Перешагнуть горизонт. Глава 1. Зачем я здесь?

Каждый мой день ничем не отличается от предыдущего. Он начинается с того, что я встречаю восход Солнца, сидя на крыше. Вглядываясь в горизонт, я различаю только робкие блики, обесцвечивающие черный плащ ночи. Он становится серым. Дыры-звезды блекнут, Луна утрачивает блеск и бессильно сползает с небосклона. Но как только первый луч солнца прорывается сквозь ослабевшую оборону ночных стражей, мир становится другим - ярким, насыщенным красками. Изменяются не только цвета. Вместо стрекотания насекомых, шорохов вышедших на охоту котов и лая дворовых псов все вокруг заполняется какофонией звуков. 

Каждый раз вместе с первыми лучами во мне вспыхивает дерзкое желание ринуться туда, откуда восходит светило, переступить грань, разделяющую нас. Мне кажется, что если я сделаю это, то получу нечто крайне необходимое - то, без чего не могу … 

Солнце восходит, и я покидаю свой ночной пост, скрываюсь в полумраке задернутых штор и тишине пустых помещений. Все, что творится за пределами этих стен, меня не касается. 

В моем распоряжении шесть комнат на двух этажах небольшого дома на окраине обычного городка. Гостиная, кухня (она же столовая), комната, в которой стоят два шкафа с книгами, рабочий стол и камин (ее я именую библиотекой), на втором этаже – три спальни. Еще есть две ванных комнаты, два туалета, чердак и чулан. 

Мы сняли этот дом сразу же после свадьбы. Почему сняли? По нескольким причинам. Во-первых, потому что денег у меня не хватило даже на первый взнос для покупки, а я был слишком горд, чтобы просить помощи у родителей, с которыми к тому же повздорил, решившись на брак. Когда я, едва окончив университет, сказал им, что женюсь на Тане, мама заплакала, а папа отрезал: «Что общего у тебя с этой пустышкой? Сможешь ли ты прожить с ней всю жизнь, не разочаровавшись?» Я развернулся и ушел, не ответив на его вопросы. Я не знал ответов. Мной двигало упрямство, желание самоутвердиться и бурлящие гормоны. Во-вторых, я не планировал задерживаться надолго в этом маленьком городке, где для меня почти не было работы. Три тысячи жителей были на удивление доброжелательны и не хотели затевать тяжбы друг с другом, разводов было мало, желающих делить имущество и того меньше. В общем, работы для представителя адвокатской конторы, кстати, довольно известной в Сиэтле, практически никакой. 

Будучи дочерью далеко не бедного бизнесмена из России, родившейся и выросшей в Сиэтле, Таня привыкла жить жизнью, насыщенной событиями и переполненной положительными эмоциями. Пока я грыз гранит науки в университете, она, получив по окончании колледжа диплом по сравнительной литературе, искала себя (как она любила выражаться). Несколько критических статей, опубликованных ею, были написаны невпопад. Произведения, которые Таня признала бездарными, оказались бестселлерами. Она злилась, обзывала авторов серыми посредственностями, купившими читателей красивыми обложками. Впоследствии она написала отзыв на спектакль «Ромео и Джульетта». Мы ходили смотреть постановку вместе. Это было современное, довольно необычное прочтение пьесы молодым режиссёром. Я не пришел в дикий восторг, но, судя по наполненности зала и возгласам восхищения, зрителям спектакль понравился. К сожалению, Таня посчитала мое мнение единственно верным, хоть я и не настаивал на этом, и даже высказывал сомнения в своей компетентности в этом вопросе. В результате статья, написанная ею, была разгромлена маститым театральным критиком Гарретом МакГрегом, который обозвал ее «старой девой, не способной ощутить полет первой любви». После этого случая Таня прекратила писать рецензии и впала в глубокую депрессию. За два месяца из веселой, спортивного телосложения ослепительной блондинки она превратилась в постоянно ноющее бесформенное тело с нечёсаными волосами. Как-то в момент слабости мне захотелось прервать наши отношения, и я даже произнес: «Возможно, нам нужно какое-то время побыть врозь, разобраться с чувствами». Вслед за моим предложением из глаз Тани излился град слез, перемежавшихся упреками в мой адрес, что я ее никогда не любил, а только использовал ее тело, что никогда не ценил ее красоты, умений и талантов, что выразил свое неудовольствие спектаклем только для того, чтобы она написала отрицательную рецензию. И я сдался, чувствуя себя в некоторой степени виноватым в ее провале и последовавшей за этим депрессией. Мы договорились дать нам еще один шанс. Ну зачем я это сделал? 

По настоянию своих родителей она начала посещать психотерапевта, а затем и тренажерный зал. Вскоре сеансы и занятия дали положительный эффект. Моя девушка снова стала прелестной куколкой, один взгляд на которую радовал глаз. Она прекратила попытки самоутвердиться на поприще литературного критика и начала больше времени уделять уходу за собой. Спа, салоны красоты, шоппинг длительностью в рабочий день стали привычными для нее занятиями в тот период. В них она нашла себя. Наши отношения вернулись на прежний уровень. По вечерам мы приятно проводили время вместе, ходили в театры и кино, обедали и ужинали в лучших ресторанах, посещали клубы, студенческие вечеринки. Мои друзья и просто парни, которые учились вместе со мной, не раз говорили, что мне повезло отхватить такую красотку. И я поверил в это. 

Получив диплом магистра по гражданскому, предпринимательскому и семейному правам и вступив в Коллегию Адвокатов штата Вашингтон, я был счастлив принять предложение юридической фирмы Вильяма Т. Робинсона занять место младшего, и единственного, специалиста в отделении Форкса. Я жаждал самостоятельности, поэтому сделал выбор, не раздумывая, даже несмотря на довольно скудное жалование и предложенный мне мизерный процент от сумм, заработанных для компании. 

В тот же день, купив золотое кольцо с бриллиантом в два карата, я направился делать предложение руки и сердца девушке, с которой встречался больше трех лет. Как дипломированный адвокат, я не полагался на случай, а подготовил речь, в которой полностью изложил все, чего сумел добиться и что планировал реализовать для нашей совместной счастливой жизни, и, конечно же, не забыл упомянуть, насколько глубоко мое чувство по отношению к ней. Моя пламенная речь наверняка растопила бы холодные сердца двенадцати присяжных, но Таня попросила три дня на размышление. Время прошло, и она согласилась. Только через полмесяца после чрезвычайно скорой свадьбы я узнал, что спустя два дня после моего предложения ее отец был признан банкротом. Я не придал этому факту особого значения в тот момент – мы возвратились из медового месяца и были счастливы. 

Мы приехали в Форкс и вселились в дом, заранее арендованный мной. Я приступил к работе в адвокатском офисе, а Таня взялась придавать дому, как она говорила, «живой» вид. Каждый день у нас появлялись новые шторы, покрывала, подушки всех видов, скатерти всевозможных расцветок, бра, торшеры, люстры, статуэтки из фарфора и слоновой кости разных размеров, стулья, кресла, диваны, окрашивание и перекрашивание стен, окон, дверей... Она занималась всем этим, как одержимая, и к тому же продолжала жить привычной для нее жизнью, посещая салоны и модные бутики. Тех денег, которыми я располагал, не хватало на творческие порывы супруги и ее траты на себя. Мои накопления таяли, как снег необычно теплой весной. Наступил момент, когда они оказались близки к нулю. Воспитание не позволяло мне тратить больше, чем я зарабатывал, и я решил серьезно поговорить с Таней, попытаться умерить ее финансовый аппетит. Разговор был долгим и тяжелым, но в результате мне все-таки удалось убедить свою жену, и она дала обещание уменьшить траты, покупать только самое необходимое и советоваться со мной перед совершением дорогостоящих покупок. Она сдержала обещание, в доме перестали появляться новые вещи в немыслимом количестве. Жизнь вернулась в спокойное русло. 

Утром, перед тем как отправиться на работу, я приносил жене в постель кофе и круассаны, а по дороге домой заезжал в ресторан и забирал приготовленный по моему заказу ужин. Мы ели при свечах, сидя по разные стороны небольшого стола, который был сервирован фарфором и серебром, подаренными её родителями. Таня говорила, что это очень романтично, и мне было приятно доставить ей удовольствие. А когда я, убрав со стола, приходил в нашу спальню, то узнавал, что у нее болит голова, она устала или у нее критические дни. Но чаще Таня делала вид, что спит, и игнорировала мои ласки. 

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять причину страданий жены. Ей было тоскливо без привычного образа жизни и любимых занятий. После Сиэтла, где жизнь бурлила во всем своем многообразии проявлений, провинциальный городок мог казаться если не тюрьмой, то уж точно монастырем. 

Желание вырвать её из серого болота однообразных будней и мои амбиции подстегивали меня к деятельности. Чтобы доказать свою значимость для компании и добиться повышения, я с невероятным рвением принялся углублять свои знания в юриспруденции, взялся за написание научной работы «Социальная функция гражданско-правового регулирования отношений собственности»*. 

Таня очень тяжело переживала вынужденную бездеятельность. Она скучала, не находя приложения своим талантам. Погрузившись в изучение материалов и подготовку монографии, я отдалился от нее. 

Наверное, именно это стало толчком, надломившим наши с Таней отношения. А может быть, трещина появилась раньше, когда мы только переехали в Форкс. Не знаю. До сих пор я так и не сумел разгадать эту шараду. 

Однажды вечером она возвратилась домой позже меня и сообщила, что была у психоаналитика. Её настроение явно улучшилось. Даже мой хмурый вид, остывший ужин и потушенные свечи не расстроили ее. Она весело болтала целый вечер, рассказывала, что поняла, чего ей не хватало все время, делилась планами стать писателем, щебетала, что я должен быть ее музой, склоняясь ко мне и будто невзначай касаясь моего уха горячими влажными губами. Я был рад такому преображению, и даже отложил свою работу, чтобы разделить с ней постель. Таня была раскрепощена и бесшабашна, как никогда. Она вела, задавала тон, требовала от меня полной самоотдачи, а я был счастлив быть ведомым и исполнять ее желания. Это был самый лучший секс в нашей недолгой супружеской жизни! 

