- Я не поеду.

- Поедешь.

- У нас нет няни.

- Ты очень придирчива. Требовательна.

Под моим взглядом Каллен качает головой и исправляется, но он прав, я именно придирчива. Мне никто не по душе. Все кандидатки из крутого агентства, которое, я не сомневаюсь, дорожит своей репутацией. У них есть рекомендации. Но мама я. Я мама. Я и не представляла всю силу новой любви и нового желания оградить кого-то ото всех в разумных пределах, пока этот кто-то спустя почти сутки непростых родов не оказался на моих руках. Наш с Эдвардом сын. Ноа Каллен.

- А ты нет? Кто сказал, что мы точно не рассматриваем одну женщину, потому что её духи слишком сладко пахнут, и ты не хочешь, чтобы потом ими пропах весь дом, а не только Ноа?

- Неважно. Я его няня. Отец, сменщик подгузников, кормилец и далее по списку. Расслабься. Ты оставила в морозилке достаточно молока. Езжай уже.

- Ладно. Ладно, - но я не двигаюсь с места. - Это точно не дерьмовая идея? У меня ещё две недели декрета. Элис…

- Не дерьмовая. И своя сестру я возьму на тебя.

Каллен целует меня и собирается отправить восвояси. Я обхватываю ручку чемодана, но отпускаю её. Нет, я не могу так уехать. Проверю Ноа ещё раз. Он, конечно, спит, я сама уложила его после кормления, но всё равно.

- Блять, Белла.

- Я быстро. И я не буду его трогать, обещаю. Просто посмотрю.

Ноа по-прежнему спит в свете ночника. Что точно у него от Эдварда, так это уши. Уши и волосики, которые пробиваются через кожу медным оттенком. Глаза, скорее всего, мои. Но я ещё не уверена. Форма не совсем такая. Ноа издаёт кряхтящий звук и двигает ручкой, но не просыпается. Слава Богу. Я тихонько выхожу из спальни.

- Ну что? Убедилась?

- Убедилась. Но я…

- Да-да, будешь звонить. Давай только не слишком часто. Раз в три часа будет вполне нормально. Начинать можно не сразу, как отъедете, - подмигивая, он слегка хватает меня за задницу и притягивает едва ли не к члену, но отклоняется, чтобы я не ощутила. Мне так чертовски его не хватает. Если бы всё зависело только от меня, я бы уже давно трахнула собственного мужа. Но он всё твердит про два месяца. Вычитал это, как самый минимум воздержания, и делает вид, что не хочет. Но я собираюсь что-нибудь придумать. - Я серьёзно.

- Люблю тебя.

- Взаимно, миссис Каллен.

Впервые за почти два месяца я уезжаю из дома. Впервые в моём чемодане не только обычный набор вещей на несколько дней, но и молокоотсос, а кроме него и портативная морозильная камера, чтобы не избавляться от молока. Необходимость сцеживать его время от времени усложняет обычный ход профессиональной жизни. Но я всё предусмотрела, всё рассчитала и создала себе напоминалки каждый раз, когда мне надо непременно вернуться в своё купе для уединения. И всё-таки не всё идет гладко. Потому что я отвыкла от тряски поезда, от того, как он несётся по рельсам, что мало помогает спокойному использованию молокоотсоса, и ещё я одна. Я на работе, а семью оставила дома. Что, если Ноа кричит, и Эдвард не сможет его успокоить? Он не ужасный отец. Да что там, я могла проводить в ванной хоть сорок минут, и он не стучался с вопросом, когда я наконец выйду, потому что Ноа нужно сменить памперс, или из-за потерянной соски. Нет, он тоже полноправный родитель. Просто так дико быть не дома. Будто я делаю что-то не так одним лишь тем, что уехала от собственного ребёнка. Я только заканчиваю с молокоотсосом, как в дверь стучат.

- Да, кто там? Войдите.

Дверь открывается, и это Глория. В слезах и с размазавшимся макияжем. Что это ещё за вид? Её окатили водой?

- Мисс Свон.

- Миссис Каллен теперь. Неважно. В чём дело?

- Меня стошнило на пассажира. Простите. Но я беременна.

Замечательно. Час от часу не легче. Я смотрю на неё, но пока ничего не видно. Ясно, только самое начало. Все прелести и не прелести ещё впереди.

- И?

- Я думала, что справлюсь.

- Ты же не собираешься спросить у меня разрешения сойти на следующей станции и поехать домой к парню?

- К жениху. Нет. Я лишь… Можно меня будет иногда подменять Клэр? Она сможет обслуживать два вагона.

