В комнате уютно. На полу лежат несколько небольших домотканных ковров, что-то в персидских мотивах. Мебель из красного дерева, темно-бордовые шторы, широкий подоконник и множество небольших горшочков с цветами на нем. Под каждым горшочком – вязаная салфетка, края у нее неровные. В глубине полок левой стены – статуэтки, брошюрки и какие-то странные сувениры, будто из прошлого.
Здесь пахнет чем-то пряным и едва уловимым. Запах сперва кажется приятным, но потом от него начинает саднить горло, невольно хочется задержать дыхание. И тишина вокруг прямо-таки осязаемая, напряженная, подрагивающая с каждым моим вздохом. Она ничего не скрывает. Скрипят доски старого пола – в комнате я не одна.
Резко оборачиваюсь в противоположную от единственного окна сторону. На кресле, придвинутом к бежевой стене, сидит женщина. У нее длинные темные волосы, светлая кожа и изящные маленькие руки, которыми то и дело сжимает подлокотники кресла с обеих сторон. Сквозь странный запах комнаты до меня доносится аромат ее духов. «Good Girl», Carolina Herrera.
- Элис? – озабоченно зову я, сделав шаг вперед. Подруга даже не оборачивается.
- Ты рано пришла, - с горьким безразличием, почти что неживым тоном объясняет она.
У Элис на ногтях серый гель-лак – хотя она ненавидит гель-лак в принципе. Я не вижу ее лица целиком, только профиль, и то скудно освещенный, но на губах – темно-фиолетовая помада. Та самая, какую она клялась никогда не покупать после средней школы. И платье какое-то... старомодное, совершенно не ее фасона. Иссиня-черное, в пол. С множеством мелких кружев на обоих рукавах.
- Куда пришла, Элис? – оглядываю комнату снова, но не могу найти ни одного узнаваемого элемента.
Где-то вдалеке, по ту сторону окна, завывает сирена скорой. Элис поворачивается навстречу звуку, разрывающему на части эту удушающую тишину, и как-то обреченно, горько хмыкает.
- Не надо этих глупостей, - махнув рукой, подруга поднимается с кресла. Поправляет свое странное платье, поворачивается ко мне – и к окну – лицом. На ее выбеленной коже две свежие слезные дорожки, глаза красные, а ресницы, обильно накрашенные черной тушью, еще и подводкой дополненные, дрожат.
- Тело привезут в половину восьмого. Машину, сказали, уже утилизировали.
Я хмурюсь, в несколько быстрых шагов подходя к подруге. Хватаю ее за плечи, не давая отвести взгляд. Элис плачет теперь, но смотрит словно бы сквозь меня. Сирена «Ambulance» приближается, шум ее нарастает, в темную комнату врываются красно-синие отблески чертовых огней. Мне кажется, машина движется к нам, к этому дому.
- Что происходит? О чем ты говоришь? – напряженно выспрашиваю, отчаянно стараясь ее дозваться. Слишком много посторонних звуков.
Подруга горько усмехается, закатив глаза. Вырывается из моей некрепкой хватки.
- Все уже давно знают, как он погиб, Белла. А тебе даже газету некогда открыть, хотя пришла на опознание.
Теперь я отступаю от нее сама. Отшатываюсь, подавившись внезапно ставшим ненужным воздухом. В комнате становится темнее.
- Чье опознание?..
- Эдварда, конечно же, - выпаливает Элис. Вытирает свои слезы обеими ладонями, черные разводы оставляя на щеках. Закусывает губу, высоко поднимает голову. Смотрит на меня в упор. – Не делай вид, что не знаешь.
Я отчаянно ищу хоть какую-то опору в этом чужом, неизвестном помещении, вмиг превратившемся в мой личный карцер. Только все вокруг – и стены, и мебель, и даже пол – как декорации, не больше. Я застываю в пустом пространстве и ни шагнуть, ни вдохнуть полноценно не могу. В дальнем углу комнаты выделяется серым блеском что-то прямоугольное, довольно высокое... и с характерным углублением по краям. Металлический стол.
