Через какое-то время, расположившись за круглым кухонным столом все вместе, мы завтракаем. Эдвард заваривает чай для Гийома, а сам большими глотками пьет свой черный кофе. Фабиан демонстративно отодвигает стакан с латте, заварив себе крепкий чай. Подает Гийому салфетку, когда тот заканчивает с шоколадным круассаном – все вокруг него шоколадное.
В отличие от старшего брата, Паркер-Гийом ко мне хоть немного, а расположен. Он что-то спрашивает у меня про морских животных, делится впечатлениями от посещения океанариума в Барселоне, куда папа брал их прошлым летом. Потом вспоминает, что в школе они делали презентацию о дельфинах – и интересуется у меня, как долго они могут жить на воле и в дельфинарии. Расстраивается, услышав две принципиально разные цифры. Больше в дельфинарии он ходить не будет.
Гийому нравится и чай, и круассан, и булочки с корицей. Ему нравится, что рядом папа, который сегодня ночью спал с ним, нравится, что впереди у них целый день вместе. И что Фабиан тут. И даже я уже не такая помеха, как казалось прежде. Гийому со мной хоть немного, а интересно. И про ночное происшествие он, кажется, и вовсе не помнит.
- Мы поедем на твоей машине? – когда отношу тарелки в мойку, а Эдвард доливает ему чая, зовет Гийом.
- Нашу машину – белую – позаимствуют Белла с Фабианом. А для нас с тобой Каспиан пригонит кое-что новенькое.
- Что, vati?!
- Ты доверяешь ей машину? – изумленно глянув в мою сторону, с подозрением зовет Фабиан, перебив брата.
- Белла отлично водит, Фаб. Тебе не о чем беспокоиться.
- Я понимаю, что твой «Порше» - авто будущего, но разве там уже есть автопилот?
- Фабиан, - предупреждающе отрезает Эдвард, сурово на сына посмотрев. Но берет себя в руки, говорит уже спокойнее. – Все будет отлично. Расскажешь мне, какая из кофеен понравилась тебе больше всего.
- Или какой бариста приглянулся, - хмыкает мальчик. Скидывает в мусорку недоеденный шоссон.
- Скажи, ты давно такой поклонник спешелти-кофе?
На вопрос отца Фабиан пожимает плечами.
- Было бы чем еще в этом Берлине заняться. Да и Гийом мечтал побыть только с тобой.
- Да! – вставляет юный Каллен, энергично кивнув. - Так что Каспиан привезет, папочка? Что?!
- Увидишь, - Сокол ерошит его волосы, заботливо убрав остатки шоколада со щеки, - я надеюсь на твое благоразумие, Фабиан, ты ведь понимаешь?
- Мое? Да я святой, vati, - посмеивается юноша, обернувшись ко мне. Улыбается. – Так ведь, Изабелла?
- Мы отлично проведем время, - успокаиваю Сокола, ответно улыбнувшись молодому человеку, - и вы повеселитесь в музее. Когда уезжаете?
- Каспиан уже здесь. Как позавтракаем.
- Отлично. Тогда мы тоже.
Эдвард смотрит на нас обоих с подозрением. На меня – испытующе, на сына – предупреждающе. И только Гийом своим детским лепетанием разряжает обстановку.
Мы спускаемся на паркинг вместе. В лифте Эдвард демонстративно обнимает меня за талию, недвусмысленно коснувшись щекой волос. Гийом наблюдает за этим с интересом. Фабиан – мрачно. Но никто ничего не говорит.
Каспиан ждет у яркого-синего «Porsche Panamera». Виттории же рядом нет.
- Vati! – восхищенно протягивает Гийом, глянув на авто. - На этом поедем?..
- Погоняем, - подмигивает ему Эдвард, забирая у помощника ключи. – Белла, карта уже в машине.
- Погоняем? – тихонько уточняю у него я, изогнув бровь. Сокол мне мягко улыбается. Подступает вплотную, легко поцеловав в лоб.
- Очень осторожно погоняем. Правда.
Вздыхаю, когда он отстраняется. Стараюсь выдавить улыбку.
Фабиан, ожидая у белого «Cayenne», нетерпеливо стучит по капоту.
- А мы, похоже, будем ехать по десять километров в час! – громко жалуется и отцу, и Каспиану. - Ну же, Изабелла, садись уже.
- Фаб!
Я кладу Эдварду руку на плечо, утешающе его погладив. А потом целую, помассировав пальцами его затылок. Сокол тяжело вздыхает, но уступает мне. Улыбается искренне.
- Берегите себя.
- И вы, - наставляю, коснувшись краешком пальца уголка его шва, - до встречи.
- До встречи, Белла. Тревор, увидимся! – Гийом, находясь на пике своего восхищенного возбуждения, залезает в салон нового авто. - Поехали, vati! Вати-и-и!
- До вечера, мистер Каллен, - откланивается Каспиан. Кивает мне. – Изабелла.
И мы расходимся по своим машинам. С подземного паркинга, мигнув фарами, Эдвард велит мне выезжать первой. И до самого съезда на трассу неотрывно следует сзади. Мы расстаемся на автобане, уводящем к техническому музею. Вижу, как скрывается синий «Panamera» за поворотом.
Фабиан, только теперь пристегнувшись на переднем сидении, улыбается мне крайне возбужденно.
Вот мы и остались вдвоем. До вечера.
 

Кофейня с громким названием «Всевидящее око» располагается в маленьком, но известном районе Берлина - Hansaviertel. Я знаю, что она была одной из первых спешелти-заведений в городе, а потому обладает особым шармом. Не уверена, что у Фабиана интерес именно к кофе, но, не оценив стандартный напиток из пекарни, выходит, он знает, каким настоящий кофе должен быть на вкус. Может быть, мне удастся хоть немного, но разрядить возникшее между нами напряжение.
Всю дорогу до кофейни юный мистер Каллен ведет себя на удивление примерно. Молчаливо и с интересом смотрит в окно, не имеет ничего против современной немецкой музыки, безучастен к моему стилю вождения – не отпускает замечаний и шуток на сей счет. Хотела бы я расценить это добрым знаком... но червячок сомнения внутри не дает. Рано расслабляться.
