Capitolo 37.
Часть 1

Я нагоняю Эдварда в прихожей.
Уже обутый, в распахнутом пальто, под которым только пижамная майка, он ошалело перерывает ящики шкафа и карманы верхней одежды в поисках своего телефона, на которое и поступило смс от Сержа.
Загнанный, бледный как смерть, с дрожащими руками, Эдвард производит жуткое впечатление. Но куда более жутко мне становится тогда, когда представляю, что сейчас творится в его душе.
- Держи, - протягиваю мужу мобильный, забытый им на нашей постели.
Ксай негромко стонет, облегченно поморщившись:
- Бельчонок мой, спасибо! Я…
И тут аметистовые глаза округляются, заметив, что я стою перед ним не в пижамной сорочке и далеко не без одежды. На мне джинсы, первый попавшийся на глаза пуловер и каким-то чудом даже носки.
Пользуясь замешательством мужа и встраиваясь в его радость по поводу нахождения мобильного телефона, я успеваю даже надеть сапоги.
- Что ты делаешь?
- Еду с тобой, - не терпящим возражений тоном с готовностью заявляю. Тянусь к вешалке со своим пальто.
- Нет, - страшно полыхнув глазами, Ксай прижимает руку к моей одежде, не давая ей соскочить с крючка и оказаться у меня.
- Да, да и точка, - с самым серьезным, непоколебимым видом сообщаю я, - Эдвард, мы теряем время, давай пальто.
В испуганных воспаленных глазах появляются слезы.
- Я не хочу тебя там видеть, Изабелла.
Смирившись с тем, что пойду без пальто, я просто делаю шаг к двери. К Ксаю.
- А я не хочу видеть тебя в гробу, Эдвард. Я не отпущу тебя одного ни при каких условиях.
- Не я собираюсь прыгать!
- Тебе и прыгать не надо, - с горечью вспомнив ночь выходок Мадлен и предынфарктное состояние, я сама едва не плачу, - мы потратили три минуты. Тебе ценно время?
Упоминание о времени, которое хоть и не по правилам, но лучше любых убеждений, вынуждает Алексайо послушать. Он смотрит на меня всего секунду – и за эту секунду что-то в аметистах безжизненно падает наземь.
- Как хочешь… - и муж самостоятельно сдергивает мое пальто вниз, заставив его опуститься прямо мне на руки.
Благодарно кивнув, я быстро его надеваю. На улице хоть и плюс, но мало ощутимый. А Эдвард в одной майке… черт!
Однако времени заставить его надеть еще хоть что-нибудь у меня не остается. На ходу набирая номер, Алексайо просто захлопывает за нами дверь, выволочив меня в коридор.
- Серж, это Эдвард! Где машина?
Предварительно глубоко и резко вздохнув, Каллен кидается вниз по лестнице, минуя лифты. Хватаясь за перила и стараясь не зацепиться о бетонные выступы ступеней, я как могу пытаюсь поспеть следом.
- Зачем?.. – его голос вздрагивает, и эхо, рассеивающее его по коридору, терзает стены. Эдвард опережает меня на целый пролет. Его спина в серой материи и бледные пальцы, хватающиеся за дерево перил, прекрасно различимы в темноте.
Я выключаю мысли. Все.
Вижу только стремительно несущегося вперед Эдварда, лестницу и мерцающую подсветкой в темноте дверь на выход.
Из сознания уходят все предостережения и банальная предусмотрительность. Темень, спешка, общее состояние – все тому причиной. И, возможно, поэтому я, не разглядев еще одной ступеньки, умудряюсь об нее споткнуться.
…Пол. Грязный, холодный и очень твердый. Тонкая ткань легких джинсов, которые обнаружились в шкафу на нижней полке, ничуть не защищает колени. Они грузно, пустив по телу волну из боли, сталкиваются с камнем. И увлекают за собой руки, проехавшиеся предварительно по неровным стенам коридора. Белым. Заметным.
Я даже не понимаю, что случилось. Чувствую саднящие ладони и колени, но не понимаю. Лишь сменившийся угол обзора и то, как затемняется коридорный свет, когда кто-то стремительно возвращается в мою сторону, дают правильный ответ.
- Белла, ты что? – шепчет ужаснувшийся баритон. - Плохо?
Холодные бледные руки беспомощно обхватывают мою талию, не зная точно, можно ли поднимать. Растрепанный и растерявший все самообладание вконец, Эдвард едва не плачет.
- Ступенька, - поспешно бормочу, выдавив улыбку, - хорошо, все хорошо. Сейчас.
И сама, поддерживаемая его руками, поднимаюсь с пола. Это выходит тяжелее, чем представлялось.
- Тебя не упросить остаться дома, да? – смиренным, убитым голосом спрашивает муж. В глазах теплится огонек надежды, молящий меня согласиться…и быстро затухающий с ответом:
- Нет.
Я с готовностью к прежнему ритму обхватываю широкую ладонь Алексайо, вглядываясь в темноту.
- Серж?..
- У входа, - тот сглатывает, но не вырывает руки. Наоборот, будто страховкой, обхватывает ее сильнее, - пойдем.
От Эдварда веет холодом, болью и растерянностью, а я ничего, кроме как держать его за руку, не могу сделать.
Мы выбегаем из подъезда на улицу, где помимо жуткого ветра теперь еще и стучит настоящий весенний дождь, царапая лицо косыми струями, а темными тучами заслоняя небо и затухающие звезды. Солнца не видно.
Алексайо увлекает меня за собой вправо, распахивая дверь черного «Мерседеса» с горящими неоновыми фарами. Внутри так же холодно, как и снаружи, а еще пахнет какими-то средствами для чистки салона. Кожа блестит.
Дверь захлопывается, Ксай садится рядом со мной.
Автомобиль срывается с места с визгом шин и громким урчанием мотора.
- Когда рассвет? – подавшись вперед, коснувшись спинки водительского сиденья, задает главный вопрос Эдвард. На его руках и висках видны синие вены.
