Kapitel 30. Babelsberg
Teil 3. Zu hause, liebe
Teil 3. Zu hause, liebe
Babelsberg (Бабельсберг, Potsdam-Babelsberg) — район города Потсдама, в котором расположены одноименный парк, Киноуниверситет Бабельсберг, корпуса Потсдамского университета. Впервые упоминается как отдельное поселение в 1375 году при императоре Карле IV. Через Бабельсберг проходила условная граница между Западным Берлином (район Штеглиц-Целендорф) и ГДР.
Zu hause, liebe – "дома, любимая"
Эдвард звонит мне поздно вечером. Только-только выйдя из душа, забираюсь на наши мягкие простыни, и телефон на прикроватной тумбе начинает вибрировать. Уже больше двенадцати, за окном давно погасли основные фонари, осталось лишь пару дежурных источников света. Ночь, Тиргартен, морозная зима – просто бесконечная. Впервые в жизни я начинаю сомневаться, существуют ли другие времена года в принципе.
Ежусь, притянув к себе одеяло. Отвечаю.
- Привет, моя любовь.
Он всегда говорит это так просто, так повседневно. Мне потребовалось много дней недюжинной смелости, чтобы научиться выражать чувства столь искренне и прямо, как Эдвард. Я до сих пор у него учусь.
- Привет, Falke.
Он улыбается, я знаю. Сокол знаком мне до мелочей и оттенков, до каждой черточки, до каждого вздоха. Все это напоминает романтический ситком, но я правда знаю его лучше, чем себя. Вот сейчас улыбка трогает его черты, на щеках появляются мои любимые маленькие ямочки, взгляд становится мягче, у глаз появляются маленькие морщинки радости. Эдвард вздыхает.
- Ты знаешь, Schönheit, это мой лучший момент дня.
- Кофейная пауза?
Он усмехается, но по-доброму, снисходительно. Вздыхает снова.
- Слышать тебя, малыш. Извини, что так поздно.
- В самый раз, в этой постели я обычно о тебе и думаю.
- Я все-таки в команде низких кроватей, Изз. Видно небо.
- Не будем задвигать шторы, обещаю. Будет и здесь видно.
Он смеется. Это то, чего я добиваюсь, то, чего правда хочу. Немного его улыбки, хорошего настроения. И чтобы хоть как-то в нашей канители дел и сложностей ему было полегче. Всем им – и Гийомке, и Фабиану, и их папе. Я со многими вещами справлюсь играючи, если они рядом и у них все хорошо.
- Как ты, моя девочка?
За окном ветер треплет облетевшие кроны деревьев. Снова идет снег. У Эдварда на заднем плане слышен скрип мебели.
- Нормально. Погоду можно получше, но в целом, все неплохо.
- Метель?
- Буран. Ты знаешь, обещали снежную буру в эти дни... надеюсь, она не помешает тебе вернуться.
- Нет, мне уже ничего не помешает.
- Как твои дела?
- Мы расписали то, что нужно сделать до четверга – думаю, управимся.
- Ты говорил, вы с Габриэлем дни напролет сидите. Есть какие-нибудь новости?
Сокол звучит серьезнее теперь. Судя по всему, садится ровнее. Он дома? Вокруг – тихо, не кофейня точно. Может, в офисе у своего адвоката?
- Я не хочу обнадеживать тебя понапрасну, Изза, всегда есть шанс, что все изменится. Но пока все складывается хорошо. Я был у Маккензи пару дней назад.
Удивленно выдыхаю, сразу же нахмурившись. Тоже ровно сажусь на постели.
- У Маккензи, которая?..
- Да. Она живет в Портленде, Black Cave – не так уж далеко. Мы в кои-то веки смогли нормально поговорить.
Не знаю, чего стоило Эдварду эта встреча. Материально?.. Бог с ним, с материальным. Морально. Если судить по голосу, по общему настрою, не так уж все плохо. Но Эдвард хорошо умеет прятаться, это я тоже о нем знаю.
- Кэтрин тоже была там?..
- Нет, - на имени женщины в тоне его проскальзывает сталь, - только Кензи. Она рассказала мне, как все было. И она не собирается поддерживать обвинения матери. По крайней мере, пока.
Я плохо представляю себе всю ситуацию. Я никогда не видела Маккензи и знаю о ней очень мало, все по рассказам Эдварда. Она была ребенком, когда все случилось, но была в таком месте, еще и с явными намерениями... не знаю. Может ли она блефовать?
- Как думаешь, она не откажется от своих слов?
- Ей тоже досталось, Белла. Она даже расплакалась в конце.
Не буду оценивать Маккензи, не буду делать выводы о ее раскаянии. Не в моей компетенции и, если Эдвард так спокойно, даже тронуто говорит об этом, наверное, все правду было так. Человек может раскаяться? Если знает, чем для другого чревато это ложное обвинение?
Спрашиваю у Falke только одно, тише, чем прежде:
- Ты ей веришь?
Он вздыхает. Слишком, слишком много он вздыхает за последнее время.
- Да, Белла.
Мне вдруг до боли хочется, чтобы оказался рядом, телепартировался сюда. Я бы обняла, почувствовала его, живого, горячего, здесь, на этой постели. Запах сандала. Линию скул. Темно-бронзовые волосы, густые, но короткие. Большие теплые ладони с темными волосками у запястья... я бы прижала его к себе и сама прижалась, и мир схлопнулся бы, стал прежним. И темные времена, и тяжелые будни, и назойливые тревожные мысли – все бы забылось. В разлуке все в разы больнее. Я допускаю, что нужна Эдварду как минимум в те ночи, как недавние. Но мне он нужен всегда – и абсолютно точно. Я слаба духом и сломлена, не знаю... но пока вдалеке от него просто не могу найти себе место. Это остро, тяжело и невыносимо. Какая-то неадекватная, детская реакция. Как мне справиться?
