Фанфики
Главная » Статьи » Переводы фанфиков 18+

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


Сущность, облаченная в полумрак. Глава 15
Сжала руки под темной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я сбежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

Анна Ахматова.

 


Артемида, богиня охоты, была предназначена к величию с рождения, и она знала об этом и упивалась.
Аммут, демон возмездия, была непрощающей пожирательницей людских сердец.
Шелки всегда находила обратный путь к морю.
А я…
Я…
Я найду свой путь, уводящий от него. Скоро.
Скоро.

 

 

+. +. +. +


Элис Каллен, с костлявыми запястьями и резко очерченной линией челюсти, как у ее брата, замирает в осторожных дюйме или двух от меня, смотря глаза в глаза. Она – поразительная женщина, темноволосая и ясноглазая, с полными губами, поджатыми поверх изящного подбородка.
Она стоит, выпрямив спину, плечи неподвижны, руки аристократично сложены, а кисти скрещены на груди. Выражение ее лица лишь в нескольких сантиметрах от неприкрыто враждебного.
Она меня не знает, и я ей не нравлюсь.
- Эдвард сообщил нам, что встречается с женщиной, - холодно начинает она. – Уверена, вы представляете мое удивление, когда я услышала об этом.
- Уверена, что не представляю. Похоже, он знаток по части женских компаний.
- Да, - соглашается она, странным взглядом смотря на меня. – Он пользуется у дам популярностью. Во всяком случае у тех, кто находится с ним в одном обществе.
- Элис как раз уходит, - перебивает ее Эдвард, входя в холл со взглядом, который предназначен не для меня. – Я предупреждал ее, что жду гостей.
- Думаю, я выбрала отличное время для визита и познакомилась с Изабеллой. Иногда он такой загадочный – любит скрывать тайны, - драматичным шепотом говорит она мне.
Эдвард напрягается, стоя рядом с ней.
И я тоже.
- И все же рада, что нам довелось встретиться. Родители все донимают Эдварда, чтобы он привел вас познакомиться с нами.
- Элис, - отрезает он. – Хватит.
Она пристально смотрит на него и ухмыляется, а затем упоминает, что ей было приятно познакомиться со мной, и выражает надежду на новую встречу, после чего выходит за дверь.

 

 

+. +. +. +


«Ты уничтожила меня», - гласит письмо Джейкоба, и уверена, его предназначение – упрекнуть меня.
А по правде: что такого я натворила, кроме того, что усмирила неумелого, презренного Колосса? Почему преступление сердца совершила я, а не он?
Я читаю оставшиеся слова, шрифт в ярости, в своем унижении кричит на меня. Мой отец замечает, хмурится и спрашивает от кого письмо, но он уже в курсе, что один конгрессмен хочет соглашения.
Без слов я протягиваю ему послание и возвращаюсь к себе в комнату.

 

 