- В пять двадцать три, - собранным, но странно звучащим голосом докладывает водитель. Он держит руль душащей хваткой, а у самого на лбу капельки пота, не глядя на погоду. Черноволосый Серж, все с такой же ухоженной бородой и серьезными глазами, несомненно, в ужасе. И он несется по ночным улицам, где гаснут в преддверии утра фонари, лучше, чем ездят по трассе Формулы-1.
- Откуда информация о ней? – облизнув сухие губы, Эдвард придвигается к нему ближе. Но моей руки, чуть поцарапанной о стены подъезда, не отпускает.
- Я приглядывал за Константой, как вы и велели, - Серж резко поворачивает вправо, минуя загоревшийся красным светофор, - и она ушла из дома около получаса назад, оставив камин зажженным.
- Камин?..
- Она поставила его неделю назад. Он похож на тот, что в доме мистера Каллена… Эммета…
Эдвард морщится, будто бы в его голове сложилась четкая картинка, и мотает головой. Рука, свободная от моей, сжимается в страшных размеров кулак.
- И что дальше?..
- Я потушил его, - водитель хмурит брови, взглянув на спешащее время и то, какие густые нависли над городом тучи. Не видно солнца на горизонте. Его лучи не озаряют небо и не дают подсказок. – А когда собирался последовать за ней, увидел на полке камина нечто вроде записки.
- Бумага бы сгорела, как она?.. – недоумеваю я, не в силах свести факты воедино.
- Она выцарапана на металле, - качает головой моим догадкам Серж, - не сгорела бы.
- Что в ней? – почти рявкает Эдвард, из-под нахмуренных бровей глядя на появляющиеся впереди небоскребы «Москва-Сити».
- Стихи о смысле жизни. Они заканчиваются строками об «обрушении обузы с мечты всевидящего ока», а жучок слежки внутри машины Константы остановился на подземном паркинге возле вашей башни.
Я с силой прикусываю губу.
Обузы обрушение с мечты всевидящего ока…
Дрянь. Она знает куда, как и чем бить. Она сделала все, чтобы Эдвард это не проигнорировал. И камин… мне кажется, слова на камине – не просто так. Алексайо питает к ним слабость? Почему его напугала новость, что у нее он как у Эммета? Что за модель?
Черт. Черт, черт, черт.
Я прижимаюсь к мужу, чьи глаза покрываются пеплом, обхватив его со спины. Эдварда трясет, но не так сильно, как кажется внешне. Зато его неровное дыхание очень красноречиво.
Гадина. Какая же она гадина… я сама ее сброшу с этой башни.
- Подожди, Серж… - хоть немного, но приободренный моим присутствием, от которого так рьяно отказывался, Ксай чуть расслабляет плечи, - у Конти нет возможности быть в «ОКО». Здание закрыто, а чтобы попасть в офис, нужен ключ или хотя бы пропуск…
- В здание можно попасть с паркинга с помощью электронного ключа, - парирует прекрасно осведомленный водитель, обдав ни в чем не повинный фонарь водой из грязной лужи, когда поворачивает к парковке. – У нее электронный ключ, мистер Каллен, можете не сомневаться.
- Откуда?..
- Этого я не знаю.
«Мерседес», вынужденный свернуть от наземной парковки из-за шлагбаума, мчится на подземный паркинг.
Пять пятнадцать утра.
Эдвард, оставивший Сержа в покое, за все эти двенадцать минут погони первый раз оглядывается на меня. Выглядит еще бледнее. Волосы темные-темные, аметисты опаляют простым вопросом «за что?» и болью.
Ксай больше не прячется, он не может. У него сил нет прятаться вот такими вот ночами, когда вынуждают прямо из постели куда-то бежать.
Он смотрит на меня и не может… не может больше так. Ему страшно.
- Я с тобой, - одними губами доверительно шепчу ему, перехватив в свой плен и вторую ладонь. Приподнявшись на своем месте под маневры Сержа, паркующегося поближе к лифту, целую в правую щеку, - вместе, помнишь? Только так.
Эдвард насилу глубоко, до самого предела, вздыхает, впуская в легкие как можно больше воздуха. Своим лбом, склонившись, прикасается к моему.
- Тебе больно, - звучит как утверждение. Его пальцы потирают мою пострадавшую кожу.
- Совсем нет, - чуточку слукавив, с серьезностью отвечаю я, - это вообще сейчас не важно. Мне важен ты. Ксай, пожалуйста, - я чмокаю его лоб, - не позволяй ей причинить тебе вред. Ты очень сильный, ты справишься. Ты со всем сейчас справишься…
Немного отстранившись, муж с теплой благодарностью, любованием, нежностью и одновременно горько-сладким страданием глядит мне в глаза. И то, что я вижу в его, делает этот рассвет чуть лучше.
Аметисты покрываются решительностью и верой, сметая растерянность и стенание. На них нет времени.
Он исполняет мою просьбу, загораживая ту самую дорогую свою часть, какую может потерять. Закрывает сердце.
Константа может бить в этот железный занавес, кусать его, грызть, травить стишками и ядом своих слезных рыданий, но это напрасно. Она не заставит его умереть. Не оборвет.
Я с ободряющей улыбкой меняю местоположение наших так и не расцепленных рук. Обе левые – к его сердцу, обе правые – к моему. Наискосок.
- Все будет хорошо.
Серж выключает мотор, припарковавшись, как и планировал, возле самого лифта. В салоне зажигается свет, подчеркивая для меня замаскировавшие, спрятавшие горе аметисты. В них только жажда поскорее все закончить. Предотвратить.
- Спасибо, что не оставила меня, - неслышно благодарит меня Ксай, прежде чем мы выходим из салона.
И, не дожидаясь ответа, раскрывает дверь.
Снаружи пахнет бензином, полом из плит и еще немного – краской.
Подземный паркинг в такой час заполнен лишь на несколько мест. Вдалеке, у стены припаркованы машины, и дальше по бетонным коридорам стоит парочка джипов.