- Как же?... Что?!
Никогда еще сирена скорой не была такой громкой и отчаянной, идеально отражая мое внутреннее состояние. Я хочу кричать, а голоса нет. Только губы кусаю, только ошарашенно смотрю то на окно, то на стол, то на мебель из красного дерева. И кресло, у которого все еще стоит Элис.
Девушка всхлипывает, но сразу же гасит эту недопустимую эмоцию. Делает глубокий вдох, нервно откинув волосы с лица. У нее никогда не было таких длинных, волнистых прядей. И такого пустого взгляда.
- «The Macallan». Все увидишь сама.
Я просыпаюсь от собственного крика. Резко сажусь на диване, так крепко сжав пальцами его чехол, что чудом не рву. Не понимаю, где я теперь, отшатываюсь от небольшой диванной подушки, больно ударяюсь о подлокотник.
В комнате до того темно, что я не вижу даже границы между окном и небом. Распахнутая форточка бьется о раму, издавая пугающий, громкий стук. Но даже его заглушает нарастающая, убивающая все вокруг сирена. В худших своих кошмарах я слышу эту сирену. Неужели все еще сплю?..
Я закусываю губу, лихорадочно стараясь добраться до лампы. Ударяю по ее выключателю несколько раз, но помимо негромкого щелчка ничего не происходит. Свет не включается, зато темную комнату насквозь пронизывают яркие красно-синие огни. Звук сирены теперь настолько близко, что я накрываю голову руками, с силой утыкаюсь в подушку. Кричу в нее.
Ambulance.
Не могу сделать ни вдоха. У меня горит лицо, дрожат руки и саднят глаза. Исступленно моргаю, в надежде, что просто не понимаю чего-то, просто не проснулась до конца, просто мне нужно совладать с собой и включить этот чертов свет. Или закрыть окно. Или отрешиться от сирены.
«На опознание».
Ветер врывается в комнату, заставляет своими порывами дрожать вазу на моем кухонном столе. Исступленно треплется в его власти штора, в истерике заходится еще одна приоткрытая форточка. Стук дерева сводит меня с ума. Огни машины скорой помощи, стремительно проносясь по спальне, пропадают за углом стены. Сирена очень медленно, ничуть не в такт огням уезжающей машины, смолкает. Ее затихающие всплески слышатся мне еще пару секунд... а затем она снова нарастает.
ЭДВАРД.
Я вскакиваю с дивана, путаюсь в покрывале, чудом не падаю. Бегу к центральному выключателю в гостиной зоне, что есть мочи бью по нему ребром ладони. До крови кусаю губы, задыхаюсь, прижавшись к стене. Свет включается. Мешается с новыми огнями сине-красного цвета. Исчерпывающий звук насквозь пронзает все окружающее меня пространство – снова. Точно, как Элис и говорила.
Я не могу понять, где сон, а где явь. Но при свете легче. Я вижу, что комната теперь иная – моя студия, нет того пряного запаха, что так пугает. И нет Элис. Ее здесь давным-давно не было.
Что же это...
Я захлопываю одну форточку, потом дотягиваюсь до другой. Втягиваю обратно в квартиру газовую штору, едва ли не вырванную ветром с карниза. Прижимаю ее к себе, как трофей. Выглядываю в окно в поисках спешащих «Ambulance» – но ничего не видно. Пространно смотрю на светлую стену прямо перед собой.
Не сразу понимаю, откуда эти странные, непривычные звуки – пока не оказывается, что издаю их я сама. Плачу, судорожно всхлипывая, рвано вдыхая, и никак не могу успокоиться. Обхватываю себя руками, присаживаясь у кухонного стола прямо на пол. Опускаю голову вниз, стараюсь выровнять дыхание хоть немного, вернуть себе способность трезво мыслить.
