Глава 6. Часть 2.
Утром следующего дня, в многострадальную субботу после многострадальной пятницы, я просыпаюсь от терпкого аромата свежезаваренного кофе, включающего в себя отблеск молочной пенки, карамельного сиропа и тростникового сахара.
Еще здесь пахнет выпечкой – хрустящей, слоенной, с обещанием густого джема начинки внутри. Я почти чувствую застывшие, как янтарь, капельки на концах изделий. И пудру, конечно же. Неизменно белая, неизменно обильная, сладковато-пуховая на вкус.
Но все эти запахи, ароматы и прочее, от чего текут слюнки (про тошноту нет и речи), всё же отходят на задний план, едва Эдвард понимает, что я больше не сплю.
Веет его теплым мятным дыханием и гелем для душа с ментолом – свежесть, к которой хочется быть ближе. Впрочем, мужчина и сам достаточно близко ко мне. Он наклоняется, целуя мой лоб, а затем игриво переходит на скулы, не упустив возможности чмокнуть в нос.
- Доброе утро, моя маленькая рыбка, - с улыбкой произносит он.
Еще не открыв глаз, я изворачиваюсь, приподнявшись на локтях. Несильно, легко касаюсь его губ, но уже чувствую электрический заряд, бегущий по венам.
- Доброе утро, Эдвард.
Судя по шевелению, он ложится возле меня, устроившись так, чтобы держаться на весу, но находится в непосредственной близости к телу. Мне кажется, настроение у него сегодня получше.
Я моргаю, кое-как разлепив глаза. Упрямые, уставшие за все эти злоключения, они отказываются подчиняться.
- Спящая красавица, - Эдвард ласково трется носом и мой нос, одной из рук поглаживая мои скулы, - не бойся, Белла, у тебя есть повод проснуться. Сегодняшний день будет достоин твоего внимания.
- Все дни достойны моего внимания, если в них есть ты, - качнув головой, я все-таки справляюсь со своими глазами, посмотрев на мужа. – Не сомневайся.
Эдвард усмехается.
Он выглядит куда лучше, чем вчера, что сперва я хочу списать на мутный взгляд. Но я продолжаю моргать, фокусируя зрение, а образ не меняется. Да, Эдварда еще не до конца отпустила ночная бледность, да, маленькая венка проглядывается у его виска, да, его губы не идеального розового цвета. Но это все. Не выцветших глаз, не страдания в чертах, ни морщинок, не искаженной линии рта… ему хорошо. И совсем, совсем пропало ощущение похмелья. Даже голос прежний.
- Как твоя рука? – шепотом спрашиваю, коснувшись взглядом забинтованной ладони. Вчера ночью боль дважды мешала ему спать. Это нельзя оставлять просто так.
- В полном порядке, - успокаивает меня мужчина, - твоя мазь помогла, как и таблетки. Спасибо, Белла.
- Ты говоришь правду?
- Мне незачем больше тебе лгать. Это… недостойно, - он делает глубокий вдох.
Не время сейчас для плохих мыслей. Нельзя. Это наше утро. И если ему не больно, если он в порядке, я не посмею ничего рушить.
- Сколько сейчас времени? – потянувшись, стараюсь обнаружить часы где-нибудь на прикроватных тумбочках, оглядываясь туда и назад. Меняю тему.
- Десять утра, - Эдвард, возвращая настроение в прежнее русло (не без усилий), игриво укладывает меня, привставшую, обратно на место. Нависает сверху, многообещающе посмотрев прямо в глаза, - у нас еще много времени.
- Много для чего?
Мужчина глядит на меня, как на ребенка. В темных оливах капельку, но пробивается грусть.
- Я перестал доставлять тебе удовольствие, Белла? – задает свой вопрос он, став мгновенно собранным и серьезным. – Ты поэтому больше меня не хочешь?
Мои глаза распахиваются. Сонное сознание мгновенно меняет наряд ночи на наряд дня – трезвые, добротные мысли. Никаких смытых контуров.
- Почему ты так решил?.. – все, на что меня хватает.
За эту неделю мы занимались сексом трижды. Стабильно вечером и стабильно, когда Эдвард уставал, но это не было плохо. Более того, ни его нежность, ни его забота не пропали, только, казалось, углубились. И теперь я знала, что это по причине веры в то, что я могу уйти к Алессу. Он словно пытался запомнить меня, насытиться…
Два раза из трех я получила удовольствие. И получила третий, когда увидела, как хорошо мужу. Любовь ведь тем и загадочна, что прежде всего думаешь не о себе, а о партнере. В том числе, в постели.
