Глава 1. Часть 1.
Pov Bella
Я смотрю на дом, в котором провела все свое детство. Руки дрожат. Ничего не изменилось с тех пор, как я уехала: та же коричневая краска, белые ставни и трава нездорового зеленого цвета.
Огромный старый дуб, стоящий перед кухонным окном, выглядит так, будто скоро собирается упасть, и я уже представляю, как Чарли вызывает службу по вырубке деревьев.
Честно говоря, мне очень тревожно по поводу возвращения домой, потому что не известно, как оно будет расценено. Чуть больше двух лет назад, ни сказав никому и слова, я покинула Форкс. Единственное, что оповещало об отъезде -  это беспорядок, оставленный мною в комнате.
Через несколько часов после исчезновения, Чарли вновь и вновь звонил на мобильный, но я не могла найти в себе силы ответить ему. Это слишком больно. И стыдно.
Возле моего уха раздался визг, я съежилась, посмотрев на своего почти двух летнего сына Адама. На секунду мне показалось, что сейчас на лице малыша выступят слезы, но вместо этого он посмотрел на меня своими по-детски невинными глазками, безмолвно пытаясь понять, для чего мы приехали сюда и зачем вообще стоим перед этим домом. Дарю ему небольшую вялую улыбку, и он кладет свою головку мне на плечо.
Я целую его медные волосы и смотрю на здание, которое когда-то было моим домом. Знаю, что не могу простоять тут весь день, но мне слишком страшно подняться по ступенькам и постучать в эту дверь.
Недавно, я потеряла свою постоянную работу в закусочной, и, естественно, не смогла оплачивать аренду квартиры. Конечно, я пыталась устроиться работу, но у меня имелся только диплом об окончании школы, и, к сожалению, было нереально найти что-то  приемлемое с ребенком на руках.
Так же у меня была идея позвонить Рене, но гарантии, что она ответит нет. Сейчас мама путешествовала по Штатам с Филом, своим вторым мужем. Естественно, она дала бы мне денег, но к расспросам с ее стороны, я пока не готова.
Рене не была в курсе того, что со мной случилось. После того, как мои родители развелись, мама уехала, избегая любых контактов с Чарли, как чумы.
В то время я не знала, что у них проблемы. Только когда моей мамы не было дома в течение трех недель, я наконец подошла к Чарли и спросила, где она и когда возвращается. Он усадил меня на колени и мягко объяснил, что мать ушла и больше не будет с нами жить. Я плакала и кричала, прося папу найти маму, но, конечно, он не мог сделать этого.
Спустя четыре месяца отсутствия Рене, все стало потихоньку налаживаться. Я привыкла к утренним завтракам и вечерним прогулкам в парке. Перед сном, папа читал мне сказки, как когда-то делала мама.
Став постарше, я узнала, что Рене никогда не хотела быть матерью. Когда мне было шестнадцать, мама прислала письмо, в котором спрашивала, не хочу ли я провести с ней лето в Калифорнии. Конечно, я согласилась, мне не хватало девчачьих разговоров, скажу честно, Чарли был просто ужасен в этом. А я всегда хотела узнать Рене поближе. На протяжении всего пребывания в Калифорнии мне так и не удалось почувствовать связи между дочкой и мамой, это скорее была дружеская, братская связь.
Рене рассказала о своем прошлом, она рассказала мне о том, чего хотела от жизни, прежде, чем забеременела.  Мама уверяла, что любит меня, но не хотела отказываться от своих мечтаний, Рене не чувствовала, что была достаточно хороша. Конечно, это больно, но я смогла понять ее. Некоторые люди не рождены, чтобы стать родителями.
В дальнейшем Рене поддерживала со мной связь по электронной почте. Мы разговаривали о том, что сейчас происходит в ее и моей жизни. Мама всегда заканчивала нашу переписку словами: «Не совершай тех же ошибок, что и твоя мать».
Именно по этой причине я не смогла рассказать ей о беременности. Я действительно не хотела слышать ее: «Что я тебе говорила?». Даже если забеременеть в 18 не было первым пунктом в списке моих дел, я не могла сожалеть об Адаме. С того момента, как я узнала о своей беременности, я уже любила его, и знаю, что несмотря ни на что, всегда буду любить.
Если бы только его отец чувствовал то же самое.
Я встряхнула головой, чтобы выбросить эту мысль. Знаю, Чарли захочет поговорить об отце Адама, и мне нужно сохранить силы. Честно, я не представляю, как папа(имеется в виду отец Беллы) отреагирует. Думаю, он начнет кричать на меня прямо на лужайке, скажет, что разочарован и никогда не согласится принять меня обратно в семью, не говоря об Адаме.
Внутренний голос утверждал, что такого не может произойти, ведь папа любит меня, и тем более  не умеет кричать. На самом деле, Чарли почти не говорит. Он просто слишком тихий и спокойный.
Делая глубокий вдох, я наблюдаю за тем, как солнце заходит за горизонт, окрашивая небо бледно-розовым цветом. В запасе мало времени, ведь если папа все-таки вышвырнет меня из дома, я должна буду найти место для ночлега. Сделав еще один глубокий вдох, тяжело сглатывая, я направляюсь прямо к заветной двери. Зажмурилась, сжимая кисть в кулак, готовлюсь постучать.
Адам, подняв головку с моего плеча, обратил внимание на мои действия. Я прижила сына ближе к себе и шепотом спросила: «Что такое, малыш?»
Сын наклоняется и целует в щеку. Это его способ без слов сказать: «Я люблю тебя».  Я не знаю, почему он не говорит. Врачи, которые работали с Адамом тоже озадачены. Они утверждают, что это про этап, который стоит пережить. Надеюсь, так и есть.
Поскольку он не говорит, я хорошо изучила его привычки. Как мать, я понимаю без слов, что хочет сказать сын. Хоть это и хорошо, но мне хочется услышать из его уст слова, не только звуки.
Собираясь с силами, я поднимаю руку и стучу, при этом затаив дыхание. Прислушиваюсь к шуму по ту сторону от двери, чтобы убедиться, что это все еще дом Чарли, но совсем ничего не слышу.  Подождав еще немного, разворачиваюсь и начинаю уходить, попутно думая о том, где бы нам переночевать сегодня.
Мои ноги достигают последней ступеньки, когда дверь открывается. Слышу голос отца.
- Могу вам чем-то помочь?
Автоматически закусив губу, я медленно поворачиваюсь к отцу. Чарли смотрит на меня, быстро глотая воздух.
- Белла? – неуверенно спрашивает он.
- Привет, пап. – тихо отвечаю я, прижимая Адама к груди. Сын, крепко ухватившись за мою шею, зарывается носом в плечо.
Мягко поглаживаю его по спине, догадываясь, что вероятнее всего он боится этого незнакомца, своего деда. Стыд и печаль поедают меня от осознания того, что Адам прячется от Чарли, но в этом я могу винить только себя.
- Белла? – повторяет отец.
- Это я, пап.
Он открывает и закрывает рот, а я терпеливо жду, пытаясь подготовиться ко всему, что тот может сказать.
- Проходи, - говорит Чарли через несколько долгих минут.
С трудом сглатывая, киваю ему в ответ. Чарли отходит в сторону и, я прохожу внутрь. Вдыхаю знакомые ароматы, среди которых выросла: старая кожа, жаренная рабы и оружейный порох. Стоя в коридоре, ожидаю увидеть кобуру с пистолетом, которая обычно свисала с крючка на стене. Но натыкаюсь лишь на пустое место. Не понимаю, почему ожидала чего-то другого, папа ушел на пенсию. Тот факт, что мне пришлось покинуть отца, ничего не значит. Я слышала о трагедии. В частности.
Полтора года назад я просматривала онлайн-газету «Форкс», хотела узнать о новостях своего родного города.  Сразу на первой странице висело объявление, которое гласило о том, что шериф Чарльз Свон был ранен и ушел в отставку. Естественно, я запаниковала, уже готова была собирать свои вещи и возвращаться в городок, но в последний момент заставила себя остановиться и дочитать начатое. В рассказе говорилось, что главный Свон вывихнул колено, преследуя преступника, ему пришлось провести операцию. Прогнозируемое время восстановления составляло 6 месяцев, если не дольше. Город не мог дождаться, пока его шеф восстановится и приступит к работе, поэтому Чарли молча удалился.
Несмотря на то, что я была несказанно рада тому факту, что отец ранен не серьезно, мне хотелось сорваться в Форкс. Насколько я знала, у него не было никого, кто бы мог позаботиться о нем должным образом. И для того, чтобы узнать, как он себя чувствует на самом деле, я заплатила коллеге, чтобы та позвонила Чарли домой. Из телефонного разговора мне удалось узнать, что отец в норме, ему помогает старый друг семьи – Сью Клируотер.
Дверь, громко захлопнувшаяся позади нас, заставляет вернуться в реальность, я поворачиваюсь и вижу Чарли, стоящего за моей спиной.
- Не могу поверить, что это действительно ты, - шепчет отец, глядя на меня. Он прочищает горло и направляется в сторону гостиной, - присядем, - продолжает папа.
Молча прохожу в гостиную, подмечая, что за эти 2 года ничего не изменилось, на самом деле я рада этому факту.
Сажусь на старый диван, услышав до боли знакомый скрип пружин, и укладываю сына на руки в более комфортную позу. Пытаюсь сесть так, чтобы Чарли мог увидеть его личико, но сдаюсь, после очередной попытки Адама уткнуться носом в мое плечо.
Папа медленно входит в комнату, не отрывая от меня глаз, такое чувство, будто он думает, что я могу исчезнуть в любую минуту. Наконец, он садится в кресло, по-прежнему наблюдая за мной, нервы на пределе.
- Откуда? – наконец говорит Чарли.
Начинаю отвечать, но диктор с телевизора прерывает меня, и Чарли тянется к пульту, чтобы приглушить звук.
- Откуда? – вновь спрашивает меня отец, нарушая молчание между нами.
- Откуда что? – отвечаю я вопросом на вопрос.
- Откуда у тебя сын?
- У меня был секс, - шепчу, не зная, что сказать еще.
- Я в курсе. – огрызается он. Обращаю свое внимание на Адама, который смотрит на меня своими большими зелеными глазами.
- Я в курсе. – повторяет Чарли, сбавляя обороты, - я имею в виду, как это могло произойти? Когда ты узнала об этом? Почему не рассказала мне?
- Я узнала это в тот день, когда сбежала.
- Вот почему ты ушла? – спрашивает папа.
- Типа того. – отвечаю ему.
- Что это значит? «Типа того»?
Я смотрю на него смущенная и пристыженная. Воспоминания того рокового дня проносятся у меня в голове, снова слышу грубые слова, брошенные с легкостью в мою сторону, пытаюсь отогнать от себя эти мысли, сосредоточившись на настоящем. Сейчас меня не сломать.
- Было шоком узнать, что я беременна, но уже тогда я знала, что люблю Адама.
- Почему ты не пришла ко мне? Почему не осталась со мной?
- Я боялась увидеть в твоих глазах разочарование и осуждение, кроме того, Эдвард не хотел моего присутствия в своей жизни, и естественно, присутствия Адама.
- Ты собираешься рассказать мне, что произошло между вами? – снова подал голос Чарли.
- Нет, не сейчас. Пожалуйста.
- Хорошо, - с жалостью в голосе говорит папа, - пойми, Белла, ты не разочаруешься во мне, оставайся, я просто хочу, чтобы ты доверилась, я могу помочь тебе. – заканчивает Чарли.
Посмотрев прямо ему в глаза и увидев в них ту решимость, с которой он произносил свою маленькую речь, я не сдерживаюсь и начинаю рыдать.
Будто из ниоткуда появляется рука, притягивая меня в теплые и родные объятия.
- Ну, а теперь, Колокольчик, не плачь. Не за чем плакать.
- Но, я-я-я расстроила тебя. – произношу со всхлипом.
- Колокольчик, я не собираюсь тебе врать, ты сделала мне очень больно, когда ушла, я хотел звонить в ФБР и использовать все ресурсы, о которых мне известно. Но несмотря на это, я знал, что была причина, которая заставила тебя пойти на этот шаг. Я просто должен был тебе дать выбор и смириться с любым исходом, даже если он причинил мне боль.
Чарли мягко потирает мою спину, пока я сижу и обдумываю сказанные им слова.
- Не надо думать, что за минуту я успокоился, я все еще зол на тебя, но мы поговорим об этом позже.
- Что ты имеешь в виду? – спрашиваю его.
- Я имею в виду, что нам с тобой предстоит еще много работы, но все, что сейчас имеет значение - это ты.
- Спасибо, пап. - отвечаю ему, крепко обняв.
Он хлопает меня по спине и нежно целует в лоб.
- Я всегда буду любить тебя, Белла. Каждую твою частичку.
Улыбаюсь, понимая, что речь идет не только обо мне, но и об Адаме тоже. В конце концов, он – часть меня.
- Ты выглядишь усталой, иди к себе и ложись спать. Все разговоры потом.
- Хорошо, - говорю я, подавляя зевок.
Медленно встаю, наконец почувствовав, насколько измучена. Мои руки кажутся тяжелыми, глаза слипаются. Поднимаясь к себе в комнату, не могу дождаться того момента, когда голова соприкоснется с подушкой.
- Доброй ночи, Колокольчик.
Я захожу к себе в комнату, закрываю дверь и падаю на кровать, потихоньку засыпая, думая о спящем Адаме.

Я смотрю на дом, в котором провела все свое детство. Руки дрожат. Ничего не изменилось с тех пор, как я уехала: та же коричневая краска, белые ставни. Трава все того же нездорового зеленого цвета, и все так же засорена сорняками в разных местах. Огромный старый дуб, стоящий перед кухонным окном, выглядит так, будто скоро собирается упасть умереть, и я уже представляю, как Чарли вызывает службу по вырубке деревьев делаю мысленную заметку сказать Чарли вызвать "врача по деревьям", если, конечно, мне позволено будет остаться.
Честно говоря, мне очень тревожно по поводу возвращения домой, потому что не известно, как оно мое неожиданное появление будет расценено. Чуть больше двух лет назад, ни сказав никому и слова, я покинула Форкс. Единственное, что оповещало о моем отъезде - это беспорядок, оставленный мною в комнате, после поспешной упаковки.
Через несколько часов после исчезновения, Чарли вновь и вновь звонил на мобильный, но я не могла найти в себе силы ответить ему. Я не могла сказать ему, почему уехала. Это было слишком больно. И стыдно.

