Capitolo 26. Часть 2.
К моменту возвращения Эммета я более-менее беру себя в руки. Убеждаю, что такое поведение недопустимо, что случившееся уже случилось и его остается только принять, и что извинюсь перед обоими братьями – перед одним за отсутствие взаимности, а перед другим – за само существование этого поцелуя. Я знаю, кого люблю. И я не отступлюсь от своих слов. Даже если Эдвард сам будет настаивать.
Именно поэтому, когда хмурый Медвежонок садится на диван, протягивая мне длинный стакан, как и я ему этим утром, в гостиной уже не пахнет жареным и нет избытка соли от моих слез.
- Спасибо большое, - делаю глоток прохладной жидкости и с облегчением чувствую, как рассасываются внутри облака отчаянья.
Мужчина молчаливо кивает.
- Эммет, - привлекаю внимание, легонько коснувшись его ладони пальцами левой руки, - извини меня.
- Тебе не за что извиняться.
- И все же извини, даже если это так.
- Давай закроем тему, - он мотает головой, убирая свою руку на противоположную сторону дивана.
Да уж… день рождения «удался». Мне его жаль. И мне очень, очень жаль, что не смогла ответить на этот поцелуй взаимностью. Это было криком души. А я испоганила все вконец.
Я не настаиваю, что должна и хочу говорить дальше. Я замолкаю, как он того и желает, потому что нам обоим так проще. Извинения озвучены, подобное больше не повторится и, похоже, все точки расставлены над «и». Даже если не без боли.
Мы проводим в тишине около пяти минут. Телевизор все так же беззвучно работает, чай все так же остывает возле моего горе-подарка. И диван тот же, и стены, и буря за окном. Только мы другие. Совсем.
- Каролина уснула? – чтобы хоть как-то разбавить напряженную до того, что скоро сама вспыхнет, атмосферу в комнате, спрашиваю я.
- «Персен» помог ей.
- Снотворное?..
Эммет устало потирает пальцами переносицу. Воспоминания о боли дочери заглушают его собственную боль.
- Она не спит полночи даже после разговора с ней, - докладывает он, - что уж говорить о встрече…
- Мадлен это знает?
- На кой ей? – его скорбный смешок добавляет и без того «прекрасному» окружению завершающих штрих. Как контрольный выстрел в голову.
- Скажи мне… - шепчу я.
Каллен морщится.
- Что сказать?
- То, что хочешь. То, что тебе нужно сейчас сказать. Эммет, я не могу быть с тобой… в этом плане, но это не значит, что я не твой друг. Я воспринимаю тебя как члена своей семьи, ровно как и Каролину. И я обещаю, что никогда вас не предам.
Не знаю, вовремя такая пламенная речь или нет, но папу Карли она, кажется, немного расслабляет. Он садится ровнее, даже опирается спиной о диван. И глаза его более живые.
- Это из-за вашего уговора, верно? Я знаю каждый его пункт. Но ты ведь не всегда будешь… «пэристери». Могу ли думать о том, что позже?..
Он не решается договорить так же, как я не решилась бы дослушать. Эти слова, разбудившие мои самые затаенные страхи, полоснувшие по живому, очень красноречивы. И очень правдивы. Эдвард бы подписался под каждым словом. Эдвард бы кивнул на них… и от того мне больнее.
- Я не знаю, - откровенно признаюсь я, прикусив губу, - пожалуйста, Эммет, я не знаю… не нужно…
Он быстро кивает. Он быстро, понимающе и, похоже, с вернувшейся надеждой кивает. Она убивает во мне последнюю сдержанность и возвращает слезы.
- Я не буду, - такое положение дел не укрывается от бывшего Людоеда. Он придвигается ко мне, наплевав на проснувшуюся дрожь, и обнимает. Без подтекста, без каких-либо ожиданий, просто крепко и просто тепло. Чтобы защитить и успокоить. Под стать брату. – Изабелла, я обещаю, что не буду. Ты сама вправе решать, сама ты и выберешь, кто тебе нужен. Я ни к чему тебя не принуждаю. И я больше даже не коснусь тебя, если пожелаешь.
Словно бы готовясь отстраниться, его пальцы нежно стирают слезинку с моей щеки. Эти большие и прежде пугающие пальцы…
- Спасибо…
- Не за что, - в его тоне улыбка. – Все в порядке. Не плачь. Ты права, я хочу кое-что тебе рассказать. Но только если ты не против и если еще не передумала слушать.