+. +. +. +


Я медленно пригубливаю мерло, упиваясь им вкупе с видом раскинувшегося внизу города.
- Не хочешь выйти на террасу? – спрашивает позади меня Эдвард, и я киваю.
А затем мы выходим в прохладную осеннюю ночь, и под нашими ногами нет ничего, кроме воздуха и подвесной стали.
Он закрывает дверь, и я оказываюсь в ловушке. Но я понимала, что подобное произойдет, когда соглашалась выйти на воздух, потому не двигаюсь с места.
- Почему тебе так скучно? – внезапно спрашиваю я, желая собрать, собрать всю возможную информацию, пока есть время.
От улыбки он кажется старше, старше чем есть на самом деле, а в его глазах прослеживается несвойственная мечтательность.
- Неуловимая Белла только что задала мне личный вопрос?
- Ты будешь отвечать на него?
- Не знал, что мне скучно, - тихо отвечает он.
- А разве нет?
- Конечно, скучно. Я просто… - Он вздыхает. – Раньше я не знал об этом.
Он отворачивается, пряча лицо в сумраке, но я все равно слышу те слова, что он не произносит.
Но продолжаю молчать.
- Здесь, в городе, живет моя семья. Мои родители и, - он показывает на дверь, - Элис. Моя сестра.
Против воли следующая потребность издает внутри меня рык, предшествуя желанию его тела. Я поворачиваюсь, поворачиваюсь, переполняемая сильным рвением узнать – узнать все.
- Вы близки? – тихо спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
- Достаточно близки, думаю. У нас сложные отношения.
- У меня есть время.
Его улыбка мимолетна, он ставит бокал на соседний столик и прислоняется к перилам. Его спина длинная, прямая и сильная, но мышцы расслаблены, являя мне тело безмятежного человека.
- Моя мать мертва.
- Соболезную, - говорю я, как диктуют правила приличия.
Он отмахивается.
- Я был юн. Не настолько юн, чтобы забыть, но… - Он вздыхает. – Это было давным-давно.
Я жду.
- Мы с Элис близки, наверное. Я всегда присматривал за ней. Недавно ей взбрело в голову, что пора отплатить мне той же монетой.
- А твой отец?
Я смотрю на его профиль, вижу, как застывает его взгляд, устремленный на горизонт.
- Мы не общаемся, - вскоре признается он.
- Совсем?
- Иногда я встречаюсь с ним в офисе. Он хочет помочь мне объединить семейные капиталы. Или то, что у него осталось: бизнес был в руках семьи моей матери, а мы с Элис – единственные наследники. Я не жалуюсь, у меня отличная жизнь. Но редко со мной бывает кто-нибудь настоящий.
- А я – настоящая?
Его глаза смотрят в мои, недоступные для понимания.
- Мне так кажется. И я думаю… думаю, что из-за тебя я теперь не смогу даже смотреть на других женщин, не настоящих, - тихо признается он.
Я не прячу скепсис, насмешку, думая о Тане, Виктории и несметном количестве других девушек.
- Сомневаюсь, что ты закончишь свой век одиноким, - усмехаюсь я, покосившись взглядом в его сторону, когда он поворачивается, ожидая реакции.
Он сжимает челюсти, мышцы его щек напрягаются, а потом он сглатывает комок в горле, и мускулы его расслабляются.
- Ты не все знаешь, Изабелла, - вздыхает он, и в воздух под нами врывается какая-то усталость.
На несколько долгих мгновений мы замираем, как все замирает вокруг нас – все мирное, все безмятежное.
- А ты? – спрашивает он, и я отвечаю вопросом:
- Что я?
- Тебе скучно, - заявляет он. – Из опыта знаю: люди частенько начинают играть из скуки. – Он наклоняется, ни на секунду не отводя от меня взгляда. – Итак, почему скучно тебе?
Что-то шипит: для чего ему знать? и я выпрямляюсь.
- Я уже говорила, - встревоженно отвечаю я и костерю себя за неловкость. – Мы немного староваты для игры в двадцать вопросов.
- Я задал всего один вопрос. И это не игра.
- Сама знаю, - выпаливаю я.
Выражение его лица скептическое.
- Иногда я любопытный.
Надо перевести тему, думаю я. Надо перевести тему.
- Что ж… если все это игра, ты, без сомнения, нашел способ обыграть меня. Не думала, что заманишь меня в ловушку встречей со своей семьей.
- Я не просил Элис приезжать. Она собирает фотоальбом для моей мачехи.
Я закатываю глаза, побелевшие пальцы плотно сжимают балконные перила. Я говорю, смотря на город:
- Ну конечно.
Я вижу в прохладном ночном воздухе свое дыхание и делаю пробный выдох, чтобы посмотреть, видимы ли и мои слова тоже. Все это время он смотрит на меня, я чувствую на себе его взгляд и тепло.
- Кто ты? – молвит он, но я не отвечаю.
Он продолжает смотреть на меня, минуты текут, как вдруг его руки обхватывают мои запястья и нежно, нежно поворачивают к нему.
- Я хочу кое-что сказать, - медленно произносит он.
- Что…
- Нет, подожди. Эта… эта игра, в которую ты со мной играешь... в чем ее цель?
Я смотрю на него в поисках остроумного ответа, но все, что удается мне вымолвить:
- Что?
- Анонимность. Контроль. Я не жалуюсь, - спешно добавляет он, ухмыльнувшись, но через секунду улыбка исчезает. – Ты мне нравишься.
- Я не играю в игры.
Он разражается неверующим смехом.
- Я ничего о тебе не знаю, кроме тех крох, коими ты со мной поделилась. Кто знает… вдруг ты серийный убийца?
- Мне кажется, ты точно знаешь, что хочешь узнать.
- Верно. Так что, мне открыть за тобой слежку? Рыться в твоей сумочке? Взломать твою квартиру?
- Полагаю, ты пошел бы на это.
- Да, я мог бы. Но предположу, что ты обдумала подобные варианты.
- По большей части – да.
- Поделишься, почему?
- А ты будешь рыться в моей сумочке?
- Я могу, - говорит он. – Полагаю, небольшой сыскной план я привел бы в действие.
- Я не хочу.
- Тогда я не буду.
- Знаю.
Он смотрит на меня, и взгляд его проницательный.
- Я хочу узнать тебя, - четко произносит он. – Без игр.
Между нами остается только опасность, скрытая темнотой и молчанием, и острый заинтересованный свет в его глазах.

