деловая, так что я появлюсь дня через три, наверное.

- Деловая? Ночью?

- Какие дела, такие и встречи, звони, если что, ладно?

- Ладно, пока, - нажимая на брелок сигнализации машины.

- Подожди, - оставляя почти целомудренный поцелуй в уголок губ, - я люблю тебя, - глядя в глаза, - люблю.

Через три дня Вадька не появился, ещё через два – тоже, в четверг Али звонила несколько раз, но звонок либо сбрасывали, либо всё, что было слышно – это шквал голосов на заднем фоне, среди которых были женские. Потом ответил сам хозяин телефона и, явно нетрезвым голосом, сказал «прости, не слышал», а телефон не брал, потому что «он был в брюках, а брюки на стуле» и, наконец, «я в доме, на даче, рыыыбка».

У Али была масса причин, явных и очевидных, прямо сейчас вывезти вещи Вадима из своей жизни и шкафа. Была масса причин принять, как должное, поступок пересмешника, он всегда был таким. Была масса причин спокойно разработать план, выверенную концепцию, вернуться к изначальному решению, пока пересмешки не ворвались в её размеренную, выверенную жизнь, и не попытались всё разрушить в ней. Тогда, когда-то давно, Алёшка чуть не умерла от пьяного голоса на другом конце провода, сейчас – она попросту не позволит такому произойти с ней. Концепция проста – спокойствие, отсутствие лишних эмоций и волнений. Волнения опасны. Они приносят боль.

Но, садясь в машину, она понимала, что выворачивает на трассу, которая ведёт прямо на окраину тихого, пыльного южного городка. Сворачивая вдоль изогнутой лесополосы, упираясь в высокий забор и ворота из массива дерева, Али шла вдоль забора, зная, что поодаль есть калитка «для своих», и у неё есть ключи от этой калитки. «Возьми на всякий случай, но пообещай, что тебе не придёт в голову приехать на своём зингере, возьми такси… вот этой фирмы».

Алёшка долго смотрела на телефонный аппарат, гипнотизируя его, уговаривая свои руки не набирать номер, который помнила наизусть… Неимоверное количество раз она набирала его мысленно.

Так просто, набрать номер, сказать «Поздравляю» и спокойно положить – трудно? Это не может быть сложным. Просто номер. Просто поздравляю.

- Да, алле…

- …

- Гооовоорите громче, вас не слышно, - музыка на заднем плане.

- … - вдох, выдох.

- Алле, перезвоните, - женский голос рядом: «Вадим, всё… бросай ты эту трубку, пойдём, сейчас наш танец будет» и «Иди малыш, сейчас я… иди».

- Лина? – пьяное «Лина», - Лина, блядь, прости меня…

Али не простила Вадьку… Бросив трубку, восстанавливая дыхание, как после пробежки, Алёшка долго смотрела в белый потолок или окно, где было видно смуглое небо… Тогда как Лёшке отчаянно хотелось чёрное, низкое и звёздное, чтобы поймать падающую звезду и спрятать её в карман, ближе к сердцу, теперь бы Алёшка не растерялась, теперь она точно знала, чего хотела, и что было для неё отчаянно поздно.

Простила ли Али Вадьку или, возможно, обида так и жила в её сердце, укрепившись, ожидая своего часа, празднуя сейчас победу, под фанфары внутренних «Я тебе говорила».

Уже на пороге дома, заглядывая в приоткрытую дверь, Али столкнулась с женщиной – высокой, в обтягивающих выдающиеся формы джинсах, в расстёгнутом полушубке, а ведь ещё даже не все листья упали с деревьев, и в ярком свитере, невообразимо голубого цвета с нитями люрекса, на котором нелепыми нитями тянулись золотые украшения.

Женщина была неопределённого возраста, так говорят, когда возраст выдаёт взгляд, но отсутствие  мимики вследствие инъекций оставляет коридор от тридцати до пятидесяти лет, ногти с замысловатыми цветами и наращённые ресницы – Али определённо где-то видела эту женщину или, возможно, она просто была типичной представительницей местного менталитета. Следом, слегка покачиваясь, держа в руках бутылку с минеральной водой,  выходил мужчина, с помятым лицом, достаточно высокий, и с объёмным животом, который соответствовал седьмому месяцу беременности, дополняли колоритный образ недельная щетина и запах перегара, который чувствовался даже издалека.

- Любаша, солнышко моё, ну что ты злишься, мы же самую чуточку задержались, - мужчина размахивал руками, пытаясь показать размер «чуточки» на которые они задержались, - я искуплю, кровью, - «вью» потонуло в глотки воды, - Любаня, ну, может, всё же пива, у Масика голова болит… Любась?