Глава 1. Часть 1.
Pov Bellа
Я смотрю на дом, в котором провела все свое детство. Руки дрожат. Ничего не изменилось с тех пор, как я уехала: та же коричневая краска, белые ставни. Трава того же нездорового цвета, и все так же засорена сорняками
в разных местах.
Огромный старый дуб, стоящий перед кухонным окном, выглядит так, будто скоро собирается умереть, и я делаю мысленную заметку сказать Чарли вызвать «Врача по деревьям», если, конечно, мне разрешат остаться.
Честно говоря, я очень нервничаю по поводу возвращения домой, потому что не известно, как оно будет
расценено. Чуть больше двух лет назад, ни сказав никому и слова, мне пришлось покинуть Форкс. Единственное, что оповещало об отъезде -  это беспорядок, оставленный мною в комнате, после поспешных сборов.
Через несколько часов после исчезновения, Чарли вновь и вновь звонил на мобильный, но я не могла найти в себе силы ответить ему и рассказать, почему ушла. Это слишком стыдно.
Возле моего уха раздался визг, я съежилась, посмотрев на своего почти двух летнего сына Адама. На секунду мне показалось, что сейчас на лице малыша выступят слезы, но вместо этого он посмотрел на меня своими по-детски невинными глазками, безмолвно пытаясь понять, зачем мы стоим перед этим странным домом. Дарю сыну  небольшую вялую улыбку, он понимает, как все это тяжело, поэтому кладет свою головку мне на плечо.
Я целую его медные волосы и смотрю на здание, которое когда-то было моим домом. Знаю, что не могу простоять тут весь день, но мне слишком страшно подняться по ступенькам и постучать в эту дверь.
Недавно, я потеряла свою постоянную работу в закусочной, и,естественно, не смогла оплачивать аренду квартиры, в конечном итоге нас выселили. Я пыталась устроиться работу, но у меня имелся только диплом об
окончании школы, и, к сожалению, было нереально найти что-то приемлемое, никто попросту не нанимал девушку без образования, это сложно.
Так же у меня была идея позвонить Рене, но гарантии, что она ответит нет. Сейчас мама путешествовала Штатам с Филом, своим вторым мужем. Естественно, она дала бы мне денег, но к расспросам с ее стороны, я пока не готова.
Рене не была в курсе того, что со мной случилось. После того,как мои родители развелись, мама уехала, избегая любых контактов с Чарли, как чумы. Мы не часто с ней общались.
В то время я не знала, что у них проблемы. Только когда моей мамы не было дома в течение трех недель, я наконец подошла к Чарли и спросила, где она и когда возвращается. Он усадил меня на колени и мягко объяснил, что мать ушла и больше не будет с нами жить. Я плакала и кричала, прося папу найти маму, мои истерики продолжались еще долго после ее отъезда. Вспоминая эти выходки, теперь я понимаю, что причиняла боль отцу. Но спустя четыре месяца отсутствия Рене, все стало потихоньку налаживаться. Я привыкла к утренним завтракам и вечерним прогулкам в парке. Перед сном, папа читал сказки, как когда-то делала мама. Он был для меня всем.
Став постарше, я узнала, что Рене не хотела быть матерью. Когда мне было шестнадцать, мама прислала письмо,
в котором спрашивала, не хочу ли я провести с ней лето в Калифорнии. Конечно, я согласилась, мне не хватало девчачьих разговоров, скажу честно, Чарли был просто ужасен в этом. А я всегда хотела узнать Рене поближе. На протяжении всего пребывания в Калифорнии мне так и не удалось почувствовать связи между дочкой и мамой, это скорее была дружеская, братская связь.
Рене рассказала о своем прошлом, она рассказала мне о том,чего хотела от жизни, прежде, чем забеременела.  Мама уверяла, что любит меня, но не хотела отказываться от своих мечтаний, Рене не чувствовала, что
была достаточно хороша. Конечно, это больно, но я смогла понять ее. Некоторые люди не рождены, чтобы стать родителями.
В дальнейшем Рене поддерживала со мной связь по электронной почте. Мы разговаривали о том, что сейчас происходит в ее и моей жизни. Мама всегда заканчивала нашу переписку словами: «Не совершай тех же ошибок, что и твоя мать».
Именно по этой причине я не смогла рассказать ей о беременности. Я действительно не хотела слышать ее: «Что я тебе говорила?». Даже если забеременеть в 18 не было первым пунктом в списке моих дел, я не
могла сожалеть об Адаме. С того момента, как я узнала о своей беременности, я уже любила его, и знаю, что несмотря ни на что, всегда буду любить.
Если бы только его отец чувствовал то же самое.
Я встряхнула головой, чтобы выбросить эту мысль. Знаю, Чарли захочет поговорить об отце Адама, и мне нужно сохранить силы. Честно, я не представляю, как папа(имеется в виду отец Беллы) отреагирует. Думаю, он начнет
кричать на меня прямо на лужайке, скажет, что разочарован и никогда не согласится принять меня обратно в семью, не говоря об Адаме.
Внутренний голос утверждал, что такого не может произойти,ведь папа любит меня, и тем более  не умеет кричать. На самом деле, Чарли почти не говорит. Он просто слишком тихий и спокойный.
Делая глубокий вдох, я наблюдаю за тем, как солнце заходит за горизонт, окрашивая небо бледно-розовым цветом. В запасе мало времени, ведь если папа все-таки вышвырнет меня из дома, я должна буду найти место для
ночлега. Сделав еще один глубокий вдох, тяжело сглатывая, я направляюсь прямо к заветной двери. Зажмурилась, сжимая кисть в кулак, готовлюсь постучать.
Адам, подняв головку с моего плеча, обратил внимание на моидействия. Я прижила сына ближе к себе и шепотом спросила: «Что такое, малыш?»
Сын наклоняется и целует в щеку. Это его способ без слов сказать: «Я люблю тебя».  Я не знаю, почему он не говорит. Врачи, которые работали с Адамом тоже озадачены. Они утверждают, что это про этап, который стоит пережить. Надеюсь, так и есть.
Поскольку он не говорит, я хорошо изучила его привычки. Как мать, я понимаю без слов, что хочет сказать сын. Хоть это и хорошо, но мне хочется услышать из его уст слова, не только звуки.
Собираясь с силами, я поднимаю руку и стучу, при этом затаив дыхание. Прислушиваюсь к шуму по ту сторону от двери, чтобы убедиться, что это все еще дом Чарли, но совсем ничего не слышу.  Подождав еще немного,
разворачиваюсь и начинаю уходить, попутно думая о том, где бы нам переночевать сегодня.
Мои ноги достигают последней ступеньки, когда дверьоткрывается. Слышу голос отца.
- Могу вам чем-то помочь?
Автоматически закусив губу, я медленно поворачиваюсь к отцу.Чарли смотрит на меня, быстро глотая воздух.
- Белла? – неуверенно спрашивает он.
- Привет, пап. – тихо отвечаю я, прижимая Адама к груди. Сын,крепко ухватившись за мою шею, зарывается носом в плечо.
Мягко поглаживаю его по спине, догадываясь, что вероятнее всего он боится этого незнакомца, своего деда. Стыд и печаль поедают меня от осознания того, что Адам прячется от Чарли, но в этом я могу винить только себя.
- Белла? – повторяет отец.
- Это я, пап.
Он открывает и закрывает рот, а я терпеливо жду, пытаясьподготовиться ко всему, что тот может сказать.
- Проходи, - говорит Чарли через несколько долгих минут.
С трудом сглатывая, киваю ему в ответ. Чарли отходит в сторону и, я прохожу внутрь. Вдыхаю знакомые ароматы, среди которых выросла: старая кожа, жаренная рабы и оружейный порох. Стоя в коридоре, ожидаю увидеть
кобуру с пистолетом, которая обычно свисала с крючка на стене. Но натыкаюсь лишь на пустое место. Не понимаю, почему ожидала чего-то другого, папа ушел на пенсию. Тот факт, что мне пришлось покинуть отца, ничего не значит. Я слышала о трагедии. В частности.
Полтора года назад я просматривала онлайн-газету «Форкс»,хотела узнать о новостях своего родного города.  Сразу на первой странице висело объявление, которое гласило о том, что шериф Чарльз Свон был ранен и ушел в отставку. Естественно, я запаниковала, уже готова была собирать свои вещи и возвращаться в городок, но в последний момент заставила себя остановиться и дочитать начатое. В рассказе говорилось, что главный Свон
вывихнул колено, преследуя преступника, ему пришлось провести операцию. Прогнозируемое время восстановления составляло 6 месяцев, если не дольше. Город не мог дождаться, пока его шеф восстановится и приступит к работе, поэтому Чарли молча удалился.
Несмотря на то, что я была несказанно рада тому факту, что отец ранен не серьезно, мне хотелось сорваться в Форкс. Насколько я знала, у него не было никого, кто бы мог позаботиться о нем должным образом. И для того,
чтобы узнать, как он себя чувствует на самом деле, я заплатила коллеге, чтобы та позвонила Чарли домой. Из телефонного разговора мне удалось узнать, что отец в норме, ему помогает старый друг семьи – Сью Клируотер.
Дверь, громко захлопнувшаяся позади нас, заставляет вернуться в реальность, я поворачиваюсь и вижу Чарли, стоящего за моей спиной.
- Не могу поверить, что это действительно ты, - шепчет отец, глядя на меня. Он прочищает горло и направляется в сторону гостиной, - присядем, - продолжает папа.
Молча прохожу в гостиную, подмечая, что за эти 2 года ничегоне изменилось, на самом деле я рада этому факту.
Сажусь на старый диван, услышав до боли знакомый скриппружин, и укладываю сына на руки в более комфортную позу. Пытаюсь сесть так, чтобы Чарли мог увидеть его личико, но сдаюсь, после очередной попытки Адама уткнуться носом в мое плечо.
Папа медленно входит в комнату, не отрывая от меня глаз,такое чувство, будто он думает, что я могу исчезнуть в любую минуту. Наконец, он садится в кресло, по-прежнему наблюдая за мной, нервы на пределе.
- Откуда? – наконец говорит Чарли.
Начинаю отвечать, но диктор с телевизора прерывает меня, и Чарли тянется к пульту, чтобы сделать потише. Он кидает пульт на стеклянную столешницу, отчего я вздрагиваю.
- Откуда? – вновь спрашивает меня отец, нарушая молчание между нами.
- Откуда что? – отвечаю я вопросом на вопрос.
- Откуда у тебя сын?
- У меня был секс, - шепчу, не зная, что сказать еще.
- Я в курсе. – огрызается он. Обращаю свое внимание на Адама,который смотрит на меня своими большими зелеными глазами.
- Я в курсе. – повторяет Чарли, сбавляя обороты, - я имею ввиду, как это могло произойти? Когда ты узнала об этом? Почему не рассказала мне?
- Я узнала это в тот день, когда сбежала.
- Вот почему ты ушла? – спрашивает папа.
- Типа того. – отвечаю ему.
- Что это значит? «Типа того»?
Я смотрю на него смущенная и пристыженная. Воспоминания того рокового дня проносятся у меня в голове, снова слышу грубые слова, брошенные с легкостью в мою сторону, пытаюсь отогнать от себя эти мысли, сосредоточившись на настоящем. Сейчас меня не сломать.
- Было шоком узнать, что я беременна, но уже тогда я знала,что люблю Адама.
- Почему ты не пришла ко мне? Почему не осталась со мной?
- Я боялась увидеть в твоих глазах разочарование и осуждение,кроме того, Эдвард не хотел моего присутствия в своей жизни, и естественно, присутствия Адама.
- Ты собираешься рассказать мне, что произошло между вами? –снова подал голос Чарли.
- Нет, не сейчас. Пожалуйста.
- Хорошо, - с жалостью в голосе говорит папа, - пойми, Белла, ты не разочаруешься во мне, оставайся, я просто хочу, чтобы ты доверилась, я могу помочь тебе. – заканчивает Чарли.
Посмотрев прямо ему в глаза и увидев в них ту решимость, скоторой он произносил свою маленькую речь, я не сдерживаюсь и начинаю рыдать.
Будто из ниоткуда появляется рука, притягивая меня в теплые иродные объятия.
- Ну, а теперь, Колокольчик, не плачь. Не за чем плакать.
- Но, я-я-я расстроила тебя. – произношу со всхлипом.
- Колокольчик, я не собираюсь тебе врать, ты сделала мне очень больно, когда ушла, я хотел звонить в ФБР и использовать все ресурсы, о которых мне известно. Но несмотря на это, я знал, что была причина, которая
заставила тебя пойти на этот шаг. Я просто должен был тебе дать выбор и смириться с любым исходом, даже если он причинил мне боль.
Чарли мягко потирает мою спину, пока я сижу и обдумываюсказанные им слова.
- Не надо думать, что за минуту я успокоился, я все еще золна тебя, но мы поговорим об этом позже.
- Что ты имеешь в виду? – спрашиваю его.
- Я имею в виду, что нам с тобой предстоит еще много работы,но все, что сейчас имеет значение - это ты.
- Спасибо, пап. - отвечаю ему, крепко обняв.
Он хлопает меня по спине и нежно целует в лоб.
- Я всегда буду любить тебя, Белла. Каждую твою частичку.
Улыбаюсь, понимая, что речь идет не только обо мне, но и обАдаме тоже. В конце концов, он – часть меня.
- Ты выглядишь усталой, иди к себе и ложись спать. Всеразговоры потом.
- Хорошо, - говорю я, подавляя зевок.
Медленно встаю, наконец почувствовав, насколько измучена. Мои руки кажутся тяжелыми, думаю сейчас я не смогла бы поднять и листа бумаги, глаза слипаются, приходится прилагать все свои силы, чтобы дойти до второго
этажа. Поднимаясь к себе в комнату, не могу дождаться того момента, когда голова соприкоснется с подушкой.
- Доброй ночи, Колокольчик.
Я захожу к себе в комнату, закрываю дверь и падаю на кровать,потихоньку засыпая, думая о спящем Адаме.

К примеру, у вас было: "Чарли вновь и вновь звонил на мобильный, но я не могла найти в себе силы ответить ему. Это слишком больно. И стыдно". Вы пропустили одно предложение, и вышло, что Белле стыдно и больно ответить на телефонный звонок, а не стыдно рассказать отцу, почему она уехала. Согласитесь, разница есть.
Чтобы исключить личные местоимения можно просто объединить предложения: "Чарли вновь и вновь звонил на мобильный, но я не могла найти в себе силы ответить ему и рассказать, почему уехала. Это слишком больно. И стыдно"

Возле моего уха раздался визг, я съежилась, посмотрев на своего почти двух летнего сына Адама. На секунду мне показалось, что сейчас на лице малыша выступят слезы, но вместо этого он посмотрел на меня своими детскими нефритового цвета невинными глазками,безмолвно пытаясь понять, зачем мы стоим перед этим странным домом. Дарю сыну  небольшую вялую улыбку, он понимает, как все это тяжело, поэтому кладет свою головку мне на плечо.  Вероятно, он понял, насколько все это тяжело для меня, когда я подарила ему небольшую водянистую улыбку, и поэтому положил свою головку мне на плечо.

Примечание по правкам: В этом абзаце автор дает понять читателям, что сын Беллы от Эдварда – нефритовые глаза и бронзовые волосы, - поэтому необходимо переводить точно по тексту. И еще. У англоязычных авторов часто случается, что время повествование перескакивает с прошедшего на настоящие. Но по правилам русского языка повествование должно вестись в одном времени, если это не прямая речь, мысли  или флешбеки.

Я целую его медные волосы и смотрю на здание, которое когда-то было моим домом. Знаю, что не могу простоять тут весь день, но мне слишком страшно подняться по ступенькам и постучать в эту дверь.Если бы имелся иной выбор, то меня бы здесь не было. Но я потеряла свою низкооплачиваемую работу в закусочной, не смогла заплатить аренду квартиры и, в конечном итоге, нас выселили. Я пыталась устроиться на другую работу, но у меня имелся только диплом об окончании школы, и, к сожалению, было нереально найти что-то приемлемое, никто попросту не нанимал девушку без образования, владея только диплом об окончании школы и не имея никого, кто мог бы меня нанять, это было сложно.

Так же (я рассматривала идею) у меня была идея позвонить своей вечно отсутствующей матери и попросить у нее взаймы, но гарантии, что она ответитне было. Сейчас Рене путешествовала по Штатам с Филом, своим вторым мужем. Естественно, она дала бы мне денег, но обязательно спросила причину, а к расспросам с ее стороны, я пока не готова.

Рене не была в курсе того (не знала), что я уехала из Форкса и родила ребенка со мной случилось. Она бросила отца, когда мне было четыре года, и с тех пор избегала, словно чумы любых контактов с ним. После того, как мои родители развелись, мама уехала, избегая любых контактов с Чарли, как чумы. И мы не часто с ней общались.

В то время я не знала, что у них проблемы. Только когда (мама отсутствовала дома) моей мамы не было дома в течение трех недель  дней, я наконец подошла к Чарли и спросила у Чарли, где она и когда возвращается вернется.

Примечание: в скобках приведены варианты того, как можно избежать частого употребления глагола "было"

5 Пролог.
Белый, кристально-чистый снег сверкал тысячами ярко-оранжевыми огоньками в лучах заходящего солнца.На пушистое,холодное полотно падали горячие капли крови,вырисовывая рисунок похожий на распустившийся бутон ало-красной  розы. Я посмотрела на свою руку, которую несколько минут назад держала у виска. Очередная горячая капелька скатилась по ладони, преодолев путь от пальца к запястью,и  упав на снег нарисовала очередной цветок. Всё тело пронзила резкая боль, от которой сотней мурашек отозвалась дрожь.

-Белла !

Послышался чей-то крик, больше похожий на рев раненого зверя. В ушах стоял неприятный, раздражающий шум. и закрыв их ладонями , я упала на колени. Холодный снег острыми иголками впился в кожу через тонкую и лёгкую ткань моего платья. Тело снова пронзила крупная дрожь, от которой я поёжилась.

-Вставай! – Злобно прогремел у меня над ухом мужской голос.

Это противно звучащий тембор,я узнаю всегда. Махнув головой из стороны в сторону,я попыталась одновременно дать  ему ответ и в то же время смахнуть так невовремя подступившие слезы. Резко и сильно схватив за запястья, мой преследователь потянул наверх ,беспрекословно заставляя подняться на ноги. От его действий я неожиданно вскрикнула и заскулила,как только почувствовала ноющую боль там где он меня держал. Быстро поднявшись, мне  практически снова удалось упасть на снег. Но его сильные руки и железная хватка на моём запястье не дали этому случиться. В глазах начало темнеть, а в висках гулкими,пульсирующими ударами отозвалась боль. Сильно зажмурившись, я начала жадно и глубоко вдыхать морозный воздух до огненного  чувства в лёгких и горле. Ноги мне не подчинялись, да и не так уж хотелось куда-то идти. Я мечтала вернуться к себе в комнату и уютно закутавшись в  тёплый плед,сидя на широком подоконнике с горячей кружкой душистого чая в руках,слушать очередные сплетни и новости нашего университета от озорной и веселой соседки Элис.

«Элис, прости.»

Внутри глухим стуком отозвалось сердце. От ноющей боли в груди к горлу подползли всхлипы приближающейся истерики, а из глаз побежали первые дорожки слёз. Я тут же вытерла их тыльной стороной ладони.

-Белла, -тревожным эхом отозвалось где-то за спиной, но ещё так далеко.

-Живо пошла, -громко протянул голос, резко потянув за собой, подчиняя идти в след.

Почувствовав острое покалывание холодного снега, я опустила свой взгляд и поняла что шла босиком. Убегая от этого монстра который вел охоту, мне и мыслей в голову не пришло, чтобы обутся и накинуть поверх платья теплое пальто. Мы шли  средь высоких сосен и хвойных деревьев, пробираясь сквозь ветки колючего терновника, которые до крови царапали руки и ноги.

-Быстрее! –Скомандовал голос, ускоряя шаги.

Я еле поспевала за ним, практически переходя на бег.

-Белла! – эхом,отражаясь от стволов деревьев и распространяясь в морозном воздухе,отозвался знакомый,родной голос.

Пробираясь сквозь очередной кустарник, я зацепилась подолом платья за его ветви. Чуть замешкавшись и попытавшись освободить ткань из колючего капкана, я  почувствовала резкий рывок, от которого не удержавшись на ногах, свалилась в сугроб, по пути оцарапав себе щёку острой колючкой терновника. Проведя холодными и замерзшими пальцами по щеке, я заметила на них капельки алой жидкости. Но резкая боль заставила снова подняться на ноги.  Схватив за волосы и намотав их на свой кулак, он подтянул меня к своему лицу, заставляя смотреть мокрыми от слёз глазами.

-Ещё одна такая выходка – и тебе не жить, с..., – прошипел он, обдавая горячим воздухом моё лицо.

Окончание фразы  я не услышала, почувствовав как слабеет его хватка ,снова оседая на снег. Всхлипы вырывались наружу, и пытаясь их заглушить, я закрыла лицо руками. Где-то недалеко раздавались глухие удары и приглушенные стоны. Поборов рыдания, рвавшиеся наружу, я подняла свой взгляд и тут же встретилась с родным, таким любимым взглядом зелёных изумрудов. Вскочив  на ноги, я мигом бросилась бежать в объятия любимого.

-Стой! – услышала я его обеспокоенный голос.

Боковым зрением мне удалось  увидеть яркую вспышку, от взрывной волной которой почувствовала как врезалась в ствол ближайшего дерева. Попытавшись подняться, я испытала резкую боль в области левой лопатки.  Она была настолько невыносимой ,что я пронзительно громко вскрикнув от агонии окутавшей все мое тело. Через секунду после этого чёрные круги появились перед глазами и мой разум провалился в бездну небытия.

Ошибки начинаются прямо с первого предложения саммари.

Во-первых, обращения всегда выделяются запятыми с двух сторон.
Во-вторых, после запятой и точки всегда должен быть пробел. Также пробел должен быть до и после тире. Но перед точкой, запятой, восклицательным знаком пробела быть не должно!
В-третьих, не хватает запятых перед союзами, не выделены запятой деепричастные обороты.
В-четвертых, в том случае, если в прямой речи слова героя заканчиваются многоточием, то запятая после него не нужна, дальше ставится только тире и следуют слова автора. Схема: - П... - а. (Здесь П - слова героя, а - слова автора.)
В-пятых, есть грамматические ошибки. Например, вы пишете: "снег сверкал тысячами ярко-оранжевыми огоньками", в данном случае необходимо написать так: "снег сверкал тысячами ярко-оранжевых огоньков". Для проверки задаем вопрос от главного слова к зависимому: "Снег сверкал тысячами чего?" Вопросы "чего?/кого?" относятся к родительному падежу, значит, зависимое слово "огоньки" тоже должно быть в родительном падеже, равно как и прилагательное "ярко-оранжевые".
В-шестых, когда вы пишете предложение в кавычках, то точка ставится не перед закрывающей кавычкой, а после нее.

Ко всему прочему, если вы пишите саммари в стихах, то, наверное, имеет смысл придать ему стихотворную форму, как это сделано в "Ромео и Джульетте", а не писать сплошным текстом, как прозу.

Если вы внимательно читали первое сообщение этого форума, то должны были заметить пункт шестой и приписку после него "Внимание!" с ссылкой на форум, на котором подробно написано о правилах оформления материалов, публикуемых на сайте. Если нет, то перейдите и прочтите.
Советую вам найти бету. После того, как глава будет ею проверена, вы сможете оставить повторную заявку на размещение истории.

Желаю вам удачи!

Глава 1.Начало конца.

Верона - территория войны!

Два клана: Капулетти и Монтекки,

Богатством, родовитостью равны.

Во времена глубокой старины

Рассорились...

Клубок змеиный их противоречий

Не может быть и речи разобрать

Никто не вспомнит ныне тех причин,

Что послужили поводом раздора.

Покажется грызня собачьей своры

Невинным воркованием голубей,

В сравнении с враждой почтеннейших семей.

Не счесть числа мужчин

Двух этих благороднейших родов,

Что были изувечены, убиты

На поле этой многолетней битвы.

Я это рассказала вам, чтоб стало ясно,

Что служит фоном этого рассказа.

(«Ромео и Джульетта»)

Штат Вашингтон. Город Форкс. Апрель 2006 года. В окрестностях дома семьи Свон

Маленький, постоянно укрытый облачной завесой городок под названием Форкс расположился в северо-западной части штата Вашингтон на полуострове Олимпик. Численность населения едва превышала 7 000 жителей.

