29 июня 2012 г., пятница

Эдвард чувствовал себя безумно уставшим и невероятно злым. Он был зол на так не вовремя свалившуюся срочную работу, из-за которой ему пришлось отменить ужин с Изабеллой. На некомпетентность охраны их офисного здания. На вынужденную командировку Клер. На собственного секретаря, которого отпустил домой в порыве великодушия, получив последнее сообщение мисс Свон. На себя, за то, что отпустил секретаря домой, отпустил Клер в командировку, не дал распоряжения охране, не поручил работу любому другому партнеру… не бросился вслед Белле.

Но больше всего Каллен был зол на чертову блондинку, с которой он когда-то делил постель, но которая возомнила себе, что одного этого достаточно, чтобы заявлять на него права.

Оливия…

Эта сумасшедшая женщина снова объявилась в его жизни в тот самый вечер, когда Белла подарила ему детские записи Кэтти и почти подарила поцелуй. Еще несколько месяцев назад, после напряженного разговора, он внес её номер телефона в черный список, дабы не получать ни её звонков, ни сообщений. Он и думать о ней забыл, но она выбрала самый неподходящий момент, чтобы, за неимением возможности позвонить или увидеться, поздравить его с Днем рождения, отправив письмо по электронной почте. Однако тогда он не придал этому значения, удалив сообщение, даже не потрудившись прочесть. Зря. Очень и очень зря. Но разве он мог предположить, что Оливия все еще не оставила безумную идею стать миссис Каллен? Откуда ему было знать, что она регулярно наведывалась в его квартиру на Пятой авеню, где он давно не появлялся? Она всегда казалась ему вполне адекватной, возможно, несколько самовлюбленной, но определенно не лишенной здравомыслия. Видимо, он переоценил собственную способность разбираться в людях, по крайне мере, в женщинах… как минимум, в одной конкретной.

Она вошла в его кабинет и закрыла за собой дверь, в которую примерно десять минут спустя тактично постучала Белла. Он был настолько погружен в работу, желая как можно скорее закончить с делами, что заметил присутствие Оливии, только когда она произнесла его имя. Сказать, что Каллен был удивлен, это ничего не сказать. На его закономерный вопрос, что она здесь делает и как смогла пройти мимо охраны, Оливия лишь расплылась в соблазнительной, как она сама считала, улыбке. Однако хмуро сведенные брови Эдварда недвусмысленно давали понять, что ей не стоит испытывать его терпение. Тогда она, на несколько мгновений растеряв былую уверенность, все же пояснила, что обедала с другим секретарем, которая сетовала, что ей придется торчать на работе вечером пятницы, потому что она должна дождаться пакета документов по какой-то важной сделке от одного из старших партнеров «Хэмптон Хардмен». Каллен лишь устало хмыкнул, осознавая, что он и не вспомнил о том, что Оливия связана с той строительной фирмой, для которой он готовил документы. Блондинка тем временем продолжила, поведав как ненавязчиво поинтересовалась у коллеги, кто именно из партнеров юридической фирмы отвечает за данную сделку, и – о, чудо! – им оказался не кто иной, как Эдвард Каллен.

Решение созрело в сообразительной головке Оливии мгновенно, и она, на свой страх и риск, отправилась в офис Эдварда, дождавшись, когда бόльшая часть персонала покинет здание. Охраннику было достаточно узнать, что эффектная блондинка в деловом костюме и объемной папкой в руках привезла какие-то важные документы в юридическую фирму, поэтому она беспрепятственно смогла подняться на нужный этаж, успев при этом накрасить в лифте губы ярко-алой помадой.

Закончив объяснения своей диверсии по проникновению в офис Каллена, она тут же ринулась в контрнаступление, замурлыкав о том, как скучала, как рада видеть и еще что-то в том же роде. Эдвард же, не вникая в её щебетания, откинулся в своем кресле и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, дабы подобрать правильные слова, чтобы девушка поняла раз и навсегда, что эта их встреча во всех смыслах последняя. И как бы безразличен ни был он к этой женщине, все же не хотел унижать её больше, чем это делала она сама.

Она продолжала убеждать его в том, что они идеально подходят друг другу, рисуя картинки их радужного будущего, не забыв даже упомянуть Лилли, тем самым показывая, насколько хорошо выполнила свое домашнее задание. Спустя еще пару минут он почувствовал её вес на своих коленях, успев отметить краешком сознания, что теперь, с появлением в его жизни миниатюрной шатенки, это тренированное тело манекенщицы больше не вызывает в нем никаких желаний, когда раздался легкий стук в дверь, а уже в следующее мгновение он услышал любимый голос и ощутил влажное прикосновение чужих губ к своей шее. Распахнув глаза, он увидел глубокое разочарование, отразившееся в карих глазах Изабеллы. Этот взгляд был подобен ведру ледяной воды на его голову, и он тут же попытался скинуть проклятую Оливию и объяснить Белле, что это чудовищное недоразумение. И, конечно же, ему не удалось вставить ни слова прежде, чем его маленькая красивая мисс Свон выбежала из кабинета и скрылась за дверьми лифта.

