Фанфики
Главная » Статьи » Фанфики по Сумеречной саге "Все люди"

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


РУССКАЯ. Глава 29. Часть 1.
Capitolo 29.
Часть 1


От автора: уделите время дополнительным материалам во время прочтения - будет интереснее :)

-------


-------

Ее решение было твердым. И обсуждению не подлежало.
Сквозь спустившуюся на трассу темноту, включив дальний свет и тем самым вызывая негодование у остальных водителей, она превышала допустимую скорость на десять километров – быстрее, чем можно, но достаточно медленно для того, чтобы не получить в свой адрес свисток и взмах черно-белой палки. За юбилейные пять и пять с половиной лет жизни в России эти люди в зеленых жилетах уже успели порядком потрепать ей нервы. В далеком прошлом, лет в семнадцать, там, у отца, она частенько брала покататься новенькие «Порше» и «Ламборгини». Для него это были не имеющие ценности игрушки, а ей удавалось хоть немного, но развлечься. И скрыться с глаз родителя долой.
Небо было темным. Не таким, какое обычно бывает зимними ночами – с сине-серебряным отливом и россыпью сахарных звезд – а прямо-таки траурно-черным, с парочкой отблесков, как седины, по центру и по бокам небосвода. Мрачное, удручающее небо. Особенно при сравнении с яркими придорожными фонарями.
Удивительно, но именно такого цвета ей показались его волосы этим утром. Такими выцветшими, жесткими, без привычной бронзы. Вынесшие ей приговор, решившие покарать ее… и призвавшие следовать за их обладателем шаг в шаг. И даже если бы путь этот вел на эшафот, она не сомневалась, что пройдет его до конца. С улыбкой.

