Я спускаюсь со второго этажа на первый. Поезд как раз поворачивает, громоздкий и шумный, и я с силой обхватываю рукой поручень, замирая на месте и прислоняясь к стене. Это чёрт знает что. Сколько лет уже ездить на поездах сначала в качестве проводницы, а теперь начальника целого поезда с маршрутом длиной в двое суток, курсирующего из Лос-Анджелеса в Сиэтл с живописными видами на горы и береговую линию Тихого океана, и всё никак не привыкнуть к тряске и неровному ритму движения. Ещё половина вагона, и можно будет вернуться к себе через три вагона. Спустившись, я стучусь в двери всех купе, опрашивая пассажиров, произнося одну и ту же речь.

- Здравствуйте. Позвольте представиться, Изабелла Свон, начальник поезда. Как вам поездка? Есть ли замечания к проводнику?

- Здравствуйте. Да, знаете, есть, - ну конечно. Почему бы и нет? Почему что-то должно вдруг измениться? Не должно. Это ведь Каллен. С ним всегда одно и то же. - Он может подолгу не приносить еду или кофе, - отвечает женщина, путешествующая, по-моему, с мужем. Они сидят друг напротив друга в креслах, которые потом превращаются в нижнюю кровать, и на левой руке женщины есть то самое кольцо, отбрасывающее блеск, когда она поднимает руку отодвинуть волосы от лица. Её супруг смотрит преимущественно в окно, как будто вообще не хотел бы поднимать эту тему то ли из нежелания скандала, то ли из-за мужской солидарности, но он просто пассажир, через двадцать четыре часа поездка благополучно подойдёт к концу в Сиэтле, а они сойдут с поезда даже раньше, но я так и продолжу мучиться. Я мучаюсь уже четыре месяца с самого момента найма Каллена, а попросту его уволить не является моим правом. Та, кто могла бы это сделать, начальник подразделения по подбору кадров, лишь скептически пожала плечами, услышав о его безынициативности и недостаточном желании услужить пассажирам. Думаю, они вполне могут спать друг с другом. Красивые люди нередко сталкиваются вот так. Розали Хейл и Эдвард Каллен. - Вы не могли бы разобраться? Мы заплатили немалые деньги и рассчитываем, что вечером он разберёт нам спальные места. На вашем сайте сказано, что это также входит в обязанности проводника.

- Да, мэм, можете не сомневаться. Я разберусь. Он непременно поможет вам вечером. Хорошего вечера.

Я выхожу из купе, двигая дверь, чтобы закрыть, ведь она была закрыта, и иду дальше по коридору. В одном из последующих купе мне говорят, что Каллен не вернул сдачу за кофе и шоколадный батончик, а в другом сетуют, как слышали звуки пылесоса, но их ковёр так никто и не пропылесосил, и что проводника вообще часто нет на месте. Я отвечаю, что приму всё к сведению и непременно принесу сдачу в самое ближайшее время, и извиняюсь, прежде чем уйти. Не вернуть сдачу это уже вообще переходит всякие границы. Хрен с ним с ковром, он чистый, там нет ни единой крупицы мусора, нечего тратить электричество лишний раз, но прикарманить даже несколько центов… Что он себе позволяет? Я открываю дверь самого первого купе в вагоне, как обычно, сначала постучав и вижу там Каллена собственной персоной. Что ещё за фигня? Это не купе проводника. Это купе-люкс с душем и туалетом внутри. У него есть своё купе. Он должен находиться только там, даже если какой-то люкс пустует. И он не должен сидеть, развалившись вот так и расстегнув несколько пуговиц на рубашке, заодно скинув с себя фирменный жилет, валяющийся комом на противоположном кресле. Он не должен вести себя так, чтобы я невольно думала о всяком. О, ну хватит, достаточно. Надо выставить его отсюда.

- Привет.

- Никакого привет. Я тебе не подружка, чтобы ты так со мной разговаривал. И кто тебе дал право тут находиться? Немедленно покинь купе.

- А тебе жалко что ли? - потянувшись рукой к спинке сидения за головой, расслабленно интересуется Каллен, и его взгляд останавливается где-то между моей шеей и грудью или прямо на груди. - Ты бы выдохнула, Изабелла, и не бегала по пассажирам так часто. Нервничать вредно для здоровья. И никому тут не нужен твой сердечный приступ. Кто же тогда будет мною командовать?

Звучит как-то заботливо и одновременно странно, будто ему нравится, что я командую, но я пропускаю эти слова мимо ушей. Он просто уже достал. Всё время с самой первой совместной поездки через несколько городов обязательно да находится хоть один человек, который жалуется на Эдварда Каллена. То в общем туалете закончилось мыло, то чайник давно пустой и, несмотря на обращение пассажира, остаётся таковым, то он не спешит призывать быть потише шумные компании, опять-таки игнорируя просьбы людей навести порядок в вагоне. Если бы я записывала каждый проступок в свой блокнот, я бы уже исписала его весь, от корки до корки. Я переступаю в туфлях, которые сначала не хотела надевать, направляясь сюда, но потом вспомнила, какой у Каллена рост, как и во все предшествующие разы, и надела, чтобы приблизиться к нему хоть бы немного. Теперь, наверное, между нами сантиметров пять. Лучше, чем где-то десять, если бы я пришла на плоской подошве.

- Да как ты смеешь. Я сама решу, когда мне выдыхать и выдыхать ли вообще, а тебе не помешало бы напрячься, - я указываю на него пальцем и делаю шаг вперёд, оказываясь прямо перед ним. - Верни сдачу в четвёртое купе и иди в своё купе, чтобы тебя всегда могли найти. Твоё место там, ясно тебе? Мы должны быть незаметными, но доступными в любое время, и люди не должны ждать по полчаса свой кофе или обед. Ты меня понял?