На следующий день она сообщила, что записалась на еженедельные консультации к психоаналитику. Результат меня устраивал, и я не стал возражать, даже несмотря на немалую оплату услуг специалиста и выписанных им лекарств, которые не покрывались страховкой. 

В течение месяца моя жена буквально летала на крыльях. По вечерам она, если не стучала лакированными ноготками по клавиатуре лэптопа, работая над своей книгой, то находилась рядом со мной, обсуждая характеры и поступки выдуманных ею героев. А я, ответственно выполняя обязанности музы, кивал головой и предлагал ей варианты эпитетов и метафор, хотя мысли мои были заняты выявлением противоречий в регулирующих отношения собственности нормативно-правовых документах штата Вашингтон. Я был ослеплен счастьем. 

Я был слеп и тогда, когда крайне возбужденная Таня, примчавшись ко мне в офис, прервала мою беседу с редким клиентом, сообщив, что потеряла свои таблетки, и попросила денег, чтобы купить взамен. Конечно же, я не отказал ей. 

Через четыре часа мне позвонил шериф с известием, что моя жена мертва, и на полу возле ее трупа найдены две пустых упаковки от транквилизатора и недопитая бутылка виски. 

А теперь, перемещаясь из комнаты в комнату, я коротаю каждый день, силясь осознать, зачем я здесь.

http://twilightrussia.ru/forum/41-14750-3

Это повторялось.С  пугающим постоянством я запиралась в крошечной, покуренной служебной уборной паба, где работала официанткой, прислонялась спиной к холодной стене и старалась, видит Бог, очень старалась запихать свои слёзы обратно. Но обида неудержимо рвалась наружу, эмоции требовали выхода, хотя позволить себе истерику, да что там, просто красные глаза, я не могла. Не имела права, потому что это являлось непозволительной роскошью для меня.

Да кто я такая чтобы сметь, чтобы заявить о себе, своих чувствах, неудовольствиях и претензиях к сыну хозяина?! Со стороны выходило банально, мелодраматично и так… пОшло. Избавиться от ощущения затёртости «сюжета» последнего месяца, написанного кем-то там, наверху, второпях, задействуя шаблоны и удушливо-однообразные словесные обороты, никак не выходило. Да и был ли в этом толк?
Сериал неумолимо набирал ход. И сегодня была очередная серия из набившей оскомину мыльной оперы, где главные герои: сынок владельца средненького, но довольно стабильного английского тематического паба, вздумавший навестить отца, и работающая там молодая, туго стиснутая жизненными обстоятельствами официантка, на которую положили глаз.
Не спрашивая, навязывая, подчиняя.

Это повторялось.

Повторялись липкие слова, взгляды, руки.
Повторялось отчаяние и безысходность.
Повторялось без шанса на надежду.

Слёзы все-таки не удалось сдержать, и предательская тушь размазалась под глазами. Эта "одежда для ресниц", которую мне приходилось "надевать" на работу - закон жанра в заведениях подобных тому, в котором я работала уже почти год. Она излишне утяжеляла мои и так длинные и чёрные ресницы. В ней не было необходимости, как и в подводке, стрелочках и прочей ерунде, неприемлемой мною в повседневной жизни. Но статус бара с названием «Сладкие 60-е» обязывал.

Отзвук этих самых годов, в которые меня ещё трижды не родили, слышался из колонок, расположенных около полукруга сцены  - выступа в ступеньку ростом, тёмного и почти всегда безлюдного. Платить настоящим музыкантам у Марка не было средств и желания, тем более, что это никак не сказывалось на посещаемости, а пускать к себе дешёвую, фальшиво бренчащую на гитарах «сопливую молодёжь», он считал недостойной и компрометирующей его выходкой.
"Только в качестве посетителей, друзья мои, только в таком качестве..."

«Битлз», «The whо» и « Rolling stones»  были выучены мною до последнего звука, до последнего ритмического рисунка, умело пролезая даже в мои сны. Впечатываясь саундтреком в иллюзорность их мира.

He's a real nowhere man
Sitting in his nowhere land
Making all his nowhere plans for nobody.

Он настоящий человек из ниоткуда,
Живущий в своей нигде-стране,
Строящий ни для кого свои никуда не годные планы.

Почти насмешка, и последующее приободрение в виде утешающих и стимулирующих фраз типа:

Ты не знаешь, что теряешь.
Человек из ниоткуда, мир в твоём распоряжении,

проскальзывало мимо сознания, не затрагивая стойкую уверенность в обратном.

Две работающие в «Сладких» официантки обязаны были выглядеть стилистически подогнанными под тёплый бочок времён молодости Марка: платья с нижними юбками, высокие причёски, с использованием накладных шиньонов, туфли на каблуке, от которых безумно уставали ноги.
Бред, к которому стараешься привыкнуть…

Слава Богу, что искусственные волосяные покровы мною не были задействованы. Я обходилась своими волосами – густыми, каштановыми, длиной до пояса. Вот только шпильки... У нас была взаимная нелюбовь. Они всегда проявляли себя двумя способами: выпадая из причёски в самый неподходящий момент или впиваясь в кожу, отчего неизменно начинала болеть голова.

Хотя голове было от чего болеть и без их щедрой помощи. К сожаленью…

Заброшенная помимо воли в непривычную и чуждую стихию, практически в незнакомую мне грань чужого для меня мира, я всеми силами старалась выжить, выдержать, удержаться на слишком хлипком мостике настоящего. Иногда я почти физически чувствовала, как хрустят под моими ногами трухлявые доски дня, и я неумолимо начинаю проваливаться в вязкую пустоту, именуемую безудержное отчаяние.

Я знала каково там оказаться, знала и страшилась снова там быть.

Мало кто видел, скольких трудов мне стоило вытащить себя из глухого, подземного царства мрачного приступа депрессии, в которой так уютно боли. Боли, словно приколовшей меня к столу на уроке ботаники и изучающей степень самой себя – а вот так выдержишь? А если вот так – сможешь шевельнуть крылышками?
Крылья беззаботности и постепенного взросления были обменены на простую возможность жить. На возможность участия в жизни.

Активного в своей пассивности.

Не хочу вспоминать. Не хочу, не хочу больше…

От осознания того, что увещевания не помогают, становилось ещё тяжелее.

Но время шло, множа горечь, которая как снежный ком, таяла слезами. И необходимо было поскорее извлечь себя из их одури. И для этого имелось проверенное средство. Единственное и неоспоримое. Просто отлично, что в неуёмных складках тёмно-синей юбки притаился размашистый карман, вмещающий не только платок, дополнительный блокнот и прочую ерунду.

О, нет! Моя искренняя радость касалось другого.
Радость имела непосредственное отношение к зафиксированному на плёнку моменту чужой жизни, к отображению чужого лица, ставшего для меня практически родным.

Родным в крайней степени близости.

Рядовой щелчок затвора фотоаппарата, прозвучавший когда-то… Никто не знал, чем обернётся для меня этот простой звук.

Замирая от предвкушения, я бережно достала глянцевый прямоугольник. Но насладиться созерцанием фотографии в руке мне не дали.

- Ты там долго ещё намерена прятаться? – пространство за дверью ожило голосом Розали. Она настойчиво бухнула в дверь кулаком. – Не молчи, пожалуйста, я знаю, что ты сюда вошла. Ну и местА ты находишь для своей релаксации…

Я практически видела, как она пожала плечами.

Таиться и притворяться с ней было бесполезно: она хорошенько успела изучить меня. А возможно, вопрос заключался в моей открытости для людей. В том, что прочитывалась я, должно быть, не хуже написанного мелом и крупными буквами, а la доска с прейскурантом в нашем пабе.
Эта яркая представительница емкого определения: «Я твоя подруга, пока ты не перешла мне дорогу», любила расслабляться за счёт перечисления моих упущенных возможностей и неиспользованных ситуаций, «буквально плывущих в руки».

На её взгляд.

Черту между дружбой, или скорее так: черту между спокойным отношением к моему существованию и полным отторжением («и уход отсюда не поможет»), она проводила по понятной только ей одной плоскости. Линия эта выходила не всегда ровная, и от прохождения по зигзагам витиеватых настроений Розали порядком укачивало. Её ракурс рассмотрения происходящего в пабе менялся с пугающей быстротой. Приходилось успевать за сменой её личного калейдоскопа: бац, и - новая мозаика. Утешением служил лишь тот факт, что вне синих кирпичных стен, украшенных картинками, иллюстрирующих лошадиные породы, мы не общались.

Мне не нравилось постоянно подстраиваться под Розали, но кто же меня спрашивал, на самом деле…
Всё было сложно, но… «лёгкость бытия» - понятие, взятое скорее из книг, не так ли? Правда, и понятие «сложности» у каждого разное.

Иногда заботливость обо мне этой высокой блондинки с выразительными формами давала себе ходу в таких разговорах:
- Понятное дело, Белла, кайф здесь не словишь, но с другой стороны – чем тебе не то и не так? Бедный ребёнок! Запри свою мнительность на семь замков, будь проще и не гнездись в своей чёртовой интеллигентности. Я, конечно, всё понимаю, но…

Это был тупиковый разговор.
Разговор, который нуждался в переубеждении собеседника, но который одновременно гарантировал полную бесполезность этого занятия.
Мне был выставлен диагноз без предварительного обследования, без выслушивания жалоб. Без возможности объяснений.

Впрочем, я была ей благодарна за эти попытки привлечения в стан «нормального трудового люда» Лондона.
Как там писала моя любимая М.Цветаева? БЕЗ божеств.

Жизнь Розали воспринималась как некая данность и соразмерность. Она всегда была ей впору, словно сшитой на заказ. Ровно по фигуре: не жмёт, не болтается.
Приемлемого цвета.
Из подходящего материала.

Носи и радуйся.

Мою же точку распознавания целей стёрли серые ластики дней. И инерция в этом случае – отличная вещь: ход набран давно, а ты всё ощущаешь его отзвук, его толчок в спину, позволяющий плыть по мутной реке жизни. Плыть или барахтаться – это уже другой вопрос.
- Одну минутку, пожалуйста. Розали, я сейчас… - громкий ответ в мир паба.

