Ключи, что сердце отворят любви,
Я спрятал, и теперь их не найти,
Я заточил тебя в мучительной неволе
Своих страданий и сладчайшей боли.
Ничем и никогда не искупить вину,
Ведь мы в любви вели нечестную игру.
В сердцах у нас со сладкою печалью
О чём-то говорят любовь с отчаяньем.
Мы потеряли всё, в той проиграв войне,
И даже призрачной надежды больше нет.
Нам остаётся лишь оплакивать былое
Тоскливой песней горечи и боли.
Я негорящий свет, объятый мраком,
И мой огонь угасший не вернуть.
Хоть я и нахожусь с тобою рядом,
Увы, любимая, не освещаю путь.
В душевном шторме мы навеки затерялись,
Как в зеркалах, в вине друг друга отражаясь.
Я перестал всё приукрашивать давно
И больше не пишу тебя, как прежде.
Любви багровый пересох поток,
Иссякла кровь и умерла надежда.
Кругами многими пройдя свой ад,
Я, обессиленный и сломленный, ползу
Из самой бездны, из-под Люцифера лап,
Чтоб получить один, последний, поцелуй.
Поэтичный перевод песни «Sleepwalking Past Hope» гр. HIM
Я спрятал, и теперь их не найти,
Я заточил тебя в мучительной неволе
Своих страданий и сладчайшей боли.
Ничем и никогда не искупить вину,
Ведь мы в любви вели нечестную игру.
В сердцах у нас со сладкою печалью
О чём-то говорят любовь с отчаяньем.
Мы потеряли всё, в той проиграв войне,
И даже призрачной надежды больше нет.
Нам остаётся лишь оплакивать былое
Тоскливой песней горечи и боли.
Я негорящий свет, объятый мраком,
И мой огонь угасший не вернуть.
Хоть я и нахожусь с тобою рядом,
Увы, любимая, не освещаю путь.
В душевном шторме мы навеки затерялись,
Как в зеркалах, в вине друг друга отражаясь.
Я перестал всё приукрашивать давно
И больше не пишу тебя, как прежде.
Любви багровый пересох поток,
Иссякла кровь и умерла надежда.
Кругами многими пройдя свой ад,
Я, обессиленный и сломленный, ползу
Из самой бездны, из-под Люцифера лап,
Чтоб получить один, последний, поцелуй.
Поэтичный перевод песни «Sleepwalking Past Hope» гр. HIM
Отношения с Сетом стали меняться к концу ноября. Эти изменения, главным образом, исходили от него, но и Белла была не против. Во всяком случае, ей так казалось. В какой-то момент она смогла расслабиться и просто поплыла по течению, не зацикливаясь на своих ощущениях и чувствах к нему.
Что будет завтра с ней и Сетом? Что будет завтра в ней к Сету? Придут ли те чувства, которые Белле так хотелось в себе взрастить? Неважно. Нельзя жить в ожидании чего-то: этого «чего-то» можно так и не дождаться, а жизнь днями, часами и минутами утекает сквозь пальцы. Утекает быстро и безвозвратно.
«Самое главное и лучшее всегда происходит прямо здесь и сейчас, лисёнок!» - с улыбкой часто повторял отец, иногда шутливо щёлкнув Беллу по носу, иногда ласково потрепав её по голове и взъерошив волосы.
Простая истина, о которой люди постоянно забывают. Многие, но только не Чарли Свон. Он во всём видел положительную сторону и с готовностью открывал её и для Беллы – даже в неудовлетворительном балле по математике и в порванных джинсах, которые она с детской наивностью пыталась спрятать от матери под крыльцом дома, за чем её и застукал Чарли. Он умел находить счастье в каждом мгновении жизни, не выискивая его намеренно. Счастье словно само шло за ним по пятам. Вплоть до того дня, когда ему поставили смертельный диагноз. Но даже болезнь не смогла сломить его. Из них троих он единственный не разучился улыбаться.
«Всё хорошо, лисёнок, всё хорошо…» - слова, навечно оставшиеся звучать в сердце Беллы болезненным утешением. Утешительной болью.
Ей так не хватало отца. Может быть, теперь – как никогда прежде. Он был единственным, кому Белла могла бы рассказать о том, что творилось сейчас в её душе; единственным, с кем она могла бы поделиться своими страхами. У Чарли обязательно нашлись бы для неё нужные слова и хороший совет. Ласковая и по-доброму насмешливая улыбка – «Какой же ты ещё ребёнок!» - любящего отца.