Эдвард открывает дверь в дом, воспользовавшись собственным ключом, а Конти, прислонившись к перилам лестницы на крыльце, всеми силами старается совладать с дыханием. Они торопились, едва не бежали, а по сугробам это сделать не так легко, как кажется. Остаток сил, которые у нее были, девушка потратила на Каролину, а потому едва передвигала ногами. И наверняка, если бы крепкая рука бывшего мужа не чувствовалась на запястье, свернула себе шею, поскользнувшись на очередной коряге.
Шорох замка, а затем скрежет. Дверная ручка, на которую оказали давление, опускается, признав свое поражение. Она блестит.
Эдвард распахивает дверь, не потрудившись узнать, ударит она о стену или нет, и оборачивается к своей нежданной гостье. Его взгляд жесткий, но не жестокий. Он даже протягивает ей уже обещанную ладонь.
Шмыгнув носом и так и не сказав ни слова, Константа входит за ним в дом. Знакомый, заученный наизусть с каждым его уголком. Здесь, как и прежде, немного пахнет лавандой и корицей, здесь, как и прежде, крючки для одежды слева от входа, здесь, как и всегда, встречают мягкими сиденьями пуфики у лестницы… прошло почти два года, а все осталось неизменным. Это ее дом. Даже Эдвард, кажется, это знает.
На шум раскрывшейся двери и звук сапог о паркет из кухни выбегает женщина в синем фартуке и с темно-рыжими, слегка бордовыми волосами. Она видит Эдварда и хочет что-то спросить, крепче прижав к себе только что закатанную банку с клубничным вареньем, но потом взгляд касается ее, Конти. И та же банка, выскользнувшая из рук, с оглушающим треском раскалывается на полу на части. Кровавые клубнички утекают по ручейкам из сахарного сиропа прямо к ногам пришедших. Выглядит жутко.
- Эдвард?..
Низко опустив голову, Константа отступает назад, дернувшись к двери. Рада никогда не любила ее. Она слышала, как за глаза Рада называла ее маленьким чудовищем и «девочкой, которой давно пора в психиатрическое отделение».
Конти не боится ее, она никогда ее не боялась, но отторжение ядовито. От него першит в горле.
- Чай, - ловким жестом подтянув свою гостью обратно к себе, крепче сжав ее руку, велит Алексайо, - поставь чайник и можешь быть свободна.
- Эдвард, ну что, как малыш?.. Я надеюсь, Карли не?.. – вторая домоправительница, светловолосая и белокожая, пару раз уговорившая Константу поесть тогда, когда не смог даже Эдвард под предлогом того, что так она сделает его счастливым, останавливается в дверном проеме гостиной. Ее глаза также распахиваются – пять копеек. Теперь Конти знает, как они выглядят.
В коридоре повисает тяжелая и густая, как мед, пауза. Она никому не идет на пользу.
Константа наблюдает за домоправительницами и не может понять, что их смущает больше: что они с Эдвардом без пальто, что их ноги в снегу, а значит, они шли к дому пешком через лес, что он привел ее или что пришел так рано сам? Вопросов миллион. Ответов не предвидится.
- Чай, - еще раз повторяет хозяин, сделав глубокий вдох, - две кружки, чайник, заварник. И поднимитесь к себе потом, пожалуйста.
Ошарашенные женщины все же находят в себе силы кивнуть. Раньше, когда она только приехала, они позволяли себе парочку комментариев на русском. Но теперь Конти все понимает, а значит, это невежливо. И уходят они молча.
Едва фартуки скрываются на кухне, Эдвард поворачивается всем телом к девушке. Он выше ее на полторы головы и наполовину шире в плечах. Одного взгляда в аметисты хватает, чтобы понять, что явно не радость внутри их обладателя. Мисс Пирс пристыженно опускает голову, с трудом сглотнув.
Каллен на секунду прикрывает глаза. На его прекрасном лице множество морщин, оно выбеленное, потускневшее, с капельку впалыми щеками. Подвижный левый уголок губ опущен, а сами они не кажутся больше розовыми. Расстроен.
- Раздевайся, - шепотом просит он.
Конти, увлекшаяся разглядываниями своего идеала из-под ресниц, вздергивает голову от того, как нежно это звучит. Как к ребенку.
И тут же закрадывается в голову невозможная мысль: он ее простил?
- Раздеваться?..
Без смеха, без даже капли юмора, мужчина хмыкает.
- Разувайся тогда.
Константа не упрямится. Скидывает сапоги, постыдившись того, сколько с них сыплется грязного снега, и ступает в своих тонких капроновых колготах на холодный паркетный пол. Ее потряхивает.
Эдвард не трудится убрать ни свою, ни ее обувь, хотя обычно никогда не оставляет после себя бардак. Он просто переступает через разлитое варенье и становится рядом с девушкой. От соприкосновения с заснеженными ветками, когда бежал к ней за Каролиной, его пиджак мокрый. Алексайо снимает и его.
- Пойдем.
И Конти идет. Не упрямясь, не задавая вопросов, не устраивая сцен. Там, в лесу, когда убеждала его, что сейчас перережет вены, Эдвард пообещал ей поговорить дома. Она цеплялась за его ногу, она плакала, она заклинала… а он смотрел вслед уезжающему автомобилю брата, прикусив губу, до тех пор, пока сосны его не спрятали – около семи секунд. А затем дал свое слово. Он всегда сдерживал слово – в этом мисс Пирс не сомневалась ни дня.
Так что теперь они здесь. В «гнезде голубок», в голубо-серебристом, приятном месте. С ним у Конти связаны самые счастливые воспоминания в жизни… и она старается вспоминать о нем как можно чаще, чтобы ничего не забывать. Даже мелочей.
Картина висит тут. Ваза стоит здесь. Коврик постелен у ниши. А подушки дивана такие мягкие… она впервые поцеловала Алексайо на этих подушках. И в эти же подушки рыдала, когда в его кабинете обнаружила прямое доказательство неверности.
- Черный, - когда они входят в кухню, по-армейски четко сообщает Рада, - без сахара.
- С сахаром, - исправляет Эдвард. Подводит Конти к крайнему стулу, отодвигая его для нее. – И в самые большие кружки.
Рассеянная домоправительница кивает, чудом не разбив еще что-то, и достает из шкафчика чашки.
Сжавшаяся на своем месте и изучающая деревянный круглый стол как первое и последнее, что видела в жизни, девушка даже не замечает, как на мгновенье исчезает Эдвард. Его возвращение она чувствует благодаря пледу, что оказывается на ее плечах. Бывший муж же остается в одной рубашке.
Анта ставит перед ними чай, а Рада всыпает два кусочка рафинада в каждую из кружек. Ложечки прилагаются, устроившись на блюдечке. Кроме них, на столе больше ничего нет – умиротворяющая картина.
- Спасибо вам.
Смущенно кивнувшие женщины, перешептываясь, растворяются в коридоре. Рада порывается убрать варенье, но Эдвард останавливает ее. Просит сделать это позже.
…Одни на первом этаже Алексайо и его бывшая «голубка» остаются через пять минут. Секунда в секунду – над столом висят часы.
- Выпей чаю, - заботливо предлагает Каллен. На деревянной поверхности лежит только его левая рука – ей и притрагивается к своей кружке.
Конти знает, что на правой – кольцо. Новое, красивое, платиновое – эксклюзивное. Кажется, она однажды видела, как он его рисовал… От этой мысли становится больно. В груди что-то рвется.
Но чай девушка все же пьет – глоток. Обжигающий, крепкий, терпкий – и по телу, как по сигналу, проходит дрожь. Она поближе стягивает края пледа.
- Сейчас согреешься.
