Глава 3.

Когда-нибудь я отыщу ответ.
Когда-нибудь мне станет цель ясна.
Какая-нибудь сотая весна
Откроет мне потусторонний свет,
И я постигну смысл бытия,
Сумев земную бренность превозмочь.
Пока же плечи мне укутывает ночь,
Томительные шепоты струя,
И обвевая пряным ветром сны,
И отвлекая от серьезных книг…
И цели совершенно не ясны.
И свет потусторонний не возник.
В.Полозкова

Документы.

Естественно, во всём виноваты чёртовы документы. По-крайней мере, в моей жизни.
Они всегда бывают при чём. В той или иной степени. Вся эта бумажная канитель, таящая в себе некое загадочное содержимое.
Что мы подсознательно стремимся сделать в сложной ситуации? Найти виновного, правильно, нет? Виноватого. Как-то обозначить его. Для себя. Про себя. Определить. Чтобы в дальнейшем списать со своего счёта на его. И начинать ждать, что полегчает. Повеселеет. И тональность проистекающей минуты сменится на нечто более миролюбивое.
Вот я и говорю - чёртовы документы. Знайте: именно от них берёт своё начало всё мировое зло.

Когда я в очередной раз сбегаю от своих приёмных родителей, тоже очередных, то даже близко не представляю, чем для меня это закончится. Не догадываюсь о последствиях. И что они вообще будут. Такими.
Причины для побегов не отличаются разнообразием, но всегда монументально веские. С моей точки зрения.
Непонимание. Отрицание. Запреты. Недовольство моим строптивым характером. Моё недовольство в ответ на чужое недовольство. И так по кругу. Замкнутому.
Видимо, окружающие меня люди ожидают излишне многого. А, может быть, я при всём желании не могу выдавить из себя ничего путного. Поднапрячься и изобразить, к примеру, преданность в глазах или щенячий восторг от того факта, что я - снова в колыбели семьи и оплоте её неиссякаемых ценностей. Что, проникнувшись проблемами одиноких детей, щедрая страна и для меня тоже выделила свою порцию родителей.
Разве не отлично? Практически тип-топ. В чём проблема?
Когда машину, которую вёл отец, закружило по скользкой трассе, и она врезалась во встречную, мне стукнуло тринадцать с половиной лет. Самый разгар переходного возраста. Резкой смены детского оптимизма на юношеское бунтарство.
Когда машина, которую вёл отец, превратилась в рваный кусок металлолома, а сам он - в нечто мало напоминающее человека, у меня случилось обострение. Претензий. Требований. Обвинений. Ко всем подряд.
Будь мне на момент катастрофы лет на десять поменьше бесполезные и безответные вопросы исключались бы.
Возможно, я бы даже смогла называть чужого мужчину папой. Если не с энтузиазмом, то с покорным уважением. А фотографическое лицо, умершей при родах мамы, заменить в своём сознании на реальное. То, которое неодобрительно хмурит брови на мой счёт.
Но, увы, с приёмными семьями, в которые меня определяет приют, возникают неразрешимые непонятки. Мы очень быстро и очень крепко устаём друг от друга. В итоге, обиды копятся. Зреют. И, в конце концов, выплёскиваются.
Я "делаю ноги", затем нахожусь. Ну а потом, не без обоюдного удовольствия обеих сторон, возвращаюсь в приют. Сдаюсь обратно, словно неподходящая по размеру вещь.
Чтобы всё начать заново. По привычному плану.
Из последней навязанной мне ячейки общества, я сбегаю по самой весомой причине. И дело тут не в оправдании.
Действительно, смачную пощёчину никак нельзя простить. Замять. Или, что хуже, проигнорировать.
Её ловит родной сын добропорядочной четы Лестерс - мой ровесник Алекс. Не стоит сомневаться в том, что благонравные попечители не оценивают всей справедливой мощи моего поступка. Не рассматривают в нём желания защитить отца. Не усматривают нормальную, в принципе, реакцию подростка на вскользь брошенные слова: "Если выпил, то нефига садиться за руль, чтобы плодить сирот ".
И, вроде бы, не лишённое справедливости замечание. И, вроде бы, с ним невозможно поспорить.
Но я спорю. Сцепляюсь. Вцепляюсь намертво. И снова убегаю.
Раз за разом всё охотнее. Раз за разом всё надольше.
В каждом городе можно найти место, где тебе предоставят ночлег. Нелегальное. И можешь быть уверенна - опасное. Но, блядь, иногда просто до чёртиков необходимое.
Чтобы спрятаться и исчезнуть. Чтобы пусть временно, но скрыть.
От ощетинившегося мира. Ощетинившуюся себя.
И для этой цели едва ли подойдёт что-то иное, чем недра полутёмного и сырого подвала.
Где никто и никому не интересен. Это на первый взгляд.
Где каждый по себе. И лишь за себя. Это уже практически в десятку.
Где спасают и убивают с одинаковым рвением. Где блевотный запах. Односложные фразы. И отвратные рожи. Уж, какие имеются. Но для меня самое главное, что натуральные. Без масок пафосного благонравия и умильной лживости. Обычно именно в таких местах обитает правда. Селится не истина, но правда. Самая что ни на есть реальная реальность. Честная.
В общем, грёбанная пудра идеализации кладётся ровным золотистым слоем. Умело ретушируя и подправляя настоящую суть. Делая ей вполне сносный мейк-ап.
Ведущие к этому месту кривые переулки, пустынные переходы, тёмные загаженные дворы - как не эстетичная щербина в благонравной и благодушной улыбке города. Портит впечатление. Весь достигнутый эффект.
А для меня, наоборот - самое оно. Как противопоставление. Как дерзкий ответ общей массе счастливых и довольных граждан, сливающихся в какую-то мало внятную, но очень неприятную абстракцию. Как посыл на хер определённых конкретных лиц, имеющих то, что внезапно исчезло у меня.
Вот в одной из таких безлюдных арок, рядом с перевёрнутым мусорным баком он и лежал. Тот человек. Которого я бросаюсь спасать. Которого я переворачиваю. До которого дотрагиваюсь. И рукоятку торчащего из него предмета тоже с перепуга обхватываю ладонью.
Бездарная попытка помочь. Прямо-таки, беспросветно бесполезная.
А дальше... Дальше на любителя. Жанра экшен.
Вой полицейской сирены, жгуче яркий свет фар, разрезавший ночь и не только её на "до" и "после". Секундное замешательство, сердце у горла, а потом заячье петляние по городу. Бессмысленное. Смешное и глупое, теперь уже можно так утверждать. Чтобы в конце концов, оказаться в знакомой затхлости подвальной ночлежки.