Он ни черта не отвечает, а только отворачивается к окну, смотрит в него некоторое время, пока не поворачивает голову обратно. Его взгляд является таким, каким никогда не был, слишком пристальным и вопрошающим, из-за него я и ощущаю странное напряжение внутри, которое возникает не просто на уровне сердца и мыслей, но и чувствуется физически так, как не должно. Каллен проводит левой рукой по волосам, что отрицательно сказывается на его шевелюре, нет, она не становится неопрятно выглядящей, просто теперь он выглядит, как после секса. Он поднимается на ноги и делает шаг, как будто хочет выйти или что-то сказать, но вместо того хватает меня. Хватает так, что я оказываюсь впечатанной в его тело, и мой возглас тонет в его поцелуе. Я отвечаю, не думая, слишком шокированная, чтобы не лишиться способности мыслить здесь и сейчас, я чувствую его язык, проникающий внутрь моего рта, губы, двигающиеся почти жестоко, и руки у себя на заднице. Я пытаюсь отодвинуться, я должна хотеть этого, а не Каллена и его член, упирающийся в меня, но вся моя злость словно становится чем-то иным, меняет русло, и я хватаю Эдварда за волосы, за их кончики и его шею, когда он подхватывает меня под задницу и прижимает к стене.

Он отстраняется и, протянув правую руку, убрав её от меня, с силой дёргает за пуговицы блузки. Ткань натягивается, будто вот-вот порвётся, а короткие ногти задевают кожу, оставляя следы, но я едва запоминаю это. Только то, как мужская ладонь освобождает правую грудь из оков бюстгальтера, и Каллен вновь наклоняется меня поцеловать. Его поцелуй сладострастно-нежный, в отличие от первого, бывшего скорее диким, но я не хочу целоваться. Я хочу его внутри себя. Меж моих ног разливается влага, и я, правда, его хочу. Приоткрыв глаза, я поворачиваю голову и дотягиваюсь ладонью до пояса брюк. Чёрт, как же они… Это издевательство. Зачем он купил брюки с двумя пуговицами? Наконец я расстёгиваю, Эдвард спускает штаны ниже вместе с трусами и прижимается ко мне, задрав мою юбку, и пальцами проникает внутрь меня. И я даже не пытаюсь ему помешать. Может, дело в его взгляде. Да, наверняка именно в нём. Всё это время он неотрывно смотрит на меня яркими зелёными глазами с вкраплениями серого, и я, никогда прежде не видевшая их и в целом его лицо так близко, попросту заворожена. У него пронзительные глаза и порочная улыбка. Сейчас, когда он касается меня прямо там. Я хватаюсь за его плечи, забывая обо всём на свете, когда те же пальцы, выскользнув обратно, удерживают мои трусики, и Каллен проникает в меня. Он смотрит и двигается, каждое его движение, каждый его толчок неистовы и заставляют меня хотеть больше, хотя я не хотела его ни дня из этих месяцев или не признавалась самой себе, и я обнимаю его. Скольжу рукой под рубашку со спины и цепляюсь, обхватывая за бок. Каллен словно вонзается в меня всё глубже и быстрее, впивается пальцами мне в бедро, пока не замедляет темп, выходя почти до конца, только чтобы войти вновь и накрыть рукой мой рот. Я выдыхаю в ладонь, стону в неё и кусаю губу, кончая, когда Эдвард толкается ещё один раз, совершив движение бёдрами. Он лишь хрипло дышит, на его лбу выступают капельки пота, поблёскивая в ярком освещении, и его грудь вступает в контакт с моей, в то время как он дрожит и снаружи, и внутри, изливаясь в меня, но это не проблема. Я на таблетках. Ничего не случится. Я защищена. Отходя от пережитого оргазма, возможно, самого сильного из всех, что доставлял мне мужчина, я продолжаю ощущать его в себе, видеть волоски на коже мускулистой груди через те самые расстёгнутые пуговицы, и осознавать, как тесно он прижат ко мне и не только ниже живота, как касается бедра и груди, а мои ноги обёрнуты вокруг него. Но особенно явственный грохот поезда возвращает меня с небес на землю. Напоминает, где я нахожусь и с кем и что только что сделала то, что нельзя. А если бы кто зашёл? Если бы нас увидели? О Господи. Да, это было чертовски хорошо, так, как будто мы совместимы на плотском уровне без выяснений, кто как любит, но… Я пытаюсь отдалиться и встать на обе ноги, что невозможно, пока он со мной вот так.

- Ты не мог бы уже…?

- Не мог бы что?

- Ты и сам знаешь. Это. То самое.

Он наконец отстраняется со вдохом, смотря на меня исподлобья. Я же почти сразу отвожу взгляд и принимаюсь приводить себя в порядок. Руки подрагивают всё то время, в течение которого я застёгиваю и заправляю блузку под опущенную юбку. Кошмар. Вот где я словно оказалась. Я никогда не делала ничего предосудительного за все годы работы с самых низов. Ладно, однажды делала и не так давно, но никто не знает. Никто не может знать. Была глубокая ночь. Я люблю свою работу и люблю путешествовать, даже если мы в основном всегда в пути, и, не считая вокзалов, я ничего не вижу. Мне достаточно видеть побережье и океан. Я не лишусь этой работы, что бы ни было.

- Изабелла.

- Мы не будем об этом говорить. И более того, - я слегка поворачиваюсь в сторону Каллена, уже находясь у самой двери, - если ты кому скажешь или проболтаешься, и меня уволят, поверь, я приложу все усилия и сделаю всё, что угодно, чтобы и ты не задержался здесь надолго. И наше общее руководство тебя уже точно не спасёт.

- Я и не собирался болтать, - он повышает голос, который звучит возмущённо, и выглядит так, как будто я задела и оскорбила его ныне поруганную честь. Горизонтальные морщины прорезают его лоб всё больше по мере того, как Каллен говорит, указывая на меня рукой. - Но давай не делать вид, что ты тут ни при чём, или что я переспал с тобой, пока ты спишь, предварительно подмешав тебе снотворное. Я занимался сексом не сам с собой. Ты ответила на мой поцелуй. Я тебе нравлюсь?

- Нравишься? Ты мне? Нет. Тебе что, двадцать, чтобы верить, что секс означает глубокую симпатию? - я знаю, что ему не двадцать. Причём довольно давно. Как ни крути, а я заглядывала в его анкету после найма. Ему двадцать девять. Уж точно не тот возраст для веры в большую и светлую любовь с первого поцелуя и первого взгляда. В свои тридцать один я точно это знаю. Была у меня любовь. Пока он не женился на девушке, которая от него забеременела. Потом они, правда, развелись, но меня это уже не касалось. - Вот что я тебе скажу. Забудь, что между нами было, и возвращайся к работе. Я вернусь позже и всё проконтролирую. В том числе и то, вернул ли ты людям сдачу. И приберись здесь. Под потолком висит паутина.