- Не сможет. Она не может быть в двух местах одновременно. Ладно, я разберусь сама. Возьму твой вагон на себя. Иди.

- Спасибо вам.

Она уходит уже не такой зарёванной, потому что в течение разговора я предложила ей салфетку. В будущем ей понадобится их немало. Влажных салфеток, сухих салфеток и носовых платков. Не уверена, что была бы столь добра, не будь у меня ребёнка, а до него вот точно такой же тошноты. За исключением того, что меня не рвало на пассажира. Я иду поговорить с ним, но, оказывается, он отреагировал нормально и уже застирал свою рубашку. Немолодой мужчина начинает рассказывать о внуках и о том, что ничего ужасного, с чем бы он ни сталкивался прежде, не случилось. Да уж, может, он попросту притягивает данные вещи. Когда на него тошнит других людей или детей и всякое такое. К счастью, больше ничего подобного не происходит, как и других эксцессов, и я могу звонить домой хоть каждый час. Но не звоню. С огромным трудом, если уж быть честной. Не так и легко соблюдать договорённость, на которую я едва ли соглашалась. Казалось бы, почему бы её не нарушить? Но нет, я не хочу, чтобы Эдвард думал, что на деле я ему не доверяю. Если что серьёзное, он позвонит сам. Но он только пишет, а когда звоню я, просто перечисляет, спит Ноа или не спит, как давно он делал свои дела в памперс, и что от него пахло отнюдь не розами.

- Представь себе, я знаю.

- О, точно, - мой муженёк подмигивает мне, поглаживая Ноа по спинке. Ноа спит прямо на груди своего отца. Такой крошечный. Выглядит ещё меньше, чем вживую. - Тебя завтра встретить?

- Нет. Я сама. Не хочу, чтобы таскал его туда-сюда. И у нас нет автомобильного кресла.

- Уже есть. Я купил.

- Что? Какое?

- То самое, которое тебе понравилось и одобрено разными экспертами, но стоит, как мотоцикл, а кресла не должны столько стоить, даже если это ради безопасности детей. Безопасность не должна оставить родителей без трусов на пять грёбаных лет. Так ты, кажется, говорила.

- Ты охренел?

- Не начинай, пожалуйста, и не ори. Разбудишь.

- Ты охренел? - тише, почти шёпотом спрашиваю я. - Ты же…

- Переплатил. Наш второй вариант тоже был неплох, но я считаю, что могу принимать некоторые решения сам, как отец, и поскольку я могу себе позволить именно это кресло, мне похрен, если цена завышена. Мы можем его себе позволить, Белла, и не останемся ни без трусов, ни без носок, ни без нового нижнего белья для тебя, а потом, когда я буду его снимать, и для меня.

Чёрт. Он снова подмигивает мне, облизывая губы, сначала верхнюю, а потом и нижнюю, но снова поглаживает Ноа, когда тот немного шевелится. Поскорее бы уже очутиться дома. Я так скучаю по ним.

- Ладно. Но всё равно я доберусь домой сама. Поцелуй его за меня.

- Обязательно. Как только проснётся.

- Я люблю тебя, Эдвард.

- И я. Не хочу без тебя.

- Пока.

- Пока, жена.

Они оба спят, когда следующим вечером я возвращаюсь домой. Каждый в свой кровати. Эдвард посередине нашей, а Ноа у себя в паре шагов. На пеленальном столике-комоде мерцает ночник, питаемый от батареек. Я поправляю одеяло на сыне, прежде чем подойти к супружеской постели. Не считая трусов, Эдвард совершенно обнажён. Я смотрю на торчащие соски, вздымающийся живот, мускулистые ноги и руки, одна из которых закинута за голову. Я так хочу его поиметь, что между ног неудержимо расползается влага. Пока он спит, он не сможет мне помешать, остановить меня, а потом, надеюсь, уже и не захочет. Я снимаю с себя всё за исключением трусиков и забираюсь на кровать. Мгновение, и я скольжу рукой обхватить член через ткань. Дыхание Эдварда не изменяется. Он дышит всё так же ровно. У него довольно крепкий сон. Я двигаю ладонью к животу, касаюсь волосков внизу, очерчиваю пупок, и наконец Эдвард хмурится, будто уже чувствует прикосновения. Я забираюсь на него, забираюсь и надавливаю своим центром, слегка стягивая боксеры с одной стороны. Меня сводит с ума то, что он спит, и я могу делать, что хочу. Пока ещё могу. Мне не нужно много пространства, чтобы проникнуть ладонью уже под резинку трусов. Я дотрагиваюсь до желанной твёрдости, почти замирая, когда Эдвард ёрзает, но всё ещё во сне, не просыпаясь. Риск быть пойманной абсолютно в любой момент только усиливает потребность. И то, что я никогда не приставала к мужчине, пока он спит, тоже. Нет, он не просто мужчина. Он мой муж. Я обхватываю его, поглаживаю по длине, изучаю, опуская глаза вниз, хотя уже знаю всё именно об его члене. Мне каждый раз нравится смотреть, как он восстаёт. Я в секунде от того, чтобы собрать пальцем выступившую смазку. И вдруг…