Из-за некой скованности, тяжелой тишины между нами и бесконечного графитового монументального Берлина за окнами ощущаю легкую нервозность. Не могу отпустить мысли и они, получив долгожданную свободу, пестрой чередой перебивают друг друга по значимости и смыслу. Не могу даже нервничать за сохранность белого «Порше» - такой данностью, по сравнению с днем наедине с Фабианом, кажется его вождение.
К тому моменту, как мы паркуемся возле кофейни, я чувствую себя уставшей. Фабиан же, грациозно покинув салон, решительным шагом направляется ко входу в заведение – он как никогда бодрый.
Внутри приятно пахнет кофе. Меня успокаивает аромат свежемолотых зерен, горячего молока, пряной выпечки. Хотя здесь предпочтение отдается паштейшам – португальской сладости – выбор традиционной кондитерской мысли не меньше. Но все внимание, само собой, отдано кофе. В заведении, где всего пять крохотных столиков, бар и стойка у окна, представлено свыше семнадцати позиций разных напитков. Два моносорта, две смеси – по градации всемирной ассоциации кофе все они набрали больше 86 баллов – отличный результат, близкий к совершенству.
Фабиан увлеченно просматривает меню. Мне льстит, что оно здесь на английском – впрочем, как и в большинстве кофеен «третьей» волны.
Приветливый парень за стойкой предлагает нам с Фабианом свою помощь. Юный Каллен выбирает флэт-уайт, последовав моему примеру. Будет яркий контраст после латте с сиропом, но я молчу. Если уж и пробовать что-то из кофейной классики в спешелти-заведении, то точно не латте.
Мы устраиваемся за небольшим барным столиком на двоих невдалеке от окна. Столешница сделана под мрамор, как в итальянских кофейнях, а вот стулья деревянные, под стать немецким пивным. На полу – плитка с выцветшим португальским узором. Паштейши приносят на цветастом блюдечке с азулежу. Фабиан удивленно изгибает бровь.
- Они тут идейные...
- В Европе в целом, но в Германии – особенно – любят идеи, Фабиан.
Мальчик усмехается, как умеет лишь он – кривовато, очаровательно и почти что нагло. Надкусывает паштейш.
- Это белковый соус?..
- Заварной крем и слоеное тесто. Монахи принимали обет молчания, чтобы не выдать рецепт за пределы Лиссабона.
- То-то же, - смеется он, пробуя сладость еще раз, - монахи также верны на поверку, как земные женщины.
Я внимательно наблюдаю за выражением его лица. Фабиан перехватывает мой взгляд. Его зрачки чуть шире, чем мне казалось раньше.
- Что заставляет тебя сомневаться в верности людей, Фабиан? Я могу спросить?
- А если не сможешь – не спросишь?
- Мне интересно.
- Интерес - благое дело, - со знанием дела соглашается он, доедая первый паштейш, - я конкретно в женскую верность не верю, Изабелла. Если нет родственных связей.
- У тебя были примеры?
- Примеры – это вся мировая история, любой год, любая часть света, любое событие. Ты вроде бы биолог, а не бакалавр исторических наук.
- А в семье?
Фабиан мне грозно, предупреждающе улыбается. Скалится даже. Его красивые черные ресницы подрагивают.
- Не без этого. Но тут не твое дело.
Нам приносят кофе. Пенка на флэт-уайте идеальна. Мальчик забирает себе ту чашку, что левее. На ее белом фарфоровом боку ведет тонкую линию – от ободка до донышка.
- Есть какой-то способ доказать мою верность?
Решительность в моем голосе Фабиана забавит. Он отрывается от чашки, очень нежно, почти по-отечески заглянув мне в глаза.
- Своим принципам? Своим целям?
- Твоему отцу.
Фабиан поджимает губы, с трудом сдерживая улыбку.
- Я так не думаю. Иначе я бы тебя уже проверил.
- Но Фабиан, ты ведь веришь в любовь.
- Только не нужно этих романтических песнопений, Белла, ради бога! – театрально взмахивает руками он. Предусмотрительно отодвигает подальше блюдечко с паштейшами. – Мы оба здесь для того, чтобы Гийом побыл с папой – ни больше, ни меньше. А со мной ты еще и на безопасном от них обоих расстоянии.
Бариста переговариваются о чем-то за стойкой. Остывает мой флэт-уайт. Фабиан одобрительно кивает первой пробе своего кофе – не горячего, а приятного, не горького, а насыщенного. Истинного для Берлина – кофейной столицы Европы.
Я даю себе волю выразить то, что мне хочется прямо сейчас. Здесь, посреди этой уютной крохотной кофейни, наедине с Фабианом, совсем рядом к нему. Запах кофе подбадривает.
- Я не знаю, что случилось в прошлом, - делая акцент на каждом слове, наклонившись ближе к столу, а потому говоря тише, обращаюсь к юноше, - и я понимаю, что ты не расскажешь мне об этом. Но я гарантирую – и я могу гарантировать – со мной все будет иначе.
Фабиан жмурится, как от хорошей шутки. Энергично кивает.
- Еще бы. Громкие слова.
- Все карты тебе в руки.
Фабиан откидывается на спинку своего стула, скрестив руки на груди. Пронизывающе, испытующе на меня смотрит. Хочет признавать или нет, а, похоже, впечатлен. На каплю, на мгновенье – а верит в то, что говорю. Раздумывает?..
- Я запомнил это, - наконец выдает вердикт он, делая еще один небольшой глоток флэт-уйата, - посмотрим, так ли все, как ты говоришь. Кофе тут отличный.
- Мне тоже нравится. Спасибо, Фабиан.