Дальнейшее объяснение с Оливией было коротким, но эффективным.

Оставшись наедине со своими невеселыми мыслями, Эдвард устало потер лицо ладонями. Он плеснул в стакан виски и отошел к панорамному окну с видом огней ночного Сиэтла. Стоило ему поднести бокал к губам, как в нос ударил резкий запах дорогого алкоголя, но это его, скорее, отрезвило. Нет, сейчас ему как никогда нужна ясная голова, потому как он не собирался позволить Оливии с её идиотской выходкой разрушить все то, что успело сложиться у них с Беллой. Он отставил виски и вернулся к рабочему столу: ему все еще нужно было отправить документы той несчастной секретарше, которая выбрала самую неподходящую кандидатуру среди коллег, чтобы пожаловаться на сверхурочную работу. Каллен бросил взгляд на телефон, но тут же отмел мысль о том, чтобы звонить Изабелле. Было бы глупо пытаться оправдываться по телефону, да он и не хотел этого делать, поскольку не чувствовал за собой вины. Злость – да, но не вину. Его отношения с Оливией закончились несколько месяцев назад, и не его вина, что девушка не смогла этого понять тогда. Именно поэтому Эдвард не собирался придумывать оправдания тому, что произошло. Он просто хотел объяснить все, как есть на самом деле, и надеялся, что этого будет достаточно, чтобы Белла вновь могла ему доверять.

Пошевелив мышкой, чтобы потухший монитор его рабочего компьютера снова ожил, Каллен свернул все окна. Он долго рассматривал фото, стоящее у него на заставке, прежде чем прошептать, глядя в смеющиеся карие глаза:

- Ты должна все понять, Белла… Я не отпущу тебя вот так.

~~~

Еще в лифте, глядя на свое бледное отражение, Изабелла решила для себя две вещи. Первое: она не может позволить себе расплакаться. Второе: она не должна осуждать Эдварда. Отсюда вытекало третье: ей срочно нужно чем-то себя занять, дабы не скатиться до жалости к себе и бессмысленной обиды на Эдварда. О, ей было обидно, чертовски обидно! Она почти задыхалась от этой обиды, обиды на собственную глупость. Но все, что могла, чтобы не растерять остатки самообладания, – это делать глубокие вдохи и медленные выдохи, пытаясь унять боль в её ноющем от обиды сердце…  

Оказавшись в машине, она на автомате повернула ключ зажигания и вырулила со стоянки небоскреба «1201», вливаясь в поток куда-то спешащих сиэтловцев.

Как бы она ни старалась не думать о том, что увидела в офисе Каллена, в мыслях то и дело всплывала картинка: красный отпечаток губ над белым воротничком и полный какого-то дикого превосходства взгляд той блондинистой «вампирши». И как бы она ни пыталась убедить себя, что ей безразлична эта женщина, в голове кружили бесконечные вопросы. Кто она? Как давно длятся их отношения? Почему он никогда ничего о ней не говорил? Собирался ли он вообще рассказать о ней? И… она? Как она могла так спокойно позволить Эдварду жить под одной крышей с другой женщиной? Даже если эта женщина всего лишь…

- Вот именно, Белла, всего лишь… – прошептала Свон и горько усмехнулась.

Любому, кто знал Эдварда Каллена, а уж та блондинка должна была знать его очень хорошо, было понятно, что главной ценностью в его жизни были дети. А потому, чего стоило ему, первоклассному юристу, убедить свою девушку, что этот переезд продиктован исключительно отцовской любовью к дочерям и не имеет никакого отношения к их матери? Конечно же, любящая женщина с пониманием отнеслась к этому, особенно, если у нее не было причин для сомнений… Белла автоматически притормозила на перекрестке, когда на светофоре загорелся красный, и невидящим взглядом уставилась в лобовое стекло.

Но все же, к чему бы ни склоняли доводы рассудка, какая-то часть её души никак не могла поверить, что Эдвард – тот Эдвард, которого она знала, её Эдвард – мог так долго скрывать свои отношения. Да и зачем? Зачем ему было утаивать это от нее, Беллы? Зачем нужны были все эти прикосновения, взгляды, улыбки? Наконец, зачем нужно было приглашать её на ужин?.. Сзади кто-то раздраженно просигналил, заставив Свон вздрогнуть и пару раз моргнуть, прежде чем она поняла, что свет давно сменился на зеленый.

Но даже продолжив движение, она по-прежнему пребывала в прострации, мысленно задавая себе тысячи вопросов и не находя на них ответов. Только припарковавшись на Федерал-авеню, Белла вынырнула из собственных мыслей и с удивлением обнаружила, что приехала именно сюда, домой. Какое-то время она сидела в машине, глядя на темный дом, в котором не горело ни одного окна, и думала о том, что он выглядит таким же потерянным и покинутым, как и она сама. Еще через пару минут она все же открыла брелком ворота гаража и загнала автомобиль. Зайдя в дом, она включила свет в прихожей, а затем решила зажечь лампы в каждой комнате. Щелкнув выключателем, Белла окинула взглядом гостиную и, обнаружив на столике перед диваном несколько раскрасок и цветные карандаши, невольно улыбнулась. Теперь дом не казался таким безжизненным.

Свон медленно подошла к камину и взяла в руки одну из рамок с фото. Белла даже не помнила, когда Элис успела запечатлеть этот момент. В тот день они были в саду у Калленов, когда Кэтти и Лилли вдруг врезались в нее с дружным «Мамочка!», из-за чего она потеряла равновесие, завалившись назад. Стоящий рядом Эдвард попытался поймать её, но в итоге все четверо оказались на траве. Спустя секунду они дружно прыснули от смеха. Элис же щелкнула затвором, когда Белла, улыбаясь, смотрела на заливающихся малышек, а Эдвард, притянув шатенку к своей груди, смеялся, уткнувшись в её волосы… Это было совсем недавно, всего неделю назад, но сейчас, глядя на эту фотографию, Белле казалось, что с тех пор прошла целая вечность, навсегда отдаляя её от того по-настоящему счастливого дня… Нет, больше она не могла думать об этом, иначе расклеится окончательно. Ей нужно было переключиться на что-то другое, что-то, что даст ей покой, хотя бы временный… Она поставила рамку на место и решительно покинула гостиную.