- Хорошо, - выдавливаю из себя, для большей уверенности обняв край белой подушки, - это правильно. Это же правильно, Эдвард? Ты не совершал того, в чем обвиняет тебя Кэтрин.
- Не в том объеме, - уклончиво отвечает он. Могу поклясться, жмурится сейчас, устало потирает пальцами переносицу. – Посмотрим, что можно сделать. Габ оптимистичен.
- Раз он оптимистичен с его опытом...
- Да. Но не будем забегать вперед. Расскажи мне, как вы? Как дети?
Это всегда особая тема, что по-настоящему его волнует. Я с уважением отношусь к чувствам Эдварда и ощущаю по отношению к мальчикам то же самое. Они не до конца осведомлены о ситуации и это накладывает свой отпечаток: чувствуют недосказанность и не могут понять, в чем дело.
- У Парки была сложная ночь в субботу, - выдыхаю я, припомнив его, такого маленького, на фоне огромного окна и в мокрой пижаме, - но мы справились.
- Кошмар? – сострадательно уточняет Эдвард.
- Он не помнит сюжета сна, но был напуган. Фабиан разбудил меня и мы его утешили. Спали у Фабиана все вместе.
- Он искал меня?..
Я слышу, Эдварду почти физически больно. Но ему нужно было уехать, правда нужно. Иначе кошмары Парки с большей вероятностью претворились бы в реальность.
- Да, - не вру я. – Но сейчас все в порядке.
- Этой ночью?..
- Он ждал меня в коридоре, мы снова спали вместе. Но кошмаров не было, лишь тревога. Ему тревожно за тебя.
- Да уж, - Эдвард прочищает горло, устало выдохнув. – А Фабиан?
- У него тоже была сложная ночь вчера. Он проигрывает в голове варианты, как помочь тебе и Сибель. Что он может сделать.
- Мне он не поможет, - хмурится Эдвард, - а с девочкой решим все побыстрее. Рэй попросил меня записать его вторым опекуном, если ее мать не вернется.
- Ты будешь первым?..
- Если мне позволят. Габриэль займется этим чуть позже. А мне надо менять доктора Фабиану, похоже, он не справляется. Да и Гийому давно пора на сессии...
- Все будет проще, когда ты приедешь. Возвращайся и будем решать проблемы по мере их поступления.
Он негромко, сдавленно усмехается. И грустно, и тоскливо, и мягко. Тон его звучит ласково.
- Белла, как же мне повезло, что ты с ними.
- Я и с тобой, - с улыбкой напоминаю я.
- Ни с кем бы я не оставил их так просто. Я знаю, что тебе нелегко, Изза, прости меня. Террен уже высказалась на тему моего родительского долга – что бросил детей на тебя. Но кому мне их доверить?..
Это звучит как рассуждение, но при этом – с нотками самобичевания. Грусти. Эдвард тоже впадает в меланхолию, сколько бы не старался себя контролировать и сделать железным. Ему тоже нужно пространство для маневра, вместилище чувств. Эмоции бывают чрезмерными и очень сильными. Уж я-то знаю.
- Мы – команда. Я рада быть с мальчиками. Мы все ждем тебя домой. И это твоя святая обязанность, Falke – заботиться не только о нас, но и о себе. Запомни, пожалуйста.
Эдвард вздыхает, покрепче прижав к себе мобильный. Я слышу ветер. Он уже не в помещении.
- Люблю тебя, Schönheit. Ты даже не представляешь, насколько.
- Представляю. Это взаимно.
Он тихо усмехается, почти вымученно. Сглатывает.
- Я передал твой привет океану. Был у Рэя, видел Сибель, кидал камни с пирса с Аллом. Полный набор.
- Спасибо. По океану я правда скучаю. С Сибель все неплохо?
- Ей лучше у Рэя, это точно. Я как подумаю, где она была... Рэй тоже в замешательстве.
- Он говорил, они с Таней...
- Уже нет. Или пока нет. Развод на паузе.
- Это ведь отличные новости!
- Да. Он сейчас как никогда удовлетворен жизнью. Вот и Сиб хочет помочь. А она, Белл... она совсем позабытый ребенок. Я сомневаюсь, что хоть раз нормально ела за все эти годы.
- Ты ведь с самого начала не питал к ней зла, Эдвард. Это было напускное. Ты переживал за Фаба.
- Я и сейчас переживаю, - вздыхает он, но признает, как бы не хотел, правду. Тихо. – За них обоих теперь. И за вас.
- Справимся. Иначе просто нельзя, geliebt.
Мой напускной позитив хоть немного, а действует на него. Чувствую, что действует. Меня лечит его голос. Я надеюсь, Эдварду тоже проще, когда мы говорим. Всегда нужно иметь возможность поговорить с кем-то.
- У вас уже так поздно, моя красота. Мне жаль, что я звоню так поздно. У Габриэля и команды перерыв на обед, я тоже отъехал домой на пару часов, не смог набрать раньше.
- Все в порядке. Я ждала, когда тебя услышу. Можно и ночью, и утром, и в любое другое время.
- Здоровый сон никто не отменял.
- Кто бы говорил, милый.
Эдвард улыбается моей ремарке. Улыбка сочится в его голосе.
- Ich liebe dich, meine Schwalbe. Спасибо тебе. Пусть ночь будет спокойной и для тебя, и для мальчиков. Ты права, я приеду и мы со всем разберемся.
- Люблю тебя. Всем твоим портлендским океаном и бескрайним Тиргартеном.
- Ну, раз Тиргартентом... – многозначительно протягивает он. А потом говорит так нежно, что гладит словами, даже за тысячу миль. – Добрых снов, Белла.
- А тебе – хорошего дня. Скоро возвращаешься к Габриэлю?
- Уже поеду, да. Может, закончим чуть раньше. Мне уже нужен абонемент на твой массаж после этих вечеров... можно годовой?
