Каллен заглянул в глаза Беллы цвета тёмной тягучей патоки и в который раз утонул в них, увяз без возможности двигаться и без желания сопротивляться. Это был самый прекрасный, самый сладкий и самый желанный плен, в который он попал далеко не сразу.
Никакой любви с первого взгляда не было. И даже со второго. Им понадобился почти год на то, чтобы осознать те чувства, что возникали между ними постепенно, день за днём, улыбка за улыбкой, взгляд за взглядом, прикосновение за прикосновением.
Эдвард и сейчас отлично помнил тот момент, когда два года назад впервые увидел Беллу в дверном проёме своего гаража, помнил, что она не произвела на него особого впечатления. Тогда он просто отметил, что сестра Эммета вполне себе ничего, разве что на его вкус излишне худа. Если бы не доходившие до пояса волосы, то со спины она вполне могла сойти за мальчишку-подростка, и джинсы-бойфренды с футболкой свободного кроя ещё больше усиливали это сходство.
Только что окончившая колледж и вернувшаяся из Итаки в Лос-Анджелес Белла стремилась как можно больше времени проводить в компании своего брата и Эдварда. Она развлекала их неиссякаемым запасом студенческих баек, кормила сэндвичами собственного приготовления, поила кофе из термоса и с видимым удовольствием ассистировала им, ничуть не боясь испачкаться, когда они занимались починкой своих мотоциклов. Очень быстро Белла стала для Эдварда «своей в доску», что, казалось бы, должно было убить ещё в зародыше все возможные романтические отношения между ними. Но вышло иначе.
Когда стремящаяся к независимости, а потому решительно отказавшаяся от помощи отца Белла наконец устроилась на работу, их с Эдвардом общение сократилось в разы. И тогда Каллен вдруг с удивлением обнаружил, что скучает по ней, по её не всегда уместным шуткам, по острому язычку, никогда не упускающему возможности подколоть его или Эммета, по её низкому, чуть хрипловатому голосу, громко подпевающему старенькому бумбоксу, стоящему в гараже Каллена. Однако и это, скорее, была просто тоска по недавно обретённому, но каким-то чудом уже сумевшему стать близким и дорогим его сердцу другу.
По-настоящему Эдвард разглядел Беллу только тогда, когда сломал ногу, выполняя сложный трюк, и она вторглась к нему в дом, полная решимости не дать ему, временному калеке, умереть с голоду и утонуть в сугробах пыли. Она осмотрела его скромное жилище и с кривоватой улыбкой на лице, раскрасневшемся от стоящей уже который день жары, заметила, что и без гипса на ноге Каллен не слишком-то утруждал себя уборкой.
- А я люблю пыль, - с вызовом в голосе ответил Эдвард. - Большую часть времени провожу в дороге, и, если мои лёгкие не вдыхают пыль, я начинаю задыхаться.
- Ну да, конечно. Ты же бродяга, - улыбнулась Белла, и в её карих глазах появилось что-то такое, чего Каллен никогда прежде там не замечал.
Да и не в одних глазах было дело. Вроде бы не претерпев никаких очевидных изменений, стоящая перед ним девушка всё же не была той, с которой он дружил целый год. Находясь в обществе Эммета, Белла – вольно или невольно – во многом копировала своего брата: манеру двигаться, говорить, смеяться – словно становилась его продолжением. Сейчас же, впервые оказавшись с Эдвардом наедине, она уже мало чем напоминала ему Эммета: движения стали плавными и женственными, во взгляде и голосе появилось едва уловимое кокетство, и даже её чуть угловатая фигура, казалось, стала более сексуальной.
Каллен сидел на диване перед телевизором, положив загипсованную почти до самого бедра ногу на мягкие подушки, и неотрывно наблюдал за Беллой, хозяйничающей на его кухне. Девушка в ультракоротких джинсовых шортах и обтягивающем топе пританцовывала возле плиты, «дирижируя» ложкой и вполголоса мурлыча что-то себе под нос.
После смерти матери она была первой женщиной, переступившей порог этого дома, ставшего для него чем-то вроде холостяцкой берлоги, в которой он хранил свои вещи, принимал душ, в гордом одиночестве залечивал физические травмы и иногда спал. В женщинах Каллен никогда не испытывал недостатка, но ни одну девушку не приводил сюда. Собственно, и Беллу он не приводил – она пришла сама, вмиг заполнив собой всё пустующее пространство, постепенно превратив его берлогу в настоящий дом – почти такой же, каким тот был при жизни Эсме.
