Саундтрек
Полный перевод песни

*напоминаю что у нас новая замечательная бета! Приветствуем Der Tanz der Schatten.

Мужчины - самые неисправимые существа на планете. Их порывы нельзя остановить, их действия сложно предугадать, а логика в их поступках порой отсутствует не хуже, чем у женщин. Чего стоит лишь оголтелая ревность, которой большинство из них предаются!
В каждом представителе сильного пола, хочет он этого или нет, но живет искорка того древнего народа, ходящего в шкурах и использовавшего дубинки как оружие. Война - их удовольствие, еда - их праздник. Женщины неминуемо задействованы во всех этих процессах, потому что должны быть с ними. Без женщин они сатанеют, их сердца чаще всего наполняются ненавистью, а неудовлетворенные физические потребности порой приводят к страшным последствиям.
Правда, исключения все же бывают. Если мужчина упрям, если он намерен добиться чего-то любым путем, кто же его остановит? И здесь уже даже неудовлетворенность меркнет. Затухает.
Пример тому - Эммет Каллен, вторгшийся в мою спальню меньше пятнадцати минут назад и предложивший «повеселиться».
И хоть я сказала «нет», хоть отвернулась от него, закутавшись в одеяло, все равно сейчас иду вниз. Вернее, спускаюсь. На его плече.
- Изабелла, не отказывайся так сразу. Тебе определенно понравится.
Господи, как же я не хочу сейчас никого видеть. У меня свой маленький мир, моя комната - я ни на что больше не претендую. Оставьте меня в ней, дайте насладиться спокойствием и размеренностью, дайте выплакаться, в конце концов! Невозможно из серого озера бросаться в ярко-голубое. Нет ни сил, ни желания. Я выбираю депрессию.
- Мне нравится в комнате. Я тебя не звала и не хочу тебя видеть. Иди вон, - четко и честно. Как в свое время призывал отвечать Эдвард. Думаю, до грубостей Эммету тоже нет никакого дела.
- Переодевайся и пошли вниз. Иначе не уложимся во времени.
Да он глухой. Или его мыслительные способности я изначально переоценила.
- Я остаюсь.
…Но не остаюсь. Он прикрывает за собой дверь, проводит огромной пятерней по ежику темных волос, так преступно напоминающих каролинины, и заходит в мою спальню.
Я не издаю ни звука - сегодня я его не боюсь. К тому же, что еще со мной может случиться? Что он хочет сделать? Не думаю, что чем-нибудь меня уже можно удивить.
- Ты переоденешься или мне самому тебя переодеть?
Серо-голубые глаза блестят, губы изогнулись в насмешливой улыбке, ладони напряглись. Он как добрый друг, зашедший, чтобы дать мне дельный совет. Правда, кем-кем, а другом мне точно не будет и никогда не был. Этим и пользуюсь.
- Переодень, - поднимаю руки я, давая ему свободу действий. Не моргнув, смотрю прямо в лицо, выдерживая пронизывающий взгляд.
Я уверена, что он не станет этого делать. Мало того - еще и оскорбит меня за столь глупые просьбы.
Однако сегодня явно не мой день. Медвежонок, сошел он с ума или нет, всего-навсего согласно кивает. И наклоняется ко мне, присев перед постелью, чтобы расстегнуть пуговицы пижамной кофты.
Я вздрагиваю, отшатываясь от него, как от огня. Почти со свистом выдыхаю, собственными пальцами стиснув кофту. Не дам!
- Все-таки сама? - добродушно спрашивает Эммет. Он выглядит так, будто бы ждал такой реакции. Кто же из нас все-таки непредсказуем?..
- Сама…
Мой шепот его удовлетворяет. Каллен-младший поднимается, обходя постель и направляясь к шкафу. Он знает, где что лежит, и где что искать. Без труда подает мне темные плотные джинсы и свитер легкой, изящной вязки. Оптимистичного оранжевого оттенка.
- Я могу сама выбрать?
Эммет изгибает бровь.
- Тебе не нравится?
- Я хочу черный.
- У тебя нет черного свитера, - цокнув языков моему упрямству, сообщает Людоед, - как насчет темно-серого? Но он щиплется.
Господи, эта ситуация выглядит до боли забавной и до громкого смеха нелепой. Я даже до конца не понимаю, что происходит и как это началось. Эммет в моей комнате в доме своего брата, он без лишних мыслей входит сюда, собирается меня раздеть, подбирает одежду по случаю… еще и следует моим вкусам. Невероятнее уже представить сложно. Галлюцинации, я была права. Заморила себя голодом.
- А может, все же посветлее, Изза? - тем временем голосом, каким обычно обсуждают коллекцию модельеры, зовет Медвежонок, - у тебя есть зеленый, желтый и розовый. Тебе пойдет розовый.
Он еще и знает, что мне пойдет…
- Серый, - не давая права оспорить, твердо шепчу я, - я хочу серый…
Эммет не видит причины упрямиться. Без труда сняв одежду с вешалок, он подносит ее мне, укладывая на постель. Все еще нагловато улыбается, но глаза, на удивление, добрые. Со смешинками и теплотой.
- Я войду через десять минут. Постарайся побыстрее, Изабелла, - и прикрывает за собой дверь, вернувшись в коридор.
Почему я следую его просьбе и переодеваюсь, я так и не могу потом понять. Каким-то чудом пижама и одежда, данная Эмметом, меняется на постели местами, и я стою у зеркала, поправляя ворот своего свитера. Он теплый и действительно щиплется. Но сейчас этот дискомфорт мало меня смущает.
Я не в состоянии совладать с собой - вот что пугает. Апатия превратилась в худшую свою форму - покорность. Я недолго протяну, если буду делать все, что мне велят. А если еще и не хочется…
Такие размышления дают капельку смелости и подвижности. Я не растворяюсь в сером мраке как в тумане, я оставляю себе просвет. Сажусь на простыни, отодвигаю одеяло и демонстративно отворачиваюсь к окну. Никуда я не пойду с этим Калленом…
Но Медвежонка, оказывается, мои мысли волнуют не слишком сильно. Я проиграла ему давно - сразу, как притронулась к одежде. Исключительно мой внешний вид побудил его к хоть каким-то человеческим, разговорным действиям. Он должен был уговорить меня переодеться и дать мне нужные вещи. А дальше мои желания уже не учитывались.
- Я не пойду! - с порога заявляю ему, непреклонно сложив руки на груди.
Он страшно улыбается - и злорадно, и снисходительно, и выжидательно. С хитрыми искорками.
И меньше, чем через секунду, меня, упирающуюся, Эммет без лишних слов и уговоров выносит из спальни. Как ребенка, как игрушку перекидывает через свое бодибилдерское плечо. И не останавливается даже на лестнице, просто крепко держится за перила.