Однако и Серж, и Эдвард сразу замечают синюю «тойоту», припаркованную достаточно близко к единственному в этой части подземного сооружения лифту.
- Ты был прав… - Алексайо, снова перехватив мою руку, пробегает мимо автомобиля, зацепив взглядом номер, - она здесь.
- Качественное оборудование, - водитель что есть силы жмет на податливую кнопку лифта, - и незаметное, что важнее всего.
Кабина на шестерых человек с блестящим поручнем и зеркалом справа останавливается перед нами, гостеприимно раскрыв свои двери.
Эдвард, выудив из кармана карточку, похожую на кредитную, золотистого цвета, вставляет ее в специальную выемку рядом с кнопками.
Двери тут же, как по команде, закрываются. Лифт едет вверх.
- Это и есть электронный ключ? – спрашиваю я, став по левую сторону от мужа. Наши руки все так же сплетены, и нехитрыми поглаживаниями его пальцев я, кажется, позволяю Эдварду хоть чуть-чуть расслабиться. Его напряженная поза, скованное суровостью лицо, глаза, в которых покрывало из стали, отнюдь не придают оптимизма. Я готова самостоятельно оторвать Конти голову уже за то, что в пять пятнадцать утра Эдвард не в постели, спокойный и высыпающийся, а здесь, черт знает где, загнанный и испугавшийся до чертиков. Эти эмоциональные встряски для него опасны. А они все продолжают и продолжают случаться.
- Да, - Алексайо отвечает мне, тронув собственным безымянным пальцем мое золотое кольцо, - это мой ключ. И если Константа поднималась так же, у нее дубликат.
- Откуда? – недоумевает Серж, запустив руку в волосы. Он не на шутку встревожен и испуган так же, как и Ксай. Переживает за хозяина? За то, что не доглядел сам? За Константу?..
- Все можно подделать, - напряженно вглядываясь в так медленно сменяющиеся цифры на табло этажей, Эдвард хмурится, - лучшая электронная система безопасности, а себя не оправдала.
- Хакер-профессионал?
- Часто практикующий, - Серые Перчатки вздыхает, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, что так тщетно старается заковать внутрь себя. В целом он выглядит куда спокойнее и увереннее, чем когда мы выходили из дома или же ехали сюда. Собранный, решительный, настроенный на правильные действия с самого начала… если бы только все это не была видимость… мне как никому известно, что происходит с Алексайо на самом деле.
- В ее окружении? Мистер Каллен, она не выходит из дому.
- Ей и не надо… - я поджимаю губы, внезапно отыскав ответ. Картинка складывается на удивление легко и быстро. Проще детского пазла, которые Эдвард учил собирать меня на скорость.
- Ты думаешь?..
- Деметрий, - уверенно подтверждаю я, поежившись при воспоминании о Рамсе, оставшемуся за бортом моей прошлой жизни, к которому я, к своему ужасу, еще и думала бежать от Эдварда, - это ее брат. И он умеет взламывать электронику…
Хмурый Серж сжимает руки в кулаки. Его глаза темнеют.
- Вполне возможно, - Эдвард потирает мои пальцы, прищурившись, - но об этом позже.
Я соглашаюсь.
Наконец зажигаются на табло две цифры, означающие последний этаж здания. Серые Перчатки, ловко вытащив карту, выходит первым.
Мы попадаем в комнату наподобие прихожей в его доме, только закрытую и выполненную в серых тонах – лифтовую.
- Сигнализация снята, - стискивая зубы, объявляет он, открывая металлическую незапертую дверь.
Первой мне войти он не позволяет, а вот Сергей галантно пропускает вперед, эту самую дверь придержав.
Офис, который занимает целый этаж, погружен в темноту. Деревянный пол, обличающий любые шаги, стены, на которые отбрасывают тени редкие кресла по обе стороны, ряд не горящих ламп на потолке. И двери. Бесконечные двери налево и направо, ведущие в кабинеты.
- Где она может быть? – Серж, будто бы готовый к какому-то бою, вытягивается в струну рядом с хозяином. Теперь у него такая же идеально-прямая спина, в абсолютно неестественной позе. И руки, похоже, тоже подрагивают, хоть у Эдварда и куда сильнее.
Алексайо загнанно оглядывает коридор, пытаясь подметить хоть какие-то световые пятна, подсказывающие направление. Но темнота такая густая, что можно резать ножом, а редкие окна света не добавляют, наоборот, все затемняя.
Сегодня пасмурно. Багряного круга на небосводе не будет.
А времени все меньше…
- Надо разделиться.
Мое предложение встречается Ксаем с ужасом, если не сказать больше. Он крайне жестко и с нескрываемыми собственническими замашками притягивает меня к себе, пряча за спину.
- Даже не думай, - пока глаза прочесывают коридор на предмет света из-под двери, грубо отвечает мужчина.
- Время, - пытаюсь убедить я, с холодком по спине представляя, что может случиться, если Конти все-таки сегодня спрыгнет со здания, как и обещала, - у нас его слишком мало, а ты затягиваешь.
Эдвард злится, багровея.
- Я не затягиваю, Белла!..
- Изабелла права, - Серж, так ничего и не обнаруживший, не может больше бездействовать, - разделение поможет в три раза увеличить скорость поисков. У вас огромный офис, мистер Каллен.
- Я тебя одну не отпущу, - уверенно качает головой муж, крепче сжимая руку.
- Я быстро, - обещаю, торопящаяся уже не меньше их двоих, - я позову тебя, как только что-нибудь увижу. Ксай, так будет быстрее. Пожалуйста, поверь мне.
С тут же четко очертившимися морщинками, Эдвард хмурится, не в силах выбрать из двух зол меньшее. Он, как и я в особо трудные моменты, прикусывает губу.
- Вы проверите ваш кабинет, - я – левое крыло, - оставляя меня у правого направления, разруливает ситуацию Серж, - давайте поторопимся, осталось меньше пяти минут.
