Глава 5. Часть 2.
- Я поседею от твоего молчания, - с успокоенным смешком бормочу, снимая обувь и направляясь со своим маленьким пакетиком сокровища в кухонную зону, - ты спишь?
- Спать будем потом, - отвечают мне. Теперь вслух отвечают, довольно громко. И снова ударяют стаканом об стол, - а пока попразднуем…
Я хмурюсь, недовольная нотками, которые звучат в его голосе. Разве все случилось не по плану? Он будто бы…
И вот тут, поворачивая за угол и встречаясь взглядом с темными оливами, понимаю, что предположение вышло верным. В «яблочко».
Изумляя меня больше, чем рыбки Иффа, наклонности Вольтури и предложение отца подарить Эдварду на день рождение акции его же компании, мистер Каллен сидит за кухонным столом, организовав себе праздник… сосудов? Или что там благотворно встречает алкоголь?
Вазочка со льдом, щипцы, дольки лимона на зубочистках и неглубокий хрустальный стакан, наполовину залитый темно-золотистой жидкостью. Запах подсказывает, что это быстрее, нежели красноречивая бутылка на столе. Macallan. Виски.
- Ты что… - слова застревают в горле от картины, какую, надеялась, мы уже давным-давно оставили в прошлом.
- С повышением по службе, - поднимая бокал и кивая мне, Эдвард громко смеется, - с полу-банкрота до почти-банкрота. Дело времени, как говорится.
Забывая и о корице, и об ужине, и о чертовом пироге, с трудом делаю несколько шагов до кухонной тумбы. Останавливаюсь, застывшими глазами наблюдая за мужчиной.
- Ты пьешь…
- Ага, - он запрокидывает голову, продемонстрировав распущенный галстук, грязный воротничок белой рубашки и отсутствие одной пуговицы на груди. Пиджак небрежно отброшен на пол, обувь так и не снята – он в ботинках, а штаны, такое ощущение, вытирали все стены нашего коридора. Не удивлюсь, если это было так.
- Ты обещал, что не будешь этого делать.
- Как мне сегодня напомнили, я много кому и много чего обещал…
Это не первый его бокал. И даже не второй. И не третий. Это полбутылки вдогонку к уже выпитому. Глаза в пелене, движения размашистые и раскованные, а дыхание удивительно глубокое. Отпечаток алкоголя уже уверенно разместился на бледном лице. Это не мой Эдвард.
- Ты можешь объяснить, что случилось? – я начинаю злиться. Не столько из-за загадок, которыми говорит, сколько из-за возвращения к спиртному и порче той пятницы, что мы условились сделать человеческой. К тому же, я очень сомневаюсь, что его организм способен сейчас выдержать прежний темп возлияний. Он слишком бледный и измотанный.
Каллен переводит на меня мутные, но в то же время сияющие всеми цветами радуги глаза. Призывно похлопывает по стулу рядом с собой, плеснув виски во второй бокал.
- Я не собираюсь пить, - складываю руки на груди, отбросив к холодильнику корицу и кошелек, - я хочу, чтобы ты мне все объяснил и пошел спать. Немедленно, Эдвард.
Тону своего голоса удивляюсь, но не сильно. Эдвард больше удивляется. И жесткость каленым железном выжигает маску на его лице.
Он поднимается со стула, удержав равновесие. Он делает шаг от стола, забрав с собой бутылку и проигнорировав стакан.
- Я расскажу, - кивает, состроив серьезный вид, - тебя это должно обрадовать, Изабелла. Как никак, твой почитатель взлетел до небес.
- Эдвард, пожалуйста…
- Ладно, - он примирительно поднимает руки вверх, предварительно глотнув прямо из горла обжигающего пищевод напитка, - слушай.
Мне хочется подойти и придержать его. Он стоит в опасной близости к столу и, если упадет, вполне возможно, что разобьет голову. А еще стулья, хрусталь, стекло бутылки…
Но не могу. Запах и здесь невозможен, а возле Эдварда, от него самого… я очень боюсь, что дело кончится очередной грязной раковиной. Боже мой, если это не токсикоз, тогда что?..
- Это сказка об акциях, - откашлявшись, с вступительным жестом фокусника начинает мужчина, - жили-были акции, которые не тужили. Они покупались, продавались, вели безбедное существование и росли, становясь все более ценными членами финансовой пирамидки. Их потолок был довольно близко и все это знали – надо было чуть-чуть подтянуться. Однако вдруг… появился на горизонте самолет. Коричневый, с большими крыльями и огромным эго. Он не представлял опасности, думали они. Он пролетает мимо… но самолет оказался слишком большим, хоть и едва достроенным. Он махнул крыльями – и акции посыпались со своего пьедестала вниз. Знаешь, как карты, когда выдергиваешь одну из основания, да, Беллз? И так – ба-бах на пол! В реку из сотен тысяч долларов… по лужайкам, лугам, берегам… и безвозвратно.
Он говорит, говорит, говорит, и лицо становится все темнее, желваки видны ярче, а ладони слишком сильно сжимаются в кулаки. Чувства в голосе становится больше, ненависть опаляет, ужас отвешивает поклон, а вокруг все становится холоднее. Я с трудом отваживаю себя от желания отшатнуться. Черт подери…
- Что ты несешь?..