Ярко-оранжевый закат, заливающий и окрашивающий деревья и дома городка, сменился вечерними сумерками, оставляя за собой мутные сиреневые краски неба да пепельно-синие тучи. В сумерках более отчетливо ощущалась вечерняя прохлада.

Всё постепенно погружалось в ночную темноту, но блик луны, вышедшей из укрытия серой тучи, позволял рассмотреть силуэты деревьев, домов, проезжающих машин и спешащих домой запоздалых прохожих. Воздух еще отчетливее фиксировал  предметы на еще ближе, и все это создавало обстановку необычности и таинственности.

Словно ночные светлячки, то тут, то там зажигались огоньки в окнах домов. Практически скрываясь среди деревьев Форкского леса расположенного на окраине города, были построены небольшие двухэтажные дома, в которых проживали люди разных профессий. В одном из этих и проживала семья Свон, а по соседству семья Эвенсон. Хоть и статусы этих семей отличались друг от друга, это не помешало шестнадцатилетней девочке Рене Дуаер,переехавшей сюда несколько лет назад вместе со своим отцом, подружиться с Эсми Эвенсон и её младшей сестрой Элизабет. Время шло, закручивая очередную спираль событий, людей, проживающих в этом дождливом городке. Новый виток жизни двух закадычных подружек развернул их судьбы на сто восемьдесят градусов, разлучив их несколькими километрами друг от друга. А жизнь младшей сестры одной из них и вовсе перевернул на все триста шестьдесят.

И снова пронзительный отчаянный крик раздался среди ночной тиши. Звон разбитой посуды, всхлипы и звуки борьбы вот уже который раз раздавались из соседнего от семьи Свон дома.

— Остановись, — пронзительный и звонкий детский крик доносился из окон, расположенных на первом этаже.

Стоявшая у настежь открытого окна хрупкая фигура маленькой девочки исчезала из виду. Практически каждый поздний вечер она наблюдала за ссорами её соседей, не в силах побороть те эмоции, что возникали в ней, когда она слышала отчаянные крики матери и её ребенка. Она знала ту боль, что они испытывали, ведь её отец Чарли был далеко не ангелом. Нет, он не был алкоголиком или наркоманом, как их сосед, они были состоятельной, дружной и любящей семьей некоторое время. Но иногда властный характер её отца имел свою силу. Опустившись на колени у окна и крепко зажмурив глаза, малышка закрыла ушки руками и начала распевать песенку, покачиваясь из стороны в сторону. Её длинные волосы цвета темного шоколада занавесом спадали на лицо, скрывая дорожки беззвучных слёз, скатывающихся по щечкам девочки.

«Мне это не нравится», — нахмурилась малышка и снова запела новую песенку, пытаясь тем самым заглушить доносившиеся до неё крики.

«Утром летний дождик вместе с серой тучкой

Над моим окошком вышли погулять.

Я беру свой зонтик, прыгая по лужам,

Приглашаю дождик в прятки поиграть.

Я беру свой зонтик, прыгая по лужам,

Приглашаю дождик в прятки поиграть.

Дождик, дождик ты смешной.

Не загонишь нас домой.

Дождик, дождик, лей, лей, лей,

Будем мы расти быстрей.

Дождик-непоседа прыгает по клумбе.

Спрятался на ветке мокрый воробей.

Словно барабанщик, дождь стучит по лужам,

Нам от этой песни только веселей.

Тучка в небе пляшет, дождик веселится.

Подхватил мой зонтик ветер озорной.

Выглянуло солнце, весело смеется.

На земле сверкает радуга дугой»

Спустя какое-то время всё стихло.

Допев песенку, девочка прислушалась к тишине, а затем открыла свои ушки. Повернувшись и слегка приподнявшись, она выглянула в окошко, замечая, как дверь отворилась, и из нее вышел маленький мальчик практически такого же возраста, что и она, и быстрым шагом прошел мимо её дома.

Спотыкаясь, он упал на землю, на некоторое время пропадая из поля зрения малышки.

«Ему же больно. Надо помочь»

— У меня будут большие неприятности. Если папочка узнает, он очень рассердится, — прошептала малышка в темноту, снова опускаясь на колени.

Её маленькое сердечко громко стучало в груди.Понимая, что медлить нельзя, девочка  глубоко вздохнула, попытавшись немного успокоиться. Поднявшись на носочки она начала красться к двери.

«Пожалуйста, пусть я проскочу незамеченной» — взмолилась девочка, тихонько ступая на последнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж.

Прислушавшись, она осторожно выглянула из-за угла коридора, в строну гостиной, где под работавший телевизор, похрапывая, спал её отец.

Шумно выдохнув воздух, она постаралась более незаметно проскочить на кухню мимо Алекса, который, словно сторожевой пес подле своего хозяина, сидел в кресле, смотрел телевизор.

Алекс был хорошим другом её отца и замечательным телохранителем их семьи. С ним отец познакомился ровно два года назад, едва малышке исполнилось три года. Придя поздно вечером с работы вместе с мужчиной, он всем наказал, что отныне Алекс является его правой рукой, выполняет функции помощника, телохранителя, личного водителя и даже няньки, если это от него потребуется.

Пробравшись на кухню и вытащив барный стул из-за небольшого обеденного стола, девочка подтянула стул к столешнице и, взобравшись на него, открыла верхний ящик. Взяв всё необходимое, малышка ловко спрыгнула со стула и, задвинув его на место, так же осторожно направилась к задней двери, ведущей во внутренний дворик. Крепко схватив своей маленькой ручкой рукоятку двери, малышка на несколько секунд задержала дыхание.

«Если меня сейчас поймают, то из-за этого может быть куча проблем» — пробежала у неё мысль, до ужаса пугая крошку.

Её маленькое сердечко испуганно трепетало, пытаясь выпрыгнуть из груди. Но отбросив все сомнения и страхи, она со скрипом повернула ручку. Очередная волна нахлынувшего страха сковывала её маленькую фигурку. Остановившись, она постаралась повернуть её так медленно, что, кажется,  потребуется целая вечность, чтобы открыть дверь.

В конце концов, малышке с большим трудом удалось бесшумно открыть замок и распахнуть дверь. Прохладный ночной весенний воздух окутал её тело, заставляя девочку поёжиться. Сняв тапочки, она поставила их между дверью и рамой для того, чтобы дверь не закрылась.

Босиком и одетая в белую тоненькую ночнушку, малышка осторожно пробралась  через задний двор. Мягкая трава под ногами девочки казалась холодной, заставив её еще больше задрожать, от чего она, обхватив себя руками, пошла дальше.

Услышав звуки тихого плача и тяжелых вздохов, девочка ускорила шаг, практически переходя на бег, двигаясь в ту сторону. Подойдя к большому раскидистому дубу, который находился в конце её двора, малышка увидела силуэт мальчика, который, облокотившись на широкий ствол дерева и закрыв лицо руками, тихо всхлипывал. Его тело дрожало.

Даже окутанный темнотой, он не хотел, чтобы кто-то увидел его слезы, видел его таким слабым и беспомощным. Ведь он мужчина и должен был быть сильным ради неё… Ради своей матери.

«Он старается быть сильным» — горько улыбнулась девочка, издали смотря на мальчишку.

«Мое сердце так болит» — пронеслась у нее мысль, заставив подступить к горлу большой ком, который с трудом удавалось проглотить.

Медленно подойдя ближе, девочка не заметила, как наступила на ветку, которая с треском сломалась под её ступнёй, больно вонзаясь в нее острыми надломленными краями. Резко вскинув голову и посмотрев своими красными от слёз глазами в сторону звука, мальчишка быстро вскочил на ноги, сильнее прижимаясь к стволу дерева.

— Оставь меня в покое, — громко прокричал он в темноту.

Не делая больше попыток приблизиться и превозмогая боль в ступне, девочка, медленно сев на траву, начала раскладывать то, что принесла с собой. Это были лекарства, а точнее: рулон скрученного стерильного бинта, пара лейкопластырей, флакончики йода и перекиси водорода и упаковка ваты.

— Тебе больно. Я хочу лишь помочь, — тихо произнесла она, пристально глядя на мальчика, который находился в паре метров от нее.

Его большие красивого изумрудно-зеленого цвета глаза внимательно и пристально изучали лицо сидящей перед ним малышки и предметы, которые она принесла с собой. Он как будто бы пытался найти какой-то намек, что всё это просто шутка.

— Мне всегда больно, — тихо произнёс  он, слегка нахмурив брови.

Смотря в  его глаза, которые стали на тон темнее, можно было  рассмотреть ненависть.

Даже сквозь непроглядную ночь девочка заметила, как щёчка мальчишки стала темной, а с его подбородка что-то капало. С ужасом она понимает, что произошло.

— У тебя идёт кровь, — тихо произнесла она.

Дотронувшись до своей брови, он потрогал рану кончиками пальцев и слегка зашипев от возникшей боли.

— Чёрт, — выдохнул мальчик, смотря на свою кровь и медленно растирая её между большим и средним пальцами.

— Я-я могу тебе помочь, — заикаясь, прошептала девочка.

— Никто не может мне помочь, — подняв на нее свои холодные глаза, выплюнул он.

«Он не может говорить со мной в таком тоне» — злилась девочка, сердито глядя на него и уперев руку в бедро. Если бы она сейчас стояла, то непременно возмущенно топнула бы своей ножкой.

— У меня будут большие неприятности, — глубоко вздохнув, прошептала она, — мой папочка будет сильно рассержен.

— И… И я пришла, чтобы помочь тебе, — прошептала она, пытаясь дружелюбно улыбнуться мальчишке.

Внезапно чего-то испугавшись, она быстро поднялась на ноги и, протянув свою ладошку в его направлении, продолжила говорить, но уже более приглушенным голоском:

— Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Мне нужно вернуться обратно в дом, прежде чем мой отец или его телохранитель узнают, что я не в кровати.

Весь страх, который испытывала девочка, тут же отразился на её миленьком личике, позволяя мальчишке немного расслабиться.

— С какой это стати ты мне помогаешь? — уже не с такой враждой в голосе, но всё ещё с подозрением спросил он.

«Я не уверена. Но знаю, что должна тебе помочь» — промелькнула мысль, но малышка так и не осмелилась озвучить её ему.

— Тебе больно, — сказала она, пожав плечами.

— Всем вокруг все равно, больно мне или нет. — Все так же холодно и безразлично ответил он.

— Мне не всё равно, — глубоко вздохнув прошептала девочка, пытаясь унять бешено стучащее сердечко.

Какое-то время они стояли, уставившись друг на друга. Наконец, подойдя ближе, он спрасил её:

— Как тебя зовут?

— Изабелла. Изабелла Свон. Но ты меня можешь звать Белла или Беллз, мне так больше нравится, — тихо произнесла девочка, улыбнувшись.

Ничего не произнося, мальчишка всего лишь кивнул ей в ответ.

— А как тебя зовут? — поинтересовалась девочка, задав ответный вопрос.

— Не важно. Ты забудешь мое имя сразу, как только я уйду, — всё так же безразлично ответил мальчишка, пиная ногой лежащий рядом камень.

«Мне необходимо узнать его имя» — прохныкала про себя девочка, пытаясь хоть как-то унять тянущее чувство, возникшее, когда все её внутренности завязались в тугой узел.

— Нет, не забуду, — пообещала она, делая шаг вперёд.

Подняв голову, он провел рукой по своим грязным, спутанным каштановым волосам бронзового оттенка, едва видного в лунном свете, и убрал их с лица. Несколько секунд посмотрев ей в глаза, он тихо произнёс:

— Энтони Мейсон.

«Я хочу ответить, что мне приятно с ним познакомиться» — подумала девочка, но тут же спрятала эту мысль подальше, так как это было бы неправдой.

— Сколько тебе лет? — спросила она, зажав ладошки в кулачки  и держа их перед собой.

— Девять, — ответил мальчишка, опираясь на ствол дерева.

— А тебе сколько? — спросил он в ответ.

— Пять, — тут же ответила девчонка.

— Скоро будет шесть, — пытаясь нарушить возникшую паузу, солгала она, стыдливо

покрываясь румянцем.

— Ты знаешь, я думал, что тебе восемь, — удивленно сказал Энтони.

— Я тоже думала, что тебе больше, — всё ещё смущаясь, пролепетала Белла.

— Почему твой папа причиняет тебе боль? — неожиданно выпалила она.

— Лоран - мой отчим, — с каменным выражением лица ответил мальчишка.

Услышав шум в доме, девчонка повернулась, посмотрев в ту сторону, откуда пришла ранее, но затем снова вернула свой испуганный взгляд на мальчишку, стоящего перед ней.

— Пожалуйста, позволь помочь тебе, — тихо взмолилась девочка, повернувшись к Энтони и взглядом прося его довериться ей.

— Хорошо, — пробормоча, согласился мальчишка, опустив взгляд на свои потрепанные ботинки.

Облегченно вздохнув и радостно улыбнувшись, девочка взяла в руки перекись водорода и ватный тампон. Она сделала ещё один шаг вперёд, ближе придвинувшись к нему, выйдя на свет. То, что она увидела на его лице, повергло её в шок. Испуганно ахнув, малышка с ужасом в глазах смотрела на рассеченную бровь, из которой капала алая кровь. Нервно сглотнув, девочка попыталась подавить подкатившую к горлу тошноту, но, взяв себя в руки, начала обрабатывать рану.

— Эта штука очень жжёт, — предупредила она мальчика прежде, чем коснуться рассеченной брови.

Не мигая, мальчишка посмотрел прямо ей в глаза, даже не вздрогнув от боли. Его храбрость и то, как он держится, пытаясь выглядеть мужественным в данной ситуации, очень удивило малышку. На его месте, она бы, наверное, уже ревела в три ручья. Ненадолго остановив кровь  и вытерев её со щек мальчика, Белла обработала йодом рану, а так же несколько царапин и ссадин на его лице. После она заклеила порез пластырем, который не слишком-то и помогал, так как был слишком мал по сравнению с ним.

— Вот и всё, — улыбнувшись, сказала она, закручивая крышку на бутылочку с йодом.

— Спасибо, — пробормотал Энтони в ответ.

Очередной шорох в доме заставил девочку вздрогнуть и оглядеться.

— Мне нужно идти. Ещё увидимся, Энтони, — быстро прошептала малышка, смотря в его изумрудные глаза.

— Нет. Не увидимся, — тихо прошептал он, опустив свой взгляд на землю.

И они не увиделись.

Спустя 3 года. Штат Вашингтон. Город Сиэтл. Октябрь 2009 года. Дом семьи Свон

За окном была непроглядная ночь, и лишь яркие синеватые вспышки грозы, только что начавшегося ливня, освещали просторный холл особняка сквозь огромные окна в пол. Очередная вспышка осветила комнату, в которой эхом отозвался раскат грома, последовавший вслед за ней.

На втором этаже особняка раздался резкий громкий хлопок закрывшейся двери, а потом послышались тяжелые шаги спускающегося по лестнице мужчины. Очередная вспышка на мгновение осветила холл и мужчину, пересекавшего это огромное пространство. Темно-русые волосы были уложены в прическу, и лишь несколько прядей длинной челки спадали на серые холодные глаза. Прямой римский нос, широкий напряженный волевой подбородок и маленькие морщинки, появившиеся в уголках его прищуренных глаз, говорили о его эмоциональном состоянии. Одет он был в черную рубашку, плотно прилегающую к его широким плечам и накаченному торсу,  черные классические брюки и такого же цвета кожаные ботинки. Одежда и мощное тело их обладателя говорили о его статусе и положении не только в обществе, но и семье.

— Чарли, постой! — сверху послышались обеспокоенный женский голос и звук открывшейся двери.

Очередная вспышка грозы осветила помещение и фигуру мужчины, который остановился посреди комнаты. Весь его облик  говорил о злости, плотно сжатые губы, напряженное лицо, а тело пробирало мелкой дрожью, от которой он сжал кулаки так, что на пальцах побелели костяшки.Зловещую и гнетущую тишину комнаты нарушили быстрые, практически невесомые шаги вбежавшей в помещение молодой женщины. Так как в комнате было темно, она не заметила своего мужа и влетела в его твердую широкую спину. Неожиданно ойкнув и не удержав равновесия, она тут же оказалась на холодном мраморном полу комнаты.

Мужчина медленно повернулся к женщине, сидящей перед ним на коленях.

— Вставай, — прорычал он, подавая жене руку.

Все-таки, несмотря на его впечатляющую и в тоже время устрашающую внешность, а так же мрачный и жёсткий характер, частичка джентльменства у него присутствовала. Время, проведенное в высшем обществе, оставляло еле заметные отпечатки в его поведении.

Женщина, вложив свою маленькую ручку в его широкую ладонь, поднялась с колен и встала перед ним.

Очередная вспышка осветила холл, в котором находились два человека. Чарли, не отрывая своего гневного взгляда серых холодных глаз, смотрел на женщину, одновременно безумно любимую им и  такую ненавидимую всеми фибрами его черной души. Она смотрела на него своими большими карими глазами, обрамленными пушистыми длинными ресницами, которые дрожали, пытаясь смахнуть подступающие слезы, смотрели на него. Лицо в форме сердечка пряталось за локонами цвета молочного шоколада, небрежно выбившимися из высокой прически. Пухлые алые губы женщины подрагивали, сдерживая подступающие всхлипы начинающейся истерики. Она плотнее их сжала, приглушая звуки, а  маленький курносый носик то и дело потирала кулачком руки. Первые капли слез упали на подол юбки белоснежного платья, едва прикрывавшего её щиколотки. Оно плотно прилегало к точеной, хрупкой фигуре женщины.А стоявший перед мужчиной  со злостью и яростным гневом пожирал её своим взглядом. Большая грудь, упругая попа и тонкая талия — все это любил в ней Чарли, но за что он больше всего ценил и уважал эту женщину, так это за бездонную добрую ангельскую душу и сильный характер. Пытаясь успокоиться, женщина сделала глубокий вдох, тем самым нарушая гнетущую тишину, что царила сейчас в комнате.

— Чарли, одумайся! Она же наша с тобой дочь! — прозвучал ее надломленный голос, эхом разносясь по помещению.

— Нет, Рене! Я уже давно все решил, — прорычал Чарли, сильнее сжимая кулаки.

— Но я не позволю таким образом решать судьбу нашей девочки, тем самым разрушая ей жизнь. Она ведь еще ребёнок, всего восемь лет отроду! — практически переходя на крик, говорила женщина.

— Она - моя!!! Я её отец. И поэтому только мне решать, какова будет её жизнь. Моей дочери придется смириться и принять моё решение, когда она достигнет совершеннолетия, ведь у неё нет выбора. Впрочем, как и у тебя, — послышался злобный рык Чарли, после которого на его губах появилась ехидная ухмылка.

— Она же не вещь, чтобы ею так распоряжаться. Наша девочка — личность со своими мыслями, мечтами, чувствами, — уже не сдерживая всхлипов, говорила Рене.

— Она пока еще дитя не способное выжить и защитить себя в этом тёмном царстве. Я стану её опорой,защитником и тем кто поможет ей выстоять под натиском этого мира. Одной ей без  посторонней помощи и поддержке никак не устоять, — с шумом выдыхая, проговорил мужчина.

— Вот именно, она еще пока ребёнок, — огрызнулась женщина в ответ.