И тихим доверительным шепотом, затворившись в просторы его глаз:
- Я не хочу тебе жаловаться… Можно, я просто помолчу вместе с тобой?

Он на фотографии обычно со всем соглашался.

Что я просила? Слушать меня в лёгкой задумчивости, чуть приоткрыв свои спелые яркие губы; смотреть пронзительными, такими чуткими глазами, проникающими в ту самую душевную глубину, которая была закрыта для всех остальных – внимательно, пристально, завораживающе; понимать – без слов, на основе эмоционально-интуитивного замысловатого кружева…

Всё, как обычно.

Просила слишком много? Не больше, чем он  мог мне дать.

У него получалось... Всегда самым неимоверным образом получалось уравновесить покосивший мирок, закрыть собой от принизывающего ветра Лондонского Ист-Энда. Он умел разбавить солоноватый  привкус тумана на моих губах, крутую горько-тёмную кофейную муть одиноких часов в моей квартире.
И тогда чёткие контуры разочарований становились размытыми, неясными, теряли свою остроту.

- Спасибо, – в несчётный раз боль и обида понемногу сворачивались, сжимались, скукоживались, превращаясь из саднящего душу пореза в рубец воспоминаний.

Почему так происходило? Эта загадка не заботила меня своей странностью, отнюдь. Цепляясь за своё персональное сумасшествие, я шла вперёд, возможно, прихрамывая, но шла.
Он помогал. Он настраивал. Он держал.
Что ещё было нужно?

Собственное отражение в зеркале не порадовало. Оно несколько обречённо рисовало правду: грусть, следы расстройства, притупившиеся, но слишком явные, чтобы можно было их не заметить. Ну-ка, Изабелла, приведи свой внешний вид в подобие порядка. Холодная вода к щекам, уголком платка прочь из-под глаз чёрные подтёки. Сойдёт? Пожалуй…
Поосновательней вталкиваем шпильки в «бабетту», одёргиваем фартук. Даже странно, что он классического белого цвета. Марк вполне мог придумать что-то более экзотически-парадоксальное.

Мы же не совсем нормальный, в понятиях английского общества, паб. Вся эта временная несуразность, замешанная на треморе душевной ностальгической струны Марка. Кроме того, нечасто встретишь официанток в подобных заведениях.
Бармен, самообслуживание, дартс, неизменный просмотр трансляций регби, крикета и, конечно же, футбола по закреплённому над деревянной барной стойкой телевизору, в качестве объединяющего посетителей элемента развлечения. Да здравствует общительность, но не обузданная и бесконтрольная. Англичане, в некоторой степени, зажаты и закомплексованы, поэтому им требуется всяческое содействие.

Вот они – вековые нравы питейного времяпрепровождения.

Первые два пункта в перечисленном списке являлись спорными в нашем случае. Бармен радовал своим присутствием далеко не так часто, как требовалось нам с Розали. Близкие родственные связи с Марком являлись гарантированной возможностью работать по настроению.

Что ж… Крепкие узы братской любви…
Семейственность – одна из черт частного бизнеса. В нашем случае. И с некоторыми её перекосами приходилось смириться. Семья. Это понятие…

Лучше не начинай, Белла.

Второй пункт импровизированного списка – самообслуживание - изживался с достаточной лёгкостью. Ещё бы, когда перед глазами маячат две официантки, приносящие тебе твой заказ, кому охота напрягаться даже в дни наличия бармена?

Нельзя сказать, что двойные деревянные двери «Сладких» не закрывались от потока посетителей. Признаться, что такое определение можно было всерьёз рассматривать только в качестве мечты Марка. Но, всё же, людей хватало, и об этом мне сообщала моя усталость.

- Знаете что, девочки, - недавно Марк, маленький человечек возрастом слегка за шестьдесят, поделился с нами своими дальнейшими планами развития бизнеса. – Я так и не буду подстраиваться под прилизанную однообразность пабов, которые все на одно лицо. Я хочу выделяться, и мне важно создавать тут атмосферу. Запоминаться и западать в душу. Вот вам достигнутый эффект: своя клиентура. За один год – просто шикарно! И это при условии, что работаем мы только шесть часов. Но всё впереди, когда мы раскрутимся достаточно для найма дополнительного персонала…

Мысленное потирание рук, внешняя довольная улыбка и мечтательный взгляд.

Розали рассказывала что-то насчёт его прошлого рода деятельности и теперешнего дополнительного, но я плохо слушала пространный пересказ, щедро сдобренный густыми сливками сплетен.

Каждый старается укротить строптивую жизнь своей собственной уздечкой, главное, чтобы она не превратилась в лассо для других.

Хрустнув ключом в замке, я вышла из своего убежища.

Смятение мыслей понемногу отступало, потерянный было контроль над собой, не вернулся, нет, просто мир перестал раскачиваться, и ступать по нему стало легче.

Розали ждала меня около входа в зал. Выражение её лица не предвещало ничего хорошего.

- Твою же мать, - возмущённое передёргивание плеч – характерный и давно изученный жест. – Вся в соплях, а выглядит отпадно. Бывают же чудеса на свете.

Ядовитый  тон выводил её слова из-под категории комплимента, поэтому благодарить не хотелось.
Как-то вообще уже ничего не хотелось. Единственно что: поскорее домой. Усталость привычная, как туман в этом городе.

- Ну что ты смотришь на часы? Только десять, ещё целый час здесь торчать. Обрадовать? Чёрт любезно принёс новую компанию, и она уже в приличном градусе.

Громкий шепот Розали продолжал делиться новостями, произошедшими в  эти пятнадцать минут  моего непрошенного тайм-аута.

Густой запах пива, жареной рыбы и приправ для соуса привычно терзал обоняние. Приглушенное освещение в зале, зашторенные окна, цветы в подвешенных кашпо, - всё так привычно и неизменно. Но почему же так сложно свыкнуться, душевно подстроиться? Зачем ждать чего-то большего, упрямо желая перемен? Кроме того…  Постоянно думать, думать, думать…
Был ли шанс избежать того утра?
Будет ли силы отпустить прошлое? Слишком яркое, слишком жгучее, излишне восторженное в детском восприятии.

Средство от любви – не любить, средство от памяти – какое оно? Ведь ничего уже нельзя изменить. Так просто. Так жестоко. Так железобетонно.

- Ты слышишь, нет? Изабелла!

- Прости, я задумалась…

- Привычно  уже, знаешь ли. Свалила куда-то мыслями…  Я тебе говорю, что Стивен уже совсем с катушек слетел. Немудрено, что ты от него прятаться побежала, – фыркнула Розали. – Но следующий раз, когда тебя схватят за задницу, лучше – прицельно в пах коленкой. Сработает безотказно.

- Угу, хорошо, спасибо.

Начинавшаяся головная боль поудобнее устраивалась в районе затылка.

- У меня большое впечатление, - назойливый шепот требовал внимания, и от неудобного наклона головы в сторону Розали, начинала ныть шея. – Очень  большое впечатление, что он вкачивает в себя не только алкоголь.

Кто? Ах да, Стивен. Речь о нём.

- Не понимаю, чего Марк ждёт? Его давно надо убрать отсюда. Смотри…

Сжав мой локоть, Розали показывала глазами на Марка, опёршегося на барную стойку и не сводящего напряжённого взгляда с сына. Который…
Который медленно направлялся к нам.

О, нет! Пожалуйста… Должно быть, я ощутимо дёрнулась в противоположном направлении.

-Да ладно тебе, Беллз, не брыкайся. Я сама с ним справлюсь, а ты давай лучше… иди-ка от греха… Вон… - палец с  тёмно-бордовым маникюром прочертил траекторию угла в девяносто градусов и ткнул в сторону шумной компании из четырёх человек, занявших столик в самой затенённой части зала. – Опять чего-то хотят. Разберись.

Радость вперемешку с благодарностью затопили моё сердце:
-Спасибо, ты очень…

- Да шагай уже.

Чуть поспешней, чем позволяли высокие каблуки, я устремилась к столику.

Ещё немного, совсем чуть-чуть, и я, наконец-то, перестану слышать эту мешанину из звуков: бубнящего фона телевизора с наложением на него какофонии  заезженной « Yesterday» и разнотембровых голосов, как там, «своей клиентуры».

Служебная улыбка на лица, вкупе с заинтересованным взглядом, мимически озвучивали дежурную фразу: «Спасибо, что зашли к нам».

Компанию, к которой я подошла, вполне можно было бы отнести к нашим обычным посетителям: молодые парни в  толстовках с капюшонами на голове, в кожаных куртках. Обычные, но, всё же, с резкими отличительными чертами. От их вида возникало ощущение какого-то параноидального старания не выделяться, спрятаться, скрыться. Непринуждённое поведение, но… чёрные очки, надвинутые на глаза бейсболки…

Они чего-то боятся, чего-то не хотят?

Странно, конечно… А, собственно, стоило ли в этом разбираться? Честно признаться, я не знала.

- Притормозите ему наливать, имейте совесть! Иначе будем тащить его ноги по асфальту! - хохотал парень в расстёгнутом двубортном полупальто.
Выглядывавшая белая футболка с надписью Eddie Money странным образом приковывала мой взгляд, будя какие-то воспоминания. Он откинулся на спинку стула и умирал со смеху, показывая на парня, сидящего напротив него. В моём обозрении была только чуть согнутая спина, но даже она не вызывала сомнений, что – да, ему действительно уже достаточно.

- Ах, его длинные ноги, они так дорого стоят, если что – мы не расплатимся!

- Загоним шнурок от его ботинка, и пара миллионов у нас в кармане…

Дружный хохот плотно накрыл пространство от окна до стены, утопив мои вопросы о заказе  во всеобщем веселье.

- Две пинты «Stout» и три порции «Fish & Chips»

Классика выбора.

-Что-нибудь ещ…

Мощный толчок сзади не дал договорить.
Не удержавшись на высоких каблуках, я полетела вперёд и буквально распласталась на широкой спине того самого клиента, который и без меня едва  держал себя в сидячем положении.
Под грузом моего тела парень с невнятным восклицанием упал на стол. От внезапного толчка недопитое пиво разлилось художественной кляксой и, конечно же, забрызгало одежду. Вскочившая на ноги компания недовольно отряхивала свои джинсы от его тёмных капель. Я не знала, как мне реагировать, чувствуя, что краска заливает мои щёки.