Время.
Гребаное время, да.
Я осторожно, но быстро вытаскиваю ладонь из захвата Алексайо. Он вздрагивает.
- Все будет хорошо, - бросаю ему напоследок, прежде чем едва ли не бегом кинуться в свою сторону. Вероятнее всего, Константа в кабинете, но мне хочется найти ее первой. Мне хочется ей наконец сказать в лицо и честно, что она вытворяет… и, по возможности, не дать сигануть в окно, если таков план.
Эдвард нечеловеческими усилиями меня отпускает. Он смотрит мне вслед не меньше трех секунд, прежде чем побежать самому, и взгляд этот жжется на затылке. Дома мы еще поговорим, намекает он…
Я спешу.
Стены, пол, потолок – все темное. Тупик, к которому я направляюсь, не горит совсем – даже табличка «аварийный выход» потушена. Направо или налево от тупика? Я мучаюсь.
Никогда не представляла себя здесь в пять утра, несущуюся по коридорам. Дыхание ни к черту, зато зрение полностью привыкает к темноте, различая очертания дверей и стен. Я дважды умудряюсь обойти кресла, об которые прежде спотыкалась.
Поворачиваю все же налево, ближе к кабинету Эдварда. Существует вероятность, что Конти он уже нашел и, раз на моем участке пусто, стоит отправиться туда.
…Только вот очередное кресло рушит мои планы. Слишком торопящаяся, я цепляюсь за него своим пальто, едва не падая от резкого толчка, что сама и организовала. Утыкаюсь в мягкую тканевую поверхность пальцами, чудом избежав столкновения кресла с лицом. И понимаю, что неяркое свечение слева от мебели, заслоняющего очередную дверь, вызвано вовсе не моим воображением.
Здесь кто-то есть.
Я нашла?..
Неровно выдохнув, я замираю перед дверью, не зная, что сделать первым – войти или позвать Эдварда.
Возможно, своим своевременным появлением я удержу бывшую «пэристери» от рокового шага. А тем, что начну кричать на весь этаж, вероятнее всего, ее подтолкну… или наоборот?
Но тут, решая мою проблему, дверь сама открывается. Свет из-за нее, приглушенный и мрачный, окутывает меня ледяным коконом, играя тенями на лице спрятавшегося гостя. Гостьи.
- Не зови, - молящим, скорбным шепотом говорит она, - ему не надо это видеть.
Я ошарашенно замолкаю.
Константа, стоя одной ногой на пороге маленького кабинетика, в котором закрылась, а второй – в коридоре, смотрит на меня загнанно и исподлобья. На ее щеке видна высохшая дорожка от слез.
- Заходи, - дверь приветственно открывается чуть шире.
Я не медлю.
Это комната размером десять на десять, с высоким потолком и уютной обстановкой, состоящей из двух кремовых кресел, одного небольшого диванчика им в тон и, как в лучших традициях американских кофеен, низкого столика между всем этим великолепием. На стене за диванчиком висит картина, изображающая оливку, в тоненькой рамочке. А по бокам от обоих кресел – окна. Открывается две третьих. Одно из них как раз приоткрыто, прохладным ветерком обдувая небольшой кабинет.
Мисс Пирс закрывает за мной дверь, не издав ни звука. Ее трясет.
Я не поворачиваюсь к Константе спиной, не желая знакомиться с последствиями таких решений. Я в какой-то момент корю себя, что ослушалась Эдварда, подвергла себя опасности и стою здесь. Но Конти… даже у меня она внезапно вызывает сострадание.
В тонких капроновых колготах, которые порваны на левом колене и напитались кровью из ссадины, в легком пальто цвета бургундского вина и с небрежно накинутым на плечи синим платочком, засаленным и старым, девушка производит не лучшее впечатление. Она босиком, ноги по-детски неуклюже поставлены в косолапой позе, тонкие пряди волос подрагивают на ветру. Конти вся будто ветер – вся подрагивает.
- Прежде чем начнешь кричать, подумай, надо ли ему видеть этот прыжок, - поспешно, видя, что я открываю рот для вопроса, бормочет она.
- Я не собираюсь кричать, - шепотом отвечаю ей, внимательно вглядываясь в худое лицо с выпирающими скулами и синеватыми губами в размазанной красной помаде. Ее тушь потекла и теперь у глаз черные разводы, дополняющие их глубину и мрак внутри.
- Это хорошо, - шмыгнув носом, Константа невесело усмехается. Она невесомо касается двери длинными бледными пальцами, защелкивая замочек на ней, металлический и упрятанный от посторонних глаз, - мне нужно поговорить…
Мне не нравится то, что она запирает нас. Но я просто не могу… представить, чтобы у этой женщины сейчас было на уме со мной разделаться.
Она выглядит так, будто не ела и не спала несколько дней. Прозрачная, бледная – привидение. И все так же неустанно дрожит.
- Я хотела быть красивой, - сморгнув слезинку, все с тем же горьким смешком докладывает она мне, пожав треугольными плечами на мой интерес к своему внешнему виду, - а оно как всегда…
- Красивой?..
- На последних фото, - Конти небрежно утирает слезинку указательным пальцем, протягивая черный развод дальше прежней границы, - всегда фотографируют, когда находят. Я хотела быть красивой, чтобы он меня запомнил такой…
Красивой на посмертных фотографиях. Я вздрагиваю, едва представив реакцию Эдварда.
- Ему больше нравится помнить тебя живой, - замечаю я, несмело прислонившись к стене возле двери. Не хочу отходить от нее далеко.
Конти шумно сглатывает.
- Он поймет. Он всегда меня понимал, Изабелла… я могу называть тебя Изабеллой?
- Изза, - не удержавшись, вдруг выдаю я.
Брови бывшей «пэристери» удивленно изгибаются.
- Изза… - она задумчиво катает мое имя на языке, - ну да, Красивая для Красивого… это красиво.