— Ты ничего не понимаешь. Это выгодная для нашей семьи сделка, которая обеспечит нас на всю жизнь, — продолжал парировать мужчина.

— К тому же, я заметил, что у нашей дочери только начали проявляться волшебные способности, которые ей достались от меня. Я так же думаю, что к её совершеннолетию они приобретут небывалую мощь, — хищно улыбнувшись, продолжил он.

В это время на втором этаже тихо приоткрылась дверь, выпуская из комнаты хрупкую маленькую девочку. Она была похожа на фарфоровую куколку: большие карие глаза, обрамленные густыми, длинными ресницами.Её белоснежная, слегка прозрачная кожа приобрела видимый румянец, который  ярко вспыхнул на пухленьких щечках,прямой тоненький носик и пухлые розовые губки завершали этот сказочный образ девочки. Цвета горького шоколада локоны-кудряшки пружинили каждый раз, когда малышка спускалась с очередной ступеньки. Дойдя до середины лестницы, она присела на одну из  широких ступеней, вглядываясь в темноту холла, в котором были её мать и отец.

Сверкнувшая молния осветила помещение, представляя ей силуэты людей. Следом сразу послышался раскатистый гром, от которого девочка подпрыгнула на месте, поёжившись от страха и одновременно прикрыв рот рукой, дабы ненамеренно не оповестить о своём присутствии.

-Я не позволю этому случиться, только лишь через мой труп. Я увезу её подальше от тебя, — отчаянно крикнула женщина в темноту.

Рене прекрасно понимала, чем могло всё закончиться, если способности её дочери полностью раскроются, приобретя небывалую мощь и силу, а та в свое время не сможет их подчинить себе. Нужно  что-то с этим делать, так как остановить этот процесс невозможно, и она это с ужасом осознавала, страшась будущего своей единственной девочки. Женщина знала, что если Чарли займется подготовкой, то от её прекрасной, милой, доброй, чистой и ласковой малышки ничего не останется. На место этого ангелочка придёт хладнокровный монстр, каким был отец девочки.

В глазах матери, смотревшей на своего мужа, был страх и ужас, который не позволял ей рационально мыслить, но она понимала, что им нужна помощь. И Рене знала, где её ей окажут. Уже несколько лет она изучала записи и исследования, оставленные её отцом, пытаясь найти решение этой такой сложной и необъяснимой задачи. Ей нужно было успеть разобраться и что-то с этим сделать, пока не оправдались самые худшие опасения женщины. И она нашла это решение. Единственный выход - это отправиться вместе с дочерью в городок под названием Феникс, где располагалась старинная резервация индейцев.

— Только попробуй что-нибудь предпринять, и слова про твой труп станут явью, — злобно рявкнул Чарли, заметив задумчивый взгляд супруги.

С яростью в глазах он шумно выдохнул весь воздух из своих легких и, подняв свою руку, отвесил женщине звонкую пощёчину, тут же выводя её из раздумий. В этот момент холл, где происходила сцена, озарила яркая вспышка грозы, освещая и выделяя  даже маленькие её детали для карих глаз ребёнка, который наблюдал за происходящим сквозь балясину* лестницы. (прим. авт. Балясина - невысокие фигурные столбики в виде колонн, поддерживающие поручни перил ограждений балконов, лестниц)

Женщина от бессилия и боли, которая пронзила её щёку, осела на пол, прижав к горящему месту ладонь. Из зажмурившихся глаз выступили слезы, а плечи начали сотрясаться от вырывающихся из груди рыданий.

— Мамочка?! — послышался испуганный вскрик звонкого голоска малышки и быстрый топот ножек, спускающихся по ступеням лестницы.

Девочка тут же подбежала и крепко обняла своими маленькими ручками за шею рыдающую мать, при этом злобно взглянув на отца. Из её широко открытых и полных ярости глаз полились струйки горьких слёз.

— Алекс! — громко и холодно позвал хозяин дома, неотрывно глядя на рыдающих перед ним мать и дитя.

В комнату вошёл коренастого телосложения высокий мужчина. Его угловатое, но широкое лицо было обезображено глубоким и уродливым шрамом, который начинался от уголка его черного, как смоль глаза, заканчиваясь где-то в районе ключицы, скрываясь за воротом черной, плотно прилегающей к мощному накачанному телу, майкой.

— Возьми ребёнка и закрой в комнате, — прорычал Чарли.

— А я пока займусь тобой, — продолжил он, на этот раз обращаясь уже к женщине, сидящей перед ним на коленях, крепко обнимающей девочку и нежно гладящей её шелковистые волосы.

Мужчина молча кивнул хозяину и, подойдя к сидящим на полу женщине и ребенку, подхватил девочку на руки, закинул на плечо, и поволок наверх, подчиняясь приказу. По сравнению с этим громилой малышка в его руках казалась ещё более маленькой и хрупкой. Девочка сильно рыдала и отчаянно била своими кулачками и ногами этого здоровяка, которому с такой легкостью удалось сильнее сжать тело ребёнка, заставив её громко взвизгнуть, но не прекратить своих попыток освободиться. До неё доносились тихие и глухие звуки ударов, а также всхлипы и стоны матери,как неожиданно всё прекратилось, погружаясь в устрашающую тишину.

— Отпусти! — пищал тоненький голосок девочки, которая не прекращала тихо рыдать на плече верзилы.

Тишину, царившую в округе, и тихий плач ребёнка нарушил пронзительный и отчаянный крик женщины. Здоровяк с ношей на плече уже шагнул на последнюю ступень лестницы в момент, когда комнату и ближайшие помещения озарила ярко-оранжевая вспышка.

Эдвард

Человек почти всегда желает бессмертия. А каким он его видит? Радость, путешествия, беспечная жизнь? Нет… одиночество, скука и постоянная беготня с места на место. Разве такую жизнь можно назвать счастливой? Я Эдвард Каллен. Мне сто девять лет. Я вампир. И я никому не пожелаю такой жизни, как у меня. Хотя, если среди желающих найдется такой сумасшедший…

Сегодня мы в очередной раз сбегаем с обжитого места. На семейном совете мы единогласно выбрали местом жительства маленький дождливый городок Форкс в штате Вашингтон, полюбившийся нам ещё в прошлый раз — бескрайний лес и высокие живописные горы не только радовали взор, но и были полны дичи, которой мы могли, пусть и не полностью, удовлетворить вечную жажду. И, конечно, климат. Да, отсутствие солнца — приоритетная черта наших мест обитания. На солнце мы не горим, но блестящая под его лучами кожа, словно усыпанная сотнями маленьких бриллиантов, слишком выделяет нас из толпы людей. Поэтому пасмурность, дождь или снег — не важно… Главное — меньше солнца.

— Я не хочу идти опять в восьмой класс! — фыркнула Розали в очередной раз.

— А какой смысл переезжать на один год? — поджал губы Карлайл.

— Почему сразу на один год?! Можно поступить в университет Сиэтла! С нашими машинами мы сможем продолжать жить в Форксе и учиться в университете! — стояла на своем сестра.

Да, нас всего семеро вампиров. Пять приемных детей доктора Каллена и его жены. Точнее, для всех я — родной сын Карлайла, Джаспер и Розали — приемные близнецы-блондины, Эммет — племянник Эсми, а Элис мы взяли из детского дома. Сложно, но так мы можем объяснить нашу непохожесть друг на друга.

— Ну, хорошо! — вздохнул Карлайл. — А документы?

— Элис все предвидела, — улыбнулся Джаспер.

— И вы мне не говорили! Нервы решили потрепать? — насупился отец.

— Нет, просто мы хотели, чтобы ты сам принял решение, — попытался сгладить ситуацию Джас.

Новый домик встретил нас пустотой и светом. Старый дом давно снесли, а мы перед переездом заказали постройку нового. Территория около дома все равно принадлежала нам, по документам — деду Карлайла, которого звали так же, как и внука. Иногда, чтобы спрятать что-то, стоит положить это на видное место…

Дом получился отличным. Внешние стены были сделаны из стекла, что дает огромное количество света. Только дома мы можем ни от кого не скрываться.

Около семидесяти лет прошло с тех пор, как мы жили здесь, и наша семья была тогда на двух вампиров меньше. Тем не менее, меня не покидало ощущение, что уехали мы буквально вчера, даже несмотря на новый дом. В мыслях остальных я читал примерно то же, кроме Элис и Джаса, которые присоединились к нам позже.

Все разбрелись смотреть свои комнаты. Эсми была дизайнером этого дома и его интерьера. Мама учла вкусы всех его обитателей. Моя комната отделана в белых цветах. В углу стоит подставка под телевизор из черного дерева, на ней сам телевизор, у стены — длинный шкаф из такого же черного дерева. Удивительно, но в этот раз Эсми поставила всем кровати. Нет, ну парочкам-то понятно, а мне зачем?..

Ночь прошла быстро в неторопливых разборах вещей. Утром все мы, без особой спешки, отправились в школу. На дворе уже стоял сентябрь. Мы с этим переездом пропустили начало учебного года, но никого из нас это не смущало.

Мы приехали на школьную парковку. Все ученики удивленно и завистливо осматривали нас и наши машины. Да, новенькие Феррари и Вольво — не для такого захолустного городка. Однако мы привыкли. Лучше вызывать сплетни такими пустяками, чем нашим странным поведением. Никто не должен знать, что мы из себя на самом деле представляем.

Однако в головах учеников ничего и рядом не стояло с «вампирами». Девушки хотели встречаться с нашими парнями, а парни мечтали о наших девушках. Нас это забавляло. Даже если забыть про жажду крови и то, что большая часть таких, как мы, питают к людям чисто гастрономический интерес, они для нас попросту слишком хрупки. И немногие вампиры обладают достаточной выдержкой, чтобы в порыве страсти не убить или не покалечить партнёра-человека. Наглядным примером тому служили сёстры Денали, практиковавшие соблазнение смертных мужчин. Сколько их сгинуло в постелях русских красавиц, я старался не думать. Хотя стоит отметить, что вампирши в конце концов изменили своё отношение к этому вопросу, и уже достаточно давно питаются кровью животных, как мы, что, в свою очередь, позволяет им обрести достаточный самоконтроль для удержания себя от убийства любовников. Но несчастные случаи всё равно иногда происходят, мда…

Первые четыре урока прошли быстро. На переменах и ленче к нам никто не стремился подходить, люди чувствовали опасность, исходящую от нас. Вскоре мне надоело наблюдать за мыслями учеников. Я абстрагировался от них, насколько мог, и они слились со звуками разговоров в столовой.

Внезапно я почувствовал пристальное внимание, направленное на меня. Я чуть огляделся и наткнулся на взгляд тепло-карих глаз. Удивительно, но их обладательница явно не собиралась разрывать контакт. Это было странно… С одной стороны, наша внешность, голос и даже запах привлекают людей, с другой, они, как я уже отметил, инстинктивно чувствуют опасность, исходящую от нас, наш голод… Что будет преобладать, зависит от нас. Тем не менее, ни один человек не может играть с нами в гляделки столь долго.

Затем до меня вдруг дошло, что в этом взгляде не было ни страха, ни обожания. Нет, выражение её глаз было серьезным и сосредоточенным, а в их глубине проскочил интерес. От этого интереса через моё тело неожиданно прошла прохладная волна… страха. У меня, кажется, зашевелились все волосы на теле. Похожее я видел только во взгляде Аро, когда был представлен ему Карлайлом, согласно закону Вольтури, предписывающему создателям представлять новообращённых «королевскому» клану. Конечно, далеко не все следовали этому правилу, ведь Вольтури, всё же, не утруждали себя слежкой за всем миром, но Карлайл, как старый друг (на словах) и аномалия среди вампиров (в глазах самопровозглашённого короля, да и не только его), не мог им пренебречь без последствий. Я видел в мыслях древнего, как он хотел заполучить меня в свою свиту, сделать новым «бриллиантом» для своей коллекции, и всё из-за моего таланта… вот только девушка, сидящая в одиночестве за столиком на другом конце столовой, определённо не была Аро Вольтури, да и вообще вампиром. О чём же она думает?!

Я сосредоточился, и… ничего. Ни одной, даже самой тихой мысли не шло из того места, откуда на меня с пугающим любопытством смотрела пара шоколадных глаз. Я пробовал снова и снова, но результат был тем же. Будто на ее месте никого не было. Будто эта девушка была моим личным миражом…

— О чем она думает? — фыркнул Эммет. — Смотрит как… как на неожиданный результат эксперимента.

— Я не один ее вижу? — удивленно пробормотал я, заметив, что брат смотрит на мой «мираж».

— В чем дело, Эдвард? — нахмурилась Элис.

— Я не слышу её мыслей. Думал, с ума сошел, — выдохнул я, отворачиваясь. В переглядывания мы играли слишком долго. Не удержавшись, я опять глянул в сторону необычной незнакомки, но увидел только ее спину и длинные волнистые каштановые волосы, колыхающиеся от легкого ветерка.

— А походка у нее получше, чем у иной вампирши, — тихо-тихо прошептал Эммет, за что тут же получил тычок по рёбрам от Роуз.

Мы поднялись, прихватили нетронутые подносы и медленно направились к выходу. Меня ждала биология.

Войдя в кабинет, я почувствовал легкий, почти неуловимый незнакомый аромат. Протянув формуляр учителю, я повернулся к месту, где мне предстояло сидеть. И опять встретился с глазами моего «миража». Я буду сидеть с ней, ведь больше свободных мест не было…

Мягко приземлившись на свое место, я неосознанно глубоко вдохнул. Тот удивительный, ни на что не похожий аромат исходил именно от нее… и, что было шокирующим, почти не вызывал жажды, хотя я отлично слышал спокойное постукивание сердца и движение крови по венам. В нём определённо было что-то от человека, но очень мало… а основной запах не вызывал у меня ни малейших ассоциаций!

Урок начался. Я слушал вполуха, искоса наблюдая за таинственной соседкой. Ее кожа бледная, но не мраморная — скорее это аристократическая природная бледность. Ее тонкие изящные руки выводят аккуратные буквы в тетради. Волосы упали на её лицо, скрывая его, однако я чувствовал, что за мной тоже с интересом наблюдают. Я снова попытался услышать мысли странной девушки, в глубине души надеясь, что просто не расслышал их в столовой за общим... мыслегулом. Мне уже встречались люди, думающие очень тихо. Но ни малейшего успеха не добился, и мне даже показалось, что если я сейчас зажмурюсь и хорошенько потру глаза, рядом со мной окажется пустующее место. Вот только неидентифицируемый запах и звук пульса напоминали, что мой «мираж» вполне реален…

Из мыслей одноклассников я сумел выудить имя моей соседки — Изабелла Свон. Заговорить с ней я так и не решился, и она тоже не делала попыток познакомиться. Но ни малейшего страха передо мной в её позе и движениях, насколько я мог судить, по-прежнему не ощущалось.

После уроков я пришёл на парковку, где остальные уже ожидали меня. Вид и мысли всех были тревожны, кроме Эмма. Лёгкость мышления большого брата порой раздражала, хотя на самом деле я ему даже немного завидовал — он единственный из нас, кто наслаждался своим вампиризмом без всяких оговорок.

— У кого-то ещё, кроме меня, были уроки с этой странной девушкой, что пялилась на нас в столовой? — спросил Джаспер, в мыслях которого я видел его удивление, даже растерянность. И я прекрасно понимал причину…

— У меня, — кивнул я, — я тоже заметил.

— Нас не просветите? — нетерпеливо спросила Роуз, поджав губы.

— Её запах почти не вызывает жажды, — вздохнув, ответил Джас.

— И он не похож ни на что из того, что мне приходилось чуять до этого. У меня даже не выходит подобрать хоть какое-нибудь сравнение, чтобы описать его, — Джаспер только покивал, в мыслях соглашаясь со мной.

— Но хоть приятный? — с ухмылкой спросил Эммет. — Не хотелось бы мне столкнуться с ней на уроке и узнать, что она воняет хуже человеческой еды…

— Нет, — невольно закатил глаза я, — она не воняет. Запах, в общем, приятный…

— «Жду не дождусь возможности её понюхать…», — пронеслась мысль в голове братца, но он, к счастью, не стал её озвучивать, иначе Розали начала бы бушевать.

— Но это не всё, — вздохнул Джаспер, — я не улавливаю её эмоций. Вообще. Но ведь не может же такого быть, чтобы она ничего не чувствовала?

— Вероятно, её эмоции скрыты так же, как и мысли, — ответил я, — мне так и не удалось услышать ни одной, хоть я весь урок пытался. Всё это время она явно следила за мной. И, судя по виду, не испытывала никакого дискомфорта от моей близости.

— Элис, ты видела что-нибудь? — спросил жену Джас.

— Я… — запнулась сестра, — я не вижу эту девушку. Да и вообще, с тех пор, как мы вошли в школу, мои видения словно дымкой подёрнуты. Я с трудом различаю наше будущее… — в словах провидицы слышалась плохо скрытая тревога. Брат мгновенно оказался рядом с ней, приобняв за плечи в жесте поддержки.

— Нужно срочно обсудить это с Карлайлом, — вынесла вердикт уже не на шутку встревоженная Розали. Я был с ней полностью солидарен, что происходило крайне редко.

До поры до времени мы ехали молча. Тишина была тяжёлой, даже у Эммета веселья поубавилось.

— Видения прояснились! — прервало молчание радостное восклицание Элис. — Нас вижу чётко и ясно! — я вместе с сестрой смотрел картинки будущего с нами в главной роли. — Но… — радость «эльфа» несколько снизилась, — нашу таинственную незнакомку я не вижу, как ни стараюсь… и многие из видений с нами тоже сильно замутнены.

Вывод напрашивался только один — странная девушка, вполне возможно, станет как-то участвовать в нашей жизни. Вопрос только — как?..

Джаспер пришёл к тому же выводу, и его мысли явно показывали, что если со стороны незнакомки будет хоть намёк на угрозу, церемониться с ней он не будет. Брат был готов на всё, чтобы обезопасить Элис и остальную семью. А бурное прошлое заставляло его думать в первую очередь о самых радикальных мерах. Сам же я ещё не был уверен, как отношусь ко всему этому.

— Интересно, почему они сейчас вдруг прояснились? — в кои-то веки задал вполне серьёзный вопрос Эмм.

— Ты сказала, что видения затуманились, когда мы пришли в школу? — Роуз посмотрела на сестру. — Вот вам и ответ. Сейчас мы оттуда уехали, как и от предполагаемого источника помех, — уже второй раз за сегодня я был согласен с ней. Просто день чудес, не иначе…

Приехав домой, мы постарались выглядеть непринуждённо, чтобы не беспокоить Эсми раньше времени, но мама всегда была слишком чуткой, чтобы не заменить наше волнение. На её встревоженные мысли я только покачал головой и сказал, что мы всё объясним, когда вернётся домой Карлайл.

Отец приехал примерно через час. Сегодня он не собирался заступать на работу, а только осматривал новое поле деятельности и знакомился с коллегами, так что нам не пришлось ждать до вечера.

— Карлайл, нам нужно срочно рассказать тебе кое-что, — встретила отца прямо на пороге Розали.

— Хорошо, что вы все в сборе, — заговорил он, зайдя в гостиную и обведя нас задумчивым взглядом, — у меня тоже есть новости.

— Что случилось, дорогой? — Эсми мгновенно оказалась возле мужа, вопросительно-обеспокоенно заглядывая ему в глаза.

— Пусть дети начнут, — Карлайл нежно приобнял жену.