Я открываю дверь и фактически сразу за нею вижу Эммета, проводника из соседнего вагона. Они с Калленом дружат или так, просто общаются. Сердце пропускает удар, но я стараюсь сохранить хладнокровие, даже раздумывая, как бы выяснить, слышал ли что-то Маккарти или нет. Он смотрит на меня и потом мне за спину. Наверняка заметил теперь и Каллена, а не только меня.

- Здравствуйте, мисс Свон.

- Мы уже сегодня встречались и не раз. Не задерживайтесь здесь, мистер Маккарти.

Я проверяю обстановку ещё в трёх вагонах, в которых всё спокойно, и никто ни на кого не жалуется, и направляюсь обратно, вновь достигая вагона Каллена, точнее, помещения между третьим и четвёртым вагонами. Нажатием на кнопку я открываю двигающуюся в сторону дверь, и, пока меня ещё не видно, до моих ушей доносится знакомый смех и последующие слова:

- Ты разве ещё не знаешь, что у меня таких, как она...

- Миллион?

- Ну не миллион, конечно, но десятки могут быть. Стоянки бывают длинными. Можно познакомиться с разными людьми.

- Ты хотел сказать... - Эммет осекается на полуслове, потому что вот теперь я точно появляюсь в поле зрения его и Каллена. - Ладно, слушай, нам, наверное, лучше разойтись.

Я просто быстро прохожу мимо, жму на кнопку, чтобы открылась вторая дверь, ведущая уже в вагон из тамбура, и преодолеваю всё последующее расстояние до закреплённого за мной купе-люкса. Он всё-таки рассказал. Рассказал, чёрт побери, и теперь они там смеются, потешаются надо мной. Каллену смешно. Потому что таких, как я, по его собственным словам, у него может быть десятки. Ну и плевать. Пусть будут. Его личная жизнь меня не касается, и это действует в обоих направлениях. В течение некоторого времени я занимаюсь своими обязанностями с коротким перерывом на чай с шоколадкой, иногда созерцая горы, когда из-под вороха бумаг на столе слышу сигнал телефона. Наверняка что-то да стряслось. Может, обнаружены подозрительные предметы вроде сумок, вблизи которых не наблюдается владельца, или возникла конфликтная ситуация между пассажирами или сотрудниками, что тоже иногда случается, и тогда иной раз приходится вмешиваться и мне. Наконец я вытаскиваю телефон и, разблокировав, открываю сообщение.

Клянусь, я ничего ему не говорил. Он и сам догадался. Вот что бы ты подумала на его месте, увидев нас вдвоём? Если уж честно.

Сначала я думаю не отвечать, проигнорировать всё, как будто этого и не было, и удалить текст, но я взрослая и не собираюсь засовывать голову в песок.

Чего тебе надо, Каллен? Ты работаешь, вот и работай. Я тебя предупредила, что если кто узнает, то ты труп. На этот раз я, может быть, тебе и верю, но если до окончания этой поездки за моей спиной начнут шептаться или сворачивать разговоры при виде меня, то я уже не буду выяснять, кто из вас двоих не способен держать язык за зубами.

Говоря о вере, я не верю, что тебе совсем не понравилось. Ты была такой отзывчивой и возбуждённой. Мы могли бы повторить где-нибудь ночью.

Или я могу заявить о домогательствах. Как тебе такой вариант?

Или ты можешь пойти со мной на свидание. Потом, когда мы вернёмся, или здесь, в вагоне-салоне в половину двенадцатого. После остановки в Сакраменто.

Какого чёрта творится? Свидание? У меня никого нет, то есть теоретически я могла бы согласиться, но я не хочу. Мне не с чего хотеть. Мы просто трахнулись, чего вообще не должно было произойти, и Каллен мой подчинённый. В компании нет очевидного и прописанного запрета встречаться с теми коллегами, кто ниже по карьерной лестнице, и вообще с коллегами, но негласное правило соответствующего рода имеется. И, как я сказала, он мне даже не нравится. Почти не нравится. Но не совсем не нравится. Физически же он вполне привлекательный, и доказательство тому это то, что между нами случилось. Чёрт.

Зачем тебе это? Я всё слышала про твоих подружек, которых ты можешь снимать хоть на каждой станции. Так зачем тебе подобное? Ради моего молчания? Расслабься. Устраивать шум и не в моих интересах тоже.

Выходит, ты придёшь?

Проверить твою работу. И только.

Я возвращаюсь к бумагам, пока поезд продолжает движение на север, иногда делая короткие остановки на станциях. К Сан-Хосе за окном окончательно темнеет, я совершаю обход всего поезда после того, как мы снова отправляемся, и прихожу в вагон Каллена, как раз когда он пылесосит ковры в коридоре и у людей в купе. Здесь шумно, от розетки по понятным причинам протянут провод, и я протискиваюсь мимо техники, может быть, надеясь остаться незамеченной, пока он двигает щёткой по коврику в очередном купе, но не тут-то было. Эдвард выпрямляется и выходит оттуда, и, задвигая дверь, видит меня. Ногой он жмёт на кнопку на пылесосе, и тот сразу выключается.

- Привет. Прости. Я сейчас подвинусь.

- Не прости, а извините. Дай пройти.