Маленький каламбурчик ее веселит. Конти едва не подпрыгивает на своем месте.
Сколько ей? Я смотрю и не могу понять. Она была замужем четыре года, значит, как минимум двадцать два. А если прибавить, что уже более полутора лет они с Алексайо в разводе? А если прибавить время, когда он выхаживал ее?.. Двадцать пять?..
Двадцать пять, а выглядит совсем девочкой. Я не такой ее помню на свадьбе.
Не настолько затравленной.
- Ты знаешь, что это за комната, Изза? – переключает тему Конти, с любовью оглядев нашу маленькую обитель, где умудрились спрятаться. - Чайная.
Я хмурюсь, одним своим видом доказывая Константе, что не понимаю, о чем речь.
Она улыбается снова. Чуть более грустно.
- Чайная – место, где он пьет чай в перерывах, - девушка отходит на шаг назад, ласково поглаживая спинку кресла, а затем и диванчика. Ее пальцы дрожат, а коротко постриженные ногти накрашены черным лаком. – Зеленый чай Лунцзин с шоколадным печеньем Bahlshen и долькой лимона. Это рабочая формула счастья.
Я поражаюсь такой осведомленности девушки о том, где, как и с чем Аметистовый отдыхает в офисе. Но от ее маньячной натуры, помешанной на слежке, это вполне логичный вывод. Только вот не выглядит сейчас Конти маньячкой. Кем угодно, только не ей.
- Ты здесь была раньше?
Мисс Пирс меня словно бы не слышит.
Она поворачивает голову на звук, но не считает нужным отвечать. Вместо этого с прежней теплой любовью ведет пальцами по оставшейся мебели в комнате.
- Здесь он дважды при мне спал, - она гладит маленькую подушечку, примостившуюся у спинки дивана, - я пришла сама, меня никто не звал, но он не прогнал меня, когда проснулся, - она вдруг останавливается, подняв на меня мутные от слез глаза, - тебе он позволяет смотреть, как спит?
Карие глаза вглядываются в душу, цепляясь и оставляя на ней зарубки.
Ей жизненно важен мой ответ. А я, взглянув на все еще приоткрытое окно, ежусь.
- Вижу, что да, - без труда определяет правду Конти, хмыкнув. Но потом поспешно заверяет, - это правильно, я понимаю. Ты – его жена. Ты теперь на всего его можешь смотреть…
По ее щекам, прокладывая новые соленые маршруты, текут слезы. Очень горькие, буквально впитавшие в себя темноту из души.
- Почему не я? – всхлипнув, детским голосом зовет она. - Чем я тебя хуже, Изза, ну скажи мне? Я тоже была «голубкой», я тоже жила с ним, я люблю его… я люблю его так, как никто и никогда его любить не будет, он – вся моя жизнь. А он от меня убегает…к тебе.
- Это было его выбором. Он имеет право на выбор.
- И я тоже, - Конти всхлипывает, снова утирая слезы, - поэтому я здесь, правильно? Это мой выбор.
- Давай закроем окно, - я ежусь, хмурясь, - здесь холодно.
Константа горделиво вздергивает голову, откинув с лица длинные каштановые волосы. Она все еще дрожит, даже больше, но не обращает на это внимания. Она настроена решительно.
- Если бы я хотела тебя убить, я бы убила, поверь мне, - посмеивается она сквозь слезы, - и сейчас бы не говорила с тобой, а толкнула, Изза… взяла с собой. Если бы захотела.
Глаза сами собой касаются окна, невольно вынудив руки вздрогнуть, а губы поджаться. Но в целом я стараюсь следовать примеру мужа и не пускаю на лицо все, что чувствую. Это излишне.
- Мне стоит сказать «спасибо»?
- Тебе стоит сказать «спасибо» ему, - поправляет девушка, - я не сделаю Алексайо так больно. На тебе его хамелеон. Он отдал мне его в больнице с повелением отдать тебе, думая, что умирает… это показатель.
Я, кажется, впервые ее понимаю. Для меня тот момент тоже самый страшный. Один из самых, по крайней мере.
Чуть более расслабившись, я складываю руки на груди.
- Если ты его любишь, зачем это делаешь? – глаза перебегают на створку окна.
Константа кусает свои тонкие синие губы, на которых в первую нашу встречу была столь яркая алая помада. От этой девушки исходила жизнь, стервозность, озабоченность, желание играть… а теперь она пустая. И это страшнее нападок из прошлого.
- Потому что люблю, - просто отвечает она, - мне сказали, любимых надо отпускать, чтобы они были счастливы… а я по-другому не смогу отпустить.
Ее неожиданные откровения, ровно как и вид, ровно как и все слова, ровно как и поведение… я не понимаю. Я жду подвоха, а его все нет и нет.
Мы говорим не больше четырех минут, а кажется, вечность. Одна из нас как раз стоит на ее пороге.
- Ты понимаешь, что если покончишь с собой, разобьешь ему сердце? – я и сама не замечаю, как общаюсь на уровне Конти, не упоминая имя мужа. Произнеся его сама, она так поморщилась, будто получила нож в спину. Она намеренно себя не режет. Боится струсить.
- Значит, он хоть чуть-чуть меня любил, - Константа блаженно, проглатывая рыдания, улыбается уголками губ, - это хорошо…
- Инфаркт – хорошо? Он может умереть!
- Ты ему поможешь, - отметает мисс Пирс, - он говорит, ты – его Душа. Человек без Души ничего не может, а вот с Душой – все, что угодно.
Я смотрю на нее с грустью, смешанной с состраданием.
- А ты не думала, что сама чья-то Душа? И если прыгнешь сегодня, он никогда ее не встретит…
- Я знаю, у кого моя душа, Изза, - она фыркает, слизывая помаду с губ вместе со слезами, - а без души я не могу… я не умею…
Она медленно, но верно приближается к окну. Я вижу, что ее тело трясет сильнее, что лицо бледнеет, а волосы она то и дело нервно убирает за спину. У нее они длинные. В три раза длиннее моих.