- Иди, Масик, не зли меня, пока на своих ногах стоишь, уродец, срань господня у вас вечно, а не переговоры, - глаза с наращёнными ресницами столкнулись с глазами в обрамлении каштановых ресниц, - Вадииииим, тут к тебе, и когда только угомонишься!?

- Ай, какая цаца, ай какая лапа, уси какая, - остановившийся рядом запах перегара заглядывал в лицо, - от шельмец Вадим, самую сладенькую себе на последок припас, рыыыыженькая, эй рыыыженькая, а может со мной?.. Подумай, я щедрый…

- Иди, - толкнув в спину Масика, Любаня отвесила подзатыльник по коротко стриженой голове, отчего Масик потерял равновесие, и, скатившись с крыльца, сейчас сидел на дорожке, моргая глазами.

– Любасичка моя, я же пошутил, искуплю кровью, Любасичка, - покачиваясь, пытаясь встать, - сгоняй в холодильник за пивком, а?..

- Я те, блять, щас сгоняю, иди, пока сопли по морде не размазала!  

- Люб, ты поаккуратней с мужиком-то, может, на что ещё сгодится, - глядя на тициановские волосы, подмигивая пересмешками, стоял сам хозяин терема и крыльца, с которого скатился Масик. Масик, в свою очередь, уже поднялся, придерживаемый Любасей, и, продолжая переводить взгляд с Вадима на Али, сказал:

- Воот ведь, а говорил: «Я нынче алкоголик, а не ёбарь»…

- Садись в машину, ёбарь, - бушевала Любася, - а то оторву щас ебалку. Пока Вадь.

- Пока.

Быстро развернувшуюся на пятках Али остановили руки Вадьки.

- Куда это ты?

- Домой.

- Дом там, - разворачивая лицом к открытой настежь двери.

- К себе домой.

- Мой дом – твой дом, - подталкивая в спину, закрывая пути отступления, - проходи, проходи, извини, там… кхм, не совсем убрано.

Али молча прошла в кухню, где действительно было «не совсем убрано», огромный стол был заставлен грязными тарелками, бутылками – недопитыми и пустыми, на столе нахально развалился серый котяра и лениво тащил лапой кусок обветренной колбасы.

Али думала о коте, которого она не видела в прошлый раз, считала до десяти и обратно на всех известных ей языках, ровно под вдох и выдох.

Раз – Вдох.

Два – Выдох.

Вадим, всё ещё в трусах, видимо, присутствие Любаси – вовсе не повод надеть брюки, собирал посуду со стола, загружая её в посудомойку, по пути выкидывая бутылки и остатки еды.

- Есть хочешь?

- Нет, - нелепо спокойный диалог, пока мысли выстраивались в цепочку, и вырабатывался план.

Добраться в свою квартиру. В понедельник уволиться. Испытательный срок ещё не прошёл. Две недели отрабатывать не нужно. Купить билеты. Домой. Потом. Потом думать. Не сейчас. Сейчас остро. Больно. Спиртом по обожжённой коже.

- Пиво?

- Такой любезный, - в массив дерева на полу.

- Мама меня хорошо воспитала, - открывая бутылку, разливая по бокалам, - давай, рыбка, выпей и скажи всё, что думаешь, а то у меня на спине уже дыра от твоего взгляда, - наглые, беспринципные пересмешки.  

- Я пойду, нам не о чем говорить…

- От чего же, уверен, тебе есть что сказать, - придавливая на огромную лавку вдоль стола, заменяющую стулья.

- Значит, деловая встреча?

- Угу.

- А это, выходит, последствия переговоров? Формат без галстуков?

- Как-то так.

- Масик?..

- Масик, - усмехаясь, - Колёк – мой партнер, Любася – его жена, мать Пуси, по совместительству.

- Масик, Любася и Пуся. Класс! И вы переговаривались вдвоём? Или с Любасей?

- Нас было трое… из которых один раненый, в придачу неопытный юноша, а скажут – скажут! – что нас было четверо, - усмешки. - Нас четверо было, Колёк, я и двое, с которыми мы тут кое-что замутить собрались, переговорили и отметили, отмечание затянулось, согласен… Но Лина, ты же понимаешь, что большая часть вопросов решается так, - показывая в сторону бокала с пивом, - в неформальной обстановке, - спокойные пересмешки. «Неформальная обстановка», дело житейское. -  Да и я, грешен, не всегда могу потом остановиться вовремя…

- Значит, вы тут пили.

- Бухали.

- И кому из вас четверых принадлежит это? – показывая глазами на красное кружево, валяющееся в углу необъятной кухни.