Каллен свирепеет. Буквально так, прямо на глазах. Губы приоткрываются, дыхание становится хриплым, а темные оливы страшно блестят. Он ожидал, что я пойму все из этого спектакля?..
- Акции, Изабелла. БАБАХ! – громко повторяет, схватив со стола стакан и, для пущего эффекта, швырнув в холодильник, - НА ОСКОЛКИ!
- Упали акции?..
- Грохнули, - на сей раз Эдвард делает два больших глотка из бутылки, совсем не по богатому после этого вытерев губы ладонью. Капельки виски, не задетые ей, текут по его щеке, подбородку и шее. Грязнят рубашку больше прежнего – теперь я понимаю, почему воротник такого желтого цвета.
До меня начинает доходить.
- А туз?.. – цепляюсь за свое единственное воспоминание о том разговоре.
- Нет туза, - рявкает мужчина, метнув глазами молнию в ни в чем неповинный стол. Хватает второй стакан, у меня на глазах снова запустив его к холодильнику. В который раз в этой комнате звон осколков…
- Подожди, но не все же так плохо, - меня потряхивает, однако уходить на безопасное расстояние не соглашаюсь, - это же не банкротство, это пару акций…
- На тридцать пять процентов, Белла! ЗА ДВА ДНЯ! Финита ля комедия.
- Это не конец.
- Это полный конец. Это просто ВОТ ТАКОЙ конец, - он взмахивает руками, демонстрируя то неприличное слово, о котором говорит, разведенными ладонями, в одной из которых бутылка, - наслаждайся.
А затем он глубоко, до того, что дрожат пальцы, вздыхает. Будто бы набирается сил.
И когда оборачивается ко мне снова, когда поднимает глаза от пола, оливы уже чужие. В них синий огонь.
- Алессандро Ифф теперь новый финансовый магнат. Не пройдет и полугода, как выкупит всю мою… империю, - хохочет на этом слове, словно бы поражаясь его сильному значению, - и будет жить-поживать, да добра наживать. Он сейчас нарасхват. Так что тебе стоит поторопиться.
Колючий разряд тока, ударивший в самое сердце, заставляет меня вздрогнуть.
Бред бредом, но это… что он говорит?
- Эдвард…
- Ты посуди сама, - Каллен глотает виски как воду, осушая уже большую часть только что вскрытой бутылки, - лучшего-то шанса тебе не представится. В этом пруду – он обводит рукой гостиную – ловить уже нечего, рыбка сдохла. Почему бы не попытать счастья в другом месте? У Алессандро, кстати, целых восемь аквариумов… все панорамные и все с эксклюзивным животным миром. Я видел.
- Ты что, предлагаешь мне уйти к нему? – пробивает на смех. Только уж очень горький.
- Не так, о нет, - Эдвард мотает головой, зажмуриваясь, - я тебе ВЕЛЮ к нему идти. И чем быстрее, тем лучше.
Ну все, грань перешагнули. Действительно, финита ля комедия.
Завтра он ответит мне за все осушенные бутылки.
- Ясно, - всеми силами стараясь удержать на лице снисходительную улыбку, я закатываю глаза, - отличные новости, мистер Каллен. А теперь идите-ка в постель.
- Я не шучу, - он поджимает губы.
- Я тоже, - с не меньшей серьезностью заявляю, подходя к нему ближе, - давай мне виски и пошли.
- Изабелла, не до смеха.
- Еще как, - согласно киваю. Протягиваю пальцы к бутылке, но Эдвард уверенно убирает руку назад, лишая меня шанса до алкоголя добраться, - давай сюда. Прекрати уже этот спектакль.
- Минус пятьдесят пять миллионов. За два дня. Это два частных острова в индийском океане.
- Эдвард, иди сюда, - я призывно протягиваю руки, надеясь, что позволит себя обнять, - ты слишком устал. Мы поговорим позже.
И тут в нем словно бы что-то щелкает. Почти слышно.
- НЕТ! – ревет так, будто бы в этой бутылке – его жизнь. Но почти сразу же ее, так и недопитую, отправляет передавать привет разбитым стаканам. Со всей дури, со всей страшной силой, которая просыпается в гневе, запускает в холодильник. Удивлюсь, если он выживет после таких налетов…
- ТЫ! – засмотревшись на брызги виски по кухне и почувствовав отвращение к запаху, запоздало понимаю, что баритон теперь скорее рык, нежели голос. И под стать ему освободившиеся руки мужа вряд ли можно назвать руками. Когти.
- Что ты делаешь? – стараясь не злить его больше прежнего, силюсь выдернуть ладони, - отпусти!
- ТЫ! – еще раз повторяет он, прокричав это так, что птицы в небе должны остановиться и заглянуть в наше окно, - ИЗАБЕЛЛА, ТЫ! СКАЖИ МНЕ! СКАЖИ МНЕ ПРЯМО СЕЙЧАС!
Он с невозможной силой сдавливает мои запястья, отбирая последний шанс вывернуться. Движение вправо-влево – сломает их. Без шуток.