- Эдвард, - сострадательно зову его, приникнув к подушке. – У тебя абонемент на всю жизнь вперед. Как постоянному клиенту.
- Danke. Поскорее бы пятница, - мечтательно протягивает Сокол, - я ведь начну привыкать к такому эксклюзиву.
- Когда уж, - вздыхаю, с горечью, но признавая, что надо его отпускать. Прошу напоследок, - Береги себя.
- И ты, Белл, - отзывается он. Твердо. - И вы.
Первым кладет трубку.
Я остаюсь одна в полумраке спальни. Среди промозглого Тиргартена. В нашем роскошном доме с лепниной потолков. И тишиной. С тишиной я уже знакома лучше всего.
Убираю телефон, удобно устраиваю подушку и уже собираюсь выключать лампу. Возле двери проскальзывает невысокая тень. Чуть скрипит старинный паркет. Гийом заглядывает в комнату через узкую щелку.
- Белл?..
Он взъерошенный, как настоящий воробышек, но очень тихий. Глаза огромные, едва умещаются на лице, но слез нет. Светло-голубая пижама сухая. Взгляд внимательный, осторожный, просительный. Гийомка робко придерживает дверную ручку. Мнется на пороге.
- Иди ко мне, - зову его, не давая и шанса подумать, будто прогоню, – иди, солнышко.
Гийом резко выдыхает. Прикрывает дверь. Семенит к постели, стараясь не шуметь, но подойти поскорее. Забирается ко мне на простыни.
- Я просто... я...
- Неважно, - приглаживаю его волосы, аккуратно отвожу их со лба, не заставляю ничего объяснять, - ничего сегодня не важно. Давай будем спать.
Он затихает. Большими глазами смотрит из-под ресниц, как малыш из мультиков. Я вижу и Эдварда, и Фабиана в этом взгляде, вижу даже Элис. Гийом отражение нашей общей реальности – и бесконечно дорогая ее часть.
Сперва он старается лежать рядом, но не слишком, дабы не стеснять меня. Но когда гашу свет, поежившись, подбирается ближе. Жмется к груди.
- Тише, мой маленький. Все хорошо.
Гийом быстро, смело кивает. Ничего не говорит. Закрывает глаза.
Я тем жестом, что всегда видела у Эдварда, накрываю его затылок. Выше подтягиваю наше одеяло. Гийомка немного, а расслабляется. Ему лучше.
- Спокойной ночи, малыш.
- Gute nacht, - сонно бормочет он.
* * *
Самолет Эдварда садится в Flughafen Berlin Brandenburg в 12 часов дня. Рейс все-таки задержали из-за снега (его и в Портленде, и в Берлине этой зимой в достатке), но лишь на два часа. Я скоротала время в одном из многочисленных кафе на первом этаже, прямо напротив табло прилетов. Эммет еще вчера отправил мне план на следующую неделю и пару заметок по поводу маленькой домашней пекарни Бабельсберга, в которую мы с мальчиками ездили в среду. Гийом описал посещение емко – «как будто пришли к бабушке на печенье в предрождественский вечер». Эммету понравилось. Мы немного поиграли со словами и сделали авторитетное мнение маленького Каллена главным заголовком.
Я допиваю кофе в два глотка, когда статус рейса Falke меняется на «прибыл». Меньше, чем через минуту, телефон на столе вибрирует от смс.
«Zu hause, liebe».
Боже, как давно я ждала от него этого сообщения. Улыбаюсь, быстро набирая ответ.
«Жду тебя!».
И убираю макбук в сумку, оставив за спиной свой уютный столик в уголке и пустую чашку кофе с ложечкой на блюдце. Иду к Ankunftsbereich. Зоне прилета.
Эдвард пробовал разубедить меня встречать его в аэропорту. Он позвонил накануне вечером, уже после традиционного разговора с мальчиками. Я пошутила, что снова застал меня в постели и он засмеялся, что так и хотел. А потом рассказал, что планирует быть дома к одиннадцати – Каспиан встретит его и доставит ко мне так быстро, как только может Porsche Panamera Turbo. Я же была непреклонна.
- Я сама тебя встречу, Falke. Как раз успею завести детей и доехать до Flughafen.
- От Потсдама до аэропорта полтора часа через весь утренний трафик Берлина, Schönheit.
- Ну, трафик Берлина мне не изменить, так что придется смириться. А тебя я хочу увидеть первее Каспиана, Эдвард.
- Он может завести и мальчиков, и меня, - попробовал в последний раз Эдвард, - поспишь дома и не заметишь, как я буду рядом.
- Мне начинает казаться, Herr Герхард Каллен, что вы против моего приезда.
Он искренне рассмеялся своему новому прозвищу.
- Нет, liebe, - тронуто ответил затем, - я буду очень рад. Но только если тебе самой этого хочется. Подумай, если что, Каспиан без проблем все сделает.
- Завтра утром у Каспиана выходной, Эдвард.
Благо, Сокол не стал спорить.
Я очень ждала его. Всю эту ночь, невольно анализируя прошедшую неделю и никак не в силах уснуть, пришла к выводу – так тяжело мне наши расставания еще не давались. В начале отношений все иначе, но в тот раз правда было гораздо спокойнее. И потом, когда Эдвард уезжал за детьми в Портленд, в хлопотах подготовки апартаментов время летело быстрее. Сейчас же, когда столько всего сразу оказалось вынесено на обсуждение, когда возможность потерять Каллена замаячила на горизонте, дни тянулись безбожно медленно. Еще длиннее были ночи. Гийомка всегда смущался, что беспокоил меня те два раза, но на деле он оказал мне услугу – в иные ночи я часами не могла заснуть, а с ним спала более-менее спокойно.