Я подробно рассказал всё, что мы успели заметить странного в Изабелле Свон, другие дополняли по мере необходимости. То, что я видел при этом в мыслях отца, шокировало ещё больше…

— Запах Изабеллы похож на этот? — отец чётко представил, то, что хотел мне показать.

Да, мой дар не ограничивается лишь тем, что я слышу «мысленный голос». Мне доступна практически вся информация, которая может поступать и обрабатываться в мозге — я могу пользоваться чужими органами чувств, как своими, при этом чётко понимая, где моё восприятие, а где чужое, и «видеть», «слышать» и «ощущать» всё это в воспоминаниях читаемого. Единственное, что мне недоступно, это эмоции, которые читаемый испытывает в связи с мыслями, по крайней мере, напрямую, и хоть могу это определить по косвенным признакам, но возможность ошибки не исключена. В этом смысле дар Джаспера прекрасно дополняет мой, и вместе мы способны увидеть «полную картину» того, что происходит у кого-либо в голове. По крайней мере, были способны…

— Да… очень похож, хоть и не идентичен, — медленно кивнул я, смотря в тёмные глаза мужчины средних лет в воспоминании Карлайла.

— Чарли Свон, местный шериф, приехал поприветствовать меня, — начал рассказывать папа остальным.

— Свон? — сразу же выцепил главное Джас.

— Судя по всему, в школе вы столкнулись с его дочерью, — ответил Карлайл, — я слышал о ней от новых коллег. Только то, что она есть, подробней выспрашивать не стал.

— Отец, скажи им главное, — попросил я, на что тот вздохнул.

— Он представился, пожал мне руку, явно не удивившись её температуре, и сказал: «Карлайл Каллен? Я слышал о вас». А потом добавил настолько тихо, что человек бы наверняка не услышал, при этом смотря мне в глаза: «Смею надеяться, что вы и ваша семья не доставите неприятностей».

— Он знает… — тихо проговорила Розали, — человек знает о нас…

— Человек? — мрачно усмехнулся Джаспер. — Я так не думаю…

С мыслями брата я был согласен. Да, отсутствие страха перед нами у дочки шерифа можно было бы списать на психическое отклонение — встречались люди, у которых инстинкт самосохранения отсутствовал напрочь. Даже блокирование наших даров могло быть просто индивидуальной особенностью. Если бы не запах… Да, каждый человек пахнет по-своему, для нас, вампиров, не существует двух одинаковых, так же, как не существует двух одинаковых отпечатков пальцев. Но у всех них общее одно — любой из них вызывает пожар в горле, заставляет просыпаться в нас ту часть, которая не имеет ничего общего с человеческим. Голодного зверя, способного думать лишь об одном — вкусной, питательной крови, текущей в жилах обладателя запаха, о том, как она течёт в глотку, туша пламя в ней. Мы можем контролировать эту часть при наличии силы воли и долгих тренировках, но это не отменяет того, что даже самый непривлекательный человеческий запах (больного какой-то тяжёлой болезнью, к примеру), заставляет нашего внутреннего зверя рваться к желанной жидкости. Но этого не происходило, когда мы чувствовали запах других вампиров, а также своих давних знакомых — квилетских оборотней, договор о ненападении с которыми мы заключили ещё в прошлый приезд сюда. А от Вольтури мы знали, что так называемые Дети Луны, которые были ими истреблены — оборотни, зависящие от фаз луны, и превращающиеся в жуткую смесь волка и человека, не помнящую себя и ведомую только голодом, как наши «новорожденные», тоже не вызывали у нас желания выпить их. Из этого следовало, что запах, не вызывающий жажды, не может принадлежать человеку. Не говоря уж о том, что он сам по себе кардинально отличается от человеческого…

— Что ты хочешь этим сказать? — Роуз не слышала запаха Изабеллы, как мы с братом, так что она не вполне уловила, с чего такие выводы. Я озвучил остальным наши с братом соображения.

— Хм… ваши доводы выглядят вполне логичными, — задумчиво протянул отец. — Если мы и оборотни уже очень долгое время существуем втайне от людей, почему бы не быть ещё кому-то, кто поступает так же?

— Вопрос только в том, кто эти «кто-то»? — озвучила общий вопрос до этого молчавшая Эсми.

— А главное, чего от них ожидать? — всё так же мрачно изрёк Джас.

— Да ладно тебе, братец! — усмехнулся Эмм. — Ты думаешь, мы их не сделаем, если дело дойдёт до драки? Их же всёго двое, к тому же одна из этих двоих — хрупкая девчонка!

— Мы ничего о них не знаем, братец! — процедил Джаспер. — Они могут быть слабее нас, а могут — и намного сильней! Никогда нельзя недооценивать противника, даже если этот противник только теоретический!

— Эммет, Джаспер, успокойтесь, — спокойно, но с намёком на строгость произнёс Карлайл. Наш отец всегда был необычайно неагрессивен — не то,что по вампирским, а даже по человеческим меркам. Его спокойный и добрый нрав служил примером всем нам, он был для нас не только (хоть и в основном) заботливым отцом, но и лидером, чьё слово было решающим. Тем не менее, он давал нам самим принимать решения в большинстве вопросов, редко пользуясь своим авторитетом напрямую. — Я не заметил в поведении шерифа Свона ничего, кроме некоторой настороженности, а его слова явно говорят о том, что без причины он конфликтовать не намерен. Если предположение, что он знает о нашей сущности, верно, то под «неприятностями» шериф наверняка имел в виду возможную угрозу жителям города с нашей стороны, что ещё больше похоже на правду, учитывая его профессию.

— А его фраза о том, что он слышал о тебе, думаю, означает, что он знает о нашем способе питания, — развил мысль отца я.

— Похоже на то, — кивнул он в ответ.

— И каковы же будут наши действия? — уточнила Розали. — Элис, ты видишь что-нибудь?

— Всё так же… — удручённо покачала головой провидица, — я вижу нас в разных вариантах, но все они, раньше или позже, начинают терять чёткость, и я ничего разобрать не могу.

— Значит, мы должны выяснить о них всё, что сможем. Для начала неплохо бы разузнать, что думают о них жители этого городка, — Джас посмотрел на меня, я кивнул. — Слухи, сплетни, и так далее. Вряд ли мы узнаем что-то действительно полезное… но всё ж лучше, чем ничего.

— Решено! — подвёл итог Карлайл. — Попытаемся собрать побольше информации, но осторожно. Не стоит привлекать к себе лишнего внимания и , особенно , провоцировать их.

Я внутренне усмехнулся. Мой дар, уже в который раз, сослужит нам хорошую службу. Были моменты, когда я бы с радостью от него избавился, но сейчас точно не один из них. Кажется, совсем недавно моё существование представлялось мне донельзя скучным? Что ж, скука кончилась, хоть я пока и не знаю, стоит ли этому радоваться…

Эдвард

Ещё совсем недавно невозможность прочесть её мысли повергала меня в крайнее раздражение. Однако оно не шло ни в какое сравнение с теми чувствами, что я испытывал сейчас. Я ненавидел эту хрупкую девочку, ненавидел с той же страстью, с которой цеплялся за себя прежнего, за любовь моей семьи, за мечты о том, что я лучше, чем есть на самом деле. Эта ненависть к ней, ненависть за вожделение, которое она пробуждала во мне, как ни странно, помогла мне. Да и прежнее раздражение, пусть слабое, тоже чуть-чуть облегчало моё состояние. Я цеплялся за любую эмоцию, которая отвлекала бы меня и не давала возможности фантазировать о том, какова она на вкус…

Ненависть. Раздражение. Нетерпение. Этот урок никогда не закончится, что ли?!

А что потом, после урока? Тогда она выйдет из класса. А я — что тогда предприму я?

Могу, например, представиться: «Привет. Я Эдвард Каллен. Можно мне проводить тебя на следующий урок?»

Она согласится, она же воспитанная девочка. Даже опасаясь меня — а, как я подозреваю, она действительно испытывает передо мной страх — она будет следовать общепринятым правилам хорошего тона и пойдёт со мной. Будет довольно просто завести её куда-нибудь… скажем, в лес, длинной полосой доходящий до дальнего угла стоянки для автомобилей. Я могу сказать ей, что забыл в машине учебник…

Заметит ли кто-нибудь, что последним человеком, с которым её увидят, был я? Вряд ли: как обычно, идет дождь, и две фигуры в тёмных плащах, бредущие непонятно куда, не вызовут особого любопытства. Так что меня ничто не выдаст… решено! Так и поступлю.

Время до звонка показалось вечностью. Когда он, наконец, прозвенел, в моём горле вполне могла образоваться плазма, настолько сильно оно горело. Но я заставил себя спокойно сидеть, давая этому сосуду с нектаром выйти первым. Затем, выждав с полминуты, последовал за девушкой.

Она медленно и неуклюже шла по коридору. Я в два шага нагнал её.

— Привет, — она вздрогнула и медленно обернулась, её шоколадные глаза с каким-то непонятным набором эмоций воззрились на меня, — я Эдвард Каллен. А ты Изабелла Свон, верно?

— Привет… — едва слышно ответила она, её голос дрогнул, и её щеки слегка покраснели, отчего запах снова усилился. Когда же кончиться эта пытка?!

— Можно мне проводить тебя на следующий урок? — я предпринял титаническое усилие и улыбнулся.

— Конечно, разумеется… — так же тихо прошелестела она в ответ. — У меня физкультура, — какая удача!

Мы надели плащи у выхода, а затем двинулись на улицу. Всё время молча. Она исподтишка поглядывала на меня.

— Чёрт! — «вдруг» сказал я. Изабелла повернулась ко мне. — Я, кажется, забыл учебник в машине. Как раз для следующего урока, — она вопросительно посмотрела на меня. — Давай, я схожу за ним по дороге? Думаю, мы не сильно отклонимся от маршрута…

— Ну, пойдём… — всё так же тихо ответила девушка.

Мы двинулись в сторону лесополосы. Изабелла неуверенно переставляла ноги, будто боясь в любой момент упасть… скоро этот маленький страх уже не будет иметь для неё значения.

Наконец, мы пошли между деревьев, и когда я понял, что нас никто не сможет увидеть, быстро схватил свою добычу, зажал рот одной рукой, второй подхватил её невесомое тельце, и как можно скорее устремился прочь от школы. От тесного контакта её запах стал еще прекрасней и вместе с тем невыносимей, но я из последних сил держался — нужно было уйти достаточно далеко от школы, чтобы никто не мог услышать случайный крик Изабеллы. Я собирался пить её медленно, и не исключал, что, когда эта амброзия попадёт мне на язык, буду не в состоянии помнить о том, что нужно зажимать ей рот…

И вот, я осознал, что уже достаточно далеко. Ни одной чужой мысли не звучало в моей голове. Я быстро поставил свою драгоценную ношу на землю, ещё раз вдохнул аромат, лишаясь последних остатков здравомыслия, и наклонился туда, где под нежной кожей призывно пульсировала жилка…

Поправила кое-что (запятые, несколько опечаток). Посмотрите, пожалуйста, все выделено красным.
Также у вас встречается следующая схема построения диалогов: - Р!(?) - а, - р. Верна же такая: - Р! - а. - Р.

Возможно, нужно пробежаться по тексту еще разок, но в целом все хорошо. Перевела вас в группу "Фанфикшн". С правилами, вижу, вы уже ознакомились, так что можете начинать размещение своих историй в соответствующих разделах.
По поводу рейтинга напишите мне, пожалуйста, в ЛС, решим вопрос.

Добро пожаловать! И удачи вам)

Белла

В древние времена крестьяне вооружались вилами и огнем, изгоняя из поселений тех, кого считали ведьмами. Как оказалось, в сельском Вашингтоне двадцать первого века достаточно лишь грязных слухов и косых взглядов. Полгода назад я покинула Форкс и поклялась, что только стихийное бедствие или смерть могут заставить меня вернуться назад. Однако я не ожидала, что последнее произойдет так быстро. И вот я возвращаюсь уже во второй раз за последние несколько недель.

Старый грузовик с грохотом везет меня к месту назначения. Я поражаюсь тому, что он сумел пережить путешествие из Сиэтла и не сломаться. В конце концов, у меня больше нет своего личного домашнего механика.

Взгляд цепляется за знак «Добро пожаловать в Форкс», но я чувствую себя до смешного нежеланной. Вывеска сообщает, что численность населения составляет три тысячи сто двадцать один человек (числительные пишутся прописью). Для меня это означает, что три тысячи сто двадцать человек знают о моем самом постыдном секрете. Три тысячи сто двадцать одна пар глаз, уставившихся на мой затылок.

Оскорбления на три тысячи сто двадцать один лад, дошедшие до моих ушей, и почти физически ощутимое презрение к тому, что я «покинула» местного всеобщего любимца. Три тысячи сто двадцать человек знают, что я ненормальная.

Но они не помешали мне присутствовать на похоронах отца, нравилась я им или нет. Его старейшая соседка - Миссис Коуп - обвиняющим тоном сообщила мне, что Чарли умер из-за разбитого сердца. Что за девушка срывается и оставляет своего отца в полном одиночестве? Наверное, та самая девушка, которая бросает и мужа. Девушка, обремененная секретом, от которого отец не в силах ее защитить.

Самое лучшее в похоронах Чарли, - если в таком событии вообще может быть что-то хорошее, - меня одолел такой сильный шок, что я почти не замечала любопытных глаз и не слышала шепота сплетен. Молча стоя в церкви, окруженная горожанами и их метафорическими вилами, я думала только об отце. О том, каким он был, обо всем, чему он меня научил. Я так отчаянно старалась не поддаться разраставшейся в груди боли, что даже не заметила, как в церковь вошел Джейк. Но я не могла не чувствовать на себе его взгляд - он пронзал мой невидимый защитный барьер. Я сосредоточенно смотрела вперед, крепко сжимая руки на коленях.

Позже, когда я в одиночестве стояла на коленях у свежей могилы Чарли, Джейк (лучше использовать имя, а не местоимение, иначе получается, что к героине подкрался отец) подкрался ко мне. Напрасно я надеялась, что похорон отца будет достаточно, чтобы отбить у него охоту приближаться ко мне.

- Ты сбежала, - обвинительно произнес его грубый голос.

Естественно, я сбежала. После того, что между нами произошло и стало достоянием общественности, остаться в городе мог лишь очень сильный и смелый человек. А я определенно не была ни сильной, ни храброй.

- Я с тобой разговариваю, - гневно бросил он, разозленный моим молчанием. Схватил меня за плечо и развернул к себе. Я содрогнулась от его прикосновения.

- А чего ты ожидал, Джейк? - мой голос был тихим и жалким. Ну, если обувь впору...
(лучше использовать русский аналог данной английской идиомы или передать ее смысл своими словами)

Его гигантская фигура возвышалась надо мной, а глаза были темными, как небо над штатом Вашингтон, с намеком на приближающийся шторм.

- От своей жены я ожидал УВАЖЕНИЯ! – зарычал он, и мне вдруг показалось, что последних шести месяцев не существовало. Я оставалась такой же маленькой, испуганной и жалкой, как и всегда. - Я не ожидал, что моя жена съебется без единого слова!

Слезы защипали глаза, и я стиснула зубы, не давая им пролиться.

"Ты ничего ему не должна. У тебя нет причин чувствовать себя виноватой".
(мысли героя заключаются в кавычки)

Ставшая за эти полгода привычной мантра теперь казалась чем-то чужеродным.

Он уставился на меня, и я съежилась. Судя по расширенным зрачкам и тому, как нетвердо Джек (лучше заменить на имя) стоял на ногах, он был пьян. Но во мне автоматически проснулось желание извиниться. Пришлось приложить все силы, чтобы подавить его.

- Джейк, - я старалась говорить спокойно. - Ты же всем рассказал. Как я могла остаться здесь? Как смогла бы жить среди них?

- А каково, блять, мне, по-твоему? - взорвался он, споткнувшись как раз в тот момент, когда первая молния осветила потемневшее небо. - Весь гребаный город знает, что моя жена не... что она... что мы не можем...

Его попытки найти слова были прерваны раскатами грома. Начался вечный дождь Форкса, заставляя мое колючее черное платье прилипнуть к коже и превращая могилу отца в грязь.

Внезапно я вспомнила о настоящей причине своего приезда. Чарли умер. Я хоронила своего отца, а Джейк даже сейчас посмел оскорбить меня. Увязая в размягченной земле, я поднялась на ноги и встретила его грозный взгляд. Вода стекала по его черным волосам и суровому лицу. Когда-то я считала Джейка (лучше заменить на имя) красивым, но теперь при виде него сердце трепетало от страха.

И гнева.

- Я хороню отца, Джейк. ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ.

Он замер, ошеломленный тем, что я вообще решилась ему возразить, но через мгновение снова впился в меня взглядом.

- Я имею право поговорить со своей женой.

- Может, и так, Джейк, но разве ты не получил мое письмо? Я больше не твоя жена. Ты мне никто. Мы друг другу никто.

Я развернулась и быстро пошла прочь, пошатываясь на непривычно высоких каблуках. Ветер донес до меня его голос.

- Опять съебываешь? - закричал он.

Я обернулась в последний раз.

- Да, именно это я и делаю. И теперь, когда Чарли больше нет, я уже не вернусь.

Выбегая с кладбища, я не видела выражения его лица и не слышала ответа, лишь бормотала сквозь ветер одно и то же слово:

- Никогда.

Конечно, в реальной жизни все не так просто. Нельзя просто пообещать покинуть город и разорвать все связи, как в книге или фильме. Всегда есть обязанности: недвижимость на продажу, контракт на подпись, вещи, которые нужно собрать, и ключи, которые нужно вернуть. Побег с похорон уже не кажется столь драматичным, когда через несколько дней звонит риэлтор и сообщает, что она отправила тебе документы, которые нужно подписать и вернуть.

Сейчас, однако, я действительно возвращаюсь в самый последний раз. После смерти отца оборвались буквально все мои связи с Форксом. Это придало мне смелости совершить последнее путешествие. Вчера позвонил агент по недвижимости и сказал, что аукцион прошел успешно: нашелся покупатель. У меня оставалось две недели, чтобы вывезти все имущество Чарли. Как и ведьмы до меня, я действовала по ночам, пытаясь остаться незамеченной. Я делала все возможное, чтобы избежать новой встречи с Джейкобом Блэком.

Я въезжаю в Форкс, проезжая мимо закусочной и дома Ньютонов, и подъезжаю к маленькому домику, который всю жизнь был моим домом. Фары грузовика - единственный источник света, рассеивающий тени деревьев. Но я все равно я чувствую себя беззащитной. Если бы я могла спрятаться в лесу, я бы так и сделала. Возможно, навсегда.

Позволяю себе в последний раз войти, и запах дома, запах Чарли вторгается в мои чувства. Я подавляю волну паники и слез, подпираю открытую дверь и вытаскиваю из грузовика пустые ящики и коробки.

Пять часов спустя, вымотанная физически и эмоционально, я загружаю в грузовик последнюю коробку. Оглядываю на прощание дом моего детства и молюсь, чтобы людям, которые поселятся здесь, не пришлось убегать посреди ночи.

Я быстро еду в офис риэлтора и как можно тише бросаю ключи и подписанный контракт в почтовый ящик. Торопясь обратно к своему грузовику, я замечаю свое отражение в окне офиса и едва узнаю себя. Темные волосы в диком беспорядке, кости слишком сильно выступают под кожей от недоедания, под глазами серые круги. Из горла вырывается истерический смех – вот уж точно ведьма.

