Kapitel 22. Friedrichstraße
Friedrichstraße (Фридрихштрассе, букв. — «улица Фридриха») — улица в центре Берлина, проходит по территории районов Митте и Кройцберг. Получила своё название в честь курфюрста Бранденбурга Фридриха III, ставшего впоследствии королём Пруссии Фридрихом I. Улица всегда представляла собой оживленное торговое место и остается таковой до сих пор. Однако теперь здесь также появились культурные, модные и развлекательные места, где можно проникнуться атмосферой старого и современного Берлина.
В нашей комнате горят два напольных бра. Глубокие тени залегают в углах, ярко очерчивают изножье постели. За большим окном тишь да гладь праздничной ночи – беззвездно, снежно и темно. Где-то вдалеке, за тучами, проглядывает острый край месяца. Через пятнадцать минут наступит Новый год.
Эдвард наблюдает за мной со сдержанным любопытством. Он не делает ни шага вперед, оставаясь у комода, и улыбка, блуждающая на его губах, не меняется ни на йоту. Однако все глубже, все темнее кажутся мне синие глаза. Примечают малейшую мою эмоцию, реакцию или слово. Слово он, как бы не храбрился, хотел бы услышать больше всего.
В моих руках плотные листы бумаги. Их матовая поверхность красиво отражает неяркий свет. Шрифт черный, довольно крупный. И все время бросается в глаза мое имя. Я не могу от него оторваться.
Моя жена, он сказал. Правда сказал? Не послышалось?..
Эдвард с опаской встречает мое промедление. Он уточнил, что не ждет ответа прямо сейчас, но как же очевидна эта надежда. И это смятение, что поселяется в его чертах, это сдержанное, мрачноватое подозрение. И проблеск отчаянья. Давно я не видела Сокола настолько взволнованным, если никому из нас ничего не угрожает.
- Meine Schönheit?
Он окликает меня негромко, почти бархатно. Светлее кажется его лицо, но чуть-чуть подрагивают черные ресницы. Эдвард все еще улыбается, но уже не так жизнерадостно. Он опасается верить. Переживает сильнее прежнего.
- Это предложение?..
Я смотрю на него и Falke взгляда не отводит. Не дает мне усомниться в трезвости своего поступка. Вздыхает.
- Не совсем официальное, Белла.
- Как это?
- Я просто хотел, чтобы ты знала. Я всегда этого хотел.
Он закусывает губы, вдруг нахмурившись будто от бессилия. Кратко и очень быстро сгоняет с лица эту эмоцию, но я вижу. Эдвард сдает позиции по всем фронтам – и я вижу. Его тревога металлом позванивает в воздухе между нами.
Я неспешно, с излишней осторожностью опускаю билеты обратно на комод. Мужчина подмечает каждое мое движение. Все те два шага, что нас разделяют. Смотрит на меня чуть свысока, когда кладу ладони на его талию.
- Geliebt.
Медленно, сполна давая себя почувствовать, глажу его бедра. Поднимаюсь чуть выше, средним и указательным пальцами потираю перламутровые пуговички рубашки. Эдвард так и не переоделся с вечера, что интересно выглядит на фоне моей сорочки. Но мы это исправим.
Эдвард и недоуменно, и встревоженно выдыхает, когда распускаю пояс его брюк.
- Белла?
Я выправляю рубашку из-под его ремня. Бережно и нежно, несколько отрывисто касаюсь обнаженной кожи. Эдвард эмоционально хмурится и в первую секунду даже пытается меня остановить. Рука его накрывает мои пальцы, легко придерживает их.
- Мы же договорились...
- Ты сказал – позже.
Моя рука все еще у его пояса. Эдвард не опускает и своей. Но глаза его уже полуприкрыты, в их синеве плавится золото. Красиво заостряются скулы, тень от ресниц подрагивает у щеки. И сколько бы Эдвард не твердил обратное, его желание для меня очевидно. Физически очевидно.
- Я хочу тебя сейчас, - тихо, но откровенно признаюсь. Просто и без лишних уточнений. Каллен потрясенно выдыхает.
Хорошо. Я продолжаю. Неспешно, не отказывая себе в удовольствии, расстегиваю пуговицы его рубашки. Снизу-вверх, бережно оглаживая каждый участок кожи, что открывается взгляду. Это очень эстетичное зрелище, пусть и помноженное на некоторую скованность Falke сегодня. Он будто бы на острие своих эмоций, но не дает им полной силы. Дыхание у него частое и хриплое, хоть и едва заметное. Руки так и покоятся на моей талии, но Эдвард меня пока не гладит. Еще нет.
- Дверь, Изз...
- М-м-м?
- Надо закрыть дверь. Дай-ка я…
Я не удерживаю его силой, а потому мне и нет нужды его отпускать. Но Эдвард кажется мне каким-то особенно потерянным в эти минуты. Разрывает наши объятья, быстрым, но нетвердым шагом подходит к двери. Поворачивает вправо маленький металлический полукруг. Смотрит на него еще пару секунд, не возвращаясь.
- Эдвард?