Это временно. Все это было временным. Пять дней прошли, поездка кончилась, самолет уже сел. Я увижу его через считанные минуты. Как ребенок рождественским утром, я с предвкушением и нетерпением вглядываюсь в лица тех, кто выходит. В зоне прилета оживленно, людей много, как и положено аэропорту большого города, но все же не толпа. Я стою немного с краю, зато с лучшим обзором. И вижу Сокола быстрее, чем он меня, когда наконец-то появляется из-за белых раздвижных дверей.
Эдвард не изменяет своему стилю даже в такие моменты. Черное пальто, пуловер с высоким воротом, темные брюки. Его волосы лежат куда ровнее, чем обычно, черты лица напряжены и словно бы задумчивы. Эдвард бледный, хоть это и не новость с последними событиями, идет он прямо и уверенно, люди невольно отступают, взгляд его кажется угрюмым и темным. Но ровно до тех пор, пока не находит меня.
Предусмотрительно отступаю назад, к стенам полутупиковой зоны у автоматов с водой. Эдвард, с профессиональной сноровкой пробираясь между встречающими, добирается до меня за считанные минуты. На лице его теплая, очень добрая улыбка. Любование.
- Schönheit!
Я бросаюсь ему на шею, оставив где-то позади сдержанность и осторожность. Не могу насмотреться и никак себя не останавливаю.
- Эдвард!
Falke ловит меня, в нем я не сомневаюсь, но все равно обнимаю обеими руками очень крепко. Он не глядя бросает на пол свою дорожку сумку. Я смеюсь, счастливо и довольно, когда наконец-то оказываюсь в его руках. Мое самое любимое место на свете.
- Ну наконец-то, - бормочу, приникнув к его щеке, почувствовав родное тело каждой клеточкой. Жар его кожи, аромат сандала, цитрусов, его самого. Ворот пальто, немного жесткий, и приятную ткань пуловера. Смолкает аэропорт, затихают восклицания других людей рядом, приглушается свет. Здесь только мы теперь.
Эдвард тепло посмеивается моей реакции, вибрирует его грудь под моими пальцами. Он все еще держит меня на весу и не похоже, что собирается отпускать. Наоборот, с удовольствием перехватывает крепче. Зарывается лицом в мои волосы.
- Правда, любимая. Наконец-то!
Он тронуто улыбается. Я отстраняюсь через пару секунд и вижу эту улыбку, самую настоящую и такую родную, знакомую мне до каждой черточки. У его глаз морщинки радости, чем-то невероятным переливаются глаза – синие, как океан Мэна. И все мои. Он весь мой.
Я целую Эдварда, подавшись вперед. Придержав его затылок правой рукой, левой глажу по щеке. Возможно, не так нежно, как хотела бы, не так бережно, как делала раньше. Но мне важно почувствовать его по-настоящему, будто бы увериться, что все взаправду.
- Я очень скучала, - на секунду отстранившись, говорю ему, серьезно посмотрев в глаза, тороплюсь сказать и дыхание сбивается, - очень, очень, очень, Falke. Я не думала, что могу так скучать.
Он удивленно выдыхает, проникшись моей тирадой. Немного хмурится и выражение его лица становится более озабоченным. Эдвард тоже дышит чаще. Перехватывает меня крепче.
- И я, Белла.
Теперь Сокол меня целует. Глубже, чем прежде, куда увереннее. У него полноценная власть над моим телом в данную секунду и Эдвард этим пользуется. Дыхание у него горячее, обжигает. Губы саднят, когда отстраняется. Я хочу еще.
- Кончились ваши командировки, Herr Каллен.
- Пошли они к черту, - энергично, согласно кивает он, возвращаясь за своим поцелуем. Глубоким, сорванным, резким. Эдвард не так нежен, как обычно, мы оба безумно соскучились и движение выходят более отрывистыми, сильными, яркими. Как и все вокруг.
Каллену плевать, кто вокруг нас и что они смотрят. Он не собирается сдерживаться и, хоть уверена, что контролирует ситуацию, полноценно шлет все куда подальше. Эдвард со мной и не планирует отрываться от меня в ближайшую минуту. Я смеюсь, довольно и эйфорически, приникнув к нему покрепче. Сокращаю между нами последнюю сантиметровую дистанцию. Отвечаю на поцелуй.
Это все так правильно и просто. Я чувствую его руки на своей талии и спине, я чувствую эту хватку и то, что он удержит меня, чтобы не случилось. Я знаю, что пока он сам в моих руках, мир не разорвется на части и моя душа тоже будет целой. Все забывается и все проходит, все, что тревожило. Эдвард рядом. Все в порядке.
- Люблю тебя, - шепчу у его уха, когда все-таки дает нам мгновенье паузы. Зарываюсь пальцами в его волосы, глажу затылок, целую у виска. Быстро, резко, тихо. Эдвард сглатывает.
- Mein Leben.
Я вздыхаю. Поднимаю голову и, пользуясь тем, что в кои-то веки нахожусь с Эдвардом на одном уровне, целую его еще раз. На этот раз – целомудренно, очень ласково. В его взгляде расцветает обожание.
- С возвращением, - тихонько улыбаюсь я.
Убираю прядку волос с его лба, уже не держу так крепко. Эдвард поворачивает голову к моей руке. Тоже улыбается – на его щеках здоровый румянец, а во взгляде искристая, яркая радость.
- Спасибо, моя красота.
Осторожно, он опускает меня обратно на землю. Улыбается шире, тепло перехватив ладонь. Сперва целует ее, а потом крепко пожимает. Забирает с земли позабытую дорожку сумку.
- Хорошая была идея – приехать тебе вместо Каспиана.
- Я пока не готова тобой делиться, - усмехаюсь, приникнув к его плечу. – И я даже рада пробкам. Мы дольше побудем вместе в одном закрытом пространстве вишневого Porsche.
- Расчетливый план, - усмехается Эдвард.