- Конти, не надо, - прошу я, наблюдая за ее действиями и кое-как сохраняя спокойствие, - Эдвард чуть не сошел с ума полчаса назад, когда узнал, что ты делаешь…
- Он не должен был узнавать сейчас, - она медленно, концентрируясь на грядущем своем действии, качает головой, - Дем сказал мне, что Серж все разузнал… я поэтому и пришла сюда. В кабинете красивее, но туда он бы пошел первым делом… а я не хочу, я совсем не хочу, Изза, чтобы он это видел…
Я стискиваю ладонями, стараясь сделать это незаметным для Конти, свой пуловер.
- Твой брат здесь?
- Нет. Он никогда не здесь. Он... далеко.
Далеко?..
Пальцы белеют, а от волнения сбивается дыхание. Вкупе с новостями о Деметрии, я наглядно вижу олицетворение той записки, что оставила Константа, а поделать ничего не могу. И это очень страшно. Мне ее впервые по-настоящему жаль.
- Знаешь что, - не отпуская карего, такого же, как и свой, взгляда, доверительно говорю я, - Серж боится за тебя. Он написал нам с просьбой о помощи. Ты ему небезразлична.
Константа всхлипывает громче прежнего, уже обеими ладонями вытирая с лица слезы. Оно отныне – сплошная смесь косметики. Как клоунада.
- Серж очень хороший, - шепчет она, - он добрый, он ухаживал за мной и за мной смотрел даже тогда, когда не просили… только я не его… в моей жизни есть лишь один мужчина, Изза.
- А тебе не хотелось отблагодарить его, – пытаюсь зайти с другой стороны я, - за то, чем он тебе помог? И Эдварда, и Сергея… их обоих? Ведь ты… убьешь их, и…
- Изза, - перебивает меня девушка, покачав головой. На ее губах добрая усмешка, до окна осталось четыре шага, - мы с тобой очень похожи, правда. Внешне, внутренне… Изза, ты бы тоже прыгнула, я тебя знаю. И гораздо раньше, чем я… ты бы не терпела все это столько лет…
- Я знаю, что ему будет очень больно и плохо, что он будет страдать, - опровергаю я, - и если бы он не выбрал меня… Константа, я бы не заставила его остаток жизни мучиться вопросом, почему не смог меня уберечь.
Она сглатывает, смаргивая слезы. Их все больше.
- Он боялся быть эгоистом, но в итоге стал им, - Конти стреляет в меня глазами, подняв голову, - я тоже буду. Хоть раз.
…До окна три шага.
И ровно столько же ударов раздается в дверь, так неожиданно вздрогнувшую и напугавшую нас обоих.
- КОНТИ! БЕЛЛА! – голос, который я узнаю из тысячи, баритон, столь любимый и нежный, пестрит всеми цветами отчаянья. Тонет в них.
Константа прикрывает глаза, словно бы только и ждала этого, и отходит еще назад.
…До окна два шага.
На улице меняется погода – потихоньку расходятся облака и стихает дождь, а ветер не столь пронизывающий, как прежде. Я так и стою в своем пальто, как и Конти, но уже не дрожу. Не от холода.
- ОТКРОЙТЕ! ОТКРОЙТЕ МНЕ ДВЕРЬ! – надрывается Алексайо, безуспешно теребя дверную ручку. Его голос, абсолютно не сдержанный, наливается смертельным ужасом.
- Все хорошо, все хорошо, - спешно бормочу я, невесомо коснувшись пальцами двери.
- Взломают чуть позже, - с серьезным видом говорит Конти, - я вынула один элемент… без него – только снаружи. Но не бойся, - она, будто успокаивая саму себя, глубоко вздыхает, - ты права, все хорошо, Изза.
- КОНСТАНТА, Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ! – ревет по ту сторону двери Ксай, задыхаясь, - РАДИ МЕНЯ, ПОЖАЛУЙСТА! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! НЕ ПРЫГАЙ, НЕ ТРОНЬ БЕЛЛУ! ПОЩАДИ МЕНЯ!
Конти, в этот момент уже ухватившаяся за раму, приостанавливается, вздрогнув. Слезы текут по ее щекам.
- Не подходи, - завидев, что я делаю шаг вперед, она кивает на створку окна, - могу и тебя унести… лучше стой там.
- КОНТИ, НЕ НАДО! – удары о дверь такой силы, что я удивлена, что она еще стоит, - Я СМОГУ ПОМОЧЬ. Я ВСЕ ИСПРАВЛЮ. ОТКРОЙ МНЕ. ОТПУСТИ БЕЛЛУ, ОТКРОЙ МНЕ…
- Конти, не надо, - эхом повторяя за мужем, оборачиваюсь к девушке всем телом. Опускаю руки, глядя на нее пронизывающе, честно и искренне. Без грубости, недолюбливания, злости за все, что уже натворила.
Еще там, в лесу, мне показалось, что я ей сочувствую…
А теперь это чувство буквально накрывает.
- Позаботься о нем хорошо, слышишь? – рыдая у последней преграды, надломленным шепотом велит мне мисс Пирс, - если ты его оставишь, я тебе буду сниться каждую ночь… я тебя не прощу.
- Конти, - снова говорю я, только тише, не обращая на возню за дверью внимания, - я буду. Я обещаю, что буду. Только можно и мне последнюю просьбу?
- Не подходи! - глядя на мои вытянутые руки, дрожащими губами предостерегает она.
- Константа, один мудрый человек однажды сказал мне, - я улыбаюсь, прекрасно зная, что и она понимает, что цитата принадлежит Эдварду, - будто пока мы живы, все возможно решить и изменить. Точка невозврата - это смерть. А до нее существуют пути отступления. Пожалуйста, я прошу тебя, дай себе еще один шанс. Дай шанс Эдварду на полную и счастливую жизнь, если ты действительно желаешь ему счастья. Если мы с тобой не пустим его сейчас, он схватит сердечный приступ прямо за дверью. А если ты прыгнешь… он его не переживет. Пожалуйста. Ради Эдварда. Пожалуйста…
Она смотрит на меня и плачет, вздрагивая всем телом. Крепко держится за створку открытого окна, стоит рядом с возвышением подоконника и слезы неустанно текут по ее щекам, мешаясь с капельками дождя. Более жалкого и пугающего зрелища я еще не видела.