Он так умело перестраивается, утешая меня, что не знаю толком, как отблагодарить.
Похоже, я слишком запуталась в этом треугольнике. Нет теперь сомнений, не сегодня, что Эммет ко мне… что Эммет в меня… себе на погибель.
Мое состояние сейчас никак не назвать удовлетворительным. Я думала, что у меня полно сил, что я горы сверну, успокоившись. Но то ли успокоение запаздывает, то ли текущие события выбили меня, как и всех, из колеи.
Слушать – вот что остается. И концентрироваться на том, что услышу. До приезда Эдварда точно.
Мне сейчас до боли сильно хочется его обнять. Аромат клубники действует как заживляющее средство. Даже на рваные раны, которые, казалось, без швов обречены.
- Конечно не передумала, - прочистив горло, я соглашаюсь. – И я слушаю…
Эммет с одобрением встречает мой тон.
- Поверишь ли, но Мадлен я тоже встретил девятнадцатого марта, - он хмыкает, окончательно расставаясь со своим испорченным моим отказом в поцелуе настроением. Удобно садится, удобно держит меня и во многом ведет себя так же, как прежде, до этого срыва. – Правда, в две тысячи шестом.
- На неделе моды в Москве?
- Нет, - он уверенно качает головой, - тогда она еще даже не думала о модельном бизнесе. Нисколько. Она приехала в Россию за Эдвардом в той роли, что исполняла Лея Пирс, если ты ее помнишь. Имиджмейкер.
- Она подобрала мне свадебное платье, - припоминаю я.
- Да, - почему-то при упоминании этой женщины Эммет хмурится. Она была с ним? – И большинство той одежды, что ты сейчас носишь. Естественно, с одобрения Эдварда.
- Получается, Мадлен – имиджмейкер?
- В далекие-далекие, и, как любит говорить, темные годы, - мужчина фыркает, впервые при мне не обливая бывшую жену ведром грязи и оскорблений, а рассуждая о ней достаточно спокойно. – Во Франции она помогла ему с выбором костюма на конференцию, а затем и на званый ужин. Он предложил ей работу.
- И она, не задумываясь, переехала?
- Ей нечего было терять, - серый взгляд суровеет, - в Париже никакого имущества не было, а здесь светил щедрый гонорар и даже аренда квартиры.
Атмосфера потихоньку выравнивается. Ужасно странно, что выравнивает ее Мадлен, но, дабы не вспоминать сейчас о болезненных событиях получасовой давности, я готова поговорить и о ней. Тем более, новая информация не будет лишней.
- И она?.. – я не решаюсь спросить, но пересиливаю себя. С дрожью в голосе, зато честно. Эммет мне ответит. Сегодня ответит. – Она была… с ним? Ну, то есть…
- А потом вышла за меня? – Медвежонок неудовлетворительно качает головой, - конечно нет, Изза. Мы же не извращенцы – передавать женщин друг другу. Она выполняла свою работу. И только.
Это немного успокаивает, стоит признать. Я тоже расслабляюсь – не сильно, но заметно. И Эммета это подбадривает.
Ему тоже совсем не хотелось бы, как и любому нормальному человеку, чтобы его женщина имела нескольких партнеров. И делила их с Аметистовым пополам.
Сучка. Сучка его не получила. Он со мной.
- А потом Мадлен подобрала костюм тебе? – единственное, что приходит мне в голову, и озвучиваю. С легкой улыбкой.
- Шубу.
- Шубу?..
- Мы устраивали благотворительный вечер и был запланировал маскарад, - он пожимает плечами, - шубу. Ее всегда тянуло к меховым изделиям. На этой шубе мы и...
Он не заканчивает фразу, но мне это и не нужно. Без труда ясно, что произошло. Эммет не против таких связей, я уже поняла.
- И сколько ей было? – оправдываю свой интерес тем, что отвлекаюсь. Очень боюсь снова ввести Эммета в состоянии горечи, а уж себя и подавно – до истерики недалеко. Но остановиться не могу.
- Двадцать, - его взгляд пробегается по мне. Чувствую это макушкой.
- А потом была свадьба…
- А потом был тест на беременность, - останавливает мои мысли Эммет, - и затем да, свадьба.
Я прикусываю губу.
- То есть ты не хотел?..
Каллен-младший тяжело вздыхает, потирая мои плечи. Он окончательно забывает о конфузе с поцелуем, перемещаясь в историю. И голос опять черствеет.
