Сокол тихо, нежно усмехается. Я чувствую его дыхание на своих волосах, слышу, как наклоняется к моему уху.
- Доброе утро, мое солнце.
Жмурюсь, не до конца отдавая себе отчет, проснулась я уже или нет. Самый сладкий сон наступает после внезапного пробуждения ранним утром, когда осознаешь, что есть еще время побыть в постели. С Эдвардом это двойное удовольствие. Не хочу никуда из его объятий выбираться, слишком уж темный, дождливый и холодный этот день.
Мое негромкое недовольство его забавит. Костяшками пальцев мужчина ласково гладит мою щеку, легко поцеловав в висок.
- Никак не хочется тебе просыпаться, да? Уже половина одиннадцатого.
Малозначимая информация, если учесть, что я приехала сюда в начале второго ночи. Но одеяло и близость Эдварда, что так откровенно меня гладит, все же куда более решающие аргументы.
- А почему ты не спишь? – бормочу в его футболку, чуть повернув голову. Так и не открывая глаз, стараюсь привыкнуть к бьющему из окон свету. В моей уютной темноте было куда приятнее.
- Чтобы не нарушать звание мужчины с круассанами, - хмыкает Эдвард. Накрывает своей ладонью ту руку, которой держусь за его талию. Массирует мою спину, не переходя ни одной грани и не касаясь кожи.
- Ты ходил за круассанами?
Я улыбаюсь краешком губ, и он наверняка замечает. Теперь чувствую дыхание Эдварда у лица, как раз перед тем, как он целует мой лоб.
- Они с нетерпением ждут вашей встречи.
Открываю глаза, немного нахмурившись от непривычного света. Привыкаю к нему пару секунд, не покидая уютного места на плече Эдварда. Он не торопит меня, размеренно поглаживает волосы, переходя затем на шею и спину.
- Не представляешь, как здорово с тобой спать.
Я поворачиваюсь на спину, потянувшись на простынях, и затем оборачиваюсь на Каллена. Он, полулежа на одной из наших подушек, нежно смотрит на меня. На беззаботном, умиротворенном лице ни морщинки. Вот только в синих глазах есть какая-то глубокая, далекая грусть – она пропадает сразу же, как ее замечаю. Эдвард очаровательно улыбается.
- С тобой куда приятнее.
Пронято усмехаюсь, пригладив волосы. Не знаю, как я выгляжу этим утром, ведь ночь была насыщенной, а сон долгим. Здесь мрачновато, свет словно бы проходит через матовый фильтр дождя, теряет свои краски, улетучивается. Однако Эдвард даже в таком свете выглядит чудесно – отдохнувшим, расслабленным и ужасно, до невозможности красивым. Не знаю, как ему это удается.
- Доброе утро, - выдыхаю, потянувшись к его руке на своей талии, пожав пальцы.
Он поднимает наши руки, привлекая меня обратно к себе. Целует тыльную сторону ладони, мягко обняв как следует, как мне нравится. От Эдварда пахнет его кофейным шампунем, немного – эвкалиптом, а еще американо и ванилью. Впервые за долгое время нет ни намека на цитрусы. Зато есть какой-то едва уловимый, малознакомый мне аромат, крайне приятный. Его собственный?..
- Ты выспалась, Schönheit, что скажешь?
- Думаю, да, - касаюсь носом его шеи, медленно веду вниз, к яремной впадинке. Не могу оторваться от его кожи. – Но от кофе не откажусь.
- Кто же откажется? – мелодично посмеивается Эдвард.
На мгновенье мне кажется, что ничего не было. И все, что произошло вчера или раньше, все эти условные сложности – глупый и цветастый сон. Но мы встаем с постели. И день начинается, насмешливо подсказывая, что все это еще встретится нам на пути в самое ближайшее время.
- Эдвард, - придерживаю его за руку, когда собирается выйти из спальни и дать мне привести себя в порядок.
- Да, Sonne?
- Извини за это вторжение. Я сама установила срок и сама же его нарушила.
Ему не нравится мой смятенный тон. И то, что опускаю глаза, тоже не нравится. Эдвард обнимает меня, надежно придержав теплыми ладонями мою талию. Говорит ровно, но очень четко.
- Нет никаких сроков. И я более чем доволен, что ты тут. Если ты захочешь поговорить об «Ambulance» или кошмаре снова – я всегда к твоим услугам.
- У тебя хорошо получается... успокаивать. Мне с тобой не страшно.
Мое тихое откровение отражается на его лице тронутой улыбкой. Глубокое выражение признательности во взгляде более чем очевидно.
- Я всегда буду рядом с тобой. Даже не сомневайся.
Я ему верю. Искренне и, быть может, чрезмерно. Но разве к Эдварду в принципе применимо слово «чрезмерно»?
- Спасибо.
Он, влюбленно посмотрев на меня сверху вниз, целует мой лоб.
- Жду тебя на кухне, солнце. Я сделаю кофе.
Я же иду в ванную. Подсушиваю волосы феном после душа, оставляю синее махровое полотенце на стиральной машинке, меняю пижаму на свой вчерашний нехитрый наряд. И уже на ходу, пока направляюсь к кухне, собираю волосы в невысокий пучок. Две пряди предательски выбиваются из-под черной резинки, приходится убрать их за уши.