Я прохожу, но чувствую тепло, исходящее от Каллена, когда немного соприкасаюсь своей рукой с его предплечьем. Во время посадки в Сан-Хосе количество людей в составе заметно возросло, многие из них толпятся в коридорах, хотя за окном уже кромешная тьма, и по сути до остановки в Окленде там совершенно не на что смотреть. А до неё ещё больше часа. Ненавижу, когда вот так толпятся. И что только не сидится на своих местах. Я устремляюсь обратно в вагон для персонала уже без необходимости проходить мимо Каллена или переживать, как бы не споткнуться о пылесос. Ни мужчины, ни техники нигде не видно, и я чувствую странное облегчение. Правда, облегчение. Как будто я всё ещё сомневаюсь, что могу ему верить. И уж точно мне неведомы его мотивы. Должно же было быть что-то, что побудило его сделать мне нелепое предложение встретиться тет-а-тет. Может быть, это розыгрыш или что-то похуже, что он придумал в связке со своим приятелем или советчиком из дома по телефону. Я захожу в своё купе, и сначала у меня возникает ощущение, что я ошиблась и вошла не к себе. Хотя здесь мои вещи, а значит, я точно не ошиблась. Просто и еды из ресторана на столе у меня тоже не было, а теперь есть. Салат и ризотто. И рядом оставлена записка. На случай, если ты не ела. Каллен. Каллен. Он был здесь между тем моментом, когда мы встретились, и нынешним. А я действительно не ела и теперь понимаю, насколько голодна. «Но это ненормально, что он заходил к тебе в твоё отсутствие, ты же понимаешь? Да, благодаря карточке от всех купе у него есть доступ, как и должно быть, и если бы тебе тут стало плохо, а ты не открывала бы дверь, но все знали, что ты здесь, ты бы оценила такое вмешательство, но тебя тут не было. Это иная ситуация. Совершенно иная. Вдруг он что украл или что добавил в эти контейнеры». Дурацкое подсознание. Я игнорирую его ко всем чертям, потому что уж что-что, а вряд ли Каллен намерен меня отравить и желает моей смерти. Теперь как минимум я должна его поблагодарить. Но не лично. Ни за что. Я не пойду к нему ни в его вагон, ни в его купе, ни на встречу в половину двенадцатого. Я отправляю сообщение, и на этом всё. После отправления из Сакраменто через пару часов я просто переодеваюсь в комплект для сна и ложусь в кровать с книгой в руках, выключая весь свет, кроме бокового, чтобы ещё почитать. Телефон лежит на столе рядом с бокалом, тихий сигнал звонка прорывается, пока есть соединение, между особенно громкими звуками движения поезда по рельсам при повороте. Я смотрю на экран, прежде чем взять телефон в руку. Каллен. Я могла бы не отвечать, якобы выключила звук, но вдруг там серьёзные проблемы или чрезвычайное происшествие. Вдруг угроза теракта, или кто-то пострадал по собственной вине или по недосмотру Каллена. С него ведь станется.

- Что там у тебя?

- Ты не спишь.

- Не сплю, - подтверждаю я. Мне уже всё равно на его неформальное обращение, которое я начисто пропускаю мимо ушей. - Так что там у тебя? Сломали туалет, порвали шторы, разбили зеркало, забыли код от сейфа, в который какая-нибудь богатая дама сложила свои кольца, или ты надорвал спину, разбирая кому-то кровать?

- Нет. Ничего из этого. Скажи, что тебе совсем не понравилось, и я навсегда отстану, после чего всё снова будет, как раньше. Ты будешь злиться, что я такой неисполнительный работник, и ненавидеть меня, а я буду думать о тебе ночами здесь и дома и хотеть тебя ещё сильнее, чем прежде.

- А как же девушки на станциях?

- Я знакомился так раньше, но не сейчас. Я сказал это, только чтобы Эммет отстал. Можно я зайду к тебе?

- Зачем?

- Мы можем продолжить то, на чём остановились, Изабелла, - твёрдо говорит Каллен, но на моём имени его голос становится слегка ниже, и по какой-то причине именно такое его звучание сказывается на мне, вызывая волну тепла между ног, которые покрываются мурашками. - Мы можем иногда делать это. Если у тебя никого нет. Никто не будет знать.

Первая моя мысль заключается в том, что он достаточно или слишком самоуверен, если полагает, что мне может быть интересен секс с ним без всяких обязательств, а потом я думаю, почему, собственно, нет, или всё происходит в обратном порядке. Какая-то из этих мыслей так быстро сменяет другую, что я уже не уверена, какая из них была первой, а какая второй.

- Да, мы можем иногда делать это, - говорю я медленно, - но только обычный секс. Без экспериментов. Это не ко мне.

- Значит, можем начать сейчас?

Кто-то стучит в дверь, но, наверное, не кто-то, а Каллен. Я поднимаюсь по-прежнему с телефоном у уха и использую кофту, чтобы прикрыться, прежде чем отпереть и сдвинуть дверь влево. Каллен отключает вызов, когда видит меня, опуская руку вниз. Он смотрит на моё лицо, в мои глаза, а я на него, и мне нужно только отойти, чтобы он смог оказаться здесь. Но я будто чего-то жду. Он моргает, и, может быть, что-то вроде этого я и ждала. Какого-то движения, какого угодно. Я поворачиваюсь, делая шаг назад, и Каллен молча проходит внутрь, закрывает и запирает дверь, и все происходит очень быстро. Я только отбрасываю кофту в сторону, как он прикасается ко мне, к плечам и к бретелям, стягивая их прочь, и чувство его груди, прижатой к моей, приглушает лишь наша одежда. Моя майка, его рубашка и жилет. Мы целуемся, и поцелуй этот столь прекрасен, что я не могу, не желаю его разрывать и просто полагаюсь на ощущения. Каллен умеет целоваться, как будто это не стало очевидным ещё в первый раз, когда его губы очутились на моих. Я снимаю вещи с него прямо так, не видя, и вскоре касаюсь неприкрытой кожи живота над ремнём брюк, чувствую волоски и тепло, но прежде, чем я бы сместила руки ниже, Каллен чуть отталкивает меня от себя, его ладони быстро избавляют от майки, и он снова дотрагивается, на этот раз обхватывая шею. От этого голова словно кружится, и я смутно понимаю, как оказываюсь в своей же кровати под грохот колёс и поезда. Каллен стягивает брюки, нависая надо мной, проникновенно смотря в мои глаза в полумраке и загородив частично свет. Я шевелюсь, чтобы дотянуться и как-то снять с себя шорты, находясь под Калленом, но наши руки лишь сталкиваются, когда он добирается туда первым и целует меня, одновременно проникая пальцами.

- Это же для тебя не эксперимент?

