На малышке милый розовый костюмчик. Штанишки и кофточка с изображением серебристой короны. Я смотрю на крошечные пальчики на руках и ногах, которые были ещё меньше, когда девочка только родилась, и мне вновь становится страшно. Хотя вряд ли это чувство уходило полностью хотя бы раз за предшествующие четыре дня, когда мы с Эдвардом продолжали ездить к Хлое и её мужу Кевину для установления контакта с Дейзи. Хлоя говорила мне о том, как важно ощущать уверенность, и хотя в присутствии Эдварда Каллена внутри меня царило что угодно, но только не уверенность, я старалась. Я действительно старалась, несмотря на то, как было трудно совсем не думать о вероятности новых неудач. Я отвлекала Дейзи игрушками, когда она хмурилась из-за меня, или произносила всякую, казалось бы, ерунду, что мне тоже грустно, пряча лицо в ладонях, и на удивление буквально вчера девочка сама подошла ближе некуда, пока я, заинтересовавшись, перелистывала страницы детской книжки. Дейзи опустилась на пол рядом, и её пальчик коснулся собачки, нарисованной в правом нижнем углу, а потом и голубя вверху. Я назвала животных по очереди, что, кажется, понравилось Дейзи. Она произнесла что-то на своём языке, улыбнувшись почти беззубым за исключением как минимум пары зубов ртом. Что подумал при этом Каллен? О, если бы я только знала. Он относительно рядом, лишь когда это необходимо для работы. И говорит что-то только во время съёмок сцен или между дублями, если Лоуренс обсуждает коррективы с нами обоими. Наверное, можно сказать, что теперь нас связывают исключительно нейтральные отношения. Без обидных и резких слов, на которые мне хотелось бы ответить взаимностью, как в тот день, когда мы поругались. Я пообещала девочкам, что не уйду, и также не стала возвращаться домой из трейлера, но мысли о возможных действиях Каллена по моему исключению из каста всё равно нет-нет да всплывают в моей голове вновь. Как правило, вечерами. Когда один съёмочный день только закончился, а волнения о следующем ещё впереди. Но прямо сейчас я беспокоюсь о съёмке с ребёнком. О том, как Дейзи воспримет то, что я должна буду взять её на руки и ходить по квартире до внезапного появления «папы», которого мы не ждали, а потом опустить в кроватку. Из данной сцены непосредственно вытекает уже снятый эпизод, когда герой Эдварда Каллена остаётся ночевать на диване у своей бывшей девушки и матери своей дочери, а наутро просыпается от слабого, но всё же слышного детского хныканья в соседней комнате.

- Ну вот Дейзи и готова, - говорит Хлоя, закрепляя розовую заколочку в волосах дочери, чтобы отвести чёлку ото лба. Девочка тянет руки к маме, и та моментально берёт её на руки. Мы сидим на кровати в арендуемой для съёмок квартире, тогда как точное местонахождение Каллена в пределах жилплощади мне неизвестно. Детская же кроватка примыкает к противоположной стене. - А как ты?

- Жутко нервничаю. Что, если всё будет ужасно?

- Или не будет. Есть одна идея, которая может стать нашим секретом. Я взяла с собой свои духи, - Хлоя достаёт флакон из объёмной сумки, в которой привезла детские вещи. Дейзи тут же заинтересованно протягивает ручку к пузырьку, обхватывая верхнюю часть, где находится крышка. Я же не так уверена в том, чтобы последовать примеру малышки, хотя и понимаю, что имеет в виду Хлоя. Предложение воспользоваться её духами и тем самым казаться менее чужой, чем я являюсь на деле. - Знаю, это выглядит, как обман, но хуже точно не станет. Просто пшикни немного на кофту.

- О, я даже не знаю.

- Я пытаюсь помочь. И больше ничего.

Я нерешительно беру флакон, сжимая его в ладони. Дейзи поднимает взгляд ко мне фактически моментально, а её ручка тянется в мою сторону, и малышка возбуждённо голосит с явным требованием её пустить. Хлоя ослабляет объятия, а когда Дейзи перемещается на мои колени, я решаюсь. Мне неприятна мысль о в каком-то смысле лжи, но хочется сделать всё хорошо. Хочется... справиться. Увеличить свои шансы. Ведь, если не сложится, Каллен наверняка снова выйдет из себя. А я не хочу вновь его огорчать.

Мы начинаем снимать, когда за окном становится более-менее темно. Чтобы со стороны выглядело всё так, что маленькому ребёнку в возрасте одного года уже действительно пора спать.

- Ш-ш-ш, всё хорошо, милая. Мама рядом. Мама всегда будет рядом, - я качаю Дейзи, как учила Хлоя. Качаю до реального звонка в дверь. С той стороны Эдвард Каллен, и мне нужно ему открыть. Дейзи реагирует на звук, что для меня не новость, потому что в рамках подготовки к съёмкам кто-то из ассистентов нажимал на кнопку, а мы наблюдали за реакцией малышки. Инстинктивно или осознанно она цепляется за мою кофту, пока каждое моё действие фиксирует объектив камеры. Конечно, я не смотрю на неё. Я смотрю лишь вперёд, туда, куда иду, и, надёжнее прислонив девочку к себе правой рукой, левой рукой отпираю дверь в соответствии с сюжетом. И притворяюсь удивлённой.

- Ричард? Ты откуда здесь?

- Привет. Просто решил зайти. Не был уверен, что ты ответишь, если позвонить, - с немного опущенными вниз глазами произносит Эдвард Каллен, проводя правой рукой по волосам. Знакомый жест. Очень знакомый. Наверное, такой, какой трудно контролировать, судя по тому, как часто Каллен прибегает к нему и в реальной жизни.

- И правильно. Я бы не ответила, - говорю я, потому что на данный момент моя героиня предпочла бы, чтобы Ричард не возвращался ни в город, ни в её жизнь, узнав о рождении дочери от их общей знакомой. - Что тебе нужно, Ричард?

- Всё то же самое, о чём я уже говорил, Мередит. Чтобы у нашей девочки был отец. Даже если и не полноценная семья. Знаю, что не хотел этого, но теперь я не могу забыть о том, что у меня есть дочь, - печальный облик, грустное, просящее выражение глаз, негромкий и сдавленный голос. В изображении как будто бы стыда Эдвард Каллен выглядит весьма убедительно и искренне. - Пожалуйста, позволь мне войти. Побыть с ней хотя бы немного, - он буквально умоляет. Смотря то на меня, то на Дейзи проникновенным взглядом, из-за которого Эдварда Каллена хочется обнять и утешить. Прикоснуться любым доступным способом. Но это исключительно мои мысли. Мередит же не испытывает ничего подобного. Ей не хочется ни касаться, ни сочувствовать Ричарду. В своё время он оттолкнул и отказался от неё сам. И знает это. Всё это так просто не простить. И не Мередит должна о чём-то или кого-то жалеть. Это Ричард должен сожалеть. Если теперь он и думает иначе, чем прежде, то год жизни девочки им всё равно уже потерян, и его никогда не вернуть.

- Именно, ты не хотел, - по сюжету к настоящему времени Мередит уже не пытается утверждать, что Ричард не имеет никакого отношения к её дочери. Хотя, наверное, и могла бы настоять на экспертизе, это было бы пустой тратой времени, денег и сил. Ричард, и правда, отец. Ни одновременно с ним, ни сразу после него у моей героини никого не было. Она никого и не хотела. И очень глубоко в душе Мередит понимает, что для неё ничего не изменилось. - Ты сказал, что не представляешь себя отцом вообще никогда.

- Я знаю, Мередит, знаю. И знаю, что ты не обязана мне верить. Но, пожалуйста, можем мы поговорить внутри?