Длинный коридор квартиры сегодня темнее, чем когда-либо. Он всецело воплощает собой цвет утра, поселившегося за окном, и потому выглядит крайне мрачно. Картины, украшающие его стены, стараюсь не замечать.
На кухонном столе меня ждет синяя тарелка с пышными, хрустящими круассаны, чьи темно-коричневые спинки так выгодно выделяются на синеве керамики. А еще кофе в высоких красных чашках. И несколько крафтовых, забавных баночек с джемами. С первого взгляда могу определить наличие малинового, клубничного и абрикосового. Больше всего люблю именно абрикосовый джем.
Эдвард, расположившись напротив, пододвигает мне тарелку с выпечкой. Заинтересованно наблюдает, какой джем я выберу первым. Заинтригованно прищуривается.
- Абрикос?
- «Aprikose», кажется так? – киваю, аккуратно снимая с баночки крышку. - Тебе он не нравится?
- У меня плохая интуиция, - смеется Каллен, качая головой. Перекладывает один из круассанов на свою тарелку. – Я в последний момент подумал, что стоит его взять. А как же вишня, клубника?
- Они вкусные, но простые. Я не иду проторенными путями.
Моей утренней философии мистер Каллен изумленно кивает, надрезая свой круассан. Пробую американо и успокоенно, глубоко вздыхаю. К черту дождь и это темное небо. У меня отличное субботнее утро – пока так точно.
- Жаль, нет джема из красной смородины.
- Малина тоже подойдет, - он отпивает свой кофе, задумчиво посмотрев на баночки, - знаешь, Schönheit, она у меня в стойкой ассоциации с домом. Возле Портленда много лесов, а самая частая ягода в них как раз малина. Мы с братьями то и дело собирали в походах.
Мысленно я делаю себе пометку на этой части истории. Кладу еще немного джема в пористое тесто круассана. Божественный вкус.
- Вы много времени проводили вместе? В детстве и потом?
- В детстве – особенно, - Эдвард откидывается на спинку своего стула, с мягкой улыбкой посмотрев на меня, - потом мы учились в разных колледжах, потом я стал часто уезжать в Европу. Благо, кто-то когда-то изобрел FaceTime.
- Каково это, быть старшим братом?
- Волшебно, - Эдвард хмыкает, откусив кусочек своего круассана, оглядывается на не смолкающий за окном дождь, - у нас были свои недомолвки, но в основном – отлично. Раньше нам казалось, что разница в пять лет – как пропасть, а сегодня она совершенно нивелирована.
- Думаю, это здорово. Я всегда мечтала именно о старшем брате.
- У Калеба, одного из моих братьев, двое детей, Белла. Аннелиз, младшая, не согласилась бы с тобой. У них со старшим братом баталии почище, чем в экшенах.
Мне импонирует, как ласково он говорит о своей семье. Я люблю в Эдварде многие вещи, включая мельчайшие детали его отношения к каким-то событиям, однако семья – как раз то, что демонстрирует истину нагляднее всего. Эдвард хороший человек, и он не скупится дарить свое внимание и любовь близким. Это дорогого стоит.
- У всех есть сложности на этапе взросления, - оптимистично отзываюсь, заканчивая с круассаном. Задумчиво смотрю на оставшиеся на тарелке крошки. – Калеб – это средний брат? А самый младший – Рэй, кажется? У него есть дети?
- И Рэй, и Калеб родились в один день, Schönheit. Двойная радость – двойные хлопоты. У Рэя один сын. Карлайл.
- Красивое имя...
- Так зовут моего отца, - улыбка Эдварда становится очень мягкой, тронутой. – Рэй назвал сына в честь него, папа очень это ценит. Знаешь, он всегда был и остается удивительным отцом. Хотел бы я быть на него похожим.
Я поднимаюсь со своего места, оставив американо в покое. Эдвард наблюдает за мной с приглушенным интересом, но с еще большей нежностью. Синие глаза ей так и лучатся, когда останавливаюсь возле него. И в них поселяется поистине бестревожное, счастливое выражение, когда касаюсь ладонью его щеки. Ласково глажу гладоковыбритую, теплую кожу.
- Я думаю, тебе удалось, Эдвард.
Он ничего не говорит, только тихо усмехается уголками губ. Проникается моими прикосновениями, немного прикрыв глаза. Круассаны, джем и кофе остаются забытыми на одиноком кухонном столе.
Мы оба как можем стараемся говорить о посторонних вещах, не затрагивая главного. Но и я, и Эдвард знаем, что этого не избежать. Особенно в контексте его рассказа о семье и племянниках. Сокол – отличный папа, он всегда им был, охотно в это верю. И его тоже застала врасплох сложившаяся между нами с Элис ситуация. Треугольник замкнулся самым неожиданным образом.
Эдвард смотрит на меня снизу вверх, тепло погладив по спине. Вижу в его взгляде, что у нас одинаковые мысли. И нам все же пришло время все обсудить.
- Пойдем в гостиную, Белла, - предлагает он. Поднимается, становясь рядом со мной, загораживая слабый свет из окна. - Будешь допивать кофе?