Сирен больше не слышно. Их огни не мелькают. Свет заполняет самые темные углы моей квартиры. И я больше не кричу.
Стараюсь хоть немного собрать мысли в кучку и составить какой-никакой, а план действий. Хотя бы примерно представить его, последовательно и с вариантами. Но мысли слишком сильно путаются.
Не до конца отдавая себе отчет в том, что делаю, я поднимаюсь с пола и забираю с кухонной тумбы свой мобильный. Открываю книгу контактов. Секунду, не больше, смотрю на номер Сокола. Боюсь, что он не ответит, до удручающей, непереносимой дрожи. И все же заставляю себя нажать на вызов. Я просто обязана узнать.
Гудок.
Гудок.
Гудок.
С каждой неотвеченной секундой я сильнее сжимаю мобильный пальцами. Заставляю себя делать неровные, но регулярные вдохи. Где-то в груди нестерпимо ноет. В комнате очень душно.
Гудок.
Гудок.
- Schönheit?
Хватаюсь за кухонную тумбу свободной рукой, чтобы удержаться на ногах. Облегченно выдыхаю, подавшись вперед, словно бы это действие приблизит меня к Каллену. Отблеском старых воспоминаний отражается похожий момент в ночлежке Кройцберга.
- Эдвард.
- Что такое? – он слышит, что у меня дрожит голос. Напрягается, заметно даже через трубку, тон теперь сосредоточенный и вопрошающий. – Ты дома, Белла?
- А ты?..
- Да, конечно дома, - он не понимает, почему я звоню, но целенаправленно пытается выяснить. Напряжение в голосе набирает обороты, хоть он и старается его сдержать, - почему ты не спишь, что произошло?
И только теперь, после прямого вопроса, я догадываюсь посмотреть на часы. Половина второго ночи.
О господи.
- Schönheit, моя девочка, не молчи пожалуйста, - Эдвард, осознавший, что я плохо контролирую ситуацию, даже со своей собственной стороны, говорит чуть быстрее. Старается меня дозваться. – Скажи мне, ты дома? Я сейчас приеду.
«Тело привезут в половину восьмого. Машину, сказали, уже утилизировали».
«Все уже давно знают, как он погиб, Белла. А тебе даже газету некогда открыть, хотя пришла на опознание».
Яркими всполохами воспоминаний у меня перед глазами встает только что свершившийся кошмар. По крайней мере, я хочу верить, что он был сном, не больше. А не то, что происходит сейчас, плод моей безудержной фантазии.
Теперь мне и холодно, и жарко одновременно. Стены комнаты давят не хуже металлического пресса. Нужно отсюда выбираться.
- Не надо, я сама еду... я уже еду к тебе.
Я не хочу, чтобы он сегодня садился за руль. Многие вещи для меня как в тумане, ситуация ясна не до конца, а все ее вытекающие и вовсе непонятны, но одно я знаю точно – не дам кошмару и шанса воплотиться в жизнь. Не сейчас.
Говорю свою ложь так отчетливо и бескомпромисно, что Эдвард мне верит. Удивляется, но не пытается оспорить. Слышу на заднем плане какое-то движение.
- На такси? Откуда, Белла?
- Да, на такси, - сама себе киваю, судорожно выискивая кошелек в собственной сумке, - подожди меня, пожалуйста.
- Я встречу тебя у подъезда. Ты далеко?
- Минут пятнадцать.
- Скажи мне, ты в порядке? Стоит звонить в скорую?
Это слово грозится похоронить мое более-менее выстроившееся спокойствие на корню. Я испуганно зажимаю рот ладонью, дернувшись в сторону от кухонной тумбы. С трудом удерживаю равновесие.
- Н-не надо... нет! Я просто... я сейчас...