Короче, дико неинтересно. И до одури банально. Даже стрёмно вспоминать. Словно второсортный жухлый романчик с позывом на детектив. Но тогда анализировать происходящее получается хреново. Да и позывы наблюдаются несколько иные. Всё больше в желудке. Вставшем на дыбы. Особенно после того, как на ладонях обнаруживается кровь.
На моих ладонях. Но чужая кровь.
Её замечает ещё кто-то. Из них. Тех, кого я мысленно именую "обитатели".
Я слышу вопросы. Расспросы. Я ощущаю бдительное внимание к моей персоне. И впервые наблюдаю участливое подсаживание ко мне. В ту нишу, где обычно переживаются часы моих разладов. С самой собой и внешним миром.
Интересно, эта схема продолжает работать? Отлавливать наивных дурочек, бунтующих засранок, малолетних любительниц приключений на свой зад?
Но на тот момент моя наивность - в зените. На тот момент - я слетаю с катушек и перестаю адекватно мыслить.
И я болтаю. Щедро делюсь, давясь соплями. Ищу совета, блядь. Слушаю всех, кто впечатлён моим рассказом. И особенно чутко прислушиваюсь к тому, кто называет себя Майком.
Молодой. Невысокий. Цивильный. Внушает. Что может помочь. Связи в полиции - это не просто слова. Это действия. Это возможность. И прочие изумительные сочетания из нелепых ожиданий и сгущенных красок. Сгущённых, кстати, тоже не без его помощи Майка.
"Дело в том, что дело заведено. Но его закроют", - вот что он говорит. На следующий или следующий за следующим день.
И хрен его знает правда ли. Но проверять я как-то не жажду.
Проверить невозможно, а отплачивать надо. Точнее, приходится. Потому как моего желания в этом нелёгком процессе нет совсем. То есть, аб-со-лют-но. Участие есть, а желания нет. Нет ни малейшего его проявления в спонтанном сексе, например - прямо там, в подвальном закутке. Отсутствует оно и в прочих навязанных мне вещах. Поступках. Проступках. Приманиваниях. Заманиваниях. И прочих средней руки аферах.
Я - один из винтиков сложного механизма. По имени... Впишите сами.
Я - кукла, в умелых руках кукловода. По имени... Впишите сами.
И сдаётся мне, что сегодня вечером во втором пункте явно грядут перемены.