Вздыхает. Оборачивается на меня с догорающим в синем взгляде смущением. Я никогда не видела Эдварда настолько растревоженным на пороге секса. Полы его рубашки неширокой линией оголяют торс, расходятся в обе стороны у пояса. Брюки опускаются на бедрах, ремень уже распущен, но молния ширинки еще застегнута. Сокол ерошит свои волосы, проведя по ним пятерней. Хмурится.
- Иди ко мне, - тихонько прошу.
Он еще немного медлит. Я всеми силами стараюсь удержать свой запал – его остатки. И эту атмосферу в спальне, ее теплое, умиротворяющее спокойствие. Уют. Наши мысли. Наше желание. Протягиваю ему обе руки, приникнув спиной к комоду.
Эдвард улыбается краешком губ, чуть расслабленнее. Оставляет эту дверь в покое, возвращается ко мне. Я чувствую, что улыбка эта становится шире и спокойнее, когда крепко его обнимаю. Приникаю к нему всем телом, обвиваю руками за шею, целую у щек, у скул. Массирую кожу у затылка.
- Я люблю тебя.
Это такая чистая, неподкупная правда. Эдвард теплый и я касаюсь его с истинным удовольствием. Я знаю каждую его черту, изгиб кожи, ее мягкость, его запах. Это эстетическое и физическое наслаждение – чувствовать его, обладать им. На какой-то промежуток времени, но быть одним целым. Он же тоже этого хочет... он же предлагает мне себя – навсегда.
- Я тебя тоже, Schönheit.
Он целует мои волосы, зарывается в них лицом. Но больше нигде не касается, так и остается сторонним наблюдателем. Я всерьез начинаю думать, что момент – не тот. Эдвард меня не хочет.
Я отступаю на полшага.
Эдвард отпускает меня, но смотрит с подозрением. Немного хмурится, когда глажу его ладони.
- Если ты против, мы можем остановиться. Просто скажи мне.
- Думаешь, я против?
- Думаю, это просто... не лучшее время.
Эдвард неглубоко вздыхает. Я зачарованно наблюдаю, как поднимается и опускается его матовая кожа, проглядывающая из-под рубашки. Эдвард бархатно касается моей щеки. Баритон у него тихий и тронутый, но серьезный.
- Я всегда тебя хочу. Но если это повод... уйти от разговора, - почти прикусывает губу на этой фразе, что для Falke вообще не характерно, - не стоит. Не нашим сексом. Мы просто закроем эту тему и пойдем спать.
- Ты сказал, что не ждешь ответа сегодня.
Эдвард осторожно кивает, погладив прядку волос у моего виска. Синий взгляд очень сосредоточенный.
- Верно.
- Но то, что мы сейчас... это и есть мой ответ.
Не ожидает. Я вижу по глазам, что не ожидает. Потрясенно, тихо выдыхает мое имя, даже подавшись немного вперед. Вот уже не только волосы, но и щеку мою гладит. Накрывает всей своей широкой горячей ладонью. Кожа требовательно саднит.
- Иди сюда, - ликую, когда возвращается ко мне сполна. Горько-сладкое, пронзительное удовольствие проходит по телу, как только целую его. Несдержанно, откровенно, так, как искренне хотела бы. Он прав, у нас потрясающий секс. Не будем ничем его портить – и не станем отказываться. Не станем же?!
Эдвард приникает спиной к стене у нашего одинокого комода. И я получаю лучший вид и полную свободу действий. Даже если Эдвард хотел бы поменяться местами, в конце концов, так просто удобнее... не теперь. Сейчас он мой.
Я не тороплюсь, растягиваю свое удовольствие. Хочу, чтобы мы ни о чем не помнили и не говорили. Дурное останется в прошлом, тревоги подождут на границе с будущим. В настоящем этим темным вечером нового года – только мы. Ну наконец-то!
Целую его шею. По крупной мышце, повторяя ее ход, касаюсь кожи языком – и Эдвард утробно стонет, крепко сжав низ моей сорочки пальцами. Не наблюдает больше. Обнажает кожу, приподняв ткань, касается каемки трусиков – но это все, что ему пока позволено. Я глажу его ключицы, скольжу пальцами в грудине, целую яремную впадинку. И легко-легко прикусываю кожу.
- Белл!..
Улыбаюсь, давая ему почувствовать мою улыбку кожей. Поднимаюсь несколько выше, целую теперь то место на шее, где стучит кровь. Теплые, упругие ее толчки меня возбуждают.
Мне нравится, как Эдвард реагирует на каждое мое движение. Он всегда был ведущим в нашем сексе, он всегда удивлял меня, всегда контролировал и награждал сполна затем... но ведь я и не стремлюсь к полному контролю сегодня. Но сыграть хочу по собственным правилам – и сосредоточиться на его удовольствии. Потому что нет для меня большей эйфории, чем видеть глубокий экстаз Эдварда.
- Я так тебя хочу, - сорванно признаюсь ему, огладив плечи. Не снимаю эту рубашку, мне интересно ощущать и кожу Сокола, и ее ткань одновременно. Его запах смешивается с ароматом одеколона и кондиционера для белья. Это необычно.
- Ich liebe dich zu Tode.
- Zu Tode – лучший слоган, - улыбаюсь его хриплому тону. На груди, где сходятся мышцы и шеи, и плеч, снова прикусываю кожу – уже чуть ощутимее. Эдвард несдержанно, тихо стонет в мои волосы, крепко прижимая к себе. Уже обеими руками оглаживает мое тело, от ягодиц и к низу спины – и обратно. Освобождает себе обзор, превращая трусики в одну тонкую полоску.