- Хорошо, договорились, хорошо, - мантрой повторяет мне Эдвард, в его тоне теперь чистая тревога, что сам пытается задавить, не передать мне, - я жду. Не переживай, я сам тебя встречу, только я, Белла.
Я согласно, благодарно киваю и отключаю телефон. Только потом понимаю, что мой кивок он видеть никак не может. Ругаю себя за глупый жест. Но времени у меня слишком мало. Срочно нужно вызвать такси.
Благо Берлин – большой город. И мой «Uber» приезжает через две минуты – успеваю накинуть пальто поверх так и не снятой c вечера одежды, в которой и задремала прямо на диване, и спуститься вниз. Игнорирую сонного консьержа, сменившего Размуса, спешу к двери. И со всей силы ее, прозрачную и тяжелую, толкаю от себя.
Я не помню более странной поездки по Берлину. Ночь. Мало машин. До Шарлоттенбурга относительно недалеко, едет мой водитель быстро, в салоне не накурено, а я даже догадываюсь пристегнуться ремнем безопасности. Отрешенно смотрю в окно на ночные пейзажи города, подмечая подсветку домов, горящие через один фонари и даже темные тучи на темном небе. Ветер сегодня зверский, совсем скоро пойдет и дождь. Вернее, снова полноправно завладеет погодой.
Эдвард сдерживает свое слово. Такси останавливается у здания, где располагаются его апартаменты (благо, адрес врезался мне в память еще в первый раз), и он тут же открывает мою пассажирскую дверь. Игнорирует, что это «Uber», что уже так поздно, что я практически без приглашения здесь... привлекает меня к себе и крепко обнимает. Отправляет таксиста, протянув ему сложенную банкноту в пятьдесят евро – или мне просто кажется в темноте. «Uber» поспешно уезжает.
- Эдвард, - безэмоционально, что есть мочи прижавшись к нему, выдыхаю я.
- Я здесь, моя девочка, тише, - отрывисто соглашается, мягко и тепло поглаживая мою спину, - все закончилось, ты в полной безопасности.
- Ты в порядке?..
- Я? – он нервно, безрадостно усмехается, горячо поцеловав мои волосы. - В полном, Белла. А ты?
- Замерзла.
- Это исправимо, - он еще раз целует меня, медленно, давая самостоятельно принять решение, поворачивая нас ко входу в здание, - пойдем-ка. И правда, на улице холодно.
Эдвард придерживает мне дверь, как и тогда, словно сто лет назад, пропуская в холл своего дома. На нем домашние серые брюки, темная футболка, на нее накинут черный плащ. Эдвард выглядит уставшим, но он, судя по всему, не спал, когда я позвонила, лицо совершенно бодрое, глаза и вовсе пылают тысячей огней. Он придерживает мою талию, не отпуская от себя, и сканирует синим взглядом малейшую из моих эмоций. Эдвард как никогда сосредоточен, но очень старается быть нежным.
Я знаю, он пытается понять, все ли со мной хорошо в физическом плане. Налицо никаких заметных повреждений нет. Да и нет их в принципе, даже при условии, что темно-синие джинсы и серая кофта с высоким горлом закрывают все мое тело.
- Как же хорошо, что ты в порядке, - засмотревшись на него, пока вызывает лифт, бормочу я. Мужчина оборачивается, болезненно и недоуменно нахмурившись моим слезам. Очень ласково целует в щеку.
- Тише, Schönheit. Что бы там ни было, оно не стоит твоих слез. Все хорошо.
Я неопределенно киваю, проходя в лифт. Забираю себе его ладонь, переплетаю наши пальцы. И крепко держу ее, будто бы думает о том, чтобы куда-то уйти. Почему-то только рядом с Эдвардом, вот здесь, в этом лифте, где не так давно мы едва сдерживали обоюдное физическое желание, каждый момент кошмара кажется единственно возможной правдой. Я плохо разделяю границы сна и яви. Я с трудом отвечаю за себя этой странной, мрачной ночью. Все это больше похоже на глупый фильм в быстрой перемотке, чем вполне себе адекватную действительность.