Мы покидаем здание аэропорта вместе, так и не разжимая рук. Зал прилета кажется мне красивее. Все в миг кажется красивее, ярче, приятнее глазу. Я иду рядом с Эдвардом, я пожимаю его ладонь и мир играет новыми красками. К черту мрачный заснеженный город. К черту пробки на выезд из аэропорта, сугробы вдоль трасс, громкое берлинское радио. Все к черту.
Ощущаю себя подростком, влюбленным до безумия и потерявшимся среди этой влюбленности. Falke на самом деле первая и единственная такая моя любовь. Не приглушаю ее и на грамм, не собираюсь даже. Я счастлива и не хочу этого скрывать. Эдвард вернулся! Подумать только, он дома! Гийомка разделяет мой восторг, вчера вечером он начал отсчет часов до их с папой встречи. Фабиан был более сдержан, но он тоже очень, очень ждал возвращения отца. Мы все ждали.
Раздвижные двери выпускают нас из здания аэропорта. На улице минус пятнадцать, ожидаемо ветрено и снежно. Но кому до этого дело?
- Я стою в зоне А1 уже три часа, - прищурившись, докладываю Эдварду, указав на знак, - там уже целое состояние вышло.
Он улыбается моей ремарке уголком губ, качнув головой. Смотрит с высоты своего роста с такой спокойной, теплой нежностью... Эдвард тоже очень скучал. Потом он скажет мне, что скучал безумно. Так я узнаю новое немецкое слово. Verrückt. Безумно.
- Всего-то пару чашек кофе.
- Десятков чашек.
- Ну и ладно, - хмыкает, разворачивая нас к паркингу, - ты все правильно сделала, незачем нам идти далеко.
В этом он прав. Добираемся до машины меньше чем за пять минут, что на холодном ветру весомое преимущество. Эдвард открывает мне переднюю дверь, проследив, чтобы не прижала пояс пальто. Забрасывает сумку прямо в салон, не открывая багажник. И садится за руль, сразу же включив печку – автомобиль ледяной за эти пару часов.
- По этому виду я тоже скучала.
Эдвард, улыбнувшись на водительском сидении, горделиво поднимает голову. А потом забирает мою ладонь, опустив ее себе на бедро. Переплетает наши пальцы.
- А мне было непросто ездить без этого, Изз, - весело признается. Активирует зажигание.
Пользуясь моментом, глажу его брюки с внутренней стороны бедра. Не слишком близко, но и не совсем далеко от паха. Сокол низко, тихо стонет.
- Не шали, моя любовь. Я не видел тебя почти неделю.
- То-то же, Эдвард.
Мы выезжаем из аэропорта в направлении города. Эдвард включает альбом классики в современной обработке. Я не провоцирую его больше, но руку не убираю. За окнами проносятся поля вдоль трассы, пригороды Берлина. Все заметено вчерашним бураном.
В салоне тепло, тихо и спокойно. Мне всегда спокойно в присутствии Эдварда, какое бы сумасшествие вокруг нас не происходило. С ним уютно и не страшно. Я думала, что стала сильнее с его отъездом, поверила, что мы справимся, когда провожали его на самолет с детьми в субботу. На деле, сильнее я теперь, когда он вернулся. Вот сейчас нам точно ничего не страшно.
- Как прошел полет?
- Спокойно, - мирно отвечает Эдвард, разгоняя авто, - я начинаю привыкать засыпать в дневных самолетах. Только эти кресла...
- Сегодня будешь спать в своей постели, - обещаю я, удобно сев к нему вполоборота, - после массажа, разумеется.
- Жизнь куда лучше в моем liebe Berlin, - довольно признается Эдвард, улыбнувшись. Подняв повыше, еще раз целует мою ладонь.
В салоне играет Бах. Проносятся мимо немецкие автомобили. Рекламный стенд Porsche виднеется с правой стороны трассы.
- Как гастрономическая жизнь Берлина?
Эдвард спокойно наблюдает за дорогой, перестраиваясь в левую полосу. Я глажу его свободную руку.
- Все своим чередом. Новые заведения открываются также часто, как и закрываются.
- Твой редактор не в минусе от такой неопределенности?
- Эммет? У нас не только Берлин, Эдвард, есть еще пару немецких городов, половина Италии, Мадрид и Скандинавия. Все друг друга дополняет.
- Большая выставка электрических авто будет в Стокгольме в мае. Я уже заказал четыре пригласительных.
- Новые поездки появляются быстрее, чем мы заканчиваем со старыми, - улыбаюсь я. – Стокгольм отличный город, я не против. Детям понравится.
- С его одноклассниками Парки скоро заговорит на шведском, - кивает Эдвард, сворачивая по направлению к Берлину у зеленого указателя. – Вы были в Панкове с Элис? Она звонила мне пару дней назад.
- Да, еще в воскресенье. Мне казалось, Парки тебе рассказывал.
- Может, я забыл. По словам Элис, что я точно забыл, так это, что деловая жизнь не должна превалировать над семейной.
Удивленно оборачиваюсь к нему, но Каллен лишь посмеивается. Впереди виднеется въезд в город.
- Мы с ней не говорили о причинах твоего отъезда.
- Это правильно. Все в порядке, Sonne. Она звонила с другой целью. Калеб приезжает первого марта и у нас будет что-то вроде семейного ужина. Она спросила, не против ли я, если она придет с Эмметом. Он будет в Берлине в эти даты, представляешь?
- Эммет? Он мне не рассказывал.
- Наверное, скоро расскажет. Элли говорит, он хочет познакомиться со мной получше. Со всей семьей.
- Похоже, у него серьезные планы...
- Посмотрим, - несколько напряженно соглашается Эдвард. Останавливается на первом городском светофоре. – Всё посмотрим.