Я люблю его шею. Когда вот так выгибается, стоит мне поцеловать глубже, когда запрокидывает голову на пороге оргазма... это личный маленький фетиш или что-то первобытное, плохо объяснимое – не знаю и не слишком-то горю желанием знать. Но Falke словно бы и совершенно безоружен, и до отчаянного прекрасен в такие моменты. Это потрясающе.
Даю себе еще пару минут, чтобы насладиться видом. Эдвард не протестует, ему мои необычные поцелуи более чем приятны. Он ведет себя довольно-таки тихо, помня, что мы в доме не одни, но это не сдержанность, скорее – опыт. Эдвард получает удовольствие, такое же острое, сладкое, как и я. Тихо, но с чувством чертыхается, когда я невольно оставляю засос на его коже – у основания шеи, конечно же.
- Ну все, Изза...
Посмеиваюсь его тону, приникнув щекой к рубашке.
- Пометишь меня?
- Ты и так мой, зачем же.
Эдвард смотрит на меня сверху-вниз – и глаза его пылают. Очень красивое зрелище, почти позабытое. Там и удовольствие, и нежность, и темное, совсем темное, выгоревшее до тла вожделение.
- У тебя никого другого больше не будет.
Эдвард касается моей щеки ладонью, сперва бережно, помня о... но затем привлекает к себе достаточно резко. Придерживает у челюсти, у подбородка, не давая отказаться от поцелуя. Глубокого и в чем-то отчаянного, но больше – страстного. Эдвард мягко намекает мне, что ждать больше он не намерен.
Я целую его в ответ. Не пугаюсь такому порыву собственничества, скорее жду его. Прикасаюсь, ни в чем себе не отказывая, к каждому сантиметру его тела. Отрываюсь от лица, скольжу губами ниже – опять шея, у плеч, у груди, и ниже... накрываю губами каждый из его сосков, обвожу их контур языком, заликовав новому стону... и еще ниже, к торсу. По дорожке волос у неприметных кубиков пресса – и глубже. Вдоль линии мышц таза, что прекрасно просматриваются под матовой, уже влажной кожей – вниз. К черту эти брюки, к черту этот пояс, к черту боксеры. Я сдергиваю всю одежду вниз так резко, что слышу от Эдварда самое настоящее шипение. И довольно улыбаюсь открывшейся взгляду картине.
- Ох, Белла... черт...
Моя симфония. Опускаюсь на колени. Целую его, не скупясь на нежность, легко-легко – и для возбужденной плоти это худшее испытание. Эмоции Falke на острие бритвы, возбуждение заполняет собой каждый уголок комнаты. И дыхание, такое хриплое, частое, горячее... и этот взгляд, когда поднимаю голову, посмотрев на его лицо. И движения бедрами вперед – неявные, скованные, но такие требовательные. Эдвард задыхается.
- Белла!
Чертыхается снова, на половине вдоха заглушив свой голос, и сжав зубы. Я глажу его, легко целую, касаюсь языком. Ни его брюки, ни боксеры не сняты до конца – помогают мне, открывая доступ к главному, но создавая этот эффект внезапности момента. Ширинка, уже раскрытая, добавляет дополнительной стимуляции, едва он касается ее... или я касаюсь, намеренно подтянув выше. Пояс боксер стимулирует мошонку.
На ладонях Эдварда, что рядом со мной, от напряжения прорисовываются линии вен – красиво, искусно. Я даже прерываюсь на пару секунд, целую его руки, тыльную сторону ладони – по этим затейливым узорам. Не обделяю вниманием и подушечки пальцев, коснувшись языком каждой. Утробный, хриплый стон Эдварда, кажется, звучит сплошным фоном. Он наклоняется чуть вперед, уже с трудом себя контролирует. Пальцы подрагивают, когда гладит мои волосы – потягивает пряди, массирует кожу, накручивая локоны на руку. У висков его бисеринки пота.
- Я сейчас... стой, Изза. Вернись ко мне. Стой!..
И правда. Мне льстит отчаянье его голоса и эта напряженная донельзя поза. Меня возбуждает его взгляд, отблеск оскала на губах, без лишних слов понятное желание. Мы слишком давно друг с другом не были, я так соскучилась... И все же, так быстро мы сегодня не закончим. Эдвард прав.
Напоследок касаюсь его плоти по всей длине – от основания к головке, чуть задержавшись у нее. Эдвард вздрагивает, рыкнув. Забирает мои руки в свои, запрокидывает их, кладет на свою шею. Целует меня, глубоко до того, что не хватает воздуха. Отвлекает. И вот уже не он, а я прохладной стены спальни касаюсь спиной. И Эдвард атакует поцелуями мою шею. Его короткие волосы щекочут мою кожу.
Я получаю достойный ответ на свою ласку. Она страстная, изматывающая, глубокая – в чем-то почти болезненная. И она именно то, что мне сейчас нужно. Не знаю, как Эдвард оставался таким сдержанным и терпеливым – я готова кричать в голос. Закусываю губы, приникаю к Соколу. Слишком хорошо.