Беру чашку с собой, чуть рассеянно кивнув ему. Присаживаюсь на графитово-сером диване зала, опираюсь на его твердые подушки. Держу спину слишком прямо, но ничего не могу с этим поделать. Умиротворение отлично начавшегося утро постепенно тает в тихой гостиной. На самом видном месте, как раз напротив дивана, картина кисти Фабиана. И я никак не могу игнорировать ее присутствие здесь.
Эдвард сохраняет между нами требуемую дистанцию. У него в руках тоже американо, а во взгляде тоже толика хмурого напряжения. Он сам на картину не смотрит, разве что в сторону окна. И на меня, хоть старается делать это как можно осторожнее, дабы не взволновать еще больше.
Поверить не могу, что впервые оказалась в этой квартире всего две недели назад. Я знаю Эдварда гораздо дольше, кажется. И теперь знаю гораздо больше о его жизни и ее неотъемлемых составляющих. Понять бы еще, что нам со всем этим делать.
- Я скажу тебе честно, Schönheit, я впервые в такой странной ситуации. Но прежде всего я бы хотел узнать, что тревожит тебя, что ты думаешь по этому поводу.
Эдвард начинает первым, приняв бразды правления в свои руки. Я знаю, что он всегда так делает, знаю, что всегда так сделает, оказав мне поддержку, но почему-то все равно удивляюсь. И признательно смотрю на него, нервно сжав ручку своей чашки всеми пятью пальцами.
- Я лишь думаю, что это странно. Я догадываюсь, что эмоций должно быть больше, но все эти два дня не могу их от себя добиться. Элис говорила мне представить ее с... моим отцом. Чтобы понять, каково это.
Эдвард изгибает бровь.
- Элоиз говорила?..
- Я была у нее в среду, - честно признаюсь ему, не избегая прямого взгляда, - мы говорили в ее квартире у Зоосада, когда ты звонил. Правда, я не слышала.
- Я могу спросить, что еще она тебе сказала?
- На самом деле... много, - я рдеюсь, чувствую это, и потому хмурюсь. От Эдварда, само собой, это не укрывается. Пропадает расслабленное и сдержанное выражение с его лица. Оно суровеет.
- Много? – ненавязчиво, но конкретно подталкивает он. Держит свою кружку некрепко, словно бы даже легко, однако большой палец на ручке белеет от силы касания.
- Она считает, что ты не подходишь мне из-за разницы в возрасте и прошлого, от которого никуда не деться. А я жду красивой сказки и могу сильно обжечься в гуще этих ожиданий. Мы мало понимаем, чего друг от друга хотим.
- Элоиз любит усложнять вещи, - произносит Эдвард, негромко выдохнув. Будто бы облегченно. Будто бы совсем других слов он от меня ждал. Я настороженно оглядываю его, но ничего необычного не вижу. Лицо все так же напряжено и бесстрастно. Совсем не вяжется с тем лучащимся, нежным выражением, что я дважды видела при пробуждении – да и вчера ночью.
- Ты говорил с ней?
- Элоиз отказалась пока со мной говорить, - объясняет Эдвард. Качает головой.
Я смотрю на свои ладони, что держу на коленях. Видимо, Элис передумала.
- Почему ты зовешь ее Элоиз?
- Потому что это ее имя, Белла, - спокойно отвечает он. Делает глоток кофе.
- Она никогда не говорила мне... даже не упоминала.
Мне кажется или Эдвард закатывает глаза? Отставляет чашку с американо на подлокотник дивана.
- Это началось пару лет назад. И она, и Фабиан вдруг решили, что им больше по душе американские версии. Может быть, это взросление, понятия не имею. Моя бывшая жена, Террен, поддерживает их. Но мне не нравится.
- Может, им так удобнее?
- Может, - мрачно отзывается Эдвард. – Тебя насторожили слова Элоиз?
Мне кажется, к одному и тому же он пытается подвести с разных сторон. Эдвард определенно хочет понять, какой информацией я располагаю. Только вот не уверена, что так легко могу ему всю ее рассказать.
- В чем-то она была очень... убедительна. Она сказала мне, что все эти шесть лет у тебя не было... серьезных отношений. И вряд ли будут в дальнейшем.
Каллен смотрит на меня со всей серьезностью. Но говорит совершенно ровно и спокойно, словно бы мы обсуждаем некие абстрактные вещи.
- Мне не к чему скрывать, Белла, у меня были женщины. Я в разводе, не давал монашеских обетов и как минимум шесть месяцев в году проводил вдали от детей. Я в принципе не был уверен, что мне нужно что-то еще от жизни, пока ты не пришла в «Drive Forum».
- Ты со всеми знакомился на работе?
Он напряженно, горько хмыкает, а его брови сходятся на переносице.
- Это совершенно разные знакомства. Элоиз не самого высокого мнения обо мне в этом плане, но она имеет на это право.
- Просто я тебя мало знаю?.. Иначе мне бы было понятнее?
- Белла, - Сокол оборачивается ко мне всем телом, грустно, но ласково улыбнувшись. Смотрит в глаза, подкрепляя каждое слово этим взглядом. – Я не слепец и вижу вещи в истинном свете, не думай, будто я закрываю на них глаза. Для тебя быть со мной - это как минимум непроторенная дорожка, довольно-таки темный путь с неясным финалом. У меня есть дети, у меня есть бывшая жена и другие женщины, когда-то оказавшиеся в моей жизни, в конце концов, есть эта работа. Я не могу отмотать назад время, но могу дать тебе куда больше, чем другие. Во всех планах.