Он никак не отвечает на мою благодарность, адресованную первой части фразы. Невозмутимо допивает свой напиток. И минут пять, не меньше, ничего мне больше не говорит. Изучает взглядом кофейню, хоть мне и чудится, что мысли его далеки отсюда. Фабиан для меня загадка. Но тем и притягательная, что отражает в себе душу Эдварда. Я не могу на мальчика насмотреться, раз за разом находя эти сходства. Мы изначально с ним не равны и никогда не будем, но мне Фабиан-Тревор симпатичен. Просто потому, что его отца я люблю сильнее, чем кого бы то ни было в своей прежней жизни.
- Как ты познакомилась с Элис?
Нам приносят по второй чашке кофе. На сей раз – пикколо. Более концентрированный флэт-уйат, в чем-то – эспрессо макиато, в чем-то – эспрессо лунго с каплей молока. Фабиан морщится, когда пробует, но вкус кофе перебивает горечь. Ему нравится.
- Мы разделили столик в кофейне в дождь. Она была очень мила.
- Она умеет, как и мы все, быть милой, - соглашается юный мистер Каллен.
Он опускает стопку от пикколо – пустую – на столешницу. Звук громче, чем я ожидаю, но не вздрагиваю. Моя излишняя реакция на громкие звуки, что возникла после того дня в квартире Сокола, начинает меня напрягать, надо с ней что-то делать.
- Элис говорила, у вас с ней замечательные отношения.
- Она и вправду считала тебя лучшей подругой?
- Мы неплохо общались, - аккуратно признаю я.
Фабиан задумчиво хмыкает, оглянувшись на барную стойку. Будто смотрит что-то в меню над ней.
- Папа сделал для Элис больше всех, - очень тихо говорит, не оборачиваясь ко мне, - а Элис умудрилась подсунуть ему... тебя. Это будет с ней еще долго.
- Элис не знакомила нас, Фабиан. Мы правда встретились случайно.
- Она разве не предлагала тебе? Зная, что... и сама... она не отличается большим умом, как и все девушки в ее возрасте, Белла. Вот и все.
- Ты рассуждаешь со знанием дела.
- У меня оно есть.
- Нам ведь не обязательно враждовать, Фабиан. Я не враг ни тебе, ни Элис, ни тем более – Гийому.
- А кто ты? Часть семьи, хочешь сказать? Думаешь, после свадьбы что-то изменится?
- Твой отец не делал мне предложения.
- Сделает. Это вопрос времени. И ты его примешь. И будешь с ним во веки веков, согласившись принять двоих пасынков и падчерицу, верно? Как в сказке просто. И не из-за денег, о нет. Из-за чистой и вечной любви. Из-за желания весь мир вокруг любить. И стать частью нашей семьи не формально, а истинно. Опять же – любовь правит. Хочешь, чтобы я поверил в этот бред?
Он саркастично говорит. Почти не жестикулирует, выделяет особые слова и не стесняется в выражениях. Его глаза горят. Его ладони сжаты от напряжения. Фабиан весь как на иголках, преображается с каждым произнесенным словом. Я бужу в нем все то необузданное, грубое и решительное, что таится в молодых мужчинах. И Фабиан ведется у меня на поводу, распаляется, открывается. Он со мной откровенен сейчас – а это важнее всего.
- Да, - спокойно отвечаю я. Так емко и кратко, что парень теряет нить разговора на одно мгновенье. Смотрит на меня недоумевающе.
- Еще раз?
- Да, Фабиан. Потому что так и есть. И ты знаешь, что такое любовь. Ты влюбленный человек.
Он морщится так, словно я узнала нечто постыдное и горькое, что прячет в глубине души. Почти сразу пытается замять эту ситуацию, сохранить лицо. Но уголок губ предательски вздрагивает. И блестят синие глаза.
- Понятия ты обо мне не имеешь. Никакого.
- Это проще увидеть, если знаешь, как оно чувствуется, - медленно, бархатно объясняю я, - как ее зовут?
- Не твое дело.
- Я знаю, не мое. Но как, Фабиан?
Он вдруг как-то разом сникает, сжав губы. Рассеянно глядит на чашки перед нами, уже опустевшие.
- Сибель.
- Очень красивое имя. Я слышала о нем от Орхана Памука. Сибель из «Музей невинности».
- Это ее любимая книга.
Фабиан прочищает горло, тщетно собираясь с силами. Имя, повисшее между нами, будто их из него высасывает. Он хмурится совсем по-взрослому, напряженно и скорбно. Нервно откидывает волосы с лица.
Я наклоняюсь чуть ближе к нашему столику. Мальчик следит за каждым моим движением.
- Ты выбираешь ее вне зависимости от обстоятельств. Точно также делают все, кто любит. Поэтому мы с тобой можем друг друга понять.
- Ты все переворачиваешь...
- Я не права?
- Я не одобряю ваши отношения. Элис. Мама?.. Не знаю. Но есть ли вам дело? А мои не одобряет никто. И ты, если бы знала... ты бы тоже.
- Но я не знаю.
Фабиан делает глубокий вдох – очищающий и завершающий. Кладет руки на стол ладонями вниз. Смотрит на них пару секунд.
- Мы закончим эту тему. К черту.
- Как скажешь, Фабиан.
Он не понимает меня. Будто бы рушатся все те выстроенные, выверенные его убеждения, признанные мысли. Быстро и сокрушительно. А он возводит их вновь, он не верит, не может пока. Каждому нужно время – и на каждое дело нужно время. Я счастлива, что мы сдвинулись с мертвой точки.
Юноша приканчивает оставшийся паштейш. Медленно, наблюдая за мной, обводит кончиком языка каждый свой палец, коснувшийся сладкого крема. Улыбается – будто ничего не было. Черные глаза снова темнее ночи. И глубина их мне неподвластна.
- Пора выдвигаться к следующей локации.
- Ты так считаешь?
- Тут мы взяли от жизни все, что могли, - обводит взглядом небольшое помещение, включая наши чашки и пустое блюдечко. – Что там дальше в плане? Удиви меня, Белла.
- Есть предпочтения?
Мальчик мне ухмыляется. Эта его ухмылка рано или поздно, а сведет меня с ума. Я знаю ответ, а все равно спрашиваю. И Фабиан знает, что я знаю. Далось ему это место... он ведь в жизни не отступится.