- Бляаадь… ну, надо выкинуть… это принадлежит одной из блядей, которые тут были. Проституткам. Верней не тут… там, в бане. В доме им делать нечего.

Раз – Вдох.

Два – Выдох.

Три – Вдох.

В глазах темно.

- Предлагаешь мне весело и бодро размазать твои сопли по лицу, Вадим, или ебалку тебе оторвать?

- Предлагаю тебе поверить, что я не трахал никого из них.

- С чего бы?

- С того, рыбка, что я человек несвободный, у меня есть обязательства, и я никогда, слышишь, никогда не нарушаю свои обязательства. Да, порой мы переходим границы с мужиками, а пьяному мужику часто нужны приключения на собственный хер, и когда я был свободен, после развода, до твоего возвращения, мне тоже нужны были…

- Что?

- Лина, проститутки – это удобно, сфера услуг, не более. У меня не возникало желания быть в  каких-либо отношениях… наелся брака, теперь у меня есть ты, а ты все ещё есть в моей жизни.

- Нет.

- Да. Не может быть, чтобы ты не знала, что я не изменяю своим женщинам. Никогда. Меня хорошо воспитала Ангелина, она бы с Трофимушки шкуру живьём содрала, можно считать, что моногамность мне передалась с молоком матери, - усмехаясь, -  тем более, если речь о тебе, Лина…

- Слушай, этот Колёк, он  женат… у него же тоже обязательства… тем не менее… с чего мне верить тебе? И как это?..

Али всегда себе казалась мудрой женщиной, она спокойно могла обсуждать измены и даже их благоприятное влияние на отношения, но, оказалось, она вовсе не готова смотреть на некоторые вещи спокойно, оказалось, что спокойный тон Вадима будит в ней спящую Любасю и желание всё же размазать сопли…

- Полагаешь, это нормально?

- Полагаю, что не моё дело, как ведут себя сорокалетние мужики, полагаю, они в состоянии сами разобраться в своей жизни и со своими семьями, полагаю, Любася сама разберётся с Кольком, я просто не стану в это вмешиваться. Я отвечаю за себя. Неприятно, что ты стала свидетельницей… но у тебя нет причин мне не верить.

- Почему это?

- Потому что, у меня нет причин не верить тебе. Ты оставалась одна… уезжала, ты встречалась там со своим бывшим, я не думаю, что ты переспала с ним. Так что и ты не станешь думать, что я буду трахать какую-то шлюху, когда в моей жизни есть ты. Ну, Лина, посмотри на меня, ты не можешь так думать и не будешь…

Али пришлось признать, что она действительно не может так думать. Этот южный городок, этот терем, всплески воды за окном, запах прелых листьев из сада – всё это лишало здравого смысла, возможности признавать очевидное, зато с лихвой дарило желание верить, просто так, без причин, вопреки.

- Но, знаешь что, в одном ты права… этот дом – не место для таких сборищ, больше нет…

- Пппффффмммм…

- Пойдём со мной, - беря за руку, ведя по лестнице на второй этаж, а потом – на небольшой третий, открывая дверь в практически пустую комнату, стена которой была полностью стеклянная, усаживая на мягкий диван вдоль этого окна, после того, как открыл одну из фрамуг, запустив прохладный осенний воздух, запах сада и реки, кутая в пушистый плед плечи с кипенно-белой кожей, устраиваясь сам под этим же пледом, Вадим молча смотрел в окно.

- Красиво, - шепчет Али.

- Очень.

- Ты любишь этот дом?

- Да, сильно. Всегда любил это место… Всегда любил тебя… Паршиво, что всё так запуталось, но и ты, и этот дом… всё это дорого мне, может, когда-нибудь…

- Вадь, мы распутаем, обязательно.

- Хорошо. Распутаем.

Али долго смотрела на пространство перед домом, вспоминая бабушкин палисадник с шапками разноцветных пионов, думая, что клумбы, а может, даже целое поле пионов, смотрелось бы отлично на фоне реки, где вдалеке, медленно покачивая толстыми боками, проплывали последние в этом году баржи.

К вечеру Вадим вызвал фирму по уборке, женщины из которой тщательно убрали первый этаж и баню, куда ни разу не заходила Али, но сейчас переступила порог, в удивлении произнося:

- Больше похоже на дом для гостей, с баней.

- В некотором роде это и есть дом для гостей, рыбка.

- Ах, ну да, ну да…

-  Хочешь попариться?

- Спасибо, - сморщившись от перспективы игры богатого воображения.

- Мне сжечь эту баню и построить новую? - интересно, шутят ли усмешки…