У меня в груди холодеет, а глаза сами собой распахиваются.
- Мне больно…
- Будет больнее, - сжав зубы, шипит Каллен. Еще секунда – и вжимает спиной в стену возле стола. Не ударяет, не кидает, просто вжимает. И холодный бетон, окрашенный по единой цветовой гамме, впивается в кожу.
- Эдвард… - на глазах закипают слезы. Я была уверена, что знаю, что от него ожидать. Никогда, никогда агрессия мужчины не обращалась против меня. Он всегда клялся меня защищать и меня защищал. А теперь… теперь нет.
Он не тронулся рассудком? Ну пожалуйста, не надо!
- ГОВОРИ! – бескомпромиссный и безжалостный, велит, наклонившись к самому моему лицу, - ДАВАЙ ЖЕ, СЕЙЧАС! СКАЖИ, ЧТО БРОСАЕШЬ МЕНЯ! СКАЖИ, ЧТО УХОДИШЬ К НЕМУ!
О господи…
Это уже не триллер, это фильм ужасов. И я в главной роли. И я у стены. И я сейчас лишусь если не обеих рук, то точно способности дышать. Вид разъяренного, пьяного, абсолютно бесконтрольного Эдварда способен довести до обморока.
Я упрямо молчу. Спрятав дрожь, слезы и выражение боли на лице, молчу. Мне ничего не остается.
- НЕ СМЕЙ! НЕ СМЕЙ ТАК, БЕЛЛА! – а муж расходится еще больше, встречая мое игнорирование, - НУ ДАВАЙ ЖЕ! ЧЕРТ ПОДЕРИ, СКОЛЬКО ЖЕ ТЕБЕ НАДО, ЧТО ДАЖЕ АЛЕСС С МОИМИ ДЕНЬГАМИ – МАЛО? ТЫ ЧТО, ХОЧЕШЬ ШЕЙХА? ВЫШКУ НЕФТИ? НЕ МОЛЧИ!
- Ты делаешь мне больно, - тихо, вынуждая его замолчать, чтобы услышать, бормочу я. Кожа белая, а кости трещат. Это не праздные слова.
- Ты мне тоже! – шипит он, опустив голову и тщетно пытаясь выровнять дыхание, - каждый божий день, мать твою, Изабелла… думаешь легко жить с мыслью, что однажды ты уйдешь вон? Со всем, что привнесла в мое существование?
- Неужели ты до сих пор считаешь так?
- А КАК МНЕ СЧИТАТЬ? – его передергивает, и среди темных олив пробиваются похожие на мои слезы. - Кого ты на самом деле любишь? Меня? Или все же деньги? Не смей молчать!!!
- Я говорила сотню и даже тысячу раз, Эдвард, - всхлипываю, сморгнув соленую влагу, чтобы лучше его видеть, - и я не знаю, сколько еще надо сказать, чтобы ты поверил…
- Ты меня мучаешь…
- Ты меня тоже, - качаю головой, даже не пробуя уже освободиться из стальной хватки, - почему ты не видишь, что этими словами разбиваешь мне сердце?
Он резко выдыхает. По щеке течет маленькая соленая капелька.
- Потому что ты разбила мое.
Эдвард поднимает голову, стерев с лица любое упоминание о слабости и слезах. Сильнее сдавливает мои руки своими пальцами. Мы оба уже не думаем об этой боли.
- И чем ты его лучше? ЧЕМ ТЫ ЛУЧШЕ АЛЕССА? – не выдерживаю я, буквально выплюнув эти слова ему в лицо, - В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас… эти клятвы были для тебя пустыми?
- Для меня не было пустым ничего. НИЧЕГО! – Эдвард вздрагивает, впившись в меня глазами, - я хотел тебя. Я желал тебя. И я тебя получил – я бы и так тебя получил, даже без согласия. Ты знаешь это. Ты просто хочешь набить себе цену!
Поддавшись эмоциям, окунувшись в их красный водоворот с головой, я на секунду теряю власть над своими действиями.
- НЕ СМЕЙ! – выкрикиваю, дернувшись влево. И то ли от неожиданности движения, то ли от того, что сила Эдварда неукоснительно слабнет, мне удается вырвать руку из стальной хватки. И первое, что оглушает тишину комнаты после моего приказа – хлопок кожи о кожу. Колючая щетина по пальцам. Теплота о холод после бетонной стены. Пощечина…
Сама с ужасом встретив то, что сделала, отшатываюсь назад, больно ударившись головой о стену. На щеке Эдварда секунду-две мерцает красный отпечаток от моей ладони, а потом этот алый цвет, этот огонь, перебирается в его глаза, отпуская кожу. Я никогда не видела их такими черными…
Эдвард перехватывает мои руки одной своей, давая свободу правой ладони. И ей, большой, тяжелой, горько пахнущей виски… замахивается. В ответ.
Схватив мгновенье перед ударом расширившимися глазами и коленями, которые подгибаются, поспешно уворачиваюсь, с придушенным выкриком опустив голову вниз.
Рука мужа своей цели не достигает.
Он ей не дает?