 

 

+. +. +. +


- Она напоминает мне тебя, - шепчет Тайлер с пунцовыми щеками, когда я беру его подарок своими холодными, спокойными руками.
Статуэтка невообразима тонкая, фарфоровая и миленькая: поджарые чувственные ноги Артемиды обнажены, пока она изящно прыгает посреди охоты. Статуэтка красивая, статуэтка хрупкая.
Ее уязвимость меня бесит.
- Ее так легко разбить, - говорю я, и он кивает. – Ты знаешь, что я намного сильнее.
А затем я отталкиваю его пылкие ручонки, и статуэтка забыто лежит между нами, пока я демонстрирую, как ему не попасться на глаза старосте по пути в мою комнату.
Он – сама робость, лежащая подо мной и настолько отличающая от выносливого атлета или самоуверенного сердцееда.
Он мой.
- Откуда… откуда ты узнала, как заниматься этим? – шепчет он напротив, и я стискиваю руками его задницу, чтобы он вспомнил меня изнутри.
Поэтому я рассказываю ему об эротике, откровенных фильмах, не предназначенных для девичьих глаз, и, прежде всего, об инстинктах. Однако он такой хороший, молчаливый, милый парнишка, что никогда не смотрел порнографических видеозаписей мужчины на женщине, выкрикивающей в пантомиме удовольствия «Да, да, да».
А затем в нем просыпается желание, и я прикусываю его поцелуями, смотря, как мальчик, тот самый мальчик, которого хотят все, становится беспомощной скалой в моих тонких бледных руках. Он кончает, выкрикивая в экстазе, а я улыбаюсь, потому что в его взгляде нахожу еще кое-что:
Он всегда хочет большего.

 

 

+. +. +. +


Оставшийся вечер я не обращаю внимания на взгляды Эдварда, и он понимает это, хоть оно и не мешает ему стонать мое имя, пока я возвышаюсь над ним.
Этой ночью я трахаю его сильно, впиваясь ногтями в кожу на его груди, царапая шею, а потом его руки начинают свое движение вместе с бедрами, длинные пальцы ложатся вокруг моих запястий, поднимая их, скользя по ним и удерживая. Мои ладони встречают его ладони, и он говорит, вторит мое имя. Мой взгляд встречает его взгляд, и я чувствую, чувствую, чувствую.
Холод своего балкона.
Тепло его огня.
Сталь своих воспоминаний.
Тихий рык его стонов.
Свою наполненность им.
И чувствую, и взлетаю, и падаю под неукротимой силой во что-то новое, что-то смелое и нахальное, захватывающее дух. Я бегу, бегу сквозь стены зеленого цвета, окружающие меня и возвышающиеся. Все, что я слышу, - это стук собственного сердца, парящего вместе с дуновением лунного бриза.
Возможно, все иначе. Возможно, я смогу сбежать, забрать его и уехать, уехать из этого города вместе с той коробкой, хранящейся в моем гардеробе, в которой я живу. Сбежать от стен, называющих меня сумасшедшей. Я уеду, и они наконец познают, каково это – быть одинокой, разговаривать с самой собой и владеть обещанием будущего, которого все равно не будет.
А может, все нормально, - шепчет что-то. – Возможно, ты вытерпишь, ослабишь его хватку и передвинешься на следующую ступень.
Тем не менее, он другой. И добром это не кончится, и сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая заберет его, заберет, заберет, заберет!
Так я и поступаю, мои руки выпутываются из его ладоней и ложатся на его волосы, его шею, и я падаю, падаю, падаю на него. Мы движемся, мои губы ищут сладость его рта. Он тянется к моим зубам, языку, и я упиваюсь им, как изголодавшее животное, дикое и измученное жаждой.
- Белла, - снова стонет он, и, конечно, стонет он мое имя; конечно, он побежден.
Я хотела этого, планировала, и вот я здесь, но все, о чем могу думать, - о пульсации его крови под моими пальцами, о его члене, горячем, возбужденном и замершем в моем влагалище, и об эхе своих слов, когда говорю ему, как и целую вечность раньше, что вижу его.

 

 

+. +. +. +


Рене Свон – чудесная соседка, всегда радушно принимающая поселившиеся рядом семейства, особенно если эти семьи нажили миллионы в инвестиционно-банковской деятельности.
Сейчас мы стоим на огромном крыльце дома, расположившегося в непосредственной близости от нашего, и моя мать источает то, что некоторые окрестили бы «шармом».
- Изабелла, это мистер и миссис Голдберг, - живо говорит моя мать, подталкивая меня вперед, к богато одетым мужчине и женщине, приветствующим нас в холле. – Дон, Митци, это наша дочь Изабелла. В сентябре ей исполнится одиннадцать, столько же, сколько вашему Сету, если я не ошибаюсь.
- Как славно, что Сету будем с кем поиграть, - любезно отвечает миссис Голдберг. – С тех пор, как мы переехали, ему так одиноко. У Изабеллы есть братья или сестры?
«Нет», - отвечает моя мать, а на лестнице раздаются шаги, и мой взгляд приземляется на тонкие конечности мальчика, кажущегося не намного крупнее меня. На Сете.