В его квартире горит весь свет, который только может быть. Эдвард забирает у меня пальто, скидывает свой плащ, закрывает входную дверь за нами. И, протянув мне руку, ведет за собой в гостиную. Его графитово-серый диван выглядит необычайно мягким.
- Иди сюда, Белла, - он усаживает меня к себе на колени, удобно приникнув спиной к упругим подушкам. Убирает волосы с моего влажного лица, остужает горящую кожу прохладой пальцев. Осторожно целует мой лоб, обе скулы и уголок губ, что так откровенно дрожит. Я всхлипываю, обнимаю его за шею. Слез становится больше.
Эдвард дает мне немного времени, чтобы выплакаться. Не задает несвоевременных вопросов, размеренно гладит спину, шею, изредка – вытирает слезы с лица. Легонько укачивает в своих объятиях. Он теплый, пахнет цитрусовыми, эвкалиптом, немного – кофе. И в его светлой, просторной квартире я не чувствую того испепеляющего страха, что был в моей студии. Тут всегда по-другому – с самого начала.
- Расскажешь мне, что произошло? – аккуратно интересуется он доверительным, теплым тоном. Разглаживает мои пряди, убирает их за ухо. Терпеливо дожидаясь ответного взгляда, старается посмотреть в глаза.
Я раздосадованно пожимаю плечами, хмурясь. А ведь сама просила эти сорок восемь часов наедине!
- На самом деле... это глупо.
- Ты плачешь, Ласточка, как же это может быть глупым? – участливо зовет он, и медленно, отрицая саму суть моей фразы, качает головой. Большим пальцем осторожно гладит мою мокрую щеку. – Давай по порядку: откуда ты ехала?
Я скорбно усмехаюсь, виновато посмотрев в синие глаза. Никогда еще Эдвард не был более участлив ко мне, чем сегодня. Меня захлестывает сотней разных эмоций, от ласки до трепета, когда вижу такой его взгляд. И все же я ему соврала.
- Из дома.
- Из дома? – недоверчиво переспрашивает Каллен, пытаясь сохранить лицо. - Но ты ведь сказала...
- Да. Я не хотела, чтобы ты садился за руль.
- Что?! – вконец потеряв нить повествования, чуть громче спрашивает мужчина. Его рука на моей спине напрягается, а в голосе появляется стальной оттенок.
- Мне приснился кошмар, - выпаливаю, крепко сцепив руки в замок на его коленях, - я давно тебя не видела, много думала, наверное... я... я тебя потеряла. Мне приснилось, что я тебя потеряла, Эдвард. И что машина разбилась.
Каллен озадаченно всматривается в мое лицо. Его черты немного заостряются, когда я снова начинаю плакать.
- Белла, прошу тебя, я не понимаю. Ты тут из-за кошмара? Я снился тебе?
Я киваю, сдержав несколько громких всхлипов. Поджимаю губы и, зажмурившись, приникаю к его плечу. Очень по-взрослому, черт подери.
Эдвард растерянно гладит мою спину.
- Там еще, когда я проснулась... Ambulance... думаю, что-то случилось, я не знаю. Их было три, не меньше.
- Ambulance? Где?
- У моего дома. С сиренами и огнями... во сне тоже они были... наверное, на их фоне и сон...
Эдвард мягко целует мой лоб, обняв как следует, обеими руками. Дышит негромко, но часто, то и дело сглатывает. То ли понять пытается, о чем я вообще говорю, то ли сдерживает негодование. Часы напротив нас наглядно демонстрируют время: два ночи.
- Обсудим это утром. Все закончилось, Белла. Я прогоню все твои кошмары, доверься мне.
Я даже не сомневаюсь.
- Верю.
Он неглубоко вздыхает, ласково погладив мои руки.