- ОТПУСТИ МЕНЯ! - я барабаню по его спине, ощущая, как горят от румянца щеки. Смущаться нечего, я не виноваты, но все равно неприятно. К тому же, такое отношение ко мне вижу впервые. Вместо уговоров и просьб Эдварда, как бы поступил он, вместо объятий - вот так резко и дерзко. Чтобы не избежала уготованного.
Естественно, Эммет не слушает моих нелестных слов и игнорирует брыкания. Я веду себя яростнее, громче и активнее, чем за всю последнюю неделю, и почему-то он этим упивается. Явно не боится царапин, что оставляю на его шее, и ругательств, которыми клеймлю репутацию.
Как шел, так и идет вниз. Эмоциональность его что, заводит?
На первом этаже дома Аметистового мы, спустившиеся в таком виде, производим фурор. Картина маслом, сюрреализм двадцать первого века. Эммет, видом как гора, и я, болтающаяся на его плече, придерживаемая рукой с моей же черной шубой. При этом Каллен-младший вызывающе улыбается, понимающе кивая моему поведению, а я тщетно стараюсь высвободиться. Уже не боюсь упасть. Почему-то на пол хочется больше, чем оставаться на плече Людоеда.
Рада с Антой, застывшие возле кухни и вышедшие оттуда, чтобы посмотреть, что происходит, не сводят с нас ошарашенных глаз. Эти сестры-близнецы сегодня даже в одинаковых фартуках, а на лицах их одинаковое изумление. Увидеть такое с утра они явно не ожидали.
Однако вовсе не их удивление заставляет меня прекратить брыкаться. И даже не то, что Эммет похлопывает меня по спине, привлекая внимание и собираясь уговорить успокоиться. Вовсе нет.
Из арки, ведущей в гостиную, появляется Эдвард. Вернее, кто-то на него похожий, потому что этого мужчину мне сложно опознать.
Осунувшийся и, по-моему, похудевший, с белым, как полотно лицом, Аметистовый своими растерянными и полупустыми глазами встречается с моими. Проникает в них, но куда слабее, чем раньше. Расстояние тому причина или его вид… я не знаю. Только вот дыхание перехватывает.
Я замираю на своем месте, хмуро глядя на него. Не могу удержаться, сил на игры просто не хватает. Он выглядит настолько измученным и усталым, что у меня неровно бьется сердце. Я никогда не думала, что этого человека можно довести до такого. Это с ним я гуляла по саду две недели назад? Он смелся моим шуткам? Он разрисовывал со мной тарелки? А мусака? Мусаку он со мной ей, расхваливая блюда и улыбаясь так, что оно независимо от своего состава становилось вкусным?
Нет… не может быть…
- Эммет? - вопросительно зовет Эдвард. Негромко, глухо. Его не устраивает избранный способ моего передвижения.
Я прикусываю губу, сморгнув затянувшую глаза соленую влагу.
Каллен-младший оборачивается, заслышав брата. На его грубоватом лице среди не слишком правильных черт проскальзывает что-то похожее на мои чувства, когда смотрю на Серые Перчатки. Только вот в отличие от меня, в глазах Людоеда мерцает решимость, разгоревшаяся с новой силой. Он вежливо кивает брату и опускает меня на ноги. Самостоятельно открывает шкаф с обувью.
Я не задумываясь беру сапоги. Первые, что стоят, без упрямства натягиваю на ноги. Сейчас боюсь даже как-то не так повернуться. В груди, где, казалось, болеть уже нечему, что-то опять трескается.
Это я… это я наделала…
Эммет терпеливо ждет, пока я застегну замки, поддерживая меня под локоть, когда нуждаюсь в опоре. В эти несколько секунд умудряется посмотреть на брата дважды, и дважды, мне кажется, что-то безмолвно ему объяснить. В любом случае, Эдвард не спорит.
Когда заканчиваю, Медвежонок подает мне шубу. И я снова, никак не воспротивившись, делаю то, что он велит.
Я видела, что делала с Эдвардом Константа. Одного ее звонка хватало, дабы он побледнел, улыбка покинула губы, а глаза наполнились далеко не радостным выражением. Ему нужно было потом немного времени, чтобы прийти в себя и лишь затем он ко мне возвращался.
А я? Я, получается, хуже Константы? Я довела его до такого? В чем причина?.. Эта мысль не даст мне покоя. Я ей себя замучаю.
И глубоко плевать, кто кого предал. Правильно это или нет, нужно так или нет, я действительно боюсь, что с Эдвардом что-нибудь случится. Эммет был прав. Эммет знал, что так будет с самого начала… поэтому он здесь? Он намеревается наказать меня, проучить? Уже удалось убедиться, насколько сильно он любит брата.
- Пойдем, - открывает мне дверь Каллен-младший, убедившись, что готова к выходу на мороз, - аккуратнее, Изза, здесь скользко.
Его голос изменился, посерьезнел и погрустнел. Мои мысли, похоже, движутся в правильном направлении. И как он намерен преподать мне урок? Высадить на трассе, заставив пойти домой? Дать пару часов погулять в лесу без права позвать на помощь? Или же он просто отвезет меня в аэропорт… и даст улететь? Эдвард отпустил меня?..
Таки отпустил…
В последний момент, когда уже ничего нельзя исправить или сделать, я все же оборачиваюсь. За секунду до закрытия двери, за мгновенье, как скроюсь с виду. Оборачиваюсь и смотрю на Аметистового так, как посмотрела бы при прощании. От мысли, что больше его не увижу, внутри жжет. Представлять и испытывать, оказывается, принципиально разные вещи. Теперь я знаю.
Он с испугом встречает мой взгляд, отчего лицо искажается. Впервые для меня так заметно. Он тоже прощается?
Он стоит возле все той же арки, такой близкий и далекий одновременно, он не улыбается. И отсутствие этой улыбки не оставляет мне сомнений. Даже той ночью, даже после вороха оскорблений он улыбался мне. Он мне всегда улыбался!.. А теперь - нет. Вот и конец.
Я думаю о том, чтобы воспротивиться и вернуться обратно в дом. Вбежать, вцепиться в Эдварда, умолять его меня не отпускать, как обещал. Только вот не решаюсь. Не смогу, нет. Принять проще, чем действовать. Пусть и очень жаль, что так вышло.
Я без упрямств, поддерживаемая Эмметом на скользкой дорожке, дохожу до машины. Его огромный, под стать владельцу, хаммер, припаркован прямо возле входа, к черту поправ клумбы и лужайку, должную быть здесь летом.
Людоед открывает мне пассажирскую дверь, впустив в салон, а потом сам же ее закрывает. Обходит машину, на ходу зажигая сигарету. Я таких никогда не курила - истинно мужская, достаточно толстая, не чета тем никотиновым палочкам, какие запаливал для нас Джаспер. Хватит, наверное, одной затяжки, чтобы успокоиться… но Эммет делает три. Таких глубоких и таких быстрых, что мои легкие наверняка бы не выдержали. А он запрокидывает голову, выдыхает дым в воздух, и кидает окурок в снег.