 

 

+. +. +. +


Я уснула, пока Эдвард еще был во мне. Ошибка, мне кажется.
Потому что подсознание ощущает его присутствие, противится этому как необъезженный жеребец.
Беги, беги, беги, беги, беги – неуклонно шепчет оно, и я пытаюсь, но связана его безжизненными конечностями.
В моих грезах он мертвенно-бледен, омерзителен в предпринимательском костюме.
- Я распотрошу тебя, - шепчет он. – А потом съем заживо.
И мечтая об этом, я замираю, позволяя ему.

 

 

+. +. +. +


После того, как мой отец обо всем узнает, разоблачающие письма Джейкоба тут же перестают приходить.
Остается одна проблема: что делать со мной.
- Услать, - тихо говорит отец в телефон, задействуя силы некого странного неофициального братства с глубоким товарищеским духом, перевешивающего прошлое предательство и политическую подлость; кладезь власти, порождающая хорошую репутацию.
Разбитое сердце, - говорит отец тому, кто собирается ему помочь.
Новый город, новые лица, новые возможности.
Лучшее для нее.
Возможно, юридическая школа, как только она обустроится.
Квартира в городе… Карлайл поможет.
Никаких проблем, совсем никаких проблем.
Ее мать взволнована.
Позвоните доктору Коуп, она сговорчивая и исполнительная.
Помогите ей, помогите ей адаптироваться.
Время залечит.
Лучшее для нее.
Ну а я, я не возражаю против ссылки в новый город, потому что я ожидала худшего, но высокие чужие здания манхэттенского горизонта несомненно лучше ничтожной горькой силы родительского яда, что я ощущаю на своем языке.

 

 

+. +. +. +


Утренний свет лучами ложится на его кровать, пока я тихо расхаживаю по комнате.
Мое сознание стойкое, уравновешенное и спокойное, но теперь я – сплошные нервы.
Нервы.
Я дергаю слишком сильно за один из чулок, ругнувшись, когда по бедру тянется стрелка.
Мои руки незаметно трясутся, когда я застегиваю молнию на платье.
Ноги чуть подкашиваются, когда надеваю туфли.
Эдвард еще спит, посапывая, перевернувшись на кровати, раскинув ноги и руки в стороны. Я мгновение наблюдаю за ним, задаваясь вопросом, смогу ли я когда-нибудь покончить со своим желанием изводить его и победить.

 

 

+. +. +. +


- Хочешь, поиграем в игру? – возвышаясь надо мной, спрашивает Сет, и его волосы – темный клубок на фоне синего неба.
- В какую? – осторожно спрашиваю я, потому что он мальчик, который заставляет девочек вроде меня занимать второстепенное положение в каждом веселом времяпровождении.
- Ну, - он пожимает плечами, - можем подраться.
Последнее, что я вижу, - промокшего Сета Голдберга, который трет покрытое кровавыми царапинами лицо, пока его нянька помогает ему дойти до дома.
Кровь.
- Что ты наделала? – визжит моя мать, и голос ее эхом разносится по комнатам нашего дома. Илзе уводит меня в мою комнату.
- Ш-ш-ш, Liebchen, - шепчет она снова и снова, и в эту минуту я понимаю, что мое тело дрожит, а сама я издаю сухие, сокрушительные рыдания от усталости и волнения, пока она юркает вместе со мной наверх.
«Обычная девчонка, - сказал он. – Обычная глупая девчонка».
Но я победила.
Я победила и хочу побеждать всегда.
- Я одолела его… одолела… я одолела его, - всхлипываю я, и она опять принимается утешать меня.

 

 

+. +. +. +


- Вы опоздали, - вздыхает доктор Коуп. Ее глаза упиваются каждой деталью, когда я сажусь и выдыхаю.
Она видит мое мятое платье, торопливо собранные волосы, стрелку на чулке. Она слышит запыхавшийся шепот моей груди, которая пытается побороть быстрый такт сердца.
- Тяжелая ночка? – приподняв бровь, спрашивает она.
- Ничего, о чем вы или мой отец должны знать, - холодно отвечаю я.
- Изабелла, вы знаете, что дело не в этом.
Она права, и что-то внутри меня сотрясается.