Вспоминаются слова Элис о меркантильность. Я болезненно хмурюсь, мрачно взглянув на Эдварда.
- Скажи мне, что ты не думаешь, будто я здесь из-за «Порше» или «Rolex», пожалуйста.
- Я с первого взгляда понял, что тебя всем этим не заинтересовать, - нежно признает Эдвард, протянув мне ладонь и с теплой улыбкой встречая то, что отзываюсь на его касание, пожимает мои пальцы. – И ты, и я здесь по любви, не так ли? Только это вовсе не значит, что все материальное окажется лишним. Я буду более чем доволен, что могу обеспечить любую твою потребность.
Я отвожу взгляд, с излишним вниманием изучая подушки дивана. Деревянный пол. И, наконец, картину в углублении стены.
- Всегда есть дополнительные обязательства.
- Они надуманы, - отметает Эдвард, чуть крепче сжимая мою ладонь, акцентрируя внимание на своих словах, - это забота, возможности и свобода. На самом деле такие отношения – это про свободу, а не про ограничения. Элоиз пока не до конца это понимает.
- А что ты думаешь, Эдвард? Если не со своей стороны, а со стороны отца? Ты бы одобрил?
Я удивляю его таким вопросом. Но я правда стараюсь лучше его понять.
- Единственная опасность таких отношений – несерьезные намерения, мне кажется, - продумывая каждое слово, все же отвечает Каллен, - если я увижу, что и он, и она видят все реалистично и без розовых очков, с планами на будущее, с женитьбой, то почему нет? Люди склонны драматизировать и без того драматичную, зачастую, реальность.
Я обвиваю чашку обеими руками, отпускаю ладонь Эдварда. Он настораживается, но молчит. А я решаюсь.
- И что же, ты собираешься на мне жениться?
- Да, - уверенно, как более чем логичный ответ, соглашается Каллен. Всматривается в мое лицо. – Я хочу, чтобы ты узнала меня лучше, стала позволять мне больше, познакомилась с семьей и моим стилем жизни... но свадьба – само собой разумеющийся элемент плана. Рано или поздно, Schönheit, это уже зависит от тебя.
Почему-то я начинаю дрожать. Несколько раз глубоко вдыхаю, но это мало помогает. Осторожно поглядываю на Эдварда.
- Мы знакомы восемь недель. Как ты можешь быть настолько уверен?
- Это издержки и моей профессии, и возраста, наверное. Белла, я не хочу пугать тебя. Я могу присесть ближе?
Не уверена, что должна соглашаться, но все равно соглашаюсь. Киваю ему и растерянно, судорожно вздыхаю, когда Эдвард аккуратно приобнимает меня. Терпеливо ждет, никак не торопя, и улыбается, слышу это, как только приникаю к его груди. Мы оба молчим какое-то время, заново привыкая чувствовать друг друга так ясно. Унимается моя дрожь.
- Бывает так, что видишь человека, моя девочка, и все знаешь. Мне говорили, я не верил, ругал воображение сценаристов «Диснея». Теперь все понимаю – любовь с первого взгляда просто случается редко, вот и кажется чем-то невозможным.
- У тебя романтично получается.
- Романтично? – Эдвард ведет носом по линии моих волос, размеренно поглаживая пальцами спину. - Ты только что видела во мне безнадежного реалиста. Так или иначе, я вполне отдаю отчет своим словам.
Мне сложно полноценно и беспристрастно думать, когда чувствую Эдварда так явно. Мне хочется его рядом, мне уже физически это нужно и мысли мои он занимает на все сто процентов. Но я боюсь – и это очевидно – что еще рано надеяться на что-то настолько долгоиграющее. Я разочаровывалась, особенно по части мужского пола, и хоть изначально Сокол ни на кого не похож, это живучий страх. Я боюсь снова разочароваться. И я до боли, до ужаса боюсь разочароваться в Эдварде. У меня из головы не выходит наш разговор с Элис – до малейшей его подробности.
- Скажи мне, пожалуйста, что я должна знать, - тихо, но требовательно говорю, закусив губу. Опасаюсь, что не решусь больше в ближайшее время. Хочу взять быка за рога и покончить с этим.
- О чем именно, Schönheit? – в голосе и тоне Эдварда нет ни капли изменений, но вот объятья его чуть крепчают. Останавливаются на моей спине его пальцы.
- Про прошлое. Расскажи мне что-то из того, чем меня захотят переубедить.
Довольно смелое, более того – назойливое заявление. Но мне действительно нужно знать.
- Мне сорок два года, Изабелла. И ошибок у меня было достаточно. По сути, любую из них можно вырвать из контекста и сделать яблоком раздора.
Я самостоятельно отстраняюсь от мужчины, смело посмотрев на его лицо. Каллен крайне сосредоточен, глубокая бороздка видна на его лбу. Синие глаза мерцают.
- Что... что было у тебя с алкоголем? Из-за чего ты больше не пьешь, Эдвард?
Он изумленно смотрит на меня пару секунд, видимо, думая, что ответить. А потом сильно хмурится.
- Несколько эпизодов. Последний – два года назад. Но я умею выносить уроки и делать работу над ошибками.
Он старается говорить ровным, малозаинтересованным и сдержанным тоном, но звучит все немного напряженно и многозначительно. Его тревожит эта тема.