Я смотрю в центральное окно дома. Оно бликует от света на улице и мрачности внутри, стекла сделаны таким образом, что неудобно изогнуты для подглядываний, но мне кажется, не глядя на все сдерживающие факты, что мужской силуэт у штор зала я вижу. И он так же наблюдает за мной.
Эммет садится за руль. Салон сразу же окутывает табачный запах, перемешанный с его парфюмом. Нет, не апельсин - грейпфрут. Горький.
Мы выезжаем с территории калленовского дома, на удивление легко вписавшись в небольшой просвет забора, сооруженный для машины. Белый гигант оказывается очень податливым и прекрасно управляемым. Я еду в нем второй раз, но все равно не перестаю удивляться. Машина идет мягко, руль поворачивается легко, а огромные колеса без труда совершают маневры. К тому же, кнопок на панели перед Эмметом больше, чем на космической станции. Этот автомобиль не может взлететь?
Я съеживаюсь на своем сиденье под ремнем безопасности. Почему-то в последние минуты испытываю вовсе не страх. Безысходность? Жалость к себе? Как-то так.
- Что со мной будет? - набравшись храбрости, спрашиваю у Медвежонка я. Он, такой принципиальный и неустрашимый, он, столь сильно недолюбливающий меня, уж точно приехал не снять мою хандру. Планы куда серьезнее.
Правда, подобным вопросом мне удается его удивить.
- А что должно с тобой быть? Ты запланировала что-то? - со святой невинностью интересуется он.
- Ты запланировал…
- Я запланировал, - Людоед уверенно кивает, - но это сюрприз, поэтому ничего не скажу. Даже не проси.
Он мне улыбается. Обернувшись в мою сторону, подмигивает и улыбается. Как садист.
Тело подрагивает, и даже в теплом свитере уже далеко не тепло.
- Так нечестно… я просила раньше меня увезти, я тогда была готова… а сейчас я… я не хочу… - выдаю, поджав губы. На глазах закипают слезы, в груди колет. К тому же, вспоминаю еще одно обстоятельство, и оно подводит к рыданиям ближе всего. - Ты не дал мне с ним даже попрощаться!..
День без правил, о да. День, когда мы «повеселимся». Правила нарушаются тем, что Эдвард дал мне развод и по прибытии в Штаты я получу об этом письменное заверение, так? А веселиться буду уже в каком-нибудь баре, с водкой и кокаином. Потом отдамся бармену - почему бы нет? Они ведь так планировали, верно? Я бы и сама так планировала, свершись этот день неделю назад…
А сейчас… сейчас… не хочу!
- Изабелла, что ты несешь? - лицо Эммета искажается гримасой растерянного недоумения, а руки впиваются в руль, - с кем ты вознамерилась прощаться? Кого уже хочешь убить?
Действительно, откуда у меня право на это прощание? Кто я? Почему мне должны уделять время?
Эта неделя его подтолкнула, я уверена. Гребаные шесть дней. Я его не слушала, я не ела, я не давала ему войти… и он передумал. Обещал, что не отпустит, но все же отпустил. Решил, что это мне на благо, что я так хочу сама. Что я передумала!
Ну вот и все. Апогей достигнут, упрямство и истерика возымели результат. За что боролись, на то и напоролись. Почему-то я не удивлена.
Зато удивлен Эммет. Неприятно удивлен, я бы сказала, когда закрываю лицо руками и даю волю слезам. Достаточно тихо, без душераздирающих рыданий, но со всхлипами. К тому же, спина дрожит слишком сильно.
Хаммер так быстро уходит на обочину, что я даже не успеваю понять, что случилось. Просто в какой-то момент, глотнув воздуха и замерев, осознаю, что мы больше не едем. Стоим.
- Изза? - малость растерявшийся Эммет отстегивает свой ремень безопасности, поворачиваясь ко мне, - в чем дело? Откуда такие водопады?
Переборов себя, я поднимаю на него глаза. Вынуждаю увидеть эти слезы.
- Я не хочу в Америку, - прошу его так, будто бы он, пуленепробиваемый и решительный, способен изменить или отсрочить мой приговор, - Эммет, пожалуйста, только не сейчас. Я сейчас не смогу… что я буду там делать?
Низко и унизительно, как, впрочем, и всегда. Я в себе давно разочаровалась, почему бы не разочаровать других. К тому же, может, удастся разжалобить Каллена-младшего? У него маленькая дочь, он не должен выносить женские слезы. Мне бы толику его жалости… капельку… я что-нибудь из нее слеплю.
- Какую Америку? - он хмурится, - ты что, пила сегодня? Когда ты успела?
Дело - дрянь. К гадалке не ходи.
- Эммет, - громче прежнего всхлипываю, оторвав руки от лица. Хватаюсь мокрыми пальцами за его необъятные ладони, крепко стиснув кожу, - Эммет, пожалуйста, скажи мне, что я должна сделать, чтобы ты передумал? Извиниться? Перед тобой? Перед Эдвардом? Я извинюсь. Я все сделаю. Только не Вегас… пожалуйста, только не Вегас! Мне не к кому там идти!
Судя по выражению лица Эммета, если бы «Оскар» давали за такие короткие эмоциональные сценки, он был бы мой. Такого изумления в медвежьих чертах я не видела, а чтобы серебряно-небесные водопады заполнялись таким количеством живительного сострадания, и вовсе не могло даже присниться. За гранью реальности.
Я не успеваю ничего дополнить, не успеваю даже открыть рот, чтобы кое-что еще пообещать, а мужчина уже прижимает меня к себе. Гладит по волосам, по шубе. Ощущаю грейпфрут как никогда ярко, к тому же, с сигаретной отдушкой, и слезы текут сильнее.
Может быть, он рассказал Эдварду о моих ночных похождениях в ту субботу? Вот тот и решил… вот и выставил меня за дверь.
- Изза, ну что ты, - Эммет явно не знает, что со мной делать. Его нежность скованная, но она дает мне надежду. В конце концов, мучители не гладят жертву, не пытаются успокоить. Ее страх их воодушевляет, - никто никуда тебя не отправляет. Прекрати плакать.
Я что есть силы кусаю губу, заставляя себя уняться. Очень боюсь не последовать приказу потенциального палача.
- Если прекращу… если прекращу, то?..
- Ничего не будет, - уверяет Медвежонок, - не так, не так, Изза. Никто не собирался тебя отсылать, что за ерунду ты выдумываешь? Сегодня просто день отдыха. Мы просто едем отдыхать.
- Не в аэропорт? - спешу уточнить.
- Нет, - Эммет хмыкает, и его смешок, точно так же, как когда-то и Эдварда, отзывается на моих волосах, - тише. Все в полном порядке и под полным контролем. Я тебя уверяю, что от своих затей Эдвард просто так не отказывается. Тем более, если он тебе обещал. Он обещал?