Боже мой, до чего же стыдно! Повёрнутые в нашу сторону головы и мерзкий гогот Стивена, устроившего эту сцену, усиливали впечатление того, что родом она из тупой американской комедии. Этакая несуразная конечная реплика во всей своей фарсовой сути. Между тем, не покидало ощущение, что это было достойное завершение сегодняшнего нескончаемого рабочего дня.

Только вот, завершение ли?

- Простите, я… вы не ушиблись? - как не старалась я придать голосу непринуждённость и твёрдость, он всё равно предательски дрожал.

Стрессоустойчивость как ведущее качество в моей работе? Да уж… не помешало бы. Но сейчас важным становилось другое, вытесняя все мысли о собственной персоне на второй план. Настораживало полнейшее молчание того, на кого я так неожиданно и позорно налетела.

Разгадка  была очевидна: положив голову на сомкнутые ладони, он просто спал, не замечая окружающего гомона, не реагируя на происходящее.
Чёрные очки слетели с его лица вместе с капюшоном, обнажая правду.
Без милосердного предупреждения, без подготовки к встрече с чудом.

Сердце болезненно сжалось. Такой знакомый профиль, такой изученный, такой…  Словно…

Нет. Чем меньше это укладывалось в голове, тем сложнее было осознать, что я тоже не сплю.

Моя бесценная ожившая фотография слегка посапывала в полуметре от меня, и это служило гарантией для моей полнейшей отрешённости от мира. Глаза старались запомнить, зафиксировать его чёткий профиль, которому могли бы позавидовать римские полководцы, его губы, чуть капризно по-детски вытянутые вперёд… Слегка нахмуренные брови…

Вокруг что-то происходило: сменялись минуты, действующие лица, поступки, их обоснования... Я продолжала смотреть на звезду экрана - Эдварда Мейсона Каллена, собственной умопомрачительной персоной, странным финтом Судьбы оказавшегося рядом.

Вокруг реально что-то происходило - крики ввинчивались в моё сознание, заставляя включиться разум, заставляя очнуться.

- Да звони ты в полицию, они сейчас здесь всё разнесут!

Кричала Розали, кричал Марк, пытаясь разнять сына с кем-то из компании Эдварда, а может быть, совсем из иной компании. Хлопали массивные двойные двери «Сладких…». Хлопали, опрокидываясь на пол, стулья, звонко шуршало под ногами растоптанное в муку стекло…

Эдвард спал. Я стояла рядом. Мир бесновался в двух шагах от нас, и у меня не вызывало удивления то обстоятельство, что мне было решительно наплевать – что там, за кромкой мысленно нарисованного мелом вокруг нас круга.

Мне нестерпимо захотелось запомнить его на тактильном уровне, сделать слепок его тела, лица своими ладонями, чтобы впоследствии, прикасаясь к пустоте воздуха, ощущать… ощущать…

Эдвард спал. А я… Я смотрела на него. И что могло быть важнее этого?

Так странно, так удивительно и, на секунду показалось, - так правильно.
Словно глоток живительной влаги в знойной бесконечности пустыни.
Словно манящий тонкий запах свежесваренного кофе по утрам – тем утрам, наполненным уравновешенностью и одобрением. Неповторимых и невозвратных.
Словно звучание любимых, отполированных повторами аккордов, извлечённых из недр гордого шоколадного C.Bechstein.

Короткий миг, подаренный редкий шанс напитаться солнечной энергией моей личной батарейки жизни. Впрок.

Непонятно чем заслуженная награда.

Но внезапно, в очередной раз произнесённое слово «полиция», наконец-то, дошло до замутнённого сознания и молниеносно выбило почву из-под ног. Отрезвило, развеяло дурман, оборвало сладкий сон.

Заставило опомниться.

Это слово грозно ставило перед фактом, диктуя свои правила игры, создавало нехитрую причинно-следственную цепочку грядущих событий. И звеньями её были: папарацци, снимки, статьи, разговоры, общественный резонанс… Осуждения, обвинение, гнетущие бесполезные оправдания, радость «коллег», тихое огорчение родных…

Отчаянно захотелось помешать, уберечь от сплетен в диапазоне миллионных тиражей. Позволить подобраться боли и огорчению к тому, кто эти самые боль и огорчения снимал с меня? Получалось нечестно, несправедливо, просто подло наблюдать со стороны, не попытавшись вмешаться.

Холодок ужаса от нарисованной в мыслях картинки, странным образом отрезвлял, способствуя возникновению идеи – простой и априори немыслимой одновременно.
Спасти, укрыть в  своей квартире от вездесущих объективов папарацци, утаить твою звёздную сущность, Эдвард, на несколько часов, пока ты не проснёшься, пока не станешь самостоятельно выстраивать линию своего поведения.

Сошла ли я с ума? Вполне вероятно. Но я должна хотя бы попытаться. Пусть в этом мало толку, пусть ничего не выйдет, но непонятно откуда взявшаяся и непонятно на что опирающаяся уверенность в том, что попытаться стОит, требовала незамедлительных действий с моей стороны.

Полиция в Лондоне – как быстро она приезжает? Я не помнила, не знала.
Возможно, время упущено, но подходящий момент – определённо нет.
Хаос продолжался, сместившись на середину зала, обрастая новыми эпизодами. Никто не смотрел на нас двоих, все активно участвовали в отстаивании своих «позиций» в общей бессвязности происходящего.

Одно точное движение, и « маска» капюшона снова закрывает лицо почти до глаз. Черные очки нашлись мгновенно.
Собранность и чёткость моих движений обострилась до предела. Непонятно откуда взявшиеся силы удивляли. Какая-то бешенная целеустремлённость позволила мне, обхватив Эдварда за талию, заставить подняться и сделать пару невнятных шагов по направлению к чёрному ходу. Так предусмотрительно расположенному неподалёку.

Перехват его руки себе на плечи… Господи, он такой высокий, хоть складывай его пополам, чтобы не болтался без опоры моего тела. Ещё немного… Сопротивление одной двери, прочь щеколду с другой – железной, ведущей в замкнутый  двор. Оттуда через арку выход на улицу, где обязательно неподалёку дежурят такси. Такие места, как наше, обычно вызывает их меркантильный интерес. Ещё один повод для радости.

Ещё один? А что было первым, Белла?

Мысли путались, но оставались чёткими – так всегда происходит в твоём присутствии, Эдвард? Совмещение несовместимого: абсолютная уверенность и страх от собственных поступков.

Дико спотыкаясь, Эдвард старательно переставлял ноги, как обычно путаясь в них, но больше никак не реагировал на происходящее: он спал на ходу. Закрадывалось подозрение, что дело тут не в количестве выпитого, а в степени его усталости, на это количество помноженное. Замечательные, оказывается, у него друзья. Напоили, да к тому же не заметили, что Каллен исчез.

Холодный воздух Лондона был пропитан не пролившимся дождём и пах сыростью. Вечный туман, желтоватый от неона, выхваченный из темноты светом  фонарей, неповоротливо покачивался,- полусонно, неторопливо, - неосознанно создавая впечатление, что город пребывает в состоянии невесомости. Ещё казалось, что Лондон закурил и меланхолично выпускает в завитки улиц плотный дым.

Ожившая иллюстрированная, довольно избитая характеристика к слову Альбион.

Равнодушный ветер не щадил и беспрепятственно гулял по телу, заставляя ёжиться под его налетающими порывами и мелко дрожать. Вся моя одежда, та, в которой я приходила на работу, так и осталась лежать в отведённом для каждого сотрудника отсеке служебного шкафчика паба.

Ничего. Если заболею, то потом. Уже без него.

Закусив губы от прилагаемых усилий, не теряя драгоценных минут на остановки и отдых, я потащила Эдварда вперёд.

Цокающий стук моих каблуков сотрясал тишину ночи. Ночи, жанр которой был слишком сложен для определения.

-Это что?

Вопрос никому конкретно не предназначался. Но прозвучал с искренней заинтересованностью. Прозвучал и повис в воздухе. Ответа ни у кого не нашлось.

Он поднял глаза и удивленно посмотрел на присутствующих. Коротко и быстро. Царапнул взглядом, как лезвием. И отвернулся. Прикурил, но с места не двинулся. Тишина тут же нетерпеливо заполнила все свободные квадратные метры за его плечами. Она сгустилась и стала наэлектризованной. Мрачной и угрожающей.

Образовавшаяся пауза, была чьим-то шансом прояснить ситуацию. Но никто не решался этим шансом воспользоваться. Никто толком ничего не знал. И сказать по этому поводу ничего не мог.

Напряжение росло, пауза затягивалась.

Они молча стояли за ним, устремив свои взгляды в пол. Сложив руки в замок и склонив головы. Послушные пай-мальчики. Чуть-чуть провинившиеся. Готовые тут же признать свою вину. По первому требованию.

Он неторопливо курил. Со вкусом затягиваясь голубым дымом. Табак потрескивал от глубоких затяжек. В концентрированной тишине было все прекрасно слышно. Каждый звук.

Когда он вдыхал, кончик сигареты вспыхивал алым светом. Гас. Снова вспыхивал. И так бесконечно.

-Я еще раз спрашиваю, это что?

***

Это было не «что», а «кто». Еще точнее – она. И ей было плохо. Губы отливали синим. Из уголка рта текла желтая пена. Глаза бегали под опущенными веками. Ресницы нервно дрожали.

Ее тело только что извлекли из контейнера с рыбой. Контейнер прибыл из другой страны. В пути он находился около трех суток. За это время она насквозь провоняла рыбным запахом. И была то ли без сознания с шансом прийти в себя. То ли на грани смерти. Без шанса прийти в себя.

Большую часть площади в контейнере занимали деревянные ящики, внутри которых лежали
пакеты с белым порошком.

Все три дня она дышала этим воздухом. Микроскопические частицы проникали сквозь плохо запаянные швы. А вентиляции здесь не предусматривалось.