- Мне... на вечере Красного Креста мне... в общем, звонили, Эдвард. С немецкого номера, который я не знаю. И говорили на немецком – я не разобрала, мужчина или женщина. Они сказали, что нужен «The Maccalan»– и я все сама увижу.
Мое признание определенно Каллена шокирует. Он поднимает голову, мрачно посмотрев мне в глаза. Старается понять, серьезно говорю или нет? Но разве же я стала бы шутить так?.. Или об этом?
- Почему ты не рассказала мне раньше?
- Я думала о другом. Извини, Эдвард. Кто это мог быть?
Он глубоко, недовольно вздыхает. Качает головой, отмахнувшись от моего вопроса.
- Не важно. Я с этим разберусь, Белла, все это просто бред. Maccalan – это виски, что мне нравилось.
Эдвард выглядит и разозленным, и расстроенным, как мне кажется. В какой-то собственной задумчивой прострации. Или весь этот разговор попросту тяжелее, чем нам обоим казалось.
Я не знаю, что мне следует говорить. Но мне определенно хочется его утешить. За всей своей собранной серьезностью и невозмутимостью Эдвард зачастую слишком многое скрывает – так мало знаю его, а так очевидно это вижу.
- Ты всегда был очень добр ко мне, - ласково глажу его лицо, своевольно придвинувшись ближе к нему, - не только ты хочешь позаботиться обо мне, я тоже хочу. Прости меня, пожалуйста.
Он немного оттаивает, хмыкнув моему прикосновению. Улыбаюсь, прикасаясь к нему нежнее. Что, черт подери, может заставить меня перестать его касаться?
- За что ты извиняешься, моя радость?
Такое обращение греет мне сердце. Куда-то пропадает напряжение и темнота из гостиной, и даже картина теперь мало меня занимает. Прошлое надо оставлять в прошлом, кажется, так? Значение имеют только настоящее и будущее.
- Ты можешь делиться со мной чем захочешь и когда, я не должна все это выспрашивать. Но я благодарна тебе за откровенность, Эдвард. Я никогда не перестану удивляться твоей честности.
- Ты ее заслуживаешь, - просто отвечает он, повернув голову и поцеловав мои пальцы на собственной щеке. – Все хорошо. Я рад, что мы об этом поговорили.
- Я тоже. Вчера ночью я сказала тебе правду, я не хочу расставаться. По крайней мере, я хочу дать нам шанс. Быть может, однажды и с Элис мы достигнем взаимопонимания.
Каллен улыбается мне уголком губ, своей большой и теплой ладонью погладив мои плечи. Согревает этим дождливым октябрьским утром – куда лучше, чем что-либо иное.
- Спасибо.
Он спрашивает моего разрешения, легко коснувшись указательным пальцем моих губ. Не принимает решение сам, не подается вперед раньше времени. Только когда сама обнимаю его за шею, придвинувшись ближе, целует. С всепоглощающей, прямо-таки лучащейся нежностью. И целомудрием, что в этот момент уместно.
Поглаживаю его затылок, легко потягивая бронзовые волосы. Близость Эдварда - это что-то настолько повседневное, необходимое мне, что даже не могу удивиться своей очевидной потребности в этом мужчине. Странная она вещь, любовь. Может ударить о каменную землю, бросив с высоты, и ты покорно будешь лететь вниз. А может так высоко вознести, показав и голубое небо, и солнце, и звезды даже, что никогда не захочешь обратно. Опасно лишь то, что от неба до земли куда ближе, чем кажется. В этом и весь вопрос доверия и веры. Острый.
- Белла.
Я откликаюсь на звук его голоса быстрее, чем на собственное имя. Меня и пугает, и вдохновляет такая инстинктивная реакция. Я медленно, нежно глажу его шею, посмотрев в глаза.
Эдвард берет мое лицо в ладони, наклонившись за новым поцелуем. У самых губ выдыхает, уже более требовательно, ясно:
- Белла.
Целует. Сперва неглубоко, осторожно, но позже – с нарастающей силой. Нет больше целомудрия, оно плавно перетекает в желание. Воздух вокруг нас электризуется. Темнота комнаты теперь не кажется проблемой.
- Белла, - тихо, сдавленно стонет, когда целую его шею. Неторопливо двигаясь вдоль сонной артерии, прикасаюсь к коже языком. Оставляю засос под его ключицей.
Эдвард гладит мою спину с чуть большей силой, чем прежде. Очерчивает пальцами каждый мой позвонок, недовольно обходит шлеи лифчика, плавно спускается к бедрам. На внутренней стороне бедра, пока еще только через джинсы, чувствую его пальцы. Грубая ткань прогибается под ними, впивается в мой пах.
Целую его снова, на сей раз сама, запустив пальцы в волосы. Не даю отстраниться, не даю отказаться. Потому что сама понимаю, наконец так ясно и просто, чего я хочу. Только не здесь.
- Пойдем в спальню, - шепчу ему на ухо, глажу мочку и чувствительную область кожи за ней, - сейчас. Пожалуйста.
Эдвард поднимает голову, расслабленно мне улыбнувшись. В его глазах снова пляшут чертята, нет там больше ни мрака, ни лишних мыслей. Мне нравится.