- Я сейчас не могу. Дейзи пора спать, - я прижимаю Дейзи к себе снова обеими руками. Она крутится немного в моих руках и смотрит на «папу», а он смотрит на неё, и в выражении лица Эдварда Каллена можно видеть что-то, что напоминает напряжение. Наверное, он задаётся вопросом, не расплачется ли она сейчас, не придётся ли нам начинать всё сначала, и переводит вопрошающий взгляд на меня. Взгляд его героя. Мольба, беспокойство, тревожность.

- Я подожду. Я могу подождать. Прошу тебя, Мередит.

- Хорошо, да. Да, - я сдаюсь. И отступаю на шаг, возобновляя покачивание Дейзи, нежно перемещая её в горизонтальное положение. Каллен наверняка коснулся бы её, не знаю, как именно, но просто ради сцены, просто на всякий случай, чтобы успокоить девочку, если ей тревожно в моих руках, но нельзя. Он не может. По сценарию его герой держится на расстоянии и не дотрагивается ни до кого из нас. - Запри за собой дверь.

Я устремляюсь в комнату после звука закрытия двери. Зная, что камера последует за мной. Таков сценарий, в соответствии с которым Ричард тоже войдёт в комнату, ведь Мередит не сказала ему иного и не запретила вслух. Я даю Дейзи её любимую игрушку, это небольшая хрюшка в платьице, и немного щекочу детский животик пятачком через ткань кофточки. Дейзи улыбается, но в целом у неё сонные глаза. Как раз вовремя, учитывая съёмку, хоть я и не уверена, что малышка действительно заснёт в кроватке, являющейся лишь реквизитом. Точнее, Хлоя вроде бы и не позволит. Когда мы с Калленом уйдём на кухню в рамках сцены, Хлоя сможет зайти к дочери и быть рядом.

Дейзи немного хнычет, но затихает так же быстро, и в это мгновение, подняв взгляд, я вижу Каллена. Он входит в комнату, совершая два с половиной шага. Я замираю на месте, потому что он красивый в исходящей от него тревожности. Невероятно красивый. И мне становится крайне трудно произнести свою следующую реплику:

- Я разрешила зайти в квартиру, а не сюда.

- Мне выйти?

В образе Эдварда Каллена боязнь, что я его оттолкну. Но в его присутствии Мередит чувствует себя живой впервые за довольно долгий срок, и часть её хочет, чтобы он был здесь. Просто был. Даже если молча. Даже если это... мазохизм.

- Уже не нужно. Подойди, если... хочешь.

И он подходит. Я ещё немного двигаюсь с Дейзи туда-сюда около кроватки, рядом с которой в розетку воткнут ночник со сменяющимися цветами, отбрасывающими оттенки на стену, а потом наклоняюсь и бережно опускаю девочку вниз. Она всё ещё тихая. Должно быть, наш с Хлоей секрет сработал более чем удачно. Я задерживаю ладонь на животике Дейзи в полной тишине. Потому что Эдвард Каллен должен просто смотреть. Его Ричард хранит молчание. А камера снимает нас общим планом со спины. Так что сейчас Эдвард Каллен, вероятно, просто является самим собой. Ведь ему не нужно играть и выглядеть как-то особенно, если его лица всё равно не видно. Но мне нужно двигаться, и я перевожу взгляд с девочки на мужчину, потому что Мередит важно знать, смотрит ли Ричард на малышку. И Ричард смотрит. Это очевидно даже без крупного плана его лица. А спустя секунду Каллен обхватывает поручень кроватки левой рукой и зачем-то переводит взгляд на меня. Изумлённый и зоркий. И мне кажется, это действительно взгляд Эдварда Каллена. Не часть... роли. Или он просто смотрел так на Дейзи и не стал выключать это из-за нескольких секунд, в течение которых тоже захотел пошевелиться и ненадолго сменить ориентиры. Потому что Эдвард вновь возвращает взгляд к девочке, и происходит это так быстро, что, задумавшись, я еле вспоминаю, что должна расправить одеяло и укрыть им малышку. Одновременно с этим я ласково провожу рукой по волосам девочки, мягким и шелковистым на ощупь. И наступает черёд моей следующей реплики:

- Я занималась с ней и обучила её самостоятельному засыпанию. Порой Дейзи засыпает сама, без меня рядом. Темнота как сигнал ко сну. Пойдём. Я проверю Дейзи чуть позже. И у меня есть радионяня.

Немногим позже мы сидим за столом каждый со своей чашкой зелёного чая. Представляете, я наливаю Эдварду Каллену чай. Да, в рамках роли, когда даже не знаю, пьёт ли Каллен что-то за исключением кофе, хотя употреблять его постоянно не рекомендуется, но всё же это словно важно для меня. Надо сказать, Эдвард Каллен сел за стол далеко не сразу. Даже когда я в образе Мередит уже поставила на поверхность один из бокалов, держа второй в руках, герою Эдварда Каллена всё ещё будто требовалось разрешение перестать стоять, и он опустился на стул, лишь когда Мередит сказала об этом.

- Итак, ты хотел поговорить. Я готова выслушать, но лишь ради Дейзи.

- И я благодарен тебе за это, правда, - смотря прямо в мои глаза, немного сбивчивым, но всё равно чётким тоном произносит Эдвард Каллен. Я моргаю, потому что даже секундная передышка от его взгляда кажется крайне необходимой вещью. Когда я смотрела его фильмы, я не чувствовала этого ни разу. Хоть во всех из них он хотя бы раз, но смотрел в камеру, а значит, и на человека, пришедшего в кинотеатр или смотрящего фильм дома. Я делала и то, и то, но никогда взгляд с экрана не влиял на меня так, как это имеет место быть в реальности. - Она прекрасна, Мередит. Наша дочь. Я могу только представлять, через что ты прошла...

- Но ты не представляешь, Ричард. Я и хотела, и не хотела её. Теперь у меня нет никого важнее неё, но почти год эмоций, которые я просто не контролировала... Всё устаканилось не так уж и давно, и то, что ты сейчас здесь, сидишь тут передо мной, в квартире, в которой и так столько воспоминаний... Не уверена, что мне это нужно.

- Я понимаю, почему ты так говоришь, но позволь мне доказать, что я хочу быть в жизни Дейзи, видеть её и узнать её, и чтобы однажды она назвала меня папой, - сдвинувшись на стуле, Эдвард Каллен внезапно касается меня. Накрывает мою левую руку своей правой ладонью в чуть сжимающем пальцы движении. Я вздрагиваю, потому что это совершенно не по сценарию. Потому что мне казалось, что Ричард должен переживать, как бы не сделать нечто лишнее, что-то, что создаст неловкую ситуацию, когда всё и так напряжённо, но Каллен словно забыл о своём же собственном предостережении не трогать написанное.

Я не понимаю этого. Как так вышло, что им движет, что сейчас в его голове, и почему он смотрит так... нежно. Нам придётся снимать заново? Лоуренс может захотеть этого из-за небольшого отступления? Боже, надеюсь, что нет. Я не готова начинать всё сначала. А Эдвард Каллен, может быть, и готов. И поступил так специально ради второй попытки. Чтобы Дейзи, возможно, расплакалась в моих объятиях, и это укрепило бы его веру в то, что фильму будет лучше без меня. Вот так совершенно невольно я снова задумываюсь о том, может ли вроде бы профессионал поступить со мной действительно дурно, а не ограничиться словами, и дохожу до окончания сцены словно в прострации. Фактически не осознавая, всё ли сказала и сделала верно. Но Лоуренс не просит нас переиграть. Он утверждает, что это было очень эмоционально. Особенно в совокупности с прикосновением, которое да, удивило его, но сделало эпизод только красивее. А я и тем более рада. Даже, пожалуй, счастлива. И тому, что мы обойдёмся без повторного дубля, и тому, что Эдвард Каллен вроде бы тоже всем доволен, а значит, может быть, в машине по пути обратно на студию будет вполне уютно находиться. Но я не жду общения с ним ни в автомобиле, ни уж тем более в квартире для съёмок, поэтому, прощаясь с Хлоей и Дейзи до следующей встречи и видя, как Каллен заходит в комнату с этой же целью, я полагаю, что он выйдет вместе с ними, но он остаётся в дверях спальни. Только он и я. Я стою... просто стою. Собственно, как и он. Мне бояться или что?