В списке неожиданных поворотов сюжета, допустимых в моей голове, этот точно значится в лидерах. Либо Эммет идет ва-банк, либо Элис. Вот и новая семейная встреча в Берлине.
- Час от часу не легче, папочка, - беззлобно подшучиваю я.
Эдвард немного мрачнеет в ходе разговора, но глянув на меня, расслабляется. Вздыхает.
- И не говори, Schönheit. Все новые вводные. Как вы сегодня добрались до школы?
- На десять минут раньше обычного, выехали заранее из-за снега. Фабиан жаловался, что придется дольше сидеть в классе.
- Он не любит классическую английскую литературу по четвергам, - вздыхает Эдвард, - зато она нравится Сибель, если судить по ее табелю. Там сплошные «отлично».
- Фаби очень ждет ее приезда.
- Я знаю. Я тоже.
- Ты тоже?..
- Хочу разобраться, что с ней происходило в том доме. Но это позже. Пока есть другие вопросы.
Мы снова останавливаемся на светофоре. Я на минутку приникаю к его плечу.
- Ну, любимая, - Эдвард вздыхает, поцеловав мои волосы. - Все будет хорошо. Если Габриэлю все удастся, иск отзовут. На следующей неделе узнаем.
- Ты специально вернулся пораньше?
- Во вторник в Штугарде несколько важных встреч. Я должен быть там.
Загорается зеленый.
Эдвард без труда заезжает на наш узкий паркинг. Я жалуюсь, что никогда к нему не привыкну, каждый раз молюсь про себя, чтобы не поцарапать машину. Эдвард отмахивается, что в царапинах нет ничего страшного, страховка все покрывает, а въезжаю я отлично. Но если нужно, он потренируется со мной.
- Да, пожалуйста.
В середине дня на паркинге пусто. Я в принципе почти не встречаю наших соседей. Начинаю сомневаться, что они вообще есть. Эдвард шутливо напоминает, что если мы задумаем включить стиральную машину в воскресенье утром, то сразу со всеми познакомимся. Это правда. Я с трудом привыкала к неписанному своду немецких правил... хотя на Александерплатц, если честно, был немного другой Берлин. Строгости точно было меньше.
Эдвард открывает передо мной дверь лифтовой. В лифте, в зеркале, что отражает нас обоих в полный рост, подступает на шаг ближе. Касается меня всем телом, обвив за талию. Кладу голову ему на грудь. Falke выдыхает в мои волосы. Медленно, давая рассмотреть каждое действие в стекле, их целует. Переливаются чем-то темным его синие глаза.
- Ненавижу расставаться, Schönheit, но черт, как же я люблю к тебе возвращаться.
Глажу его руку на своем животе, очертив контур костяшек. На них заживают, уже почти пропав, бледные ранки. Я знаю, как они появляются. Эдвард перехватывает мой взгляд в зеркале, но молчит. В Портленде все тоже было нелегко.
- Обожаю, когда ты возвращаешься, - честно говорю ему я, погладив нежнее.
Лифт останавливается на нашем этаже.
Эдвард бросает сумку в прихожей, помогает мне снять пальто. Разуваемся и моем руки вместе. Но на кухню, чтобы поставить чайник, я захожу первой. Эдвард так и планирует, судя по его довольному лицу у меня за спиной.
Стол на кухне накрыт на двоих... турецким завтраком. Тем самым десятком тарелочек с самым разным содержимым, от сыра и зелени до поджаристых пирожков и фалафеля. Соусы, джемы, тхина – все в лучшем виде. На подставке стоит чайник-демлик и пустые стаканчики, готовые к чаю. Крохотные пончики – или что-то напоминающее их, ждет правее, в глубине стола, на сладкой его части.
Я ничего не спрашиваю вслух. Попросту оборачиваюсь к Соколу с немым вопросом.
- Каспиан был свободен и никуда никого не возил. Я решил, что в таком случае он организует нам завтрак.
- Нестандартный подход к организации завтраков.
- Мы в Берлине. Турецкая диаспора здесь полтора миллиона человек, ты сама мне говорила. Неплохо бы вспомнить и о Стамбуле. В духовке еще менемен.
- Эдвард!
- Больше не любишь турецкую кухню? – спрашивает он. Обезоруживает меня за секунду.
Смеюсь. И ситуации, и его нарочито умиротворенному виду, и изобретательности Каспиана, и своему изумлению. Я уже и забыла, как Эдвард умеет удивлять. Если захочет, Стамбул появится у нас на обеденном столе посреди Тиргартена. В январском заметенном Берлине.
Подхожу к нему, специально ожидающему на некотором отдалении. Эдвард закатывает рукава пуловера, но пока не снимает его. С удовольствием принимает меня в объятья, когда прошу о них. Ерошит мои волосы.
- Обожаю турецкие завтраки.
- Я знаю, - довольно щурится он.
- И тебя.
- Это тоже знаю, - посмеивается, поцеловав мой лоб, - но я тебя все равно больше.
- Спасибо, Эдвард.
- Rica ederim, Schönheit, - подмигивает мне он.
Мы не говорим на тяжелые темы за завтраком, им найдется время позже. Каллен звонил нам каждый день и с большого в курсе всего происходящего. Нам еще предстоит обсудить тревожные ночи детей и проблемы Гийома... наам еще многое нужно обсудить. Но позже.
Мы чудесно завтракаем вдвоем. Настолько же чудесно, насколько и неожиданно. Впервые за эти дни вместе, впервые за одним столом и, наконец-то, без надуманной необходимости отрываться друг от друга хотя бы в выходные. Завтра пятница. Рабочий день, Arbeitstag, а потом – Wochenende, уикенд. Я искала в сети курсы немецкого поблизости с нашим домом. Надо решиться и записаться на пробное занятие.
Я делюсь своими планами с Эдвардом и он удивленно опускает чайник-демлик. Поглядывает на меня с интересом.