- Она бы сделала аборт, Изза. Ей не нужны были дети, тем более теперь. Этим браком я спас Каролину. Эдвард не допустил того, чтобы Мадлен отказалась от ребенка – он уговорил меня.
История семьи Каллен, оказывается, не так проста. Тучи сгущаются. Неужели Мадлен действительно сделала бы это? Убила то, что сама и породила? Часть себя?
Мне не понять… я не скрою, что всегда этого боялась. Я пила противозачаточные и никогда не пропускала время приема, а еще нас спасало то, что у Джаспера были малоподвижные сперматозоиды… но Деметрий… в том сне, когда зачем-то притащила к нему презерватив… у меня не возникло мысли убить этого ребенка. Я была уверена, что его рожу… и пусть дальше стоял вопрос, как быть, аборт ни разу не промелькнул в мыслях.
А тут…
- Мне жаль, Эммет, - сочувственно произношу сама, не собираясь останавливаться, погладив его по руке. – Получается, этот брак не был… желанным?
- Не был. Как и Каролина, да простят меня на небесах за то, что так говорю. Но Изза, я тоже не представлял себя отцом. Совсем. Я не верил, когда Эдвард доказывал мне обратное, - мужчина качает головой, - знаешь, он даже пообещал, что если я не смогу принять этого малыша, он сам его воспитает. Но не позволит ему умереть. А потом, когда Карли родилась… это не передать словами.
На его глаза наворачивается прозрачная пелена, а губы чуть подрагивают. При упоминании своей девочки Эммет всегда расцветает. И мне слишком сложно поверить, что он когда-то мог ее не желать.
- Вы поэтому развелись? Она не хотела дочку, а ты хотел?.. – с наглостью, признаю, но все же с надеждой узнать задаю этот вопрос. Возможно, неправильно, возможно, не вовремя… но он ведь и так мне столько сказал! Это станет проблемой? Последнее маленькое откровение?
Эдвард в свое время объяснил мне, что бывают люди, которые не подходят друг другу и не любят друг друга. Его объяснение вписывается в рассказ Эммета. Только вот упоминание о ком-то другом… Мадлен завела любовника?
- Она решила сосредоточиться на карьере, - тщетно пытаясь удержать в голосе спокойствие и невозмутимость, отвечает Медвежонок. В его радужке сияет еще что-то, что-то слишком серьезное, дабы говорить о нем вслух, и я догадываюсь, что причина в ином. Карьера, дочка – последствия. А спусковой крючок?..
«Любовь бывает разной. И по-разному заканчивается. А у некоторых вспыхивает еще и к другим людям».
К другим людям.
К другим людям…
К ДРУГИМ ЛЮДЯМ!
К Эдварду…
Я нахожу ответ слишком быстро, чтобы успеть спрятать свою реакцию. Зашипев от представления того, что сделала Мадлен… от того, что пережил Эммет… и Каролина, наверное… какой ужас.
Каллен-младший без труда замечает то, что я догадалась. Его объятья крепчают, а голос наполняется сталью.
- Не будем о причинах, Изза. Все равно ее планы не сбылись. Она развелась со мной, когда Каролине было полтора года. Полтора года она продержалась – а затем вернулась в Париж. И начала модельную карьеру.
«Не будем о причинах», о да. И не будем о том, кто проспонсировал начало этой карьеры в Париже, подальше от России, Эммета и Каролины.
Выждав еще полминуты, я поворачиваюсь к брату Алексайо лицом к лицу. Я смотрю в его глаза, глубже, чем за радужку, на его губы, скулы, волосы… и понимаю. Все понимаю. Откуда эта злость, откуда приступы ярости, откуда такое обожание дочери и такая ненависть к бывшей жене. Не только потому, что она ее мучает. Она измучила его самого.
- Чего она хочет? – шепотом спрашиваю я, хотя, кажется, знаю ответ.
Вспыхнувшие огоньком боли глаза Эммета его подтверждают. Без лишних слов.
- Но это же невозможно…
- Конечно нет, - он кивает, - но вода камень точит, Изза. И если так будет продолжаться… я не знаю, как от нее избавиться. И я не знаю, как мне защитить Каролину. Если мать исчезнет из ее жизни, она не переживет.
Ангелочек… маленький, безвинный ангелочек. Как же у Мадлен хватает совести всех мучить?.. И малышку, и Эдварда, который ее же спас. Который всех спас.