- Ну и как ты это сделала? - он заговаривает со мной вроде бы нормально. Но это только на первый взгляд. В последний раз всё было нормально до того, когда между нами словно пробежала чёрная кошка. Тогда он обращался ко мне по имени, а теперь нет. Прошло уже пять дней. Или только пять. Вероятно, для кого как. - Как справилась с Дейзи?

- Не знаю. Просто справилась, и всё. Тебя не должно заботить, как. Главное, что всё получилось. Пусть ты и сделал то, что не обозначено в сценарии. Тебе будто можно, да?

От взгляда, которым Каллен осматривает меня с ног до головы, я не робею, кажется, только чудом. Хотя последующие слова, произнесённые отрывистым тоном, тем не менее, звучат довольно-таки неприятно:

- Ещё не надумала отказаться от роли, пока прошло не так уж и много времени?

- У меня и мыслей таких не возникало, - говорю я, потому что чёрта с два он когда-либо узнает, что это как раз и было фактически первой вещью, о которой я задумалась после его отповеди. - Не надейся, что я порадую тебя этим ко Дню рождения, - у Эдварда Каллена скоро праздник. Через четыре дня. Тридцать три. Вот сколько лет исполнится этому грубияну. На съёмочных площадках есть традиция поздравлять именинников тортами, но я не расстроюсь, если тут никто и не подумает заказать праздничный десерт и собрать всю группу для короткого застолья с чаем и сладостями в перерыве между дублями или в конце дня.

- Ну раз не будет подарка, то и на торт можешь не претендовать, - насмешливым голосом заявляет Каллен. Вот же глупости. Как будто я ребёнок, который только и ждёт какого-либо праздника, чтобы получить кусочек торта, конфеты или шоколадные батончики в непомерных количествах. Но десерт, видимо, всё же будет. Может быть, об этом уже позаботился сам мистер звезда, несмотря на то, что не сильно близок со съёмочной группой. Раз столь уверенно говорит о торте. Ну и плевать.

- Я переживу.

И, сказав это, я выхожу из комнаты, а потом и покидаю квартиру. На лифте. Но в этот раз без Каллена. Он приходит в машину позже. Минут через семь, не меньше. Наверное, не повезло сесть в лифт сразу после меня. Я улыбаюсь, даже зная, что Эдвард Каллен может заметить выражение моего лица боковым зрением. Это вряд ли сильно ухудшит отношения, которых и так фактически нет.

- Ты не подождала, - цедит сквозь зубы он, раздражённый и сердитый. Сегодня его не смущает присутствие водителя за рулём и ассистентки на переднем пассажирском сидении. Я сижу за водителем, как и в прошлый раз. Каллен пристёгивается ремнём безопасности, явно смотря на меня, хотя на улице уже настолько темно, что мне плохо видно. Салон же освещается лишь подсветкой панели приборов и кнопок, которыми можно регулировать кондиционер, предназначенный конкретно для пассажиров на заднем сидении.

- В моём контракте не прописано, что я непременно должна тебя ждать, - откликаюсь я, не глядя на него. Тем более что факт нахождения в одной машине, пока мы едем чуть ли не через весь город, вовсе не означает, что я обязана отвечать. Я тоже могу переписываться в телефоне, чем, собственно, и начинаю заниматься через пару-тройку перекрёстков.

- Можешь говорить что угодно, но я знаю, какая ты в глубине души, - произносит Эдвард Каллен под аккомпанемент щёлкающего звука, связанного с необходимостью скорого поворота. Это водитель включил поворотник. Через своё окно я вижу, как меняется вид, когда автомобиль поворачивает налево, едва манёвр становится полностью безопасным.

- Странно слышать это от тебя после недавнего заявления, что тебе не то что не интересно, а вообще всё равно, откуда я. И теперь ты знаешь, что у меня на душе? Я в этом сомневаюсь.

Я могу допустить мысль о выводах, делаемых обо мне на основании жизненного опыта Эдварда Каллена, знакомого с огромным количеством людей и имеющего возможность общения с ними, но чтобы он знал, что я... влюблена или была влюблена... Нет, это исключено. Он точно не знает. А думать такое о каждой девушке или женщине... Я, конечно, не специалист, характеризующий личность по психотипу, но ни разу не замечала в интервью Эдварда Каллена странных ответов, на основании которых можно было бы заподозрить в нём склонность к нарциссизму или чему-то в этом роде.

- Я имею в виду, ты в любом случае не стерва. Поверь, я могу отличить девушку, которая просто не в… настроении, от девушки со скандальным характером.

И что это? Подобие комплимента? Намёк на то, что он имел дело с настоящими скандалистками в личной или профессиональной жизни, и признание того, что я всё-таки отличаюсь от них? Я должна что-то сказать или нет? Или Каллену не нужно, чтобы я отвечала? А может, он просто хочет снова вывести меня на эмоции, преследуя лишь ему известные цели? Ну, например, если вдруг я всё-таки скандалистка и устрою настоящий скандал, по поводу которого начнётся внутреннее разбирательство, чтобы определить, можем ли мы работать вместе без вреда для проекта? В него ведь вовлечено очень много людей, и приостановление работы вряд ли входит в чьи-либо планы.

- Что ж, это, наверное, здорово, что можешь.

- Ну а ты?

- Что я?

- Встречалась или знала скандалистов?

Я смотрю прямо перед собой на спинку водительского кресла, едва не переводя взгляд на Эдварда Каллена. Что это на него нашло, что он вроде как интересуется тем, есть ли у меня кто или был? Неужели девчонки могут быть правы? Хотя вряд ли. Просто в машине нечем заняться. Кроме того, как ждать, когда мы приедем на место. Эдварду Каллену, скорее всего, попросту скучно. Почему-то сейчас он в своём телефоне ничего не пишет.

- Это странный разговор, тебе так не кажется?

- Не страннее, чем если бы я спросил о том, сова ты или жаворонок, предпочитаешь шумную вечеринку или вечер в кругу близких друзей, и что важнее, деньги или любовь.

- Слушай, я знаю о существовании мероприятий «вопрос-ответ» в рамках промоушена фильмов, но что-то подобное между нами ощущается, как фарс. Давай каждый из нас просто займётся чем-то личным, а потом мы приедем на место, и всё.

- Да не вопрос, - с громким вдохом подытоживает Каллен спустя, думаю, несколько минут молчания. Я смутно вижу, как ассистентка вроде бы слегка оглядывается на нас, но ненадолго. Вообще не понимаю, что она предполагала увидеть. Что-то... личное, хотя эмоциональный фон беседы явно противоречит этому? Или просто так бывает, когда ты знаменит или находишься на тропе, которая может привести к известности? Ты интересен сам по себе, даже если ничего не делаешь, а просто идёшь по улице, заходишь в какое-либо заведение или, как сейчас, сидишь в машине? Да, точно. Именно так и бывает с Эдвардом Калленом. Папарацци, порой подходящие настолько близко, что вспышки их камер могут и ослепить. И снимки, на которых его фотографировали в компании девушки или друзей или после вечеринки садящимся в машину, или на съёмках в тех или иных уголках планеты, или около мест вроде тренажёрного зала или кофейни.