Херовая история. Которой не хочется подражать.
Ни в коем случае. Даже не собираюсь спорить.
Херовая биография. Которой совершенно не хочется сочувствовать.
Полностью согласна. Даже не собираюсь переубеждать.
Прошлое, плавно перетекающее в настоящее или настоящее, берущее своё начало из прошлого - какая разница? Правда - она такая бескомпромиссная особа. Такая суровая дама. Раздающая незримые оплеухи. Заслуженные. Ну, да.
Главное, чтобы это не становилось поводом для:
- сходить с ума
- впадать в истерику
- принимать неверные решения
- выёбываться

Но есть весомое подозрение, что именно этим я и занимаюсь. Вот уже битый час. Ответственно, упорно и затратно. Не игнорируя варианты данного списка, я тоже увлечённо делаю из себя идиотку. Преуспеваю в высечении скульптурного портрета перепуганной истерички. И, само собой, махровой неудачницы.
Уж не потому ли, что в моём понимании, движение с мёртвой точки отсутствует? Как отсутствует и конкретика, не говоря уже о развитии событий. Вернее, события есть, да ещё какие, а результат нулевой. Упрямо тяготеющий в минусовую плоскость. Вот уже битый час.
А прямо сейчас я вообще практически вишу на ниточке. На очень тоненькой паутинке собственной адекватности. Бывает и такое.
Я стою около камина и изучаю ножницы в своих руках. Долбанные садовые ножницы. И не знаю, что хуже: положить их обратно или сделать то, что собиралась. Реально собиралась ещё пару минут назад.
Придуманная мною бравада, дерзкий выпад, этакий незримый плевок в определённое холёное лицо, - прямо скажем, даже на комедию не тянет. Скорее, на фарс. Абсурд. А ещё вернее, впишется как влитое в характеристику: "бредовый психоз".
Нет, серьёзно, вы только прикиньте эту дешёвую сцену: порезать, эффектно разрезать по шву подол своего дорогого, но не в меру строгого прикида, дабы воскресить былую формулу: стройные ножки + завлекающая походка, улыбка, взгляд = готовый на всё мужик, капающий слюнями.

Это какой мужик-то, а? И на каком уровне действо, м-ммм? Охуеть балаган! Умора. Самонадеянный сценарий тупого обольщения, родом из сумасшедшего дома. Угу, убедительно крутой план. Поздравляю. Особенно в противовес планам на меня саму.
Я делаю вид, что не замечаю наглой усмешки. Я сдерживаюсь. Удерживаюсь на краю и не поддаюсь на провокацию Эдварда. Одетого в безупречном выглаженный тёмно-синий костюм. Внутри у меня практически ничего не ёкает, и мне абсолютно плевать на мужской бархатный баритон, подбадривающий меня иронично-саркастическим:
- Ну-ну?
Вот как рукой снимает. Останавливает. Окатывает холодной водой, отрезвляет в момент.
Я имею ввиду, его ожидание. Моего промаха.
Его уверенность. В том, что оный обязательно случится.
Самое странное: мне глубоко параллельно, что, скорее всего, моё бурное воображение просто решило со мной поиграть. Пошутить. Накрутить до предела.
Но в разных ситуациях и поступки тоже разные - утверждение не требующее доказательств, верно?
Можно, например, махнуть рукой и с долей обречённости сдаться. А можно продолжать бороться и сделать ещё немалое количество самых разнообразных вещей.
Но то, как я поступаю, лично мне сложно классифицировать.
Я разочаровываю. Всего лишь. Хотя совсем недавно безрассудно обещала обратное.
Разочаровываю и совершенно бессовестно тащусь от этого. Пусть лишь несколько коротких секунд - то самое время, пока разворачиваюсь и осторожно кладу не пригодившейся мне садовый инвентарь на каминную полку, попутно вдыхая полной грудью чудесный запах роз.
В интонациях моего голоса много чего намешано. Много чего кипит, искрит и переливается.
Совершенно не исключено, что даже оттенок сожаления имеется.
- Я передумала. Извини. Шоу отменяется, - удручённо цокаю языком и пожимаю плечами.
Мда... Видимо, сильно нуждаются во мне, раз терпят, стиснув зубы, мои... шалости.
Интересно, Майка тоже подставили или сегодня только у меня красный день календаря, праздник счастливых открытий?
Впрочем, меня это мало колышет, и особого интереса по этому вопросу я в себе не обнаруживаю.
Зато обнаруживаю, что осталась одна в гостиной. И совершенно не очевидно, что Эдвард слышал мои слова.
Во всяком случае, когда я, неуклюже ковыляя в спадающей обуви, догоняю его,- уже выходящего из особняка,- то меня встречает непроницаемое выражение лица. Да и скупые фразы не оставляют место для фантазий. Звучат весомо, предельно ясно и, пожалуй, грозно.
Раздражает, что он не смотрит на меня, не останавливается, но почему-то уверен, что я ловлю каждую сказанную им фразу. И, что характерно, стараюсь вникнуть в её нехитрый смысл.
- Ещё раз решишься выкинуть нечто подобное - пожалеешь. Игры закончились, запомни.
Ну что ж, убедительно и, особенно, доказательно. Честно сказать, у меня отсутствуют сомнения. Бессмысленно не верить его, эммм... предупреждениям. Особенно, после того, как я замечаю тёмную шикарную тачку, стоящую на подъездной дорожке, около дома.
Мне категорически не нравится ход мыслей Эдварда. И готова поспорить, что я так же не буду в восторге и от хода моих действий. В самом недалёком будущем.
Кроме того, долгожданное движение с мёртвой точки, оказывается, вызывает вовсе не радостные чувства.