Мужчина поднимается, неудовлетворительно сам себе качнув головой, и закрывает приоткрытую форточку за своей спиной, повернув на два замка. Рада ненавидит готовить на жаркой кухне.
Константа делает еще один глоток, уже мысленно подготовившись к лихорадочной дрожи. Кружку держит крепко, губы поджимает, чтобы не тряслись. Легче. Теперь – теплее.
- Ты сидишь далеко…
То ли проникшись теплотой чая, то ли не осознав момент, срывается с губ. За секунду до осознания, что значит эта фраза, испуганные оленьи глаза утыкаются в аметисты, сверкая страхом.
- То есть я… просто обычно ты… - язык заплетается и ничего дельного сказать не выходит. Конти готова разрыдаться от беспомощности.
Правда, нужды в этом нет. Эдвард жесткий, но не жестокий сегодня, она была права. Он забирает со стола чашку и подходит к стулу рядом с ней, не сказав ни слова. Садится.
- Лучше?
Знакомый мятный аромат проникает в легкие. Конти легче дышать.
- Д-да…
Третий, решающий глоток. Самый большой, самый горячий. Девушка немного давится, но старается это скрыть как может, кашлянув всего раз. Теперь плед на плечах не воспринимается как ненужный аксессуар – оттаивающее тело нуждается в тепле куда больше, чем готово признать.
Каллен дожидается, пока немного уймется дрожь ее пальцев. При соприкосновении с чашкой их подушечки становятся красными, теряя свою смертную белизну от снега. Это важно для него.
- Покажи мне руки, Конти.
- Я чистая…
- Покажи мне свои руки, Константа, - упрямо повторяет он. Видимо, доверие после сегодняшнего было все же утеряно. Все в душе девушки холодеет. А если он больше никогда?.. И даже звонок?..
Побоявшись спорить, она исполняет просьбу. В жесте, ставшем ритуальным в каждую их встречу после событий полугодовой давности, вытягивает обе руки вперед. Поворачивает внутренней стороной запястий к экс-супругу. Демонстрирует русла вен.
Длинный бледный палец прикасается к неровной отметине там, где запястье переходит в ладонь.
- Этого не было.
- Я порезалась овощерезкой, - сдавленно признается мисс Пирс, с трудом сдержав всхлип, - не понадобилось даже вызывать «скорую», он был совсем неглубоким. Царапина сошла пару дней назад…
Она говорит, говорит, говорит… задыхается, сама не зная почему, но пытается оправдаться. Только бы не подумал, что опять режет вены… только бы не вспомнил, что однажды, в погоне за нирваной и забвением, вколола себе героин… только бы не заставил уйти. Не сейчас!..
- Я дала слово. Я держу слово. Пока ты звонишь в пятницу, я не… я знаю, что ты помнишь.
Эдвард качает головой. Он выглядит чертовски усталым, практически выпустившим все соки. И эти синяки на шее… что с ним случилось?
- А если у меня сядет телефон?
Константа смело смотрит в его глаза.
- Я подожду до субботы.
- А в воскресенье?
- А в воскресенье… можем договориться. В случае экстренной ситуации или беды… я подожду и воскресенья. Ты хочешь, чтобы я это пообещала? Ты дашь мне слово?
Он нагибается ближе. Перехватив ее ладони, сжимает в своих – теплых, больших, безопасных. Рядом с ним Константа никогда ничего не боялась. Стоит вспомнить только то, как спас ее… их было четверо. Громадных, накачанных, пьяных. Нормальный человек бросился бы со всех ног прочь и даже внимания не обратил на то, как она истекает кровью… а он не смог.
- Но это не жизнь, Конти, - тихо, под стать падающим за окном снежинкам, шепчет Эдвард. Возвращает «голубку» в день сегодняшний. – Ты ведь не хуже меня знаешь.
- Это большее, что ты можешь мне дать, правильно? – голос дрожит, но не так сильно. Плед и чай сделали свое дело. – Так почему бы не согласиться? Меня устраивает такая жизнь.
Его взгляд становится горше. В аметистах боль.
- А если я умру, Константа? Что ты будешь делать?
Мисс Пирс вздрагивает, подскочив на своем месте. Ее глаза загораются, а губы изгибаются в решительном оскале. Уже не Эдвард, а она перехватывает его руки. Сжимает.
- Я тебе не дам, - по-детски упрямо клянется. С высоко поднятой головой.
Ему не до шуток. Раньше такое заявление вызывало хотя бы смешок, хотя бы отголосок улыбки, а сегодня – ничего. Только еще больше бледности на лице.
- Но это ведь случится однажды. Непременно.
- Когда случится, тогда случится, - как можно отстраненнее, не желая об этом думать, заявляет, - тогда я тоже умру.
Это звучит в пространстве кухни. Отталкивается от стен, отскакивает от пола, окунается в нетронутый чай Алексайо и уносится к запертому окну. Бьется о стекло, но не выбирается наружу. Остается в комнате.
Его-то Эдвард и ожидал услышать. Признание.
Он оставляет ладони Константы в покое и поднимается со стула. Направляется к окну.
- Ты не можешь осуждать меня за это, - сдавленно шепчет девушка, сложив руки на груди. – Это мой выбор.
Мужчина не отвечает. Он останавливается у стеклянной поверхности, демонстрирующей пейзаж снаружи, и минуту или чуть больше стоит молча. Руки на подоконнике. Взгляд – в снегах. Он будто бы решается… и Константе одновременно страшно и любопытно, на что.
В конце концов, Эдвард оборачивается к экс-«пэристери». Спиной опирается о стену возле окна.
- Сегодня ты спасла Каролину, Константа, - начинает он. Серьезным, даже суровым голосом с корочками льда, каких она боится. И все же, благодарности в баритоне больше, чем холода. Даже глаза оживляются, прежде похороненные среди стужи и пепла. Почему же рядом с этой Изабеллой у него всегда так горят глаза?.. Почему он улыбается только с ней одной?!
Дем рассказал сестре, как использовать устройства слежения. Он подкупил какого-то ремонтника, приходившего в их дом чинить фонарь, и тот смог разложить парочку жучков возле дома. Маленькие, незаметные, устойчивые к поломкам. Даже если наступить, не выйдут из строя. Видео и аудио. Это позволяло ей какое-то время контролировать ситуацию…
- Но ты же, Конти, и выкрала ее из дома, - левая половина лица Алексайо заостряется. Многообещающе. – И даже если я благодарен тебе сегодня как никому другому, то не могу с уверенностью сказать, что ты не заслуживаешь наказания. У нас ведь был уговор, не правда ли, что к моей семье ты не прикасаешься?
- Я думала, у тебя только брат…
- И к нему тоже, - губы Эдварда складываются в тонкую полоску.
Девушка сжимает руки в замок. Белеют ее пальцы.
- Я поняла это, когда ты позвонил. Что не выход… я хотела вернуть ее к тебе домой прежде, чем истекли бы сорок минут, что ты мне дал. Но я упала… и она оказалась на льду.
По лицу бывшего мужа проходит тень, когда она рассказывает это, и в какой-то момент ей кажется, что Эдвард сейчас упадет. Но он достаточно крепко стоит на ногах, хоть лицо и сковывает мукой. Что это за девочка такая, что делает с ним это? Почему дядя так сильно любит племянницу?!
- Я сделала это, чтобы ты меня простил… я все сделаю, чтобы ты меня простил… - Конти сглатывает, мотнув головой, и прикусывает губу. До крови. – Я тебя люблю.
Очередное признание царапает его сердце, Константа видит. Он с тяжестью приваливается к стене, прикрыв глаза, и даже не пытается это скрыть.
Девушке совестно. Но в то же время еще живет внутри уверенность, будто до взаимности осталось пару шагов.