Черед долгую, тянущуюся почти вечность, секунду, я, не услышав характерного хлопка и не ощутив волны боли, должной прокатиться по телу, поднимаю голову. И встречаюсь взглядом с застывшими, покрывшимися льдом оливами. Пораженными в самое сердце.
Morte.
Даже не пытаясь перебороть дрожь, я несильно дергаю руками, призывая меня отпустить.
И о чудо – оковы разжимаются.
Эдвард следует за мной взглядом, но больше ни единого, ни самого мимолетного движения не предпринимает. Он будто заморожен.
Я часто дышу, заставляя ноги слушаться голову. Не обращая внимания на саднящие отметки на коже плеч, запястий и локтей там, где их держал в свое время мужчина, иду к двери. Бегу к двери – будет точнее.
Мамочки.
Мамочки…
Мамочки!..
- Белла…
Не слушаю. Каким-то чудом угадав с сапогами и надев свои, а не калленовские, хватаюсь за холодный замок, мокрыми пальцами стараясь вывернуть его в нужную сторону.
Выбегаю в коридор, не потрудившись ни запахнуть пальто, ни захлопнуть дверь. Все внимание занимают слезы и то, как стоит перед глазами картинка замахивающегося Эдварда.
Он хотел меня ударить.
Он почти ударил меня.
Я бегу, хотя не знаю, куда бегу. Для начала – вниз по лестнице, подальше от квартиры. И неважно, что в карманах ни денег, ни телефона. Это сейчас ненужно.
А вслед, по холлу частного коридора, мне летит сквозь щель приоткрытой двери настоящий рев. Громкий. Отчаянный. Безнадежный.
Именно так кричат львы, которых в единую секунду разит меткое и пропитанное ядом копье охотника…
***
Я возвращаюсь домой в двенадцать ноль пять ночи.
Официально я так и не решила, хочу возвращаться или нет, дом это вообще для меня или нет, и есть ли у меня какая-нибудь альтернатива, чтобы считать иначе. Слова Эдварда плотно въелись в подкорку и уже разъели сознание как быстродействующая кислота, шокировав получше, нежели все вспоротые рыбки от Алесса. А его… телодвижения, уж точно добавили решимости сотню раз подумать, прежде чем дойти до двери пентхауса. Вдруг на этот раз не удержится, не сможет остановиться?
От таких мыслей просыпается дрожь, но та же самая дрожь не бодрствует и на улице, где темно, холодно и страшно. Мне некуда идти – сегодня точно. И в таком виде, без денег и документов, меня вполне могут еще и арестовать. А это за такой насыщенный день было бы уже слишком много.
Поэтому, приняв довод сознание, что дома все же безопаснее, нежели на улице, я соглашаюсь подняться к нашей квартире. Не знаю, нашей ли уже… но все же квартире. Со светом, горячей водой и окнами, спасающими от пронизывающего ветра.
В конце концов, если Эдвард еще раз на меня замахнется я… вызову полицию. Или схвачу кошелек и уже тогда убегу. Но точно не стану терпеть. О нет, я не стану.
Как ни странно, все, что есть в моем плаще – ключи. Я собираюсь ими воспользоваться, чтобы хоть как-то показать, что все еще живу в этом доме, но это оказывается лишним. Дверь открыта – никто не потрудился ее закрыть.
Второй раз за чересчур долгий вечер я переступаю порог квартиры, находя глазами плащ мужа, его черные вычищенные туфли и мобильник, сиротливо лежащий на тумбочке в прихожей. Похоже, он тоже ему больше не нужен.
Я скидываю пальто, медленно снимая обувь. Не убираю, оставляю на видном месте на случай, если надо будет снова уйти. И только затем, сделав глубокий вдох, прохожу в квартиру. Слез у меня больше не осталось, руки больше не болят. Как никогда велико ощущение, что не Эдвард, доведший меня до этого, а я сама – каменная. На сто двадцать процентов.
Первое, что чувствуется в доме – странный запах. Горьковато-сладкий, с примесью горелых корочек, аромат. Он переплетается с алкоголем, но не теряется, не растворяется в нем. И раздражает рецепторы почище, нежели сладкая картошка, которую я готовила на обед вчера. Убийственный запах.
Нахмурившись, я иду сразу же на кухню. Не знаю, с чего бы вдруг Эдварду браться за кулинарные шедевры, но комком свернувшееся в животе плохое предчувствие пересиливает и обиду, и злобу, и все остальное. В конце концов, этого человека я люблю. И, в конце концов, пока еще он мой муж.
В тишине пентхауса постепенно начинают появляться звуки. Вернее, один звук – всхлипы, то и дело скатывающиеся до негромких рыданий. И они, судя по тембру, мужские.
Я оглядываю кухню на предмет зоны бедствий. Стаканы так и лежат в разбитом виде, виски так и текут по тумбочке, а моя шарлотка, наверняка вместившая в себя парочку осколков, ждет своего часа возле вытяжки. Однако кое-что все же изменилось: посуда. На плите стояла посуда, а теперь она безбожно скинута. Сохранила свое местоположение лишь кастрюля с мясом, прикрытая крышкой – она дальше всех. Остальная же утварь нашла приют на тумбочке, полу и холодильнике. С явственным нетерпением кто-то освобождал конфорку…
Я подхожу ближе, стараясь дышать ровнее, пока страшные мысли заполоняют голову. Поселяются в ней. Хорошо, что плита не газовая… нельзя списать все на желание покончить с земным бытием.