Но я ни разу… я же никогда не дала ему повод подумать, будто не хочу. Да и не было такого, чтобы я не хотела.
- Это не было сложным, - Эдвард горько хмыкает, подвинувшись ко мне ближе. Он поднимает ладонь в стремлении погладить меня по щеке, и от неожиданности ее появления я капельку морщусь. Для него это знак. И такое чувство, что ожидаемый.
- Видишь! – демонстрирует мне. - Ты боишься, когда я подношу руку к твоему лицу. Ты мне не доверяешь.
Ох ты черт!..
- Нет, - поспешно качаю головой, перехватив собственной ту самую ладонь, - ну что ты. Я доверяю тебе.
- Я хочу, чтобы ты доверяла, - исправляет Эдвард, наклонившись и запечатлев поцелуй у меня на лбу, - и я верну твое доверие, обещаю.
От него это звучит уверенно, твердо и, как всегда, будто не подлежит обсуждению.
Он целует меня, выбрав наиболее удачный момент, и с этим поцелуем обращается к сердцу, выпрашивая понимания для себя. Без высоких разговоров о гордости.
- А как мне заслужить твое доверие? – шепотом зову мужчину, оторвавшись. Недвусмысленно прикасаюсь к его гладковыбритой щеке, вчера получившей от меня пощечину, и вздрагиваю.
Эдвард глубоко, до самого упора вздыхает.
- Ты сказала мне, что не уйдешь, - тщательно подбирая слова, говорит он, - и я доверяю тебе. Мы ведь условились, что теперь все по-честному, так? И что нам нужно обсудить многие вещи.
Еще бы я об этом забыла…
- Прости меня, - немного шокировав его таким ответом, дотягиваюсь до той самой щеки пальцами. Ласкаю ее, ненавидя себя за то, что натворила. – Лучше бы я ударила себя, Эдвард.
Он мягко улыбается моей нежности. Ему приятно.
- Но ты ведь женщина, Белла, - перехватывает мою ладонь, целуя тот палец, на котором кольцо. Он всегда так делает, когда хочет доказать, что рядом и понимает меня.
- Женщинам что же, позволено бить мужчин?
- Они делают это в крайнем случае, - пытается рассмешить меня муж.
- А мужчины?..
Он мрачнеет.
- А мужчины тогда, когда им взбредет в голову. - Эдвард опускает глаза, сглотнув горечь. – Белла, я бы никогда тебя не ударил. И я никогда тебя не коснусь подобным образом. Пожалуйста, поверь мне.
Он заново, проговорив все это, подносит ладонь к моему лицу. Робко, полудрожащими пальцами касается кожи. Но я не морщусь. Не хмурюсь. Не отворачиваюсь.
Я его не боюсь. Ну как, как он мог подумать о другом?
- Я тебе верю, - убеждаю мужчину, извернувшись так, чтобы оказаться поближе к его плечу. На Эдварде нет рубашки и пижамы, на нем только боксеры. И свежесть душа, вымытой кожи, шампуня… у меня кружится голова. – Только и ты поверь, что я никогда не оставлю тебя ни в пользу Алесса, ни в пользу кого-то еще. Не прощайся со мной, пожалуйста…
Эдвард приникает своим лбом к моему.
- Обещаю, Белла. И верю.
Затем Каллен наклоняется пониже, не лишая меня шанса себя коснуться. Самостоятельно целует губы, чуть сильнее атакуя нижнюю.
Что мое, что его тело на этот контакт реагирует незамедлительно.
Откровенные разговоры располагают к интимной обстановке?
- Я тебя люблю… - бормочу, уткнувшись в его плечо и поглаживая обеими руками широкую спину, - всегда-всегда-всегда…
Эдвард приглушенно стонет, наткнувшись указательным пальцем на мою грудь. Его тело надо мной проявляет свою благосклонность к нашему занятию сильнее.
- М-м-м, - мужчина облизывает губы, прервав наш поцелуй. С трудом, с нежеланием, но остановившись. Его пальцы все еще поглаживают мое тело, а горячее дыхание прекрасно ощущается на коже. – Если мы продолжим в том же духе, Беллз, завтрак остынет и не будет больше вкусным.
Я недоверчиво оглядываюсь по сторонам.