- Ты…

Он вытаскивает пальцы и скользит в меня так, как мне нужно, лишая потребности и желания говорить. Не знаю, что я собиралась сказать. Может, ничего особо доброго. Что-то вроде: «давай просто трахнемся». Но мы уже и так… Он уже так и внутри меня, двигается вперёд и обратно, и снова вперёд, его толчки медленнее, чем в первый раз, но всё словно лучше и значительнее, а мне даже не нужно ничего делать. Но я делаю. Я касаюсь волос, провожу руками вниз по изгибам и коже Каллена, что становится влажной, дотрагиваюсь до мужской спины, ощущая жар между нами и запах его тела. И мы целуемся вновь. Толкнувшись ещё до чувства тесноты и незначительной боли, Каллен стискивает мне грудь, и я не могу сдержать стона. Я не уверена, что он выходит тихим, а не громким, но мне почти плевать. Эдвард оказывается ещё ближе и шепчет:

- Ты предохраняешься?

- Ты бы спросил ещё позже.

- Не будь сейчас такой язвой. Так да или нет?

- Нет. Я не трахаюсь со всеми подряд.

Каллен замирает во мне, словно оглушённый, как будто я его ударила. Его глаза изучающе смотрят в мои, но длится это так мало, начинается и проходит столь быстро, что краешком сознания я думаю, что он может мне и не верить. И правильно, ведь технически это ложь. Учитывая, что я могу выпить таблетку, и всё будет нормально. Почти грубо Каллен впивается пальцами мне в бедро, возобновляя движение, несколько мгновений, и он резко кончает, совсем придавив меня собой. Я чувствую его тяжесть, дрожь его и свою и запах пота, кажущийся странно приятным, хотя вообще я его ненавижу, и иногда от него меня мутит. Я покрываюсь мурашками в миг, когда Эдвард убирает руки и слезает с меня, садясь на участок кровати ближе к двери. Его живот приподнимается и опадает, выдавая затруднённое дыхание, а я лежу тут, лишённая всякого стремления прикрыться, и это словно не я, или мы оба словно непонятно кто. Ведь и Каллен тоже не вот прям спешит приводить себя в порядок и возвращаться в свой вагон.

- Ладно. Давай поступим так. Если забеременеешь, буду помогать, и всё такое. Ни увольняться, ни номер телефона менять не стану.

- Всё такое? Ты где такого набрался? - спрашиваю я, вот теперь ощущая неловкость. То ли от возникшей детской темы, то ли всё-таки от того, что я голая и сажусь, чтобы прикрыться одеялом. - Мне не нужны деньги. Я зарабатываю больше тебя.

- Откуда ты знаешь, сколько я зарабатываю? У тебя точно нет допуска к сведениям об этом.

- Но ты ниже меня по должности, и это...

- Ну понятно, - с яростью выдыхает Каллен, - это очевидно, и бла-бла-бла. Я говорю всё это только из-за того, что сказала ты, и я не собираюсь чувствовать вину за то, что не сбежал бы на другой край света, но знаешь, забудь. Если тебе не надо ни в каком случае, то, правда, забудь.

- Знаешь, что я тебе...

- Знаю. Я должен пойти вон. Через минуту так и будет.

- Вот только не надо думать за меня, что я собираюсь сказать, и не надо драм, - говорю я, отбрасывая волосы подальше от глаз. - Их отсутствие тоже стоило включить в договорённость. Я выпью таблетку, и ничего не будет. Никаких спиногрызов. Но в остальном ты прав. Ты должен уйти. И лучше я сначала проверю, нет ли кого в коридоре.

Я аккуратно выглядываю из-за двери, снаружи совершенно пусто и тихо, и Каллен выходит, надев на себя всё за исключением жилета. Он просто находится у него в руках, когда Каллен ступает дальше и удаляется от меня по коридору для возвращения в свой вагон. Наверное, можно сказать, что расстались мы хреново, ни пожелания спокойной ночи, ни чего-то вроде: «когда пересечёмся завтра?», но разве я виновата? С чего бы это вдруг? Нет, конечно. Не я же завела разговор про собственную вероятную беременность. Кто-то как будто уж слишком ответственный, а я не просила. Я ложусь спать, и утром вся моя привычная круговерть начинается заново. Но радует, что уже вечером мы прибудем в пункт назначения, и можно будет отдохнуть в отеле, принять ванну или хотя бы провести столько времени, сколько захочется, под согревающими струями душа, если ванны в номере вдруг не окажется. Интересно, на каком этаже остановится Каллен. За ночь мы оказываемся в отличной от Калифорнии климатической зоне, за окном видны леса и озёра Орегона, и когда я заглядываю в вагон Каллена поутру, он подчёркнуто вежлив и отстранён. Сидит именно в своём купе, что-то делая в телефоне, но откладывает его, увидев меня вошедшей и закрывающей дверь.

- Доброе утро.

- Доброе утро. Как здесь всё?

- Всё хорошо. Вагон уверенно движется по рельсам, сам поезд отстаёт от графика, ведь ранним утром мы встали где-то посреди леса на целых три часа, а потом виды портила дымка от лесных пожаров, но в остальном всё хорошо. Ты не видела?

- Нет, не видела.

- Но про отставание ты должна быть в курсе.

- Я в курсе.

- Хорошо, - Каллен кивает, немного двигая плечами, а кроме того касается рукой живота, где под тканью одежды, как я знаю, темнеет дорожка из волос, ведущая к более важной части его тела, с которой я уже успела познакомиться и не осталась разочарованной ни в один из двух раз. - Что-нибудь ещё? Распоряжения будут?

- Ты...

- Убрал ли я паутину? Да, убрал. Ещё вчера.

- Ты не проведёшь ночь со мной?

- В отеле? - Эдвард смотрит чуть правее меня, то ли на стену, то ли на моё левое плечо, и садится ровно. - Нет, не думаю. Вне поезда и работы я предпочитаю максимально выспаться, а вставать нам не позже половины восьмого. Разве ты не хочешь того же?

- Ты можешь остаться у меня. Потом. После всего. Я не ворочаюсь во сне.

- Хорошо, наверное, для твоего будущего парня или мужа, но я хочу лечь отдохнуть сразу, как приму душ, понимаешь?

- Понимаю. Ладно. Тогда увидимся позже.