- Ты согрелась?
- Да. Ты теплый.
- Чай еще теплее, - Эдвард как-то пространно смотрит поверх моей головы, рассеянно перебирая пряди, - я бы выпил зеленого. Что скажешь?
Легко целую его кожу у ключицы. Тихонько киваю.
Эдвард гладит мою талию, предлагая подняться. Помогает мне встать, предлагает свою руку и, крепко сжав мою ладонь в своей, ведет на кухню. Я прислоняюсь к кухонной тумбе, наблюдая за ним, пока мужчина набирает воду в чайник и включает его. Достает нам две кружки из своего верхнего шкафчика.
- Я разбудила тебя?
- Нет, - Эдвард аккуратно вскрывает чайные пакетики зеленого чая с жасмином, - у меня сегодня были поздние дела. Хотел разгрузить уикенд.
Я хмыкаю, и он, обернувшись ко мне, легко улыбается уголком губ. Опускает пакетики в кипяток.
- Мне жаль, что я снова тебя потревожила.
- Не говори так, пожалуйста. Schönheit, мы уже обсуждали, когда я нужен – я здесь. Берлин маленький город, помнишь? Хорошо, что у нас есть такси.
- «Uber»...
- Изредка даже «Uber» подойдет, - Эдвард игриво морщится, потянувшись ко мне и погладив по щеке, - ты в порядке, ты со мной – что еще нужно?
Я немного успокаиваюсь от той беззаботности, пусть и слегка наигранной, что он так старается создать. Мне уютно в его квартире, мне радостно, что я с Эдвардом, и все остальное потихоньку, но отходит на второй план. Каким бы глупым и бесмысленным ни был этот внезапный порыв приехать сюда после кошмара, итог мне нравится.
- Чая бы еще...
Эдвард, благодарный, что включаюсь в его игру, улыбается мне искренне и тепло.
- Уже готов.
Мы присаживаемся за его стол друг напротив друга. Эдвард гладит мою ладонь большим пальцем, помогая расслабиться. Я пробую чай.
- Не горячо?
- Нет, самое то, - делаю еще один глоток, уже побольше, судорожно выдохнув. Все-таки я правда замерзла.
Нет ничего более правильного и привычного, чем пить зеленый чай с жасмином на кухне Эдварда с ним самим. И этот стол я будто бы тысячу лет знаю, и обстановку его столовой зоны, и кухню, что видна из-за арки, и эти красные керамические чашки... и его самого. За два дня я очень по Соколу соскучилась. Вот и причина всему.
- Спасибо, Эдвард.
- Не за что.
Мы допиваем чай в тишине, на удивление приятной, лишь переглядываясь некоторое время. Чай заканчивается, кипяток остывает, и Эдвард, по-хозяйски услужливо забрав у меня чашку, предлагает перебраться в спальню. Моя пижама любительницы штата Мэн все еще у него, что очень кстати. Когда прихожу в его комнату из ванной, поправив майку, Эдвард, сидящий на постели, мне влюбленно улыбается.
Нет больше никаких упоминаний о гостевой, словно ее и не было. Дверь туда закрыта, а мистер Каллен, сразу же указавший мне на свою, хозяйскую спальню, отлично смотрится на покрывале постели. Приветственно отодвигает мне край одеяла, отдает одну из подушек.
- Я не уверена, что смогу уснуть, - тихонько признаюсь ему, когда ложится рядом. Не спрашиваю сегодня разрешения и ничего больше не жду. Сразу же перебираюсь на его половину, обнимаю за талию, кладу голову на плечо.
- Ничего, никто не запрещает нам просто полежать, - доверительно сообщает он, погладив мою ладонь на своей груди, - я, например, соскучился по тебе, Schönheit.
- Я тоже... очень...
- Хорошо, что кто-то придумал двуспальные кровати, - мягко подтрунивает Эдвард, нежно поцеловав мои волосы, - я ему очень благодарен.