Но Чарли больше не было, и Белла осталась один на один со взрослой жизнью, внезапно свалившейся на неё в тот самый момент, когда её ноги ступили на асфальт Нью-Йорка. Со взрослой жизнью, таившей в себе чёртову прорву проблем и опасностей, которые были куда как страшнее низких баллов и испорченной одежды. И теперь Белла, словно слепой котёнок, неуверенно двигалась наугад, то и дело натыкаясь носом на неожиданные препятствия и всеми силами пытаясь задавить в себе смятение и страх.
И во всей этой кромешной темноте и неразберихе Сет показался Белле первым надёжным ориентиром, за который она поспешила ухватиться. Вдвоём было уже не так страшно.
Постепенно к Белле пришло осознание, что ей хорошо с ним. Действительно хорошо. Они во многом были похожи, как родные брат и сестра. Подолгу могли болтать обо всём на свете – никаких неловких пауз и старательно подобранных слов.
Почти каждый вечер, когда все расходились спать, Белла шла вместе с Сетом, и они какое-то время лежали на его койке, обнявшись и разговаривая о чём-нибудь вполголоса. Однако она никогда не оставалась с ним, но не потому что ночью к своему излюбленному окну должен был прийти Эдвард – о нет, конечно же, нет, - а потому что койка была слишком узкая, чтобы спать на ней вдвоём. Им и так приходилось тесно прижиматься друг к другу, чтобы поместиться на ней.
Ладонь Сета блуждала по её бедру. Двигалась медленно и ненавязчиво, замирала на ягодице и дальше пробиралась вверх. Забредала под футболку. Длинные пальцы клавишника пробегали по её спине, очерчивая каждый позвонок. Приятно до мурашек. С намёком, но без настойчивых претензий на продолжение. Они были словно юные школьники – неловкие, полные смущения и робости, не знающие, как решиться и повысить градус своих отношений.
Ладонь Сета была узкой, нежной и мягкой – словно женской. Белла не хотела сравнивать её с чуть грубой, широкой ладонью Эдварда. Не хотела вспоминать. Но кожа всё равно помнила, как жарко ей было под его руками, как сладко плавилась она от каждого, даже малейшего прикосновения, будто долька шоколада, случайно забытая на солнцепёке.
Не надо всё портить… пожалуйста, не надо!..
Белла жмурилась и сосредотачивалась на тихом голосе Сета, щекущем ей шею.
Чаще всего они разговаривали о чём-нибудь нейтральном, вроде фильмов, музыки и школьных воспоминаний. Но иногда затрагивали и более серьёзные, личные темы. В один из вечеров Белла рассказала Сету о своём отце. Слово цеплялось за слово, сплетаясь в неспешном рассказе с блуждающей на губах улыбкой и со слезами, дрожащими на кончиках ресниц.
В ответ Сет тоже начал делиться своими воспоминаниями, но вдруг замолчал. Белла не торопила его, понимая, насколько, должно быть, тяжело ему говорить об этом. Она просто лежала рядом, опустив голову ему на плечо и слушая его размеренное дыхание.
- Мне бы очень хотелось поговорить с отцом ещё хотя бы раз, - вдруг сказал Сет, обняв Беллу за плечи. – Хотя бы спросить, действительно ли он ненавидит меня, и если да, то за что? – он судорожно вздохнул и снова продолжил: - Когда отец уже был в пансионате, я приходил к нему несколько раз. Просто заходил в его комнату и молча смотрел на него, сидящего в инвалидной коляске у окна. Сначала он как будто не узнавал меня, но затем начинал дико вращать глазами, громко мычать. И я уходил… Если честно, то просто убегал. Было страшно и… горько что ли. А потом медперсонал тактично намекнул мне, что мои визиты плохо сказываются на его самочувствии, и я перестал ездить к нему. Стал просто перечислять деньги на его содержание и иногда по телефону узнавать о его состоянии... Я не видел отца уже несколько лет. В прошлом месяце ездил в пансионат, но зайти к нему так и не решился. Если он до такой степени не хочет меня видеть, то мне всё это тем более ни к чему, - последние слова были сказаны тоном обиженного, разозлённого ребёнка.
- А ты не думал, что дело в другом? Может быть, это раскаяние? Что если это – отчаяние от того, что он хочет попросить у тебя прощения, но не может из-за болезни?
- Ты слишком добра к людям, - усмехнулся Сет. – Всё видишь в лучшем свете, чем есть на самом деле.
- Наверное, это у меня от отца, - улыбнулась в ответ Белла.
Больше они об этом не говорили. Да и прочие серьёзные темы, словно по молчаливой договорённости, успешно обходили стороной.
Другое дело, например, первый поцелуй – казалось бы, совершенно безопасная тема.