И я понимаю, что не хочу, чтобы она умирала. Никак не могу этого допустить.
Не знаю, была ли серьезно настроена Конти в те разы, но в этот – серьезнее некуда. Она уверенно стоит на краю пропасти, раздумывая, куда шагнуть.
- Ты знаешь, каково это – не спать ночами?! – вскрикивает она, запрокинув голову, - и думать, думать, думать о том, кто никогда не будет твоим?! Думать, как ты с ним спишь, как ты на него смотришь, как он смотрит на тебя?! ВИДЕТЬ ВАШИ КОЛЬЦА?!
Поддаваясь рыданиям, она чуть приседает, хватаясь за створку уже для опоры. Ветер ерошит волосы, слепо ему поддающиеся. Внизу – черная бездна земли. Конти страшно смотреть туда.
- Я знаю, что за него пойду в огонь, Константа, - искренне произношу я, сморгнув и свою первую и последнюю слезинку, - и в воду… куда придется. Я знаю, что если однажды он встретит… кого-нибудь другого и я увижу, что он счастлив с ней…я его отпущу. Я не покончу с собой, понимая, как ему будет больно, а просто отойду…
- Легко рассуждать, когда у тебя – кольцо! – хнычет девушка, до крови кусая губы, - тебе не понять, Изза, о нет… я с самой свадьбы, будто чувствую, хожу за тобой, а ты… как ты его завоевала? Как ты это сделала?!
…За дверью стучат уже в четыре руки. Я слышу Эдварда, слышу Сержа, но их – краем уха. Я слышу Конти. Я говорю с Конти. И я не узнаю той Конти, с которой была знакома прежде.
- Это выбор сердца… я тут ни при чем…
- Сердце выбирает пятых? Шестых? Чем оно руководствуется?! – Конти в сердцах ударяет по створке, порезав руку об ее выпирающий край. От боли морщится, но быстро про нее забывает, едва нарастает громкость выкриков за дверью.
Я не отвлекаюсь. Я знаю, что сейчас не могу. С Эдвардом мы поговорим позже. Он сумеет дождаться, я верю. Главное – Константа. Для него же в том числе.
- Оно слепо, Конти, - сокровенным шепотом доказываю ей я, - слепо, глухо, бьется когда хочет… мы не влияем на его выбор. Но мы можем его разбить. На сотни, тысячи кусочков… мы можем уничтожить его… и очень, очень больно.
- Я НЕ ХОЧУ ДЕЛАТЬ ЕМУ БОЛЬНО! – почти взвизгивает она, - НО ПО-ДРУГОМУ БОЛЬНО МНЕ!
Крик с обоих сторон, эхом отбивающийся от стен и двери, оглушает меня.
Я и сама не замечаю толком, что стою близко к Конти. А она – рядом со мной, все еще сжимая теперь окровавленной ладонью створку.
- Не будет больно, - обещаю я так же, как однажды обещала Каролине, - Конти, дай мне руки… просто сейчас дай мне руки. Мы все исправим.
В какой-то миг, заглянув в карие глаза мисс Пирс, я теряю надежду. Хочется удариться головой о стенку и подготовить себя к тому, чтобы забыть, навсегда забыть, как она прыгала из этого окна… я на миг вдруг ясно вижу, что так и будет. Что она не послушает меня.
Но надежда умирает последней.
- Конти… Константа… - и ладони все ближе, ближе к ее. Только чуть-чуть пододвинуться.
- ПОЖАЛУЙСТА!.. – выдыхает по ту сторону двери, ударив в нее особенно сильно, мой Ксай.
- Пожалуйста, - отражая его баритон эхом, повторяю я.
Константа переводит глаза вниз, на черную землю, постепенно уходящую в утренний туман.
Константа поднимает глаза вверх, на небо, где среди черных туч прорисовывается огненный контур солнца.
Константа наклоняет голову, отдавая лицо дождю, все еще омывающему город.
Константа смотрит на меня – как и при встрече десять минут назад, загнанно и убито.
А потом Константа отпускает створку окна.
- Вот так, вот так, - радостно повторяю я, почти хватаясь за ее руки и увлекая вперед. Сначала думаю, что дрожь, от которой заходимся мы обе – только ее, но потом вижу, что нет. Что и меня подбрасывает на своем месте.
Конти стоит и плачет, стиснув мои ладони, а я игнорирую и ее боевую раскраску, и кровь на руках, и слезы… я боюсь, я думаю лишь об одном – вывести ее отсюда. Показать Эдварду, что она жива. Доказать Сержу, что тоже о ней беспокоится… и закрыть, навсегда закрыть тему с самоубийствами.
- Обузы обрушение с мечты всевидящего ока, - стонет мисс Пирс, низко опустив голову, - он поэтому приехал, да? Ему не все равно на меня?..
- Конти, - я подаюсь вперед, высвободив одну руку и прижав ее к себе, - конечно не все равно. Поэтому ему так страшно. Поэтому он так мучается. Поэтому он плачет… слышишь, он плачет за дверью. Конти, давай откроем дверь…
И тут же едва ли не плачу я сама. С воем.
Она облизывает губы, торопливо стирая с лица дорожки слез. Смотрит на меня с ужасом, с болью, с ожиданием, с благодарностью… я не знаю, что это. Это гремучая смесь.
- Я попрощалась… я должна…
- Ты ничего не должна, - крепче обнимаю ее, не думая выпускать, - мы все исправим. Сейчас мы откроем дверь, и все будет хорошо. Давай мне ту детальку для замка.