Для Беллы Свон существовало единственное место, где она могла забыться. Этим местом была кухня. Перебрав в памяти все самые сложные рецепты, она остановилась на приготовлении суфле, которое требовало полной концентрации и сосредоточенности, а значит, и полной отстраненности от любых других мыслей – то, что нужно. Отказавшись от миксера, Свон методично взбивала венчиком белки, стараясь дышать также размеренно. Она не поленилась приготовить сразу несколько начинок для этого восхитительного французского десерта, хотя понимала, что ей либо придется съесть все самой, либо выкинуть бóльшую часть, потому как нежное суфле вряд ли дождется приезда девочек и не опадет. И все же она продолжала нарезать, взбивать, смешивать, лишь бы растянуть сам процесс как можно дольше… Изабелла не знала, сколько прошло до того, когда она поставила противень в разогретую духовку, – за это время она ни разу не вспомнила об Эдварде, отрешившись от всего, кроме выпечки. Но, глядя на небольшие формочки сквозь стекло, она вновь вернулась к мыслям о будущем. Однако теперь Свон чувствовала себя намного увереннее, уже без того безысходного отчаяния, которое не покидало её всю дорогу до дома. Она взрослая самостоятельная женщина, мать, и уж как-нибудь сможет справиться с разбитым сердцем, просто… просто ей нужно принять это и забыть. Забыть о своих глупых мечтах, где их с Эдвардом могут связывать не только общие дети, но и… Нет, никаких больше «и». Все останется по-прежнему: мама Белла и папа Эдвард – соседи, родители, возможно, друзья. Так же медленно, как поднималось тесто в духовке, росла её решимость, а когда прозвенел таймер, она снова ощущала себя прежней Беллой – независимой, сильной, способной справляться с любыми сложными задачами.

Белла любовалась выложенными на блюдо суфле, когда услышала, что к дому подъехал автомобиль. «Эдвард», – промелькнуло в голове, и её мгновенно накрыла паника. Она почти собралась кинуться на второй этаж, чтобы спрятаться в своей комнате до утра, но уже в следующее мгновение передумала. Она не будет бегать от Каллена – это слишком по-детски, а они давно не дети и должны вести себя соответственно. Если он захочет объясниться – что ж, она его выслушает; если нет – она просто пожелает ему спокойной ночи и отправится спать.

Она слышала, как он зашел в дом, положил ключи на столик в прихожей и повернул в сторону столовой, прошел в кухню и остановился – на это ему понадобилось десять ударов её бешено стучащего сердца.

- Белла… – выдохнул он так тихо, что, если бы не звенящая тишина вокруг, то она и не услышала бы. Свон крепко зажмурилась и сделала глубокий вдох, прежде чем повернуть лишь голову и бросить короткое:

- Привет.

- Привет… – чуть громче повторил он, глядя на нее такими родными зелеными глазами.

Оказалось, что сохранять невозмутимость, когда их разделяет всего лишь полметра, куда сложнее, чем она думала, поэтому Белла поспешно отвернулась, боясь, что если будет смотреть на него дольше, то либо набросится с кулаками, либо… просто набросится. Вцепившись в столешницу так, что побелели костяшки, Свон заговорила быстро-быстро:

- Я только что испекла суфле, его нужно съесть в ближайшие полчаса, иначе оно опадет и будет невкусным. Здесь есть с персиками, шоколадом, клубникой и…

- Белла, – внезапно прервал её Эдвард; теперь он стоял так близко, что она почувствовала его тепло и легкий аромат туалетной воды. Не в силах произнести ни звука, девушка замерла в ожидании того, что он скажет. – Белла… ты позволишь мне объяснить то, что произошло в офисе?.. Пожалуйста?.. – в его голосе было столько нежности и мольбы, что она только и смогла, что кивнуть. – Спасибо… – с облегчением выдохнул он и замолчал на несколько секунд.

Эти мгновения показались ей невыносимо долгими: теперь, когда он решил обо всем рассказать, ей не терпелось узнать правду, какой бы она ни оказалась. Возможно, тогда ей станет чуточку легче… Она уже почти отчаялась, когда Эдвард, наконец, заговорил:

- Та женщина, её зовут Оливия… – услышав имя блондинки, Изабелла зажмурилась: ей вдруг стало страшно, – мы когда-то… встречались, но расстались несколько месяцев назад, еще до нашего с тобой знакомства. Вернее, я был уверен, что мы все давно выяснили, но оказалось, что она так не думала… Она уже несколько раз пыталась со мной встретиться, но я игнорировал её звонки и сообщения, поэтому Оливия решилась прийти в офис… К тому времени я был настолько измотан, что единственное, чего мне хотелось – поскорее закончить с теми документами и поехать домой, к тебе… Оливия что-то говорила, но я и не пытался её слушать. Я даже не понял, когда она оказалась на моих коленях, а уже в следующую секунду услышал твой голос, и… Боже… – он вдруг замолчал и обессилено прислонился лбом к макушке Беллы, продолжая говорить в её волосы: – Я ведь не собирался оправдываться – Оливия и эта её дурацкая выходка не должны влиять наши с тобой отношения, – но все, что я успел сказать, звучит именно так – как жалкое оправдание…

Он снова замолк и, опустив руки ей на плечи, стал кончиками пальцев водить по её коже – вверх, вниз и снова вверх, отчего Беллу тут же бросило в жар, и ей как никогда захотелось прильнуть к его груди. Но она лишь прикрыла глаза и еще крепче вцепилась в край стола. Спустя еще несколько томительных мгновений Эдвард снова заговорил:

- Знаешь, о чем я сейчас больше всего жалею? –  спросил он и тут же продолжил: – Я жалею, что в тот момент, когда Оливия пересекла порог моего кабинета, я не объяснил ей, что любые её попытки вернуть то, что между нами когда-то было, обречены. Потому что ей никогда не стать той самой женщиной, которую я так долго искал и уже отчаялся когда-либо встретить. Женщиной, чья сила и красота восхищали меня даже тогда, когда я пытался убедить себя, что ненавижу. Женщиной, великодушной и мудрой настолько, что смогла простить меня, когда я хотел отобрать у нее самое дорогое. Я должен был сказать ей, что только эта женщина заставляет мое сердце биться  чаще при одном лишь взгляде на нее. Только она вызывает во мне противоречивые желания заявить на весь мир о том, что она моя, и спрятать ото всех, чтобы никто не посмел забрать её. Я должен был объяснить, что только с ней мне хочется быть лучше, сильнее, достойным её внимания. Только с этой маленькой, красивой и такой невероятно сильной женщиной я хочу встречать каждое утро и провожать каждый вечер, только с ней хочу воспитывать наших детей, только её ладонь хочу держать в своей руке и никогда не отпускать… Только с ней, моей Беллой…

Белла тихонько всхлипнула и лишь тогда осознала, что по её щекам катятся слезы. Как же так получилось, что она не проронила ни слезинки за все то время, пока терзалась мыслями об Эдварде и другой женщине, а теперь, когда он практически признался в чувствах к ней, она разревелась как последняя дурочка?

- Белла, милая, ты… плачешь? – Эдвард развернул её, бережно удерживая за плечи, и попытался заглянуть в лицо, но ей вдруг стало так стыдно за эти глупые, непрошеные слезы, что она опустила голову, крепко зажмурившись, злясь на себя за то, что никак не может успокоиться. Тогда Эдвард притянул её еще ближе, заключая в свои сильные объятья, и это было именно тем, чего ей так хотелось. Она еще несколько раз всхлипнула в ворот его рубашки, пока он гладил её по спине, плечам, волосам, шепча: – Тшш, маленькая, не надо… Девочка моя, моя Белла…

Спустя какое-то время, Белла перестала дрожать и слегка отстранилась, робко посмотрев Эдварду в глаза. То, что она увидела в глубине малахитовых глаз, нельзя было назвать иначе, чем… благоговение. Это открытие стало для нее таким волнующим, смущающим и потрясающим, что у нее перехватило дыхание, а по щеке скатилась последняя слезинка. Эдвард остановил губами эту соленую капельку и провел ими по мокрой дорожке в обратном направлении, поцеловав в уголок её правого глаза. Зарывшись одной рукой в каштановые локоны, а второй по-прежнему крепко прижимая к себе, он медленно целовал её веки, потерся носом о её нос, очертил губами линию по скуле от уха до подбородка и снова посмотрел ей в глаза.

- Такая красивая… – прошептал он и легонько коснулся её губ.

В этом целомудренном касании было столько нежности и трепета, что какое-то время они просто скользили губами, не углубляя поцелуй, стараясь продлить эти ощущения, чтобы запомнить навсегда. Но в какой-то момент этого стало мало, и Белла первой сдалась, приоткрыв губы, и обвила руками его шею, перебирая пальцами густые пряди волос на затылке. Их осторожные невинные прикосновения сменились потребностью пробовать, узнавать, брать и возвращать, и они оба со всей страстью, сдерживаемой так невыносимо долго до этого момента, отдались поцелую. Белла удовлетворенно выдохнула, а Эдвард рыкнул что-то отдаленно напоминающее «Моя». И если бы в этот момент её губы не были заняты его губами, и если бы она могла найти в себе силы отстраниться хотя бы на мгновение, она бы непременно заверила, что она – его, только его, и ничего не желает сильнее, чем всегда оставаться его Беллой.

Поцелуй Каллена в точности соответствовал его личности: он неистово терзал её губы, вбирая и прикусывая, но тут же успокаивал, мягко скользя языком вдоль нижней губы и глубже, исследуя и лаская, чтобы через несколько мгновений снова жадно наброситься, не в силах остановиться, не имея возможности насытиться, желая выразить все то, что не сказал словами. Требовательный и властный, но при этом бесконечно сладкий, невероятно нежный, заставляющий трепетать каждую частичку её тела от наслаждения – идеальный. Таким был поцелуй Эдварда, таким был её Эдвард…

Через какое-то бесконечное количество ударов их сердец, стучащих в едином ритме, Эдвард приподнял её над полом и, не разрывая поцелуя, медленно двинулся в сторону лестницы. Но Белла вряд ли обратила на это внимание, полностью растворившись в ощущениях, которые дарили его губы и язык, гладя по сильным плечам, сжимая в кулаках его волосы. Она не помнила, как они оказались на втором этаже, и когда он успел открыть дверь в свою спальню. Все, на чем она могла сейчас сосредоточиться, было желание, охватившее до кончиков пальцев на ногах, и их тяжелое, частое дыхание в темноте.

Необходимость почувствовать его еще ближе сделала мисс Свон смелой настолько, что она первой потянулась расстегивать пуговицы на его рубашке. Вцепившись в воротник, она подалась вперед, проводя языком, а затем и слегка прикусывая то место на его шее, где несколькими часами ранее видела след чужой красной помады, тем самым как бы заявляя свои единоличные права на этого мужчину. Эдвард тут же отозвался хриплым полустоном, и на губах Беллы появилась торжествующая улыбка, и ей было плевать, насколько это было глупо. «Мой…» – билась единственная мысль в её затуманенном страстью разуме.

Совсем скоро комната наполнилась шорохом снимаемой одежды, шелестом шелковых простыней и приглушенными стонами.

- Моя Белла… – хрипло прошептал он в её шею.

- Мой Эдвард… – отозвалась она, а в следующее мгновение их мир перевернулся, навсегда соединяя в единое целое…

~~~

Часть 2