- Наигралась?

- Нет.

В тишине внезапное звучание его голоса пробирает до самих глубин. До мурашек на коже и спазма в животе. До влаги, впитываемой в ткань трусиков. До учащения сердечного ритма. До пульса в шее. Эдвард сжимает мою руку в своих же трусах. Его прикосновение достаточно сильное. Становится тесно, когда он ведёт нашими руками вверх и вниз, и снова вниз прежде, чем мы вместе обхватываем головку. Он зажмуривает глаза. Ему нравится. Ему тоже хочется. Мне ли не знать. Я наклоняюсь к нему и, прикоснувшись ртом, приникнув грудью, целую. Его горячая кожа, моя чувствительные соски. Я изнемогаю от жажды по нему. Неважно, как, я должна его получить. Эдвард ёрзает подо мной, будоражащая твёрдость упирается в меня через бельё так, будто его и нет. Наш поцелуй срывает дыхание. Груди ноют, между ног совсем влажно, и я трусь об Эдварда. Он толкается в меня через трусики, прежде чем избавиться от них. Его боксеры я уже давно совсем сдвинула вниз. Я чувствую головку, что терзает половые губы. Я не хочу больше ждать. Сколько мы уже не занимались сексом? Месяца три? Два с половиной? Как минимум два, это точно. Я готова взять всё в свои руки, если… И вот Эдвард скользит в меня, медленно проскальзывает едва ощутимо. Я наполняюсь им. Боже. Ещё. Я отталкиваюсь от его груди, но опускаю туда руки, упираясь, чтобы двигаться. Напряжённый взгляд Эдварда не сходит с меня. Правда, напряжённый. Я приподнимаюсь, почти теряя физическую связь, созерцая, как Эдвард протягивает руки к груди, обхватывает полушария снизу и поглаживает у сосков пальцами, но не трогает по центру. Так не пойдёт, нет. Я хочу, как раньше. Как было всегда. Я покачиваюсь на нём, вбирая, и тяну руки мужа к ореолам. Мне не нужна осторожность. Мне нужен секс, дикий и безумный, а не ваниль. Я люблю ваниль. Просто не сейчас.

- Белла, твоя грудь… Я не…

- Трахни меня, как вначале. Давай же.

- Подожди, - срывающимся голосом просит он. - Не могу так. Не сейчас. У тебя молоко.

Эдвард нежно выдёргивает свои руки, возвращаясь в меня мощным толчком. Медленно. Ритмично. Толчок, скольжение назад, и снова толчок. Я всё равно его хочу. Царапаю ногтями ему кожу, вонзаюсь пальцами в волосы, тяну за них, поглощаю и отдаю. Он обхватывает мои ягодицы. Вырывая стон из моего горла. И ещё один.

- Ох. Глубже, ладно?

- Если больно...

- Не больно.

Я, как могу, подхватываю темп. Вверх и вниз, и снова верх. Эдвард тянет за резинку, и мой хвост прекращает существовать. Волосы спадают на мои плечи и лопатки. Ещё... Ещё немного. Мне нужно совсем чуть-чуть. Он сгребает их в кулак, неотрывно смотря на меня. Морщины на лбу. Тяжёлое дыхание. Хрипы. Пот, стекающий по телам. Запах влаги. Чёрт. Я совершенно мокрая. Я отклоняюсь назад и направляю руку к члену, и поглаживаю у основания. Эдвард толкается внутрь через мою ладонь. Он находит мою точку, давит на неё головкой, и для меня это последний рубеж. Словно кто-то надавил на рычаг. Оргазм как влажная капля, что я чувствую стекающей по позвоночнику. Зарождается выше и опаляет жаром между ног. Моё тело просто сгусток оргазма. Я проваливаюсь в бездну. Нечем дышать. Эдвард продолжает двигаться. Он ещё не кончил. Я хочу, чтобы он кончил. И совершаю движение навстречу, зажимая его в себе.