- Любовь – самое прекрасное чувство на свете, Эдвард, - мягко говорит она, отставив подальше свой чай, - ты сам мне так говорил. Так почему же ты его так… боишься?
Она порывается встать и подойти к окну, но Каллен оказывается быстрее. Он всегда быстрее, умнее и решительнее. Сколько раз именно благодаря этим его качествам ей удавалось спасти жизнь…
Алексайо опускается перед ее стулом на корточки, становясь чуточку ниже – на пару сантиметров. Заново берет ее руки в свои, но на вены больше не смотрит. Просто держит крепче.
- Константа, я люблю тебя, - признает, не в силах больше утерпеть. Глаза горят, губы приоткрыты, дыхание частое, а на лбу слева россыпь морщин. Девушка хочет возрадоваться, но как вспыхивает огонек надежды в душе, так и затухает. Со следующей порцией слов. – Я люблю тебя как друга, как сестру, как дочку, Конти… как своего ребенка. Я не могу… я никогда не смогу это изменить.
По тону кажется, что он заплачет сейчас, но глаза сухие, хоть и красноватые. У мисс Пирс, хочет то признавать или нет, болит сердце.
- Ты просто не знаешь, - как можно ласковее, стараясь быть нежной, шепчет она. Двумя пальцами, вырвавшись из хватки, касается его «живой» скулы, - Эдвард, всего один раз со мной… всего две минуты единения…
С разом опустившимися плечами, мужчина отодвигается немного назад. Больше пальцами до его щеки ей не дотянуться.
- Константа, я никогда не буду тебе мужем. Я никогда не поцелую тебя в губы и не займусь с тобой сексом, потому что никогда бы не сделал этого со своей дочерью. Как женщину я тебя не люблю.
Вот и все.
Признание.
Вот на что он решался у окна…
Константе кажется, что не Каролина час назад, а она сама провалилась в полынью. Окутанная ледяной водой, глотнувшая острых льдинок, она брыкается, стараясь выбраться на берег, но тонет еще больше. В легких кончается последний воздух.
Больно. Страшно. Жестоко.
Слишком жестоко для того, кто клялся не быть жестоким… кто уверял, что никакой он не Суровый…
Она и сама не понимает толком, что делает. Воспринимая мир через красный фильтр, отвергнутая и забытая, посланная прямым текстом, попросту не контролирует себя.
Эдвард хмурится, когда ее ногти впиваются в его ладони, оставляя отметины. Глубоко, сильно, до крови. Чтобы запомнил эту минуту. Чтобы поверил в искренность ее чувств. И ощутил, каково это, когда бьется на осколки сердце…
Никогда. Никогда раньше он не говорил ей такого. Увиливал, замалчивал, игнорировал, успокаивал… но не честность. Только не честность.
От этого рвется на неровные куски душа. Бесконечно.
В следующую секунду Конти, издав нечеловеческий рык, отталкивает от себя бывшего мужа. Одновременно отталкивает и вскакивает на ноги, прокусив нижнюю губу. Такая же кровь, как клубничный сироп… только горькая.
На пол летит ее чашка с чаем – плитка умоляюще взвизгивает.
Следом несется вторая – хлопает от соприкосновения и разбивается на осколки, которые собрать можно только пылесосом – слишком мелкие. А наступишь – дойдут до сосудов.
Все вокруг напоминает чайный хаос – пол мокрый, на нем куски стекла, а вокруг мрак и прохлада зимне-весеннего полудня. Умертвляющая.
Безумно вращая глазами, Константа-таки находит мужа в паре сантиметров от себя. На его ладонях ее кровавые полумесяцы от острых ногтей.
- РАЗ!.. – шипит, кидаясь к нему и отчаянно хватаясь за ворот рубашки, - всего РАЗ, АЛЕКСАЙО! ОДИН ОРГАЗМ! СКАЖИ МНЕ ПОСЛЕ ОДНОГО ОРГАЗМА, ЧТО НЕ ЛЮБИШЬ!..
Рука спускается к паху, дерет брюки, в попытке добраться до своей цели. Сжимает ткань и даже немного плоти. До боли.
Но это длится недолго. Сильный, когда это нужно, крайне уверенный в себе, когда следует, Эдвард почти связывает бывшую голубку собственными руками, прижав к груди так крепко, как может – только чтобы могла дышать.
Константа извивается, но напрасно. О его хватке знает не понаслышке.
Рыдает, не собираясь сдерживать свое горе.
- Я умру без тебя… за что же ты так?..
- Все будет хорошо, Конти, - вроде бы ничуть не обижаясь на только что сделанное, Эдвард ее… целует. В лоб. – Успокойся. Успокойся и поглубже вдохни. Я тебе помогу.
- Полюбишь меня?..
- Твой муж тебя полюбит, Конти. Замечательный, чудесный муж. Отец твоих детей.
Гребаная картина счастья. Знал бы он, как она ее ненавидит. На протяжении четырех лет, едва ли не каждый день он рисовал ее ей. Успела набить оскомину.
- Ты – мой муж, Алексайо. Ты первый и ты последний…
Он вздыхает, правда, неглубоко.
- Ты не права.
Мисс Пирс возражает. Она приводит какие-то доказательства, она уговаривает, она молит… но Эдвард больше не слушает. Он лишь кивает и гладит ее по волосам, по шее, по спине. Он держит, не отпуская, и даже велит уйти прибежавшим на шум Раде и Анте, увидевшим все это сумасшествие. Он не отказывается. Он любит… только не той любовью.
В какую-то секунду Константа, уже выплакавшая свое и обмякшая в руках экс-супруга, все же унимает всхлипы. Ее потряхивает, но плед спасает от этого. В голове пустота и огонечки боли. Душа болит.
Эдвард подводит девушку к многострадальному стулу, усаживая на него. Подальше и от осколков, и от луж чая. Кажется, беспорядок его не злит.
Конти смотрит на лицо Каллена и почему-то замечает, что оно теперь добрее. Словно бы он что-то понял.
- Я сейчас отвезу тебя домой, - поглаживая ее плечо, скрытое под пледом, негромко объясняет он, - и ты поспишь. А в понедельник я заеду к тебе после работы, и мы еще раз поговорим, хорошо? Ты подождешь до понедельника?
Сжавшаяся, усталая от слез Константа вздрагивает.
- Если я уеду, ты больше никогда не появишься рядом…
- Неправда, - мягко убеждает Каллен, - я появлюсь. В понедельник, в пять вечера. Я не отказываюсь от тебя, Константа. Если ты прекратишь строить иллюзии и попробуешь, разумеется, с моей помощью, обратить внимание на людей вокруг себя и перестать считать меня единственным человеком на свете, мы будем отличными друзьями.
- Я хочу тебя любить… - хныкает она. Обреченно.
- Ты и будешь, - Эдвард утешающе, словно бы набравшись откуда-то сил, гладит ее явнее, - как друга, как брата, Конти. Любовь бывает разной.
- Брат не целует сестру…
- Зато они вместе ужинают, перезваниваются, встречаются на праздники, - капельку улыбнувшись уголком губ, оптимистично объясняет Эдвард, - давай попробуем по-другому. Давай начнем новую жизнь, которая тебе понравится куда больше этой, я могу дать слово. Ты потом еще будешь смеяться над тем, что считала непреложной истинной.
Его тон, его полуулыбка, его руки… Константе легче рядом с ним.
И на миг все же проскакивает предательская мысль: если это цена за то, чтобы он не исчезал, она ее заплатит? Эдвард ясно дал понять, что не будет отношений любовников… будет дружба. Или же полный разрыв. Карты розданы. Алексайо упрямый – он не согласится переигрывать партию, отказавшись от своего слова.
И все же, есть более значимый аргумент, чем все уже сказанное. И чем ее собственные мысли.
- Это сделает тебя счастливым, Эдвард? – робко спрашивает Конти, заглянув в аметисты. Преданно.
Мужчина улыбается явнее.
- Да, Константа.
Девушка смело кивает. Решительно, пусть и с ощущением боли внутри. Пусть и с затухающим угольком, обжигающим все, к чему прикасается, надежды.
- Тогда я попробую. Обещаю.