Я выхожу из его купе озадаченной или же удивлённой, сказать трудно, но неважно. Он не мой парень и не обязан проводить время со мной, даже если я именно на это, кажется, и рассчитывала. Как рассчитывала, так и перестану, вот и всё. К Юджин-Спрингфилду нам удаётся сократить опоздание до двух часов в основном за счёт сокращения времени стоянок и слегка в силу увеличения скорости, а после того, как в Портленде выходит большинство пассажиров, железная дорога проходит сначала вдоль реки, а затем по затейливо сложной береговой линии залива Пьюджет-саунд. Примерно тогда же за окном начинает темнеть, и наконец только в пятнадцать минут десятого поезд останавливается на железнодорожном вокзале Сиэтла. После этого, закончив с оформлением данного факта, я добираюсь до ближайшего отеля, в котором останавливаемся мы все, со своим компактным чемоданом и сумкой среднего размера. Меня быстро регистрируют и предоставляют карту-ключ от номера на втором этаже. Я спрашиваю, есть ли возможность заказать ещё что-то из ресторана, на что мне отвечают, что он закрыт, но бар ещё работает, и там тоже можно поесть.

- Мы можем доставить ваши вещи в номер, если решите сразу пойти в бар, и в таком случае вам не нужно будет подниматься наверх и снова спускаться.

- Да, спасибо. Будьте так любезны.

- Я распоряжусь. Вам нужно поставить подпись. Ручка вот.

- Хорошо, - я расписываюсь там, где нужно, и, решившись, задаю вопрос. - А вы не подскажите, в каком номере остановился Эдвард Каллен? Мы коллеги. Он уже должен был приехать.

- Ваш коллега действительно уже приехал, но мы не разглашаем информацию о гостях ради их спокойствия. Если он не пожелал, чтобы вы знали, где его номер, я могу лишь связать вам с ним по телефону.

- Нет, спасибо, - раз так, то обойдусь. - Просто доставьте мои вещи наверх.

- Разумеется.

Я направляюсь в бар и заказываю наименее калорийный салат, ведь скоро ночь, и наедаться последнее дело. Я ещё жду заказ, когда до меня доносится знакомый смех из другого угла бара, и стоит повернуться, чтобы посмотреть туда, как я замечаю Каллена, качающего головой в ответ на слова приятеля, прежде чем опрокинуть стакан с какой-то жидкостью. И это называется лечь спать сразу по приезду в отель? Это место совсем не выглядит одним из номеров наверху. Вот же лжец. Я отворачиваюсь, потому что пришла сюда поесть, а не разбираться с ним у кого-то на виду или вообще разбираться. Меня самой могло бы тут не быть, а его враньё пусть остаётся на его совести. Я ем салат, когда его приносят, иногда посматривая на Каллена в отражении зеркальной стены бара. Что он, что Маккарти едва замечают, когда официантка обновляет их напитки, будучи поглощёнными чем-то в телефоне, что показывает Эдвард, а потом Маккарти уходит в сторону, думаю, туалета, и Каллен, было притронувшись к своему стакану, видит меня. Он не может знать, что и я в курсе его присутствия, ведь я сижу спиной к нему и наклоняю голову, чтобы он точно меня не заподозрил. Я расплачиваюсь картой за свой поздний ужин и встаю, теперь уже избегая подсматривать и покидая бар. Как и было обещано, мои вещи находятся в номере, но я достаю из сумки только то, что нужно для принятия душа, и радуюсь по обнаружению просторной ванны. Пребывание в воде расслабляет мышцы, но сознание не особо. Наверняка Каллен и сейчас тусуется в баре со своим лучшим другом, и такими темпами я, скорее всего, лягу спать раньше них. Я заматываюсь в большое полотенце, когда вылезаю из ванны, а полотенцем меньшего размера вытираю запотевшее зеркало. Можно почитать немного книгу перед сном, минут пять или семь. Одна глава лучше, чем ничего. Я чищу зубы и только выключаю воду, сполоснув рот от пасты, как в дверь номера кто-то стучит, хотя я уверена, что повесила табличку не беспокоить. Я что, уже кому-то что-то задолжала? Оплата в баре вроде прошла, карточка считалась успешно. Что бы ни было, открывать не буду, только спрошу. Может, это и вовсе ошибка. И кто-то пытается войти в мой номер, считая его своим, перепутав этажи. Я уже почти подхожу к двери, когда телефон издаёт сигнал пришедшего сообщения, и я поворачиваю обратно, направляясь к прикроватной тумбе, где лежит сотовый. Никто повторно не стучит, так что он или они могли уже и уйти.

Ты спишь? Если нет, то открой, и давай поговорим. Это я за дверью. Ты же меня видела, да?

Охренеть. Я буквально такая и есть, офигевшая и взбудораженная. За моей дверью не кто-то там, а Каллен собственной персоной. Как он узнал, где я? Ему сказали, а мне нет, или он успел оказаться на втором этаже, поднявшись по лестнице, как раз вовремя, чтобы увидеть меня заходящей в номер? Теоретически это возможно. А физически? Всё зависит от физической формы, которая у него вроде неплохая. Но вряд ли бы его выпустили из бара без оплаты, а это время, необходимое на то, чтобы заплатить или заверить в том, что ты вернёшься, или сказать записать сумму на счёт номера. Так что же, Каллену могли и раскрыть моё местоположение? Странно это всё.

Я уже почти сплю. Где я тебя видела?

Сама знаешь. В баре.

Он стучится в дверь один раз, а потом и второй. Я подхожу к ней и спрашиваю через неё, не открывая.

- Чего тебе, Эдвард? Иди спать. Ты вроде этого хотел.

- Твой голос звучит весьма бодро. Не похоже на то, что ты почти спишь.

- Про тебя можно сказать то же самое.

- По-моему, между нами возникло недопонимание, - говорит он, прежде немного помолчав, - думай, что хочешь, но то, что мне захотелось выпить стакан или два, не означает, что через час я бы изменил своему правилу по поводу девушек. Выпить помогает мне уснуть, но после я бы в любом случае вернулся в свой номер один. Это не прелюдия к тому, чтобы снять кого-нибудь на одну ночь.

- Ладно, но я не спрашивала.

- Но думала об этом, верно? Я всё-таки мог бы остаться просто поспать.

- Ещё чего, - не сдержавшись, хмыкаю я и прикасаюсь к полотенцу на груди, которое коротковато, чтобы хорошо держаться так, как я его закрепила. - Ты бы разобрался, либо девушка тебе мешает, либо нет.

- Мешает. Но, наверное, тот факт, что мне будет трудно перестать думать о том, ложишься ли ты или уже легла, помешает гораздо больше, и завтра я буду совсем ужасен, а тебе это надо?