Но картинка по центру самой большой из электрических конфорок, все еще, к слову, горячей, отнюдь не придает оптимизма. Словно бы отпечаток… словно бы что-то живое… подгорелое, а прежде живое. Панель грязная от жирности… пальцев?
Я замираю, как громом пораженная. Дав себе секунду на то, чтобы свести факты – отпечаток, запах и конфорку - воедино, чувствую возвращение знакомой дрожи.
О нет…
Кое-как перепрыгнув через разбитые стаканы и лужу виски, игнорируя и аромат, выедающий легкие, бегу на то и дело затихающий звук всхлипов. В гостиную. К дивану. За загородку, созданную телевизором. К креслу, вместившему на себя три желтых подушки, дарящие мне прежде оптимизм.
Эдвард здесь.
Он вздергивает голову, увидев меня, а глаза, как когда-то мои собственные, распахиваются. Он вздрагивает, будто своим появлением я его ударила, и едва не падает с кресла. Красные ободки глаз, намокшие ресницы и лицо, скованное от слез – все, что вижу, прежде чем обратиться к своей цели. Сконцентрироваться на ней.
- Покажи мне немедленно, - дрожащим голосом велю, откидывая ногой подушки на полу и присаживаясь рядом с креслом, - сейчас же. Быстрее.
От неожиданности от моих цепких пальцев муж не успевает даже увернуться.
Я хватаю его ладонь, лежащую не слишком естественно, и обвиваю обеими руками.
Вот и все…
Кожа вспухла, видны пузыри, линии жизни, любви и здоровья окрасились темно-бордовым, почти скрывшись под ожогами, а ранки слева и справа от запястья очень красноречивы.
Он. Сжег. Себе. Руку.
- Что же ты делаешь?.. – мигом севшим голосом шепчу я, посмотрев на него как впервые.
Оливы все так же ледяные. Ни движения.
Черт.
- Сиди здесь. Не смей даже вставать, слышишь меня? Я предупредила, - вскакиваю со своего места, тем же быстрым шагом направляясь обратно на кухню. Аптечка. Большая зеленая коробка. Скорее. Это же адская боль, боже мой…
Когда я возвращаюсь к Эдварду, он так и не убирает с моих глаз ладонь. Мне начинает казаться, что он в прострации или застыл в пространстве. Все, что может – смотреть на меня. И так же тихо плакать.
- Ты охлаждал его? Под водой?
Кивок.
- Хорошо… - но хорошего мало. Вряд ли боль от этого намного уменьшилась.
- Я искал тебя… - шепчет он.
Правда? Мое сердце, по-моему, пропускает один удар.
- Я была далеко, - и за это поплатилась…
Эдвард опускает голову, признав поражение.
Раскрутив колпачок принесенного бепантена, выдавливаю немного белого крема на пальцы – те пару секунд, что заняло мытье рук, кажется, длились вечность.
Эдвард редко вздыхает, когда я касаюсь кремом поврежденной кожи. В пространство проскальзывает его тихонький всхлип.
- Потерпи, - умоляюще прошу, стараясь прикасаться как можно аккуратнее, - если не намазать, будет только хуже.
Интересно… а я-то наивно считала, что вышла замуж за взрослого человека. Палить руки о плиту… это надо додуматься. Глупый какой!..
Мои были утихнувшие, забытые слезы с завидной скоростью восстанавливают утраченные позиции.
- Сильнее, - вдруг просит Каллен. Мои пальцы сами собой останавливаются, а голова поднимается, чтобы найти его глаза. Чтобы понять, что просит.
- Что?..
Его губы немного подрагивают, но в большей степени на лице убежденность в собственной правоте и решительность. Даже алкогольная маска теряется.
- Сделай мне так же больно, как и я тебе, Белла. Пожалуйста.
Он меня сегодня доведет. Я едва не роняю колпачок от крема, зажатый в другой руке.
- Помолчи, пожалуйста, - мотнув головой, оцениваю оставшийся объем работы, - у меня еще есть, что тебе сказать…
Эдвард действительно замолкает – на секунду.
А потом внезапно дергает пальцами, вынуждая мои прижаться к ране почти полностью. Поперек крема.
- Ты что делаешь?!
- Не щади… - он морщится, но не так сильно, как мне думалось. Дрожит.
- Отпусти немедленно.
- Не надо…
- Послушай, - я тщетно стараюсь сохранить в голосе предупреждение и не перейти на гнев, - если сейчас ты не станешь вести себя нормально, я развернусь и уйду. И тогда уже «скорая» будет разбираться со всем этим.
Реакция на такую тираду следует незамедлительная. Сжав губы и подавив всхлип, Эдвард сразу же отпускает мои пальцы. Его голова опускается вниз, на щеках слезы. И дыхание почти неслышное.