- Вот как, моя красота.
- Фабиан сказал, через полгода мы смотрим Спанчбоба только на немецком, - отшучиваюсь я, почему-то смутившись, - я ему обещала.
Черты лица Каллена становятся мягче.
- Вы смотрите с Фаби Спанчбоба?
- Обожаю Спанчбоба Сквепенса сколько себя помню, - уверенно говорю, потянувшись за овощным лахмаджуном. Эдвард подает мне его поближе.
- Я буду только рад, если ты решишь учить немецкий, Белла.
- Я живу с вами и вы периодически на него переходите. Даже я перехожу в паре десятков слов. У меня нет выбора, Эдвард.
Он все-таки наливает мне еще чая. Улыбается.
- Ausgezeichnet, meine Schöne. Daddy ist zufrieden.
- Это правда то, что я думаю?
Он весело улыбается, заговорщицки мне кивнув.
- Папочка доволен, - сам себя переводит. А потом пожимает мою ладонь в своей. – Скажу Виттории, пусть найдет тебе преподавателя.
- Курсы уже котируются?
- Курсы дольше. Попробуй сперва один на один. Не понравится – будут курсы.
- Не дело ли в том, что на курсах полно мужчин, Эдвард?
- Верно, - не отнекивается он, помрачнев, - молодых мужчин из не самых близких стран. Социальную работу оставим социальным службам. Тебе хочется именно групповые занятия?
Эдвард не был бы Эдвардом, если бы и тут не старался все предусмотреть. С ним бывает сложно, но эти сложности уже и не такие серьезные в общем масштабе. Мы уже обсуждаем решения прежде, чем их принимать, прогресс контролирующему Falke. Но в чем-то он прав.
- Я еще подумаю, - милостиво соглашаюсь, не желая сегодня вдаваться в подробности хоть чего-то, просто хочу побыть с ним, - какие у тебя на сегодня планы?
Эдвард берет себе кусочек козьего сыра, макнув его краем в мед.
- С трех до полпятого у нас созвон с разработчиками, но это можно сделать и дома, не поеду в офис. А в шесть мы с тобой забираем мальчишек.
- Тебе нужно подготовиться к звонку?
Эдвард озадачен моим вопросом, но не подает виду. Прищуривается.
- Я уже сделал это в самолет.
- Отлично, - мягко, намеренно чуть медленнее, чуть тише говорю ему, взяв и себе кусочек сыра. – Как вы там говорите? Ausgez?..
Легко касаюсь белого бока сыра губами. Эдвард наблюдает за мной не мигая.
- Ausgezeichnet.
- М-м-м.
Мне нравится эта капля растерянности на его лице. Этот огонек в глубине зрачков. Как невольно напрягается ладонь на краю стола, та, что ближе ко мне. Эдвард мой, весь мой. Он уже дома.
- Ausgezeichnet. Тогда вместе примем душ после завтрака.
Ему нравится моя идея. Я вижу по глазам, а после, уже после нашего роскошного турецкого Kahvaltı, и не только по ним. Эдвард кажется мне несколько уставшим после долгого перелета, мне чудится, он немного скинул в весе и я не уверена, что спал достаточно эти дни. Впрочем, кто из нас спал достаточно?..
Он заходит за мной в душевую кабину, плотно закрывая дверцу. Смотрит пронзительно, очень внимательно, завороженно даже. Я глажу его щеку, прежде чем поцеловать, и Falke эмоционально хмурится. У него сегодня в принципе больше эмоций, чем обычно, и все они чуть ярче. После расставания всегда так? Мне чудится, мы не были вместе целый век.
Эдвард включает воду. Пробует ее сперва на себе, прежде чем перевести на верхний душ. Я приникаю плечами к холодной плиточной стене. Вода начинает литься сверху. Чуть теплее, чем обычно, безумно приятная. Не сдерживаю стон удовольствия, тихий, но ясный.
Взгляд Эдварда темнеет.
- Ты шедевр, Schatz.
Улыбаюсь ему, чуть выгнувшись навстречу струям. Эдвард бережно обнимает меня, коснувшись пальцами низа спины, а потом следуя выше – к ребрам, лопаткам, затылку. Держит меня, изучая словно бы в первый раз. Он нежный, но не трепетный. Как и в аэропорту сегодня, все движения чуть сильнее.
- Я так скучала по тебе.
Он кивает, и виновато, и извиняясь, и признавая будто бы. Кивает и задумчиво, неспешно целует мою шею. Очертания ключиц. Яремную впадинку. Убирает мои волосы, что стремительно намокают, за спину.
- Мне всегда будет тебя мало.
- Ты... привыкнешь, - выдыхаю, когда он неспешно, довольно кратко, а касается моего паха пальцами.
Медленно, медленно качает головой. Вся синева его глаз пылает настоящим синим пламенем.
- Нет, Schönheit. Никогда.
Он присаживается передо мной. Опускается ниже, так и не разрывая нашего зрительного контакта, и не скрывая от меня ни намека на свои действия. Наоборот, внимательно следит за реакцией. И ему самому становится хорошо, когда я отзываюсь.
- Э-эдвард...
Он целует мою грудь, пользуясь преимуществом в росте. Пока движется вниз, не упускает ни единой возможности тронуть губами кожу. Берет в рот оба соска, по очереди – и когда оставляет один, нестерпимо саднящий, массирует его пальцами. Я хватаюсь за плечи Каллена, чтобы не упасть. Все очень... остро. Ноги меня не слушаются.
- Ты никуда и никогда больше не поедешь, - сорванно, низко говорю ему, пока следует дорожкой поцелуев вниз. Смотрю с высоты своего роста, когда все же опускается на колени передо мной. Бережно, влюбленно глажу его волосы. Зарываюсь в них пальцами, отвожу короткие мокрые прядки с лица. Эдвард передо мной как благоговеет.