Мне на мгновенье кажется, что та нотка понимания, тот проскользнувший огонек связи между нами – тщетная, несбывшаяся надежда. Кого я обманываю? Разве же допустит Фабиан и мысль, что я и его папа... разве же отступится? Он сильнее Элис, я чувствую. Он ее упрямее.
- «Сияние». Эталон берлинского кофеварения.
- Зачем ты это делаешь?..
- Я хочу кофе. Это – спешелти-кофейня в самом тусовочном месте, в центре. Что делаю, Изабелла?
Ощущаю себя наивной, глупой и самоуверенной одновременно. Не по силам мне эти бои. Мы изначально вне ринга, никогда не станем на один уровень. Как же глупо пытаться это изменить.
Но если он хочет, чтобы шоу продолжалось... Если он намерен что-то выкинуть и доказать мне... пусть дерзает. Я не буду больше сдерживающим фактором. Я хочу, чтобы Фабиан принял меня. Но для этого ему нужно показать мне себя настоящего – и увидеть настоящую меня. Ограничениями мы этого не добьемся.
Твоя взяла, Фабиан. Снова ты победил.
- Ладно уж, - надеваю пальто, все это время провисевшее на спинке стула, не отпираясь от его навязчивой идеи, - кофе так кофе.
- На Александерплатц, - на всякий случай уточняет Фабиан. Накидывает свою верхнюю одежду поверх пуловера.
Я киваю. И под дождь, мелко моросящий по темно-графитовой плитке, выхожу первой. Целая секунда, чтобы сделать свободный глубокий вдох. Мне нужно много, очень много терпения сегодня. Это уже общепризнанный факт.
Фабиан садится в автомобиль, громко захлопнув за собой дверь. Не спешит пристегиваться, оценивает мою позу и то, как нервозно нажимаю на кнопки приборной панели. Я ощущаю его взгляд даже кончиками пальцев. Сдерживаюсь из последних сил.
- Папа пригонит тебе «Порше», так ведь?
- Откуда такой инсайт? – промахиваюсь мимо кнопки подогрева сидений, в этом авто она расположена иначе. Черт!
Фабиан улыбается краешком губ.
- Да так... предсказуемый ход с его стороны.
- Ода моей меркантильности?
- Наивно, Белла, - он утешающе похлопывает меня по руке, когда наконец-таки нахожу злосчастную кнопку. Отдергиваю пальцы, а Фабиан хмыкает. – В каждой машине – GPS. Он теперь будет знать о каждой точке твоего маршрута, каждой парковке, времени остановки – все. Большие подарки – большая осведомленность.
Внутри неприятно покалывает холодом тысячи снежинок. Эдвард обещал, что не будет следить за мной. Или это не считается слежкой?.. Или мне показалось, что он обещал?.. В любом случае, перед Фабианом мне хочется сохранить лицо.
- Мне нечего скрывать.
- Пока что, - примирительно отвечает он. Застегивает ремень, устраивается на своем кресле – на месте Эдварда! – удобно, вальяжно и расслабленно. Смотрит на меня с той же высоты, что и Сокол – у них одинаковый рост. Черт побери!
Выезжаю с парковочного места резче, чем делаю это обычно. Подавляю злость и недоумение. Стараюсь взять себя в руки. Фабиан этого и добивается. Он получает все, что хочет. Не стоит потворствовать ему в мелочах, мое душевное равновесие - только моя задача. В конце концов, свою – свести меня с ума – он выполняет потрясающе. Стоило бы поучиться.
Всю дорогу до «Сияния» я надеюсь, что у Дамиано выходной. Или у него сорвались планы на смену из-за занятий. Или университет в срочном порядке вызвал его к ректору. Не знаю. Конец света наступил – да что угодно. Только бы его в этом месте сегодня не оказалось...
И когда мы паркуемся, и когда идем ко входу в кофейню, и когда останавливаемся у двери – я все еще уповаю, что не растеряла остатки своего везения. И потому даже не сразу вижу надпись на листке бумаги, приклеенном к окну. Дергаю запертую дверь.

«Дорогие гости! Cегодня мы закрыты по техническим причинам. Приносим свои извинения».

Фабиан, изогнув бровь, недовольно глядит на надпись, выведенную от руки. Дергает дверь еще раз, словно бы у меня не хватает сил.
- Да они издеваются!
- Очень жаль, - прячу свою тихую, глубокую радость, облегченно посмотрев на злосчастное сообщение на бумаге. Немецкий, что я понимаю, с ума сойти. И так вовремя.
- Ты знала, что оно будет закрыто, так ведь?
- Понятия не имела, Фабиан.
- Что за беспредельный режим работы?!
Я медленно, утешающе качаю головой, разворачивая нас обоих к машине. Уже даже делаю первый шаг в сторону парковки. Успокоенно выдыхаю. Начинаю верить во что-то лучшее. И даже обретаю надежду, что до вечера, до встречи с Эдвардом, мы с Фабианом доживем.
Но затем меня окликают.
- Белла?
Фабиан, резво обернувшись, так и застывает на своем месте. Даже для него такой поворот событий неожиданный.
Дамиано, открыв было запертую дверь, смотрит на нас обоих из-под навеса крыльца. На нем темно-зеленые брюки, светло-желтая байка с изображением какой-то рок-группы, волосы в продуманном беспорядке, а глаза все также подведены черным.
Дамиано здесь, собственной персоной, в закрытой кофейне. Наверное, я схожу с ума.
- Ты за кофе? У нас машина сломалась, - он вытирает руки серым полотенцем, рассеянно оглядев Фабиана. Без труда видит сходство. Смотрит на меня с вопросом.
- Да, я... привет, Дам. Это – Фабиан.
- Сын мистера Каллена, - не лишая себя удовольствия, сам представляется юноша. – Очень приятно встретить вас лично, Дамиано. Отец много о вас рассказывал.
- Обо мне?..