- Насколько же ты моя, Schwalbe, - вдохновленно шепчет Эдвард, примечая малейшую мою реакцию. Улыбается.
- В-всегда...
- Всегда, - соглашается, ненадолго вернувшись к губам. Целует меня с языком, напоследок чуть прикусив нижнюю губу. Правая его рука держит мою талию, не давая отстраниться, избежать ласки. А левой он опирается о стену рядом со мной – для опоры, не больше. Сполна отдавшись удовольствию от его касаний, не сразу и замечаю. Но как только вижу... вздрагиваю всем телом. Опять!
Эдвард останавливается, хмуро взглянув на меня снизу-вверх. Отстраняется от моей шеи, где тут же начинает саднить кожа. Дышит часто, в глазах тлеют угли возбуждения. Он не понимает.
- Не надо, - чуть подавшись в сторону, отстраняюсь от его руки у стены. Я помню, как однажды, уже будто бы и в далеком сне... я не хочу помнить, но я помню. Еще – да. Да, черт возьми! Черт. Чертовский черт!
В синем взгляде Эдварда взметываются молнии – и тут же гаснут. Незаметная, болезненная судорога касается лица. Он тут же убирает руку. Нежно, совсем не страстно целует мои плечи, мою шею, кожу у челюсти, у щеки.
- Прости, Liebe. Ш-ш-ш. Прости, уже все.
Чувствую, что близка к слезам. Не столько от испуга давнего воспоминания, как от шанса, что Эдвард и вправду сейчас остановится. Точно в Шарлоттенбурге той дождливой ночью. Но мы не там. И я этого не допущу, не позволю. Я его хочу!
- Не останавливайся, - заклинаю, подавшись вперед. – Только не... нет!
Я глажу его спину – куда ощутимее, чем просто ласково, очерчиваю позвонки, крылья лопаток. Прижимаюсь горячей кожей к его собственной, пылающей. Не отпускаю.
Эдвард медово мне улыбается, на мгновенье умерив весь свой пыл. С истинной любовью. А потом обнимает в ответ, устроив ладони на моей спине. И согревает, и защищает, и придерживает. Лучшая поза.
- Не буду останавливаться, - обещает. И целует снова.
Мы правда возрождаем едва-едва не пошатнувшийся темп. Сокол больше не опирается на стену, не прижимает меня к ней так неистово, скорее акцентируется на моем теле. Вот он уже на коленях рядом с моей талией, а руки его массируют низ моей спины. Вот он целует линию трусиков, опуская их вниз. Не задирает ткань сорочки, сам наклоняет голову, устроившись под ней. И целует внутреннюю сторону бедер. И гладит мои колени, ямки под ними, икры, ягодицы. Просит себе больше места, чтобы... и я накрываю рот рукой, я кусаю ладонь, потому что не знаю, как мне сдержаться.
Чем глубже Эдвард, чем требовательнее он, тем ниже становится мой голос. И стоны уже хриплые, сдавленные, не слишком громкие. Скорее вибрирующие, идущие откуда-то из недр тела. Из глубины. Мне слишком хорошо, чтобы связно думать. Я тону в этих ощущениях и Эдвард с радостью мне позволяет. Он не остановится до победного, это очевидно, он...
Но я знаю одно. В своей нирване, где уже маячит так близко долгожданное удовольствие, знаю одно – я хочу кончить с ним вместе. И чтобы его жар, его пульсирующее, разрывающее меня наслаждение ощутить внутри. Вместе с моим собственным.
- Falke...
Он не реагирует, не сдается так просто.
- Эдвард, - жмурюсь, с трудом, но заставляя себе остановить это. Глажу его волосы, а потом требовательно тяну на себя. Касаюсь щеки, совсем горячей. Очерчиваю большим пальцем контур его губ.
Эдвард недовольно, сорванно выдыхает, посмотрев на меня снизу-вверх. Глубокое, первобытное возбуждение накатывает новой волной. Это слишком эротично.
- Я хочу тебя, - как мантру, как единственное, что могу еще дельно произнести, умоляю его, - я хочу-хочу-хочу тебя в себе... ну пожалуйста...
Он удивляется моему тону и этому сорванному, отчаянному бормотанию. Но не протестует. Наоборот, что-то темное и пронзительное затягивает его взгляд, от нетерпения дрожат ресницы и искажается линия губ. Эдвард резво поднимается на ноги, вжав нас обоих в стену.
Он целует меня, требовательно и глубоко, он касается меня и руками, и... и это слишком, слишком хорошо. Но бесконечно!
- Пожалуйста, - всхлипываю, крепко прижимая его к себе, веду бедрами вперед, требую... я так соскучилась! Я больше не могу ждать!
Эдвард протяжно стонет, резко выдохнув. Сглатывает. Сдергивает ниже свои так и не снятые брюки.
- Сейчас, Liebe, сейчас...
Из верхнего ящика комода он на ощупь достает упаковку презервативов.
- Твою мать, - тихо чертыхается. Упаковка не вскрытая.
Я помогаю Соколу, совсем нетерпеливому, разорвать защитный пластик поверх картона. Ни его, ни меня руки уже как следует не слушаются. Это забавно.