Въезжая в город, я чувствую себя лучше, спокойнее. Сиэтл настолько занят и населен, что одна маленькая девочка с тайной или болезнью может запросто там спрятаться. От моей квартиры исходят свет, тепло и восхитительный запах. Я улыбаюсь. Эммет. Я дала ему ключ только для экстренных случаев, но едва ли меня огорчит приветственный ужин.

Как только я вхожу, он поворачивается ко мне, и я смеюсь. Огромный медведь надел изящный фартук с оборками. Он улыбается, как мальчишка, демонстрируя маленькие ямочки на щеках, и я не могу не улыбнуться в ответ. Эмметт - мой самый близкий друг; мой практически единственный друг. В его сердце достаточно света для нас обоих.

- Привет, Беллз! - он подходит и устраивает мне шейный захват, который быстро превращается в объятие. Я так рада быть дома и видеть дружелюбное лицо, что готова разрыдаться. – Коробки и вся остальная фигня в грузовике? - продолжает он. Я киваю, все еще боясь заговорить, и мы спускаемся на стоянку, чтобы забрать мои старые вещи и памятные вещицы моего отца, которые я не могла ни отдать, ни выбросить.

Вернувшись в квартиру, Эмметт протягивает мне бокал вина и начинает раскладывать на тарелки фрикадельки по рецепту мамы Маккартни. Мы плюхаемся на диван с мисками дымящейся еды, и он бросает на меня обеспокоенный взгляд. Фрикадельки Эммета - мой любимый ужин, но я едва прикасаюсь к еде. Голова слишком занята Чарли, Джейком и Форксом. И секретом, который я никогда не смогу оставить позади.

- Тебе надо поесть, Белла, - мягко улыбается Эмметт. -Ты становишься все худее с каждым днем.

Я вздыхаю и заставляю себя съесть несколько кусочков. Он прав.

Пока мы едим, я молчу, а Эмметт наполняет тишину нытьем о «Маринерс» и сплетнями из своего офиса (он работает спортивным корреспондентом в "Сиэтл Таймс"). Он точно знает, когда надо говорить, и позволяет мне просто молчать и слушать. У него потрясающее чутье.

Но конец близок: Эммет беспокоится обо мне. Он убирает посуду и снова садится рядом со мной.

- Хочешь поговорить об этом? - тихо спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох.

- Рассказывать особо нечего. Я прокралась туда, словно чертова преступница. Собрала папины вещи, забросила документы и убралась оттуда к чертовой матери.

- Видела кого-нибудь? Джейка?

Я отрицательно качаю головой.

- Ну, это уже что-то, - Эмметт притягивает меня к себе и обнимает. - Я все еще жалею, что ты не позволила пойти с тобой...

- Я должна была сама с этим справиться, Эм. – Я встречаю его взгляд и благодарно улыбаюсь. - Но все равно спасибо. Ты хороший друг.

Он грустно улыбается.

- Достаточно хороший, чтобы ты не уезжала?

К горлу подступают слезы. Эммет - это буквально все, что у меня есть. Единственная возможная причина, по которой я могла бы остаться в Сиэтле или хотя бы в Штатах. Но как бы сильно я его ни любила, этого недостаточно.

Мне казалось, что бегство из Форкса обеспечит новое начало, и какое-то время так и было. В течение последних шести месяцев я приводила жизнь в порядок. Устроилась на новую работу, обставила новую квартиру своими вещами. Я даже сходила на два свидания, ободренная поддержкой Эммета. Но не смогла избавиться от темных мыслей, притаившихся в моих снах и пробуждавших среди ночи. Не смогла перестать думать о тщетности будущего, о безнадежности свиданий. С чего мужчине хотеть сломанную девушку? Эмметт советовал мне поговорить с профессионалом, но я отказывалась. В прошлый раз это не помогло.

Несколько дней назад на внутренней доске объявлений появилась вакансия. Лондонский филиал моей компании – «Вольтури: поиск и подбор персонала» - собирался нанять персонального ассистента. Шестимесячный контракт обещал квартиру в центре Лондона. Поначалу я даже не задумывалась об этом: прежде я была слишком застенчива и стеснительна. Мне бы и в голову не пришло попробовать жить за границей. Но потеря Чарли и стычка с Джейком напомнили обо всем, что случилось дома, и потребность уехать подальше только усилилась.

Я сжимаю руку Эммета и виновато улыбаюсь.

- Ты же знаешь, что я должна ехать, Эммет.

Я не дура; переезд, конечно, не исправит того, что сломано внутри меня, но я все равно хочу попробовать. То есть, должна. Прочие варианты больше недействительны.

Семья. Как много в этом слове. Когда люди говорят о родных, то воображение сразу рисует картинку, где пожилые бабушка и дедушка с улыбками на лицах берут на руки своих внуков, родители обнимают своих детей, братья и сестры смеются и шутят друг над другом. Прям счастливое семейство из рекламы майонеза. Возможно, у многих так и есть, но у меня иначе.
Мой отец – его зовут Чарли - и брат Эммет, который старше меня всего на один год, и есть моя семья. У нас с братом хорошие отношения, мы близки и держимся друг за друга. На самом деле Эммет мой единственный родной человек, на которого я могу положиться.
Когда мы были маленькими, наша мама умерла от рака. Я ее почти не помню, мне было три года, Эммет тоже был совсем мелким, так что наши воспоминания – это скорее фантазии, которые мы всю жизнь рисуем в головах. Но мы знаем наверняка, она любила нас и никогда бы не оставила по своей воле. К сожалению, жизнь надругалась над нашей семьей, оставив отца с двумя маленькими детьми. Может, это прозвучит жестоко, но лучше бы умер Чарли, чем наша мама, потому что все, что происходило дальше, стало адом для нас с братом. Отец будто свихнулся после ее смерти, а возможно, он всегда был таким. Порой нам казалось, что он нам не родной, ведь близкий человек никогда бы не стал издеваться над собственными детьми. Сколько его помню, он постоянно орал. Был повод или нет, мы всегда были плохими, но хуже, когда он поднимал на нас руку. Он бил меня даже совсем маленькую, оставляя ужасные ссадины и синяки по всему телу, кроме лица, чтобы не было заметно для окружающих, а Эммета избивал так, что тот несколько дней потом отлеживался в постели и не ходил в школу под предлогом, что упал и набил синяков или еще по какой-нибудь невероятной причине. Отцу все сходило с рук, потому что он был шефом полиции небольшого города Лексингтон в штате Массачусетс. Все уважали отца и никогда бы не поверили, что местный бог может ненавидеть своих отпрысков. Так что нам некому было пожаловаться, если только в отдел опеки. Но не думаю, что они захотели бы связываться с отцом. Да и перспектива оказаться в детском доме, где нас с Эмом разделили бы, тоже не радовала. Ах, да, еще у нас есть дядя Билл – брат Чарли. Они работают вместе, и оба чертовски похожи – два садиста, мать их.
Дядю я боялась больше, потому что он был не просто жесток, он был отвратным извращенцем. Приходя к нам в гости, он частенько смотрел фильмы для взрослых и поглаживал свое хозяйство поверх штанов, приглашая меня посидеть с ним рядом. Порой Билл смотрел на меня с таким вожделением, что меня охватывало паническое чувство страха. В моменты его появления в нашем доме я старалась скрыться из виду, насколько это вообще было возможно. Думаю, Билл не трогал меня лишь потому, что Эммет был на страже, он охранял меня от него всеми силами, иногда получая за это не по-детски.
Что касается меня, то я простая девчонка, которая учится в старшей школе. Меня зовут Изабелла Свон. В связи с обстоятельствами в семье я не очень общительна и тяжело схожусь с людьми. Если честно, то вообще стараюсь ни с кем, кроме брата, не общаться. Я отшельник. Я заперта в себе и своих мыслях. Школа для меня является чистилищем, кишащим всякими тварями. Конечно, мне больше нравится быть на учебе, чем дома с Чарли, но я ненавижу все то, что происходит вокруг. Учителя, которые любят выскочек, одноклассники, которые ржут и шутят глупые шутки, золотые детки – элита нашей школы, позволяющие себе все, что им взбредет в голову. Я мечтаю поскорей окончить школу и, поступив в университет, смотаться отсюда, так же как и Эммет, который прямо сейчас собирает свои вещи, торопясь покинуть меня на целый год.
– Всё собрал? – сев на кровать брата, спросила я. Наблюдая, как Эммет наполняет свои сумки, я ощутила укол ревности. Я с удовольствием собрала бы свои манатки и, не разбирая дороги, рванула отсюда куда-нибудь подальше.
– Почти, – сказал он, расставив руки на поясе. Мой брат был красавчиком. Высокий, спортивного телосложения, весьма симпатичный на лицо. Его улыбка завораживала. Милый брюнет с глубокими, как океан, голубыми глазами. Эммет был весьма успешным хоккеистом в школе, и после победы их команды на межгородских состязаниях ему предложили стипендию в нескольких колледжах Бостона. Эм остановил свой выбор на Массачусетском университете. Он делал свой выбор исходя из того, что в будущем у меня будет шанс к нему присоединиться. Эммет поступил на факультет криминологии и планировал связать свою жизнь с уголовным правом, надеясь что-то поменять в этом мире. Не знаю, возможно ли это.
Парень озадаченно огляделся по сторонам. Вокруг был беспорядок, но Эм точно знал, где что находится.
– Оставь что-нибудь, так у меня будет повод навестить тебя, – пожала я плечами, наблюдая, как брат с усердием запихивает свою форму в синюю сумку. Внутри меня всё колыхалось и рыдало, я не хотела его отпускать. Эммет был для меня всем, и я понимала, что с его отъездом всё поменяется, причем не в лучшую сторону.
Парень посмотрел на меня понимающим взглядом и вздохнул.
– Беллс, не надо, давай ты не будешь грустить, – умоляющим голосом произнес он, усевшись на кровать возле меня. Я сглотнула ком в горле и с горечью усмехнулась. Разве он может понимать мои чувства? Он на пути к чему-то новому, а я буду продолжать гнить в этом доме вместе со своим папочкой-садистом.
– Легко тебе говорить, ты уезжаешь в универ, а я остаюсь здесь с этим… – я кивнула в сторону двери, как бы указывая на отца, которого сейчас, к счастью, не было дома.
– Нужно подождать один год, – он взял меня за руку. – Мы же всё обсудили. Я буду приезжать иногда на выходных и на зимних каникулах буду с тобой. Потом ты поступишь в университет, и мы начнем жить вместе. Я к тому времени стану там своим парнем, сниму нам квартиру, всё наладится. Если будет время, устроюсь на работу, чтобы первое время держаться на плаву.
– Ты прав. Один год – не так много. Столько терпели, еще чуть-чуть потерплю, – убеждала я себя, а брат кивал вместе со мной. Хоть мы и были забитыми домашними щенками, но зато мозги еще оставались на месте и логика, слава Богу, работала. Однако мое подсознание шептало, что ничего у нас не выйдет, и мы зря планируем наше чудесное будущее.
Мы замолчали, каждый затерявшись в своих мыслях. Я с грустью огляделась по сторонам. Темно-зеленые стены, на которых красовались дипломы и грамоты за участие в олимпиадах и соревнованиях, как никогда давили на сознание. Скоро эта комната опустеет, а кубки с грамотами покроются пылью, потому что Эммет вряд ли будет приезжать так часто, как нам хотелось бы. Я была реалисткой, скорее даже пессимисткой, и прекрасно понимала, что жизнь внесет свои коррективы, и вряд ли всё будет так радужно, как себе это представляет Эммет.
– Ты думаешь, я не боюсь оставлять тебя с ним? – вдруг сказал он с хрипотцой. Я подняла на него тяжелый взгляд. Парень выглядел тревожно, его брови сошлись у переносицы, а губы были сжаты. – У меня поджилки трясутся, как представлю вас одних. - Я раскрыла рот, чтобы его успокоить, но не нашла слов, поэтому Эммет продолжил. – Но, Белла… Мне нужно…
– Я знаю, – выдавила я, желая его успокоить. – Тебе нужно учиться, чтобы обеспечить нам будущее, – здраво рассуждала я, снова опустив глаза в пол. Мы как мантру повторяли наш план по переезду, и казалось, что эта затея уже начала воплощаться в жизнь, главное, в один момент всё не испортить.
– Да и пока у меня все отлично с хоккеем, я должен воспользоваться этим шансом.
– Я понимаю, – подавленно ответила я, сжав пальцами покрывало. Почему было так больно и дискомфортно от рассуждений? Мне это было невдомек, но внутри всё горело от протеста.
– Всё будет хорошо, – брат приобнял меня за плечи, надеясь приободрить. Я была напряжена и никак не могла расслабиться. – Обещаю, я сделаю всё, чтобы ты уехала отсюда. Верь мне, всё будет ок.
Вера в Эммета – это всё, что у меня оставалось.
Брат уехал почти месяц назад, а я была готова лезть на стену от одиночества. Каждое утро я просыпалась с мыслью, что вчера позади, а сегодня пролетит очень быстро. Эммет звонил мне почти каждый день или писал сообщения, отправлял фото, но это не спасало от загрызающей тоски, хотя за него я была рада. Парень жил в общежитии в кампусе, вовсю играл в хоккей и начал посещать факультативы. У него всё было отлично, даже голос повеселел, чего не скажешь обо мне.
Учебный год начался, и там было всё по-прежнему. Я добросовестно ходила на все занятия, выполняла все домашние задания, стремясь отлично окончить школу и получить стипендию в университете. И всё бы ничего, если бы не ребята, которые постоянно меня травили.
– Эй, Свон! Тебе че, теплее с этим дерьмом на спине? – заржали мальчишки, проходя мимо меня. Я непонимающе огляделась вокруг себя. Стянула кофту и увидела приклеенную к спине прокладку. Ха-ха, очень смешно! И какая сволочь это сделала? Хорошо хоть, чистую прилепили. Идиоты!
– Месячные замучили, Свон? – с издевкой спросила Келли Смит – Мисс школа каждый год. Я раздраженно посмотрела на нее, но не ответила. Она со своими подружками противно захихикала и пошла дальше, а я остановилась возле своего синего шкафчика, на дверце которого было написано «стукачка». Открыла его и нашла там свою изрезанную спортивную форму. Когда успели? Скотство! Им что, заняться нечем!? Я была вне себя от негодования.
– Что, Свайн, не в чем заниматься? – засмеялся Тайлер. Больше всего меня бесило, как они коверкали мою фамилию, в такие моменты мне хотелось, чтобы Чарли был здесь и своим кожаным ремнем отлупил всех этих засранцев, как обычно он это делал со мной.
Одноклассники ненавидели меня и уже который год откровенно издевались. Даже Эммет ничем не мог помочь, потому что мое доброе имя было запятнано предательством.
Была ли я стукачкой, которой все меня называли? Нет. Скорее, это было неприятное стечение обстоятельств. Два года назад ребята устраивали вечеринку с алкоголем и всеми делами в одном заброшенном коттедже за городом. Якобы там водились призраки и вампиры, и это было прекрасным местом для проведения Хэллоуина. Я не собиралась туда, боясь, что Чарли узнает, но Эммет решился, несмотря на опасность быть наказанным. Время было около одиннадцати ночи, когда отец ворвался в мою комнату и с ором «Где Эммет?!» напал на меня. Вытащив с кровати, он швырнул меня в другой конец комнаты. Сжав мои щеки рукой, он начал выяснять, где брат. Сначала я молчала, понимая, что не должна сдавать никого, тем более что Эммет так долго планировал свой побег на это мероприятие. Однако Чарли не привык сдаваться, он умел выбивать информацию из людей. Схватив мои волосы, он намотал их на кулак и потащил меня за собой, а я на карачках последовала за ним, молясь о том, чтобы он не содрал с меня скальп. Как только мы оказались в ванной, он включил холодную воду. Это было нехорошо.
– Вставай! – приказал он. Я повиновалась и поднялась на ноги. Я уже вся дрожала от страха и понимала, что мне предстоит, ведь он проделывал эту штуку уже не в первый раз. – А теперь лезь в ванну!
– Я не хочу, – помотала я головой, чувствуя, как слезы текут по лицу.
– Я сказал, лезь в ванну, – он включил лейку душа и брызнул ледяной водой мне в лицо. Я продолжала стоять и трястись.
– Ты что, блядь, оглохла!? Я сказал, залазь! – он схватил меня за шею и, ударив кулаком по спине, буквально запихал меня в ванну. Я закричала, скрючившись от боли, а потом свалилась внутрь, и Чарли тут же включил кран на полную мощность.
– Где Эммет?
Я молчала и дрожала, в то время как холодная вода прибывала. Съежившись, чтобы не чувствовать ничего, я пыталась отстраниться и представить, что я не здесь и со мной всё в порядке – это просто плохой сон.
– Где он!? – но отец не любил, когда его игнорируют. Он закипал. Взяв свой любимый кожаный ремень, он замахнулся и со всей дури хлестнул им по моей руке. Меня словно обожгло, я зарыдала.
– Не надо.
– Где. Твой. Брат?
Я стучала зубами и не смотрела на него. Я зажмуривала глаза с такой силой, что они вполне могли вдавиться в мозг. Начинала звенеть голова. Неужели он убьет меня, если я не скажу? А может, это будет к лучшему, так я быстрей освобожусь от отцовских оков и перестану чувствовать боль и страх.
– Изабелла, говори, где твой брат! – он присел на корточки перед ванной, положив руки на ее бортик. Кажется, он устал от пустой болтовни, значит, скоро будет конец.
– Я не знаю, – прошептала я, не глядя на него.
– Знаешь!
– Я думала, он у себя в комнате, – стуча зубами, пробормотала я.
– Это ложь, Изабелла! – взвился он. – Ты с этим ублюдком шушукаешься за каждым углом, думаешь, я поверю, что он скрыл от тебя, куда пойдет?
Схватив бутылку с шампунем, он налил жидкость мне на голову и начал с усилием мыть мои волосы. Я закричала и начала вырываться из его хватки. Он мучил мои волосы, намыливая их и царапая ногтями кожу. Он точно пытался вырвать мою голову. Пена шквалом лилась по лицу, глаза щипало, а я орала и цеплялась за отца. Ледяная вода выплескивалась через края, заливая пол, пока я боролась с Чарли.
– Папа, перестань! – рыдала я, захлебываясь водой и пеной.
– Говори! – он поливал меня ледяной водой, а я задыхалась, хватаясь за бортики ванны.
– Папа!
– Сейчас же!
– На вечеринку!
– Где вечеринка?
– В заброшенном доме в лесу, – пояснила я, быстро хватая ртом воздух, которого ужасно не хватало.
– Наконец-то.
После того как информация была получена, Чарли направил патруль в коттедж, разгонять школьников. Эммета он, конечно же, поймал и посадил в обезьянник на двое суток. Он начал так делать в последние годы, когда Эм повзрослел и стал давать отпор отцу. У последнего не было выбора кроме как угрожать оружием, прицеплять Эма наручниками к батарее или сажать его в обезьянник. Сын перерос отца, и управлять им стало почти невозможно, зато на мне он продолжал отыгрываться. Я боялась его как огня и не могла ему противостоять. Мой страх играл со мной злую шутку, развязывая руки извергу, жаждущему новых садистских игр. Самое обидное, что никто не догадывался, что мы с братом жертвы домашнего насилия, да и, наверное, всем было бы наплевать, даже если бы знали. Зато в глазах людей я выглядела недалекой и отстраненной, и это раззадоривало их. Человек по своей натуре зверь, и ему всегда нужна добыча, чтобы отыграться и выплеснуть свои эмоции, а я прекрасно подходила под эту роль. А после того как все узнали, что это я рассказала про вечеринку, то из забитой странной девочки я моментально превратилась в объект бурной ненависти и бесконечных издевательств. Если раньше я хотя бы могла тихонько пройти по коридору, слыша шепот и насмешки за спиной, ведь все-таки я дочь шефа полиции, многие слегка побаивались меня трогать, то после того случая народ начал открыто гнобить меня. На мою голову обрушился гнев почти всей школы. И я не справлялась с этим, я просто жила, проводя через себя всё то дерьмо, которое сыпалось на меня ежедневно со всех сторон.
Мне оставалось лишь терпеть и ждать, когда всё это закончится.