Белла со смехом рассказала Сету, что самый первый поцелуй случился у неё с лучшим другом, с которым она выросла на одной улице и вместе училась в школе. Им обоим было по пятнадцать лет. Друг наконец решился и пригласил на свидание девочку, которая нравилась ему уже не один год, и рассчитывал получить первый в своей жизни поцелуй, но боялся облажаться. Вот и попросил Беллу помочь ему с «тренировкой». Конечно же, она согласилась, но не столько по доброте душевной, сколько из любопытства: уж очень ей было интересно, каково это – целоваться.
- Ну, а как это было у тебя? – с любопытством спросила Белла, ткнув указательным пальцем Сету под рёбра.
- Ты имеешь в виду настоящий поцелуй или вообще? – коленка Сета протиснулась между её коленок, нога обвила ногу, а ладонь легла между лопаток.
- О, так у тебя тоже первый поцелуй был не настоящим? – с улыбкой протянула Белла. – Давай-давай, рассказывай.
- Нет, девушкам о таком не рассказывают, - хмыкнул Сет. – Это был величайший позор всех времён и народов.
- Тогда ты тем более должен мне рассказать. Я требую!
- Это была не девчонка, - с запинкой пробормотал Сет.
- Что? Да ладно?!
- Мне тоже было пятнадцать. После школьного концерта, в котором я участвовал… Ну, знаешь, сидел на стуле посреди сцены весь такой отутюженный, в белой рубашечке и брючках со стрелочками, играл на гитаре и пел «Yesterday» The Beatles… Так вот, какой-то чувак из выпускных классов подкараулил меня в туалете. Схватил и поцеловал прямо в губы.
- Ого!.. А ты? – спросила Белла, пытаясь сдержать смех.
- В первые мгновения растерялся, но потом вырвался и убежал. И до конца учебного года всеми силами старался больше не попадаться ему на глаза. Уж не знаю, понял ли он, что ошибся на мой счёт, или просто решил, что я отказываюсь признать свою истинную сексуальную ориентацию, - хохотнул Сет. – Всё бы ничего, но меня по-пьяни угораздило разболтать эту историю парням, и с тех пор Майк то и дело отпускает в мой адрес гейские шуточки… Если честно, я так и не смог понять, с какого это перепугу тот чувак вдруг принял меня за своего.
- Наверное, потому что ты очень милый.
Фраза прозвучала игриво. Настолько игриво, что Белла сама этого испугалась, но было уже поздно.
- Значит, считаешь меня милым? - Сет резко развернулся, подмяв под себя Беллу. В его голосе слышалась напускная угроза. И желание.
Белла охнула от неожиданности, но сумела выдавить из себя улыбку. Она готова была поклясться, что ей в живот упирается его возбуждённый член.
- Да, ты просто очаровашка, - уже не слишком уверенно подтвердила Белла, стараясь как можно плотнее вжаться в матрас койки, чтобы уменьшить ощущение тяжести Сета на собственном теле.
Глупая и безуспешная попытка.
Губы Сета всё равно настигли её губы. Горячие и мягкие. Белла чувствовала каждый оттенок этого поцелуя, каждую нотку вкуса. Каждое движение его губ отпечатывалось в её сознании. Слишком чётко, слишком явно. И никакого пьянящего тумана в голове, никакой дрожи в теле. Даже с Джейкобом кое-где на воображаемом небосводе загорались бледно-жёлтые звёзды. Здесь – лишь тёмное днище верхней койки.
Это разозлило Беллу. Она закрыла глаза, чуть откинув голову назад и, старательно отвечая на поцелуй, потёрлась промежностью о ногу Сета, просунутую между её ног. Он издал короткий, сдавленный стон и углубил поцелуй.
Чья-то подушка прилетела им в головы, после чего в отодвинувшейся шторке показалась физиономия Эммета, свесившегося с верхней кровати.
- Всё это охренеть как романтично, но на случай, если вы решите продолжить, хочу напомнить, что вы тут не одни, и ВСЕ слышат каждый ваш грёбаный звук!
В тоне Эммета не было даже намёка на обычную шутливость – он звучал раздражённо, даже зло. Ещё никогда Белла не видела его столь серьёзным и столь взбешённым.
Голова Эммета исчезла, но всё пространство вокруг Беллы тут же заполнилось остервенелым визгом акустической гитары.
Эдвард.
Это не было похоже хоть на какую-то мелодию. Скорее, на прощание со струнами. Отрывистый и резкий звук гитары ужалил Беллу и Сета, впился в них, словно прицельно выпущенная автоматная очередь. А затем ещё одна. И так до последнего патрона.
Белла высвободилась из-под Сета и на несколько секунд замерла, втянув голову в плечи и зажав уши руками.
- Вы чё, блядь?! Вообще все охуели?! Дайте поспать, суки! – полупьяный голос Майкла слился с гитарным воплем, придав ему ещё больше болезненной злобы.