По возвращении на площадку я подхожу к месту размещения трейлеров первой. Каллену кто-то позвонил, когда он открывал дверь, чтобы вылезти из машины. И он остановился, приняв вызов. Я оглядывалась несколько раз и в свете фонарей заметила, что Каллен порой жестикулирует и ходит туда-сюда. Наблюдать за ним в соответствующий момент показалось недопустимым вмешательством, и я ушла, чтобы вернуть вещи Анжеле. Тёмно-синюю кофту и облегающие чёрные брюки с прилагающимся к ним ремнём. Честно сказать, я бы оставила всё это себе. Настолько я чувствовала себя особенно красивой в сегодняшней одежде.

Приехали.

Я вновь пишу девчонкам, тем самым обозначая, что нахожусь одна. Сегодняшним вечером подруги вместе дома и совершают видеозвонок с телефона Розали. Вкратце им уже известно о нашем с Хлое секрете, позволившем снять сцену с первого дубля. Я рассказала об этом, ещё когда мы с Калленом ехали в машине. И про его последующую реакцию тоже. Но о вопросах насчёт совы и жаворонка и других упоминаю лишь сейчас.

- Вот как ты могла не ответить? Мужчина твоей мечты хочет узнать тебя поближе, а ты просто... дурочка, - удручённо качает головой Элис. Я не ожидала такого от неё. Потому что привыкла к не совсем смешным шуткам Розали, но чтобы кто-то из этих двоих, глядя мне прямо в глаза, так и сказал, что считает меня глупой... это другое и звучит гораздо обиднее. - Я была уверена, что ты собираешься что-то делать. Как-то привлечь его внимание, а не просто сняться в фильме и... Почти все стены в твоей комнате были обклеены его плакатами, ты знаешь о нём всё, что только можно, из того, что общеизвестно, и ты горестно вздыхала над его фото с очередной девушкой. А теперь просто работаешь с ним, и это всё?

- А чего ты ожидала, Элис? И сделать что-то это что именно? Попытаться его соблазнить, чтобы он подал заявление, что я его домогаюсь? Это, между прочим, наказуемо.

- Ладно, я... лезу не в своё дело, наверное. Но ты могла хотя бы ответить ему, понимаешь?

- Да, знаю, что могла бы. Но это моя жизнь, несмотря на то, как сильно я люблю вас обеих, поэтому не нужно мне советовать, если я не спрашиваю. Вот если я спрошу, тогда будет видно.

- И мы тоже тебя любим, - Элис вроде бы не обижается и воспринимает мои слова правильно. После беседы, продолжающейся ещё несколько минут, Розали словно извиняющимся тоном упоминает, что ей звонит парень, с которым она познакомилась, однажды зайдя перекусить в кофейню. Я понимаю, Роуз хочет отключиться ради этого то ли Эммета, то ли Эйдена, и мы заканчиваем общение пожеланиями спокойной ночи. Позже, уже лёжа в кровати в начале одиннадцатого часа вечера и читая книгу, я явственно слышу голос Каллена, доносящийся через приоткрытое в откидном состоянии окно.

- Я в норме, пап. Нет, мы не собираемся сходиться вновь. Она просто надела мой жилет, который я у неё забыл. И я уже написал ей, чтобы этого больше не происходило. Да-да, я заберу его, когда буду в Лондоне в следующий раз, - воцаряется тишина, когда он перестаёт говорить. Либо это всё, либо он слушает ответ. Оказывается, что верно второе, потому что вскоре до меня доносятся новые слова. - Да, отец, так и скажи маме, что это недоразумение.

Эдварду Каллену звонит отец. Или Эдвард Каллен сам набрал его номер. Как бы то ни было, вероятно, в их семье наиболее близкие отношения связывают отца и сына, а не сына и мать. И я... я тоже больше близка с папой, нежели с мамой. Может, это и странно, учитывая, что я девочка, и всё по идее должно быть наоборот, но так сложилось. Легко и просто. Подобно тому, как сейчас я становлюсь свидетельницей разговора, не предназначенного для моих ушей. Хотя в моём трейлере включён свет. И закрытые жалюзи на окнах точно бессильны скрыть это полностью. Однако Эдвард Каллен вряд ли думал про мои открытые форточки, когда выходил на улицу, даже если и видел освещение. Да и зачем ему думать о таком, если в трейлере главной звезды наверняка точно установлен кондиционер? К тому же сейчас, учитывая совсем иные заботы? Кого-то, кто, видимо, засветился на улице в одежде одного конкретного мужчины и попал на снимки папарацци, после чего вещь сына опознали как минимум его родители? Неужели речь о его... бывшей?

Через секунду читаемая мною книга благополучно забыта. Я ложусь на живот, дотягиваясь рукой до телефона на тумбочке в изголовье кровати. И ввожу в поисковик имя модели. Быстрая загрузка результатов, и передо мной появляются ссылки и свежие фотографии. Первый же сайт являет мне снимки, сделанные при свете дня где-то в Лондоне. Бывшая девушка Эдварда Каллена действительно в его жилете. Я видела на нём такой по весне. Наверное, это как бы жутко. Случайно узнать, что ты оставил свою вещь дома у бывшей, поспешив или просто не проверив всё дважды, а теперь она надевает её в люди, будто специально, и тебе приходится объяснять семье, что это в том числе и твоя вина. Дикая ситуация, с которой особо уже ничего не поделать. И Эдвард Каллен... Что, принимая во внимание все обстоятельства, будет с его настроением завтра? Может, этой ночью он и вовсе не заснёт нормально. Дело, вероятно, дрянь. Неприятности в личной жизни плюс не лучшие отношения со мной. Чудовищно. А я даже буду не вправе что-то сказать. Потому как для него всё должно оставаться так, будто он был наедине с самим собой. Вот что правильно. Ничем не выдать, что я знаю.

- И я люблю тебя, отец. Постарайтесь уснуть снова, ладно? Время только шестой час утра. Я всё улажу с ней, обещаю.

Каллен говорит очень тёплым и рассудительным голосом. Любящий, заботливый сын. И всё это наяву. Не картинка, где его родители иногда посещали премьеры не всех, но некоторых фильмов с его участием, а реальность, в которой он действительно мысленно с родными, а не просто организовывает всё так, чтобы они были рядом в отдельные мгновения его триумфа. Очевидно, Карлайл и Эсми Каллены воспитали в сыне человека, способного подать воды в старости, даже если у нас с ним не ладится, и как минимум одна девушка в то же самое время портит спокойное бытие не только ему самому, но и самым близким его людям. Мне так хочется выйти, сказать, что он не один, но нельзя. Я должна изображать, что я в неведении, и начинать нужно прямо сейчас. Игнорируя желание... поддержать. Да, это именно оно. Желание поддержать, несмотря на то, каким он иногда бывает. Я еле дожидаюсь, когда Эдвард Каллен уйдёт к себе, о чём свидетельствует звук закрытия двери трейлера, довольно громкий в царящей вокруг тишине, но чёрта с два отдаление объекта избавляет от тревожности и переживаний. Как результат, частые пробуждения и попытка услышать, не ходит ли он снаружи, но, может быть, он очень тихий, помня о моём соседстве, потому что я не слышу ничего. За исключением одного раза уже под утро, когда, вновь пробудившись, улавливаю бренчание гитары. Он... играет. Всё ещё играет. Помню, как раньше инструмент был его постоянным спутником в поездках по миру, а потом всё изменилось. Так мне казалось. Но, может быть, то, что я приняла за гитарную запись несколько недель назад, на самом деле тоже было делом рук Эдварда Каллена, перебирающего струны ради собственного успокоения. Но поутру он всё равно не спокоен. Или недостаточно спокоен. Я впервые вижу его уже внешне готовым к новому съёмочному дню снаружи шатра-столовой. Сегодня мы должны снимать, как Мередит и Ричард через некоторое время после своего знакомства впервые засыпают вдвоём в её квартире, а проснувшись, разговаривают обо всём и ни о чём, не торопясь вставать. Однако я без понятия, как мы это сделаем. Столь волнующий и нежный момент, и мы, когда у одного из нас на уме наверняка сплошь мрачные мысли, да и моё состояние не сильно лучше. Потому что я всё знаю и не могу не думать. И прежде всего было бы неплохо, если бы кто-то объяснил мне, стоит ли заговаривать с Эдвардом Калленом сегодня без особой нужды вне сцен или предпочтительнее держаться на расстоянии. Я молчу, останавливаясь чуть поодаль. Хотя всё могло бы быть и хуже, а точнее более неловко. Если бы я уже была одета в подобие домашней одежды, в которой буду в кадре. Но Анжеле указали, что в легинсы и майку я переоденусь уже на месте. А вот Каллен... На нём уже свободно сидящие джинсы и тёмно-синяя футболка. В чём его герой пришёл в гости, в том и будет спать. Он держит кепку в правой руке и, пока я стараюсь не сильно на него смотреть, вдруг обращается ко мне явно с полным осознанием того, что делает. Иначе бы, наверное, не делал.