Я ее ненавижу.
- Но у Карли есть ты. У нее есть дядя Эд, - я улыбаюсь сквозь слезы, стараясь отыскать решение там, где его не может найти никто, - неужели она не сможет?.. Она справится. Обязательно справится.
В гостиной слишком тепло. Дождь за окном слишком громкий. Ветер не смолкает. И слезы. Слезы все ближе.
- Если срубить розу под корень, другие розы в цветнике ее не спасут, - Эммет опускает голову, прикрыв глаза, - это факт, Изабелла. К огромному моему сожалению.
Я хочу ему помочь. Я хочу им всем помочь.
Наполняясь той странной силой, о которой думала, что потеряла, ощущаю это желание явнее всего. Защитить, обезопасить, сохранить и осчастливить. Сделать все, чтобы осчастливить. Любой ценой.
- Мы найдем решение, - взволнованная и тщетно старающаяся это волнение скрыть, дабы убедить Каллена, что говорю правду, приподнимаюсь на своем месте. Руки сами собой оказываются на плечах Эммета. – Все вместе найдем. Мы ведь семья. Семья не бросает друг друга в беде…
Уголок его губ вздрагивает, но глаз это не освещает. В них реки, океаны усталости. И вся эта усталость пронизана именем дочери.
Эммет потерял надежду. И уже давно…
Я хочу сказать ему кое-что еще. Я хочу, потому что вижу, как это нужно. И я почти решаюсь.
Но в этот момент за окном, встраиваясь в мелодию дождя, появляется новый звук: визг шин.
На подъездной дорожке почти через пять часов после того, как покинула ее, останавливается серая «Ауди»…
* * *
Саундтрек
Эдвард решительно открывает дверь. Как человек, который слишком долго готовился и собирался с силами, чтобы что-то сделать, он толкает ее отрывисто, чудом не ударив стену, и проходит внутрь, ступив на коврик «добро пожаловать домой» мокрыми ботинками в перемешанной со снегом грязи.
Его лицо белое, волосы черные от воды, с пальто стекают на пол ручейки дождевых капель, а в глазах выжженная земля. Раньше в аметистах теснились сотни чувств, соревнуясь друг с другом по своей силе. Теперь же там нет ничего. И, возможно, поэтому Эдвард как можно скорее опускает их, избегая нашего взгляда.
Мы с Эмметом, наперегонки бежавшие в прихожую, в замешательстве. Медвежонок даже выступает вперед, выставляя между мной и братом свое плечо. Редко когда прежде Эдвард появлялся перед нами в таком состоянии.
- Привет... – осекшись, бормочу я.
Эммета на приветствие и вовсе не хватает. Слова пропадают.
Он взбудоражен. Он зол и возбужден, а еще, возможно, взволнован. Лицо не хранит суровости, оно как никогда подвижно и искажено от переменяющих друг друга эмоций, а пальцы слегка подрагивают.
В коридоре не пахнет клубникой, как всегда бывает, когда Эдвард открывает дверь. В коридоре не пахнет даже дождем и свежестью весны, ее холодом, который прекрасно ощутим по ту сторону стекла. Запах здесь один – мяты. Бесконечной, яркой, дерущей в горле мяты – одеколон. Похоже, вся бутылка. Он никогда не использовал этот парфюм, приходя в гости к брату. И уж точно не было у Эдварда времени вспомнить о нем этим утром. Он возит его с собой?
Зато бархатный голос ровный, громкий. И как никогда требовательный.
- Как Каролина? – быстро кивнув на мое приветствие, зовет Серые Перчатки. Намеренно избегая глаз брата, смотрит на лестницу на второй этаж.
- Эдвард, что с тобой? – с налетом испуга зову я, не привыкшая к такому виду мужа. Сдержанный, спокойный и непоколебимый ничем, абсолютно ничем, сейчас он сам на себя не похож.
Говорить мужчина не намерен. Он ждет ответа.
- Спит, - Эммет многозначительно поглядывает на меня, ожидая хоть каких-то версий происходящего, - я вымыл ее и теперь она спит. Ночью ее ничего не потревожит.
- Ты давал ей снотворное? – Каллен-старший слегка щурится.
- Да.
Он делает вид, будто и ожидал такого ответа. Губы складываются в тонкую жесткую линию.
- Тогда так и есть. Не будем ее беспокоить.