Зато путешествие не показалось ей слишком долгим и мучительным.

Он вдруг рассмеялся.

-А русалка-то под кайфом.

Ему показалось это забавным. Он сделал шаг назад и щелкнул пальцами.

-Пристрелите ее.

***

Она бы все равно не смогла разумно оценить момент.

Даже испугаться и то не успела бы.

Чем плоха такая смерть?

Я повернула голову, и наши взгляды встретились. По спине прошел озноб. За столом сидел хозяин жизни. Он привык брать от жизни все, что считал нужным: брал просто так, брал силой или, на худой конец, покупал. Цена не имела значения. Я ненавидела такой тип людей. У них не было ничего святого за душой. Для них все (не нужно тире) в этом мире продавалось и покупалось, любая эмоция - это товар, который можно приобрести за соответствующую цену, весь мир вращался только вокруг их желаний и потребностей. Со мной не говорили, мне никто не предложил сесть. Так я и стояла напротив человека, который рассматривал меня, нагло, ничего не стесняясь, слегка склонив голову набок. Это был мужчина лет тридцати. Он был красив, но его красота была пугающей, холодной и отталкивающей, как у Дориана Грея Оскара Уайльда, поддернутая патиной пресыщенности и вседозволенности. Яркие зеленые глаза, правильно очерченные скулы, жесткий подбородок, слегка кривоватый нос, коротко стриженные бронзовые волосы. Его внешность олицетворяла респектабельность и богатство. Но все это было ничто, по сравнению с выражением его лица. Оно источало могущество, силу и власть.