Я чувствую себя виноватой.
- Никуда я не пойду, - сбивчиво обещаю, на мгновенье отвлекшись от его руки, и той ладонью, что с кремом, погладив по колену, - я просто не хочу, чтобы ты мешал. Ладно?
Кивок. Еще один.
Сквозь слезы, я усмехаюсь.
Заканчиваю с обработкой довольно быстро – мужчина не чинит препятствий, и тем лучше для нас обоих. Прикусив губу, медлю лишь там, где настоящие ранки, где действительно просто взята и снята кожа.
Он сглатывает, когда я прикасаюсь к этим местам. Прикрывает глаза.
- Очень больно? – плохо контролируя голос, зову, насилу оканчивая на этом участке работу, - извини меня… Но зачем же ты?.. Что же ты наделал?..
- Тебе больно, - считая, что этим все объясняется, глухо отзывается Эдвард. Поднимает на меня мутные глаза, почти поборовшие опьянение, и смаргивает слезы.
- Ты что, мазохист?
- Скорее подонок.
Зажмурившись, качаю головой. Отодвинув его ладонь на безопасное расстояние – подлокотник кресла – встаю как раз промежду его коленей. Притягиваю к себе, руками касаясь спины и вынуждая прижаться к своему телу. Чуть ниже груди – к животу.
Мой глупый, упрямый и по-детски радикальный. Ты сам себя наказал…
- Ты вернулась, - едва ли не со стоном, но не предпринимая попытки обнять меня в ответ, шепчет Эдвард.
- Еще бы, - сглатываю, поморгав глазами, чтобы прогнать слезы, - знала бы я, что ты тут делаешь, я бы за порог не ступила.
- Это же заслуженно…
- Сумасшедший, да? Может быть и мне пойти прижаться ладонью к конфорке?
Его пальцы на здоровой руке робко прикасаются к моей талии. Шипят сквозь рыдания:
- Не смей.
- Вот-вот, - хныкаю, немного присев и поцеловав его в макушку, - то же самое, Эдвард.
Он замолкает, вслушиваясь в ритм моего сердца. А я, дав пальцам вольность, перебираю его волосы.
Не было ничего. Ничего не случилось. Все по-старому… все как прежде… хотя бы этим вечером.
Я не прощу себе, если он еще раз сорвет с собственных рук кожу.
- Я бы никогда тебя не ударил, - отчаянно-мертвым голосом, от которого мое сердце бьется на части, клянется Эдвард, - я бы скорее себя… никогда, Изабелла!
- Ага, - неглубоко вздохнув, двигаюсь пальцами ниже, к его щекам, стирая остатки слез. Верю. - Только не плачь. Пожалуйста, только не плачь…
Каждая слеза, каждый всхлип, хрип – ножом по сердцу. На него так же влияют мои слезы?
- Ты тоже.
- Я тоже, - усиленно моргаю, избавляясь от соленой влаги, - все. На сегодня – все.
Осторожно и медленно, очень не желая этого делать, отстраняюсь от мужа. Снова приседаю перед ним, критическим взглядом осмотрев ладонь.
Достаю из аптечки бинт, разматываю на нужное расстояние. На всякий случай, на полупрозрачную сеточку из ткани наношу еще немного крема.
Перебинтовываю его руку так, чтобы было удобно. Дважды спрашиваю, не туго ли затянула тут или там. И под конец, закрепляя основания, переспрашиваю еще раз.
- Если ты хочешь, я могу остаться на диване, - Эдвард нерешительно смотрит мне в глаза, теряя и спесь, и ярость, и все то, чем был наполнен последнее время, - или в гостевой… я не стану претендовать на спальню, Белла. Не беспокойся.
Мне неожиданно становится очень больно. Не просто горько, не просто жалко, а именно больно – до дрожи. Видеть его таким, говорить с ним таким и знать, что он совсем недавно с собой сделал.
Из-за меня.
Никакие синяки, касания и даже слова (по крайней мере, сегодня) не идут с этим ни в какое сравнение.
- Я не хочу, чтобы ты спал здесь, - уверенно заявляю, покачав головой, - мы оба полноправно владеем спальней. И мне бы хотелось, чтобы ты остался там. Со мной.
Не верящие тому, что говорю, темные оливы не спешат загораться.
- С тобой?.. – баритон дрожит.
- Да, - подтверждаю, не давая ему усомниться. Наклоняюсь и чмокаю в лоб так нежно, как поцеловала бы, наверное, только ребенка. Нашего ребенка. – Я ведь твоя Золотая Рыбка, любовь моя…
***
Этой ночью на долю Эдварда выпадает один из самых болезненных приступов за все время. Не имеет веса даже то, что обычно алкоголь, как утверждал он, позволяет спокойно спать до утра, блокируя проявление болей.
Катаясь по кровати с натянутой на лицо футболкой, он стонет, подрагивая от каждого движения.
Будит меня, хотя не хочет. Будит стонами, шелестом простыней и тем, что один раз случайно задевает мою руку – заживающую, но еще не зажившую. От тех самых котиков-любовников.