Эдвард оборачивается ко мне. Ну, ко мне - это громко сказано, скорее в мою сторону. Наскоро пробежавшись взглядом снизу-вверх, отводит глаза на шкаф-купе в прихожей.
- Одевайся, Изабелла. Мы уезжаем.
Изабелла?..
Ужаленная неожиданно полным именем, я не двигаюсь с места. Я ждала Эдварда, чтобы… увидеть это? Не может же быть так, чтобы он видел, как Эммет целовал меня, верно? Это было давно. Его не было здесь. Так почему же он ведет себя подобным образом?
Почему прямо сейчас он со мной Суровый?
- Никуда ты не поедешь, - Медвежонок успевает раньше брата закрыть дверь шкафа. Со скрипом она отъезжает в сторону, нещадно раздирая барабанную перепонку, - и уж тем более никуда Иззу с собой не повезешь. Ты неадекватен.
Сжатая в кулак ладонь Эдварда слишком сильно ударяет по зеркалу шкафа. Удивительно, что оно не трескается.
- Убери руки, - рычит он.
- Ты убери, - вконец ошарашенный Эммет теперь полностью заслоняет меня собой, - ты пугаешь ее! Ты что, пил, Эд?
Я выглядываю из-за плеча бывшего Людоеда, желая либо по блеску глаз, либо по зрачкам, либо по запаху распознать, имеет ли место такое предположение.
Но хватает одного взгляда на лицо Аметистового, чтобы понять всю его беспочвенность. Это не алкоголь. Точно не алкоголь…
- Я не пью, - сквозь зубы шипит Серые Перчатки, без труда оттолкнув от себя брата. – Я не конченый алкоголик под стать тебе, Эммет. И я не ищу утешение на дне стакана, когда моей семье нужна помощь.
Черт…
Я наблюдаю за тем, как вытягивается лицо сероглазого мужчины, словно впервые в жизни. Его глаза можно сравнивать с русскими копейками.
- Ты что несешь?..
- Мы уезжаем, - четко выделяя каждое слово, повторяет Эдвард. Дергает дверцу в сторону что есть дури, открывая передо мной нужный отдел. – Одевай шубу и поехали, Изабелла. Ты не останешься здесь.
Так и пылающий от накрывшей злости, охваченный ею в едином порыве, Эммет явно собирается сделать что-то неправильное.
И Эдвард, к моему ужасу, находится на такой же волне. Они оба выпрямляются, вздергивают головы и руки со сжавшимися в кулаки пальцами держат наготове.
- СТОП! – вскрикиваю я, едва умудрившись втиснуться между мужчинами. Спиной обернувшись к Эммету, тщетно стараюсь поймать взгляд Серых Перчаток, - вы что, сумасшедшие?! СТОП!
Эдвард глядит на меня с сожалением, едва ли не со скорбью. Не в глаза, куда угодно – на талию, лицо, лоб. В его взгляде переливается нечто настолько страшное и непонятное, что у меня пересыхает в горле. Это не боль, нет. Это агония.
- Изза, отойди, - шипит позади меня Эммет, пока еще слабо, но с явным желанием сделать это как следует, обвивая мою талию в попытке если не отбросить, то оттащить точно, - ты понимаешь, что он не в себе? Я не знаю, что это за хрень, но лучше бы тебе идти к Каролине…
Мысль появляется из ниоткуда: наркотики?
Эдвард сейчас под их действием? Почему он так выглядит, так ведет себя?
Уголок рта опущен вниз, носогубные складки видны как вырисованные специально, а глаза красные.
- Эдвард, все в порядке? – пробую подойти с другого фланга я, прикусив губу. Своевольной рукой, отбросив страх, касаюсь пуговиц на его пальто. – Ты знаешь, что ты мокрый до нитки?
- Какое же в порядке… - голос Эммета подскакивает от волнения и плохо сдерживаемых эмоций.
Эдвард с силой зажмуривается, не чураясь полной асимметрии лица, что вызывает это действие, а потом резко выдыхает. Слишком.
- Пожалуйста, поехали домой… - просит. Уже просит, а не рычит и не требует. Меня пронимает.
Решение вырисовывается само собой.
- Эммет, позвони Сержу. Пусть он заберет нас, - прошу я, оглянувшись на второго Каллена. Он не сводит с брата глаз, но понимания во взгляде больше не становится.
- Это безумие с ним куда-то ехать сейчас, - качает головой он, - оставайтесь. Тут полно спален, я помогу тебе уложить его в постель.