Мы праздновали день рождения Розали в ресторане Sky Pacific под открытым небом на последнем этаже одноименной пятизвездочной гостиницы-небоскреба. Был июль месяц. В вечернем воздухе еще чувствовался зной летнего солнца, но после заката жара постепенно сходила на нет, и просторную террасу ресторана на пятидесятом этаже обволакивал приятный свежий воздух.
Идея отметить праздник в шикарном, не по карману для студентов, ресторане презентабельного отеля принадлежала Розали. Гордая, красивая, уверенная в себе длинноногая блондинка с фигурой модели и красивыми голубыми глазами была просто рождена для того, чтобы блистать в подобных дорогих заведениях. Что нельзя было сказать обо мне - невысокой, худенькой девушке-брюнетке с карими глазами, бледной, почти прозрачной кожей, с обычной, ничем непримечательной внешностью. Я была чужой на этом празднике жизни.
С нами за столом сидела наша подруга Эллис: маленькая энергичная девушка, по темпераменту напоминающая юркого эльфа Тинкер Белл, с короткими каштановыми волосами и выразительными карими глазами.
Все мы учились в Вашингтонском университете. Я изучала историю искусств, Роузи осваивала премудрости экономики, а Элли постигала тайны медицины. Я закончила первый курс. Моим же подругам оставался лишь год до выпуска и получения заветного диплома. Я познакомилась с Розали в первый месяц после поступления, когда искала себе недорогое жилье в окрестностях Университета. В кампусе, где студенческая жизнь била ключом и иногда напоминала сумасшествие, жить долго я не смогла. Мне хотелось покоя и уединения, как истинному интроверту. На доске я увидела объявление: «Ищу соседку по комнате: аккуратную, спокойную, порядочную». Квартира находилась совсем рядом с Университетом. Посчитав, что я подхожу под требования, описанные в объявлении, я позвонила в этот же день. Розали меня пригласила в квартиру и, пообщавшись со мной не более десяти минут, постановила, что я могу переезжать с завтрашнего дня. Я чуть не расцеловала ее от радости и уже на следующий день переехала со своим небольшим чемоданом вещей.
Розали была из Портленда. Ее отец умер несколько лет назад, оставив ей с матерью, учительницей математики, дом и маленький минимаркет в пригороде. Магазинчик давал не большой, но стабильный доход, что и позволило Розали учиться в Университете. В ее лице я нашла верную подругу и старшую сестру. Мы как две противоположности дополняли друг друга: я сглаживала углы ее резкого характера, а она, в свою очередь, придавала мне смелости. Через пару месяцев к нам присоединилась Эллис, которая перевелась из Чикагского университета в Вашингтонский. Эллис с Роузи были знакомы чуть ли не с детского сада. Но много лет назад семья Эллис перебралась в Чикаго, где она и провела свое детство и юность. Причины, по которым Элли решила перевестись в Вашингтонский университет, она не объясняла, но мы знали, что у нее были проблемы в семье. Ее мать с отцом были на грани развода, и каждый родитель тянул Элли на свою сторону, пытаясь вовлечь ее в эту войну. Поэтому со стороны подруги было мудрым решением перевестись в Сиэтл, где она родилась и провела свое детство, и где были друзья, которые могли ей помочь, пока родители выясняют отношения. Эллис была далеко не спокойная и совсем не тихая, она влетела в нашу жизнь как вихрь и внесла шум и беспорядок в наш с Роузи размеренный быт и уклад. Но ее динамичность и непоседливость, наряду с ее добротой и отзывчивостью, гармонично вписались в наше девичье царство.
Предполагалось, что четвертым за нашим столиком в ресторане будет сидеть молодой человек Розали. Но две недели назад она с ним рассталась, посчитав, что он не способен на взрослые отношения. Вероятно, так оно и было. Он больше походил на щенка на поводке: во всем слушался Розали, никогда ей не перечил и иногда откровенно ее побаивался. Да, таким отношения долго не жить. Ей нужен был мужчина, который смог бы противостоять ее чарам и, что греха таить, ее немного стервозному доминирующему характеру.
Я сидела в углу стола, смотрела на веселящихся подруг и чувствовала себя не в своей тарелке. Я не привыкла к такой роскоши, а роскошь не привыкла ко мне. Каждый раз, когда к нам подходил официант с таким важным выражением на лице, будто он решает проблему роста внешнего долга Америки, мне хотелось самой убрать за собой посуду и извиниться за то, что мы вообще здесь решили отужинать.
И хотя внешность моя и была приведена в "божеский" вид благодаря стараниям и энтузиазму Эллис, я все равно чувствовала себя здесь чужой. А Эллис постаралась на славу: она одела меня в свое узкое темно-синее платье до середины колена, с v-образным декольте, которое подчеркивало мою небольшую грудь и тонкую фигуру, и подарила мне  дизайнерские туфли черного цвета на каблуках-киллерах.
После второго бокала вина я решила освежиться. Я совсем не умела пить. И о том, что мне было всего девятнадцать лет, подруги умолчали, заказывая бутылку белого вина у официанта и показывая ему свои удостоверения личности, где черным по белому было написано, что они уже совершеннолетние. Взглянув на меня, официант было открыл рот, чтобы просканировать и мой возраст, но когда Розали хотела, она могла уговорить и покойника, включая на полную катушку свое обаяние. Вставая из-за стола и направляясь в дамскую комнату, я проговаривала про себя как мантру, что я сейчас не в своих любимых джинсах и балетках, а в узком модельном платье и на высоких каблуках. Посмотрев на себя в зеркало, висевшее в роскошной дамской комнате, нельзя было не отметить, сессия, которая закончилась чуть больше надели назад, все еще давала о себе знать. От усталости глаза приобрели какой-то темный глубокий оттенок, почти черный, сливающийся со зрачками, под глазами пролегли тени, кожа казалась почти голубой во флуоресцентном освещении. Не совру, сказав, что пору сдачи экзаменов нирваной не назовешь. Выпитый же алкоголь придавал мне какой-то разгоряченный вид: глаза горели, щеки пылали, голова кружилась, и хотелось убежать на пятой скорости из этой чужой для меня жизни в свой тихий мир книг и старенького ноутбука, свернуться калачиком в уютном кресле, которое я купила на распродаже подержанной мебели, с трудом затащив его в квартиру, и погрузиться в чтение.
Еще раз посмотрев на себя в зеркало, я вздохнула и сказала своему отражению, будто убеждая его: "Свон! Наберись терпения! Все это ради твоих подруг, не мешай им своим недовольным видом получать удовольствие от заслуженного веселья!"
Выйдя из дамской комнаты, я стремительно направилась к своему столику, и так как в этот момент в моей голове кружились мысли только о том, чтобы поддержать своих подруг, а не о своих пятидюймовых каблуках, я и не заметила стыка ковровых дорожек в проходе ресторана и, зацепившись узким каблуком за один из краев, полетела на пол с растопыренными руками, будто выпрыгивающий из самолета с криком "Джеронимо" парашютист. Стоя на коленях, упершись локтями в этот злосчастный ковер, я чувствовала себя самой неуклюжей дурой на свете. Гости ресторана, которые сидели в той его части, где произошло это "шоу" со мной в главной роли, вмиг затихли и ждали продолжения. Несомненно я стала "звездой" этого вечера! Но как только транс от неожиданности моей позы рассеялся, ко мне тут же подбежал официант и помог мне подняться. Как оказалось это был тот самый официант с проблемой роста внешнего долга Америки на лице. Увидев своего спасителя, я насторожилась. Но, как оказалось, зря: его лицо отражало только беспокойство и заботу. С другой стороны ко мне подошли двое мужчин среднего возраста, вставшие из-за ближайшего стола, и один из них, присев на корточки, смахивал с моих коленей льняной ресторанной салфеткой какую-то одному ему видимую пыль, а второй бережно держал меня под локоть. Убедившись, что я в порядке, они любезно предложили провести меня до моего столика. Но поблагодарив официанта и мужчин, я направилась к нашему столику, отказавшись от помощи.
- На тебя смотрят из вип-зоны, - услышала я обращающуюся ко мне Эллис.
Я повернула голову в направлении, куда мне показала подруга, и наткнулась на холодный острый взгляд зеленых глаз. Мне показалось, что за мной наблюдает хищник, скорее всего, тигр, сканирующий происходящее из полумрака своего логова. В этом взгляде не было ни теплоты, ни заинтересованности. Меня просто рассматривали, оценивали как предмет интерьера. Почувствовав дискомфорт, я поежилась и отвернулась. Я не отличалась ни яркой внешностью, ни светским лоском, я не считала себя способной вызвать такое пристальное внимание, поэтому быстро успокоилась, уверившись, что случайно попала в поле зрения этих цепких глаз. И вечер пошел своим чередом. Подруги наслаждались красивой обстановкой, изысканными блюдами и общением, я же только отражала их радость, тихо улыбаясь, получала удовольствие от их компании, мысленно отсчитывая минуты, когда же все-таки мы уже попросим счет и пойдем.
Я настолько погрузилась в мечты о своем кресле, что даже и не обратила внимания, когда к нашему столику подошел плечистый парень, остановился рядом со мной  и, обращаясь ко мне, произнес:
- Мисс, с вами хотят поговорить. Не могли бы вы пройти со мной в вип-зону?
От неожиданности я настолько растерялась, что даже не поняла, о чем он меня попросил.
- Простите, что вы сказали? – не расслышав, спросила я.
- С вами хочет поговорить мистер Каллен. Не могли бы вы пройти со мной в вип-зону? – проговорил он более громко и четко.
Я уставилась на него, не понимая, кто такой мистер Каллен, и что ему от меня нужно.
- А кто такой мистер Каллен? – спросила я в недоумении у мужчины. И тут я увидела реакцию Розали на это имя. Она смотрела на меня расширившимися глазами и сжимала мою руку под столом.
- Думаю, он сам представится и все объяснит, - продолжал здоровяк. Я посмотрела на подруг, ожидая от них совета: в такой нетипичной ситуации я находилась первый раз в жизни. Роузи, продолжая сжимать мою ладонь, произнесла спокойным тоном:
- Белла, лучше тебе исполнить просьбу. Не переживай, мы рядом.
Но я заметила, что она немного встревожена.
Мне ничего не оставалось, как встать и проследовать за мужчиной. Я прошла в вип-ложу, отметив, что растянулась я как раз перед ней, подошла к столику и встала, не зная, как себя вести дальше. Более идиотской ситуации я себе и представить не могла. И зачем я вообще согласилась пойти?! Зачем Роузи дала мне такой нетипичный для нее совет?! Здоровяк, сопровождавший меня, встал чуть поодаль сзади, пресекая мне ходы отступления. Я повернула голову, и наши взгляды встретились. По спине прошел озноб. За столом сидел хозяин жизни. Он привык брать от жизни все, что считал нужным: брал просто так, брал силой или, на худой конец, покупал. Цена не имела значения. Я ненавидела такой тип людей. У них не было ничего святого за душой. Для них все в этом мире продавалось и покупалось, любая эмоция - это товар, который можно приобрести за соответствующую цену, весь мир вращался только вокруг их желаний и потребностей. Со мной не говорили, мне никто не предложил сесть. Так я и стояла напротив человека, который рассматривал меня, нагло, ничего не стеснясь, слегка склонив голову набок. Это был мужчина лет тридцати. Он был красив, но его красота была пугающей, холодной и отталкивающей, как у Дориана Грея Оскара Уайльда, поддернутая патиной пресыщенности и вседозволенности. Яркие зеленые глаза, правильно очерченные скулы, жесткий подбородок, слегка кривоватый нос, коротко стриженные бронзовые волосы. Я настолько рассердилась на себя за свою неловкость перед этим варваром, который даже не предложил даме сесть, и не представился, что устремила на него сердитый взгляд, но наткнулась на такую сталь в его глазах, что стушевалась и опустила глаза. Мне стало стыдно перед самой собой, что я уступила этому напору властного жесткого взора, поэтому я опять подняла глаза и как можно более уверенным голосом спросила:
- Вы желали со мной поговорить? Я бы хотела услышать причину вашего интереса ко мне и уйти к своим подругам.
"Хозяин жизни" никак не отреагировал на мои слова, вероятно, давая мне понять, что он заговорит только тогда, когда посчитает нужным. Я постаралась не отводить своих глаз от него, а он продолжал рассматривать меня без эмоций на лице, оценивая меня как предмет. Одет он был в дорогой костюм и галстук, в манжеты его белой накрахмаленной рубашки были вдеты платиновые запонки с выгравированными инициалами, поблескивающие в тусклом свете вип-ложи. В воздухе витал приятный запах его дорого парфюма. Его внешность олицетворяла респектабельность и богатство. Но все это было ничто, по сравнению с выражением его лица. Оно источало могущество, силу и власть. Не знаю, сколько прошло времени - может быть, минута, а может, быть и полчаса, - но внезапно я услышала бархатный тихий голос:
- И часто ты устраиваешь подобные представления на полу ресторанов?
Он окончательно смутил меня своим вопросом, напомнив мне о моей неуклюжести. Я покраснела и отвела взгляд, пытаясь собраться с мыслями, чтобы достойно ему ответить. Но задумалась: почему я должна что-либо отвечать? Я подняла голову и задала ему встречный вопрос:
- И как давно вас стали интересовать подобные представления?
Он удивленно приподнял бровь, но ничего не ответил, продолжая меня рассматривать. Внезапно зазвонил сотовый телефон, от неожиданности я вздрогнула и услышала его короткое «слушаю». На том конце что-то говорили.
- Я тебе не разрешал ко мне звонить. Ты нарываешься на неприятности, - сказал он тихо, но от этого голоса опять по спине прошел озноб.
Звонивший, вернее, звонившая, что-то быстро говорила в трубку. Рот мужчины искривился в надменной улыбке.
- Я еще подумаю. Может быть, мне и захочется то, что ты предлагаешь. Перезвони мне через полчаса, – и с этими словами дал отбой.
Он еще некоторое время оценивал меня, что-то прикидывая, потом встал из-за стола, медленно подошел ко мне, словно тигр перед прыжком на свою добычу, посмотрел на меня вниз с высоты своего исполинского роста, достал из внутреннего кармана пиджака пластиковую визитку черного цвета и протянул ее мне.
- Девочка, твой торчащий кверху зад меня позабавил. А меня давно никто не веселил. Ты можешь позвонить ко мне завтра, – произнес он снисходительным тоном, словно давая мне разрешение.
С этими словами, не выражая никаких эмоций на лице и не дожидаясь моего ответа, он удалился спокойной уверенной походкой, как и подобает хозяину жизни.
А я так и стояла с врученной мне визиткой в руках перед пустым столиком и чувствовала себя униженной и оскорбленной в лучших традициях Достоевского. Что это за пошлое обращение "девочка"?! И я ему не комедиантка, чтобы его веселить! Я досадовала на себя за свою неопытность и слабость перед подобными грубостью и напором.
Вернувшись к подругам, первым делом я уставилась на Розали:
- Роузи, что это было? И почему ты мне дала самый странный совет в своей жизни, абсолютно не характерный для тебя!
- Что он тебе сказал? – вместо ответа спросила подруга.
- Да ничего особенного. Дал мне свое королевское позволение позвонить ему, протянув свою визитку, и ушел. Так ты мне можешь объяснить, что все это значит?
- А ты не знаешь, кто такой Каллен? – опять она ответила вопросом на вопрос.
- Понятия не имею. И что я должна знать?
- Это один из самых влиятельных людей Сиэтла и, не удивлюсь, если и Штатов. Славится своим острым умом, немалым капиталом, большим количеством женщин и жестоким характером.
- А чем он занимается?
- Он крупный судостроитель. Ему тридцать три года. Насколько я помню его верфи расположены почти по всем прибрежным штатам, в основном он профилируется на военных кораблях, кажется, какие-то контракты с ВМС США. Ну и вложения в недвижимость – гостиницы, ночные клубы, рестораны, но это уже так – мелочи.
- А почему я читала на твоем лице беспокойство? – спросила я Роузи.
- Ну ходят слухи, – и Розали замялась. – Ходят слухи, что Каллен очень жесток и не любит, когда ему перечат и обманывают. Как-то слышала, что после того, как он поймал  своего топ-менеджера на воровстве и присвоении документов, его нашли избитым до полусмерти в собственной квартире. Пострадавший никаких показаний не дал и наотрез отказался комментировать сей факт, но как-то сам напрашивается ответ. Еще один случай. После того, как он застукал свою очередную модельку, кокетничающую на светском вечере с другим, ее нашли в соседнем зале абсолютно голой и, судя по описаниям, оттраханной, она пряталась за занавеской и не знала, как оттуда выйти. Шуму было тоже предостаточно. Слышала еще и такую историю: несколько месяцев тому назад его очередную пассию нашли пристегнутой наручниками к кровати в люксе отеля "Four Seasons" в Нью-Йорке, мягко говоря, в непрезентабельном виде, с заклеенным скотчем ртом, во рту же она сжимала свои собственные трусы, служившие ей кляпом.
- А откуда ты все это знаешь? – спросила Эллис с ужасом на лице, и я присоединилась к ее вопросу с тем же выражением в глазах.
- Девочки, я подрабатываю в модном бутике на Madison Street. Клиентки в примерочных о многом болтают. И вы совсем не читаете светских новостей. Каллен часто появляется в таблоидах то в связи с открытием очередного заведения, то на светской тусовке с очередной популярной актриской.
- А я-то тут причем!? – вырвалось у меня в совершенном недоумении.
Подруга улыбнулась:
- Белла, ты о себе невысокого мнения. И совершенно зря. Ты привлекательна, в тебе есть изюминка, и, вероятно, ты чем-то ему запомнилась.
- Ну да, упав ниц практически перед его столиком.
- В смысле? – хором спросили подруги.
- Да ничего такого, - пожала я плечами. - Просто каблуки, которые ты мне подарила, Элли, они, конечно, бесподобны, за что тебе большое спасибо, но не зря называются киллерами -  эти атрибуты высокой моды меня чуть не убили. Возвращаясь из туалета, я зацепилась каблуком за стык ковров и упала в проходе попой кверху!
Девочки взорвались в громком хохоте, и я к ним присоединилась. Больше мы об этом не вспоминали, и наш вечер продолжился.

В вашем сообщении я внесла правки, как в саммари, так и в тексте первой главы, - выделяла красным. Прошу обратить внимание на исправления: прежде всего, все числительные, кроме обозначающих даты или время, пишутся обязательно прописью; есть пара стилистических ошибок и пропущенные знаки препинания. В остальном, думаю, Вам сможет помочь бета, если её нет, чтобы на свежий взгляд устранять опечатки - они были в вашем тексте - и проверять пунктуацию.