Гитара резко замолчала, стукнувшись обо что-то и охнув своим пустым деревянным нутром. Воцарилась гробовая тишина – тяжёлая и густая.
- Я… мне надо… я пойду, - едва слышно выдавила Белла.
Ей вдруг стало трудно дышать. Она чувствовала себя униженной и раздавленной, словно была застигнута за чем-то постыдным и неправильным.
Возможно, дело было в том, что она сама на подсознательном уровне считала это чем-то постыдным и неправильным?
Не дожидаясь ответа растерявшегося Сета, Белла торопливо слезла с его койки и бегом устремилась к своему дивану, громко хлопнув дверью спальной зоны.
Лишь бы Сет не пошёл за ней. Лишь бы не пошёл!..
Она с головой залезла под одеяло и, уткнувшись лицом в подушку, дала волю душившим её слезам. Откуда они взялись? Ведь не случилось ничего особенного... Или случилось?.. Белла не знала ответа на эти вопросы, но чувствовала внутри свербящую боль, которая постепенно и незаметно копилась в ней и теперь вдруг выплеснулась через край, снесла плотину и размыла берега.
Белла не знала о чём или о ком плачет, но накручивала на кулаки одеяло и подвывала, кусая зубами подушку. Последний раз она рыдала так в день похорон отца, но тогда у этой боли была причина. Было имя – потеря. Самая страшная и невосполнимая. Теперь же причин не было. Причин не было, а пустота была. Взявшая будто бы ниоткуда, сотканная из ничего, она навалилась сверху и придавила к дивану.
Когда сил плакать уже не осталось, Белла обняла себя за плечи и замерла, бездумно таращась в потолок автофургона, по которому привычно-равнодушно проплывали фары встречных машин.
Первая, вторая, третья… двадцать шестая… сто тридцать пятая…
В ту ночь Эдвард так и не пришёл.
♫ ♪ ♫
Эдвард не приходил три ночи подряд, а затем всё вернулось на круги своя. О маленьком инциденте с поцелуем никто не вспоминал, делая вид, что его и вовсе не было. Белла с Сетом по-прежнему лежали перед сном на его кровати, но дальше разговоров дело не заходило. Да и говорить они теперь старались шёпотом, чтобы больше никому даже в голову не пришло упрекнуть их в том, что они мешают спать.
Гастрольный тур успешно продолжался. Сотни и сотни миль убегали из-под колёс фургона, перемещая их из города в город, из штата в штат.
В Чикаго группа приехала на два дня: на шестое декабря была запланирована автограф-сессия, а на седьмое – концерт.
Парни сидели в холле за длинным столом, раздавая автографы, расточая улыбки и целые тонны инфернального обаяния. Они отвечали на вопросы, с искренней благодарностью принимали восторженные комплименты и фотографировались с фанатами, строя то смешные, то страшные рожицы в объективы их фотокамер. Вокруг царила атмосфера радостной суеты; нагретый дыханием множества людей воздух вибрировал нескончаемым гулом голосов, иногда растекался смехом, а порой срывался на девичий визг.
Было во всём этом нечто позитивно-сумасшедшее, доступное для понимания лишь посвящённым. Сидя в стороне рядом с Джеймсом, который отвечал за организацию подобных мероприятий, Белла наблюдала за счастливыми лицами фантов и немного завидовала им. У неё самой никогда не было кумиров, а потому этот радужный спектр эмоций, что испытывали все эти люди, был ей недоступен.
Правда, теперь Белла и сама стала преданной фанаткой группы «Инферно», но она не считала их своими кумирами – скорее, друзьями.
Спустя где-то час всё это действо Белле порядком наскучило, и в попытке хоть как-то развлечь себя она сосредоточилась на Эдварде и подходивших к нему поклонниках.
Сначала Белла честно пыталась наблюдать за Сетом, но с тем не происходило ничего интересного: люди брали у него автограф, перебрасывались с ним парой слов, девушки фотографировались, вроде бы не пытаясь при этом нарушить рамки дозволенного. Всем и каждому Сет дарил одну и ту же, будто приклеенную к лицу, улыбку, мило сияя ямочками на смуглых, идеально выбритых щеках. Создавалось впечатление, что из всех парней он единственный чувствовал себя зажато и не вполне комфортно.
Едва сумев подавить зевок, Белла перевела взгляд на Каллена, не испытывая при этом никаких угрызений совести. В конце концов, здесь, как и на сцене, он был главным действующим лицом.
Каждый хотел подойти к нему. Большинство фанаток откровенно заигрывало с ним: кто-то – неумело и неловко, кто-то – нагло и развязно. Фотографируясь с Эдвардом, девицы так и норовили прижаться к нему поплотнее, а некоторые даже умудрялись изловчиться и поцеловать его – слава небесам! – в щёку.