- Белла. Блять. Господи.

Я знаю, он мастурбировал. Я и сама делала это для него. Технически для него это не первый раз за пару месяцев. Но клянусь, в нём очень много. Я выжимаю из него всё, что могу. Каждую каплю. Каждую струю. Всё, что в нём накопилось. Физически. Эмоционально. Кожа к коже. Его части тела близ моих. Он внутри меня, а я вокруг него. Мы сжимаем друг друга всеми способами. Объятьями, молчанием и прикосновениями. Тем, как граничим друг с другом и насколько глубоко связаны. Его сперма во мне. Возможно, ещё один ребёнок. Когда-то. Наверняка не сейчас. Но я могу представить его. То, что у нас будет не только Ноа. Эдвард целует меня. Уже просто так. Почти невинным поцелуем. И я блять так счастлива. Мы оба всё ещё учимся не выражаться. Это оказалось не так и легко, скажу я вам. Боюсь, что Ноа подрастёт и усвоит какие-то вещи раньше, и заведёт банку или копилку, чтобы мы складывали туда по центу каждый раз, когда позволим себе нецензурное слово в его присутствии. Нет, я не хочу платить собственному сыну за свои недостатки, которые так и не смогла вовремя искоренить.

- Думаю, Глория уволится, - говорю я, умостившись у бока Эдварда через пару минут и закинув ногу на его бедро, которое он любовно поглаживает рукой с кольцом. - А если я тоже? Что бы ты на ответил?

- Шутишь? Я отпустил тебя на работу не для того, чтобы ты приехала с такими вот мыслями. Что ты будешь делать, если уволишься? Я о чём-то вне материнства и пелёнок. Это не наш вариант.

Из детской кроватки доносится звук возни. Я встаю подойти прямо голой. Ноа ворочается, его глазки закрыты, но это только пока. Я знаю, он уже просыпается. И знаю, каким будет его плач, когда он начнёт плакать. Тихим, не на всю квартиру и не во всю мощь лёгких, но зовущим. Я не дожидаюсь плача, а беру Ноа на руки, поддерживая головку. Он несильно ударяет кулачком по груди, прежде чем присосаться. Ноа смотрит на меня расфокусированным после сна взглядом. Его зрение ещё не такое, как у взрослых, и для него я не более, чем расплывчатое пятно, но он успокаивается и просто ест. Между нами невидимая связь. И я просто не хочу что-то пропустить. Что-то, что именно с Ноа уже не повторится. Первый раз, когда он перевернётся или поползёт, или заинтересуется игрушкой, лежащей в паре сантиметров от его лица. Я не хочу.

- Чем так плохо, если я буду с Ноа?

- Ничем. Но тебе не надо ничего никому доказывать. Я полюбил тебя вот такой, Изабелла. Не желающей детей, считающей их проблемой и выступающей за отношения без обязательств. Но теперь у нас есть сын, и никто не отменит того, что ты его мама. Женщина, которую я полюбил, не сможет быть счастлива в четырёх стенах. А я хочу, чтобы ты была счастлива с нами двумя. Идите сюда, миссис Каллен.

Я возвращаюсь в кровать. Ноа не нравится, что я начала двигаться. Его выдаёт выражение глаз. Почти плаксивое. Я покачиваю его, прежде чем передать в руки отца. Ноа высовывает язычок и медленно моргает. Мой сын такой кроха. Но я не особо думала об этом, как о причине бояться, ни когда впервые прижала его к груди, ни когда дошло до первого купания в ванне. Не так всё и хреново. Я и материнство.

- Я хочу ещё как минимум одного ребёнка. Не сейчас и не через год, но года через два-три будет идеально.

- Тогда и обсудим, но мой ответ всё равно положительный.

- Да?

- Да, жена, положительный. Как тот твой тест на беременность, который ты повторно сделала для меня.

Я действительно сделала взамен того, что выкинула, и Эдвард его хранит. В коробке из-под ключницы, но имеет значение сам факт. То, что я почти стала как все те женщины, которые превращают объявление о беременности в целое событие, и то, что Эдвард сам попросил об этом. Я ложусь и наблюдаю, как он возится с Ноа и ощупывает его памперс. Как дожидается, пока Ноа срыгнёт, и только потом приступает к укачиванию, медленному и аккуратному, сопровождаемому всякими нежными обращениями. Мой мальчик, кренделёк, кнопка. Эта новая жизнь гораздо лучше, чем я когда-либо могла бы предположить.