- Скорее, о вас обоих, - мальчик недвусмысленно глядит на нас, весело, довольно улыбнувшись. – Может, сделаете для нас исключение, Дамиано? Дайте взглянуть на лучшую кофейню Берлина. Можно без кофе.
Дамиано, кое-как пригладив волосы, пожимает плечами. Отступает от двери, открывая ее перед Фабианом. И тот сразу же проходит внутрь.
- Белла, я не совсем... – растерянно шепчет мне, искренне недоумевая от нашей ситуации.
- Я объясню, что смогу, чуть позже. Извини, Дамиано. Прошу, извини меня.
Он хмуро качает головой и на мой тон, и на эти извинения. По-джентльменски придерживает мне дверь, тоже впускает внутрь. Велит не стоять под дождем больше ни секунды.
Мне очень перед Дамом стыдно. Но я не могу не зайти.
Останавливаюсь на пороге, нерешительно придерживая пояс пальто. Никогда еще не была в «Сиянии», когда здесь никого нет. Пустые столики, безлюдная барная стойка, отсутствие музыки, освещения... все очень тихо, как зачаровано. И ни намека на людское присутствие.
- Ты здесь один?
- Жду ребят из сервиса. Я не могу предложить кофе, но от чая не откажешься? Ты замерзла?
- Если честно, было бы неплохо, - закусываю губу я. Очень хочу сдержаться, но получается так себе. Рядом с Дамианом сложно... играть. Он никогда со мной не играет. И порой меня сводит с ума одна мысль: как легко было бы нам, если бы... а «если бы» и быть не может. Фабиан тому самое живое подтверждение. Он изучает бар с видом знатока с двадцатилетним стажем.
- Располагайся. Я все сделаю.
Сажусь за один из свободных стульев у барной стойки, рядом с кофемашиной. Наблюдаю, как Дамиано ставит чайник. Фабиан краем глаза следит за нами обоими, хотя делает вид, что увлечен бутылкой Бейлиса на верхней полке.
- У тебя все хорошо? – тихо спрашивает Дамиано, вернувшись ко мне. Чайник медленно закипает.
- Да. Фабиан и Гийом – это дети... его. Они сейчас в Берлине из-за Дня Благодарения. И чтобы познакомиться.
Дам сдержанно кивает.
- Знакомство проходит удачно?
- Более или менее, - я вымученно улыбаюсь, и Дамиано видит это. Но не подает вида. Вздыхает.
- Ты помнишь, что всегда можешь мне позвонить, так? И тебе всегда есть, куда прийти.
- Я благодарна тебе за поддержку, Дамиано. За все, что было.
- Или будет, - неопределенно отзывается он. Отворачивается, снимает чайник и разливает воду в три чашки. Заваривает какой-то травяной, ароматный напиток – без заварника, прямо так, в самодельных тканевых пакетиках в чашке.
- Фабиан, - окликаю я юношу, указав ему на свободную кружку, - попробуешь?
- Говорят, в Берлине набирает популярность каннабис, - подозрительно глянув на Дамиано с его эпатирующей, яркой внешностью, протягивает юный Каллен.
- Не в этом месте, - сдержанно, но строго отзывается тот. Пару мгновений они оба так и буравят друг друга взглядом. Искра раздражения вспыхивает в пространстве.
И все же Фабиан сдается первым. Пожимает плечами. Берет свою чашку. Пробует.
- Неплохо для Германии, - милостиво утверждает.
Дамиано выдавливает ему неискреннюю улыбку, больше похожую на оскал. Возвращается ко мне. Задумчиво окидывает взглядом кофемашину невдалеке от нас. Фабиан ей прямо-таки любуется. Аккуратно прикасается к блестящему металлическому боку чудо-агрегата.
- Будь осторожен, - краем глаза приметив близость пальцев юноши от каких-то кнопок, наставляет Дам, - она неисправна, в стимере пар в сто градусов.
Польщенный такой значимой цифрой, Фабиан уважительно убирает руку от клавиш. Осматривает машину, легко обведя пальцами металлическую группу для кофе, рычаг пролива, решетку для кофейного жмыха. Прикасается к нему, уложенному в небольшую емкость, кончиками пальцев.
Дамиано опирается на стойку возле меня. И близко, и не слишком. Смотрит прямо в глаза, не дает увернуться.
- Скажи мне правду, - настаивает он. Видит мои сходящие синяки под рукавами кофты. – Все нормально?
- Правда: да. Нам удалось... прийти к соглашению.
- Он теперь себя контролирует?
- Да, Дам. Мы оба... вынесли урок. И я правда не знаю, как мне тебя отблагодарить... за помощь.
- Друзья не благодарят друг друга за помощь, - фыркает Дамиано, нахмурив свои красивые, подведенные черным брови, - и тем более за такую незначительную. Мне важно, чтобы у тебя все было нормально, Белла. С ним или... без него. Или с его детьми.
Он с первого взгляда видит напряжение между нами с Фабианом. Но тут уж никуда не деться. Оно очевидно.
- Он на него так похож...
Я пробую свой чай – скорее из вежливости. Не хочу пить.
- Я знаю. Копия.
Дамиано свой напиток и вовсе игнорирует. Смотрит на меня.
- И по характеру?
- И по характеру, Дам, - грустно улыбаюсь я, стараясь сделать так, чтобы Фабиан нас не услышал. Он идет по залу, рассматривая огромные окна в пол. Останавливается возле пары картин на темных стенах. Его силуэт посреди пустой кофейни смотрится крайне живописно. Фабиан все вокруг себя наполняет этой страшной, горькой, будто бы отчаянной красотой. Иногда я замечаю такой эффект от присутствия Эдварда.
- Сколько они здесь пробудут? Если я могу такое спрашивать.
- Неделю. У них небольшие каникулы в честь праздника, так мне сказали.
Фабиан обходит кофейню по кругу. Уже у двери. Выглядывает на крыльцо, оценив колокольчик над ней. Словно бы ревизор высматривает каждую мелочь. Я не совсем понимаю, чего он добивается.