Глава 1
Если бы это было в моих силах, то я бы навсегда запретила рассказывать детям сказки! Красочные истории о бедных девушках, которые, по сути, обычные аутсайдеры, но прекрасные принцы что-то в них находят. И вот сквозь невзгоды, препятствия и время влюблённые воссоединяются и уезжают в закат на белом «Ламборгини» жить своей счастливой жизнью!
Но почему сказки никогда не рассказывают о том, как спустя время инфантильная принцесса с явными психическими отклонениями надоедает принцу, и он идёт в клуб, где находит злую ведьму, которая запивает свои комплексы и проблемы «маргаритой». Спустя час принц понимает, что ведьма не так плоха, как он думал, а спустя ещё час, заставив забыть о принцессе и обо всём на свете, ведьма дарит принцу такой поцелуй, что у него сносит крышу.
В детстве, слушая сказки мамы, я хотела стать принцессой и встретить принца, чтобы красивый и умный, и добрый, и обязательно богатый!
- Разве это главное? - каждый раз удивлялась мама. - А как же любовь, милая?
- Мама Анжелы говорит, что любит своего мужа, но постоянно плачет из-за него, и если это любовь, то мне, пожалуйста, не нужно!
Мама всегда лишь закатывала глаза, упрекая меня в меркантильности.
Когда она умирала, лёжа в палате, окружённая проводами и трубками, уже я читала ей сказки, стараясь не смотреть в её глаза, лишь бы не видеть, как в них гаснет жизнь.
Я помню её тихий и болезненный голос, который позвал меня в последний раз:
- Белла, девочка моя, ты такая красивая и добрая, но не позволяй своему уму управлять твоим сердцем.
На рассвете её не стало. А я в очередной раз убедилась, что любовь и привязанность только вредят. Потому что мне казалось, что вместе с мамой умер и отец, потерявший всякий смысл в жизни.
Через несколько лет он более-менее пришёл в себя, а я закончила школу. Имея посредственные оценки и не особо и стремясь к академическим знаниям, я поступила в местный колледж.
И тогда я впервые поняла, что, помимо здравого и аналитического мышления, природа одарила меня и красивой внешностью.
На протяжении всей учёбы мне было забавно наблюдать, насколько могут быть изворотливы и хитры мужчины, желающие снять с женщины трусики. Это было интересным, но в то же время убогим зрелищем. Я знала, что и кого хочу.
Получив свой диплом менеджера, я собиралась перебраться в более крупный город, но разве моя жизнь была сказкой?
Я не понимала, почему папа скрывал от меня свою болезнь. Разве это поведение взрослого человека?
- Я просто не хотел, чтобы ты снова…
Я знала, о чём он говорит. Он не хотел, чтобы я снова привязалась к стенам палаты, как это когда-то случилось в случае с мамой.
- Ты говоришь глупости, - я старалась говорить с ним мягко, отдавая себе отчёт в том, что он единственный родной мне человек на всём белом свете. - Я найду деньги на твою операцию, тебя вылечат, и мы будем вместе ещё очень много-много лет. Ты мне веришь?
Он не ответил, но я видела, как по его щекам потекли слёзы.
Доктор Хоуп дал мне три месяца на то, чтобы собрать деньги. Огромные деньги, которые невозможно заработать легальным путём за столь незначительный срок. Половину стоимости, конечно, покроет страховка, но нужная сумма ещё оставалась внушительной.
Я не помню, каким образом мне на глаза попалась реклама рекрутингового агентства, но спустя три дня у меня уже была работа. В Италии, горничной в крупном пятизвёздочном отеле, на один сезон. Заработная плата позволила бы мне покрыть всю сумму операции, и я не собиралась отказываться от такого шанса.
Сицилия оказалась настоящим раем. Прежде я не видела ничего красивее. Город Палермо по-настоящему влюбил меня в себя. Исторические достопримечательности самым волшебным образом вписывались в отдых многочисленных туристов, которые, помимо физического отдыха у побережья, могли отдыхать и душой, посещая самые разнообразные экскурсии.
Отель, в котором я работала уже почти две недели после недельной стажировки и обучения, назывался «Villa Grand Esme».
Монументальное сооружение из белого камня располагалось на огромной территории, включающей в себя различные развлекательные секции. Несколько раз я наблюдала за тем, как постояльцы забывали, что за воротами отеля находится настоящий рай, предпочитая настоящей морской воде хлорированную воду бассейна, а дворцам и старинным церквям изучение обширного прайса услуг. Я же никак не могла этого понять. Хотя, возможно, для них, в отличие от меня, это уже было не в новинку.
Мне нравилось работать, общаться с людьми из разных стран, не понимать их, ловить смущённые улыбки и надеяться, что однажды я смогу себе позволить привезти в это место отца.
- Bella mia, где ты, дорогая?
Голос Элис прервал мои размышления о прелестях жизни за границей.
- Я на балконе, - крикнула я через плечо, но она уже была рядом.
- Один из моих друзей пригласил меня на вечеринку, - я заметила, как кончики ушей Элис покраснели, а огромные синие глаза возбуждённо блестели. - А я в свою очередь приглашаю тебя. Ты согласна?
Я не видела Элис уже более получаса, но меня это не волновало. Мы не были маленькими девочками и не нуждались в присмотре. Мне нравилось состояние, в котором я находилась: ещё не пьяная, но уже готовая совершать глупости. Правда, поводы для глупости появляться не торопились, поэтому я просто сидела за барной стойкой и с интересом наблюдала за людьми. Благо, что любезный бармен, совершенно не понимавший по-английски, но очаровательно то и дело называвший меня «Bella mia», не давал моему стакану быть пессимистично наполовину пустым.
Впервые в жизни я чувствовала себя настолько свободно, что не считала нужным держать маску. Этой ночью мне хотелось сумасшествия. И очень скоро мои желания были услышаны.
То, с какой грациозностью он опустился на стоящий рядом стул, заставило моё сердце ускоренно забиться. Его дорогие мокасины на голую ногу сразу же привлекли моё внимание. Это было красиво… Тёмная блестящая ткань явно дизайнерских зауженных брюк также удостоилась моего хмельного внимания. Пряжка кожаного ремня с каким-то известным логотипом, рубашка тёмно-зелёного цвета, и грандиозно дорогие часы на самых красивых руках, которые я когда-либо видела. Слегка загорелая кожа, тёмные волоски, и выступающие вены. Гибкие длинные пальцы, предназначенные для абсолютно греховных вещей. А ещё тёмные пятна краски. Видимо, незнакомец не брезговал татуировками.
- Разве принцы грешат? - тихо спросила я сама у себя.
Но, похоже, он меня не только услышал, но и понял, потому что его тихий мелодичный смех сразу же привлёк к себе.
Он был опасен. Очевидно, что за непринуждённой позой и лёгкой иронией в глазах скрывалась властная натура, которая не терпела неподчинения. И нет, я не была супер проницательным психологом, который легко считывал характер человека по языку тела. Просто прекрасный незнакомец буквально транслировал свою энергетику на окружающих.
Мне захотелось встать и бежать без оглядки, но вместо этого моё тело посчитало нужным придвинуться к нему поближе и сказать:
- Только не рычи на меня, ок?
Улыбка преобразила его хищное лицо, а пронзительные зелёные глаза в обрамлении густых чёрных ресниц зажглись неподдельным весельем.
- А кусаться можно? - низкий соблазнительный голос хищника.
«Беги от него, Белла, беги!» - кричу я сама себе, но, похоже, моё тело отказывается меня слушать.
- Возможно, твои укусы ядовиты, - совершенно наплевав на манеры, тыкаю в него пальчиком я, - поэтому я воздержусь.
Он легко перехватывает мою ладонь и сжимает немного сильнее, чем нужно, будто предупреждая, что шутки с ним плохи.
- Ti voglio (прим. авт.: я тебя хочу), - шепчет он, притягивая меня к себе, но я ничего не понимаю, поэтому легко отталкиваю его и возвращаюсь в свою зону комфорта.
- Non parlo italiano (прим. авт.: я не говорю по-итальянски), - это почти что единственная фраза, которую я знаю.
- Ti porterei a dimenticare tutte le parole del mondo (прим. авт.: я бы взял тебя так, что ты забыла бы все слова на свете), - он смеётся, словно сказал нечто очень забавное.
Он угощает меня ещё одним коктейлем, и, видимо, после этого у меня совсем сносит крышу. Я рассказываю ему о сказках, которые так любила моя мама. О Кейт, маме Анжелы, которая сошла с ума и повесилась, когда муж в очередной раз отказался дать ей развод. О колледже. О Джейкобе, который так сильно в меня влюбился, что в итоге просто возненавидел. Говорю об отце, который умирает, и о работе, которую практически вымаливала на коленях у девушки по имени Ирина.
Он очень внимательно слушает мою несвязную речь, но в его глазах равнодушие, что, впрочем, нисколько не волнует мой развязавшийся от алкоголя язык.
- Я умру старой девственницей, потому что грёбаные принцы существуют только в сказках!
Возможно, я произношу это слишком экспрессивно, потому что лицо незнакомца вдруг становится по-деловому заинтересованным.
- Ты девственница?
Он терпеливо ждёт ответа, а я чувствую, что краснею под его внимательным и изучающим взглядом, ощущая, как алкогольное опьянение уступает место смущению.
- Это не твоё дело, - в конце концов отвечаю я, совершенно не понимая, почему рассказала ему всё это.
Оглядываясь по сторонам, я ищу взглядом Элис, но, честно говоря, понимаю, что это бесполезно, потому что, поглощённая общением с незнакомцем, совершенно потеряла счёт времени. Похоже, мне пора уходить. Я порываюсь встать, но он стремительно меня останавливает, подталкивая обратно на место.
- Как сильно ты хочешь помочь отцу?
Его вопрос ставит меня в тупик, потому что я не понимаю, причём здесь мой отец.
- Я на другом континенте ради него. Разве этого мало?
Он не дослушивает меня до конца, наклонившись настолько близко, что я чувствую его запах. Он явно какой-нибудь Бог, который спустился с Олимпа, чтобы поиздеваться над бедными женщинами!
- Сто тысяч долларов за ночь с тобой.
Я даже не успеваю усвоить сказанные им слова, а моя рука уже готовится встретиться с его лицом, но, конечно же, он не позволяет этому произойти.
- Отпусти меня! Отпусти! - я пытаюсь вырвать свою руку из его крепкой хватки. - Отпусти, или я убью тебя!
Моя угроза вызывает у него новую порцию смеха, но он ослабляет захват, нежно поглаживая моё запястье, на котором уже начинают проявляться очертания его пальцев.
Возможно, он пошутил, и я не так его поняла? Это какой-то сицилийский юмор?
Но, судя по его собственническим движениям, он вполне серьёзен.
Сто! Тысяч! Долларов! Для меня это невероятная сумма. На секунду я представляю себе, что уже завтра можно было бы выслать деньги на операцию. Их хватит даже на курс восстановления.
«Разве этому тебя учили мама с папой, Белла?» - пытается призвать меня к рассудку внутренний голос.
А с другой стороны, это реальный шанс получить нужную сумму и, возможно, даже получить удовольствие. Вряд ли я когда-нибудь встречу ещё кого-нибудь, хоть отдалённо похожего на прекрасного незнакомца.
На секунду я закрыла глаза, стараясь огородиться от его жгучего взгляда, который давил и требовал, и сосредоточилась на его прикосновениях к моим рукам. Ох, как же легко было представить, как он будет касаться меня. Его греховные пальцы обещали море наслаждения. И даже больше…
- Соглашайся, mio caro (прим. авт.: моя дорогая).
Я открыла глаза и посмотрела на наши руки. На его предплечье можно было различить крыло птицы, но дальше татуировку скрывала ткань рубашки. Мне же хотелось взглянуть. Прикоснуться к его коже.
Могу ли я это себе позволить?

В тексте главы выделила красным несколько пропущенных/лишних запятых. Посмотрите, пожалуйста.

И еще один важный момент. Повествование вести вы начинаете в прошлом времени, но потом почему-то со слов «Беги от него, Белла, беги!» - кричу я сама себе, но, похоже, моё тело отказывается меня слушать перескакиваете на настоящее время. А в самом конце вновь возвращаетесь к прошлому, начиная со слов На секунду я закрыла глаза, стараясь огородиться от его жгучего взгляда, который давил и требовал.
Нужно как-то все-таки определиться - настоящее или прошлое)  У вас есть бета, которая бы вам помогла это дело поправить?

В остальном - все хорошо) Перевела вас в группу "Фанфикшн", поэтому после того как ознакомитесь с правилами размещения историй и как только будете готовы - можете размещать свою работу на сайте.

Удачи вам и вдохновения!

Есть руки у святых, их ищут пилигримы, Касание ладоней – поцелуй святых. Ромео и Джульетта Акт I, сцена V

***

Тепло.

Удивительное тепло.

Белла нежно ласкала мою ладонь горячими пальчиками, и ее касания пускали электрические импульсы по моим венам. Никогда бы не подумал, что чьи-то касания могут приносить такое наслаждение.

Солнце на фоне невероятных переливов фиолетового неба, апельсин против фуксии. Рассеянный свет проникал сквозь окна моей комнаты. Лучи заходящего солнца заставляли мою кожу искриться, посылая сотни радужных осколков на стены. Это выглядело как один из тех инфернальных диско-шаров с 1970-х годов. Но Белле, похоже, нравилось. Маленькая Свон одарила меня волшебной улыбкой. Кончик ее пальца проследил синие вены на моем запястье, создавая невидимые узоры на бледной коже и заставляя меня дрожать от удовольствия.

Ничто не имело значения, когда теплые пальцы касались моей кожи...

— Тебе когда-нибудь гадали на ладони? — внезапно спросила она. Ясный голос затих, когда она положила мою руку себе на колени.

Я опустился на мягкие подушки, подложив правую руку под голову. Никогда прежде я не занимался ничем подобным. Когда Карлайл изменил меня, я начал искать свое место в жизни, сосредоточившись на лженауке. Вряд ли я когда-либо верил во все эти гадания и хитроумные трюки. Я всегда был скептиком, ведь с возможностью чтения мыслей я всегда мог распознать мошенника.

— Не припоминаю, — ответил я, закрыв глаза от переполняющей меня нежности, когда она провела пальцем по центру моей руки. — А тебе?

— Да. Это был один из давних интересов Рене, появившийся после того, как мы отправились на местный фестиваль эпохи Возрождения. Она прочитала линии ладони и была так взволнована перспективами, что купила около дюжины книг по хиромантии. И вот мы начали учиться, чтобы она могла произвести впечатление на своих друзей и флиртовать с мужчинами.

Я усмехнулся. Это было очень похоже на Рене. Конечно, я мало видел мать Беллы, но она производила впечатление флюгера. Такая непредсказуемая и неуправляемая.

— Значит, ты тоже умеешь? — я скептически поднял бровь и с любопытством ожидал ответа.

— Немного. Это несложно. Тем более после того, как ты изучишь технику. Она просто включает в себя немного интерпретации. Это часто неправильно используется для прогнозирования будущего, но на самом деле ты просто предсказываешь потенциал. Линии на наших ладонях могут и меняться, у обычных людей, в любом случае, я не знаю о вампирах. (После "в любом случае" запятая не нужна, т.к. это наречное выражение, не требует постановки знаков препинания.) У нас есть свобода воли, поэтому мы можем изменить нашу собственную судьбу в любой момент.

Я сразу заметил две вещи в ее фразе. Во-первых, она сказала о вампирах с необычайной легкостью и спокойствием в голосе. Меня никогда не переставало удивлять то, что она действительно хочет стать одной из нас. Если бы мне было позволено пробыть хотя бы шестьдесят секунд в ее мыслях, то, без сомнения, это были бы самые лучшие шестьдесят секунд в моей жизни. Неужели она действительно хочет стать монстром? Ну и, во-вторых, концепция свободной воли людей слишком непостоянна. Какая польза от чтения ладоней, если будущее невозможно предсказать? Какую информацию можно получить?

— Прочитай мне, — резко попросил я, перекатываясь к ней.

Ее щеки мгновенно окрасились в самый восхитительный и соблазняющий меня оттенок розового, и я услышал, как ее сердцебиение мгновенно ускорилось.

— Но я не очень хороша в этом... — виновато прошептала она, ее чувственные ласки закончились, когда она заерзала — верный признак того, что она нервничает.

Я приблизился и встретил взгляд кофейных глаз, все время отбиваясь от желания широко улыбнуться. Ослепленная, она называла это так, и я любил ее реакцию на мое ослепление. Я попытался сделать такое лицо, какое делаю всегда, когда хочу что-то получить, и слепо потянулся за ее рукой.

— Пожалуйста? — промурлыкал я, делая свой голос настолько соблазнительным, насколько это возможно.

— Эдвард, я правда не очень хорошо в этом разбираюсь, — начала она заикаться. Почти.

Двигаясь с вампирской скоростью, я в долю секунды изменил свое положение, чтобы отразить ее позу со скрещенными ногами. Я старался не нарушать контакт с ее невинными, шоколадно-карими глазами. Я снова прошептал: «Пожалуйста?». Положив руки на колени, я медленно придвигался к ее бедрам, чтобы наклониться еще ближе. О да, узнаю этот неподвижный взгляд. Близко.

— Хорошо, — захныкала она. И хотя я не хотел разрывать контакт глаз, лучшей наградой стала возможность позволить своим губам спуститься к ее горлу.

Обхватив мягкое личико, словно хрустальную вазу, я медленно притянул ее голову к себе, открывая доступ к ее сладкой коже.

Я начал привычный путь поцелуев на ее челюсти, вдыхая запах и смакуя вкус ее тела — я могу быть хорош в этом деле. Тонкие пальчики моей любимой запутались в бронзовых волосах, стараясь прижаться к моим губам сильнее. Я ухмыльнулся, когда она вздрогнула, сердечный ритм неуклонно рос. Маленькая Свон прижалась к моему телу. Я очень старался быть с ней нежным, но мое рвение и безнравственность действовали за меня.

Белла оторвалась от моих губ, задыхаясь от недостатка воздуха, и я воспользовался возможностью, чтобы остыть. Она понятия не имела, как легко я могу увлечься. Вряд ли красавица имеет хотя бы отдаленное представление, как сильно я хочу ее. Я потянулся к своим волосам, чтобы взять ее кулак, сжимавший их. Проведя своими пальцами по нему, я притянул теплое запястье к своим губам. Я чувствовал, как горячая кровь течет по ее венам, ощущая запах сладости на языке — запах, который я запомнил еще с самого первого момента нашего с ней контакта. Амброзия, нектар богов.