 

 

+. +. +. +


Я сижу на привычном месте за столом, умывшаяся и отдохнувшая, забывшая о криках Сета Голдберга.
Забывшая обо всем, кроме хмурого лица моего отца и мертвенно бледной матери.
«Голдберги очень расстроены», - говорит она.
«У Сета могут остаться на лице шрамы», - говорит она.
«Я представить не могу, почему она толкнула его лицом на ту шероховатую плитку возле бассейна», - говорит она.
Я ничего не говорю.
- Завтра мы пойдем к Голдбергам, и ты принесешь извинения, - холодно заявляет она. – Мистер Голдберг очень нужен твоему отцу.
- Рене… - бормочет он.
- Но для начала, - продолжает она, - думаю, ты должна принести извинения мне.
Сидящая рядом со мной Илзе вытягивается в струнку.
- Ты очень счастливая девочка, Изабелла. У тебя есть все. Меньшее, что от тебя требуется, - подобающее поведение по отношению к другим детям. Я ожидаю от тебя большего. Я хочу, чтобы ты вела себя, как подобает леди. – Она вздыхает. - Проси прощения.
- Нет.
- Извинись, Изабелла!
- Не буду.
- Сейчас же.
- Мне не жаль. Я не буду извиняться, если не жалею. Это ложь.
- Чарльз!
- Я не лгунья!
- Что, Рене? – устало спрашивает он, склонив голову на руки.
- Пожалуйста, забери свою дочь. На сегодня с меня хватит.
- Изабелла…
- Маленькая ледышка, - шипит Рене. - Не понимаю, что с ней случилось.
Илзе молча торопится вывести меня из столовой.

 

 

+. +. +. +


По пути домой я воспроизвожу в памяти каждую минуту сеанса с доктором Коуп, каждое монотонно произнесенное слово, каждый доброжелательный слог.
- Добрый день, мисс Свон, - бодро окликает Билли. – Какую цитату вы заготовили на сегодня?
Я замираю, думая, вспоминая часто читаемые строки у какого-нибудь любимого писателя моего отца.
- Прежде всего, должно упразднить надежду в сердце человека. Тихое отчаяние без гневных конвульсий, без упреков к Создателю и есть сущность мудрости.
Он фыркает, на его лице читается раздражение.
- Игру упрощать вы не думаете, не так ли?
Я пожимаю плечами.
- Это цитата Альфреда Виктора де Виньи, - говорю я. – Еще один французский писатель.
- Французский, - усмехается он. – Хотел бы я выучить что-нибудь из французского. Хотел бы знать, как сказать «Вот ерунда».
- Ce sont des conneries, - отвечаю.
- Тогда ладно. Вот ерунда.
- Это ведь не я написала.
- Но вы цитируете. Вы декламируете эту ерунду, которая должна что-то значить. Люди не чертовы роботы. Им нужна надежда. Понимаете, что я имею в виду?
Он внимательно смотрит на меня, и, несмотря на свой испытующий взгляд, я отвожу его первой.
Надежда.
Надежда из пернатых, вспоминаю я.
Дикинсон писала о надежде, о веселой поющей птице у нее в груди. Теплой пташке.
Но я чувствую себя опустошенной, и любая песня внутри моей груди отозвалась бы эхом. Отозвалась бы и умерла.
- Я не знаю, что вас ждет, - говорит Билли, его добрый острый взгляд не упускает ни единой детали. – Но всегда приятно надеяться.
- На что? – с горечью вопрошаю я.
Он открывает было рот, чтобы ответить, но не произносит ни слова. А я думаю, что нашла уже свой ответ.

 

 

+. +. +. +


Сет не единственный, кого отвезли к врачу после «инцидента с Изабеллой», как именовала его моя мать.
Меня приводят в чистую белую комнату, стерильную и враждебную. На меня направлен яркий свет, и меня спрашивают, спрашивают и спрашивают:
Почему?
Время тянется, я устала. А потом доктор Скотт быстро пишет что-то в маленьком блокноте, и моя мать кивает, кивает с каким-то облегчением, каким-то осознанием в глазах.
Слова в контексте, который я не понимаю, как интерпретировать, слова вроде «асоциальная» и «эпизоды» и «рисперидон», а потом мы встаем и уходим.
- Я подозревала, что-то не так, - низким голосом говорит моя мать доктору Скотту, забирая у него бумагу.
Тут я поворачиваюсь к доктору, изогнув шею как вопросительный знак, но он отводит от меня глаза.