- Ты смеешься, Schönheit? – кривовато улыбается Эдвард, чуть оттаивает от такой моей эмоции. Достает пакетик презерватива, зубами разорвав его обертку.
- Ты так это делаешь...
- Я еще и не такое делаю, - фыркает он, отбросив опустошенную упаковку подальше. – С новым годом, Белла!
Вспыхивает в полумраке комнаты его айфон – полночь. Эдвард обвивает меня за талию, становясь между коленей. И поднимает вверх, обнаженной спиной дав проехаться по стене, на уровень своего пояса. Я вскрикиваю, а его глаза мерцают. Я все смотрю в них, пока завершает последние приготовления... и, наконец, входит.
Больше я не смеюсь.
Это так... остро. Это всегда было глубоко, всегда изматывающе, всегда жарко и сладко, но сейчас это именно остро. Мы никогда не занимались любовью в такой позе – стоя и у стены. Я коленями прижимаю Каллена к себе, держу его талию, цепляюсь за его руки, целую плечи. Он не двигается пару секунд, дает нам обоим привыкнуть... и я слышу, как исбступленно стучит в горле сердце.
- Боже мой...
- Твой, - тихо обещает Сокол, отрывисто кивнув. Скалится, своей грудью прижавшись к моей. Кожа его пылает. – Твой! Всегда твой!
Он вбивается в меня без лишней сдержанности, о которой когда-то просила забыть. Это не постепенно нарастающие движения, это ясный, отрывистый, глубокий секс. В чем-то даже жесткий, хотя Эдвард держит меня очень бережно и целует довольно нежно. Я выгибаюсь в его руках, я улыбаюсь, я едва сдерживаю себя... и получаю такое исчерпывающее, воодушевляюшее удовольствие!.. Истинное чувство полного единения. Обладания. Любви. Не влюбленности, не страстного вожделения, не нежной признательности. А именно ясной и грубой, безапелляционной любви. Чтобы ни толики сомнения. Чтобы сполна и... доверху. Доверху!
- Э-э-эдвард, - зову его, кусая губы. Не могу снизить градус напряжения голосом, но могу – прикосновениями. Я впиваюсь ногтями в его спину, прикусываю кожу у плеч, очерчиваю контур каждого позвонка, легко царапаю кожу у лопаток. Хочу удержаться и забрать его еще глубже. Хочу чтобы это не кончалось и до боли хочу, чтобы кончилось. Я больше не могу.
- Давай, Schönheit. Давай же!
Он впивается правой рукой в мои волосы, тянет их вперед, заставляет меня запрокинуть голову. Целует шею – куда грубее, чем прежде, куда отчаяннее. Ощущаю кожей, как он жмурится. Слышу, как задыхается.
И я задыхаюсь тоже.
- Я уже.. я... я!.. Эдвард!
Кончаю, вздрогнув на его имени. Что есть силы прижимаюсь к Соколу, не допускаю между нами и миллиметра расстояния, держусь за него как за последнее, что осталось. Пережидаю свое исчерпывающее, глубокое, пьяное наслаждение. Оно просто невыносимо, спазм слишком сильный, даже больно... но как же, черт, как же потом хорошо... уже... вот уже...
Я всхлипываю, когда он продолжает двигаться. Любуюсь этим первобытным выражением на его лице, моими любимыми разводами мрамора на коже лба, блеском глаз, влажными ресницами и этими приоткрытыми, искаженными губами. Каждым его чувством, каждой эмоцией. Это то, что я хотела бы вспомнить перед смертью.
Эдвард не отстраняет меня, сам держит крепче, сам ударяет нас об эту стену раз, другой, и сам... о да.
- LIEBE DIСH, - сдавленно выкрикивает, задохнувшись вслед за мной. Вздрагивает всем телом, еще пару раз толкнувшись вперед. В такт его хриплому, сорванному дыханию стучит мое сердце.
Я обнимаю его нежнее, глажу, давая переждать долгожданное удовольствие. Без ногтей, без грубости, без хватки – как свое сокровище, очень ласково. Целую влажную кожу лица, приглаживаю волосы, приникаю своим лбом к его. Эдвард еще подрагивает. Он всегда стремится подольше продлить этот момент полного единения и я его понимаю, никогда не стану мешать. Очень приятно.
- Liebe dich, - тихонечко повторяю, улыбнувшись, - ох, Falke, как же я liebe dich...
Он медленно поднимает на меня глаза, уже полуприкрытые. Красивые морщинки радости касаются кожи у его глаз, у губ. Эдвард тает.
- Что же мне с тобой делать, Красота?..
- Любить дальше, - хитро отвечаю, поцеловав его лоб, а потом и у висков, и у носа. Эдвард щурится.
- Дальше – только больше.
Он аккуратно выходит и бережно, очень осторожно опускает меня на ноги. Снова он больше чем на голову выше. И снова окутывает собой, заслоняя от всего на свете.
Посмеиваюсь, что он, как и я, так и стоит в одежде. Неплохая импровизация получилась.
- Ты сегодня в приподнятом настроении, я смотрю.
- Мы впервые вообще не раздевались, мистер Каллен.
- Я наполовину раздет, - смеется он, указав на свою рубашку и брюки. Вздыхает. – Но ты права, нам стоит раздеться. Для душа как минимум.