— Теперь я верю, мисс Свон, что тебе нужно увидеть мою ладонь, — от моего холодного касания по ее коже пробежала стайка мурашек, и я с сожалением убрал губы с теплой руки, положив ее на колени.

— Какой рукой ты пишешь? — спросила она, немного затаив дыхание.

— А это имеет значение? — я заставил себя рассмотреть эту задачу под открытым небом, стараясь не позволить своим мыслям закрутиться. А они как раз это и сделали — если бы у меня не было совести, и я продолжил касаться губами этого манящего тела.

— Да, это важно, — ответила она, ее дыхание и сердцебиение уже почти пришли в норму. — Нужно читать руку, которой ты пишешь.

— Но я могу писать обеими руками, — сказал я самодовольно.

— Докажи, — ухмыльнулась Белла.

Я одарил ее своей ответной улыбкой и покачал головой.

— Полагаю, тогда мне нужно дать руку, которая мне больше нравится, — Белла выжидательно поиграла пальцами.

Я кивнул, положив правую руку на ее левую.

— Ты полагаешь правильно.

Тепло ее тела уже просачивалось в мою кожу, это было неотразимое ощущение. Белла ласкала мою ладонь, снова и снова переворачивая мою руку, медленно водила кончиками пальцев по коже (чтобы избежать повтора), костяшкам пальцев (опять же, чтобы избежать повтора) и самим пальцами. Если бы у меня была возможность дрожать, я уверен, что сейчас меня можно было бы сравнить с осенним листом; это было слегка щекотно. Кажется, она делала небольшие визуальные наблюдения, иногда поднимая брови и ухмыляясь.

— Что смешного? — потребовал я ответ.

— Ничего, — ответила моя гадалка, снова ухмыляясь.

Я инстинктивно посмотрел на свою руку, а затем быстро поднял взгляд на ее темные глаза, обрамленные густыми ресницами. Проклятье — моя неспособность читать ее мысли (возможно, части предложения лучше поменять местами).

— Рука для гадания делится на три части: пальцы представляют собой ум, верхняя половина ладони представляет повседневную жизнь и наше сознательное я, а нижняя часть ладони представляет первичные инстинкты, природу и подсознательное я. (Во втором и третьем случае "представляет" можно заменить тире.)

Я был впечатлен. Ясно, что Белла изучала древнее искусство. Не то чтобы я в это верил... Но ее знания действительно могли впечатлить.

— Нужно начинать с наблюдения с пальцев, большого пальца и общей формы руки. У тебя длинные и тонкие пальцы с вытянутыми кончиками — это, кстати, признак творческой личности и интеллекта. — она ("она" надо написать с прописной) сказала это с недовольством... или мне показалось? — И... — она (здесь тоже) сделала паузу, измеряя длину пальцев в сравнении с длиной и шириной моей ладони. — А еще у тебя водные руки...

— Водные руки?..

Я кивнул. Сомневаюсь, что когда-нибудь мне будет комфортно в собственном теле. Тем более, если Белла станет вампиром.

— Голова, — прервала она мои мысли, прослеживая прямую линию, которая начиналась между моим большим и указательным пальцами и обрывалась не более чем на полпути через мою ладонь, — характеризует способность мыслить, фокусироваться и рассуждать. Линия головы представляет силу нашего разума.

Я не мог не заметить, что моя голова была самой глубокой, самой заметной линией на моей руке. Я всегда был разумным, старательным и скептичным.

— Мало того, что твоя линия головы глубокая, она еще и короткая. Короткие линии головы означают экстремальный интеллект и... — маленькая Свон сделала паузу, прищурившись, и лукавая улыбка заиграла на ее пухлых розовых губках, — трудности с контролем эмоций. Не волнуйся, я никому не расскажу, — поддразнила она. (Схема прямой речи в данном случае такая: "П, – а, – п", поэтому нужно писать слова автора со строчной.)

Воспользовавшись возможностью, я ухмыльнулся и тихо зарычал. Белла вздрогнула, но через минуту снова расплылась в улыбке.

— А как насчет моей линии жизни? — спросил я, быстро схватив ее правую руку и надавливая на ее костяшки пальцем.

Она улыбнулась, однако улыбка коснулась лишь губ, но не глаз.

— Это тяжело...

Она проследила тонкую линию, начинающуюся чуть выше моего большого пальца и изгибающуюся к моему запястью. Я сразу заметил четкий разрыв в линии и тот факт, что нижняя половина была немного глубже, чем начальная часть.

— Большинство современных хиромантов не приравнивают жизненную линию к продолжительности жизни, а скорее основные изменения в нашей жизни, её качество, а также энергию и жизненную силу. (Нужно либо добавить глагол, что-то вроде "а скорее видят в ней основные изменения...", либо согласовать вторую часть предложения с первой "а скорее к основным изменениям в нашей жизни, ее качеству...") Дай мне свою левую руку.

Используя скорость вампиров, я перевернул ладонь и поместил ее в раскрытые ладони Беллы рядом с правой. Я сразу же нашел одну такую же линию, заметив, что между двумя руками она явно различима. ("Различима" - это "видно, зримо". В данном случае, наверное, имелось в виду "различается"?)

— У большинства людей линии на ладонях часто схожи между собой на обеих руках, но линии жизни редко совпадают. Левая рука показывает нашу судьбу в действительности, путь, который мы должны принять и пройти. А правая рука показывает изменения, которые произошли, сдвинув нас с нужного курса. Чем ярче линия жизни...

— Тем больше изменения в жизни этого человека, — опередил я, глядя на свои руки.

— Абсолютно верно.

Голос Беллы был мягким, почти неуверенным и меланхоличным.

— Твои линии жизни очень разные. Левая рука показывает длинную слабую линию с несколькими нисходящими ветвями. Возможно, твоя первоначальная жизнь была длительной в человеческие годы, но была встревожена ("но тревожной"?).

Я застыл на месте, позволив информации заполнить меня: я много раз думал, какой бы была моя жизнь, если бы я не словил испанский грипп и не отправился на войну во Франции. Может ли Белла быть права?

Нет, конечно, нет — это похоже на игру... но ее предсказание было максимально точным. Правда, она знала мое прошлое и могла позволить этому влиять на ее «чтение», но это не может быть так. Белла далеко не злая, и явно не мстительная девушка. Возможно, хиромантия не является предсказанием будущего вообще, скорее, диагнозом личности, который может быть и правдоподобным.

Но ее теория — может быть, это правда? Это может стать ответом на вопрос, которым я мучился последние 80 лет моей жизни. Что могло бы быть со мной, если бы я не заразился гриппом, и Карлайл меня не изменил? Я бы получил урон на войне? Потерял свои деньги и работу, когда Фондовая биржа потерпела крах? Или я прожил бы грустную, одинокую, бессмысленную жизнь, потому что Белла еще не родилась?

— Здесь, на правой руке, начинается жизненная линия, а затем полностью останавливается, пока не начинается новая судьба — серьезная смена жизни.

— Например, становление вампиром, — вмешался я, вздохнув.

Она кивнула и снова сжала мою руку.

— Может быть, Карлайл дал тебе шанс на счастливую жизнь...

Это неоспоримо. Карлайл неосознанно дал мне лучший подарок в моей жизни. Он дал мне время, чтобы дождаться Беллу. За это я вечность буду ему благодарен.

Внезапная мысль поразила меня. Я повернул руку Беллы и посмотрел на ее линию жизни на обеих руках.

Если бы мое сердце продолжало биться, то именно в этот момент оно бы остановилось.

— У меня две оборвавшиеся линии жизни, — сказала она самодовольно, положив руки мне по обе стороны лица. — Это судьба, Эдвард.

Я знаю, что она имеет в виду. Ее судьба — быть вампиром. Ну, в эту игру могли бы сыграть двое... Я обнял теплое тельце и прижал к груди, потянув ее на себя . (Лишний пробел перед точкой.)

— А как насчет линии любви? — потребовал я, прижимая одну руку к ее спине, а другой играя с каштановыми прядками шелковистых волос.

Моя гадалка положила руки по обе стороны от моего лица.

— Большинство современных хиромантов не читают любовь. Чаще серьезное отношение к работе, вере или другим обязательствам, — возразила она, казалось бы, удовлетворенной. (Либо "казалось бы, удовлетворенно", либо "выглядя удовлетворенной" или как-то так.)

Я убрал свою руку с волос Беллы и поднес повернутую ладонью к ее глазам.

— Смешно. Сколько у меня линий любви?

Она прищурилась и посмотрела на мою руку. Ее выражение дало ответ прежде, чем сладкие губы разомкнулись.

— Одна, — призналась она, прослеживая крошечную складку у внешнего края моей ладони, прямо под мизинцем.

Я ухмыльнулся, перекатываясь на кровати так, чтобы нависнуть над ней.

— Дай мне руку, — неожиданно для моей красавицы потребовал я.

Она не двигалась.

— Белла, если ты будешь такой упрямой, я просто ослеплю тебя снова, — пообещал я, улыбаясь.

Маленькая Свон закатила глаза и, вздохнув, неохотно протянула мне свою правую руку.

Одна тоненькая линия следовала по ее красивой гладкой коже. Не буду отрицать, что яркие и горячие чувства заполнили мою грудную клетку.

Я наклонился к светлому личику, мои губы исследовали привычное тепло тела подо мной. Гулкий стук родного сердца отдавался в тишине, давая мне поддержку, в которой я так нуждался.

— Это судьба, любовь моя, — прошептал я, позволяя своим губам коснуться горячего атласа ее губ.

Пробежалась по тексту (по поверхности, "глубоко" не лезла). Обратите, пожалуйста, внимание на отмеченные мной моменты под Вашим спойлером. Кроме того, что отметила, исправила несколько опечаток (например, "ч" вместо "я"), кое-где несогласованность в окончаниях, несколько лишних запятых. Думаю, работа в паре с внимательной бетой помогла бы улучшить качество текста. Просто как предложение, не сочтите за совет :)

Так как с правилами Вы уже ознакомились, перевела Вас в группу "Фанфикшн". Можете выкладывать историю. Удачи!

Спойлер
Глава первая.
Когда я была маленькой, то думала, что в двадцать восемь лет у меня уже будут муж и дети. Я буду безгранично счастлива в браке, и у меня будет любящий мужчина. Судьба распорядилась иначе, сейчас на дворе ноябрь, мне двадцать восемь, я сижу за рабочим столом со стаканом большого "кофе и Starbucks" и разбираю завал, который возник после моего недельного отсутствия.  Вся работа, которая накопилась, не уменьшалась, ведь, как только я зашла утром в офис, мне подкинули примерно такую же кипу бумаг, что и вчера. Мой босс уже ушёл, а мне спокойнее работать в тишине. Мистер Саливан сказал, что оплатит все внеурочные часы. Я люблю свою работу, но иногда просто хочется биться головой о стену. С недавних пор я никуда не спешу, а просто плыву по течению. Работа, дом, работа, и такой круговорот вот уже почти четыре года.

До сих пор не понимаю, как я могла быть такой идиоткой, чтобы не замечать самых простых вещей. Все говорят, что, когда тебе изменяют или перестают любить, ты это чувствуешь, но ничего подобного. Почему когда мы влюбляемся, то слепнем?!

С пятнадцати лет я состояла в отношениях с преуспевающим игроком бейсбольной команды, в которого втюрилась, когда мы с лучшей подругой и её парнем пошли на вечеринку. Конечно, там был и Самуэль, и с того дня мы не расставались. Мы оба выросли в Форксе, небольшом городе штата Вашингтон, но после окончания школы поступили в колледж Пасадены. Я всегда хотела жить в Калифорнии. Я просто грезила тем, чтобы жить в Лос-Анджелесе. Родители специфически отнеслись к моему решению, но отпустили. Возникали моменты, когда я хотела забрать документы и перевестись в колледж Форкса, чтобы жить рядом с родными.

Мы с Самуэлем жили вместе и во всём друг у друга были первыми. Никогда не лгали и всегда были честными, как я считала. Наши отношения казались всем идеальными, но с возрастом мы начали понимать, что хотим большего. Я много погружалась в учебу, а мой парень подрабатывал в университете, параллельно занимаясь программированием. В двадцать лет мы решили, что не хотим свадьбу, но хотим детей. К тому времени я начала замечать, как меняется мой мужчина, он стал более отдалённым и злым, но я списывала всё на нагрузку на работе. Все мы меняемся с возрастом. Мы много ссорились, спорили, он цеплялся буквально к каждому моему слову или действию.

Перед планированием беременности мы направились к врачам, чтобы пройти полное обследование. Я хотела быть полностью уверенной, что мы оба здоровы. Мой мужчина без энтузиазма отнёсся к данному ходу вещей, даже поговаривая, что нам вообще как бы не надо рожать. Самуэль был здоров, а мне сказали, что я никогда не смогу иметь детей из-за маленькой шейки матки и почти из-за отказавшего яичника.Это стало для меня ударом, ведь я время от времени проверялась у врача, и никто мне не сказал, что есть какая-то проблема. Врач сказал, что есть только один вариант, и это ЭКО. Я до чёртиков боялась наркоза, пробирок, врачей, но через два года попыток забеременеть мы решили пойти на этот шаг. Весь курс был изнуряющим, я похудела на десять килограмм, с пятидесяти пяти до сорока пяти, но из всех попыток ни один эмбрион так и не прижился, что делало мою жизнь ужасной. Я рыдала ночами в ванной комнате, а один раз даже переборщила со снотворным, но меня откачали, потому что Роуз приехала не в тот момент. Я не хотела жить, а Самуэль стал холоден ко мне. Мы постоянно ругались, он обвинял меня в том, что я виновата во всём. Что не могу построить с ним семью и создать уют. Мы даже начали спать в разных комнатах. И перед моим двадцать пятым днём рождения он просто бросил меня, сказав, что я никакая не женщина, раз не могу подарить ему ребёнка. Он собрал вещи и ушёл из моей жизни.

Родители даже хотели забрать меня обратно в Форкс, но я отказалась. Мама жила у меня примерно месяц, чтобы поддержать. Отец приезжал и хотел разорвать бывшего за его поведение, и ещё я получила по первое число, потому что ничего не говорила о своём заболевании. Квартира, где я живу уже много лет, моя. Родители подарили мне её на двадцать третий день рождения. Точнее, они внесли задаток, а остальное выплачиваю я, осталась ещё пара лет. У меня одна смежная с кухней комната, большая ванная, гардеробная, две спальни. Я всегда мечтала одну сделать детской, но её не будет. Мы с Самуэлем вместе выбирали обои, гарнитур, занавески, но после расставания я сделала тотальную перестановку и ремонт, чтобы избавиться от всего, что напоминало о нём. Все его подарки, в основном игрушки, я отдала в детский благотворительный фонд. Фотографии выбросила, точнее, сожгла в камине. Сейчас моя квартира превратилась в крепость одинокой женщины. Огромная ванная в белом цвете, где стоит много свечей. Гостиная с большими окнами, огромным диваном, большим телевизором и игровой приставкой. Да, я люблю порубиться в HALO с Эмметом. Рядом находится лежанка для корги Росса, но обычно он там не спит. Его я купила, чтобы не было так скучно. И я очень люблю сериал «Друзья». Гостевая переходит в кухню с барной стойкой и большим холодильником, куда может поместиться еда для всех фанатов  Thirty Seconds to Mars. Да, я обожаю эту группу и даже не раз была на их концерте. А на комоде у меня стоит фото с самим Джаредом Лето. Как-то раз мы с Розали просто стояли у входа после концерта, когда увидели, что артист вышел, чтобы пройти к машине. Зевак-фанатов было немного, поэтому я, скромно подойдя к Джареду, попросила сделать фото. Он с улыбкой кивнул, обнял меня, и мы сфотографировались. Спальня в нежно-лиловом цвете, с чёрными шторами, комодом, большим зеркалом и светильником почти до потолка, который я попросила сделать на заказ. Гостевая сделана в простом стиле, там просто кровать с тумбочкой.

Какое-то время моя подруга из колледжа Элис искала квартиру и жила со мной, чтобы было не скучно. Ей не нравилось жить в кампусе, а я была не против соседки. Она та ещё модница и обожает Gucci. Она помогала мне не покончить с жизнью, подбадривала, и мы постоянно устраивали девичники. Роуз перебралась в Пасадену с Эмметом, теперь мы все видимся чаще. С ней и её женихом мы знакомы со школы, чему я очень благодарна. Она настоящая подруга, которая может приехать хоть среди ночи и надрать кому-нибудь задницу. После моего расставания она тут же примчалась ко мне, а так как ночью мне должно было исполниться двадцать пять, она привезла много виски и фильмов, а также большой подарок на День рождения.

Сейчас я уже больше года живу одна, потому что Элис съехалась с парнем. Иногда мне бывает скучно, но вечерами я всегда гуляю с собакой в небольшом парке, слушая музыку. Это уже некий ритуал. Могу сидеть у камина, пить вино или смотреть какой-нибудь фильм, укутавшись в плед.

Я перестала ходить на свидания и общаться с противоположным полом. Эммет всегда смеялся и говорил, что мне нужно хотя бы завести подругу, чтобы хорошо проводить время. Но Эммет такой Эммет. Он может быть шутником, но, когда нужна помощь, он превращается в защитника. Я считаю его своим братом.

Мне нравится читать, проводить время наедине с собой, тусоваться с друзьями, правда, Роуз скоро родит первенца, а Элис готовится к свадьбе.

Неожиданно меня из размышлений вывел телефонный звонок, подскочив и чуть не вылив на себя кофе, я подняла телефон. Звонила Роуз.

- Привет, - сказала я, тряся головой, чтобы выкинуть дурные мысли.

- Привет, Беллз, - радостно ответила Роузи. - Ты дома?

- Нет, ещё на работе, - вздохнув, ответила я, поглядывая на часы, которые показывали 8:36.

- Босс тебя скоро загоняет, милая, - сказала она, и тут послышался визг. - Ай, отдай, Эммет!

Её муж очень следит за здоровьем беременной жены и постоянно отбирает её орео. Они не придерживаются правил и не хотят вешать на себя ярлыки. Брак – это формальность, бумажка.

- Малышка, Белла, - пробасил друг. - Давай собирай вещи и дуй к нам, у нас тут Орео и несколько бутылок пива, я не могу пить один, а Роуз нельзя.

Вообще это была очень заманчивая идея, бросить все дела и уехать к друзьям, чтобы немного отдохнуть.

- У меня так много работы, - отнекивалась я, перебирая листовки и заполняя бланки, которых осталось не так и много. Если быть честной, то моя задница уже затекла, а ноги опухли из-за сидения на стуле.

- И даже слышать не хочу. Через час ждём у себя, или я приеду и унесу, - тут Эммет не шутит. Как-то раз после расставания с бывшим я сидела дома, смотрела телевизор и ела ведро мороженого в огромной футболке и трениках, когда приехал Эммет и, просто закинув меня на загривок, уволок в машину, и увёз к себе и Роуз.

- Ладно-ладно, через полчаса я буду у вас, - рассмеялась я, закончив разговор, и побыстрее начала разгребать свою работу. В голове всё ещё были мысли о бывшем и своём здоровье. Мама пыталась заставить меня провериться ещё раз, но я просто не могла выслушать вновь то, что и так знаю. Всё это слишком больная для меня тема.

Ровно через полчаса, поправив юбку и накинув пальто, я вышла из офиса, чтобы спуститься на крытую парковку. Сейчас нужно собраться с мыслями, сесть в свой любимый Lamborghini и уехать проветриться.