Он встает с дивана первым. Нагибается ко мне, никак не предупреждая о своих намерениях. Поднимает на руки, не слушая ни одного восклицания. Аргументирует это тем, что не хочет прерывать череду поцелуев. И что я слишком легкая. И что одного круассана мне явно мало. Но этим вопросом мы займемся позже.
На его постели белые простыни, что помнят всю нашу вчерашнюю ночь вполне ясно. Я заправила их меньше часа назад, а теперь покрывало снова оказывается скомканным – и сброшенным на пол. Составляет компанию нашей одежде.
Эдвард вначале не спешит, методично разделывается и с моей блузкой, и с джинсами, и с нижним бельем. С лицом победителя, получившего свой приз и одолевшего главного противника, растегивает лифчик. Этот – черный и простой – наверняка нравится ему меньше кружевного. Но это как раз малозначимая информация. На мою грудь Эдвард всегда смотрит как на произведение искусства.
Бережно, неспешно прикасается к каждой. А потом перестает вести себя так сдержанно. Я всхлипываю, изгибаясь на постели, а он искренне радуется каждому неровному моему вздоху. Не отступает и не уступает. Добивается моего первого на сегодня горько-сладкого оргазма.
Сокол дает мне немного времени прийти в себя. Уходит вся его сила и нетерпение, остается лишь нежность и внимание, так трепетно оказываемое каждой клеточке моего тела. Я смотрю на его лицо, уже немного покрасневшее, на то, как красиво перекатываются при каждом движении мышцы под матовой в этом свете кожей. И то, какая у него мягкая, влюбленная улыбка, когда замечает мой взгляд. Целует низ моего живота, самостоятельно избавившись от белья. Надевает презерватив, откинув знакомый мне синий пакетик.
Я кладу руки на его лицо, когда Эдвард склоняется надо мной, завороженно глядя прямо в глаза. От нетерпения у него подрагивают ресницы, чуть заметно ходят мышцы на предплечьях, в напряжении выпрямляется спина.
- Не так, - шепчу ему, останавливая прямо перед первым движением.
Эдвард хмурится, но не движется дальше. Ждет.
Я с аккуратным, но напором, прошу его повернуться на бок. Каллен ложится на простыни рядом со мной, лицом к лицу, и наши тела оказываются на расстоянии в пару сантиметров.
- Вот так, - смущенно улыбаюсь, нежно погладив его скулу. Закидываю ногу на его бедро, освобождая доступ к себе, и заинтересованно, мягко смотрю в синие глаза. Они необычайно красивые.
Эдвард принимает правила игры, соглашаясь почти сразу. Действует без спешки, давая мне разглядеть каждое движение. Медленно придвигается ближе, медленно целует, посасывая, шею. И медленно, дождавшись прямого взгляда, входит. Мы одновременно сбито и восторженно выдыхаем, так ясно почувствовав абсолютное единение.
Это отнюдь не быстрый секс. Мы переводим его в разряд медленного без единого слова, общаясь одним лишь взглядом. Эдвард улавливает мои желания, а я без труда вижу его – и они совпадают. До самого финала, постепенно наращивая и глубину, и силу проникновений, но не меняя их темп, мы смотрим друг на друга. Это плохо описуемое, глубокое и очень всеобъемлющее ощущение. У меня никогда прежде не было такого секса. Не секс это вовсе. Это – любовь.
Эдвард кончает вместе со мной. Задохнувшись, нахмурившись от полноты ощущений, каждую свою черту дает рассмотреть, каждую эмоцию на лице. Не отрывается от меня, только лишь руками держит бедра, не дает больше двигаться.
Я завороженно наблюдаю за ним, утонув в собственном оргазме. Все, что отражается в чертах Эдварда, усиливает мое наслаждение. Я не только не хочу, я не могу больше двигаться. Боюсь упустить и каплю удовольствия.
- Я люблю тебя, - тихо-тихо, смешав слова со стоном, признаюсь ему.
Эдвард, сдавленно улыбнувшись, целует мое лицо – от линии волос до подбородка. Не останавливаясь, не отпуская целует. Не выходит, хоть пульсация уже и начинает затихать.
- Я люблю тебя, Schwalbe.
Спустя некоторое время, все же отстранившись от меня и закончив с формальностями вроде презерватива, Эдвард лежит на спине, удобно устроив голову на подушке. А я, предпочтя подушке его грудь, лениво поглаживаю темные волоски. Изредка задеваю ореолы и сосок, и тогда Каллен забавно щурится, потягивая в ответ пряди моих волос. Правую руку закинув за голову, левой он свободно прикасается к моему телу. Согревает.
- Я соскучилась по такому времяпровождению, - глажу собственноручно оставленный засос у его ключицы, с удовольствием припоминая недавний процесс.
- С тобой это всегда необыкновенно, моя девочка. Каждый раз как первый. Честно.
Я улыбаюсь в его грудь, мягко погладив влажную, горячую кожу.
- Почему, как думаешь?
- Потому что по любви, - Эдвард прищуривается, хитро взглянув на меня с высоты подушек, а потом тепло целует в лоб. – Ну и потому, что ты очень красива, само собой. Ты ведь моя красота.
- Ты все еще ведешь счет по оргазмам.
- Тебе что-то не нравится? – шутливо зовет он, взъерошив мои волосы.