Вот же похотливые сучки!
Его Величество делал при этом большие глаза, но улыбался.
Лис, попавший в курятник.
Белла то и дело фыркала, закатывая глаза и нервно постукивая пяткой о пол, но снова и снова возвращалась взглядом к Каллену.
В кои-то веке он был без шапки и постоянно теребил волосы. Наклонив голову вниз, чтобы подписать очередной компакт-диск, сдувал упавшие на лицо длинные пряди. Это не очень-то помогало. Тогда он запускал в волосы пальцы и сжимал их в кулаке на затылке.
Вытягивал губы трубочкой. Иногда хмурился, морща лоб. Выгибал брови – порой под немыслимым углом. Десятки выражений лица, целая кладезь непохожих друг на друга улыбок. Весёлость, добродушие и будто бы личная заинтересованность в каждом подошедшем поклоннике.
Давалось ли это ему так же легко, как казалось со стороны? Или за всем этим умело скрывалось колоссальное напряжение?
Белла представила, как бесконечная вереница людей жаждет прикоснуться к ней, получить её улыбку или хотя бы минуту внимания. Представила всё это эмоциональное давление и внутренне содрогнулась.
Эдвард же выглядел расслабленным, пусть и усталым.
Молоденький парень, которому Каллен подписал гитару, задержался возле него дольше других. Он что-то говорил Эдварду, активно жестикулируя. Тот внимательно слушал, вертя в руках чёрный маркер и время от времени вставляя ответные реплики. Парень замолчал, но затем снова что-то сказал, смущённо улыбнувшись. Каллен громко расхохотался, чуть запрокинув голову. Отсмеявшись, он что-то написал на обратной стороне одного из сет-листов¹, стопкой лежавших на столе, и протянул его парню. Тот взял листок с таким выражением лица, будто ему вручили чек на миллион долларов, и обратно поскакал чуть ли не вприпрыжку.
Следующей подошла симпатичная брюнетка с чересчур глубоким декольте. Положив перед Эдвардом постер для автографа, она наклонилась так низко, что её грудь оказалась в опасной близости от его лица и едва не вывалилась на стол. Брюнетка что-то игриво сказала Каллену. Он криво улыбнулся, выразительно изогнув бровь. Медленно обозревая пространство вокруг себя, словно размышляя над чем-то, Эдвард наткнулся взглядом на Беллу, а затем снова сосредоточил своё внимание на брюнетке. Быстро расписался на постере и, возвращая его девице, с улыбкой выдал какую-то фразу, заставившую её глаза заблестеть, а щёки – вспыхнуть румянцем.
Ну прямо, мать его, Волшебник из страны Оз, раздающий людям счастье.
Терпение Беллы иссякло.
Внутри неё кипело и бурлило раздражение, справляться с которым становилось всё труднее и труднее. Поймав себя на внезапном желании членовредительства в отношении грудастой брюнетки, Белла сочла за благо ретироваться.
Она ревновала Эдварда, хоть и не должна была. Не имела права. Он ничем не был ей обязан. Она была для него никем. И отчасти это было её решение и её выбор. Но вся беда заключалась в том, что для неё самой Каллен по-прежнему оставался кем-то. Кем-то особенным. И присутствие Сета ничего не могло с этим поделать, как не могло маленькое полупрозрачное облачко полностью заслонить собой яркое полуденное солнце.
Пытаясь отвлечься и скоротать время, Белла зашла в концертный зал, где полным ходом шла подготовка к завтрашнему выступлению «Инферно».
Немного поболтала с Сэмом, колдовавшим над освещением сцены, а затем присоединилась к Тайлеру, монтировавшему декорации.
- А я уж подумал, там всё закончилось, и ты пришла за нами, - вытирая футболкой выступивший на лице пот, улыбнулся Тайлер.
- Не-е-ет, мне кажется, это уже никогда не закончится, - не сумев скрыть раздражение, протянула Белла.
- Раз уж ты здесь, будь добра, подай мне крестообразную отвёртку. Эта та, которая…
- Я знаю, как она выглядит, - оборвала его Белла, доставая из чемоданчика с инструментами нужную отвёртку с красной прозрачной рукояткой. – На, держи.
- Ух ты! – присвистнул Тайлер, глянув на Беллу с уважением. – Редкое знание для девчонки.
- У моего отца были золотые руки. Он сам собирал мебель, вечно что-то чинил и мастерил, ремонтировал технику, а я крутилась возле него и подавала инструменты. Поэтому не только знаю, какими бывают отвёртки, но и могу даже с закрытыми глазами на ощупь найти гаечный ключ на пятнадцать, - не без гордости пояснила Белла.