- Я не хочу расставаться, Эдвард.
Говорю это так быстро и неожиданно, что Каллен на мгновенье теряется. Его пальцы медленнее касаются моих волос, путаются в прядках. Они такие теплые, осторожные... как же я столько времени отказывалась от них?
- Мы и не должны, Белла, ну конечно же.
Я напряженно вглядываюсь в противоположную стену. Не вижу лица Эдварда, хотя легко могу это исправить, но пока не хочу. Не все слова так просто произнести, особенно этими длинными осенними ночами. Ветер свирепствует за окном, дождь теперь стучит по подоконнику. И только здесь, в полумраке спальни, мне тепло и уютно рядом с Соколом. Я очень хочу, чтобы так было всегда.
- Знаешь, все это... все, что я говорила в среду... мне не о чем думать, Эдвард. Я слишком много думаю и это никому не идет на пользу.
Он тихонько усмехается такому моему умозаключению. Прижимает меня к себе, поправив одеяло.
- Моя маленькая, мудрая Ласточка.
- Правда, - я привстаю на локте, чуть отстранившись от него. – Какая вообще разница, кто и как считает? Если я люблю тебя, я могу сама принимать решение. И за него же потом сама отвечать.
Теперь смотрю на Эдварда открыто, сверху вниз, призывая воспринимать все, что говорю, серьезно. Он очень нежно разглядывает мое лицо. В синих глазах безмятежная, искренняя радость.
- Когда ты тут, я чувствую тебя рядом, любовь моя, мне сложно поверить, что ты можешь уйти, - признается он, - я не опасаюсь потерять тебя, когда я тебя вижу, Изабелла. Только когда ты далеко.
- Ты сказал, ты меня не отпустишь.
- Никуда, - кивает он, на мгновенье сменив улыбку такой убежденной, трезвой уверенностью, что я удивляюсь, - но мне бы хотелось, чтобы ты сама желала остаться.
Я глубоко, умиротворенно вздыхаю, возвращаясь обратно к нему. Прижимаюсь к груди, обнимаю крепко, что есть силы. Зажмуриваюсь.
- Очень хочу. Поэтому все это... поэтому даже сейчас я тут...
- Замечательно, Schönheit, - благодарно шепчет мужчина. Выключает свет, дотянувшись до светильника. Размеренно поглаживает мою спину, отвлекая от темноты.
И все же она мне знакома. И те красно-синие огни, что совсем недавно, на другом конце Берлина, заставили окунуться в кошмар наяву. Я еще сильнее прижимаюсь к Эдварду и он реагирует на это мое движение. Успокаивающе шепчет что-то на ухо, поцеловав в висок.
- В Новом Орлеане, в нашем районе, однажды вечером... была стрельба. Я плохо помню цепь событий, только лишь то, как кричали люди и как ехали одна за одной «Скорые». Я играла на улице, кажется, после школы. Дорога проходила прямо возле нашего таунхауса. Они были слишком громкими и быстрыми, как и полагается «Ambulance», но все же... и их было много. Там много человек погибло, в том доме, целая семья. Я никак не могу забыть тот вечер, каждый раз, с их сиреной... он как оживает, Эдвард.
Сострадательно выслушав все мое сбитое повествование, Эдвард трепетно целует мои волосы.
- Мне очень жаль, что они так тебя напугали. Но здесь ты в полной безопасности.
- Умом я понимаю... но когда я слышу... не могу.
- Постарайся не думать об этом сейчас, Sonne, - предлагает он, отвлекая меня от лишних мыслей продолжающимися поглаживаниями. – Вот так. Ты со мной и здесь ни одной «Скорой», никаких больше кошмаров. Обещаю.