- Как минимум?..
- И как максимум – для сна, - мило уточняет. Пропускает меня в ванную первой.
Мы принимаем душ вместе. Я предусмотрительно собираю волосы, уже почти высохшие, широкой резинкой и Эдвард дурачится, то и дело стараясь выправить из-под нее пару прядей. Мне нравится его успокоенное, шаловливое в чем-то настроение. С улыбкой грожу Соколу, что выйду из душа, если он не прекратит.
- Думаешь, я тебе дам? – спрашивает он, загораживая собой дверцу кабинки. – Самонадеянно, Schwalbe.
- Сокол ласточку не упустит?
- Не отпустит, - поправляет он. И выражение его лица в этот момент кажется мне излишне серьезным.
На постели у нас сегодня сатиновые простыни. Однотонные, светло-голубые, они отлично вписываются в аскетичную обстановку спальни. Я забираюсь под покрывало, утянув себе одну из подушек. Эдвард отпирает нашу дверь, выглянув в коридор – но там тихо. И он расслабленно валится на простыни рядом со мной, закинув руки за голову. Смотрит на меня умиленно, очень тронуто, что совсем не вяжется с его завоевательской позой.
- Я раньше видел эту сорочку?
- Не думаю, хотя она не новая.
- Надо бы тебе надевать ее чаще.
- Эдвард, - усмехаюсь, легко пощекотав его ребра. Правда, щекотки Falke не боится – особенно на фоне максимального своего расслабления. И бровью не ведет, потягиваясь и давая мне еще больший доступ к своему телу. Красиво оголяет его талию задравшийся уголок футболки. На Каллене те самые клетчатые штаны, в которых встречал со мной наше первое Рождество.
- Ты знаешь, что похож на Цезаря сейчас?
- Внешне?
- Нет. По позе завоевателя-победителя.
- Это всего лишь поза после-отличного-секса, Schönheit. Иди ко мне.
Мне нравится, как он зовет меня. И как теплее, проникновеннее становится его взгляд, когда я придвигаюсь ближе. Приникаю к его плечу и Эдвард, надежно, но нежно обнимая меня, кладет подбородок поверх моей макушки. Размерено, бархатно гладит мои руки – от плеч до запястий. Кожа у него горячая и пахнет мужчина не гелем для душа и не свежестью нашей постели, а собой – как никогда. Он пахнет для меня домом.
- Я скучала по тебе, - тихонько признаюсь, тронув синеватый засос у шеи. Пристыженно хмыкаю – надеюсь, ворот рубашки его закроет. – Извини, что так сильно.
- Мне нравится, как ты по мне скучаешь, - улыбается Эдвард, погладив мою щеку. Улыбка его становится откровеннее, когда я не препятствую. – У меня еще немного саднит спина... это приятно.
- Приятно, когда я делаю тебе больно? Эдвард! Покажи мне.
- Ты можешь делать со мной все, что захочешь, - объявляет он, покачав головой на мою просьбу. Наоборот, обнимает крепче, не дает и пошевелиться. – Все, Красота. Все карты тебе в руки.
Я поднимаю голову, поймав его взгляд. Эдвард не отворачивается, не прячется от меня. Глаза у него добрые, едва приметно мерцают влагой в уголках. И очень пронятое, ласковое в них выражение. Глажу его скулу, касаюсь костяшками пальцев челюсти.
Сокол вздыхает. Он правда в порядке.
- Ты со мной в безопасности.
Ухмыляется, морщинки радости лучиками расходятся в уголках глаз.
- Спасибо, любимая.
На комоде, оставшиеся позабытыми, наши билеты в Венецию. Купленные Эдвардом и представленные в таком свете, как сюрприз... и прямой намек на будущее. Я знаю, что Каллен не станет мне о них напоминать. Он избегает смотреть в сторону комода в принципе и мне кажется, я что-то задела внутри него своей реакцией. Вернее, ее отсутствием. Точнее, отсутствие ответа. И как бы не был хорош наш секс, какая бы приятная нега не царила в спальне после... мы должны разобраться с этим сегодня – пусть уже и в следующем году.
Немного отстраняюсь, подняв голову. Я хотела бы видеть его полностью, не разговаривать о таких вещах в пустоту.
- По поводу билетов, Эдвард.
Сокол сперва не слишком понимает, что я делаю. Но затем хмурится с первым же моим словом. Напрягается всем телом.
- Не стоит, Изза.
- Не стоит?..
Он сглатывает, нервно облизнув губы. Возвращается та тревога, от которой, я думала, уже не осталось и следа. Эдвард дышит чаще.
- Я поторопился, верно? Мы договаривались: никакого принуждения. Ты мне ничего не должна – и отвечать сейчас не должна тоже. Давай забудем.
- Эдвард, - уговариваю его, утешительно коснувшись у шеи. Приметно пульсирует под кожей сонная артерия. – Ты меня не принуждаешь. Тише. Стой.
- Не надо, Белл, - почти просит, ощутимо погладив мои руки. – Не говори мне.
Это затянулось. Вся эта канитель сдержанности. Не знаю, что именно он успел себе придумать, но с фантазиями пора заканчивать. Мистер Каллен порой умудряется быть удивительно недоверчивым и тревожным. Чем-то он напоминает мне Фабиана сейчас.