- Но я еще ничего… - осекаюсь, заметив дымящийся поднос на прикроватной тумбочке. В лучших традициях американских фильмов, просмотренных мной в детстве, он наполнен разнообразной едой. И, конечно же, на его серебристой поверхности две чашки кофе.
- Завтрак в постель, - объясняет муж, заметив мое недоумение, - в эти выходные тебе не придется ничего готовить. Я буду тебя кормить.
От его кривоватой улыбки, от его воодушевленного лица, от близости… я таю. И в то же время радуюсь, наслаждаясь этим великолепным моментом, потому что после ужасной вчерашней пятницы и не надеялась его получить.
Эдвард не выглядит усталым, из его черт испарилась болезненность.
День, наступивший вчера, вчерашним и остался. Неизменно.
- Спасибо… - растроганно шепчу, толком и не увидев, что на подносе. Я съем все, что мне предложат.
- Не за что.
Он ловко усаживает меня на простынях, утянув за собой и чмокнув в нос. Словно бы по волшебству между нами появляется раскладной кроватный столик с изящным узором на ножках, а его деревянную поверхность тут же занимает завтрак. Уверенными движениями распределяя тарелки и чашки на подносе по ему одному согласной схеме, краем глаза Эдвард наблюдает за мной. С ухмылкой.
- Круассаны!
- Ага! - Мой восторг по невидимому проводу передается и ему. Заприметив интерес к конкретному блюду, которое увидела первым, муж поворачивает его ко мне лучшей стороной.
Девять маленьких круассанчиков. Идеальной формы, выпеченные по всем канонам, с золотистыми боками и крошащейся корочкой, они приветственно глядят на меня с тарелки. Та самая свежая выпечка, что пахнет божественно.
- Где ты?.. – не могу я поверить глазам, удивленно улыбаясь.
- Под нами прекрасная пекарня, Белла, - пальцы Эдварда с нежностью прикасаются к моей щеке, - но когда-нибудь и я сам научусь печь такие же. Честно.
Потянувшись к мужу через столик, легонько целую его.
- Ты не обязан ничего мне печь. Большое спасибо за то, что принес их…
- Тебе нравится? – Теплые пальцы пожимают мою ладонь, когда он задает этот вопрос. Он будто бы сомневается.
- Безумно, мистер Каллен. Все жены о таком мечтают.
Мой смех и то, как глажу его здоровую руку в ответ на прикосновение, успокаивают Эдварда. И добавляют ему веселости.
- Ты еще не пробовала. Вот, - он заставляет меня сесть на прежнее место, собираясь что-то объяснить, - эти с клубникой, эти с малиной, а эти – с вишней.
Я с энтузиазмом, под стать мужчине, разглядываю разложенные на кучки угощения.
- Я могу выбирать?
Он щурится.
- Еще бы.
Что же, выбор мне известен. С самого детства из ягод я больше всего предпочитала вишню. Любые кондитерские изделия с ней, любые напитки или угощения – все числилось в списке моих предпочтений. И только в сыром виде, зрелую и с дерева, есть ее не хотелось.
Эдвард внимательно следит за моим выбором.
- Значит, вишня?
- Да, - пробую круассан, не в силах сдержать улыбку, - они безумно вкусные!.. Вот это пекарня…
Темные оливы немного грустнеют. И это их состояние, после такой обворожительной улыбки, меня пугает.
- Что? – поспешно ищу причину, по которой это могло произойти. - Я что-то не то сказала?..
Эдвард хмыкает. Его пальцы снова на моем лице и снова они необычайно нежные.
- Я даже не знаю твоей любимой ягоды, Белла, - сокрушенно произносит он, - извини меня…
- Неправда, - силясь прогнать тучки с его лица, предлагаю мужу свой круассан, - теперь знаешь. Но я с удовольствием попробую и малину, и клубнику.
Не оставаясь безучастным к моей попытке разрядить обстановку, он с улыбкой кивает.
- Да уж… теперь знаю.
- Пусть тебя это не расстраивает, - почти умоляюще прошу, сжав его руку, - я ведь тоже не знаю твою любимую ягоду. Нам еще многое предстоит друг о друге узнать, не так ли? Это же чудесно!
Каллен медлит около секунды, прежде чем мне ответить. Его улыбка немного сникает, но пока держится, а вот глаза потухают.
- Голубика.
- Голубика? – я с энтузиазмом доедаю свой круассан, - неожиданно.
Мой смех расслабляет мужа. И придает ему сил.