- Ага… - малость утешенно киваю я. Моргаю, стараясь избавиться от слез, но их слишком много. Так быстро не получится.
- Если бы он знал, что ты расстроишься, поехал бы с нами, - со смешком выдает Эммет, все еще осторожно перебирая мои волосы, - хочешь, я позвоню Эдварду?
Я нерешительно закусываю губу.
- Пожалуйста, скажи мне правду, - умоляю его, даже не коснувшись взглядом телефона. Боюсь, что разговор, который он хочет устроить, будет вестись лишь с одной стороны, - он меня отпустил? Он развелся со мной? Эммет, раз в жизни… один раз… я ему не нужна?
Мужчина тяжело вздыхает. Его глаза переливаются, черты расслабляются, а губы демонстрируют мне яркую, ровную, нежную улыбку. Утешающую.
- Изза, сейчас ты нужна ему больше всех на свете. Именно поэтому Эдвард хочет, чтобы с тобой все было хорошо.
Прерывисто выдохнув на такой ответ, я все же принимаю его. Легким благодарным кивком и аккуратным прикосновением пальцев к его запястью показываю, что поняла. Отстраняюсь обратно, постеснявшись своего порыва относительно Людоеда и самостоятельно, отпустив его руки, вытираю свои слезы. Надеюсь, он не пошутил. Сейчас я как никогда ему верю.
С добротой и очередным тяжелым вздохом посмотрев на меня, Каллен-младший все же заводит автомобиль, возвращаясь на трассу. В его глазах ко мне больше нет вражды и ярости. Совсем. Ни капли.
Похоже, слезы действительно чудодейственное средство… или сыграло роль то, что я была искренней?
- Звонить будем?
- Нет, - опускаю голову, несильно ей качнув, - я тебе верю.
За остатком пути не слежу, успокаивая свое дыхание и прекращая всхлипывать. Вытираю кожу от слез, грею руки в рукавах шубы и смотрю в окно, отвлекая себя видом проносящихся мимо заснеженных деревьев.
Край земли Россия или нет, но здесь очень красиво. Эти пихты, сосны, ели! Я никогда такого не видела и сомневаюсь, что даже на Аляске, славящейся своими лесами, обнаружится столько красоты. Тем более снег такой ровный, пушистый, идеально белый - вот откуда срисовывают рождественские карточки-открытки. Выпал бы такой хоть раз в Вегасе…
Правда, по приближению к Москве, виднеющейся впереди высокими небоскребами, картинка меняется. Леса редеют, уступая место полям или дорожным развязкам, а небо будто бы темнеет. В окно смотреть уже неинтересно, красоты там мало. Человек существо отвратительное, как ни крути. Никакие каменные джунгли не заменят прелестей природы. В этом случае я поддерживаю позицию Грин Пис.
- Куда мы едем? - все-таки спрашиваю я, наблюдая за бурным потоком машин, движущимся по шоссе. Серо-белое дорожное полотно, сливаясь с небом в районе горизонта, почему-то возвращает мою апатию. Становится холодно, грустно и противно.
Эммет хмыкает, поворачивая влево. Съезжает куда-то, расставаясь с не полюбившейся мне оживленной трассой.
- Скоро узнаешь, - заговорщицки сообщает. Его же настроение, наоборот, возвращается в прежнее русло. Будто бы ничего не было.
К тому же, правда по поводу нашего места назначения открывается мне через несколько минут. Большой и яркой буквой «М» сияя среди серости будней и неудовлетворительного климата, заведение с покатой крышей в красной черепице и раздвижными дверями с постерами веселого клоуна встречает нас с распростертыми объятьями.
- Макдоналдс?
Медвежонок наигранно сожалеюще, со смехом выдыхает:
- Вредно, гадко, разрушительно, и из отбросов, да, но вкусно ведь? Думаю, ты меня понимаешь, - он поворачивает к парковке. Машинами, несмотря на достаточно раннее время, она заставлена, и вряд ли отыщется даже прореха для такого гиганта, как хаммер Эммета. Однако Каллену это и не нужно. Проезжая вперед, он встраивается в длинную очередь на макдрайв. С нетерпеливостью смотрит на медленно движущиеся машины.
- Я не голодна, - поспешно заявляю, открестившись. И пусть большой Биг Тейсти, нарисованный на стенде прямо перед нами, вызывает у меня повышенное слюноотделение, я не хочу нарушать своей голодовки. Это полная сдача крепости, а я к ней не готова. Да и есть особенно не хочется…
- Неправда, - отрицает Эммет, будто видит меня насквозь - если ты собираешься худеть, делай это менее радикально. Иначе скоро растворишься в пространстве.
Я усмехаюсь, покачав головой. Складываю руки на груди, чуть сползая на своем кресле.
- Я не буду есть, - повторяю ему, надеясь, что послушает. В конце концов, хоть на что-нибудь у меня должно быть право? Я ему верю, что не повезет в аэропорт, поэтому и не соглашаюсь. Боялась бы, съела бы что угодно.
- Ты предпочитаешь Бургер Кинг? КФС?
- Я предпочитаю воду с лимоном, - закатываю глаза, поглядывая в окно. Наша очередь приближается, и я уверена, что не позволю себя уговорить. По сути, голодовка это все, что у меня осталось. С ней я хотя бы не так чувствую свою обиду. Ну или могу наказать себя за Эдварда…
- То есть пить ты будешь воду? - не унимается Эммет.
- Исключительно. В бутылке с синей крышкой и без газов.
Почему-то кажется, что моего упрямства, ровно как и тогда, когда пришел в комнату, Людоед ожидал. Он не говорит больше ни слова, поглядывает на меня со смехом, но не смеется в голос. Уважает? Игра чудесная.
Только вот открывает окно, когда мы приближаемся к окошку заказов. И аромат, пропитывающий салон машины, делает свое дело. Я все-таки поджимаю губы, а живот просительно, пусть и тихонько, все же урчит.
- Что тебе заказать? - решив, что сейчас я, наконец, готова, интересуется Людоед.
- Ничего, - отворачиваюсь от него в другую сторону, делая вид, что заинтересована паркующимися машинами. Они ничем не отличаются от американских, разве что большинство поменьше. Но новых здесь больше. Похоже, в России посещение Макдоналдса не считается позорным делом для людей более-менее среднего класса.
Эммет останавливается возле специального аппарата, с ухмылкой взглянув на меня.
Веселый женский голос приветствует его на незнакомом мне русском языке и наверняка интересуется, что именно Каллен хочет.
- Все, в чем есть курица, пожалуйста.
Затем он поворачивается ко мне:
- Картошку фри? По-деревенски?
- Ничего, - я фыркаю.
Эммет кивает.
- Большую фри и большую по-деревенски. Плюс Биг Тейсти и два клубничных коктейля.