Нет, мне это точно не надо, но впускать Каллена только из-за этого? Ну да, конечно. Я не ворочаюсь, а вот он может. И может случайно коснуться меня во сне или обнять, или вообще навалиться всем телом. И тогда уже я буду разбитой и вялой поутру, и раздражённой, а когда я раздражена, мне мало что способно помочь перестроиться. Но я... Я тоже, наверное, буду думать, где он есть, пошёл ли в номер или передумал и что там делает, если дошёл, лёг спать или же включил что-то по телевизору.

- Твой приятель тебя не потеряет?

- Мой приятель в другом номере. У него свои личные дела.

- Ясно. Хорошо. Я в принципе не против того, чтобы ты провёл ночь здесь, и я открою, но подожди минуту, прежде чем заходить. Мне надо одеться.

- Да необязательно. Чего я там не видел?

О Господи. Да, это правда. Можно сказать, что он видел если и не всё, так многое. Я вдыхаю и, отступив от двери, молча беру пижаму, через мгновение поворачивая замок. Я скрываюсь в ванной комнате, откуда мне идеально слышно, как Каллен заходит в номер и запирает дверь за собой. Ну и что мне делать? Что-что, только выходить. Кровать же в комнате, а мокрая ванна ни разу не привлекательное время для сна. Я выхожу, сначала слегка пройдясь по мокрым волосам расчёской, чтобы выглядеть не такой растрёпанной, и открываю дверь ванной. Каллен сидит на кровати поверх покрывала на ближайшей ко мне стороне в тех же джинсах и майке, в которых был и в баре, и поднимает на меня оценивающий взгляд. Почему-то я слегка робею перед ним, или робею я из-за мысли делить кровать на двоих, когда я давно этого не делала. У меня, конечно, были парни, двое в разные годы, и не один за одним, и я жила с каждым продолжительное время, но потом им обоим надоело, что меня почти никогда нет рядом. Не я была инициатором расставаний, но не то чтобы потом меня сразила депрессия, или я умоляла их не уходить, обещая уволиться и найти какую угодно другую работу. Нет, я не умоляла и просто ждала, когда они оба соберут свои вещи. Оба жили в моей квартире, так что бросали меня отнюдь не миллиардеры с пентхаусом в каком-нибудь небоскрёбе.

- Привет.

- Привет. Я спать.

Я иду к другой стороне двуспальной кровати, которую всегда предпочитаю односпальной ради большего комфорта, и ложусь под одеяло, оставляя на виду только руки. Эдвард поднимается с кровати и, не поворачиваясь, начинает стягивать с себя джинсы, а следом за ними и майку. Он оставляет всё где-то на полу у кровати и наконец оборачивается ко мне. Я смотрела на него, наблюдала за его действиями всё это время, за тем, как двигаются мышцы спины и рук, пока он снимает одежду, а теперь смотрю на живот и грудь и думаю, как же трудно может оказаться быть с этим мужчиной в одной кровати. Если мы заснём не прямо сразу, не в тот же миг, как закроем глаза или просто удобно уляжемся каждый на своей подушке. Каллен залезает под одеяло, не успеваю я и слова сказать, и придвигается поближе. Он тёплый настолько, что это словно имеет запах, который можно описать словами, но что точно имеет запах, так это его дыхание. Горьковатый привкус, не неприятный, а просто не сладкий.

- Пойдёшь со мной на выставку картин в выходной?

- Обычно приглашают в ресторан.

- То есть ты в принципе не против пойти на свидание?

- Нет, если потом мы займёмся сексом. Но сейчас я всё-таки бы поспала.

- Да и я тоже.

Каллен поворачивается на левый бок спиной ко мне, просовывает под подушку руку и больше ничего не говорит так же, как и я. Я выключаю свет на прикроватной тумбе, и в комнате становится темно, но менее темно, если подождать и привыкнуть к свету. Это странно, так чертовски странно лежать тут с мужчиной, который формально никто. Ни парень, ни друг, так мы ещё и работаем вместе. И я выше его по статусу. Не то чтобы подобное должно меня беспокоить, я же не собираюсь именно встречаться с ним, но...

- Ты завела будильник?

- Да. На семь утра.

- Тогда давай уже спать.

Я передвигаюсь чуть ниже по кровати и закрываю глаза, погружаясь в сон фактически сразу, как нахожу положение удобнее. Всего раз за всю ночь меня пробуждает то, что в кровати я не одна, когда Каллен перетягивает часть одеяла на себя. Я тяну обратно и подтыкаю ткань, чтобы оно больше не ускользнуло столь легко, и когда просыпаюсь утром по будильнику, то вижу, что у моего партнёра по сну прикрыта лишь правая нога и часть живота от пупка до бока. Будильник трезвонит, пока я не отключаю его, садясь и свешивая ноги с кровати. Каллен шевелится, и вдруг его рука проникает мне под майку, тёплая и направляющаяся выше вдоль позвоночника. Мне-то казалось, что Эдвард ещё там, на своей стороне кровати, просто передвинулся или потянул на себя одеяло, но не то, что он намеревается дотронуться до меня. Я вдыхаю, когда он целует меня в спину в нижней части слева и, оторвавшись, хрипло шепчет:

- Когда встретимся в поезде?

- После обеда. Придёшь?

- Приду, - следует ответ прежде, чем Эдвард отодвигается. Обернувшись, я вижу, как он покидает пределы кровати и наклоняется поднять одежду, начиная надевать её с брюк. - Ты выпила таблетку?

- Да.

- Хорошо. Пока. Увидимся позже.

После того, как дверь открывается и закрывается, я остаюсь одна в номере и, не утруждая себя особым расправлением кровати, иду сразу в ванную комнату. Тем, чтобы просто умыться, дело не ограничивается, ещё я принимаю душ и наношу макияж, прежде чем собрать в сумку всё, что было извлечено, и спуститься на завтрак. В ресторане я встречаю нескольких подчинённых, в том числе и Эммета, но не Эдварда. Он мог уже и поесть, а если даже нет, в запасе примерно полчаса, чтобы сделать это, ну или он просто проигнорирует общее собрание, что будет не первым разом, когда это случится.