- Надо поговорить. Точнее, мне нужно что-то сказать. Снаружи папарацци. За территорией. Они ничего не сделают сейчас, но другие могут ждать у дома. И тогда они могут сделать не меньше сотни снимков. А ты можешь услышать всякое. Из-за меня. Это будет первый раз для тебя, но ты просто продолжай двигаться в сторону укрытия и молчи, даже если захочется отреагировать. Это совет на будущее, так сказать. Когда и если это коснётся лично тебя. Если станешь известной, они всегда будут где-то рядом. Мне в своё время этого никто не говорил.

Наверное, я застываю в ступоре. Потому что формально мне определённо надлежит спросить, почему вдруг папарацци ждут его за территорией, когда на протяжении многих недель всё обходилось без этого, но даже если бы я уже не знала о происходящем, вряд ли тем, кто зарабатывает на продаже фото знаменитостей, нужно особое обоснование для того, чтобы в какой-то момент выйти на след звезды и начать действовать.

- А если бы сказали? Если бы ты мог всё изменить, ты бы выбрал актёрскую профессию снова?

- Да, я бы выбрал. Но дело не столько в выборе, сколько в том, чтобы уметь противостоять мыслям о желании всё бросить, когда ты смертельно уставший просто лежишь в кровати в каком-нибудь отеле и не хочешь даже протянуть руку к телефону для заказа еды в номер, - Эдвард Каллен опускает взгляд на свою кепку и после небольшого промедления надевает её, склоняя козырёк как можно ниже к глазам. Хочет максимально скрыть лицо, что я понимаю. Вероятно, это естественное желание, когда ты заведомо знаешь о том, как близко к лицу может оказаться объектив камеры, или даже когда просто находишься в курсе, что тебя могут ждать.

К нам подходит ассистентка, и мы следуем за ней, едва та говорит, что можно ехать. Я вижу мужчин с камерами по ту сторону решётки раздвижных ворот, и мне становится… нервно. Или это просто волнение. Или даже тошнота, поднимающаяся глубоко внутри. Ожидание, что станет легче, как только я окажусь в машине за тонированными задними стёклами, фактически не оправдывает себя. Потому что, когда машина выезжает за ворота, её всё равно снимают. В том числе и через лобовое стекло. Я невольно склоняю голову вниз за сидением водителя, но ненадолго. Ведь мне хочется взглянуть на Эдварда Каллена. Понять, как реагирует он. А он сидит… ровно. Как обычно. И внешне выглядит совершенно невозмутимо. Привык? В этом заключается причина?

Я чуть расслабляюсь, пока мы едем. Правда, недостаточно для того, чтобы открыть нужную страницу в сценарии и пройтись по своим репликам ещё раз. Сегодня я не могу это сделать. Никак. Почти отрешившись от всего, я лишь смотрю в окно. Просто смотрю без как таковых мыслей о том, что вижу за ним. Но, стоит машине остановиться у дома, как все мои переживания за долю секунды усиливаются многократно. У подъезда дежурят папарацци. По обе стороны от него. Хлопают двери, потому что водитель и ассистентка выбираются из автомобиля. Вероятно, они помогут нам оказаться внутри, но я... не готова. Совсем не готова выйти. Это... укрытие. Так или иначе. А до следующего безопасного места так много шагов, что я понимаю, что их хватит, чтобы услышать что-то из того, что имел в виду Каллен. Мысли об этом внутри моей головы прерываются внезапным прикосновением. Я поворачиваюсь к нему лицом и вижу, как мужская ладонь как раз становится дальше от моего предплечья, будто мне всё показалось, но я знаю, это не так. Я чувствовала. Тепло и... участие. В том, как Эдвард Каллен впервые прикоснулся ко мне вне кадра, словно просто хотел.

- Я выйду первым, а ты, когда я подойду к твоей двери. Всё будет хорошо.

Покидая машину, Каллен быстро обходит её сзади. Его начинают фотографировать, едва убеждаются, что он это он. Нужно выходить. Просто выходить. Чтобы и он оказался в укрытии как можно скорее. Я открываю дверь, и слова и вопросы о его девушке тут же словно оглушают меня. Эдвард, вас с Жизель давно не было видно вдвоём. Вы с ней ещё вместе? Поговаривают, вы расстались. Эдвард. Эдвард. Но Каллен не реагирует, тогда как, замешкавшись, я едва не спотыкаюсь на ровном месте. Он оглядывается, будто услышал, и... находит в воздухе мою правую руку фактически притягивающим к себе движением. Объятия... Я оказываюсь почти прижатой к Эдварду Каллену, пока с его помощью преодолеваю остающиеся до подъезда шаги. Словно защищая собой и своим телом, мужчина подталкивает меня вперёд в дверях, позволяя мне очутиться в тишине первой. Мне, когда это больше нужно ему... Все эти крики, вопросы, фразы... Это было ужасно. Может быть, повод задуматься, готова ли я к побочным эффектам славы. Но нас с ним уже наверняка засняли вместе. И не раз. И теперь я могу только догадываться, к чему это приведёт.

Я думаю об этом, изображая из себя отдохнувшую девушку, которой я сама точно не являюсь. Благодаря задвинутым шторам в комнате царит приятный полумрак, подразумевающий раннее утро, и сегодня Эдвард Каллен подчёркнуто вежлив со мной. Ни на йоту не отступая от сценария, он становится Ричардом, который смотрит в мои глаза, и этот взгляд столь интенсивный, что ощущается, как прикосновение:

- Ты такая красивая, Мередит.

Мередит... Мередит, не я. Но в моей ответной реплике не используется имя, и я чувствую, что говорю то, что думаю именно об Эдварде Каллене.

- Ты тоже очень красивый.

Он слегка улыбается, чуть перемещая правую руку около моей головы в сторону изголовья кровати, и хотя в уголках глаз Каллена появляется паутинка мимических морщинок, выражение глаз остаётся сосредоточенным и серьёзным. Как если бы Эдвард Каллен совсем не улыбался. Я понимаю, что он и здесь, и не здесь. Наверняка думает о... Жизель. Или про родителей. Или обо всех троих. Мне хочется прикоснуться к нему под одеялом, которым мы частично укрыты. Просто... по-дружески. Но я оставлю свои руки при себе на всём протяжении этой сцены, как и предписано сценарием. После, когда мы заканчиваем, сняв ещё один дубль, Эдвард Каллен быстро выбирается из-под одеяла, чтобы выйти прочь из комнаты. Присутствующие тут члены съёмочной группы начинают перемещать оборудование в гостиную, чтобы снимать другую сцену уже там. Лоуренс же ещё тут и подходит ко мне, поправляющей майку. Я ожидаю, наверное, дополнительных указаний или, может быть, правок касаемо эпизода, в котором герои просто обсуждают фильм по ходу совместного просмотра, но режиссёр заговаривает совсем о другом. Обо мне. Именно о моих личных ощущениях. Впервые.