И свое слово она сдержала.
Когда два часа назад позвонил Деметрий, тем самым разбудив ее, и потребовал, чтобы она приехала и встретилась с ним, Конти знала, что не в одну игру против Алексайо больше не вступит. Этого того не стоило.
Да и вряд ли бы брат после того, что она сделала с их планом, выкрав Каролину второй раз, даровал ей прощение.
Эдвард даровал. Он потребовал с нее обещание, что больше никогда не притронется к его семье, но смог простить за содеянное.
А встреча с Деметрием грозит пулей в лоб – уже даже ребенку было это известно. Так что девушка послала Рамса куда подальше со всеми его предложениями. Она больше не верила ему.
Единственной причиной, по которой вышла из дома, было одно незавершенное дело. И при всем негативном отношении к ней домоправительниц Эдварда, его брата и даже Изабеллы, с которой не могла примириться даже с осознанием, что и ее Эдвард никогда не полюбит ее как женщину, даже они не назвали бы это дело недобрым словом.
Двадцать километров в сторону Целеево, не доезжая до него. Константа хорошо знала этот дом и адрес, она часто бывала там.
До пункта назначения, когда она свернула влево, уходя из города, оставалось километров пятнадцать. Только вот проехать их не удалось…
Дальний свет не радовал водителей, и Константа в порыве заботы о других даже подумала над тем, чтобы выключить его. Рука уже потянулась к переключателю… и замерла.
Потому что фары высветили впереди, у обочины, слишком знакомую машину, дабы не узнать ее. Недалече, как семь часов назад Константа сидела внутри нее, кусая ногти и надеясь, что слова Алексайо были правдой. И ей станет легче. И она сможет… отпустить навязчивую идею быть его женщиной. Разговор все же вышел конструктивным.
А теперь эта машина, эта серая «Ауди» - на трассе. Съехавшая на песок у дороги, с полураскрытой передней дверью, с черными литыми дисками на колесах.
Как его волосы.
Мисс Пирс резко выжала тормоза, боясь проехать. Сзади загудели клаксоны, но ей было все равно. Надо проверить. Если нет, если ошибка – ничего страшного. Но надо проверить…
Свою серебристую «Мазду» девушка остановила в метре отдаления от предполагаемого автомобиля Алексайо. И, не теряя времени, сразу же выскочила из салона, выдернув из зажигания ключи.
Сапоги хлюпали по грязи песка, смешанного с мокрым снегом, а лицо тут же закололо от ледяного воздуха – зима отказывалась уходить восвояси, стальными когтями держась за прежнее положение дел. Не удивительно что лед, пусть и ломкий, еще сохранился.
Лед…
Конти отогнала непрошенные мысли, поморщившись.
Вместо этого она подошла ближе, стараясь разглядеть номер. Он был щедро осыпан грязными брызгами, а ее фары, уже выключенные, не могли его подсветить.
Девушка до последнего надеялась, что вместо стандартного набора там будет другая вариация. Что угодно.
Однако черные цифры были неумолимы. И жестоки.
X574EP.
Эдвард…
Константа почувствовала, как сердце забилось рядом с горлом. В машине не горело света, дверь была открыта, а зажигание выключено. Он не внутри.
- Алексайо?.. – севшим голосом, растерянно оглядываясь по сторонам, позвала она. Глаза забегали по пейзажу вокруг в поисках того, за что можно зацепиться взгляду – и нашли его. Неожиданно. За кустом.
Эдвард сидел возле дерева – прямо так, на промерзлой земле. Он опирался о него спиной, вытянув вперед и чуть согнув в коленях ноги, а голову откинув назад. Волосы приникли к коре и мелкий мусор путался в них, а лицо было белым. Слишком белым даже для белокожего Каллена.
- Алексайо! – пораженная до глубины души увиденной картиной и пытающаяся убедить себя, что это ошибка, цветной сон или помутнение рассудка – Константа была готова принять любой вариант – девушка замерла возле кустов, где почему-то пахло рвотой. Где-то рядом разрывался на части телефон.
Эдвард медленно, слишком медленно повернул голову на звук ее голоса. Уставшие, полузакрытые глаза не выразили и толики эмоций. А вот губы дрогнули в улыбке. Синеватые губы.
- Конти?..
Она так быстро оказалась рядом, что толком и не поняла, как смогла это сделать. Присела, тщетно придумывая план действий, и почувствовала, что значит дрожать на самом деле. Руки будто жили собственной жизнью.
- Что? Что такое? – ошарашенный шепот, смешиваясь с негромким гулом от ветра в вершинах сосен, становится почти неслышным.
Его не должно было быть посреди леса. Нет. Никак. Даже в самом ужасном кошмаре, при самом ужасном раскладе.
И судя по лицу его, это явно не было любование звездами…
Мисс Пирс рассмотрела, что Эдвард держит левую руку на груди, вцепившись в кармашек рубашки пальцами, а во второй, правой ладони что-то сжимает. Что-то маленькое.
- Что у тебя болит? Что мне сделать? – умоляюще взывала Константа. Наблюдая за тем, как незаметно вздымается его грудь, она самостоятельно, не получив разрешение, расстегнула несколько пуговиц сначала пальто, а затем и рубашки. Под пальцами снова проявились страшные синяки.
Лицо горело, пальцы дрожали, суета, лихорадка… и боль. Боль за него. Что же это такое?!
- Ты совсем холодный! – взгляд коснулся выбеленного лба, где пестрили морщины, - что же ты делаешь?..
Он был в костюме. В шикарном, нарядном костюме, даже с запонками! Он никогда при ней таких не надевал. Зачем это понадобилось?..
Эдвард постарался сделать более глубокий вдох, получив такую возможность, но сразу же поморщился.
И вместе с тем страшное предположение пронеслось у Константы в голове. Говорил однажды. И говорил ей Эммет. И видела она сама…
- СЕЙЧАС!
Она схватила из кармана свой телефон быстрее, чем успела подумать. Наравне с номером Алексайо, номер «скорой» был у нее в меню экстренного набора. Однажды она даже их спутала…
- Все будет хорошо, - убедившись, что диспетчер понял, где они и что им нужно, Константа сжала исколотую собственными ногтями ладонь бывшего мужа. На ее щеках показались слезы. – Только потерпи… я умоляю тебя, только потерпи!
Какая ужасающая насмешка, что как раз этим утром он сам и завел разговор о смерти…