Подволакивая ноги и поёживаясь от ветра, норовящего облапать моё тело своими холодными пальцами, я терпеливо копирую действия Эдварда и молча забираюсь вслед за ним на заднее сиденье мерседеса? БМВ? Ауди?
Надо бы научиться разбираться в машинах.
Надо бы научиться тонкостям дипломатии.
Чтобы говорить на более нейтральные и приятные для собеседника темы. Чтобы лавировать и избегать подобных заносчивых откровенный. Которые сыпятся из меня, как из рога изобилия.
Расправив невидимые складки на платье, я срываюсь и снова в безоглядном порыве открываю рот:
- Насчёт выкинуть... Спасибо за туфли, конечно, но они ужасные. Не проще было узнать у меня размер? Боюсь, есть шанс завалить тебе всё дело, - якобы делясь проблемой, небрежно сообщаю я, одновременно настороженно наблюдая за тем, как услужливый шофёр (он же охранник, он же свидетель происходящего - шкафообразный тип с накаченными ушами и маленькими цепкими глазками) передаёт Эдварду тонкую папку. В которой, вроде бы, какие-то бумаги в прозрачных файлах.
Значит, так обстоит дело? Внезапно.
Мерзкое томительное предчувствие накатывает снежной лавиной, и от этого меня снова начинает штормить.
Естественно, мои внутренние погодные условия становятся весомым доводом и веским аргументом для того, чтобы продолжить монолог:
- Нет, мне просто интересно, а нижнее бельё-то зачем? Улучшить настроение, что ли? Может быть, пора уже выложить все карты на стол? Я начну первой, хорошо? Можешь не верить, но я не шлюха, понимаешь? Кто угодно, но шлюха из меня, как из...
- Не о том думаешь, - резко перебивает Эдвард и поворачивает ко мне голову. Сосредоточенно смотрит на меня, словно оценивая степень рисков. Опять чуть дольше, чем я в силах это выдержать. Потом серьёзно добавляет: - И не того боишься.
В его серо-стальном взгляде больше нет насмешки и прочих милых ингредиентов, к которым я уже успела привыкнуть. И именно это подчёркивает особую значимость момента. Прямо-таки, его глобальную важность.
Ну вот, судя по всему, и конкретика подоспела.
По-крайней мере, прямо сейчас все хаотично разрозненные, разбросанные кусочки пазлов сложится в некую пригодную для употребления в хозяйстве штуковину.
Если обобщить, то получается, что мне теперь абсолютно не на что жаловаться.
В вязкой и липкой тишине машина медленно выползает из кованых ворот, заворачивает за угол и начинает набирать скорость.
А я пытаюсь глубоко и ровно дышать, отрешенно наблюдая, как на мои колени кладется новая, ещё фактически никем не разношенная жизнь.

Источник: http://robsten.ru/forum/71-1768-5