Глава 3. Часть 1

Редакция: seed

В международном аэропорту Хартсфилд-Джексон в Атланте мы садимся в девять часов и тридцать пять минут пополудни. Ловко встраиваясь в череду приземляющихся по очереди авиалайнеров, пилот получает место возле северного терминала и для нашего небольшого самолета. Он мягко заходит на посадку и в ту же секунду в окошках иллюминатора для меня открывается вид на ночной город, расположившийся всего в шестнадцати километрах отсюда. Большие небоскребы, частные коттеджные поселки, формирующие пригород, бесконечная череда автомобилей. Вот он, главный город американского Юга. Никогда не думала, что стану здесь жить.

Шасси касаются земли, самолет, постепенно сбавляя скорость, замедляется. Меньше чем через десять минут нам можно будет выйти.

- Эй-эй… - тихонько шепчу, погладив по плечу Эдварда, который успел уже достаточно крепко заснуть. В его правой руке смартфон, в ближе расположенной ко мне левой печатное издание с непонятными разноцветными графиками и миллиардом цифр. Он определенно хотел поработать в самолете. Однако усталость оказалась сильнее.

Он чуточку морщится, не желая просыпаться, но все же открывает глаза. Медленно и недовольно.

- Мы приземлились, - с маленькой улыбкой глядя на его сонное выражение лица, объясняю я, - сейчас будем выходить.

- Они еще минут пятнадцать будут кататься туда-сюда, - хмуро отзывается мужчина. Его веки слишком тяжелые, чтобы держать глаза открытыми – так и норовят опуститься.

- Приедем домой и поспим, - утешаю его я, - имеем полное право. Самолет задержали.

И это правда: наш вылет перенесли, заставив остаться в солнечном Мехико еще на некоторое время. Любезные сотрудники аэропорта, которым погода не позволяла выпустить нас в воздушное плаванье сначала час, потом три, а затем и все пять, предложили услуги отеля, расположенного на территории комплекса. Все номера были одинаковыми, во всех присутствовали минимальные удобства, но оставаться в них не хотелось совершенно, а отдыхать – кошмар и вовсе, как сказал Эдвард. На деле же номера оказались вполне нормальными, комфортабельными, светлыми комнатами с совмещенным санузлом. Ни в коем случае, конечно, не чета вилле, с которой мы сюда приехали, но от того не хуже. Он просто более человеческий, этот отель. Я к такому привыкла. К тому же, судя по стоимости обеда, по ценовой категории он крайне близок к привычному Эдварду миру.

Полуденное солнце не располагало к излишней активности, да и по аэропорту гулять желания не было, а больше было негде. Я свернулась калачиком на постели, забрав себе левую подушку, а мистер Каллен намеревался проверить почту и ответить на несколько важных писем. Но не прошло и часа, как он сдался, присоединившись ко мне. Мы вместе проспали все время до вылета и, если бы не наш пилот, проспали бы и сам вылет. После бессонной ночи это не было бы удивительным.

- Знаешь, я никогда столько не спал, - жалуется Эдвард, разминая затекшую спину и поглядывая в темный иллюминатор, - старею…

- В тридцать два года? Определенно, да, мистер Каллен, - хмыкаю, развеселившись от его слов, - тогда я вообще старуха. Двадцать шесть лет и первый раз замужем!

Он удивленно изгибает бровь.

- Первый?

- Первый и последний, - исправляюсь. - Но что это меняет? По средневековым законам я старая дева. Ты женился на старой деве, поздравляю.

- И абсолютно этим доволен, - со смехом заявляет муж, чмокнув меня в макушку, - так что мы друг друга стоим, малыш.

Самолет окончательно останавливается, и стюардесса, появляющаяся из пилотного отсека, услужливо сообщает, что мы можем покинуть салон.

Эдвард с готовностью поднимается, увлекая меня за собой. Его волосы чуть примялись, лицо бледнее обычного, но в целом выглядит он хорошо. А это меня воодушевляет.

- Как ты? – с налетом тревоги зову, забирая с багажной полки и его, и свой ноутбуки. Мой фотоаппарат уже висит на плече.

- Без повода для волнения, - отвечает мужчина, недовольно цокнув языком и отобрав у меня ворох сумок, - отосплюсь, и все будет в порядке.

- Хорошо.