* * *




Когда я возвращаюсь из многострадального кафетерия, ставшего теперь единственным местом, где можно достать воду и еду, Каролина уже спит.
На часах едва ли половина десятого, но вымотанная событиями за день и всей той болью, что пришлось вынести, моя девочка сдается гораздо раньше своего обычного времени укладывания. И Эммет, кажется, только этому рад.
Дверь в палату приоткрыта и потому, проходя мимо, я вижу, как он нежно гладит ее волосы, то и дело поправляя одеяло. Ему теперь всегда кажется, что она замерзнет – он признался мне сам во время осмотра доктора, когда Карли не могла нас слышать. И я не в состоянии его осуждать.
Впрочем, приникнув к косяку, тихонько зову Медвежонка, приподняв вверх стаканчик с кофе. Бодрость не повредит никому.
Он обещал Каролине быть рядом всю ночь, но можно ведь сделать маленький перерыв? Даже если учесть, что Эммет едва не подрался с доктором, который был против. В конце концов кончилось все тем, что в диалог встроилась медсестра Каролины, некая Ника, и с помощью доброй улыбки и давления на лечащего врача этой же самой улыбкой смогла решить вопрос. Эммет желал в благодарность заплатить ей, но она отказалась.
«Малышке так будет гораздо проще. Я сужу по своему опыту, мистер Каллен».
И вот теперь, когда бывший Людоед выходит в коридор и тяжело опускается рядом со мной на пластиковые стулья, я понимаю, что кофе принесла не зря.
- Надеюсь, ты любишь сливки? – немного прикусив губу, спрашиваю. Хочу хоть что-нибудь спросить, чтобы завязать разговор. Мне постоянно кажется, что Эммету нужно выговориться, но сегодня он, искренний и эмоциональный, молчит как никогда. Это слишком странно.
- Да, спасибо, - прочистив горло, мужчина кивает. С благодарностью забирает у меня свой стакан, специальной палочкой помешивая растворяющийся сахар. Его пальцы едва двигаются.
Я, не выдержав, придвигаюсь ближе.
У меня болит сердце за Эдварда, когда представляю, где и с кем он вынужден сейчас находиться (признав факт занятости, я прекратила названивать), но и боль Эммета осязаема до жути. Я могу ее трогать. Я и трогаю, фактически. Она колючая, холодная и очень, очень тяжелая.
- Эй… - легонечко прикасаюсь к его плечу, выдавив нежную улыбку. Серо-голубые уставшие водопады касаются моих глаз, и вот тогда договариваю. Под зрительный контакт. – Все будет хорошо.
Каллен-младший безрадостно хмыкает.
- Я на это очень надеюсь.
- Но доктор ведь сказал, что опасность миновала, Эммет. Карли ничего не грозит.
Он морщится.
- Дело не в том, что Каролине грозит… я их в асфальт закатаю и больше грозить не будут…
Почему-то я не сомневаюсь, что он способен это сделать.
- Тогда что тебя тревожит? – доверительным тоном интересуюсь, прикасаясь к его плечу чуть явнее, - ты можешь поделиться со мной, если хочешь. Я помогу чем смогу, обещаю.
Сгорбившийся, утомленный Эммет делает хороший глоток кофе. От горечи напитка по его лбу расходятся морщинки.
Он вздыхает.
- Когда я пришел сегодня к ней, - тихо, не переходя допустимую грань, признается он, - она была уверена, что я сейчас попрощаюсь.
У него такой вид… у меня сбивается дыхание. Человека в Аду. Человека в муках. Господи…
- Но ты не прощался, - подбадриваю я, - в глубине души она знала это, а теперь знает наверняка. Навсегда.
Медвежонок безрадостно хмыкает.
- Она допустила такую мысль, Белла, понимаешь? Это уже точка невозврата. Я позволил ей поверить… в это. И она поверила. Я отвратительный отец.
Он признается и, будто это признание вобрало в себя все силы, пораженно склоняет голову вниз. Кофе в огромных пальцах подрагивает, а его вдохи становится слишком громкими. Он будто сдерживает слезы.
Мое сердце пропускает удар.
К черту оставив на стульях кофе, я присаживаюсь перед Эмметом. Я гораздо меньше и ниже его, поэтому мне удается сделать все быстро и оказаться там, где нужно. Он только отрывает руки от лица, а я уже цепляюсь за его пальцы. И держу их крепко-крепко. Как он заслуживает.
- Мы оба знаем, что это не так, правда? И я, и ты, и Эдвард, и Каролина, конечно же.
- Она умоляла меня остаться. Думаешь, это гарантирует доверие? – в его глазах серебро. Такое же, как и возле висков, только влажное. Слезы.
Я делаю глубокий вдох.
- Эммет, я восхищаюсь тобой. С самой первой секунды, как увидела, что ты любишь Карли… насколько ты ее любишь – восхищаюсь. Я бы каждой девочке на свете пожелала такого папу. И себе…
Медвежонок шумно сглатывает, широко раскрыв глаза, и не отводит взгляд. Всматривается, проверяет. Только напрасно. Нет там ничего, что можно истолковать двояко.
Он будто вспоминает, кто я и откуда. Мою историю, то, сколько Рональд получил за этот брак, то, как вела себя по приезде. Погружается в прошлое. Вязнет в нем.
- Это я тобой восхищаюсь, Белла, - в конце концов взяв слово, признается он. Теперь уже медвежьи ладони накрывают мои, а не наоборот, - я столько зла тебе сделал, а ты сейчас меня… утешаешь.
Я усмехаюсь, покачав головой. Он утрирует.
- Зло, если оно и было, делал Людоед. А его больше нет здесь.
Брови Каллена-младшего удивленно изгибаются, заслышав мои слова. На какое-то мгновенье даже отказываются катиться по щекам слезы.
- Людоед?
- Ага, - я глажу его большой палец, оказавшийся ближе всего к моим, - это твое первое прозвище, еще из Вегаса. Людоед на «Ягуаре».
Губы Эммета медленно растягивает подобие улыбки. Он сдавленно посмеивается, качнув головой, и, надеюсь, ему становится хоть немного легче.
- А что, было второе?
- Было, - я загадочно поджимаю губы, с улыбкой глядя в его глаза, - Эдвард мне подсказал. Медвежонок.
Папа Каролины замирает. И вместе с ним, как я погляжу, замирает и соленая влага. Даже морщинки расходятся. Он изумлен.
- Гризли?..
- Только первое время. Честно. А потом просто плюшевый Тедди.
Его смех выходит сдавленным и горьким. Пронизанным грустью, но все же заполненным теплотой. Человеческой. Ощутимой.
Эммету не нравится, когда я ниже его, ровно как и мне не нравится, когда ниже Эдвард. Казалось бы, с утра я должна привыкнуть к тому, что он умеет менять позы людей по велению своего рассудка за секунду, но у меня не получается.
И я тихонько вскрикиваю от ошеломления, когда снова сижу на его коленях, а оба стаканчика с кофе благополучно стоят рядышком, на соседнем стуле.
- Откуда же ты такая?.. – восхищенным, низким голосом зовет Эммет. Одна из его рук поддерживает мою спину и занята, а вот вторая, получив свободу, прикасается к волосам. Гладит их точно по прядям.
Это звучит так интимно, что я капельку хмурюсь. И недовольный Медвежонок разглаживает эту морщинку между моих бровей. Едва касаясь.
- Ты плохо выглядишь, - замечаю, надеясь перевести тему. Прошло меньше двух часов с тех пор, как Эдвард обнимал меня. Мне постоянно кажется, с каждым прикосновением к кому-то другому в таком роде, что я его предаю. А я, как и Алексайо, не способна на предательство. Не такого большого чувства.
Каллен-младший ненароком касается моей шеи.
- Настолько плохо, что тебе противно?
Его глаза красные, но они, в ожидании ответа, переливаются все тем же беспокойным серебром. Его кожа белая, натянутая на скулы. Его губы едва розоватые, а на лице печать усталости. Ему нужно выспаться и прийти в себя, а еще важнее – перестать обо всем волноваться. Морщинки со мной согласны.
И пусть Эммет не самый красивый человек на свете, пусть его черты достаточно грубые, но он все равно замечательный. Кто-то будет очень счастливой, когда он предложит ей руку и сердце.
- Нет, - без промедления отвечаю, покачав головой. – Ну что ты. Я просто беспокоюсь.
Серо-голубой взгляд теплеет.
- Спасибо за беспокойство, Белла. Все в порядке.
Будто ненароком, Медвежонок оглядывается на палату Каролины и его лицо снова покрывается коркой хмурости. Болью.
Мне надо его отвлечь.
- А как зовут тебя? – собственной рукой устроившись у его плеча, спрашиваю. Тихонько.
Получается. Каллен-младший возвращается ко мне.
- В каком смысле?
- По-настоящему. В Греции.
Эммет удивляется еще больше.
- Ты знаешь, как зовут Эдварда?
- Он рассказал мне. Алексайо тоже очень красивое имя…
- «Защитник», - переводит он. – Ты права, хорошее значение.
Почему-то он грустнеет. И мне это совсем не нравится.
- Твое имя начинается на «А»? Тоже? Раз уж вам дали имена здесь с одной буквы…
- Нет. Оно начинается с «Т», - Эммет мрачнеет, и в глазах его вспыхивает огонек злости, - и это имя в Греции не принято даже произносить, если не хочешь наслать на свой дом беду.
Я слушаю, не перебивая. В голове не укладывается картинка, а потому и вопросов нет. Я очень надеюсь, что Эммет продолжит.
- Я не понимаю…
- Танатос, - вздыхает мужчина, - Смерть.
Я вздрагиваю и Медвежонок сожалеюще гладит меня по спине.
- Но… почему?
Папа Каролины прижимает меня к себе крепче. Его руки больше не дрожат, дыхание успокоилось, а взгляд пусть и встревожен, но не слишком сильно. Настоящее занимает его больше прошлого. И то, что видит сквозь щелочку в двери, что Карли спит безмятежным сном, успокаивает мужчину.
- В день моего рождения умер наш отец, Белла, - объясняет он. – Мама пережила его всего на три года.
- Мама назвала тебя так?.. – по моей спине бегут мурашки. Неужели не только Каролине не повезло с главной женщиной в жизни?
- Ну что ты, - чуть напрягшись, Каллен-младший уверенно отметает мое предположение. – Мама была замечательной, Белла, но она много болела, особенно после родов. И имя выбрал наш дед.
Почему-то при упоминании этого родственника на ладонях Эммета появляются вены. Они явно не были в хороших отношениях.
- Но если она умерла через три года?..
- Дед нас растил до моих шести, да. Хотя я не назвал бы это «растил», - он морщится и на лице ходят желваки. Все-таки прошлое оставило в его душе след. Ровно как и в душе Эдварда. – Он держал нас в сарае для лошадей – там были две плетеные подстилки из соломы и небольшой деревянный столик. Два раза в день он приносил нам рыбу – вареную. Редкая дрянь.
Рыба…
Лошади…