Девушка щебечет что-то, а мужчина достает бумажник. Сумма на экране его, похоже, не удивляет. Не знаю, сколько это в долларах, но что-то многовато цифр… что он заказал?
На окошке выдачи, после того, как расплатился на предыдущем посте, Эммет получает свои темно-желтые, с характерной эмблемой, пакеты. Я не преувеличу, если скажу, что ворох. Он купил Макдоналдс, не иначе. Каллен перекладывает все на заднее сиденье, в моих руках оставляя только два коктейля. Либо он выпьет два, либо один мой.
Запах свежей еды проникает в мои легкие, наполняя тело нестерпимым желанием стащить хотя бы маленькую картошинку из всего этого великолепия. Может быть, я и жалею, что ничего не заказала, но никогда ему не признаюсь. Это неправильно.
На специальной стоянке для макдрайва Эммет останавливает машину. С улыбкой ребенка, совершившего плохую, но такую веселую пакость, оборачивается ко мне.
- Выбирай, - указывает на пакеты, прищурившись, - ты ведь любишь курицу большего всего, верно?
И это знает… почему-то я не удивлена.
- Я правда не хочу… - выходит неубедительно. Вот сейчас совсем. Я себя теряю.
- Изза, там найдется все, что ты захочешь, попробуй, - настаивает мужчина, - нам нужно много сил для этого дня, поэтому не упрямься. Иначе потеряешь сознание где-нибудь в середине развлечения.
- Эдвард бы не одобрил… - привожу последний козырь я, зная, что рассчитывать уже не на что. В животе урчит громче.
- Сегодня день без правил, поэтому Эдвард одобряет все, - успокаивает меня Эммет, - ешь, а то оно остынет. И будет уже совсем невкусным.
Может быть, я мягкотелая, признаю. Может быть, не гожусь для революций, великих идей и забастовок - тоже факт. А может, я просто не имею принципов и убеждений, поддаюсь на провокации и не люблю отказываться от того, что люблю. Или же я проголодалась - банально, но очевидно. Эммет встряхнул меня с утра, я поплакала и проголодалась - так и запишем. Просто эти запахи… шорох раскрываемых Калленов упаковок, где он ищет свой заказ… черт!..
- Ладно, - сдаюсь ему, опустив глаза и покраснев. Тянусь назад, за каким-нибудь пакетом. Выбираю первый попавшийся и уже в нем, кажется, нахожу свое Эльдорадо. Макчикен, картошка и наггетсы. Девять штук!
Исключительно ради интереса, фантазируя, что еще заказал мне Медвежонок, зондирую оставшиеся нетронутыми упаковки. Чикенбургер, Чикенкриспи… все с курицей! Все, что в их меню с курицей! Не упустили даже Цезарь-ролл!
Я неверующе оглядываюсь на Людоеда, а он с интересом смотрит за мной, приостановившись при поглощении своего Биг Тейсти.
- Курица?
- Вся, - он утвердительно кивает, - кушай.
Наверное, это первый раз, когда я послушаюсь его без лишних возражений. Не хочу возражать.
Забираю первый пакет, который и выбрала, переставляя себе на колени.
- Я все не съем…
- Съешь то, что захочешь, - милостиво позволяет Эммет.
С плотно сжатыми губами, опустив глаза вниз, на колени, где распростерлось мое богатство, нерешительно прикасаюсь к сезаму на булочке. Глажу его ровную крохотную поверхность.
- Спасибо… - выдыхаю. И снимаю первую пробу, укусив мягкий, сочный и потрясающий куриный бургер. Соус - это то, что в нем люблю больше всего.
Мы оба едим, особенно не растрачиваясь на разговоры. В машине удобная подставка для стаканов и выдвижной столик на переднем сидении, куда мужчина устраивает нашу картошку. Чтобы разрядить обстановку, он включает радио и какой-то русский певец, расслабляя меня, поет непонятную, но приятную уху песню. Эммет переводит мне основной смысл: о любимой женщине. Они встретились зимой, когда снегири «греют куст рябиновый» и так и не смогли расстаться, не глядя на все жизненные перипетии. У них у обоих семьи? Я поняла так. Любовники.
Возможно, глупо так предаваться моменту, но в этой обстановке, с этой музыкой, под шорох пакетов и чарующий аромат жаренной на масле еды мне хорошо. Впервые за эту неделю хорошо, спокойно. Не хочется плакать, не хочется спать, все не кажется таким серым и мрачным, а вокруг появляется парочка ярких оттенков. Почти солнечных. Может быть, мы действительно недооцениваем влияние еды на настроение? Или же нужность хорошей компании?.. Я не думала, что причислю Эммета к этому понятию. Но сегодня многие мои стереотипы остаются в прошлом.
- Почему вы живете здесь? - вдруг спрашиваю, подавшись моментному желанию завязать беседу. Я как никогда расслабленна сейчас, лучшего момента сложно представить.
- В России? - Каллен задумчиво забирает из своей упаковки пару картошин, закидывая в рот.
- Да. Почему именно в России, если вы из Греции?
Похоже, моей осведомленностью об их судьбе Медвежонок озадачен.
- Ты даже знаешь, откуда мы?
- Эдвард рассказал мне, что вы родились на острове Синни… Сикни…
- Сими, - исправляет Эммет.
- Да, Сими. А потом ваш отец, Карлайл, кажется, перевез семью сюда. Он был послом.
Мужчина мне улыбается. С улыбкой он достаточно привлекательный, совсем не страшный. Эдвард характеризовал мне его как плюшевого, и сегодня, наверное, я готова в это поверить. Почему все прячет за своим гневом и вспыльчивостью? Неужели страшным быть лучше, нежели добрым?
- Вижу, Эд тебя подковал, - беззлобно поддевает он.
- Я больше ничего не знаю, - откусываю кусочек от второго бургера, который поглощаю, с интересом поглядев на мужчину, - но ответа на вопрос я так и не услышала.
- Наши родители жили здесь, мы тоже остались, - просто объясняет Эммет, пожав плечами, - к тому же, здесь удобнее.
- У вас не греческие и не русские имена… это не мешает?
Господи, откуда во мне столько интереса? Я сама себя пугаю.
- Не очень. Ты так жаждешь узнать нашу историю? - недоверчиво зовет он.
- Я пытаюсь понять… - признаюсь я, кивнув. Краснею. Почти так же, как помидоры в моем чикенкриспи.
- Если я расскажу что-нибудь о нашей семье, ты расскажешь мне о своей?
- Это сделка? - я изгибаю бровь, - смотря, что ты расскажешь. Только учти, что некоторые вещи я уже знаю и общими фразами ты не отделаешься.
Моей смелости он приятно удивлен.
- Я тоже, - заверяет, щурясь, - так что и тебе не удастся.