За бортом царит приятная весенняя прохлада. Моей тонкой куртки вполне хватает, а Эдвард справляется и без нее, ограничиваясь пиджаком. Может быть, поэтому мы так быстро сошлись? Схожий климат, говорят, скрашивает трудности общения, понимания и особенно переезда. Я обрадовалась, узнав, что он живет в Джорджии.

Прямо возле самолета, дабы далеко не идти, ожидает машина. В темноте мне не видно ни цвета, ни марки. Я сажусь в салон, когда муж галантно распахнул двери, и, устраиваясь у окошка, поглядываю на мерцающий впереди город.

- Надо бы подумать об ужине… - сам с себе говорит Эдвард, садясь следом за мной.

- Я могу приготовить что-то дома, если хочешь, - предлагаю, желая поскорее оказаться в нашей квартире и смыть с себя всю усталость водой и сном в теплой постели, - продукты же есть…

- Да, должно было что-то остаться, - мужчина кивает, соглашаясь со мной, - но если это тебя не затруднит…

- Готовить? Еще чего!

Он очаровательно улыбается мне, придвигаясь ближе. С этого ракурса под его глазами просматриваются темные круги, а морщинок возле них немного больше, нежели прежде. Темные оливы здесь, да, они живые, они улыбается, но они… устали. Ничуть не меньше, чем я.

- Тогда поехали домой, миссис Каллен, - шепчет любимый. И целомудренно целует меня, нагнувшись к губам.

В эту секунду мне не кажется, что все так уж серо. Будни буднями, а у нас есть главное – мы вместе. Этого, думаю, должно хватить, в том числе для счастливой жизни.

Часом позже, пока Эдвард в душе, я разогреваю на сковороде оливковое масло, неторопливо нарезая мясо тонкими полосками. Жареная в сметане курица и гарнир из тушеных овощей – вот наше меню. Я знаю, что муж ненавидит перцы, а потому их совершенно точно в блюде не будет. В свою очередь, ради моих предпочтений ему придется пожертвовать кукурузой. С детства не могу ее есть.

Кухня у нас достаточно большая – для квартиры даже слишком большая. Ровные закругляющиеся ряды кухонных ящиков, твердые тяжелые плиты на них, оборудование по последнему слову техники – я не сразу разобралась, что и где включается, когда мы стали жить вместе. Все выдержано в бордовых тонах: не темных, но и не светлых, что-то между - главное, что стильно не раздражает.

Сразу за кухней гостиная, являющаяся одновременно и столовой. Круглый стол с резными ножками, деревянная столешница и неизменный кувшин с водой, который хозяин самостоятельно меняет каждое утро. Для него это почти ритуал, а я не мешаю. Возле нашей постели Эдвард ночью тоже неизменно оставляет воду. Однажды он признался мне, что это просто привычка. Раньше некому было принести ее, когда у него начиналась мигрень.

В гостиной диван – большим полукругом, огибающим почти все стены – как в кинотеатре. Он широкий, мягкий и с огромным количеством разных подушечек. В них в буквальном смысле можно утонуть. К тому же яркий контраст желтых подушечек с темной обивкой является прекрасным дизайнерским решением. Ровно как и телевизор, подвешенный на стене. Благодаря его выпуклости (модель X, в продажу еще не поступила) видно происходящее на экране с любых сторон. За время нашего знакомства, правда, Эдвард включал его сам всего дважды – когда показывали мой репортаж о редких австралийских птицах по первому каналу и когда его любимая футбольная команда «Барселона» претендовала на самое почетное место в европейском рейтинге. Именно поэтому ту неделю, что мы гостили у моих родителей, Эдвард с отцом расходились по комнатам во время футбола – папа болел за «Мадрид». Я смеялась над ними, закатывая глаза на детское упрямство, а они оба воспринимали приоритет каждой из команд очень серьезно. Прямо как личное оскорбление.

После гостиной, с левой стороны от дивана, начинается недлинный коридор. В нем всего две двери: одна ведет в гостевую спальню, вторая - в уборную. Зато рядом расположилась удобная лестница, ведущая наверх. Пентхаус, как говорил любимый, лучшее, что он купил после своего уникального серебристого «Мерседеса». И он был невероятно горд тем, что привел меня именно сюда. Никуда более.

Я выкладываю курочку на сковороду, уменьшая огонь. Посыпая ее тертой зеленью, добавляю душистого перца. И под шкварчание мяса, под тот аромат, что выделяют специи, раскрываясь, вспоминаю то, что абсолютно точно забыть невозможно.