- Доброе утро, мисс Свон. Как ваши дела сегодня? - приятель Каллена подходит ко мне у зоны шведского стола как будто с целью просто поболтать, но берёт чистую тарелку и накладывает в неё немало количество бекона. - Возьмите запеканку, она вкусная.

- Доброе утро, мистер Маккарти. Спасибо за совет, но я уверена, что справлюсь с выбором и сама.

- Разумеется, да, так и будет. В общем... До свидания.

После завтрака, в течение которого ко мне больше не подходил, я собираюсь и, отдав карту-ключ, выезжаю в направлении вокзала. Как ни странно, в этот раз Каллен не пропускает общий сбор, хотя и протискивается в дверь одним из последних, но всё-таки не самым последним. Он слушает всё, о чём я говорю, внимательно, со вдумчивым взором, направленным на меня через всё пространство, и так почти на протяжении всего времени, что длится собрание. Я одновременно спокойна и возбуждена. Скорее всего, это два взаимоисключающих понятия, и невозможно чувствовать сразу всё, но я, правда, чувствую. Когда Каллен уходит вместе со всеми, всё время до нашей встречи я не могу перестать думать о нём и не могу отключить голову от разных мыслей касаемо его. Как долго у нас всё продлится? Возможно, нам стоит обсудить. Сформулировать, что должно стать моментом, когда мы предположительно остановимся и по какой причине. Когда кому-то станет скучно?

Покачиваясь, поезд двигается вперёд, преодолевает рельсы, приближая нас к дому с каждым пройденным участком пути. Я лежу и смотрю в окно на проплывающий за ним пейзаж, кондиционер шумит под потолком, и становится даже слегка холодно. Возникают мысли о том, чтобы открыть дверь, но тут она открывается сама. Точнее, её открывает Каллен. Даже не постучав и не отправив прежде сообщение. Хотя дозвон бы тоже подошёл. Хотя, может быть, сейчас просто не ловит сеть. Ну и я не говорила ему, чтобы сначала написал. Задвигая дверь, Каллен поворачивает замок, и я успеваю сесть за ту секунду, что это длится, но мне не удаётся ничего сказать. Эдвард приближается ко мне и сразу целует меня в губы. Инстинктивно я касаюсь его, вдыхаю его запах, эту смесь, состоящую из множества запахов от освежителя воздуха и до сигарет, когда на станциях кто-то курит рядом, и меня охватывает чувство, которое не описать словами. Нет, это не волнение. Это что-то иное? Неизвестность? Вполне возможно. Мы целуемся сильнее, стоит мне ответить. Каллен наваливается на меня сверху, его прикосновения даже поверх ткани словно разжигают огонь под моей кожей. Нет-нет, слишком быстро. Слишком. Я чуть двигаюсь, разрываю поцелуй, что ему не нравится. Точно не нравится. Я понимаю, потому что он обхватывает мой бок, отказываясь отпускать.

- Подожди.

- Не хочешь?

- Хочу. Хочу, но давай поговорим. Когда мы...

- Поговорим потом, - произносит Каллен, его горячая рука движется от пуговицы к пуговице на моей рубашке и не просто так, а расстёгивая их. - Обо всём, что тебе надо. Но потом. Давай, снимай всё лишнее.

Он встаёт, чтобы раздеться, стащить штаны вниз, а ещё скинуть жилет. Я снимаю всё с себя ниже талии и смотрю на Каллена, когда он двигается обратно ко мне, полуобнажённый и такой красивый, каким мало кто бывает. Я подталкиваю его, чтобы он сел, желая попробовать иначе, и он не противится мне. Он только обхватывает мои бёдра с невиданной силой, я опускаюсь к нему на колени и ниже, и он легко скользит вперёд. Его руки перемещаются по телу к моей заднице, отчего моя рубашка распахивается только больше. Трение и скольжение так приятны, что мне не хочется заканчивать. Я то обхватываю шею Каллена, то упираюсь рукой в стену над его головой, но неизменно смотрю вниз в его глаза. Он держит их открытыми. Мои бывшие часто закрывали глаза. Это ничего не значит, не значит ничего особенного, но мне нравится, что его глаза открыты. Почему-то нравится смотреть в них. Может, из-за того, как он смотрит на меня? Или из-за того, как я чувствую себя рядом с ним просто потому, что он не закрыл глаза, и разница в нашем положении становится менее принципиальной для меня вещью? Под звуки голосов за дверью по моему телу расползается проникающее тепло, я почти замедляюсь при движении вниз, но Каллен совершает ещё толчок, схватив меня особенно крепко. Так удовольствие настигает и его, и его прикосновение сразу становится слабее. Я не могу или не хочу шевелиться. Но надо встать. Хотя бы через две минуты. Вот только затихнет немного сердце.

- Слушай, если у меня не будет времени сказать позже, то выставка начинается в половину восьмого. Мы можем поужинать вместе до неё, и тогда я заеду за тобой, скажем, в пять, или если без ужина, то без десяти семь. Тебя устраивает?

- Устраивает. Но получить информацию о выставке не будет лишним. Пришли мне ссылку. Это в субботу?

- Да, в субботу.

Я отстраняюсь и встаю, отыскивая взглядом свои трусики, соскользнувшие на пол. Каллен молча подаёт их мне. Мы оба одеваемся в нормальном темпе. Так и не скажешь, что снаружи вообще-то много людей, которым нельзя знать про нас. Я сажусь рядом, чтобы надеть колготки, а потом просовываю ноги в юбку, едва удерживая равновесие, когда поезд поворачивает. Каллен одевается быстрее, как будто он в армии, выглядит он сосредоточенным на своих действиях, но его взгляд находит мои глаза ещё до того, как Каллен заканчивает с одеждой.

- О чём ты хотела поговорить?

- У меня никогда не было именно таких отношений. Может быть, нам следует обсудить, как... когда... Когда мы будем встречаться.

- Да хоть когда. У нас обоих есть телефоны, - Каллен идёт открывать дверь. - Если ты о мире вне поезда, ты знаешь мой номер, а я знаю твой. Так что всё просто.

- Но ты не знаешь мой адрес, а он тебе понадобится, если ты собираешься заехать.

- И потому я подразумеваю, что ты его мне напишешь.

- Напишу.

- Так тем более. До свидания, мисс Свон.