- Как ты, Белла? Эти люди всё ещё внизу, и мне сообщили, как всё было, когда вы с Эдвардом приехали. Ты не переживай. Я поговорил с руководством студии об инциденте, и меня заверили, что с завтрашнего дня обеспечат вас охраной для всех выездов. Настолько, насколько потребуется.

В нервном жесте я тянусь рукой к своим волосам и, только сделав движение, вспоминаю, что у меня теперь их не настолько много, чтобы было что заправить за ухо. Рука опускается обратно вниз.

- У меня всё нормально, Френсис. Спасибо, что спросили. Я только... Вы серьёзно насчёт охраны?

- Просто мера предосторожности, Белла. Ваша с Эдвардом безопасность превыше всего. Вы с ним, я так полагаю, не очень близки, но он помог тебе, как я слышал. Иного я от него и не ожидал. Он хороший человек.

Что бы ни хотел сказать этим Лоуренс, он оставляет меня наедине с собой буквально через короткое мгновение. Продолжающийся перерыв позволяет мне сделать себе кофе, и после непродолжительного раздумья я варю ещё один бокал. Для Эдварда Каллена. Это то единственное, посредством чего я могу о нём... позаботиться. Даже если ему как не было, так и остаётся не нужно моё участие. Он находится на балконе. Выход на него как раз-таки в гостиной. Я молча ставлю бокал с напитком на подоконник прежде, чем подношу свою чашку ко рту. Каллен смотрит вниз. На столпотворение папарации. Кто-то из них просто стоит, держа камеру в руках, кто-то курит, а другие болтают между собой и иногда явно смеются. Они действительно собираются дождаться, пока мы поедем обратно? Как они вообще узнали, куда мы направляемся? Кто-то слил информацию специально?

- Я тоже когда-то курил, - замечает он, словно я спрашивала, и, отступив немного назад, переводит взгляд сначала на бокал, над которым дымится пар, а потом и на меня. - Но ты, наверное, и так знаешь. Как и то, отчего именно они все здесь. Весь этот зверинец. Так в сердцах иногда называет их мой отец. Этот кофе мне?

- Я больше не вижу тут никого, кому могла бы его принести. Тем более с молоком. Не все ведь любят.

- А себе молоко налила?

- Да, - признаюсь я, наблюдая, как Каллен делает сразу большой глоток и даже почти не морщится, несмотря на то, что кофе по-прежнему довольно горячий. По крайней мере, на мой вкус. Но, может быть, у нас просто разное восприятие температур, и то, что для меня обжигающе, Эдвардом Калленом ощущается вполне комфортно и вкусно.

- Что ж, так я могу и передумать по поводу того твоего предложения заплатить. Раз тебя не останавливает подпись на упаковке, - усмехаясь и даже не пытаясь это скрыть, он качает головой, когда спиной прижимается к стене, и снова пьёт кофе. Стикера с фамилией действительно оказалось недостаточно, хоть я и видела его. - Оно же всё ещё в силе, верно?

- Определённо, - я поддерживаю направление, которое принял разговор, потому что понимаю, что Эдвард Каллен шутит. Или скорее подшучивает надо мной. Вероятно, это хороший признак. Свидетельство того, что он не собирается впадать прямо-таки в депрессию из-за всего происходящего, даже если иногда и будет погружаться в себя. - Значит, зверинец? А твоя мама? Что думает она?

- Не знаю. Странно, да? Учитывая, сколько лет я уже варюсь в этом котле. Уверен, внутри себя она не так сдержанна на их счёт, как снаружи. Просто она предпочитает говорить о других вещах, когда я приезжаю. Строить планы, что мы могли бы посетить, куда сходить, и звать моих друзей в гости с их семьями.

- Может быть, это и правильно. Если вы редко видитесь. И если всё равно ничего не изменить. Ну... со зверинцем, - говорю я, ведь действительно так считаю. Что Эсми Каллен скорее права, чем ошибается, когда предпочитает не засорять свою голову вещами, на которые всё равно невозможно повлиять, и не напоминать о них сыну, когда он приезжает, чтобы отдохнуть и провести время с близкими людьми.

- И откуда такая... мудрость?

- Это не мудрость. Просто... понимание очевидного.

Мы допиваем каждый свой кофе в тишине, а потом возвращаемся к работе. В отличие от эпизода в кровати, в сцене перед телевизором герой Эдварда Каллена уже касается Мередит, и хотя я предполагала, как это будет, на основании всех предшествующих контактов, ощутить дрожь, проходящую по телу от места соприкосновения мужской руки с моим боком, удивляет меня. Сбивает с толку. Но мне некогда об этом размышлять, потому что пора придвинуться к ближе. Наши ноги соприкасаются, как и должно быть, в ходе чего дрожь только возрастает, а вот моя уверенность в способности произнести все реплики правильно наоборот становится меньше с каждой новой секундой. Я не совсем понимаю, что происходит. Точнее не особо понимаю свои ощущения. Это сам Каллен или просто выдуманный момент, от которого веет романтикой? По какой именно причине я настолько проникаюсь им?

- В жизни он бы не успел помешать ему нажать на кнопку. Тут хватило бы и секунды, чтобы дотянуться до неё.

- Но это же фильм, Мередит. Хотя бы в фильмах добро должно побеждать зло, - Эдвард или Ричард ласково ведёт руку вверх, побуждая меня откинуть голову на его плечо. Всё происходит... естественно. Видеть тёмно-синюю ткань футболки, чувствовать движение грудной клетки, когда мужчина дышит, улавливать органами обоняния аромат кофе и чуть различимый запах ментола. Может быть, от зубной пасты?

Каллен перемещает руку на мой живот. Я вздыхаю дважды подряд. Потому что дыхание затруднено эмоциями, вызванными осознанием того, как близки мы здесь и сейчас. Даже если Эдвард Каллен не видит во мне меня, в моих мыслях лишь он один. На всём протяжении сцены и позже тоже. На выходе из подъезда мы оказываемся в машине быстрее, чем папарацци в большинстве своём успевают схватиться за камеры. Я сажусь в неё сама, а Эдвард вслед за мной и стягивает кепку резким движением, откладывая её на сидение между нами.

- Ты в порядке?

- Да. Да... А ты?

- Я привычный. Кстати, к тебе должен был подойти Лоуренс, чтобы поговорить. Он подходил?

- Он сказал про охрану, да, - отвечаю я, вновь волнуясь по этому поводу и испытывая желание провести руками по ткани джинсовых шорт, чтобы избавиться от ощущения вспотевшей кожи ладоней. Одежда, в которой я снималась, едет на студию в другой машине вместе с Анжелой. - Это, кажется, обязательно, да?

- Не всегда. Не на всех съёмках твоим партнёром будет кто-то вроде меня, за кем тянется определённый шлейф. Я имею в виду, если твоя карьера сложится. Не всегда всё это чревато сложностями с папарации. Многие живут вполне нормально и спокойно, не будучи прямо-таки преследуемыми, - Каллен пожимает плечами, как бы извиняясь или попросту намекая мне, что я не должна начинать привыкать или что-то в этом роде. Что это всё из-за него, а значит, временное явление, и с другим актёром в главной роли всё могло бы быть иначе.

- Всё было не так уж и ужасно, знаешь. А в остальном я... На данный момент я не представляю на твоём месте кого-то ещё, - несмотря на то, что он тогда сказал мне, я думаю, мы в целом... подходим... сочетаемся друг с другом. В работе. - Просто рано думать о том, чего может и не быть.