Проходит неделя с тех пор, как я сломала ногу. Эдвард сидит рядом со мной, закинув ногу на ногу и бездумно переключая каналы телевидения, пока я поедаю свой любимый карамельный попкорн. Теплая и безопасная атмосфера спальни, где мы вдвоем и где нам хорошо, превосходна. Я уже люблю этот день. Пожалуй, больше многих.

Этот мужчина с удивительной прозорливостью узнает о моих вкусах. Не проходит и дня, чтобы какая-нибудь мелочь не стала напоминанием о нем. То в моем почтовом ящике обнаружится янтарная канарейка, за которой я гонялась по интернет-аукционам полгода, то веселый доставщик пиццы принесет «Маргариту» с черри под двойным сыром и улыбнется, что все оплачено… или цветы. Лилии. Красивые-красивые.

А сегодня у Эдварда получилось вырвать вечер из своего графика и приехать ко мне самому. За окном гремело, шел дождь, тяжелые облака плыли по беспросветному небу и я, ковыляя к двери, абсолютно точно не была довольна поздними посетителями.

Но как только дверь открылась, и на пороге показался Каллен, все труды мгновенно стали не напрасными. Мне кажется, даже моя нога улыбнулась. А я покраснела.

Он, мокрый и прекрасный, стоял под косыми струями, прикрыв голову какой-то папкой с бумагами. В кожаной непривычной куртке, в темных джинсах – никаких белых штанов и жестких рубашек.

- Разрешишь войти? – спросил.

И, разумеется, никакого ответа, кроме «Конечно!» он услышать не мог.

Я заварила ему чай, а он раскрыл для меня попкорн и поставил на стол баночку со спрайтом. Получить эти продукты от него было так непривычно, что у меня в груди приятно защипало. Простой, совершенно простой мужчина. И я ему нравлюсь!

- Ты голодный?

Он успокаивающе покачал головой.

- Разве что до попкорна, Белла. У меня была встреча, я поужинал.

- Ладно, - не слишком обижаюсь, потому что с моим гипсом стоять на кухне проблематично. Гораздо лучше и проще сидеть или лежать, тем более рядом с Эдвардом. Я уже успела по нему соскучиться.

Мы усаживаемся на диван – я и он. На мягкие подушки, под плед, который я притащила сюда еще днем. Пробуем попкорн. Потом из одной баночки пьем спрайт.

- Как ты себя чувствуешь? – заботливо спрашивает мужчина, оглядев мою ногу, - ты вызывала доктора?

- Еще и недели не прошло. Зачем?

- Проверить, как все срастается. Это не то, с чем шутят.

Я мягко улыбаюсь ему, ободряюще погладив по плечу.

- Все будет в порядке. Самое главное сделал ты, когда помог мне… Я ведь толком и не сказала спасибо, Эдвард.

Он оставляет мой гипс в покое, самостоятельно, не вынуждая тревожиться понапрасну, придвигаясь ближе.

- Ты ведь тоже мне помогла, - доверительно сообщает, носом проведя по волосам, - спасительница.

- Мы друг друга стоим, - смущенно усмехаюсь, покраснев, - но все равно спасибо. И за пиццу, и за канарейку, и за попкорн, ты зря со мной так возишься.

- Мне это в радость, - с потрясающей искренностью заверяет Каллен, - не волнуйся.

А потом наклоняется ко мне. Осторожно, не желая испугать, целует. Будто впервые.

Наши отношения только начинаются, я знаю, но так не хочется думать, что когда-нибудь они могут закончиться… Этот человек мне уже дороже многих. Скоро будет дороже всех.

Мое желание его близости куда сильнее – или под куда меньшим контролем. Выгнувшись, я обхватываю руками его шею, чуть приподнимаясь над диванными подушками. Отвечаю на поцелуй с полагающейся страстью. Он единственный, кто во мне вызывает такой отклик.

- Соскучилась? – сбившимся теплым дыханием разбудив рецепторы на моей коже, шепчет Эдвард.

Я быстро, не отпуская его лица от себя, киваю. Поглаживаю затылок, прикасаясь к волосам.

- Слишком…

Краснею, а глаза подергиваются прозрачной пеленой. Мне и стыдно, и приятно. И закончить надо бы, и хочется продолжения - это плохо описываемое ощущение. Такого сильного влечения, как мне казалось, нельзя испытывать вообще. Даже к самому Аполлону.