- Эдвард, я хочу стать твоей женой.
Я смотрю в его глаза и вижу эту метаморфозу. Как посреди волнения, замершего там, почти судорожного, совершенно для Сокола нетипичного, вдруг случается всплеск изумления. Кругами по воде расходится он на синей глади. Эдвард поджимает губы. Гладит меня очень медленно, растерянно – почти не двигаются его руки. Слушает. Не спешит.
- В этой жизни я выйду только за тебя, - бережно касаюсь его губ указательным пальцем, обвожу их контур от уголка до середины. – И больше мы никогда не расстанемся.
Он судорожно, неглубоко вздыхает, болезненно нахмурившись. Его облегчение ощутимо кожей.
- Ну, Белла... правда?
Не спешит улыбаться, хотя ему хочется. Эта эмоциональная улыбка на грани неверия, в опасении, что ослышался. Я чувствовала такое однажды – когда Эдвард впервые признался, что любит меня. Сегодня это очевидно. Как и мое решение, как и мои слова. Я тоже его люблю.
- Правда, - улыбаюсь первой, потянувшись вперед и нежно, совсем целомудренно поцеловав его губы, - даже если это и не официальное предложение...
- Будет официальное, - он жмурится, отвечая на мой поцелуй, касается губами и моих щек, и переносицы, целует каждый уголок кожи, - все будет, Schönheit, все будет... я тебя не разочарую.
Ерошу его волосы, прижимаю к себе. Смеюсь.
- Я думала, секс был вполне себе однозначным ответом...
- С тобой однозначности мне не добиться, - журит Сокол, зарывшись пальцами в мои волосы. Глубоко вдыхает их запах. – Ох, Белла...
- Ты столько раз говорил мне о свадьбе, Эдвард. Я уже смирилась с этой мыслью.
- Смирилась?..
- Примирилась? Не знаю. Воспринимала уже как должное, наверное. А тут эти билеты...
Мне нравится, как сияет, как лучится любовью его лицо от каждого моего слова. Я не слишком задумываюсь о том, что говорю, это скорее поток эмоций... но Эдвард прямо-таки расцветает. Ему льстят мои слова или просто очень приятны, но Эдвардом можно теперь только любоваться. Я хотела бы навсегда запомнить его лицо в этот момент.
- Ты не представляешь, как я... – смущенно признается, немного прищурившись. – Я рад, что зря.
- Переживал?
- Переживал, - выдыхает, соглашаясь, - поверь, у меня полно оснований. Но ты здесь, Изза, ты со мной и как же это... как же потрясающе. Спасибо.
- Gleichfalls (взаимно).
Улыбается, совсем широко и весело. Целует мой лоб, а потом и каждую из ладоней. Эдвард счастлив.
- Билеты, Эдвард.
- А что с билетами? – оживляется он. - Не хочешь в Венецию? Черт с ней! Куда ты хочешь? Полетим туда!
- Эдвард, - остужаю его пыл, потянувшись вперед и поцеловав у челюсти, - стой-ка. Венеция – это чудесно. Я про имя.
- Что с именем? – нетерпеливо зовет он.
- У меня ведь еще не будет твоей фамилии в феврале. Или это?.. Как это?
Пыл и правда получается остудить. Эдвард немного серьезнеет, резко выдохнув. Почему-то отводит от меня глаза.
- Твой посадочный с нынешней фамилией, Sonne. Мир бы не выжил без Adobe Photoshop.
Вот оно что. Теперь ясно.
- Ты очень здорово это придумал, - признаю, улыбаясь его изобретательности, - я даже представить бы не смогла.
Он улыбается как-то осторожно, скованно. Смотрит на меня без прежнего запала и удовольствия, но все с той же лаской. Может быть, даже более концентрированной. Решается.
- Знаешь, о чем еще я подумал, Белла? Мы ведь можем сперва зарегистрировать брак, а затем сыграть свадьбу.
Приметив мое изумление, говорит чуть быстрее. Поясняет.
- То есть, это же бюрократия, быстрый процесс и без особой волокиты... а вечеринку потом устроим грандиозную, какую захочешь. И пригласим всех на свете.
- Эдвард...
- Подумай немного, - примирительно предлагает, немного опустив голову, глядя на меня пронзительнее, - сути это не меняет, а время... времени у нас будет уйма, я тебе обещаю.
Так. Это уже тревожный звоночек. Так.
Я искренне думаю, как ему объяснить. И мягко, и доходчиво, и чтобы... Эдвард не был бы Эдвардом, если бы у него не было такого плана. Эти билеты – не просто желание произвести впечатление, не один лишь нестандартный подход. На самом деле это посыл и очень даже прямой – пожениться до февраля, до его середины. А потом и праздник, и все остальное... просто подписи, просто свидетельство. Как он сказал? Бюрократия. Боги. Он мне так и не поверил до конца.
- Зачем нам все так ускорять? Эдвард, это же не спринт, ну что ты. Думаешь, мы сойдем с дистанции?
Он кажется мне удрученным и по-своему беззащитным. Скрывает это за напускным величавым спокойствием, готовностью мирно и долго, как умеет, все объяснять. Но я вдруг так ясно вижу его страх... я его просто-таки чувствую кожей.