Дамиано вдруг касается указательным и безымянным пальцем моей руки. У него теплые ладони и такое же теплое дыхание. Сбитое. Дамиано, нервно облизнув губы, собирается с мыслями.
- Можно я скажу, а ты сразу забудешь, Изза?
Я смотрю на его руку, не в силах от нее оторваться. Кожа саднит. Дамиано наклоняется ко мне чуть-чуть ближе. Вижу, как расплывается по его щекам румянец – не спасает даже вызывающий макияж. И как наливается кровью мочка уха с кинжалом-серьгой. И как словно бы темнее татуировка на шее – вокруг ключиц. И дыхание еще сильнее сбивается. Становится едва слышным от своей частоты.
- Мне очень жаль, что я опоздал с приглашением на кофе.
Он смущенно, встревоженно смотрит на меня из-под своих длинных ресниц. И у него такое выражение лица сейчас... я не могу. Я не хочу видеть Дамиано в таком состоянии. И слова, что он говорит... они опасны. Эта близость между нами – опасна.
Но разве же могу я промолчать?
- Я скажу честно и ты тоже забудешь, Дам, ладно? – шепотом произношу я. Голос предательски дрожит. - Мне тоже жаль.
...Я не знаю, что должно произойти дальше. Дамиано близко ко мне – ему ничего не стоит урвать свой поцелуй. И мне наклониться к нему тоже не представляет ни толики сложности. Он касается своей рукой моей руки – и мурашки бегут по коже. А еще я вижу это глубокое, всколыхнувшееся тысячей искр выражение его карих глаз. Дамиано безупречен в эту секунду и будто бы на пике своего счастья. Того тихого, недоверчивого, редкого... что далеко не каждому дано испытать.
Я не знаю, что должно произойти дальше, но ни в одной из моих версий нет реального хода событий. Просто потому, что я даже представить его не могу.
Оно случается за мгновенье. Человек быстрее делает вдох, а колибри скорее машет крошечными крылышками.
Тихий писк. Треск. Урчание нагревающихся пузырей. Шелест воды. Металлический шепот. И громкий, просто оглушающий хлопок. С шипением, что погребает под собой идеальную тишину кофейни.
Стимер оживает плотной, грубой струей пара. Облаком выплевывает его в воздух, не пожалев нагревательные элементы. И еще бы мгновенье, еще бы миллисекунда – и обдал бы этим паром мое лицо. Оно слишком близко, у меня нет ни шанса, чтобы увернуться – я и вскрикнуть не успеваю.
Дамиано, боковым зрением приметив поворот прибора, а может, слухом уловив злосчастный шелест пара, резко оборачивается. И своей рукой, всей шириной ладони, накрывает урчащий неисправный стимер. Прямо на раскаленный металл кожей. Прямо под струю пара.
Дамиано спасает меня так быстро, что не успеваю даже понять, что я спасена. Пар страшными всхлипами вырывается из-под его ладони. На лице парня вздуваются вены, а губы искажаются в немом крике. Он не звука не издает. А вот свой крик я слышу вполне неплохо – но словно бы через слой ваты.
Фабиан с мертвецки бледным лицом, откуда сошла вся кровь, отстраняется от кофемашины. Падает на пол его мобильный телефон. Там открыта камера. Там должно было быть фото. Наше фото!
Клавиши кофемашины, что были задеты, возвращаются на исходную позицию. Стимер теряет подпитку. Вздрогнув, так же внезапно, как проснулся, он умолкает. И кофейня на долю секунды погружается в полную тишину.
- Дамиано!
Он не разжимает руки, а я резко отдергиваю ее от прибора. Дам вздрагивает всем телом, подавившись воздухом. По его вискам текут вниз капельки пота. Вымокшие, потемневшие волосы отражают влагу ресниц. Дам дрожит, никак не может уняться. И рука его тоже дрожит – то, что от ладони осталось.
- Тихо-тихо-тихо, - решительно командую я, перебарывая собственный ужас. Держу его руку в своей, не отпускаю ее, будто это может как-то помочь. Дамиано до крови закусывает губы.
- Фабиан, уберись оттуда! – выкрикиваю мальчишке, что все еще в опасной близости от машины. Он нагибается, чтобы поднять телефон, но руки его не слушаются. Он роняет айфон на пол несколько раз – и я панически боюсь, что снова дотронется до злосчастных клавиш.
Истерично пытаюсь вспомнить, какая первая помощь может быть оказана при таком ожоге. Еще и паром. Еще и столь сильным – и довольно продолжительным. Стимер – довольно безопасная часть кофемашины, если она функционирует как следует. Неисправность одной детали ведет к фатальным последствиям для другой. И тут ничего не попишешь.
Я оглядываюсь на мойку за барной стойкой. Увлекаю Дамиано за собой, бережно придерживая его талию одной рукой, а ладонь выше запястья – другой. Включаю холодную воду.
Дам гортанно стонет, стоит поврежденной коже оказаться под водой. Его трясет теперь так сильно, что я не уверена, что он сможет устоять на ногах.
- Ш-ш-ш, - как могу, сострадательно прошу его, ощутимо погладив спину, - сейчас мы все исправим. Сейчас. Фабиан!
Мальчик поднимает на меня глаза, кое-как выбравшись из-за барной стойки. У его айфона разбит экран.
- Ты остаешься здесь. Я позвоню позже. Просто жди моего звонка.
Фабиан сглатывает, не сразу мне отвечая. Однако у меня нет времени ждать его ответа. Я выключаю воду, поворачиваю нас с Дамиано к входной двери. По его лицу текут слезы. Также безмолвно, как и капли холодной воды по покореженной руке.
- Я отвезу тебя в больницу. Там помогут, - быстро, но четко объясняю ему. – Но нужно дойти до машины. Она рядом. Ты сможешь, Дам?
Он медленно, как-то неуверенно мне кивает. Так сжимает губы, уже кровящие, что они снова белые. Не кричит.