- Чёрт, это одна из самых сексуальных фраз, которые я когда-либо слышал, - с придыханием в голосе отозвался Тайлер. – Парни! – крикнул он. – Запомните эту девочку: она знает, как выглядит гаечный ключ на пятнадцать!
Все присутствующие тут же разразились одобрительным улюлюканьем и аплодисментами.
- Белла, ты должна выйти за меня! – сложив руки в умоляющем жесте, воскликнул Сэм.
- Даже и не мечтай, чувак! – рассмеялась та, вспыхнув румянцем.
За всей этой шутливой болтовнёй и посильной помощью Тайлеру – «Белла, придержи вот здесь», «Детка, убери грёбаный кабель» - время пролетело незаметно. Взглянув на дисплей телефона, Белла с удивлением поняла, что прошёл ещё почти час.
Чёрт возьми, да когда же всё это дерьмо наконец закончится?!
Словно в ответ на её мысленный отчаянный призыв, в зал заглянул раскрасневшийся Эммет.
- Всё, парни, закругляемся! Через двадцать минут встречаемся у главного входа. Поедем в какой-нибудь ресторанчик и пожрём по-человечески. Аллилуйя! – Эммет перевёл всё ещё смеющийся взгляд на Беллу и уже тише добавил: - Белоснежка, тебя там Сет ищет.
- Скажи ему, что я иду.
Помыв в туалете руки и пригладив растрепавшиеся волосы, Белла двинулась по коридору в сторону холла, но тут вспомнила, что оставила куртку в так называемой гримёрке, на деле представлявшей из себя маленькую, пропахшую пылью комнатку с кричаще-красным диваном, чёрным деревянным столом и занимавшим полстены зеркалом в массивной кованной раме. Пришлось разворачиваться и идти в противоположную сторону.
Не ожидая от судьбы никаких подлянок, Белла легко потянула на себя дверь гримёрки и замерла на пороге. Увиденное наотмашь ударило по лицу. Если что-то и могло обрушить её личные небеса на землю, то это было именно оно.
Эдвард, трахающий ту самую брюнетку.
Она, обнажённая, стояла, наклонившись вперёд и елозя сиськами по столу. Каллен, всё ещё в чёрной рубашке, но со спущенными штанами, пристроился сзади, обхватив ладонями её талию.
Нужно было закрыть дверь и уйти. А ещё лучше – хлопнуть ею и убежать. Но ноги будто приросли к полу. Всё тело окаменело, заледенело. И только пальцы всё сжимали и сжимали дверную ручку. Находили в ней опору.
Зрение и слух словно обострились до невероятных пределов, став сверхчеловеческими. Белла видела всё слишком чётко, подмечала каждую деталь, улавливала даже малейшие звуки.
Вздувшаяся на лбу Эдварда вена. Длинная прядь волос, упавшая ему на лицо. Низкие, грудные стоны девицы и зубы, закусившие нижнюю губу. Его учащённое дыхание, вырывавшееся из приоткрытого рта. Ритмичные шлепки обнажённых тел, врезавшихся друг в друга. И пыль. Её мельчайшие частицы, поблёскивая в жёлтом свете клонившегося к закату солнца, плавали и плавали в воздухе. Медленно кружили вокруг них.
Это была мерзкая, извращённая красота. А ещё боль. Каждая деталь происходящего остро вонзалась в самое сердце, превращая его в кровоточащую подушечку для булавок.
Сдавленный, нечленораздельный звук вырвался из горла Беллы, а пальцы ещё крепче вцепились в дверную ручку.
Эдвард перевёл на неё взгляд – тяжёлый и мрачный. В животе Беллы вдруг образовалась пустота. Желудок сжался и устремился к горлу, встав в нём комом.
- Чего смотришь? Хочешь присоединиться? – продолжая быстро двигать бёдрами, с усмешкой спросил Каллен. Прерывисто и хрипло. – Давай, Белль! Втроём веселее.
Брюнетка повернула голову в её сторону, но тоже не предприняла никаких попыток прекратить их страстное соитие.
Грёбаная шлюха!
Белла с трудом проглотила заполнившую рот горячую слюну и неожиданно нашлась, что ответить Его Похотливому Величеству:
- Могу разве что постоять рядом. С секундомером, чтобы узнать, на сколько тебя хватит.
Последнее, что услышала Белла, прежде чем со всей дури хлопнуть дверью и убежать, - злой смех Каллена.
Он преследовал её, когда она неслась по коридору к служебному выходу, ведущему на стоянку. Он адской музыкой звучал в её ушах, когда она блевала, едва успев выскочить на улицу.