- Скоро пройдет, - ободряю я, ласково стягивая промокшую ткань футболки с его лица и вынуждая приподнять голову, чтобы запить принятую таблетку водой, - я здесь.
Это уверение, похоже, работает лучше всего. Эдвард не решился сегодня обнимать меня, когда мы легли в постель, а вместо этого предложил сплести вместе руки. Сила единства – величайшая сила. Сравнима даже с любовью – мы оба ощутили это, засыпая.
Близость. «Я здесь». Спокойствие. Ничего нет лучше.
- Невыносимо… - Каллен с силой зажмуривается, цепляясь за мою ладонь.
- Чуточку терпения, - успокаиваю, придвинувшись ближе и приобняв его за плечи, - ты же помнишь, пятнадцать минут.
- Двадцать, тридцать… с алкоголем – хоть час, - Эдвард испуганно вдыхает резко кончившийся воздух, переведя на меня остекленевшие, залитые ужасом глаза, - я столько не выдержу…
- Не придется, - продолжаю упрямо гнуть свою линию, сжав его пальцы, - все будет в порядке. Просто смотри на меня. Видишь, мы наконец-то в одной постели.
Мужчина запрокидывает голову, удерживая мой взгляд. Его лицо белее бинта на пострадавшей ладони, на нем снова вены, а посиневшие губы изогнуты от боли.
- Я люблю тебя, Белла, - срывающимся шепотом признается Эдвард, делая все, дабы слова не звучали вымучено и фальшиво, - я не могу без тебя жить… буквально.
- Я тоже, - нагибаюсь, пряча его лицо в завесе волос и легонько, желая лишь помочь, целую в щеку. Потом ниже, челюсть. За тем подбородок – и обратно. – Я тоже очень сильно тебя люблю. И я бы вытерпела что угодно, лишь бы тебе стало легче…
- Так не бросай меня… - он почти заклинает.
- Я никогда бы не стала, - вытираю с его лба испарину, - ты ведь знаешь.
- Я знаю, это жалко и отвратительно, Белла, но мне так страшно… - он моргает, позволяя мне увидеть затаившееся во взгляде страдание, - страшно, что этот Дьявол окажется прав, и однажды ты растворишься на горизонте. И никакие деньги мне тебя не вернут.
Эдвард снова плачет. От боли, от ужаса, от озвученных мыслей – неизвестно. Может быть, и от всего сразу.
И эти слезы меня ранят. Но далеко не так глубоко, как то, что он постоянно думает о моем уходе.
- Видишь это кольцо? – поднимаю свою руку, продемонстрировав ему тонкий золотой ободок, поблескивающий от света луны за окном, - как только ты надел мне его на руку, я стала твоей, Эдвард. Независимо от твоего кошелька, дома, в котором мы живем, континента и даже мира. Я – твоя жена. Я та, кто будет рядом в любом случае. И если ты и можешь однажды меня потерять, то только из-за своего неверия.
Его глаза распахиваются, а лицо сводит судорога.
- Нет!..
- Значит, не потеряешь, - вздыхаю, погладив его щеку, - нам просто нужно начать все сначала. Нам нужно поговорить.
- Неужели это правда? – темные оливы переливаются при свете ночи.
- Что именно?
- Что ты меня не оставишь. В любом случае и даже если… деньги кончатся? Если империя сгорит? Если тело… откажет?
У него такой потерянный, болезненный, убитый вид, что у меня нет права даже улыбнуться на нелепость таких вопросов, о которых твержу днем и ночью. Напрасно, как вижу.
Он со всей серьезностью, опасливостью и ужасом спрашивает, не зная ответа. Не контролируя его.
С надеждой.
- Ни за что, - просто отвечаю, поразившись силе и честности, какую можно вложить в эту фразу. Емкую, но четкую. И до боли клятвенную.
Эдвард прикрывает глаза, словно бы смиряясь. Напитываясь. Проникаясь.
- Проси все, что угодно…
Я неглубоко вздыхаю.
- Не делай мне больно.
Каллен вздрагивает, его ладони дергаются к лицу. В какой-то момент мне кажется, что он решительно настроен сорвать кожу.
- Прости меня… - взгляд мгновенно задевает руки. Завтра на них наверняка проступят синяки.
Я вижу, что он не понял. Договариваю.
- Не делай мне больно своим недоверием и проверками, Эдвард. Не кидайся к выпивке от того, что думаешь, будто так сможешь переубедить меня быть рядом. Ты тоже, пожалуйста, не бросай меня… сегодня… сегодня мне показалось, что ты хотел этого…
Больно. Почти так же больно, когда смотрю и вижу, как собственными пальцами Эдварда нещадно терзает виски. Продавливает кожу, желая к ним пробраться. Едва ли не изгибается от этой пытки.
- Дыши, - сажусь совсем рядом, ловким движением заставив его поменять кроватную подушку на мои колени. Первый раз за все время, не опасаясь и не отдергивая рук, глажу его голову, волосы, лоб. Изредка целую, советуя делать более глубокие, более полные вдохи.