Вам необходимо ознакомиться с Правилами публикации фанфиков на нашем сайте, оставить соответствующую запись в теме и отписаться мне, после чего я смогу перевести Вас в группу "Фанфикшен". 

Когда будете размещать свой фф, необходимо выбрать раздел "Фанфики с рейтингом НЦ-17 и выше", а не "Все люди", как было заявлено, так как Вы указываете высокий рейтинг. 

Как только ознакомитесь с правилами, напишите мне. Удачи!

ПрологОт третьего- его лица.Нью-Йорк. Десятьчасов утра. Аэропорт.Черезстеклянные двери аэропорта входит крепкий и мускулистый мужчина под руку с
молодой девушкой. Это семейка Свон: Чарли - главный пилот на борту
авиалайнера"US45", Изабелла - дочь Чарли, стюардесса. Они
расслабленно передвигались в медицинский кабинет на осмотр и о чём-то весело
болтали. Подойдя к двери кабинета и, распахнув её, на Чарли налетел мужчина, не
заметив того… Чарли смог устоять на ногах и, посмотрев на лицо этого мечтателя
в облаках, узнал своего лучшего друга и второго пилота Карлайла Каллена. Он
недавно вышел из отпуска, и сегодня настал его первый рабочий день после
отдыха. - Чарли! –воскликнул приятель.- Дождаться не мог, когда выйду на работу и покорю небесное
пространство…- мечтательно закатил глаза он.- Ты как былсамодовольным, так им и остался!!!- пожурив друга ответил Чарли.- Хорошо, что
отдохнул! Здоровье поправил! – добавил он, а Карлайл всё это время от пяток до
макушки оглядывал Беллу, которая всё это время тихо стояла и молчала.- Изабелла,не видел тебя месяц, а ты всё хорошеешь и хорошеешь! – воскликнул он.- Карлайл, яже просила называть меня БЕЛЛОЙ! Я не выношу моего полного имени! – раздражённо
ответила она, но всё же сменила раздражённость на радость и обняла второго
пилота. – Вы тоже неплохо выглядите! – шутливо она стукнула его в бок.- Оууу, -воскликнул он, потирая плечо. – Когда ты успела стать такой сильной.- Я всегдатакой была! – показательно встряхнула волосами и после этого рассмеялась. – Какие
новости?- Я, кстати,как раз к вам бежал, что бы сообщить их! Чарли, ты помнишь моего старшего сына  -  Эдварда? Он учился в лётном училище и закончилего с отличием! Он устроился на работу к нам и будет вторым  пилотом вместо меня! – с гордостью ответилКарлайл. У Свонов челюсти стукнулись об пол!- Как это, аты? – в унисон спросили Белла и Чарли.- А я напенсию скоро ухожу! Доктора сказали, - покосился он в кабинет, где сидела
молодая медсестра Эсми Хорел, - что скоро не будут допускать до полётов, -
закончил от свою фразу с грустной миной.-Жаль!!! –грустно и тихо сказала Свон.- Ладно мнепора, встретимся в кабине! – крикнул Карлайл через плечо, уходя. BPOVПривет! ЯБелла Свон! Мне двадцать пять лет, и я ненавижу своё полноё имя – Изабелла!
Фи….. Я старшая стюардесса на авиалайнере «US45». Я люблю свою работу, люблюпутешествовать. И сейчас, когда я выходила из медпункта с папой, думала о сыне Карлайла.
Я видела его один раз, но это было пять лет назад. Мы с ним тогда даже не
разговаривали. Его отец нам много о нём рассказывал о том, что он очень
ветреный парень... Наверняка за эти годы он похорошел!Мои мыслипрервал голос моей подруги и коллеги Розали Хейл. Эта девушка – загадка! Хоть
она и блондинка, но в машинах разбирается получше чем некоторые парни. Она
добрая, весёлая и красивая! Просто мечта, а не девушка! В неё влюблён наш
бортинженер Эммет МаКкартни. Но она почему то его не замечает. Так, ладно….Я  отвлеклась. Я посмотрела в сторону  подруги и увидела её машущую мне руками.Кинув Чарли через плечо:- Пап, я наминутку! – рванула к подруге. Преодолев расстояние, бросилась к подруге на шею.
– Роуз, как же я скучала. – ( она была в отпуске ).- Оу, Беллз,я тоже очень скучала, но пожалуйста, - под конец она начала хрипеть, - СЛЕЗЬ С
МЕНЯ, А ТО ЗАДАВИШЬ! – заорала она в конце.- Ладно,ладно, - затараторила я, - о, осмотри какие люди, - воскликнула я, кивая
подбородком в сторону входа в аэропорт. В зал ожидания плетётся наша подруга и
коллега Элис Брэндон. Эта хрупка девушка – шопоголичка. Она миниатюрная девушка
с волосами по лопатки плелась по аэропорту с тремя чемоданами по размеру больше
её самой. Увидев её сумки, мы с Роуз кинулись к ней на помощь. - Элис, зачемтебе столько вещей?! – ворчала Розали на Элис. А та с улыбкой во все тридцать
два зуба шагала с одно косметичкой в руках, когда мы тащили её вещи.- Да ладно,девчонки! Мы же летим на Мальдивские острова и пробудем там три дня! Надо
поразить всех парней!  И кстати, это яещё не всё взяла! – успокаивающе сказала она. Мы подругой переглянулись и
закатили глаза. Это ж наша Эллис только так может!!!- Вы слышалиновость? – спросила я девчонок, когда мы были у входа в самолёт и ждали экипаж.- Какую? –одновременно спросили они.- Карлайлуходит на пенсию, а вместо него приходит его сын – Эдвард. - Я слышалапро него, говорят он бабник катастрофический! – безразлично ответила Эллис.- Узкиепознания, девочки….- задумчиво сказала я.Когда пришлався команда экипажа : Чарли – главный пилот, Карлайл –второй пилот, Джаспер –
штурман, Эммет – бортинженер мы направились в кабину. По дороге я спросила: - Карлайл, агде Эдвард? Вы говорили что он сегодня с нами полетит!- Он ужедолжен быть в кабине пилотов!Безразличнопожав плечами я пошла дальше, но зайдя в кабину пилотов застыла в шоке…    Глава 1 Безразлично пожав плечами я пошладальше, но зайдя в кабину пилотов застыла в шоке…На местепервого пилота сидит молодой парень  в наушникахпилота и кричит:- Авиалайнер  «US45», Нью – Йорк, посадка!!! Я наглиссаде!  … Боковой ветер?! … Ничембольше порадовать меня не могли?!.. И полоса обледенела?... Ладно, ладно, я
понимаю!.. Посадка на чистом крыле… Высота – 100… посадочные огни … ВИЖУ
ПОЛОСУ!.. – воскликнул он, поворачивая штурвал, а мы пытались скрыть смех,
закрыв ладошками рот, - блин, как его трясёт – то!.. штурвал на себя!!!..
СЕЛИ!!!.. Малый газ… реверс.. спойлеры.. ТОРМОЗИМ… ТОРМОЗИМ!... вот так вот!...
уфффф!!!! – устало выдохнул парень, - хорошая работа!Вся командатихо посмеивалась в стороне, пока Чарли не высказал своё мнение:- Шасси! –сказал он громко, заинтересованно смотря на «героя». Молодой человек испуганно
повернулся к нам лицом…. Боже… ЭТО ЛИЦО… оно прекрасно! Зелёные глаза обрамлены
пушистыми и длинными ресницами, высокие острые скулы, пухлые губы… губы… СВОН,
о чём ты думаешь?! – Шасси забыл выпустить! – продолжил разглагольствовать
отец, а мистер Совершенство отвёл пристыжено взгляд и начал разглядывать всё
вокруг, чтобы не встретиться с глазами Чарли. -Смотри,рычаг катапульты ищет! – воскликнул, подшучивая Джаспер. – К сожалению на
пассажирских катапульт не предусмотрен! – с деланным сожалением сказал он,
обращаясь к зеленоглазому принцу.- Вот попал!– тихо воскликнул тот.- И парашютовне дают! – весело добавил Эммет.- Да и я ужепришёл в сознание, могу и сам порулить! – добавил насмехаясь папа.Тут я невыдержала и начала громко смеяться, что есть силы. Сдерживаться просто
невозможно!Пареньвылетел из кабины пилотов как ошпаренный!  Спустя некоторое мгновение я почувствовавхолодное прикосновение к плечу и подпрыгнула от неожиданности.- Беллз, тычего? – озабочено спросил меня Карлайл, осматривая, - и почему Эдвард выбежал
отсюда, как ошпаренный? – добавил он. – Ну и как ты встречаешь гостей? – с
насмешкой спросил он меня.- Д-д-обро.ппп-ожаловать н-на борт..Эд-д-вард! – крючась пополам от смеха,  умудрилась проговорить я, приложив руку квиску.  Спустянекоторое время в полёте.. Мы сдевчонками сидели в комнате для отдыха и вспоминали эффектный приход  Эдварда. - Что, прямовсе в отключке, а он один целый самолёт ведёт?! – спросила хохоча Роуз.- Ага!!! Выбы видели его лицо когда он понял, что за ним наблюдали! – сказала я, добавив
тихо для себя, - красивое…От дикогосмеха нас отвлёк деликатное покашливание. Мы обернулись и увидели самого
красивого парня на свете… только лицо у него было  обиженное… Мы начали кусать кулаки, чтобы незасмеяться. Тут он заговорил:- Где я могучаю налить?Элис указалаему на железную банку с черным чаем с рядом стоящим чайником с кипятком. Он
подошёл к столу и стал заваривать  чай.Когда он стоял ко мне спиной, я могла его разглядывать.  У него потрясающая фигура, накаченная…интересно было бы посмотреть на него без одежды… , но я быстро отдёрнула себя
от этой мысли… Краем глаза я увидела, что Эл и Роуз уже красные от
сдерживаемого смеха… скоро лопнул и все стёкла треснут  от этого ультразвука!И вот яуслышала дикий ржач моих подруг. Я подняла взгляд…Пока я думала, Эдвард уже
ушёл!- Хорошржать, как лошади! Всех пассажиров распугаете! – сказала я выходя из комнаты.Сейчас мненужно идти проверить пассажиров. Пройдя в первый класс я увидела Эдварда,
флиртующим с какой то белобрысой кобылой……….. УБЬЮ!!!.................... СВОН,
ДА ТЫ РЕВНУЕШЬ!!!!.......АТТАЗ! Я ПРЕВРАТИЛАСЬ В ДОЛБАННУЮ СОБСТВЕННИЦУ!Черезнесколько минут они направились в сторону сортира. Войдя тихонько за ними в
туалет, я увидела как по дороге Каллен расстёгивает ширинку, а эта шалава его
всего облизывает, как преданная собачонка!                     Сердцесжалось, … почему то! Боже, Белла, ты знаешь его несколько минут и уже
чувствуешь его своей собственностью. От раздумий меня вывел тихий смешок… 

ficbook.net/home/myfics/2074417

в представленном тексте, помимо опечаток и ошибок в пунктуации, пересекается настоящее и прошлое время, а повествование идет то от третьего лица, то от лица девушки без перехода!
А самое главное:

не вяжется с


Приведите текст в соответствие рейтингу, найдите бету, все поправьте и приходите снова

На улице было довольно поздно, когда в лесу послышался разговор двух людей.
- Ты уверена в своем решении? – спросил мужской голос.
- Да. Ей нельзя оставаться в нашем мире. Здесь слишком опасно для нее. По крайней мере, сейчас. – произнес обеспокоенный женский голос – Пусть живет вместе с людьми, там ее не найдут.
Девушка посмотрела на младенца, которого держала на своих руках, и по ее щеке прокатилась слеза. Рядом подошел Питер, и сказал:
- Не беспокойся, Лисса . Я всегда буду рядом с ней, и ни один Демон ее не найдет.
- Я знаю.- с грустной улыбкой на лице произнесла девушка – Если бы ты только знал, как сильно я тебе благодарна.
Питер подошел к девушке и ребенку, и обнял их.
- Мы еще обязательно встретимся !
Лисса кивнула, но она прекрасно знала, что этого не произойдет, и что она разговаривает со своим возлюбленным последний раз. Как бы она хотела остановить время, чтобы побыть с Питером, хотя бы еще немного. Но это невозможно, и она это понимала.
- Пора открывать портал. Скоро солнце взойдет.
- Да, ты права.
Питер снял со своей шеи кулон, и резким движением взмахнул рукой. И на месте, где еще недавно было пусто, появился портал.
Лисса подошла к парню, и аккуратно переложила младенца в его руки.
- Я уверена, ты будешь отличным отцом.
Питер улыбнулся, но ничего по этому поводу не сказал.
-До свидания, Василиса ! – и с этими словами он скрылся с младенцем в портале.
И как только портал закрылся, девушка упала на колени, и горько заплакала.

Я умерла счастливой…
Думала ли я, что моя жизнь закончится в том возрасте, когда у всех всё только начиналось? Нет, не думала… я даже не гадала.
Говорят, что Бог – эгоист, и первыми забирает к себе самых лучших, добрых и светлых людей. Никогда не думала, что я буду одной из таких. Вообще, я была уверена, что святых людей не существует. Каждый из нас делает ошибки. Простительные или нет, решать не нам. Не то чтобы я сделала много глупостей или плохих вещей, я не была злой, но и доброй меня не назвать. Когда я начала догадываться, что со мной произойдет, я стала невольно иллюстрировать в голове своё прошлое. Как много я успела сделать? Как много сделала я добра? Картина моей скромной жизни была дотошно пустой. Скучно и неинтересно. Даже однотипно. Почему именно мне выпало пережить это и тихо уйти из жизни, я не знаю. Иногда нужно просто смириться.
В последнее время меня душили стены, я не могла находиться в этой камере под названием "квартира". Это было невыносимо. Мне просто не хватало воздуха. Я была рада выходить на улицу постоянно. Как плохо, что мою болезнь обнаружили лишь на середине третьей стадии. Не знаю, почему я жалею. Возможно, я бы проводила больше времени со своей сестрой, дарила бы ей радость и тепло, если бы узнала о своем диагнозе раньше. Я бы дарила ей то, что не дали мне в детстве. Я дарила бы ей ту мудрость, которой располагала. Я бы говорила, что не стоит стесняться жить, надо открывать себя для новых возможностей, для сюрпризов судьбы. Она была младше меня на пятнадцать лет. Это было чудом, когда она появилась в нашей семье. И я любила это чудо. Она – Дейзи – будет той, кто сможет удержать Рене и Чарли на плаву после того, как меня не станет.
Не знаю почему, но когда тебе называют точное время, когда мир услышит последний твой вздох, ты начинаешь судорожно глотать воздух. Сколько бы я себя не упрашивала, я не могла начать дышать спокойно, я постоянно захлёбывалась так нужным каждому из нас кислородом.
Я любила жизнь. Да, иногда были шероховатости, а иногда ровная гладь, но ведь это жизнь, не правда ли?
Сейчас я неосознанно смотрю на свою правую руку. Говорят, там есть линия жизни. Когда мама принесла с работы книгу о хиромантии, мы всю ночь провели, читая её и изучая свои ладони. Какая ирония, но моя линия жизни намного длиннее, чем мамина. Мама ещё тогда, со слезами на глазах, погладила мои руки и сказала: «Живи, дочка, живи». Не знаю, почему она плакала: может, расстроилась, что её линия жизни была не столь длинной, как моя, или же то, что впервые за много лет мы с ней провели время вместе. Оказалось, что моя линия была обманчивой.
Я не жалею о своей жизни. Всё, что мне пришлось увидеть, было прекрасно. Я часто гуляла по улице, еще чаще – на детских площадках. Я просто впитывала в себя всё это. Мне было не много и не мало – двадцать пять лет, когда я стала догадываться, с чем столкнусь через пару месяцев. Но я всё равно не могла остановить себя, чтобы не приходить на площадку и наблюдать за жизнью маленьких человечков. Иногда я опускала свои огромные тёмные очки на глаза и молча всхлипывала от того, как несправедливо всё обернулось, а бывало, просто грустно улыбалась.
Поначалу я плакала. Много. А потом поняла, что слезами ничего не исправишь. Время от времени я задыхалась, но быстро принимала две таблетки успокоительного и снова становилась прежней.
Иногда, когда я ехала домой после череды скучных пар, я любовалась на молодых людей и на их золотые кольца на правой руке безымянного пальца. Мне не выпала честь почувствовать холод метала на своём пальце. Однажды я пришла домой и решила, что мечты – это неплохо, и надела на безымянный палец своё старое золотое кольцо. Ночью я представляла, каким был бы мой муж и наша свадьба. Тем утром я встала со счастливой улыбкой на лице.
Я хотела быть любимой, однако умом понимала, что таковой никогда не стану. Иногда после занятий мне звонила Розали, у которой скоро свадьба, и просила меня выбрать с ней её платье. Я любила свою подругу, и она была одной из немногих, рядом с кем я была самой собой. Когда она уходила мерить подвенечные наряды и раздавала указания портнихам, как и на сколько подрезать их, я гуляла меж стеллажами. Трогала приятную текстуру платьев, некоторые из них даже прикладывала к своему телу, стараясь понять, какой фасон мне больше подходит. Я смотрела на них и представляла, в каком именно меня положат в чёрную коробку. Я не хотела ничего пышного, небольшое красивое платьице было как раз по мне. Может, я и буду казаться слишком простой, зато всё будет аккуратно и красиво. Я помню как-то раз мне даже предложили примерить одно.
- Не желаете примерить вот этот фасон? Размер под вас подберём.
Я усмехнулась и развернулась, желая уйти и сказать, что мне ещё рано одеваться в подвенечное платье. Хотя понятие «рано», думаю, у меня и у этой девушки были довольно разными. Розали выглянула из примерочной, говоря, чтобы я примерила его. Кто я такая, чтобы спорить? Я вошла в примерочную и надела платье. Я могла бы расплакаться в ту же минуту, как шелк окружил моё хрупкое тело, но я просто улыбнулась. Во всяком случае, я ощутила это ещё будучи живой. Я покрутила своё псевдо-обручальное кольцо на пальце и зажмурилась, представляя, какой я могла бы быть. Через секунду Розали выволокла меня через двери, и мы вдвоём уставились на наше отражение в зеркале. Я быстро заморгала, слёзы так и норовили политься из глаз.
- Мы будем самыми красивыми невестами! Сначала я, а потом ты.
- Я… – прошептала я. Только вот не знала, в этой или уже в другой жизни я буду невестой.

В вашем тексте встречаются ошибки:
- глагол "уверена" всегда пишется с одной буквой "н";
- есть опечатки, пропущены буквы;
- есть пропущенные запятые;
- запомните, что в диалогах и прямой речи местоимение "вы" при обращении к кому-либо не пишется с большой буквы. Такое написание применимо только в переписке, в основном, деловой, когда тот, к кому идет обращение, может прочесть его сам. В данном же случае это выражение устной речи на письме, в которой невозможно выделить эту самую заглавную "В". 
- главное, много стилистических ошибок.

Я исправила все ошибки в вашем сообщении и выделила их красным. Внимательно ознакомьтесь.
Для перевода в группу "Фанфикшен" Вам необходимо найти бету, которая бы исправляла ваши опечатки и пунктуацию, и хорошо бы, стилистические ошибки.
Поэтому я жду следующего от Вас:
- Вы должны ознакомиться с Правилами публикации фанфиков на сайте robsten.ru (Вы почему-то ознакомились только с правилами публикации переводных историй);
- Сообщите мне имя беты, которая будет помогать вычитывать главы - можете написать просто в ЛС.

После этого Вы сможете выкладывать свою историю. Удачи!

P.S.: Если Вы нигде еще не выкладывали этот фф, то не пишите о том, что он завершен, даже если он полностью Вами дописан. Логичнее выкладывать его в подразделе "В процессе".