Мужчина все видит. Мои сомнения, мое желание, мои размышления: ничто от него не укрывается. И он умудряется умело этим распорядиться на радость нам обоим.

- Значит, это надо исправить, - многообещающе произносит, наблюдая за реакцией, когда погладил меня по груди. Через ткань майки, лифчик под которую я так и не успела надеть из-за его неожиданного прихода. Пока не касается кожи.

Произведенным эффектом и тем, как неровно выдыхаю, мужчина доволен. Дает себе право продолжить игру.

- Как насчет дивана? – развратно зовет, покусывая мочку моего уха. Не стесняется показать того, что хочет не меньше. Меня? О господи, да! Меня!

- Как хочешь…

- Как сможешь, - поправляет он, любовно пробежавшись пальцами по моему гипсу. Целует губы, потом шею, потом, задрав майку, мою грудь. – Если будет больно, скажи мне. Сразу же.

- Ага… - не слишком думая о смысле его слов, скорее сосредотачиваясь на завораживающем движении губ и его мужском аромате, окутавшем меня, бессильно шепчу я.

Для Эдварда этого оказывается достаточно. Похоже, ему так же тяжело терпеть.

Он очень изобретателен. Мои подушки сами собой появляются с нужной стороны дивана, возле пострадавшей ноги, а сам мужчина сдвигается в противоположную сторону. Удобно устраивает меня, следя за тем, чтобы гипс оказался в неприкосновенности.

- Пожалуйста… - с дрожью в голосе зову его, наблюдая за тем, как слишком медленно, по моему мнению, мужчина расстегивает ширинку, - мучитель…

- Я хороший мучитель, - с улыбкой напоминает Каллен, склоняясь ко мне. Бережно одаривает вниманием ключицы, особое почтение выражая яремной впадинке. Дразнит меня.

Зато потом сполна награждает за это… так, что я забываю обо всем на свете.

- Ты великолепен, - покусывая его шею, оказавшуюся теперь возле меня, бормочу я.

Эдвард удовлетворенно стонет, отозвавшись так же какой-то любезностью. Для меня она, в принципе, не имеет значения.

Его движения важнее. Слаженные, в меру быстрые, заполняющие меня… чувствую, все кончится куда быстрее, чем было запланировано.

Чувствую и улыбаюсь. Широко-широко.

Пятнадцатью минутами позже, лежа на диване – Эдвард сбоку от меня, а я, прижавшись к его жесткой от волос груди, рубашку с которой стянула, рядышком. Он поглаживает нежными пальцами мои лопатки, а я просто крепко прижимаю его к себе, обняв за талию. И грею, и греюсь. В такие редкие для Австралии дожди полезно быть с кем-то рядом.

- Я принес тебе весточку, Белла, - вспоминая о чем-то, что считает немаловажным, лениво произносит мужчина, - через три недели в Атланте большой фестиваль красок. Знаешь, как праздник Холи в Индии.

Я удивленно изгибаю бровь, приподнимаясь на локте. Заглядываю в темные оливы, не до конца понимая, о чем говорит их обладатель.

- Атланта?..

- Штат Джорджия, США, - поясняет Каллен, кивнув. - Мы можем слетать туда на выходные. Как тебе?

- Слетать? – я фыркаю. - На ковре-самолете?

- На обычном, куда более комфортабельном самолете, - Эдвард хмыкает. - Я не тороплю тебя с решением. Просто я подумал, что тебе может это понравится. К тому же к этому времени ты окончательно поправишься, и мы сможем здорово повеселиться.

В растерянности лежа на своем месте, я недоверчиво на него поглядываю.

- Ты зовешь меня в Америку? С тобой?

- Я обещаю не распускать руки, - со смехом дает клятву мужчина, - честно. Пока сама не попросишь.

- Я не об этом… - смущенно опустив взгляд, бормочу. - Просто это очень далеко…

- У тебя аэрофобия? – он встревожен.

- У меня не слишком полный кошелек, - виновато признаюсь, краснея еще больше, - туда еще могу долететь, а вот обратно - навряд ли.

Слушающий меня Каллен не может понять, серьезно я говорю или нет. Его лицо выглядит растерянным.

- Ты отказываешься только из-за стоимости билета?