Что спазм кончился, я понимаю потому, что Каллен снова говорит. Сбивчиво и быстро, так и не выровняв дыхание, силясь успеть до следующего налета боли:
- Я никогда этого не захочу. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты осталась. Белла, я дышу, пока я тебя вижу. Как же я могу захотеть… ну что ты… ни за что на свете. Ни по каким причинам. О нет…
По его лбу течет липкий пот, глаза мокрые от соленой влаги, кожа влажная и холодная, а пальцы будто в треморе дрожат. Похоже, с алкоголем приступы еще хуже. Простыни под нами влажнеют.
- Я верю, - убеждаю, обеими руками обхватив его лицо, - всему верю и никогда больше ничего такого не подумаю. Обещаю.
Эдвард медленно, слишком медленно вздыхает.
- Я напугал тебя сегодня.
- Не так сильно, как думаешь.
- Ты убежала…ты убежала, потому что думала, что я тебя ударю…
- Больше не думаю, - заверяю, прокладывая очередную дорожку поцелуев по его лбу – сегодня Эдвард на это даже не реагирует. – Я поняла, что это не так.
- Мне бы очень этого хотелось, - он сглатывает, - Белла, я хотел наказать себя. Я думал об этом уже очень давно. И плита… я никогда бы не ударил тебя! Я скорее убил бы себя, Беллз…
- Своей болью ты наказываешь меня, - аккуратно пожимаю перебинтованную ладонь, невесомо коснувшись ее центра пальцами, - не смей такого делать.
Он сдавленно кивает.
- Поэтому я и не сделал ничего непоправимого. У меня была крохотная надежда, что ты вернешься. И знаешь… - Эдвард смотрит на меня смятенно, с ярким желанием-надеждой быть понятым правильно, но подтверждающим, что все эти слова далеко не пустые, - если бы ты не вернулась, я бы не стал терпеть этого. Не сегодня.
Взгляд переметывается к балкону, скользнув по его двери, а потом возвращается ко мне. Сверкает.
Не стоит больших усилий подсчитать, в какой минус уходят шансы выжить после того, как шагнуть вниз с тридцать девятого этажа. И от этого я дрожу сильнее.
- Мы найдем, что сможет тебе помочь, - обещаю, крепко обнимая мужа, - эти боли не будут вечными. У тебя больше не возникнет соблазна… закончить. Всему виной стресс. Мы минимизируем стресс, будем больше гулять и все… все будет в порядке.
Эдвард вымученно усмехается, повернув голову к моим коленям, а руками накрыв мои руки на своей шее. Нежно сжав – без намека на те синяки, что оставил прежде. Я верю, что такого больше не повторится. Я это чувствую.
- Если компания обанкротится, - он тихонько стонет, запрокинув голову выше, - у нас будет много времени…
- Нам, так или иначе, на все хватит денег. Здоровье за них не покупается.
- И любовь, - уголки его губ подрагивают. Значит, отпускает… ну, слава богу.
- И любовь, - подтверждаю, с улыбкой встретив разливающееся по любимому лицу облегчение. – Давай забудем то, что случилось. С завтрашнего дня просто начнем новую жизнь – в первую очередь мы, а затем все остальное. Хотел того или нет, Алесс, похоже, оказал нам услугу. Мы сошлись во мнениях.
Эдвард глубоко вздыхает, осторожно, но самостоятельно перекладываясь с моих колен на подушки. Благодарно смотрит на мои пальцы, притягивая их к себе.
Я ложусь рядом, без боязни прижимаясь к нему. Не хочу разъединяться.
- Пока ты со мной ни Алесс, ни прочее отрепье не станет нам угрозой, - серьезно проговаривает мужчина, убрав с моего лица прядку волос, - я был слишком невнимателен к тебе прежде, Беллз, но я исправлюсь. Мы не будем напрасно прожигать время. Это наша жизнь.
Я широко, нежно улыбаюсь, выгнувшись на своем месте и поцеловав его в лоб.
- У нас есть вечность, Эдвард, - в тишину говорю я, поражаясь правильности этих слов, - и в этой вечности нам все по силам. Главное – не разлучаться.
И как доказательство, в уже ставшем традиционным жесте переплетаю наши ладони.
Что может быть прекраснее, чем счастье?
Оно приходит лишь с любовью и добром,
Сил придавая для борьбы с ненастьем,
Оберегая радостью, теплом.
Что может быть милее, чем старанья,
С которыми так строится любовь?
Вдвоем легко перебороть страданья,
Поддерживая, признаваясь вновь...
Алена Тудан
Оно приходит лишь с любовью и добром,
Сил придавая для борьбы с ненастьем,
Оберегая радостью, теплом.
Что может быть милее, чем старанья,
С которыми так строится любовь?
Вдвоем легко перебороть страданья,
Поддерживая, признаваясь вновь...
Алена Тудан
Жизнь не всегда бывает простой, даже золотая, и наши герои это доказали. С удовольствием ждем вашего мнения о главе на форуме!
Заранее спасибо за все "яблочки" и "спасибо", к прошлой главе они особенно порадовали автора. Надеемся, эта часть вас не разочарует.
Источник: http://robsten.ru/forum/67-2117-2#1438190
0
Теперь они вместе с "боевыми" ранениями...