- Еще чего. Но я тоже хочу доставлять тебе больше удовольствия.
Привстаю на локте, удобно оперевшись о простыни, и смотрю на Эдварда на одном уровне, не ниже, не выше. На его расслабленном, довольном лице проступает очень теплая улыбка. Я такую вижу впервые.
- Больше уже некуда, Белла. Спасибо.
Я не совсем понимаю, что должна думать о такой фразе. И что должна думать и делать в принципе, в разрезе нашего разговора с Элис, Эдвардом и его последствий. Я знаю немного больше о Соколе. Я хочу знать гораздо больше, но готова подождать. Зато определенно понимаю собственные желания – быть с ним. Хотя бы до того момента, хоть и надеюсь, что он не наступит, пока не пойму, что это невозможно, что не могу больше. Все эти условности, все предостережения, все мысли – что они на фоне наших отношений? Это не влюбленность, это самая настоящая любовь. Быстро, внезапно, не вовремя? А разве применимы для нее эти слова?..
- Я скажу детям сегодня, - произносит Эдвард, отвлекая меня от череды мыслей. Размеренно гладит по спине, постепенно переходя и на талию. Ловит мой взгляд, уточняет. – О нас. В восемь вечера я обещал поговорить с ними. Думаю, самое время.
Я задумчиво смотрю на белые простыни, свои руки, волосы Эдварда. Убираю короткую прядку с его вспотевшего лба.
- Как считаешь, они спокойно это примут?
- Не знаю, Schönheit. Но думаю, да. Фабиан так точно догадывался, что рано или поздно так и будет.
Я хочу быть смелой. Смело и киваю.
- Хорошо. Если ты уверен – хорошо.
Эдвард ласково и неспешно гладит мою правую руку – от плеча до ладони. Целует ее тыльную сторону.
- Я абсолютно уверен, Белла. Иди-ка сюда, не хочу больше расставаться.
Сомневаться, думаю, мне не приходится. Возвращаюсь к Эдварду, с удобством устроившись на простынях и, когда накидывает на нас обоих покрывало, щекой приникаю к его груди. Не хочу думать, не буду. Проникаюсь его нежными, медленными прикосновениями и закрываю глаза.
* * *
Бифштекс. Ароматные овощи. Белая спаржа. Мясной фарш, приправленный специями, уже на сковороде. В закипевшей воде неторопливо варится спаржа. Овощи, которые взял на себя Эдвард, уже нарезаны и ждут своего часа на противне духовки.
Самый настоящий домашний ужин – субботний, совместный и настолько привычный, словно бы мы давным-давно живем вместе. С Эдвардом это мое стабильное ощущение – все вокруг него приобретает особую, уютную атмосферу дома. И мне спокойно и хорошо.
Я проверяю готовность мяса, легко приподняв один из бифштексов деревянной лопаточкой. Она очень красивая, с резной ручкой и изображением кедра, выжженым на рабочей поверхности. Кажется, из какого-то набора, потому что похожие лопаточки лежат ровным рядом в верхнем ящике кухонной тумбы.
Ладони Каллена чувствую на своей талии. Он подходит неслышно, не отвлекает меня от процесса. Обнимает тепло и осторожно, зарывшись лицом в мои волосы. Чувствую, как улыбается, узнав свой кофейный шампунь.
- Можешь остаться без ужина, - посмеиваюсь я, но свободной рукой ласково глажу его ладони. Мне всегда приятно чувствовать Эдварда рядом, когда он вот так обнимает, я понимаю, что в безопасности. И что одиночество мне не грозит.
- Как же так, - игриво ведя носом вдоль моих прядей, обиженно бормочет Каллен, - я ведь больше не хочу держаться от тебя на расстоянии. Сорок восемь часов, помнишь?
- Мы расставались и на дольше, Эдвард.
- Одно дело, когда мы не можем встретиться, другое – когда ты не хочешь.
Я искренне смеюсь, откинув голову на его плечо и прижавшись к теплой коже тела. На Эдварде свободная бордовая рубашка, рукава ее закатаны, часов нет. Совершенно домашний, очаровательный Эдвард, с улыбкой наблюдая за моим жестом, легко целует мой висок. И еще раз. И еще.
- Я всегда хочу. Теперь я обо всем подумала, ты же знаешь.
Он, смешливо поморщившись, ерошит мои волосы.
- Ладно уж, Schönheit.
Я поворачиваю голову, мягко поцеловав его челюсть. Напоследок, возвращаясь обратно к ужину, глажу по щеке.
Мы так и не вышли из дома в эту субботу. Ужасная погода тому виной или просто наше желание побыть наконец вдвоем – без нужды отрываться и уходить – но выходной получился потрясающим. В апартаментах Эдварда нет телевизора, он давно говорил, что он ему не нужен, зато есть старый проектор, его оставили прежние хозяева. К проектору прилагалась и коллекция небольших диафильмов. Мы сложили диванные подушки прямо на пол, устроив себе уютную и импровизированную ложу, и смотрели сюжет о забавных злоключениях одной немецкой семьи. Подписи, само собой, были на немецком, но Эдвард переводил мне – как и в тот день, у Рейхстага, на ушко. Только теперь он позволял себе еще и целовать, поглаживать мою мочку, чего не было тогда. Какой же большой путь мы смогли пройти за столь короткое время.