- А еще отеля и еды. Эдвард, извини меня. Если бы ты сказал немного раньше, я бы поискала возможность. Как насчет Мельбурна? Там тоже неплохие фестивали…

Говорю, говорю, говорю, а потом вдруг останавливаюсь, когда вижу, что по губам мужчины расползается невероятных размеров улыбка. И мягкая, и заинтересованная, и снисходительная. Все сразу.

- Вся поездка – на мне, - заявляет он на мой вопросительный взгляд, - это даже не обсуждается. Я просто спросил, не хочешь ли ты ко мне присоединиться?

- И ты думаешь, что я дам тебе все оплатить? – закатываю глаза я.

- Я в этом уверен, Белла. Для меня это будет подарком.

Прикусываю губу, вспоминая тот день, когда он объяснил мне, чему были обязаны эти триста долларов на кухонной стойке. Проигрываю в голове его слова еще раз: «Я очень боялся, что ты со мной только ради этого. Это было проверкой. Жесткой, наверное, Белла… прости. Но у меня действительно не было другого шанса узнать точно».

Неожиданно погрустнев, чем я насторажила Эдварда, обнимаю его сильнее. Носом утыкаюсь в плечо, ладонями накрываю спину. Настолько, насколько могу, конечно. Она у него широкая.

- Мне нужен ты, Эдвард, - признаюсь, оставив на коже крохотный поцелуйчик, - мне правда неважно, где провести уикенд. Я просто хочу с тобой.

Он мне улыбается. Победно, нежно и воодушевленно. Как волшебнице.

- В таком случае мы поедем в Джорджию, любительница Верблюдов. Обещаю, там будет здорово.

И мы действительно поехали. Три недели и два дня спустя, я схожу по трапу самолета на горячую землю американского Юга, прикладывая ладонь козырьком ко лбу, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

Эдвард, наглядно демонстрируя свое присутствие, придерживает меня за локоть, помогая отыскать на ярком солнце машину, и галантно открывает дверь, усаживая внутрь. На заднее сиденье, не иначе.

Ведет не он. Он сидит рядом со мной, приобняв за талию, и рассказывает, по мере того, как мы проезжаем их, о достопримечательностях города.

Я уже узнала за эти дни, что он родился здесь, в Атланте. Это его родина, тот город, где ему больше всего нравится жить. И который он, конечно же, больше всего любит.

- Тебе пора вести экскурсии, - ласково замечаю, погладив его по щеке, когда он ненадолго прерывается, чтобы попить воды, так кстати обнаружившейся в карманах дверей.

- Спасибо, Белла, - очаровательно улыбаясь, благодарит Каллен. Закручивает крышечку, оставляет бутылку в покое. Легонько, в знак одобрения, ерошит мои волосы. – Тогда слушай.

В субботу, в этот чудесный солнечный день, мы гуляем по Атланте. Недолго – столько, сколько позволяет моя только-только зажившая нога. Потом едим мороженое, то самое, которое дало чек в невероятную сумму. А потом идем в кино на какую-то громкую премьеру. Но я, как человек достаточно приземленный, не слишком наслаждаюсь фильмом. Наоборот, усмехнувшись и расслабившись в темноте, даю Эдварду почувствовать, как рада, что он пригласил меня. Прощаю даже ту несуразную астрономическую сумму за билеты. За то, чтобы сидеть с ним вот так вот рядом и чувствовать его, я бы отдала гораздо больше.

Из кино мы выходим в три. Не обедаем, а сразу едем в центр, на тот самый пресловутый фестиваль.

И уж там, швыряясь друг в друга красками и потешаясь над в буквальном смысле «радужным видом», по-настоящему отдыхаем. Я ни о чем не думаю, и он, мне кажется, тоже. К тому же на память у нас остаются чудесные фото из специальных копеечных кабинок. Никогда не думала, что в них может быть так весело.

А вот уже глубокой ночью, когда кое-где начинают гаснуть фонари, мы едем, как обещает Каллен, домой. Только вот я не до конца представляю, что он вкладывает в слово «дом». Жду отеля, съемной квартиры, хостела, в конце концов… а получаю пентхаус. Его собственный, нежно любимый.

Он приводит меня к себе домой. В свою квартиру.

Тогда-то я впервые и вижу эти потрясающие желтенькие диванные подушки, огромную автоматизированную кухню. И кувшин с водой. Для меня он теперь - извечное напоминание о первом посещении Атланты.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Источник: http://robsten.ru/forum/67-2117-1