Вот и поговорили. Удивительно, как такое возможно. В прошлую субботу он едва не размазал меня по стенке в собственном доме, а сегодня так дружелюбен и откровенен, что даже кое-какие карты готов вскрыть. Не бескорыстно, конечно, но почему бы не попробовать? Вряд ли Эдвард мне в ближайшее время что-нибудь расскажет. Вряд ли он вообще мне что-нибудь расскажет. А в этой обстановке, такой теплой и сытой, как никогда я расположена и к откровениям, и к разговорам. Даже с Эмметом, которого больше не опасаюсь. Совершенно.
Этакий перерыв. Поближе узнать друг друга и расслабиться. Не подаваться на провокации внешнего мира и не возвращаться в серый туман отчаянья. Этого я и хочу.
- Карлайл ни мне, ни Эдварду не родной отец, - с места в карьер докладывает мужчина, сделав глоток своего коктейля (как угадал, что я тоже люблю клубничный?).
- Не родной?
- Нет, - он мотает головой, - они с супругой приехали на Родос в медовый месяц и вышли в порт за свежими устрицами, когда встретили нас. Карлайл был доктором и его умения очень пригодились. А потом они нас усыновили.
- Они были американцами?
- Формально да, но оба родились во Франции. Они перебрались в Америку задолго до нашего рождения, а потом вернулись туда с нами. Через пару лет мы переехали в Россию.
Он рассказывает это и его лицо постепенно утрачивает некое умиротворение, которое излучало в салоне хаммера все это время. Будто бы темнеет, суровеет. Краем глаза он поглядывает на меня и, завершив, похоже, разочарован, что начал этот разговор. Не хотел говорить?
Но уже поздно.
- А почему умения Карлайла пригодились?.. - настороженно зову я, - что с вами случилось? И Сими, насколько помню по карте, больше чем в двадцати километрах по морю…
- Это неважно, - с напускной улыбкой, острыми краями сообщающей мне, что тему развивать он не намерен, произносит Эммет. Еще держит на лице мнимое дружелюбие, но оно все больше покрывается пеплом. Что там случилось?..
- Ваши родители?..
- Наши родители умерли, - обрывает Каллен, - и о них я разговаривать не намерен, извини.
Он делает глубокий вдох, прогоняя злость, прорезавшуюся между каменными чертами. Как затяжку, делает еще один глоток коктейля. Очень большой.
- Я имела ввиду ваши родные…
- Они тоже. Гораздо раньше, - Эммет поворачивается к окну, сделав вид, что заинтересован маркой автомобиля, припаркованного рядом с нами. Однако не составляет труда заметить, что подавлен. Жалеет, я была права. Ему не хочется об этом рассказывать.
- Твоя очередь, - оторвавшись от трубочки лишь за тем, чтобы взять картошки, говорит мне. Все же возвращается, повернувшись обратно.
Для смелости потянув из стакана немного мороженого с клубникой по примеру своего сегодняшнего благодетеля, пожимаю плечами.
Без лишнего энтузиазма рассказываю, что у меня есть отец Рональд и когда-то была мама, которой теперь нет. В подробности не вдаюсь, на вопросы не реагирую. Краем разговора задеваю Розмари и вот тогда вздрагиваю, замолкнув. Не хочется, чтобы сегодня все снова полетело в тартарары из-за глупых воспоминаний. От них все равно ничего не осталось. А нового я Эммету так или иначе не расскажу. Было бы что рассказывать.
- А твои друзья? Математик? - Людоед брезгливо морщится, ставя пустой стакан с коктейлем в мешок, отведенный нами для мусора.
- Джаспер? - я хмыкаю, - я думала, мы о семье…
- Что-то мне подсказывает, что твои друзья поинтереснее семьи.
Я устало выдыхаю, доедая остатки картошки по-деревенски и отправляя ее упаковку в тот же пакет, что и Эммет коктейль.
- Он всегда хотел быть музыкантом - музыка, по сути, его и спасла. Его воспитывала мать, отца он не знал. В шестнадцать хотел броситься с моста в Сан-Франциско, но пока решался, спасатели успели приехать. А потом он играл где-то в клубе и его заметил Деметрий… он познакомил его со мной.
Почему-то не сложно это рассказать. Про Джаспера, может быть, мне уже совсем несложно рассказывать? Он утерял все значение, я больше ни на грамм ему не верю и не собираюсь с ним общаться. От привязанности к Хейлу я, слава богу, излечилась. А вот от привязанности к Эдварду, наверное, не излечусь. Его вид сегодня… мурашки по коже.
- У вас там был клуб любителей наркоты? - вырывая меня из моих мыслей, спрашивает Эммет. Сегодня даже «наркота» не вызывает моего праведного негодования.
- Что-то вроде… но это в прошлом.
- Я надеюсь, - он с самым серьезным видом кивает, - ох, Изза, знала бы ты, как я жалею, что в тот вечер не снес ему башку.
Откровение? Я удивленно гляжу на Каллена, а тот - на меня. Не проходит и секунды, как мы оба смеемся. Искренне и заразительно.
Этот день определенно ненормальный… или в Макдоналдсе в курицу добавляют нечто интересное.
- Я была уверена, что ты так и сделаешь, - ухмыляюсь, впервые так открыто взглянув Эммету в глаза.
Он смеется со мной. И когда он смеется, он похож на брата. Я вижу сходство так ясно, что поражаюсь своей невнимательности. Чертами ли, мимикой ли, движениями ли… если Эдвард мог улыбаться так широко, они бы были как две капли воды. Чересчур похожи.
Разве что голос у Эммета ниже, более жесткий и тяжелый. Его внушительное тело как раз в таком и нуждается.
- Я был готов, - заверяет меня Каллен, демонстративным жестом сжав ладонь в кулак, - если бы не Эдвард, ему бы больше не пришлось ниоткуда прыгать.
По радио включается новая песня. Все тот же мужчина, все тот же голос и все тот же русский, но настроение неотвратимо катится вниз. Грустная песня, вплетаясь в обстановку внутри салона, внутри которой прозвучало имя Эдварда в контексте такой ситуации, убивает смех. Затихая, он смолкает, оставляя только нежную мелодию с перебором на гитаре и хрипловатым голосом солиста.
Я сглатываю, опуская глаза. Эммет глубоко вздыхает, горько хмыкнув.
- Что с ним? - тихонько спрашиваю я, не в силах отогнать от себя образ, в котором предстал передо мной Аметистовый этим утром. Вряд ли такое можно забыть. - Он же не… он не болен?
Я закусываю губу, сама испугавшись, когда озвучиваю это вслух. Глаза опять на мокром месте.
Мужчина смотрит на меня серьезным, требовательным взглядом. И ободряющим, и ругающим одновременно - нереальное сочетание.
- Я уже говорил тебе, если помнишь, Изза, что он все воспринимает близко к сердцу. Особенно твое поведение.
- У меня были причины…
- Не сомневаюсь. Но у него тоже.