Он долго меня гладит. По каплям изживает колючий страх, ощутимый до дрожи испуг, живые застарелые воспоминания. Ничего не остается, только Эдвард, только его руки. Само его присутствие и такая очевидная близость расслабляет меня, усыпляет, помогает забыть обо всем, что так не важно. Я закрываю глаза, проникаюсь его прикосновениями, слышу, как спокойно и тихо он дышит, радуюсь ненавязчивым цитрусам вокруг нас... и свежим простыням... и воздуху из приоткрытой форточки... и самому факту, что могу себе позволить быть здесь сегодня.
- Я люблю тебя.
- Люблю тебя, - появляется в темноте его голос, – очень сильно, Белла.
Я улыбаюсь. И наконец по-человечески засыпаю.
* * *
На улице еще не рассвело. Дождь, назойливый и громкий, стучит в окно с небывалым усердием. В спальне ни проблеска света, одна лишь теплая, умиротворяющая темнота. Она наполнена для меня запахом Эдварда, свежевыстиранных простыней, сна и немного – дождливой осени с ее прелой листвой, непосредственным атрибутом. Очень уютно и спокойно. Я почти забыла за эту неделю, каково это – вот так просыпаться.
Впрочем, у меня нет никакого желания покидать объятия Эдварда раньше времени. Сегодня суббота, у нас обоих законный выходной и все разговоры, домыслы и обсуждения могут подождать. Ровно как и подъем. Только вот не мешало бы закрыть окно, мне кажется, под ним уже натекла небольшая лужица из несмолкаемых дождевых капель.
Я аккуратно выбираюсь из-под руки Сокола, что обнимает меня со спины. Оставляю его на нашей общей подушке, осторожно откинув свой край одеяла. На цыпочках, широко улыбаясь от глубокой, малопонятной, но такой ощутимой радости – домашней – прокрадываюсь к окну. Возле него и вправду мокро. Похоже, дождь так и идет всю ночь, не останавливаясь. Октябрь.
- Белла? – хмуро зовет сонный Эдвард. Недовольно вглядывается в темноту, выискивая меня в комнате.
- Я здесь, - громким шепотом отзываюсь ему, закрывая окно. Удары дождевых капель о подоконник и стекло становятся чуть тише.
Возвращаюсь к мистеру Каллену, подозрительно посматривающему на меня с подушек. Сонный и потому недоумевающий Эдвард – особое зрелище. Я с нежностью, что просыпается во мне лишь в его присутствии, глажу чуть покалывающую щетиной щеку. На его лице разглаживается несколько морщинок.
- Сбегаешь?
- Вряд ли через окно – лучший путь, - посмеиваюсь, наслаждаясь каждым мгновеньем этой утренней, тихой спальни. И особенно таким непосредственным, расслабленным видом Эдварда. Меня умиляет его сонная хмурость, этот тон, толика подозрения во взгляде. И то, как недвусмысленно, почти с мальчишеской настойчивостью утягивает меня обратно в постель. Прижимает к себе, устроив как можно ближе. Подушка у нас по-прежнему одна.
- Я закрыла его, чтобы дождь не мешал.
Эдвард борется со сном, то и дело жмурясь и неглубоко вздыхая. Медленно, ласково гладит мою спину – от шеи до копчика. Я не имею ни малейшего представления, как раньше мы существовали порознь.
- Дождь у них по прогнозу весь день.
- Ничего не имею против, - поднимаю голову и целую угол его челюсти. Эдвард довольно щурится.
- Ох, Белла, - обнимает меня крепче, буквально окутывает собой, устраивает руки на моей талии поверх нашего одеяла, - пошли к черту эти пустые ночи, когда тебя здесь нет.
Утыкаюсь лицом в его шею, вслушиваюсь в ровное, глубокое дыхание, усмехаюсь. Глажу его ребра и талию, но не спускаюсь ниже бедер.
- Да здравствуют дождливые утра.
- Да здравствуют, - тихо хмыкает он. Целует мои волосы. – Давай еще поспим.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