- Брусника тоже сойдет, - отшучивается он.
- А вишня?
К глазам возвращается радость и шаловливость. Я готова восторженно кричать, когда вижу это.
- И вишня, конечно же, любовь моя, - он целует меня, слизнув джем с уголка губ, - я люблю все, что любишь ты. Запомни.
- Ну… кроме курицы. И пасты.
- Пасты с курицей, - Эдвард фыркает, - ну, должны же быть хоть какие-то различия…
- Несомненно, - отшучиваюсь я.
А потом я смотрю на родное лицо, чей обладатель не прячет и капли той улыбки, что завладевает им. Это греет сердце и душу. Лучшим и ярчайшим солнцем.
- Спасибо тебе за самое счастливое утро, - тихо произношу я, дабы не утратить сокровенности этой фразы, - и за твою любовь, Эдвард. Это бесценно.
Муж окончательно возвращается в прежнее состояние. Глаза сияют, на губах улыбка, на лице радость, а от тела исходит энтузиазм. Он раскрашивает все вокруг меня яркими красками и наполняет жизнью.
Я не помню вчерашней пятницы.
Я не помню сцен Эдварда.
Я не помню своих сомнений.
С ним я буду счастлива. Кто бы что не говорил.
***
Самое главное правило любви, и это относится ко всей любви, не только между мужем и женой – никакого унижения. Человек, не соглашающийся признать своей ошибки, угнетает близких, стараясь сделать виноватыми их самих. Это не он, такой именитый и серьезный, не приехал, когда обещал, а они должны быть готовы, что он будет приезжать, когда сам решит. И так же учить их жизни, переступая порог дома, ставшего для семьи тюрьмой, потому что он ее знает, а они – нет. Их дело – молчание. А король подумает, когда дать им заговорить.
Уничижение, попытка растоптать, вдавить в землю, оправдать себя с помощью столь низких механизмов чувства вины порой имеют свое воздействие. Но на раз. На второй. А на третий уже обращают всех против манипулятора, атрофируя все нервные клетки, мысли и сожаление. Им плевать.
Отпор находит на отпор. Летят искры. Все вокруг горит.
И семья рушится…
Я благодарна Эдварду за то, что при всех наших ссорах, скандалах и прочей требухе, вызванной то его, то моими сомнениями, мы не переходим на создание вокруг себя стены из неподражаемости. Ни я, ни он не ставим друг друга выше изначального уровня и не позволяем себе давить на партнера.
Да, он порой груб, он порой плохо себя контролирует и недостаточно удерживает нужный тон, но никогда со времени нашего знакомства Эдвард не сказал мне и не показал, что я – ничтожество. Что я ничего не стою без него, что я – приспособленка, дрянь. И должна быть благодарна ему за те деньги, что он вложил в меня, за тот дворец, в который поселил, за выход из дыры, где дневала и ночевала на наволочках за десять долларов… нет. Ничего подобного.
Истинно любящий человек никогда не сделает такого. А он меня любил. И не меньше того любила его я сама. Его приступы никогда не вызывали во мне отвращения. Мне не было противно помогать ему, думать о нем, защищать… я никогда не считала, что заботу и внимание нужно ограничивать. Это глупость.
Я ведь его люблю…
Я посмеиваюсь, легонько погладив все еще забинтованную ладонь мужа, сидящего рядом, и Эдвард удивленно оглядывается в мою сторону.
Мы устроились на диване, обнявшись, просматривая какой-то идущий по ТВ фильм о вечном противостоянии добра, зла, любви и ненависти. И включили как раз на любовной сцене, чему рассмеялись, только-только отдышавшись после собственного, яркого и жаркого утреннего секса. Особенно проникновенного и особенно страстного. Чтобы все сомнения сгорели к черту.
Я даже не слежу за сюжетом кинокартины, потому что мне все равно. Наконец-то за всю неделю он рядом, держит меня и не собирается отпускать. Верит, что больше и я сама не отпущу его. Не уйду.
- Что?..
- Спасибо тебе…
Он чмокает мою макушку. С недоумением.
- За что?
- Ну, - я задумчиво провожу пальцами по его груди, прокрадываясь к вороту свободной зеленой майки, - во-первых, ты накормил меня, во-вторых, мы с тобой прекрасно отдохнули на кровати, и, в-третьих – ты здесь. Разве недостаточный список?
- При условии, что все то же самое ты делаешь каждый божий день? Нет уж, это не подвиг, Белла.