Я нерешительно облизываю губы, опуская глаза. В горле образуется ненавистный комок.
- То есть, когда ты говорил, что с ним может что-то случиться… ты это имел в виду?
Эммет приглушает музыку, обращая все мое внимание на свои слова. Отвечает предельно ясно, убедительно и без права свести все к шутке. Как строгий отец непослушному ребенку.
- Я думаю, ты понимаешь, что ему не двадцать лет, - вздыхает, рассеяно прикоснувшись к широкому рулю, - и все, что ты делаешь, так или иначе отражается на нем. Я уверяю тебя, своим поведением ты можешь творить чудеса. Если тебе хорошо, ему тоже не на что жаловаться. Мне кажется, ты даже представить не можешь, сколько себя на самом деле он отдает этому делу…
Я затихаю, вслушиваясь в звучащее в салоне. Не решаюсь возразить, прервать или что-то вставить. Теряются куда-то отрицания.
В Эммете столько любви к брату, столько заботы о нем - от него ваттами это исходит, это горит в его глазах. Я знала об их привязанности, но, по-моему, неверно оценивала силу этих уз. Такое бывает, да? Еще сохранились семьи, члены которых готовы отдать жизнь друг за друга? Для меня это определенно станет открытием.
- Ради чего? - вырывается у меня, когда мужчина заканчивает. Этот вопрос на повестке дня с самого моего приезда в Россию. И ответа я так и не получила.
Эммет тепло, хоть и малость расстроенно мне улыбается.
- Ради своей сущности, Изза. Он всегда был таким. Слишком сострадательным…
Что ответить на такое, я не нахожу. Просто веселость теряется, а улыбка сходит с лица. Не спасает все даже новая песня, сменившая прежнюю, грустную. Сейчас десять, недавно стало светло, а я уже проваливаюсь обратно под лед темноты. Неминуемо.
Радует хотя бы то, что Медвежонок не требует от меня невозможного. Моей молчаливостью убежден в том, что поняла и приняла к сведению им сказанное. Вспомнив о своей миссии, насколько понимаю, переводит тему.
- Ладно, - добродушно сообщает мне, поддавшись желанию и потрепав по плечу, - это разговоры на другое время. У нас сегодня четкий план и нарушать его нет смысла. Пора ехать.
Он внимательно смотрит на меня и коробки на моих коленях.
- Ты доела?
Сморгнув слезную пелену, я киваю. Достаточно быстро.
- Да… спасибо.
- Не за что, - Эммет сегодня явно в ударе. А беседа, могу поклясться, добавила ему уверенности в себе и в том, что меня обязательно нужно вернуть домой в хорошем настроении, - поехали дальше. Теперь у нас хватит сил, чтобы покорить все вершины.

Фантазия - дело тонкое. Мне всегда казалось, что образы, которые я представляю, самые разнообразные и самые необычные, какие только могут быть.
Мне чудилось, что я могу представить все на свете, и даже то, чего никогда не видела, благодаря своему богатому воображению.
Однако сегодня, причина тому этот невероятный день в целом, или же то, что я просто выдохлась, растратив все на бесчисленные портреты мистера Каллена, мне креативности не хватает. Не то что в карте реальности, даже в мыслях не проскальзывает место, куда решается привести меня Эммет, чтобы окончательно «вернуть в струю». Причем я даже не задумываюсь над тем, как буквально звучит это выражение.
Вывеска на огромном прямоугольном здании, виднеющемся посреди бесконечной заполненной парковки, гласит «Moreon». Латиница, сомнений нет, но язык явно не английский. Даже американцы не умеют так фантазировать - не помню ничего из слэнга, звучащего подобным образом.
Зато Медвежонок, как вижу, понимает все. Загадочно мне улыбнувшись, он поворачивает влево, к съезду к зданию и в мое окно открывается вид, рассказывающий, что это за заведение.
Четыре ярких, змееобразных, вьющихся горки. Пластиковые, но высокие, тяжелые и на совесть спаянные.
- Аквапарк?..
Проникшись моим в крайней степени изумленные выражением лица, улыбка мужчины становится шире. Не тратя слов, он всего лишь кивает.
Встроившись в череду автомобилей, мы находим место среди располосованной площади. Прямо возле кадок с цветами, которые летом пестрят здесь так же, как сейчас на фоне белоснежного снега выделяются эти горки.
Я, все еще не веря, смотрю на аквапарк, а Эммет уже галантно раскрывает дверь с моей стороны, помогая спуститься, не без помощи навесной подножки, на землю. Здесь не скользко - ни капельки.
- У меня нет купальника, - наблюдая за тем, как уверенно направляется к дверям, окликаю Каллена я, - ты не говорил его брать!
Мужчина жестом велит мне следовать за ним. Когда я нагоняю, а он убеждается, что я рядом, сообщает:
- Здесь все продается, Изза. Вплоть до халатов.
Сквозь тяжелые двери, которые мужчина придерживает мне, мы попадаем внутрь вместе с той толпой, которая так же намеревается хорошенько отдохнуть этим предвыходным днем. Напоминая мне Эдварда, когда мы прилетели из Штатов, Эммет без труда петляет по огромному зданию, прекрасно зная, где и что расположено. Я следую за ним неотрывно, боясь потеряться, но, как Серые Перчатки, за руку взять не решаюсь. Неправильно это…
Впрочем, глаз у Медвежонка не менее точен и внимателен, чем у брата. Из всей толпы он, кажется, видит только меня. И постоянно проверяет, на месте ли я.
Возле кассы таблички с тарифами на русском и английском. Пока я изучаю их, знакомясь с парочкой аттракционов, мой сопровождающий покупает нам у улыбчивой девушки два билета и получает два браслета, которые станут активны, как гласят правила, после того как переступит зону начала аквапарка.
- Пойдем, - зовет меня Эммет, отрывая от навешанных брошюрок. Словно бы ребенку, который упрямится и не намерен отпускать свою новую игрушку, дает ворох бумажных рекламок, содержащих всю ту же информацию. Так даже удобнее.
Следуя указателю, раздевалки и душевые направо, аквапарк - налево. Каллен-младший же ведет меня прямо, туда, куда указывает разноцветная стрелка с дельфинчиком.
А вот и магазин.
Приветливые продавцы разговаривают на английском. Эммет вкратце объясняет им, что нам необходимо, а они с готовностью несут ко мне все подходящие варианты.
Стоит ли говорить, за какое рекордное время мы подбираем мне купальник?
При всем доверии к Эммету, все же закрытый. Я не люблю много открытого тела в принципе. Естественно, черный. Но Каллен не спорит. Оплачивает его, собственноручно обрывает бирки и идет со мной в нужную сторону. На сей раз, все же в раздевалку.
Все эти действия и походы, происходящие как в тумане, теряются где-то на задворках памяти, когда мы все же переступаем черту, проведенную между душевыми и аквапарком.