Фабиан открывает нам дверь. Я не прошу его, не уверена, что он сам понимает, что делает – действия похожи на автоматические. Ну да и черт с ними.
Я очень рада, что для авто нашлось место так близко к площади. Я сажаю Дамиано на переднее сидение. Он пространно смотрит прямо перед собой. Прижимает поврежденную руку к байке – та стремительно намокает от крови и воды.
Я резко выруливаю с парковки, врываясь на круг возле площади перед не ожидающим этого «Рэндж Ровером». «Порше» утробно, угрожающе рычит, резво уходя вперед. Куда выше допустимой скорости. Но куда, куда медленнее, чем мне бы того хотелось.
Мы попадаем на красный сигнал светофора лишь у госпиталя, благо, эта небольшая больница близко к Александерплатц. И я, разглядывая медленно сменяющиеся цифры светофора, боюсь смотреть на Дамиано. Он храбро терпит и боль, и неудобства, все еще глядя в окно – точно перед собой. И без звука. Без единого даже стона.
Это пугает меня сильнее, чем его искореженная ладонь. У нас была в университете лекция о болевом шоке.
Наконец светофор зажигается. Я стартую с места еще на желтый сигнал, не дожидаясь полноценного зеленого. И благодарю бога, что я нахожу въезд в приемное отделение. Нам туда нужно как можно скорее.
...Десятью минутами позже, когда Дамиано уже принимает дежурный доктор, а у меня самой получается сделать более-менее глубокий, ровный вдох, набираю недавно выученный номер телефона. С емкой подписью «V.»
- Это Белла, Виттория, - деловито говорю, когда девушка берет трубку. – Мне понадобится твоя помощь.

Эдвард ураганом врывается в собственные апартаменты. Слышу лязг ключей, удар двери о стену, гулкие, быстрые шаги по полу. Эдвард не разувается, не снимает верхней одежды, не теряет времени. Он влетает в столовую, толком даже не рассмотрев нас. Останавливается в полной боевой готовности к любым действиям. Знать бы нам всем еще, каким именно...
- Что произошло?
Фабиан безучастно смотрит на деревянную поверхность стола, скорбно склонившись над столешницей. Его темные волосы неестественно приглажены, черная одежда подчеркивает отнюдь не природную бледность.
- Белла! – убедившись, что сын не намерен сейчас идти на контакт, Эдвард обращается ко мне. Пересекает разделяющие нас пару метров, присаживается перед моим стулом резко и внезапно, не переживая о том, чтобы не испугать.
Синие глаза горят и переливаются от избытка эмоций. И все же Эдвард пытается держать себя в руках. На случай, если кому-то из нас нужно будет его содействие. Смешно.
Я отвезла Фабиана домой, удостоверившись, что Дамиано помогли. Доктор велел ему поспать несколько часов – и это время я использовала, чтобы вернуть старшего Каллена в Шарлоттенбург. Витто осталась дежурантом в госпитале на всякий случай. Я не собиралась дожидаться Эдварда, он не так рано должен был приехать. Но полагаться, будто все это пройдет вне его – большая и наивная глупость. Сокол приехал на десять минут позже нас.
- Расскажи мне, что случилось, Schonheit, - четко проговаривая свой вопрос, просит мужчина. Легко касается ладонью моего колена, медленно гладит кожу через джинсы, - почему Виттория сказала, что вы в госпитале, что это значит?
- Виттория звонила тебе?
- Каспиану, - нехотя признает Каллен, но всем своим видом показывает, что это не важно, - я слушаю. Хочу услышать от тебя.
Естественно, Каспиан сразу же перезвонил своему боссу. Виттория на стажировке, Каспиан – главный, а Эдвард и вовсе персона неприкасаемая. Он будет знать все, что происходит с кем-то из его окружения. А уж тем более с нами – с семьей. Со всеми, включая меня.
Странно, что это не пришло мне в голову, когда набирала Витто. Впредь буду осторожнее. Впредь – даже звучит теперь комично.
Я низко опускаю голову, устало накрыв лицо руками. Нужно как-то держать себя в тонусе, я обещала Дамиано, что приеду к нему. Мне еще нужно будет вернуться.
- Ну, Schonheit, - утешает Сокол, с острой болью во взгляде встречая мою новую позу, - все закончилось. Скажи мне, я прошу тебя.
- С нами все хорошо. И со мной, и с Фабианом.
- Сейчас?
- В принципе. Почему ты вернулся один? Где Гийом?
Эдвард вздыхает, концентрируя мое внимание на основной теме нашего разговора. Все еще сидит передо мной, не отпуская взгляда. Но на вопрос все-таки отвечает.
- В автосалоне проходит детский квест, я оставил его там.
- С Каспианом?
- Скорее, с нашими администраторами. Одна из них – моя хорошая знакомая. Как раз с ее дочерью Гийом в команде. С ним все хорошо. Еще раз: что случилось с вами?
Он ждет от меня объяснений. Пояснений. Хоть какого-то намека. Он все еще не может взять в толк, из-за чего в середине дня вместо договоренного семейного обеда мы все оказались по разные стороны баррикад. И причем здесь вообще госпиталь.
- В «Сиянии» была неисправна кофемашина.
Мой ровный тон Эдварда отнюдь не расслабляет. Но он с готовностью кивает, всем своим видом демонстрируя, что слушает. Я не видела его меньше, чем шесть часов, а рассматриваю будто бы прошло несколько суток. Его живое внимание, очевидная близость, одеколон, широкая ладонь на моем колене... все это придает сил. Я справлюсь. Мне придется.
- Вы все-таки были в «Сиянии»?
- Да.
- И что? Ты ранена? Фаб ранен?
- Дамиано.
- Дамиано ранил вас?!
- Задели кнопку стимера... там был слишком горячий пар, и я тоже... была слишком близко.
Сокол оглядывает меня с головы до ног – быстро, незаметно – подмечая каждую мелочь в позе, одежде или движении. Но напрасно. Он поспешные выводы хочет сделать, получить свое чертово объяснение и выставить виновных вдоль стенки. Только не имеет это смысла. Не в случае с Фабианом. Я уже много обо всем думала. Я видела Дамиано, который сейчас отдыхает. И я... не могу спустить на мальчишку всех собак. Я понимаю его мотивы... стараюсь понять.