Я улыбаюсь, с радостью ощутив всю полноту, всю красоту этой улыбки. Она для Эдварда. Она всегда была и будет такой только для него одного.
- Просто я тебя люблю.
- А я – тебя, - он кладет подбородок на мою макушку, дав как можно крепче прижаться к своему плечу, - и я так рад, что ты здесь, Беллз…
- Я уже говорила, где буду, правда?
Он улыбается со смятением.
- Я убеждаюсь в этом, поэтому верю. И, как помнишь, я обещал стать лучшим мужем. Я буду стараться.
- Ты и так лучший, - я зарываюсь носом в его шею, погладив затылок, - самое главное, что мы оба осознаем свои ошибки.
Эдвард целует мой лоб у линии волос.
- Прав был Аро – цветок жив, пока у него есть стебель. Потом он умирает. – Каллен чуть привстает, обняв меня за талию, и усаживает ближе к себе. Удобнее. – Ты – мой стебель, Белла. И без тебя бутон завянет так быстро, что никакие заморозки не сравнятся.
- Это его любимая метафора? – Я с обожанием прикасаюсь к щеке мужа. Той, что вчера так несправедливо пострадала.
- Вроде того.
- Тогда ты – мой стебель.
Проведенной мной параллели Эдвард посмеивается, но мягко. Все его действия, все обращения ко мне, каждое прикосновение теперь мягкое. Он будто боится пошатнуть, разбить наш хрупкий мирок единения, тепла и заботы.
Но страх этот не имеет никакого резона. Пусть этот брак и выглядит как мыльный пузырь, на поверку он окажется устойчивее железа.
- Договорились. Будем расти рядом, - шепчет он. И почти сразу же целует меня в такт тому, как к такому же решению приходит на экране главный герой. Осыпаются весенние листья, загораются фонари в парке, где они стоят, и мир окрашивается новыми красками. Любовь и не на такое способна.
- Я отключил телефон, - чуть позже, уже когда мы сидим на кухне и пьем чай, заботливо заваренный Эдвардом, обсуждая какие-то детали прошедшего фильма, сообщает муж.
Я изумленно откладываю ложечку для сахара на блюдце.
- Правда?
- Да. И компьютер. И даже будильник. Никакой электроники и никаких вмешательств. Помнишь, я обещал тебе, что этот уикенд – наш?
Меня охватывает такое восхитительное на вкус чувство ликования!.. Я поднимаюсь со своего места, вплотную подходя к Эдварду, и крепко обнимаю его, восхитившись тем, на что он готов пойти. Никогда раньше, никогда прежде, да даже во время медового месяца девайсы не были выключены. Видимо, вчерашняя ночь глубоко пустила корни. И пока это не худший вариант.
- И ты говоришь, что не дотягиваешь до звания лучшего мужа? – журю я, присаживаясь на его колени. Эдвард не противится. Больной рукой он придерживает меня за талию, чтобы не упала, а здоровой гладит лицо. Ему постоянно сегодня хочется его касаться – а я не имею ничего против. Мое желание такое же.
- Если бы я был лучшим, - задумчиво бормочет Каллен, не скрывая своей улыбки от того, как ему приятна моя близость в самом прямом смысле этого слова, - сейчас бы мы с тобой загорали где-нибудь на Майорке или Мадагаскаре. Куда нашелся бы билет.
- Эдвард…
- Просто я не предусмотрел наше месторасположение, - он закатывает глаза, окинув рукой квартиру, - в любое место Европы и Африки надо добираться как минимум девять часов. И столько же обратно. А мне в понедельник нужно быть на работе.
Он так говорит, будто оправдывается. Не рисует представления и не высказывает мысли, а буквально сообщает, почему не смог то или иное развлечение организовать, что намерен предпринять в следующий раз и как собирается выходить из ситуации теперь.
Я слушаю, сначала не поверив этому первому предположению про оправдание, но все становится лишь хуже. И тут уже не верить нельзя.
- Эдвард, - останавливаю его, широко раскрытыми глазами вглядевшись в темные оливы, - ты же не серьезно, правда?
Поток слов прерывается.
- Про что?
- Про эти Майорки и Мадагаскары. Ты ведь понимаешь, что мне все равно, где быть, главное – с тобой? Или нет?
Его плечи немного опускаются. Подавленно?