- Я понимаю это чувство. Однажды я собирался завязать. А потом всё вдруг закрутилось весьма удачно, и я изменил своё мнение. В противном случае актёра Эдварда Каллена бы не существовало. Поэтому, если что, тебе нужен запасной план. Что-то типа обычной профессии. Это так, к слову.

Тут Каллен снова берёт кепку в руки и возвращает её обратно на голову прежде, чем вставить в уши наушники. Те уже тянутся к телефону, извлекаемому Калленом из кармана, и это словно сигнал, что наш разговор окончен. Я немного прижимаюсь к окну, потому что слегка устала ввиду плохого сна ночью в совокупности со всеми переживаниями дня, и, оказавшись в трейлере, всерьёз раздумываю о том, чтобы хотя бы полежать, но прежде решаю позвонить Элис и Розали. Первый звонок, второй, четвёртый. Никто из них почему-то не отвечает. Это кажется странным. Я всегда могла связаться хотя бы с одной из подруг. Впервые происходит так, что ни Роуз, ни Элис недоступны, несмотря на то, что их телефоны в зоне действия сети. Ушли куда-нибудь вместе, где громко и шумно? Или есть другая причина? Я звоню ещё несколько раз, и после очередного автоматического сброса вызова мне приходит сообщение. Совсем короткое. Два слова с точкой в конце предложения. От Розали.

Ты соврала.

Соврала? И о чём же, спрашивается, я соврала? Про нечто, что было в школе? Или после? Например, недавно? Конкретика как нельзя кстати.

Я не понимаю.

Ты и Эдвард Каллен. И ваши фотографии повсюду, на которых он обнимает тебя. Весьма интересные снимки, кстати. Между вами всё-таки что-то есть? Нам казалось, ты рассказываешь нам всё.

Интересные снимки? И что же в них интересного? Мы просто пытались пройти. Неужели там всё иначе? Я пытаюсь позвонить ещё, и на этот раз Роуз отвечает.

- Да.

- Между нами ничего нет. И всё не то, чем кажется. Там были папарацци, у дома, в котором находится квартира, и я растерялась. Эд... Каллену пришлось меня обнять. Это единственное, что было и есть. Просто стечение обстоятельств. А Элис... с тобой?

- Я слышу тебя, Белла. Ты на громкой связи.

- Я не вру вам, - эмоционально говорю я, ведь мы трое должны держаться друг друга, чтобы выжить морально и внутренне в чужом городе, который точно умеет испытывать на прочность. Может быть, это что-то вроде первой проверки нашей дружбы. Это неприятно, что они думали обо мне так хоть мгновение или продолжают думать, но я, кажется, понимаю.

- Мы хотим тебе верить, Белла, правда, хотим, но это всё... Это не то, к чему ты кажешься готовой, - шепчет Элис, - и то, что пишут... Ты всё-таки должна знать.

Пишут? Пишут... обо мне? По тону голоса подруги фраза не предвещает ничего хорошего. Ну и пусть. Если что-то касается меня, то пора провести небольшое расследование. Не ограничиваясь знанием того, что мои первые совместные фото с Эдвардом Калленом наводнили сеть и расширяют своё присутствие.

- Я перезвоню.

Отсоединившись, толком и не попрощавшись, я открываю браузер, ввожу своё имя и имя Каллена и застываю, как только появляются результаты. Фотографии со мной на сайте жёлтой прессы. На нескольких таких сайтах точно. Мне хватает и одного. Клика по первой же ссылке. Фото переходят в статью. Наполненную домыслами, согласно которым я... новая девушка. Мне бы наплевать, ведь это просто выдумка, в которой нет ничего правдивого, и я знаю, как это бывает. Громкий заголовок продаётся лучше всего. Вот и весь закон. Я сама столько раз лезла что-то читать лишь из-за обещания сенсации или нечто подобного, а натыкаясь исключительно на отсутствие таковой, закрывала вкладку, теряя всякий интерес, но сегодня я инстинктивно спускаюсь по странице вниз. Туда, где люди оставляют комментарии. Новые строки в обсуждении появляются на моих глазах автоматически, и мне становится... хреново. Потому что люди верят лжи, созданной ради прибыли, именуя меня... разлучницей. Высказывая поддержку якобы брошенной Эдвардом Калленом модели. Мол как он мог оставить её, такую красивую и составляющую с ним бесподобную пару? Они даже не хотят думать, что я ни при чём. А он... знает ли он, что пишут обо мне? И известно ли ему вообще про слитые фото? Это из-за него. Всё из-за него. Я ожидала всякого, но не того, что стану соучастницей измены, которой не было. Он должен всё опровергнуть. Надо потребовать, чтобы он выступил с официальным заявлением. Или опубликовал его через агента, менеджера или кого-то ещё, кто ответственен за это в случае с Эдвардом Калленом. Я не хочу читать угрозы бумерангом. Внутри меня усиливается злость, что Каллен наверняка в курсе своих новых личных проблем, но при этом сидит у себя, ведь я не его бывшая, из-за которой что-то в его жизни действительно портится и омрачает настроение. Быть виноватой? Ну уж нет. Не дождётесь.

Я поднимаюсь, чтобы выйти прочь из трейлера, не выключая свет, и через короткое количество секунд уже стучу в дверь по соседству. За ней тоже горит свет. И раздаётся тихое звучание инструментальной музыки. Не в живом исполнении. Она становится ещё тише, а потом тень за окном свидетельствует о том, что Каллен меня услышал. Он открывает дверь, будучи в чёрных шортах, клетчатой рубашке с коротким рукавом и... босым. Как и я тогда... И у него красивые пальцы и на ногах. А он сам смотрит так, будто наконец дождался, когда же я появлюсь. Значит, точно в курсе. Я настолько шокирована или расстроена, что даже едва ли осознаю, что у Эдварда Каллена действительно крутой трейлер. По крайней мере, если судить на основании части обстановки, различаемой с моего места. Дерево в отделке поверхностей и кухонных шкафчиков, глянцевый паркет, роскошная современная мебель, в том числе и кожаная, мягкие стулья с изящными спинками, живопись на стене. Как минимум одна картина. Мой же трейлер отделан дёшево и невзрачно. Пластик. Плитка. Обычные светильники, а не светодиоды и точечные лампочки. И никаких украшений интерьера. Хотя неважно. Я здесь не ради сравнения.

- Ты знаешь...

- Знаю ли я, что ты не дежурная ассистентка, которая приносит мне ужин вечерами, забирая его у человека из службы доставки? Да, знаю, - руки Каллена погружаются в карманы шорт, отчего он начинает выглядеть ещё более нахальным и словно издевающимся надо мной. Мне трудно подобрать другие определения для описания его нынешнего внешнего вида. Ухмылка на лице, расслабленная поза, отсутствие признаков, которые могли бы характеризовать недовольство или тревожность. Нет, Эдвард Каллен вполне невозмутим и не хмурится даже самую малость. Разительный контраст с тем, каким он был несколько часов назад.

- Прекрати. Я хочу... Нет, я требую, чтобы ты опроверг всё, что пишут.

- Что пишут где и о ком?

Устав от его игры в нейтралитет, назовём это так, я удивляю сама себя тем, что поднимаюсь в трейлер и прохожу чуть вперёд. Меня окружает ещё больше дерева, роскоши и картин. Да, Эдвард Каллен вряд ли бы согласился на меньшее.

- Да, проходи. Чего уж там. Спрашивать необязательно. Но только давай побыстрее. Мой ужин скоро будет здесь.

Но я едва слышу его слова. Потому что в поле моего зрения оказывается раскрытый ноутбук, стоящий на рабочем столе, опять-таки деревянном и просторном. Подойдя ближе, я убеждаюсь, что Каллен видел в сети то же самое, что и я. И как... как только, чёрт побери, ему хватает наглости притворяться несведущим?