Будто бы не было ничего. Не было нашей вражды, звонков, похищения Каролины, моих мыслей по дороге сюда… не было ни капли гадости и грязи, что накатывала при упоминании Конти. Эдвард не страдал из-за нее, она не вынуждала мучиться нас обоих… она просто девушка. Запутавшаяся, испуганная, забытая и собой, и всеми девушка. Ее жгучее чувство благодарности и преданности перешло границы дозволенного, превратив любовь в острую зависимость.
И мне жаль ее. И я хочу помочь ей. И я понимаю ее. Я была близка к такому состоянию совсем недавно.
- Во-о-от он, - трясущаяся бледная ладонь поворачивается, разжимаясь. В ней маленький квадратик.
- Спасибо, - горячо благодарю я, не скрывая своей широкой улыбки.
Нам с Конти требуется около двух минут, чтобы добраться до двери. Я не отпускаю ее, не рискуя так, а она затравленно глядит на раскрытое окно, тщетно стараясь избавиться от искушения.
- Я не могу… - порывается обратно, едва вставляю квадратик на нужное место в замке. Как она умудрилась вытащить его?
- Можешь, все можешь, все-все, - заверяю, проталкивая детальку чуть ближе, - Эдвард, не вламывайся. Я открываю дверь.
…По ту сторону, резко оборвав все звуки, замолкают.
Я поворачиваю блестящий маленький замочек, с которого все и началось.
Конти, кое-как ступив на порог, держит голову опущенной вниз. Ее трясет, колени подгибаются, а волосы, собранные за спину, выбились обратно и теперь мокнут от слез.
Эдвард, стоящий по другую сторону двери, глядит на нас обеих как на видения.
Вспотевший, но в то же время смертельно бледный, он широко распахнутыми аметистовыми глазами, в которых и радость, и боль, перебегает с меня на Конти и обратно. Он дышит тихо, едва слышно, но совсем сбито. И он боится пошевелиться, что выдает чересчур живой взгляд. Морщины, венки – все видно. И это бьет по самому больному.
Серж за его спиной, тоже бледный, молчаливо просачивается за наши спины.
Хлопает окно, закрываясь, отодвигается от него кресло. И Константа, будто по команде, вздрагивает всем телом, покачнувшись.
- Алексайо…
- Конти, - он тяжело сглатывает, пока глаза неминуемо наполняются серебряной влагой, - Белла…
Аметисты осматривают нас как рентгеном. Подмечают все, что касается меня, с облегчением встретив отсутствие травм, потом переключаются на Конти и недовольно встречают разодранные колготки, пальто и грязный платок. Кровь на ладони тоже не радует.
Но в целом – мы живы. И это главное.
- Все хорошо, - одними губами заверяю я, подкрепляя эффект.
Ксай пронзает меня таким взглядом, какой я не видела еще никогда. В нем и восхищение, и тепло, и благодарность, и счастье, и облегчение… все лучшее, все самое сильное, все серьезное… все, что только может быть. Все, что я видела по отдельности прежде.
- Ради тебя… - едва слышно шепчет Константа, оторвав-таки глаза от пола и заглянув в аметисты, которых так старательно избегала. Ее губы вздрагивают в полуулыбке.
Эдвард поджимает губы.
Ни я, ни мисс Пирс не успеваем понять, как оказываемся в его объятьях. Я – слева, она – справа. Эдвард обнимает, с силой прижав к себе, нас обеих.
- Девочки!..
Я получаю поцелуй в макушку, жаркий и благодарный, а потом очередь переходит к Конти. Поцелуй Ксая для нее сильный. Теплый. Сострадательный.
И пальцы Алексайо впиваются в наши спины, не намеренные отпускать.
Я молчаливо держусь за него, посылая благодарственные посылы наверх, к небу. Сегодня предотвратили ужасную беду. Сегодня спасли сиреневоглазого ангела, не став подрезать ему крылья. Сегодня… сегодня сделали кого-то счастливым.
- П-прости… - Константа прикрывает глаза, неловко качнувшись прямо в объятьях своего Кэйафаса. Ее слезы все еще текут, и, похоже, не собираются останавливаться.
Но прежде, чем девушка успевает их вытереть, ее колени подгибаются. На сей раз – основательно. Сознание, измучавшись с «грандиозными» планами, ее покидает.
- Держу, держу, - появившийся из-за спины девушки Серж на удивление ловко подхватывает ее, не утеряв при этом осторожности. Забирая от Эдварда, он прижимает Конти к себе. И крепко, не давая упасть, держит. Мне чудится или он тоже на грани слез?..
- Как ты? – встревоженно зову я, погладив футболку мужа на груди.
- Все в порядке, - сморгнув слезы, Эдвард целует мой лоб куда более жарко, чем прежде. Будто пытается вжаться в него губами, - когда все хорошо у тебя, я в порядке… всегда в порядке…
Я принимаю такой ответ, зная, что на большее рассчитывать не приходится.
Не веду больше пустых разговоров. Самостоятельно целую сначала ключицу, потом шею Эдварда, поглаживая его затылок.
- Спасибо тебе… - прикрыв глаза, шепчет он.
- Это ей спасибо, - я покрепче прижимаюсь к самому родному человеку, стараясь согреть его и снаружи, и изнутри, - Конти оказалась сильной… она отступилась.
Эдвард с негромким всхлипом касается девушки взглядом. На руках у Сержа, собирающегося идти к лифту, она, потерявшая связь с реальностью, выглядит еще прозрачнее.
- За этот день я никогда не смогу тебе по-настоящему отплатить, - сокровенно, но уверенно шепчет мой Ксай.
- Не надо платить, - отрицаю я, даже не думая. А потом смотрю в аметисты, нежно стирая возле них соленую влагу, - я тебя люблю, Уникальный. Мы все тебя любим…
Растроганный Эдвард морщится, неслышно хмыкнув.
И как никогда крепко прижимает меня к своей груди, накрыв спину обеими руками.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-65