Куртка так и осталась лежать на диване рядом с ковбойской шляпой Джаспера, но Белла не чувствовала холода. По-зимнему колючий ветер приятно обдувал разгорячённое лицо, пока она обессиленно брела к припаркованному на стоянке автофургону, до боли закусив фалангу согнутого указательного пальца – лишь бы не разрыдаться. Только не на улице.
Белла упала на свой диван, свернулась калачиком, подтянув колени к груди, и лишь после этого наконец позволила слезам взять верх. Глупо было и дальше отрицать то, что Эдвард имеет для неё значение. Глупо было и дальше твердить себе, будто ей всё равно что он делает и что с ним происходит. Пусть в теории жизнь Каллена действительно не касалась Беллы, но на практике выходило иначе. Ей было чертовски не всё равно!
Слова, слова, слова… можно сказать тысячу слов – убедительно и твёрдо. Но достаточно одной – всего одной! – ситуации, и все словесные баррикады летят к чертям, попутно размазав по асфальту и тебя самого.
Эдвард там с другой!
Одной этой мысли уже хватало с лихвой, чтобы Беллу выворачивало наизнанку. Во всех смыслах. Но помимо тошнотворной мысли, в голове снова и снова всплывала увиденная уродливая картинка – не стереть, не забыть.
Это был взрыв чувств, подобный извержению вулкана: боль, ненависть, ярость, страх, ревность, отчаяние и тайное, постыдное желание оказаться на месте той девицы – раскалённая лава, опалившая внутренности.
Телефон, не переставая, надрывался в кармане джинсов. И только пугающее осознание того, что Сет будет её искать и найдёт, заставило Беллу взять в руки мобильник.
Дождавшись, когда тот заткнётся хотя бы на минуту, она, плохо разбирая буквы из-за мутной пелены слёз, дрожащими пальцами напечатала первое, пришедшее в голову:
«Я устала, и у меня жутко разболелась голова. Поезжай с ребятами. Я останусь и немного посплю в тишине».
Ответ не заставил себя ждать:
«Может, мне тоже лучше остаться и побыть с тобой?»
«Нет», - всё, на что у неё хватило сил.
***
Дверь оглушительно громко ударилась об косяк. Эдвард оборвал свой глупый, ненужный смех. Ему не было смешно. И уж тем более не было весело. Ему даже не было хорошо. Вот прямо здесь и сейчас – не было. Но он, как никто другой, умел делать хорошую мину при плохой игре. Профессия обязала, а жизнь научила.
В любой непонятной ситуации улыбайся и выгляди уверенным в себе, циничным сукиным сыном. Даже если жизнь рушится, и все мосты горят. Даже если хочется сдохнуть. Даже если твоя любимая женщина трахается с твоим лучшим другом на вашем кухонном столе…
Впрочем, нет, тогда ему не удалось выглядеть улыбчивым и уверенным в себе. А вот слетевшим с катушек, смертельно раненым зверем – сколько угодно.
Зато теперь, когда сам он трахал непонятно кого, а единственная женщина, которая имела для него значение, застукала его за этим, Эдвард не подкачал.
Бурные аплодисменты Его Грёбаному Величеству! Гореть ему вечно в аду…
Белль… Женщина, которая была ему нужна, но которой сам он – вот, блядь, умора! – был нахрен не нужен… Или всё-таки нужен?..
Чёртовы женщины! Кто вообще их разберёт?!
Да пошло оно всё!
Эдвард закрыл глаза и ускорил темп, чтобы всё это побыстрее закончить. Он сжимал руками это обнажённое тело, в котором не испытывал потребности. Он остервенело вдалбливался в это тело, которое не хотел. Вонзал в него член с каким-то злым отчаянием. Снова и снова. Жёстко. До боли. Впивался в него пальцами. Всё яростней и яростней. Исступлённо. До красных отметин на светлой коже.
Девушка стонала всё громче и громче – это начинало раздражать Эдварда. По непонятной причине снижало его сексуальное возбуждение, хотя должно было, напротив, распалять.
Брюнетка издала ещё один протяжный стон, полный наслаждения, и Каллен почувствовал пульсацию её влагалища.
Хоть кому-то здесь действительно хорошо.
Эдвард поудобнее перехватил ягодицы девушки и, стиснув зубы, сделал ещё несколько длинных, мощных толчков. Только после этого оргазм наконец настиг и его.
А вместе с ним пришло и внутреннее опустошение.
Эдвард вышел из девушки, стянул с члена презерватив и надел спущенные джинсы. Брюнетка, имени которой Каллен не знал – то ли она не представилась, то ли он просто не запомнил, - села на стол, закинув ногу на ногу.