- Я хочу лучшего для тебя, - откровенно признается мужчина мне, - и если Мадагаскар тебе не по вкусу…
Я качаю головой. Прикрыв глаза, вздохнув, пытаюсь уговорить себя не уверять и не спорить.
Вместо этого обвиваю лицо Эдварда обеими ладонями, положив их на его щеки, и нежно целую губы. Так легко, будто это дуновение ветерка, а не поцелуй.
- Знаешь, чего я хочу? В парк. К озеру, уткам, к лавкам с попугайчиками-неразлучниками… и два шарика клубничного мороженого. Этого будет достаточно для рая, Эдвард.
Он пару раз моргает, пытаясь понять, шучу я или нет. Лицо вытягивается, губы поджимаются, а в глазах вопрос.
Но он сейчас излишен. Все и так видно.
- Ладно… - медленно соглашается Каллен, давая мне последний шанс вывести себя на чистую воду. Кто откажется от поездки на Мадагаскар? – Тогда пойдем в парк.
Я широко улыбаюсь, изымая последние сомнения, если они у него и были. Крепко обнимаю, приникнув щекой к плечу.
- Это будет потрясающе. Спасибо.
В темных оливах по-прежнему неверие, но уже не такое серьезное. Просто как данность. Эдвард постепенно учится смиряться с тем, что я не притязательна в плане отдыха и развлечений. Я же приспосабливаюсь к тому, что ему принципиальны лучшие условия и лучший досуг. В конце концов, видел муж гораздо больше меня. А с этим нужно считаться.
- Ладно… - повторяясь, второй раз бормочет он. На лбу виднеется небольшая складочка, сообщая о том, что он в раздумьях. – Но сначала предлагаю поговорить. У тебя были ко мне вопросы, а я сегодня готов на них ответить.
Я изворачиваюсь на его коленях, нахмурившись.
- Ты уверен? Сейчас?
Эдвард потирает мои плечи.
- Это будет лучшим вариантом. Так мы хотя бы не станем растягивать эту ерунду на весь день, ожидая прогулки.
Я снисходительно глажу его волосы. Мне тяжело даже минуту провести без возможности притронуться к Эдварду. Это побочный эффект вчерашней ссоры. Внутри что-то сгорело, обуглилось от нее. А теперь там начинает заново появляться жизнь, потому что я знаю, каково это, думать, что все потеряла… и обнаруживать, что вовсе это не так.
- Только… - Каллен чуть прикусывает губу, с напряжением поглядев на меня, - пожалуйста, давай не будем обсуждать акции компании и идиота Иффа. О них уже сказано так много…
- Я собиралась предложить то же самое, - успокаиваю его, приникнув к груди. – Ты со всем справишься, а значит, дело решенное. Нечего его обсуждать.
Эдвард благодарно целует мою макушку. Кажется, даже его губы в преддверии ответа немного побледнели.
А сейчас он расслаблен. И готов.
- Ты спрашивала у меня о семье три раза, я помню. А правды я так и не сказал. Если тебе все еще интересно, мы можем…
- Можем, - я тут же соглашаюсь, взяв его ладонь в свои, - я готова выслушать все и о тебе, и о твоей семье.
- Не знаю, хорошо ли это… - фыркает муж, но берет себя в руки. Смаргивает наваждение. – Помнишь, что я говорил о них раньше?
- Что они умерли, - без труда вспоминаю я.
- Верно. Для меня. Но на самом деле они живы, Белла. Все до единого.
Я изумленно делаю неровный вздох. Как это – живы?
- Ты их… похоронил? Сам?
- У меня была причина, - Эдвард в защитном жесте складывает руки на груди, взглянув на меня немного настороженнее, - я ушел из дома в семнадцать лет, жил на квартире друга и делал все, чтобы поступить в Гарвардский университет. У них было пять грантов для таких студентов, как я. Заплатить нужно было лишь за комнату в общежитии, это около семисот долларов. У меня было пятьсот.
Неожиданная правда о семье оказывается не тем, чего я ожидала. Мы говорили на эту тему всего дважды, и Эдвард оба раза подтверждал, что родители умерли много лет назад. А сейчас, как выясняется, не все так просто…
- Ты попросил у них денег? – я прекрасно помню, что Эдвард не учился в Гарварде. Он окончил Чикагский университет бизнеса, а потом Кларк-Атланту здесь. Неужели гордость не позволила ему?..