- Я не останусь в этом доме, - Эдвард поджимает губы, впервые при мне глядя на брата как на врага. Под кожей ходят желваки, было расслабившиеся пальцы снова в кулаке.
- Эммет, он не успокоится здесь, - я просительно смотрю на мужчину, не зная, как его уговорить. У меня нет телефона Сергея, калленовского водителя, ровно как и нет никакого желания, а главное, возможности посадить Эдварда за руль. Ему точно нельзя туда сейчас – как доехал до нас? – Пожалуйста, помоги мне.
- Ну что ты, Изабелла… - бархатный баритон, вступающий так неожиданно, будто замогильный. Я оборачиваюсь и вижу, как искрятся аметисты от плохо сдерживаемой боли, - медведи-гризли еще никому не помогали по доброй воле. Им обязательно нужно иметь выгоду для себя. Или демонстрировать превосходство…
Эммет вздрагивает всем телом, подаваясь вперед. На губах брата отголосок улыбки, и Каллена-младшего это заводит.
- ЧТО?!..
- Эдвард, тише, - я пытаюсь остановить нечто неминуемое, обоими руками упираясь Калленам в грудь, - Эммет, не слушай его, пожалуйста. Он пожалеет об этих словах через минуту, ты же знаешь. Пожалуйста, позвони Сержу!
Это похоже на бои петухов. Оба конкурсанта готовы, оба ждут сигнала и оба так и дышат злостью. Меня опаляет ею со всех сторон, и в комнате становится жарче.
Если могло быть у этого дня еще более худшее завершение, то я даже не могу его представить.
Что, черт возьми, случилось?!
Впрочем, из двух баранов один все-таки оказывается умнее. То ли от сочувствия ко мне, то ли потому, что трезв во всех направлениях (чего не могу сказать об Эдварде, хотя он, вроде бы, никогда не вызывал у меня сомнений), но Эммет уступает. Достает мобильный, сделав полшага назад, и набирает номер Сергея. Очень надеюсь, что тот еще не спит.
- Моя машина здесь, Изабелла, - Каллен-старший порывается выйти за дверь, чтобы доказать мне эту истину, - поехали домой.
- Мы поедем, сейчас, - убедившись, что Медвежонок не намерен затевать драку, переключаю все внимание на Эдварда, - успокойся. Как ты хочешь, так и будет.
Он смотрит на меня с высоты своего роста, не касаясь глаз, и выглядит слишком уж плохо, дабы утверждать о простом опьянении. Что-то произошло. Мадлен ему что-то сказала? Мадлен что-то сделала? Константа?
Все явно не может быть просто. Ответ не на дне бутылки, о нет. Эдвард совсем не такой.
Но получить ответа мне не удается. Алексайо упрямо молчит, а в глаза заглянуть не дает даже на секунду. То ли сомневается, что я прочту там ответ, то ли боится, что все же это сделаю. Уже и не знаю, что думать.
Те пятнадцать минут, что требуются Сержу, дабы добраться от дома Эдварда до нас на предельной скорости, оказываются одними из самых долгих в моей жизни. Между братьями до сих пор витает враждебность, а напряжение в доме достигает своего пика.
Я рада, что Каролина спит. У нее нет возможности увидеть все это и получить еще одну травму наряду с уже нанесенными. Снотворное все же порой бывает благим делом. Сомневаюсь, что даже Голди бы удержала ее, если бы была здесь.
Кажется, Эммет говорил, что ей стало нехорошо…
Впрочем, какая бы ни была обстановка вещей, в двенадцать тридцать пять Эдвард и я все-таки оказываемся во второй машине из гаража старшего из Калленов. Это черный «Мерседес», и лошадиных сил у него достаточно, дабы увезти нас домой.
Так же, как и открывал дверь в дом, Эдвард распахивает пассажирскую дверь автомобиля, без возмущений садясь внутрь, и следит за тем, чтобы тоже самое сделала я. Он не смотрит в мои глаза, но сам глаз с меня не спускает. Ни на секунду.
Он хочет уехать отсюда. Он рвется так впервые. Возникает впечатление, что это если не мечта всей его жизни, то точно ее цель.
Но к тому моменту как мы все же отъезжаем от дома Эммета, хмуро глядящего нам вслед из окна гостиной, в зеркале заднего вида наблюдаю, как трескается в зрачках Эдварда его собственное сердце…
Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-1