 

 

+. +. +. +


Несколько недель я не посещала кофейню, но мой столик по-прежнему свободен, и я сажусь, жду, всегда жду.
Вокруг суматоха, люди приходят и уходят, но через пару минут заходит он в сером костюме и синем галстуке и направляется к прилавку, заказывает себе кофе.
Неделю и несколькими неделями ранее он прошел бы мимо меня, даже не глянув, продемонстрировав знакомые очертания его профиля, и оставил бы меня с острой необходимостью узнать узнать, узнать.
Но теперь он сразу же ищет меня.
Усмехается и подмигивает, и я почти сердита на ожидание, которое расцветает у меня в груди - упрямый пустынный цветок, который не погибает на сухом, засушливом воздухе.
- Ты частенько тут бываешь? – шутит он, подходя ко мне, на лице его широкая улыбка, а глаза ярко блестят.
- Почти так же, как и ты, - невозмутимо отвечаю я.
- Хм. Я действительно часто сюда прихожу.
- Знаю.
- Возможно, потому что мне нравится вид.
- О?
Он даже не пытается скрыть траекторию, по которой движутся его глаза, когда он косится на вырез моего свитера.
- Возможно, мне очень нравится вид.
Нас окружают люди, несведущие и не знающие, те, кто видят нас в качестве препятствий. Мы размытость, но мы ярки. И разве не чудесно было бы привести его сюда, усадить и продемонстрировать миру, что я победила, что я хочу побеждать всегда, что он мой, мой, мой.
- Знаешь, это поправимо, - говорю ему я.
Он приподнимает брови.
- Что поправимо?
- Я слышала, в глубине кафе вид лучше.
- Ага. Возле уборных?
Я говорю ему, что он становится теплее, и вижу в его глазах пылающее желание.

 

 

+. +. +. +


Я бреду, затаив дыхание, бреду, бреду по тропинкам вдоль изгороди лабиринта. Это запретный сад, целый потусторонний мир зелени и вырисовывающихся теней, соблазняющих меня и теряющих.
Они здесь, - чувствую я.
Чувство, волнение, тремор сотрясают мое юное тело, и готов каждый рефлекс, каждое нервное окончание оголено и чувствительно к тому, что произойдет.
Я хочу увидеть, хочу взглянуть.
Я иду, казалось, часы, но небо – единственная константа.
И вдруг слышу шум.
Еще больше шумов.
Я подползаю ближе.

 

 

+. +. +. +


Стена кабинки холодная, холодная, мои пальцы скручиваются вокруг ее края по обе стороны от него. Ожидание электрическими потоками пробегает по всему моему телу.
- Я опоздаю, - выдыхает Эдвард, и, зарывшись рукой в его волосах, я вжимаю его в стену. Он вздрагивает и хмурится, но не уходит, пока он еще тут.
Зачарованный пленник.
Его дыхание довольно громкое, чтобы заглушить звук молнии, когда я расстегиваю ее, звук моей запинки, когда я снимаю с себя нижнее белье.
Он пытается перевернуть меня, но я сопротивляюсь, обвивая руками его шею, обвивая ногами его, приглашая, позволяя ему положить руки на мои бедра, запустить их под мою юбку. Сжимаюсь бедрами вокруг его бедер, и он молча входит в меня. Он начинает двигаться, и мое дыхание прерывается, оно становится хриплым как в предсмертной агонии. Но теперь контроль остается за ним, и он знает, как правильно двигаться, как часто, и я упорствую, в то время как мое тело радуется его аромату и поту.
- Хорошо? – хрипит он.
- Конечно, - шепчу я, до боли тяну его за волосы, и он громко охает, когда я напрягаюсь вокруг него, сообщая, что он не против.
Мы быстро кончаем, и дышим, дышим, дышим, пока я поправляю одежду, смотря в зеркало и притворяясь, будто не замечаю, как он стоит сзади меня и смотрит.
Я жду, что он отведет взгляд.
Но он не отводит.
- Видишь что-то приятное? – резко спрашиваю я.
Его глаза в зеркале встречаются с моими.
- Я вижу тебя, - отвечает он.

 

 