- Я не могу ручаться ни за одно из дальнейших событий, Изз.
- Мы пережили все, что было до этого. Мы переживем и другое.
- Что это меняет? – хмурится он. - Я просто... это как минимум проще юридически. Мы станем семьей.
- Эдвард, - я глажу его грудь поверх этой тонкой футболки, накрываю ладонью область сердца. Сокол дышит ровно и очень спокойно, будто ничего не происходит. Но вид у него встревоженный, расстроенный и даже угнетенный. – Эдвард, я остаюсь. Я выбираю тебя, потому что я тебя люблю. И ничего не изменится.
Он чуть поднимает голову, поджав губы. Честно выдерживает мой взгляд, но уверенности в его собственном не прибавляется ни на грамм. Эдвард будто бы от меня закрывается.
- Как скажешь.
- Я хочу все по-настоящему.
Сокол посматривает на меня с высоты своей подушки несколько растерянно, хоть и хмуро. Медленно гладит вдоль позвоночника поверх ночнушки.
- Что именно?
- От предложения и до свадьбы, Эдвард. Не юридически, не для штампа, а... я хочу, чтобы нас обвенчали. И чтобы белое платье, и арка, и цветы... увидеть тебя в черном смокинге, такого счастливого. Чтобы Гийом нес кольца, а Аннелиз разбрасывала лепестки по дорожке. И гости, и свечи, и торт... я хотела бы клубничный торт. Знаешь, девочки часто о таком мечтают, но... я правда хотела бы. Чтобы этот день стал для нас самым особенным, чтобы запомнился навсегда. Это будет моя единственная свадьба. Я не хочу ничего ускорять, не хочу ничего упускать. Я хочу, чтобы все у нас с тобой было по-настоящему.
Эдвард внимательно слушает мою тираду. Подбадривает, когда едва не замолкаю, утешительно касаясь моей кожи. Он выглядит пронятым этим признанием. Несколько влажнеет, наполняясь особой сокровенностью его взгляд. Эдвард понимает меня.
- Я не знал, солнышко.
Неловко пожимаю плечами.
- Теперь вот знаешь. И даже если это и глупо...
- Ничуть не глупо, Белл. Это замечательно. Я тоже теперь хочу такую свадьбу. И нам точно нужен клубничный торт.
- Ты говорил, я не представляю, что ты чувствуешь. Но это не так, Эдвард. Я более чем представляю – я люблю тебя так же сильно. И сколько бы времени не прошло, ничего не изменится. Тебе не нужно форсировать события, я никуда... я не хочу никуда уходить. Позволь мне остаться.
Он вздыхает, поцеловав мой лоб. Приникает к нему собственным.
- Это мое единственное желание. Чтобы ты осталась.
- Вот видишь... дай нам время.
Он ненадолго замолкает, задумавшись.
- Я могу спросить, когда бы ты хотела?.. Если уже думала об этом.
- В конце августа.
- Августа?.. – изумленно выдыхает.
- Если мы успеем подготовиться и переехать... или в начале сентября. В день, когда мы встретились? Что-то в этом роде.
Эдвард по-мальчишечьи прикусывает губу. Выглядит он напряженным.
- Это дольше, чем я думал. Ты уверена?
- Да, Falke.
Он неопределенно мне кивает. Не слишком-то довольно, но все же спокойнее. Я его утешила – или убедила?
- Может быть, мы сможем прийти к компромиссу? О времени.
- Компромисс – наше второе имя, - хмыкаю, поцеловав его шею у ворота футболки. – Давай подумаем об этом завтра.
Эдвард не спорит. Несколько рассеяно оглядев комнату, сам поднимается, чтобы погасить свет. Кромешная тьма, что воцаряется в пространстве, на удивление уютна. Особенно когда Эдвард ложится рядом. Чувствую его всем телом, как только обнимает меня, повернувшись на бок. Надежно обвивает обеими руками, целует волосы – дыхание у него очень горячее.
- Скажи мне еще раз, пожалуйста.
- Что именно, geliebt?
- Что выйдешь за меня.
- Я выйду за тебя.
Он выдыхает, прижав меня к себе крепче. Вслушивается в звучание это фразы – и я вслушиваюсь тоже.
- Мне сложно поверить, что ты останешься моей. До клятвы.
- Но я всегда была твоей, - объясняю я. - Посмотри, даже мое тело с этим согласно. Мы же идеально... мы как две части одного целого. И это не банальные слова, Эдвард.
Он вздыхает, но без возражений. Обвивает меня всем телом. Горят по ту сторону окна мелкие фонари у веранды – и блестит снег. Целые снежные горы.
- Я люблю тебя, Изабелла.
- А я – сильнее, - целую его руки у своей груди, чуть откидываю голову, коснувшись шеи. Смеюсь. – И больше.
- Куда уж...
- Я рада, что мы поговорили, - шепчу в ответ на его бормотание. Переплетаю наши пальцы. – Спасибо тебе.
- Только лишь поговорили?..
- Эдвард, - смеюсь, легко прижав его ноги у своих под нашим одеялом. – Будь хорошим женихом, пожалуйста. Доброй ночи.
Он впечатлено улыбается своему новому прозвищу. Затихает.
- Доброй ночи, meine Braut.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