- Да, - Каллен тяжело сглатывает, поморщившись, - первый и последний раз. Они ответили мне, что собирают на колледж Тане и Кейт, моим сестрам, и никак не могли выделить лишние деньги. Они не были баснословно богаты, Белла, но были вполне обеспечены. Они могли найти эти несколько сотен на счет три, если бы захотели. Но не захотели.
Он закатывает глаза, резко выдохнув, а я просто обнимаю его сильнее. Глажу по спине, по напряженным плечам, поворачиваю голову и покрываю поцелуями его щеку.
- Мне жаль, Эдвард…
- Не о чем сожалеть, Белла. Дело давнее. Мне просто показалось, что тебе следует это знать.
Как же они могли? Я не понимаю. Имей мы с Эдвардом ребенка… разве позволили бы такому случиться? Наверняка ведь сняли бы последнее и с банковского счета, и с себя.
За это он их возненавидел, а они потеряли сына. Боже мой.
- Ты поэтому… - я нервно тереблю уголок своей блузки, решая, должна это говорить или нет. Но внутри так горит, когда обдумываю отрицательный вариант, что ответ напрашивается сам собой, - ты поэтому не хочешь детей? Потому что твои сестры отобрали у тебя внимание родителей?
- Знаешь, рыбка, - Каллен нервно проводит рукой по своим волосам, - у детей, выросших в многодетной семье, всего два пути – либо они любят младших и хотят такую же большую семью, либо ненавидят маленьких детей и отказываются заводить их в принципе. Оба варианта встречаются с потрясающей частотой.
- Ты выбрал второй… - сдавленно делаю вывод я.
- Да. Но это исключительно мое предубеждение, - согласившись, сразу как можно четче обрисовывает ситуацию Эдвард. Опять с трудом подбирает слова.
- И ты думаешь, что ребенок перетянет мое внимание с тебя на себя? Что я откажусь от кого-то из вас? – Согласна, эти мысли нечто ужасное, но что-то подсказывает мне, что они далеко небеспочвенны.
- У тебя есть гораздо больше поводов сейчас уйти, чем потом, - Эдвард качает головой, - я не против из-за этого. Я вообще не против. Я просто не хочу.
Больно.
Ну и что. Этого следовало ожидать. Я с самого начала заприметила недоброжелательное отношение Эдварда к детям, не столько злобное, сколько холодное. А еще он никогда не приводил меня в места, где они были. Он объяснял это тем, что когда они кричат, плачут, требуют или слишком громко смеются, у него раскалывается голова. А боль и так нестерпима и постоянна…
- Ладно, не нужно, - пытается повернуть все вспять муж, - мы сейчас снова поссоримся. Белла, я понимаю, что любая женщина хочет быть матерью, я тебе уже говорил. И ты будешь. Все, точка. Не переживай на этот счет.
На мои глаза наворачиваются слезы. Оно звучит так холодно, так отстраненно, так выверено… он обсуждает бизнес-план, проект, договор – не нашего ребенка. И пусть все дело в его детстве и юношестве, пусть родители сослужили ему недобрую службу, а детей он не хочет не от меня, а в принципе, все равно слишком сложно это слышать.
По крайней мере, пока оно не обречено в слова, звучит не так ужасающе.
- Но ведь не сейчас, Белла? - он тяжело вздыхает, заметив мою подавленность, - мы окончательно притремся друг к другу, все спланируем, обговорим… пожалуйста, только не бойся. И не плачь.
- Эдвард, - тихо зову я, проглотив всхлип, сделав вид, что не слышала его. Спина чуть подрагивает и это не укрывается от мужа. Обеспокоенные зеленые глаза на мне, изучают, просматривают каждую черточку. И от слез им плохо.
- Что?.. – горько переспрашивает он, легонечко вытерев одну слезинку с моей правой щеки.
Я поднимаю на него глаза. Выдерживаю прямой взгляд. Терплю, чудом не сжав зубы.
А ладонь сама собой кладется на живот.
- Эдвард, а если я уже?.. – все тем же шепотом спрашиваю, сделав лицо непроницаемым.
И с новым потоком слез наблюдаю, как оно вытягивается, наполняясь страхом. Самым настоящим. Фобией.
Он хочет спросить, что я имею в виду. Глаза широко распахнуты, губы приоткрыты.
Но не успевает.
Вместо ответа просто соскакиваю с его коленей, почувствовав, что предел терпения миновал, и кидаюсь к кухонной раковине, уже дважды сослужившей нам добрую службу.