- Но ты не пострадала?.. – вопрошает Каллен. Концентрирует мое внимание на себе.
- Нет. Только Дам. Он защитил... мое лицо.
Эдвард хмуро, непонимающе переводит взгляд с сына на меня и обратно. Его брови сходятся к переносице, выражение лица довольно жесткое. И правая ладонь, та, что подальше от меня, сжата в кулак.
- Что, черт возьми, вы там втроем делали?! В этом баре!
- Я включил стимер, - подает голос Фабиан. – Я внесу ясность сразу.
И у него, и отца одинаково выражается отчаянная ярость – ходят желваки под кожей и широко расходятся крылья носа при вдохах.
- Фабиан?!
- Он его просто задел, - морщусь я.
- Телефоном, - поясняет тот, резко кинув, - нужно было фото. Они флиртовали. И я... это случайность.
Флиртовали, значит. Черт.
- Мы просто говорили, Фабиан.
- Слишком близко для простых разговоров, - огрызается он, мотнув головой. – Я не собирался палить твое лицо, Белла. Но и ты признай, что я не слепец!
- Это был разговор. Не флирт.
- Ты настаиваешь!
- ФАБИАН! – Эдвард громко окликает сына, отчего тот даже вздрагивает, сразу же устыдившись такой реакции. Смотрит на отца смело, широко распахнутыми глазами, но его подбородок предательски дрожит.
- Каспиан сказал, там ожог третьей степени. Руки.
- Руки парня. Он среагировал, vati. Белла отвезла его в госпиталь, меня забрала Виттория. Мы встретились здесь.
- Все это из-за фото?
- Тебе стоило бы его увидеть.
- Фабиан! Белла могла серьезно пострадать. Ты мог быть ранен. Уже в госпитале этот бариста. Что мне стоило бы видеть?!
Фабиан не ведется на тон Эдварда. На его внушающий трепет вид. И даже морщится от того, что отец все еще так близко ко мне. Фабиан уходит в глухую оборону.
- Я уже извинился. Но не в моих силах вернуть тебе здравый ум.
- Фаб, какого дьявола вы вообще были там? Белла настояла?
- Я настоял, - мальчик не дает мне и шанса как-то вступить в беседу, сжимает обе ладони в кулаки, - потому что там не могло не быть этого парня. Всегда где-то рядом есть вот такой парень... а ты ведешься, Voter, как последний... черт, да она обставит тебя в два счета!
Эдвард поднимается на ноги, сбросив с плеч пальто и устроив его на стуле. Поворачивается к Фабиану всем корпусом. Тот, все еще сидя, выдерживает его прямой ясный взгляд. Атмосфера в комнате так быстро накаляется, что мне сложно хоть как-нибудь успеть в нее вмешаться.
- Эдвард, он расстроен, он тоже испугался, подожди, - уговариваю Сокола, коснувшись его плеча. Каллен не сбрасывает мою руку. Но и никак не реагирует на это прикосновение.
- Просто проясни мне, Фаб, - качнув головой, требует он, - ты готов ошпарить Беллу, спалить руку заступившемуся за нее горе-бармену, вторгнуться в кофейню у черта на рогах... и все ради фотографии-компромата. Для меня? Чтобы доказать свою правоту? В ЧЕМ?!
- Ты сам все видишь, Voter.
Эдвард сжимает губы в тонкую, жеcткую полоску. Это плохой знак.
- Фабиан не собирался причинять никому вред, так ведь? – встреваю, практически встряхнув Эдварда за руку, чтобы остановился. Почему-то у меня нехорошее предчувствие. И еще одного кровопролития сегодня я не переживу. – Вам нужно успокоиться и поговорить наедине, позже.
Из всей моей фразы Сокол примечает одно лишь слово. Наедине.
- Витто сказала, ты хочешь навестить парня? Ты отвезла его в клинику?
- Верно. Я поеду через полчаса.
- Поедь сейчас.
- Эдвард.
- Тебе лучше поехать сейчас, чтобы вернуться, пока не стемнело, - привлекая на помощь логику, мирно объясняет Эдвард. – Мне забрать тебя?
- Скорее я могу забрать Гийома. Раз буду рядом.
- Это было бы кстати, - кивает он, погладив мое плечо. – Я отправлю тебе адрес в мессенджере. Если тебе не будет сложно.
В этом его жесте нет ни заботы, ни тепла, какое-то автоматическое, резвое касание. Эдвард сейчас и говорит, и ведет себя чересчур правильно и сдержанно. Я его не узнаю.
- Ты же знаешь, что нет. Только... ты уверен, что сейчас стоит?..
- Поезжай, Schonheit. Очень осторожно поезжай. И передай мои извинения Дамиано. Я все ему компенсирую.
- Думаешь, возьмет? – фыркает Фаб.
Мальчик из последних сил держит лицо, старается урвать контроль над ситуацией. Мне дурно, когда представляю, насколько Эдвард сейчас зол на него. И хоть понимаю, что не сможет навредить собственному сыну по самому своему естеству, переживаю за Фабиана. В гневе Сокол... страшен. И я тому снова причина, да боже мой! Зачем же, Фабиан?!
- Я позвоню, когда заберу Гийома.
- Спасибо, Белла.
Эдвард не провожает меня в коридор. Сам он все еще в уличной обуви, не спешит разуваться. Они с Фабианом пристально друг на друга смотрят. Громкая, всепоглощающая тишина царит в столовой. Я выхожу – и она почти вибрирует.
Забираю с собой телефон и ключ-карту от «Порше». Мне стоит подумать о Дамиано, пострадавшем из-за меня, нежели о Фабиане. Сейчас не он имеет первостепенное значение.
Уговариваю себя как могу.
И это немного, но работает. До клиники я доезжаю без приключений.

Продолжение