+. +. +. +


За ужином моя мать объявляет о поставленном врачом диагнозе, и обеденный стол кажется невообразимо длинным, невообразимо глянцевым, пока я смотрю на его поверхность. Рядом со мной, сложив на коленях руки и практически дрожа от несогласия, сидит Илзе, уже принявшая решение сражаться до последнего.
- У Изабеллы все в порядке, - спорит она. Ее бесстрастное лицо спрятано за прядями платиновых волос, выбившихся из пучка, и она – нечто яркое, смелое возле моих хладнокровных, выхоленных родителей. Волосы моей матери аккуратно уложены в ее традиционный шиньон.
- Спасибо, Илзе, но доктор Скотт был уверен, что это лекарство ей поможет.
Раздается звон, звон серебра, но я не ем – я наблюдаю за сидящей рядом со мной женщиной.
- Простите, - через секунду говорит Илзе. – Но думаю, вы должны проконсультироваться с другим специалистом.
- Илзе, - сухо перебивает ее моя мать. – Ты забываешься.
Отец трет переносицу – беседа или, скорее, резюме, похоже, начинает его угнетать.
Но Илзе только начала.
- Мэм, я часть жизни Изабеллы.
- Да. Та, которую наняли.
- Я каждый день с ней. Изабелла милый ребенок, она чувствительна и просто хочет…
- Да, а я ее мать. Доктор Скотт – ее врач. Если он утверждает, что у нее симптомы…
- Илзе, - устало прерывает отец, - мы лишь просим, чтобы вы давали Изабелле лекарство, потому что она в нем нуждается.
- Не нуждается она в нем, - настаивает она. – Изабелла – ребенок, а это – яд.
Мать закатывает глаза:
- Если доктор говорит…
- Mein gott, не говорите вы мне о вашем докторе, - выплевывает Илзе, ее акцент становится еще заметнее. – Я не чужая в этом доме, я знаю, что люди платят за то, чтобы им сказали то, что они хотят услышать. Знаю я о ваших врачах, поверенных, консультантах…
- Довольно, - огрызается моя мать.
- Она примет таблетку и исчезнет, - сердито продолжает Илзе. – Станет такой же… сольется с пустыми и скучными стенами.
- С этим лекарством она будет вести себя подобающе, - отвечает мать, ее голос от гнева становится ледяным. Теперь она возмущена до глубины души, щеки раскраснелись, глаза мечут острые, как кинжал, взгляды.
Сидящий возле нее отец выглядит старше своего возраста.
- Илзе… - снова вздыхает он.
- Изабелла не кукла и не собака! – восклицает Илзе. – Я скажу еще вот что… - Она прищуривается, глядя на мою мать. – Этот ваш врач miststück!
- Илзе! – охает моя мать.
- Fotze, - парирует пожилая женщина.
- Все, хватит.
Мой отец не кричит, но в его тоне скрывает нечто такое, от чего моя мать и Илзе закрывают рты и поворачиваются к нему лицом.
- Илзе, - тихо говорит он, - Изабелла станет счастливее.
- Она и сейчас счастлива.
- Она будет похожа на других девочек, своих сверстниц.
- Разумеется, я и забыла о вашей цели, - ожесточенно заявляет Илзе. – О цели сделать из нее идеальный для вас аксессуар.
- Да пошла ты! – внезапно и резко орет моя мать.
- Илзе, - решительно говорит отец, его рука сдержанно лежит на тонком предплечье моей матери. – Пожалуйста, помоги нам с Изабеллой.
- Я не стану давать ей это лекарство, - настаивает она, и голос ее дрожит. – Пожалуйста, не заставляйте ее принимать его. Она чудесный ребенок, которому необходимо уделять внимание, а забота и любовь не лекарство для сумасшедших. Вы не можете дать ей таблетки и думать, что она будет идеальной или счастливой.
- Илзе, - говорит он.
Тишина удушает нас, ее присутствие тяжелое и давит как драп, как похоронный саван. Мой взгляд не оставляет обезумевший профиль моей няни, моего лучшего, любимого и единственного друга. В каждом дыхании бренчит, бренчит отчаяние, пока я прошу ее взглядом, умоляя остаться со мной.
Пожалуйста, не уходи, не уходи, не уходи.
Но потом раздается дрожащий вздох, и я понимаю.
- Я не буду давать ей таблетки, - наконец говорит Илзе слабым и печальным тоном. – Я не смогу.
Позже в тот день она прощается со мной и держит меня в своих теплых, теплых руках, которые с младенчества укачивали меня, пока она бормотала слова на своем родном языке, который я никогда не знала, но понимала. Толстыми пальцами она стирает горячие слезы, рекой проливающиеся на мои щеки, заполняющие нос, горло. Мое лицо горит от усталости и горя.
- Liebchen, ты очень, очень любима, - говорит она, прижавшись к моим волосам. – Ты самая-самая сильная. Они увидят, что ты уже идеальна.
- Илзе, - говорю я, но издаю хрип, крик девочки, которая ничего не может сделать, которая живет согласно прихотям, которой может не стать.
Она смотрит на меня один последний раз, ее ледяные глаза тоже блестят от слез, и я чувствую их, когда она целует меня в лоб, прижимая к себе напоследок мое маленькое хрупкое тело.
- Будь хорошей, хорошей девочкой, - шепчет она.
А затем она уходит, и теплоты больше нет.