Мне понравился просмотр. И эта романтичная, очевидная близость Эдварда на фоне диафильма, выключенного света и тихонько стучащего за темным окном дождя. Я запомнила этот момент надолго.
- Я очень счастлива, - честно и серьезно признаюсь ему. Нет здесь места преувеличению или шуткам, я правда так чувствую. Особенно этим дождливым вечером на этой светлой кухне – не по цвету, по атмосфере. Она решает все.
- Я тоже счастлив, мое солнце, - серьезно произносит Эдвард. Сильнее обнимает меня, дав почувствовать себя каждой клеточкой тела. А потом отпускает, ласково погладив по спине. – Прости за вторжение.
Я качаю головой, переворачивая мясо.
- Бифштексы скоро будут готовы. Можно ставить овощи.
Эдвард, криво мне улыбнувшись, отправляет противень в духовку – удобно, что она на уровне рук. Здесь в принципе все удобно и идеально вписано в интерьер, в общую красивую картинку. Интересно, я смогу так же вписаться в жизнь Эдварда? Хотя бы со временем? А он в мою?..
Мы садимся ужинать в двадцать минут восьмого. Помимо овощей, спаржи и бифштексов на столе соус голландез и яблочный сок. Мы болтаем о всяких милых глупостях, не заостряя внимание на серьезных или важных темах, но оба знаем, что в восемь вечера Эдвард говорит с детьми. И, если быть честной, у меня по спине бегут мурашки от осознания, что они сегодня все узнают. Элис говорила мне, что ее братья не примут меня так просто, она казалась уверенной в этом. Если так... что я буду делать?
Не хочу пугать себя. Останавливаю эту череду мыслей, включаясь в созданный Эдвардом разговор. Мне кажется, он тоже отвлекает меня как может. Или себя?
Так или иначе, ужин подходит к концу, а часы неутешительно демонстрируют без пяти минут восемь. Я убираю посуду в раковину, залив ее водой, наливаю себе еще стакан яблочного сока.
- Я побуду в гостевой, наверное? – поглаживаю плечо Эдварда, что все еще сидит у стола, хмуро поглядывая на непогоду за окном. – Как считаешь?
- Ты можешь оставаться где угодно, Schönheit, это не проблема, - он накрывает мою руку своей, легко пожав пальцы, - нет ничего такого, что я хотел бы сказать, о чем ты не знаешь.
- Это ваше время. Поговорите, Эдвард, я знаю, ты очень по ним соскучился. Зайдешь ко мне, когда закончишь, ладно?
Он тепло мне улыбается. Целует мои пальцы.
- Ладно, Белла.
Я забираю с собой яблочный сок и свой мобильный. Киваю Эдварду, что ободряюще смотрит на меня со своего прежнего места. Иду к гостевой спальне и захожу внутрь как раз в тот момент, как мистер Каллен набирает сыновьям. Я слышу незнакомый детский голос, а потом тот, что уже звучит совсем по-взрослому. И веселое приветствие Эдварда. Я закрываю дверь.
Некоторое время просто сижу на кровати и смотрю на покрывала, тумбочки, стену напротив. Не хочу подслушивать, не стараюсь ничего услышать. Привыкаю к атмосфере комнаты, в которой все и началось. Забавно, что поспала я в ней лишь однажды - я больше не гостья в этом доме.
Открываю окно, подставляю руки дождевым каплям. Они холодные, особенно под аккомпанемент ледяного ветра. Осень больше не обещает никаких поблажек, тепло осталось в далеком прошлом.
Возвращаюсь на кровать и, удобно устроившись на подушках, проверяю почту на своем мобильном. Эммет отредактировал пару статей, просит посмотреть их – обещаю ему, что завтра к вечеру все будет. Он спрашивает, была ли я вчера с Элис, не говорила ли она чего. Отвечаю, что не была, мы обе оказались заняты. Что она должна была сказать? Эммет, промолчав, идет на попятную. Я не совсем его понимаю.
В какой-то момент, прерывая нашу переписку, мобильный оживает от звонка. На экране незнакомый мне номер. Но не немецкий теперь. Американский.
Я оглядываюсь на дверь, оттуда доносятся негромкие обрывки слов Эдварда. Смотрю на телефон, что то гаснет, то загорается, оповещая меня о входящем вызове. Думаю, стоит ли брать трубку. Вспоминаю «Schwerenöter». Для храбрости делаю глубокий вдох и, игнорируя дрожь в руках, отвечаю. После я расскажу Эдварду, я покажу ему номер. Но я хочу знать, какого черта они мне звонят... и кто мне звонит.
- Алло?
- Изабелла? – женский голос, бархатный и дружелюбный, словно бы мы давно хорошие подруги, с излишним пафосом произносит мое имя.
- Да, - хмуро киваю я.
На том конце трубки милый женский голос смеется – перезвоном серебрянных колокольчиков, не иначе. Ласково мне сообщает:
- Это Террен, Изабелла. Ты пока плохо меня знаешь, но у тебя, детка, большие проблемы.
Спасибо всем за терпеливое ожидание новой главы. Она вышла большой и, думаю, насыщенной. Героям есть о чем подумать, а нам - что обсудить. Всегда рада вашим комментариям на форуме и здесь :)
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
- класс! 
Спасибо за главу!