Меня озаряет. И вместе с этим озарением становится страшно.
- Поэтому Эдвард их не любит? Рыбу и лошадей?
- Ненавидит, - Эммет соглашается со мной кивком головы. Его руки прижимают меня еще ближе, к самой груди. Мужчина теплый. Большой, добрый и теплый. Если бы не Алексайо, это было бы пределом моих мечтаний за всю жизнь. – И я тоже.
- За что он с вами так?.. – я не могу взять в толк. Двух мальчиков, родных мальчиков, внуков – и с такой жестокостью! Семья Каллен, похоже, страдает с самого ее основания.
- Наша мать вышла замуж не за того, кого он выбрал. За бедного. И его зажиточное крестьянское состояние было обречено сгореть из-за долгов отца. Стандартная картина. – Эммет жмурится, - даже его фамилия значила не то, что хотелось бы деду. Эйшилос. Позор.
Я не могу себя сдержать. Стараясь не давать надежд, будто это любовный посыл, обнимаю Медвежонка за шею. Просто показываю, что он не один. И что ужасное закончилось.
- Но теперь вы счастливы. Теперь у тебя свое солнышко, - оптимистично произношу, коснувшись глазами палаты малышки, - у нее замечательное имя и замечательная семья.
- То, что мы стали теми, кто мы есть, заслуга Эсми и Карлайла, Белла, - Эммет убирает с моего лица ненужную прядку волос, погладив затем по спине, - они нас вырастили как собственных детей. На такое мало кто способен.
- Несомненно.
Я приникаю к его плечу, давая пару минут на молчание и осмысление уже сказанного. Сама обдумывая его. Неожиданный прилив информации и подробности, которые пугают. Какая же бывает жестокая жизнь… и какая же счастливая. И Эммет смеет утверждать, что он плохой родитель?
Родитель.
В голову закрадывается еще одна мысль. Я не успеваю ее проигнорировать.
- Это из-за того… - облизываю губы, решаясь. Это сложно. – Это из-за того, что вас усыновили, Эдвард тоже… удочерил девочку?
Изумление Эммета за сегодня можно измерять ваттами. Хоть эта реакция и присыпана горечью.
- Ты знаешь об Анне?
- Я знаю, что ее звали Анна – Энн. И я знаю, потому что Деметрий мне сказал, что она была дочерью Эдварда. Я не права?
Эммет поправляет ворот своей рубашки, расстегивая верхнюю пуговицу. Ему жарко, туго и неудобно, я вижу. А еще он мечется между желанием рассказать и промолчать. Это видно.
- Ты права. Но эта не та тема… Белла, извини меня. Я не могу.
Он наклоняет голову, и я понимаю намек.
Табу.
Видимо, по этой Анне уже и так пролито слишком много слез. Но что же она сделала?!
Я приникаю к плечу Эммета снова. И я обнимаю его все так же, не убирая рук, показывая, что даже если не выкладывает все тайны и мысли передо мной, мое отношение к нему и остальной нашей семье не меняется. Ни за что. К тому же, мы и так достаточно пооткровенничали на тему его прошлого. У меня есть о чем подумать.
- Белла… - он привлекает мое внимание, погладив по спине.
Я немного отстраняюсь.
Серо-голубые водопады наполнены самыми разными чувствами, но сейчас, в эту секунду в них больше всего тепла. Причем самого настоящего, ощутимого. И ласки.
- Белла, я хочу поблагодарить тебя за все, что ты делаешь для нас, - стараясь не перейти к официальному тону, но и не удерживаясь в приглушенном, интимном, произносит Медвежонок, - твое присутствие предотвратило за сегодня много бед. Я у тебя в долгу.
Эти слова звучат так искренне и проникновенно, что у меня на глаза против воли наворачиваются слезы. Знал бы он, за что говорит спасибо…
- Не за что, - поспешно отзываюсь, качнув головой. – За это не стоит благодарить.
Краем губ бывший Людоед усмехается. А затем и подобие улыбки трогает его лицо. Нежной.
А в глазах решимость. Странная, серьезная и очень большая. Я не могу понять.
Я догадываюсь, но пока не принимаю эту возможность. Нет.
Эммет открывает рот. Он готов.
Но в ту же секунду, уже повторяя сценарий из прошлого, момент рушит телефон. Мой телефон. Слишком громкий для больницы.
Каллен шумно сглатывает, едва не рявкнув от злости, а я, бормоча извинения, достаю мобильный наружу из кармана джинсов.
Черт…
На экране номер, подписанный известным именем. Я звонила на него три раза и, похоже, только теперь у его обладателя появилась возможность связаться со мной.
Эммет спрашивал, где брат. И я ответила то, что мы договорились. Эдвард был прав – он не стал проверять. Он просто поверил.
И, возможно, поэтому он так напрягся теперь. Глаза стали краснее.
- Да? – я поднимаю трубку. Три гудка прошло, не больше. И сразу же задаю вопрос, который волнует столько времени. – Все хорошо?
На том конце молчание длится около секунды. И чей-то вздох. Неглубокий.
А затем звучит голос. Знакомый, гребаный голос. Ненавистный мне.
- Изабелла…
Я вздрагиваю. Узнаю Конти и вздрагиваю, потому что никакой другой реакции тело выдать не может. Эммет с трудом удерживает меня на месте, прежде чем вскакиваю на ноги и начинаю кричать. Он напоминает мне, что здесь больница и уже поздний вечер. Нужно быть тише.
Я делаю глубокий вдох. Насилу.
- Да…
Господи, дай же мне терпения. Какого черта его телефон у нее?
- Изабелла, тебе нужно приехать. Срочно.



Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-44
Категория: Фанфики по Сумеречной саге "Все люди" | Добавил: AlshBetta (06.09.2016) | Автор: AlshBetta
Просмотров: 2036 | Комментарии: 8 | Теги: AlshBetta, Русская, LA RUSSO | Рейтинг: 5.0/13
Всего комментариев: 8
1
8   [Материал]
  Эммету очень сочувствую, не повезло в детстве и всю жизнь ещё и любимую, преданную найти не может, печально! Эдвард пугает своим состоянием здоровья!

0
7   [Материал]
 

0
6   [Материал]
  Спасибо! lovi06015 Конти,молодец - позвонила! good

1
5   [Материал]
  Конти, уже два года она не является его женой, а что изменилось... Его излишняя опека приводит только к негативным последствиям - она постоянно домогается и шантажирует его, режет себе вены...,  но так ведь жить невозможно - всегда быть за всех ответственным. Она держит слово- не принимает наркотики, пока он звонит по пятницам, а вдруг не сможет позвонить...
Цитата
- РАЗ!.. – шипит, кидаясь к нему и отчаянно хватаясь за ворот рубашки, - всего РАЗ, АЛЕКСАЙО! ОДИН ОРГАЗМ! СКАЖИ МНЕ ПОСЛЕ ОДНОГО
ОРГАЗМА, ЧТО НЕ ЛЮБИШЬ!.
От такой Конти недолго и здравомыслие потерять... Он снова прощает ее, несмотря на то,что украла Карли, лживыми СМС выманила ее из дома , чуть не погубила ..., но в то же время спасла... Хотя Конти жаль, настолько она утонула в своей выдуманной любви, в своем эгоизме, она эту любовь к нему любит больше самого Эдварда... И все же их разговор в доме Каллена имеет положительные последствия: Эдвард ставит ее перед выбором..., или дружеские отношения или разрыв.... Похоже, что перелом все же произошел в ее сознании -
Цитата
Тогда я попробую. Обещаю.
Только бы сдержала обещание...
Что ж ..., она достойна прощения. Случайно увидев пустую машину Каллена на обочине, она заметила и его...
Цитата
Эдвард сидел возле дерева – прямо так, на промерзлой земле. Он опирался о него спиной, вытянув вперед и чуть согнув в коленях ноги, а голову
откинув назад. Волосы приникли к коре и мелкий мусор путался в них, а
лицо было белым. Слишком белым даже для белокожего Каллена.
Вызвав скорую, она спасла ему жизнь. Пересилив себя и так ненавидя свою соперницу, она звонит Бэлле по телефону.
Эммет и Бэлла в палате у Карли..., он видит ее отношение к дочери - ее любовь, заботу, нежность, сочувствие и доброту... Он очарован ею -
Цитата
Откуда же ты такая?.. – восхищенным, низким голосом зовет Эммет.
Он делится семейными секретами, рассказывает про родителей... и как верх доверия называет свое настоящее имя,  и только приемная дочь Эдварда - Анна, осталась пока семейной тайной... Эммет так прав - именно присутствие Бэллы рядом "предотвратило так много бед", а иначе и быть не может - она чувствует себя настоящим членом Калленовской семьи.
Эммет готов к объяснению и лишь звонок Конти отодвинул это событие...
Большое спасибо за прекрасное продолжение. Как всегда - напряженно, больно, страшно. пронзительно...и невероятно эмоционально.

1
4   [Материал]
  Извините Пятыр! Если следовать вашей логике, то Белле  лучше всего вернутся к такой твари, как Джаспер! И кого же обидел Эдвард? Мадлен и Конти? Ах, засранец, как же он посмел отказать им в сексе!? Да без него обе давно бы сгинули! К счастью Белочка мудра и хоть очень молода увидела уникальность Эдварда. И будет счастлива,несмотря на проблемы Хотелось бы хоть раз посмотреть на тех ,у кого их нет.А возраст??? Жизнь такова, что молодые уходят раньше, чем старые, к сожалению.  И многие мужчины в 45 обладают таким шармом, что мальчикам и не снилось и Эдвард из них! Незря эти жучки так одержимы им!

0
3   [Материал]
  Спасибо))) lovi06015 lovi06015 lovi06015

0
2   [Материал]
  СПАСИБО!!!

-3
1   [Материал]
  Напрасно Белла мечтает , о счастливой жизни с Эдвардом , у него всегда будут проблемы , с его бывшими . Слишком он старый и слишком много обиженных женщин . Спасибо , за главу .

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]