 

 

+. +. +. +


Он выводит меня из кафе, и я поражаюсь тому, как приручила его, как этот мужчина, который имел удовольствие обладать множеством женщин, теперь, в четверг утром, держит меня за руку.
На тротуаре кучнее, чем в кафе, и он притягивает меня к себе, целуя, и я разрешаю ему.
- Встретимся за ужином, - говорит он напротив моих губ. – В восемь. Locanda Verde.
Я открываю глаза, чтобы увидеть, как он внимательно глядит на меня, и это странно, так странно, что уголки моих губ приподнимаются в легкой улыбке.
- Красивая чопорная штучка, - шепчет он, усмехнувшись. – Рано или поздно я тебя обыграю.
- Посмотрим, - говорю я.
- Ужин?
- Посмотрим, - повторяю я.
Вдруг раздается осторожное покашливание, и Эдвард отстранятся, уходя к своей машине…
Возле которой стоит водитель, наблюдая за нами прищуренными глазами.
- Где-то пожар, Райли? – шутит Эдвард, сжав мою руку напоследок перед тем, как сесть в Townсar. – В восемь часов, - окликает он, а потом дверь закрывается перед его лицом.
Мы с Райли на миг обмениваемся взглядами, после чего он отворачивается, обходит машину и уезжает, а я смотрю, как исчезает за углом автомобиль, затерявшись в трафике.
Убегай, убегай, - думаю я.
Один из нас убежит.
Я отпущу его, скоро.
Скоро.

 

 



Не знаю, как вам, а мне Беллу очень и очень жаль. Рисперидон, который ей назначили, - из антипсихотиков :(

 

 

 



Источник: http://robsten.ru/forum/49-1463-17
Категория: Переводы фанфиков 18+ | Добавил: Sеnsuous (06.10.2013)
Просмотров: 1493 | Комментарии: 15 | Рейтинг: 5.0/26
Всего комментариев: 151 2 »
0
15   [Материал]
 
Цитата
Я не жалуюсь, у меня отличная жизнь.  Но редко со мной бывает кто-нибудь настоящий.
- А я – настоящая?
Его глаза смотрят в мои, недоступные для понимания.
- Мне так кажется. И я думаю… думаю, что из-за тебя я теперь не смогу даже смотреть на других женщин, не настоящих, - тихо признается он.
======================================================
- Нет, подожди. Эта… эта игра, в которую ты со мной играешь... в чем ее цель?
Я смотрю на него в поисках остроумного ответа, но все, что удается мне вымолвить:
- Что?
- Анонимность. Контроль. Я не жалуюсь, - спешно добавляет он, ухмыльнувшись, но через секунду улыбка исчезает. – Ты мне нравишься.
Он смотрит на меня, и взгляд его проницательный.
- Я хочу узнать тебя, - четко произносит он. – Без игр.
Между нами остается только опасность, скрытая темнотой и молчанием, и острый заинтересованный свет в его глазах.

Эдвард еще спит, посапывая, перевернувшись на кровати, раскинув ноги и руки в стороны. Я мгновение наблюдаю за ним, задаваясь вопросом, смогу ли я когда-нибудь покончить со своим желанием изводить его и победить.
надо же, Белла уже проникнута чувствами и Эдвард, оу откровенен о ней

0
14   [Материал]
  Только вот сможет ли она отпустить Эда?  JC_flirt

13   [Материал]
  Спасибо за перевод!  good good

12   [Материал]
  Эдвард кажется неплохим человеком. Он всерьез заинтересовался Беллой и не скрывает своих зарождавшихся чувств.
А Белла... Боже, мне жаль ее. Жаль, что она выросла в такой семье, где из нее постоянно делали какого-то робота, который должен быть открыткой и показухой на людях. Всерьез о ней заботилась только Илзе. А Рене было глубоко наплевать на маленькую девочку, которая охладела к жизни, к мужчинам именно из-за АСОЦИАЛЬНОГО поведения своих родителей! Во всем виноваты именно они! А еще рисперидон ребенку? Этот врач сам псих! Такое давать ребенку! Реально, идиоты! Даже матов на них не хватает, не то что обычных слов!
Надеюсь, Эдвард сумеет выбить из нее все дерьмо, которое вбили ей ее же родители и психотропные препараты. Любовь ее вылечит. Но здесь пока любовью и не пахнет!
Спасибо за главу!

11   [Материал]
  Родители даже не захотели прислушаться к няне, которая действительно Беллу любила и не считала её поведение "асоциальным"... Конечно, проще пичкать ребенка таблетками, чем заниматься им и стараться понять...

10   [Материал]
  Из милого, застенчивого ребенка родители "сделали" сталкера с боязьнью привязаться. УЖАС.

9   [Материал]
  ох жесть, эти сволочи решили из ребёнка психотропными сделать роботa? Очень тяжелая глава.  cray

8   [Материал]
  Спасибо за отличный перевод!

7   [Материал]
  гуглила я этот рисперидон для Крыльев. жуткая вещь.да ещё и ребёнку. мрак...

6   [Материал]
  спасибо за главу  lovi06032

1-10 11-14
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]