- Ты уберёшь это?

- Я не администратор этого сайта. Максимум, что могу, это закрыть страницу, но ты стоишь ближе, так что...

- Я не это имею в виду. Позвони своему пиар-менеджеру, или кто он там у тебя. Я не хочу, чтобы обо мне писали всё это, когда твоя личная жизнь вообще не имеет ко мне никакого отношения, ясно?

Пожав плечами, Эдвард Каллен просто идёт к встроенному в мебель холодильнику и впоследствии достаёт из него бутылку пива. Собирается пить? Вот прямо сейчас, когда у нас проблема? Я не хочу верить, но Каллен действительно открывает крышку, а потом садится на ближайший стул у небольшого обеденного стола для двоих человек. Я же неподвижно остаюсь стоять там, где и стояла, несмотря на то, что так и хочу хотя бы захлопнуть крышку компьютера. И вырвать тару из мужских рук, пожалуй, тоже.

- Ну а как ты себе представляла, что всё это будет? Готова ты или нет, ты уже засветилась со мной, и я ничего не могу сделать ни с самим фактом того, что это случилось, ни с последствиями. Люди видят то, что хотят, и думают соответствующе, поэтому добро пожаловать в мой мир, Белла, - он делает глоток, прежде поднимая бутылку немного вверх, как бы провозглашая тост, а потом ставит её на стол и садится более расслабленно. - Или ты не рада, что у тебя такой парень? Красивый, без вредных привычек, вроде бы не бросается на папарацци, даже когда они проходу не дают, и в целом придерживается здорового образа в жизни?

- То есть тебя всё устраивает?

- Я же говорил, что привычный. Про меня не в первый раз сочиняют байки. И уж точно не в последний. Мы закончим со съёмками ещё до конца лета, и все эти статьи прекратятся сами собой. Люди задумаются, что ничего и не было, потому что нас больше не увидят вдвоём до самой премьеры. Так что просто живи своей жизнью. Ну или могу угостить тебя пивом, чтобы ты немного успокоилась.

- Мне двадцать.

- Ну под присмотром ведь можно. И к тому же речь не о том, что ты идёшь покупать алкоголь сама, - буднично заявляет он, словно ему будет не трудно типа взять за меня ответственность. Какая-то чертовщина, честное слово. И ощущение её лишь усиливается из-за вопроса, задаваемого неожиданно вкрадчивым голосом: - А когда у тебя День рождения?

- Съёмки на тот момент закончатся уже давным-давно. Какая тебе разница, - пока я отвечаю, губы Каллена снова обхватывают горлышко бутылки, рука немного запрокидывает её, но поверх неё он не отрывается взглядом от меня. Это... слишком для меня. Слишком... странно или сексуально. Или всё это одновременно. Зачем я только сюда пришла? Трейлер длиннее и, как я теперь понимаю, шире моего, а я чувствую себя так, будто воздуха здесь катастрофически меньше, чем у меня. - Так ты не... позвонишь?

- Нет, Белла, не позвоню, - качает головой он, вновь ухмыляясь. Я понимаю, его забавляет всё, начиная с того, как я пришла, и заканчивая тем, о чём сейчас прошу. Возможно, он даже наслаждается. - Всё, мы закончили? Или ты ещё не всё сказала?

- Да, закончили. Ноги моей здесь больше не будет. Я ухожу. Хочу быть максимально дальше от тебя хотя бы до завтрашнего дня, - как раз в это мгновение кто-то стучит в дверь, но Каллен сидит, не шелохнувшись. В отличие от меня, двигающейся в сторону выхода, чтобы выйти. Снаружи с крафтовым пакетом в руках стоит светловолосая девушка. Выглядит она моей ровесницей. Но её имени я знать не знаю. И мы ни разу не встречались. Когда я заказываю еду, то хожу за ней к пункту охраны сама, а не жду, что мне принесут всё прямо к двери. - О, вот и твой ужин. Это ему. Оставляю вас вдвоём.

Я возвращаюсь в свой трейлер в ещё более худшем расположении духа. Жёлтая пресса приписывает мне роман с Эдвардом Калленом, люди, которые меня даже не знают, уже пишут гадости, подруги не сильно верят в мою версию событий, и поскольку мои родители не какие-то отсталые от современных технологий члены общества, то наверняка и они рано или поздно увидят снимки и массу сопровождающих их статей. Из-за всех этих мыслей я уже не способна думать ни об отдыхе, ни о еде, хотя изначально собиралась немного полежать, а потом заказать что-то из китайской кухни, но весь этот день вносит сплошные коррективы и в мой вечер. Для начала я созваниваюсь с родителями, чтобы они узнали всё из первых уст, а потом, кажется, перетягиваю подруг обратно на свою сторону эмоциональным рассказом о том, что Эдварду Каллена ни хрена меня не жаль, потому что он, чёрт побери, привычный, и его слова звучали, как издёвка.

- Я не собираюсь ждать окончания съёмок, чтобы всё это затихло. Мне просто нужно научиться справляться с папарацци самой. Держать Каллена на расстоянии.

- Это звучит как план, Беллз, - одобряюще говорит Элис прежде, чем переглядывается с Роуз на экране. Это видеозвонок, в ходе которого я могу видеть их, а они меня, и знать, как они себя ведут в тот или иной миг. Элис продолжает всё с той же теплотой в голосе, несмотря на то, что он кажется неуверенным. - Только если дело в том, чтобы что-то нам доказать, а он тебе... небезразличен, то не надо.

- Нет, я... Подождите секунду, я сейчас, - опустив руку с телефоном вниз, я иду к одному из окон, аккуратно приподнимая полоску жалюзи примерно в середине. У меня уже выключен весь свет, так что это вроде бы безопасно. Каллен ничего не должен заметить, чего не скажешь обо мне, потому как та светловолосая девушка выходит на улицу, освещённая электрическим светом из трейлера. Просто невероятно. Она выходит только сейчас, когда прошло столько времени? Хотя я не уверена, когда именно вернулась к себе. Проясняет хоть что-то лишь взгляд на счётчик, отмеряющий хронометраж разговора. Уже двадцать три минуты. Плюс время, в течение которого я общалась с родными. В совокупности минут сорок, не меньше. Сорок минут...

- Разумеется, не скажу. Это останется между нами. Вы можете мне... верить. Если ещё что-то потребуется, то я... - маленькое расстояние позволяет расслышать фактически всю фразу целиком. До тех пор, пока голос девушки не становится тише. А может, она и вовсе предпочла умолкнуть. Неважно. Основное и так примерно ясно. Если ещё что-то потребуется, то она тут, и Эдварду Каллену известно, где её найти. Её, готовую хранить секреты и не только. Я не хочу думать, что он воспользовался ею, когда я оставила их одних, и я даже не знаю, о чём или о ком больше беспокоюсь, но вдруг это правда?

- Белла. Ты ещё здесь?

- Да, - я опускаю жалюзи, не дожидаясь ухода девушки. Она выглядит спокойной. Если бы что-то произошло, наверное, она бы уже бежала прочь. Нет, Эдвард Каллен не такой. Может быть, есть иное объяснение. Должно быть.

- Так что там у тебя?

- Да ничего. Просто послышалось. В любом случае я всё-таки решила поесть.

- Тогда мы тебя отпускаем. Звони в доставку, пока ещё не слишком поздно.

Мы кладём трубки после того, как обмениваемся пожеланиями спокойной ночи. Но чёрта с два мне с этим везёт. Всё наоборот. Уже вторую ночь подряд я снова не нахожу себе места из-за Эдварда Каллена. И ещё эти размышления о сорока минутах. Да пропади оно всё пропадом. Такова моя последняя связная мысль перед тем, как я всё же отключаюсь, повернувшись на правый бок.