Я чувствую себя ребенком, когда знакомая радость и восторг тугим приятным комочком сворачиваются в груди, а ожидание развлечений затмевает собой даже самые насущные и тяжелые мысли. Это странно, но сейчас меня ничего не волнует. Вспоминаю слова Эммета, прозвучавшие как «повеселимся?» и улыбаюсь. Теперь вижу истинный смысл этого слова, а не тот надуманный ужас, к которому подготовила в салоне его хаммера.
- Готова? - вызывающе спрашивает мужчина. Он стоит рядом со мной в плавательных шортах темно-синего цвета с белыми затягивающимися шнурками и парочкой звездочек на поясе, украшающих резинку. Выглядит… ошеломительно. Я восхищалась красотой Эдварда и не перестану это делать, но его в таком виде, что-то мне подсказывает, я никогда не увижу. А Эммет, как воплощение истинной мужской красоты, о которой столько говорили древние греки и которая так любима модными журналами, находится здесь и сейчас, прямо передо мной. У него широкие плечи, мускулистые руки с кое-где проглядывающими венами, темные жесткие волосы, которые суживающимся к тазу треугольником отвоевали грудь, поджарые ноги. Либо в прошлом он бодибилдер, либо его любимым местом после работы является не диван, а спортивный зал. Я под впечатлением.
- Изабелла? - он делает вид, что все еще ждет моего ответа, но глаза, в которых показывается огонек восторга, предельно ясно выражают, что видел, как я на него смотрю. И результатом доволен. Впрочем, он сам так же не обделяет меня многообещающим взглядом.
- Готова, - прогнав наваждение, киваю, нерешительно, но подходя к нему ближе. Надеюсь, что выгляжу не слишком плохо. Интересно, Эдварду бы я понравилась? Этот купальник практически классический, разве что с чересчур тонкими бретелями, которые только на вид кажутся хрупкими. А Аметистовому вроде бы импонирует, когда все просто, но со вкусом. И когда закрыто - вспомнить хотя бы мое свадебное платье.
Мы с Медвежонком подносим браслеты к активирующему устройству и оно, одобряя запрос, пропускает нас внутрь безразмерного комплекса.
Бассейны, горки, детский городок и даже джакузи - все сразу же, как на ладони, открывается с главного спуска, по которому нам предстоит сойти. Слева и справа кафетерии, внизу, если верить брошюрке, что я оставила в раздевалке, спа-салон и термы. Мне интересно, какие услуги они предоставляют, но это если останется время после горок. Я ужасно хочу прокатиться на них. Я забываю про все, в том числе про то состояние, в котором столько времени пребываю. То ли место волшебное, то ли мне просто не хватало такого вида отдыха, но не хандрю. Апатия сама собой уходит, а улыбка занимает заслуженную позицию на лице.
- Пострашнее или полегче? - зовет Эммет, глядя на меня с высоты своего роста. Впервые не чувствую себя маленькой рядом с ним и впервые не ощущаю уничижения от этого мужчины. Это воодушевляет.
- Пострашнее, - с готовностью заявляю, оглядев план, перед которым мы стоим, и находя горки, помеченные красными звездами, - или ты боишься?
Каллен гортанно смеется, пальцем указывая на аттракцион, куда не допускаются не только дети, но и определенные категории взрослых.
- Если не боишься, - протягивает он. Но вынужден замолчать и пойти за мной следом, когда решительно, усмехнувшись ему, направляюсь в нужную сторону.
«Крыло» (как оно выглядит) - многообещающе заявляет название аттракциона, когда я подхожу ближе к его информационному стенду. Перечислены заболевания, при которых кататься не стоит, а так же минимальный ростовой порог - 150 сантиметров. Какое счастье, что во мне сто шестьдесят.
- Она двойная, - подсказывает Эммет, когда оглядываюсь в поисках надувных плотов.
- Тем лучше, - пожимаю плечами, обнаружив место, где их складывают, - лестница уж очень высокая.
- Коварство…
- Трезвый расчет, - хихикаю, отбросив с лица прядку мокрых волос, которые наскоро собрала в пучок, - надеюсь, ты не против?
Медвежонок скалится, но ничего мне не отвечает. Молчаливо идет и забирает самый надутый, а значит, и самый быстрый плот. По-джентельменски велит мне идти вперед, обязательно держась за перила, пока сам следует сзади. Похоже, ему не составляет труда нести эту тяжеленую резиновую конструкцию.
Очередь на эту горку, как бы не было мне такое удивительно, небольшая. В основном такие же молодые люди, как и мы. Многие из них, к слову, с завистью смотрят на фигуру Эммета, а девушки перешептываются обо мне, когда стою рядом. Странно, но я совершенно не смущаюсь. В данный момент я просто получаю удовольствие и ни о чем другом не хочу думать. В конце концов, всем полезны перерывы. Эдвард придет в себя и успокоится, а Эммет сделает так, чтобы у него была эта возможность. Он сейчас нянчится со мной, а значит, дает брату отдых. Не сомневаюсь, Серые Перчатки не раз приглядывал за Каролиной в отсутствии ее отца.
Смотритель горки подзывает нас от ограждения к крайнему бортику старта. Я гляжу вниз, на то, на какой высоте мы находимся, и у меня начинается легкий мандраж. В животе порхают бабочки, дыхание перехватывает, а цвета перед глазами мгновенно становятся ярче. Не слишком ли она высокая?.. Окажитесь на краю обрыва и почувствуйте свободный полет, гласила рекламка - а я готова оказаться? А почувствовать?
Но поздно поворачивать назад. Эммет садится в заднюю выемку плота, а смотритель подает мне руку, чтобы усадить вперед. Самые яркие ощущения, самые бесподобные воспоминания. Все, чтобы ничего не пропустила. А вообще… такие правила. Тот, кто легче - спереди.
- Ты что, дрожишь? - на ухо шепчет мне Каллен-младший, пока спасатель проверяет, чисто ли внизу. Его рация постоянно оживляет атмосферу вокруг чьим-то голосом. Здесь пахнет хлоркой и достаточно спертый воздух, еще бежит вода и она не слишком холодная, а потому все то, что я привыкла получать в аквапарке, получаю и здесь. Что Россия, что США. В Вегасе, правда, все открытое…
- Нет, - смело мотаю головой, укладывая, как и велит смотритель, руки поверх голеней мужчины. Не чувствую даже того, что волосы щекочут кожу. Просто крепко держусь за пластиковые ручки. - Прохладно…
Эммет усмехается, но издеваться не намерен. Сильнее сжимает ноги, придерживая меня и демонстрируя, что не допустит падения.
- Не бойся, - выдыхает, легонько проведя носом по моим волосам.
От неожиданности я вздрагиваю, отвлекшись, и именно в этот момент спасатель позволяет нам ехать. Толкает плот вниз.