Эдвард отвернулся и выкинул презерватив в стоявшую у дивана мусорную корзину, наполовину заполненную пакетами из-под чипсов и прочим дерьмом в том же духе. Глаза наткнулись на куртку Беллы, валявшуюся на диване. Ощущение гадливости от всей этой ситуации зашкалило.
Внутреннее опустошение сменилось злостью на самого себя. Почти ненавистью. Эдвард сжал руки в кулаки и, наклонившись, вдавил их в пыльный подлокотник дивана. Приступ астмы пришёлся бы сейчас очень кстати. Он на какое-то время лишил бы его возможности думать и ощущать что-то, помимо панической нехватки воздуха. Однако, как назло, сейчас ему дышалось легко и свободно – редкое в последнее время явление.
- Одевайся, - не поворачиваясь к девушке, хрипло бросил Эдвард.
В висевшем напротив зеркале ему было отлично видно, что та даже не пошевелилась.
- Одевайся и уходи, - уже резче добавил он.
Брюнетка пожала плечами и, спрыгнув со стола, стала неспешно одеваться.
Слишком медленно, чёрт бы её побрал.
- Было круто. Серьёзно! Намного лучше, чем я себе представляла, - она улыбнулась и, послав ему воздушный поцелуй, выскользнула за дверь.
Эдвард лишь болезненно поморщился в ответ.
Всё это было ошибкой. Грёбаной ошибкой!
С помощью одноразового секса Каллен надеялся заглушить в себе тягу к Белле, но вышло только хуже. Да, ничего не значащий трах мог на какое-то время снять сексуальное напряжение, но, увы, не мог излечить его от Беллы. Как ингалятор помогал купировать приступы, но не был в состоянии вылечить астму.
Похоже, эта девочка стала его ещё одной неизлечимой болезнью.
***
Беллу разбудил сигнал смс-сообщения. Она открыла глаза – вокруг царил ночной полумрак и абсолютная, идеальная тишина. Голова раскалывалась, а тело трясло в ознобе.
Белла нашарила под собой мобильник. Половина двенадцатого ночи. Три сообщения от Сета и три сообщения от… Эдварда? Белла закрыла болевшие глаза, надавила на них пальцами и снова открыла, но ничего не изменилось – три сообщения действительно пришли с телефона Каллена.
Белла открыла смс от Сета.
«Как у тебя дела? Лучше? Может быть, нужно заехать в аптеку и купить лекарства?»
Ещё через полчаса:
«Я надеюсь, тебе лучше, и ты не отвечаешь, только потому что спишь».
И последнее смс, пришедшее час назад:
«Мы тут немного задержимся. Парни здорово набрались. Ну и я малость перебрал, если честно. Не обижайся, ладно? Целу́ю тебя!»
Решив пока ничего не отвечать Сету, Белла глубоко вздохнула и открыла сообщения Эдварда. Болезненная пульсация в висках усилилась.
Первое смс было написано примерно час назад:
«Тебе больно? Или я выдаю желаемое за действительное? Неужели тебе не всё равно? Если так, тогда зачем всё это? Мне больно. Ты и Сет. Это охуенно больно. Как думаешь, почему?»
Следующее сообщение, написанное спустя ещё двадцать минут:
«У нас с тобой было бы всё по-другому. Если бы ты только захотела. Но ты не хочешь. Ты хочешь Сета. Ведь так?»
И последнее смс, которое как раз и разбудило Беллу:
«Сотри мои сообщения и забудь. Это всё хуйня. Просто я сегодня пьяный в говно».
И без того взвинченные нервы снова начали давать сбой. Беллу захлестнула череда бессмысленных, зудящих вопросов. Почему Эдвард не оставит её в покое? Чего он хочет от неё? Зачем говорит ей все эти слова? Что было бы, если бы она сразу ответила на его сообщения? Что было бы, если бы ответила правду? Господи, почему он? Почему всегда и всюду ОН?!
Стиснув в руке мобильник, Белла закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Больше никаких слёз!
Поддавшись минутному порыву, она быстро напечатала:
«Катись ты к чёрту, Каллен!!!»
Ответ пришёл незамедлительно:
«Неужели ты не видишь, девочка? Я и так уже там».
Белла отключила телефон и, зашвырнув его под диван, всё-таки расплакалась. Горько, навзрыд.
Когда дело касалось Эдварда, все данные себе обещания и слова самовнушения переставали действовать. Разбивались на мелкие осколки, причиняя боль.
________________________________________________________________________________________________________________________________
1. Сет-лист - рукописный или напечатанный перечень музыкальных произведений (композиций, песен и пр.), заявляемый исполнителем на определённый концерт, (прим. автора).
Источник: http://robsten.ru/forum/71-3179-16