Кажется, моя рвота служит достойным аргументом. Круассаны с вишней… кофе… ломтик сыра…
Эдвард понимает, что именно я хотела спросить.
***
Этим днем мы никуда не идем. Ни гулять, ни в ресторан, ни к моим любимым лавкам с сувенирами. Больше не идет по телевизору кино, домашний кинотеатр пылится со своей сотней разношерстных дисков, а на кухне закипает чайник для зеленого чая. Он унимает тошноту.
Я лежу на постели, обняв руками подушку, и замершими глазами слежу за тем, как Эдвард раскладывает передо мной на покрывалах восемь самых разных тестов. Его подчиненные только что их привезли. Лучшие. Точные. Маркированные.
Мы больше не говорим ни о его семье, ни о моей. Мы не обсуждаем Алесса, работу, акции… в мыслях даже у меня нет грядущего Венецианского бала, на который предстоит идти через три недели и проходить своеобразную инаугурацию, которую завуалированно называют «встреча с обществом».
О нет. На это сейчас ни сил, ни мыслей.
Я изредка смаргиваю слезы, а Эдвард пытается уговорить меня попробовать хоть один тестер. Он напряжен, бледен и, кажется, расстроен. Но я не берусь судить.
Черт его знает, почему разговор о детях и нежелание их иметь вызвали во мне такой водоворот эмоций прямо сейчас. Мы ведь уже обсуждали это, мы ведь уже ругались на эту тему, мы мирились… и мы договаривались. Он не запрещает мне! Он не велит идти на аборт! Он просто хочет знать. Хочет предусмотреть все.
А ребенка не хочет.
Вот я и плачу…
- Ты была у врача?
Мой громкий всхлип.
- Нет.
- Тебе нужно пойти туда в самое ближайшее время. Твоя тошнота, как думаешь, связана с беременностью? – У него даже голос другой – из ночи. Меня пугает жесткость и льдинки в нем.
Как же быстро обещанная мне и запланированная чудесной суббота стала продолжением пятничного кошмара. Только утром мне казалось, будто все наладилось. Ага…
- Наверное.
Эдварда не устраивает такой ответ. Он немного злится.
- Наверное? С этим не шутят, Белла. Сделай тесты.
У него такой вид, будто под откос летят все планы. То непроницаемое лицо, с которым говорил со мной об этом ребенке – в прошлом. Он был эфемерным, а теперь – почти живой. Сейчас только опасение. Только нежелание. И только… горечь.
Я больше не могу это терпеть. Шмыгнув носом, изворачиваюсь и достаю из своей прикроватной тумбочки самый первым тест. Кладу его как раз в середине между новенькими, еще в упаковках. Эдвард явно не имеет представления, как это делается. Зато знает, что должен быть за результат. И одна полоска, которая предстает на обозрение на первом тестере, кажется, красноречива.
- Белла…
Я молчаливо поворачиваюсь на другой бок. От слез саднят глаза.
- Все в порядке, Эдвард, - выдавливаю из себя, делая все, что угодно, дабы подавить рыдания, - тебе не о чем беспокоиться.
Папа Его не хочет, и Его нет.
А я впервые, кажется, хочу…
Твоя душа на звездочке далекой
В бутоне нежной розы сладко спит.
Смиренно жду, когда за все тревоги
Меня Господь тобой благословит.
Я в нашу встречу непреклонно верю,
Любовь и нежность для тебя храню.
Приму все муки, скорби и потери,
Но этой вере я не изменю...
Так грустно без тебя и одиноко,
Но вдруг сегодня ты придешь во сне?
Среди цветов, на звездочке далекой
Ты думаешь о маме... обо мне.
В бутоне нежной розы сладко спит.
Смиренно жду, когда за все тревоги
Меня Господь тобой благословит.
Я в нашу встречу непреклонно верю,
Любовь и нежность для тебя храню.
Приму все муки, скорби и потери,
Но этой вере я не изменю...
Так грустно без тебя и одиноко,
Но вдруг сегодня ты придешь во сне?
Среди цветов, на звездочке далекой
Ты думаешь о маме... обо мне.
Спасибо за каждому, кто дождался возвращения Рыбки! Прошу прощения за долгий перерыв и, надеюсь, больше такого не предвидится :) С удовольствием послушаю ваше мнение в отзывах о прочитанном. После такого перерыва автору нужно вдохновение))
- ФОРУМ -
Источник: http://robsten.ru/forum/67-2117-1
0
Стихотворение внушает надежду! 