- Обещаю, моя королева, - не спорит он. Не опускает глаза. Подается вперед, придерживая меня руками. Целует. Я хватаюсь правой рукой за стену.
- Ох, господи!
Сокол сладостно, страстно выдыхает мое имя, продолжая. До боли неспешно. Чувственно. И долго. Мне остро, мне жарко, мне уже почти больно. Но он не ускоряется.
Я всерьез опасаюсь, что это рандеву в душе станет последним. Чувствую дрожь коленей.
- Я боюсь упасть, Эдвард, - признаюсь, крепче ухватившись за его плечи. Как бы не оставить синяков.
Сокол останавливается. Хочется кричать, чтобы не останавливался, оргазм маячит на горизонте и все пылает, все так и стягивает канатами в паху, но... но я правда больше не могу.
Глажу его щеку, утешая себя прикосновениями. Я хочу постоянно его касаться, я больше не желаю и слышать о том, чтобы Эдварда не было на расстоянии вытянутой руки. Это мой официальный посттравматический синдром внезапной разлуки. Все. Так и запишем.
- Тише, моя красота.
Он целует меня у внутренней стороны бедра, чуть выше лобка. Заземляет. А потом поднимается на ноги.
- Я не дам тебе упасть.
- Я просто... я не знаю...
Он мягко обнимает меня, призывая довериться. И я замолкаю. Я верю. Эдвард разворачивает нас к стене. На долю секунды во мне взметывается страх той позы, уже должной быть забытой с той давней субботы, но Эдвард помнит не хуже моего. Он никогда намеренно к ней не прибегает. Делает все наоборот сейчас. Дает полную опору на свое тело, правой рукой придерживая чуть выше талии. Буквально обволакивает собой и я задыхаюсь, когда снова целует. Много, сладко, глубоко... и губы, и шею, и плечи, и щеки, и скулы... приподнимает выше мою грудь своей рукой, наклоняется и целует и ее тоже. Много раз. Много. Льется вода сверху, согревает нас, делает еще ближе. Красиво переливается от влаги его кожа. Его мускулы играют от каждого движения, хватка надежная, но бархатная. Я забываю все эти дни. Я уже ничего не помню. Просто хочу, чтобы этот момент не заканчивался. Что бы он так и целовал меня... целовал... и снова.
Эдвард чувствует. Он не останавливается. Но вот второй рукой, свободной, вдруг пробирается ниже. И сразу несколькими пальцами касается клитора. Раз, другой, третий... я запрокидываю голову, когда этими же пальцами входит в меня. Ворочаюсь на его плече, стараясь и ближе быть, и чуть отдалиться. Вода горячая. Мне сладко.
- Falke, - низко, протяжно зову его будто бы не своим голосом. Кусаю губы.
Эдвард не отвечает словами. Он делает это движениями. Проникает глубже. Целует сильнее. Мои глаза начинают закатываются.
- Ну пожалуйста!
Он глухо стонет у моей шеи, коснувшись губами исступленно стучащей крови в артерии. Легко-легко прикусывает кожу. Я обнимаю его шею обеими руками. На ощупь, не глядя, запрокидываю их и прижимаю его к себе. Только бы не отстранялся. Дрожащими пальцами веду по его рукам, по плечам, царапаю спину. Верчусь и не знаю, куда мне деться от приближающегося удовольствия. Острее его запах в душе. Капли мерно стекают по стенкам кабины.
- ЭДВАРД, - вскрикиваю я.
И это последнее членораздельное слово на пороге моего оргазма. Ни во время него, ни после я больше не могу сказать ничего дельного. Только стоны. Хриплые, громкие, без боязни быть слишком. Я отдаюсь Эдварду сполна, я доверяюсь ему и позволяю делать все, что хочет. Только дать мне... дать, мне, наконец... ДА!
Полноводная река выходит из берегов. Это – мое удовольствие. Я захлебываюсь в нем, нырнув с головой. Я дрожу и колени теперь по-настоящему подгибаются. Falke держит меня, не дает и шанса оказаться на полу, но я правда... без него я бы правда уже не стояла.
Это очень сильно – даже по градации оргазмов от Эдварда. Что-то на абсолютно новой грани.
- Ja, meine Schöne, - мурлычет ок, - komm schon. Ja.
Не могу отдышаться. Держусь за него, хотя Эдвард и сам меня не отпускает, приникаю лицом к его щеке, прячусь, пережидая всепоглощающее удовольствие. Тихонько постанываю, не сдерживая этот порыв. И Сокол медленно, также, как и в начале, целует меня. Унимает в край сбитое дыхание и, чувствую, улыбается в мою кожу.
- Как же я люблю видеть, как ты кончаешь, Белла. Со мной.
Это слишком эротично. Жмурюсь, все еще ворочаясь в его руках. Эдвард целует мои скулы. Все вокруг пахнет им. И я пахну. Обожаю, когда я им пахну.
Мне так хорошо. Я просто не знаю, куда деться. И плакать хочется, и смеяться, и чтобы однажды снова... боже, как же мне с ним хорошо! Все еще течет вода душа. Все еще мы здесь совсем одни.
- Я люблю тебя.
Мой тон сорванный, в нем почти слезы. Но это теплые слезы, радостные. Это та любовь, которую я почувствовала лишь Эдвардом. Первый и последний раз. Первый и... первый и последний.
- Обожаю, - низко, чувственно соглашается он.
Открываю глаза, устало к нему обернувшись. Все в его взгляде залито нежностью. Всегда, после моего оргазма, с самого первого нашего раза, он безудержно нежный. Моя жизнь.
- Иди сюда, - не прошу, требую. Требую его себе и навсегда. Смеюсь, удовлетворенно, спокойно, весело, когда поддается. Обнимаю крепче. Целую.
- Спасибо.
Эдвард улыбается.
- Не за что, liebe.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