Повсюду витал аппетитный запах готовящейся еды и аромат женских духов – последний не испарялся даже после того, как Белла уходила, словно воздух напитывался им на долгие часы вперёд. На каминной полке снова вдруг появилась старая фарфоровая ваза со свежесрезанными цветами – в точности на том самом месте, куда её всегда ставила Эсме. Вероятно, дело было всего лишь в том, что там ваза смотрелась лучше всего, но по телу Эдварда всё равно пробежали мурашки, когда он впервые увидела, как улыбающаяся Белла ставит её на полку, а затем отходит на несколько шагов назад и наклоняет голову набок, чтобы оценить плоды своих трудов.
Даже когда она пропадала из поля зрения Каллена, он всё равно чётко улавливал её присутствие: где-то что-то могло стукнуть, время от времени раздавался её возмущённый возглас, когда она обнаруживала очередное прегрешение Эдварда: например, носки, брошенные в ванной всего в полуметре от корзины с грязным бельём, или же крошки от бутерброда посреди незаправленной постели.
А ещё были шаги Беллы. Она легонько, словно маленький эльф, шлёпала босыми ногами по старому паркету – и тот отзывался разноголосым скрипом, будто разговаривая с ней старческим, ворчливым голосом.
Оживший дом явно был рад её появлению.
Первые несколько дней присутствие Беллы тяготило Эдварда, если не сказать бесило, потом стало даже забавлять, а концу третьей недели он вдруг понял, что готов сделать что угодно, лишь бы она осталась, потому что сойдёт с ума, если Белла уйдёт, позволив пустоте снова заполнить всё пространство вокруг него. И в нём самом.
Все вечера и все уикенды на протяжении целого месяца Эдвард с Беллой проводили вместе, и им было одинаково хорошо друг с другом, независимо от того, чем они занимались: устраивали марафоны по просмотру старых фильмов или со смехом изобретали всё новые и более удобные способы почесать его ногу, закованную в гипсовый панцирь. И Каллен не хотел ничего в этом менять, разве что сделать их совместное времяпровождение гораздо разнообразнее и увлекательнее, гораздо интимнее.
Эдвард пригласил Беллу на свидание в тот же день, как избавился от гипса. Он не знал, какой ответной реакции ждал, но точно не той, что последовала.
- Ну наконец-то, Бродяга, - улыбнулась она, глядя на него снизу вверх и запуская пальцы в его волосы. – Я уж думала, что никогда не дождусь от тебя этих слов.
На самом первом своём свидании они отправились к побережью. Никогда прежде Эдвард не ездил так медленно, хотя и раньше, передвигаясь по городу, вёл себя довольно сдержанно. Несмотря на свою любовь к скорости и адреналину, он не относился к той категории мудаков с дешёвыми пантами, что стараются разогнаться до двухсот миль в час даже в гараже и, как правило, заканчивают свою жизнь под колёсами фур или на деревьях, причём на нескольких одновременно. Каллен отлично знал, где и когда можно или даже нужно до упора выкручивать ручку скорости, а когда лучше спокойно ехать в общем потоке машин.
Но тогда дело было не только в осторожности и надетых на них слишком простеньких шлемах, застёгивающихся под подбородком кожаными ремнями. Дело было в вишне.
Белла, державшаяся за его талию одной рукой, другой доставала из пакетика в сумке, перекинутой через её шею, крупные спелые ягоды и по-братски делилась ими с Калленом: первую она съедала сама, а вторую засовывала в рот Эдварду, предварительно вытащив из неё зубами косточку. Он жмурился от удовольствия и слизывал вишнёвый сок с пальцев Беллы, пару раз невзначай прикусив их и вызвав в ответ её смех.
Ещё никогда поездка на байке не доставляла Эдварду такое пьянящее удовольствие. В этот раз всё было по-особенному. Мотор «Бонневилля» звучал как будто тише и размереннее, напоминая довольное урчание крупного кошачьего. Даже асфальт под колёсами шуршал иначе, напевая мелодичную песню о дорожной романтике, – достаточно было просто прислушаться.
Приехав на побережье, Белла с Эдвардом уселись на медленно остывающий после жаркого дня песок и, взявшись за руки, любовались ярко-красным закатным солнцем, неспешно ныряющим в океан, превращая его на линии горизонта в расплавленное золото.
А ещё они целовались.
Губы Беллы были тёплыми, мягкими, податливыми и всё ещё хранили на себе кисловато-сладкий вкус спелой вишни. Они были терпкими.
Губы Эдварда были нетерпеливыми, жадными и настойчивыми. Они были слишком любопытными, чтобы довольствоваться только губами Беллы, желая изучить всё её тело целиком, не оставив обделённым или забытым ни единый миллиметр шелковистой кожи.
Когда солнечный диск полностью закатился за край горизонта, и ночь вступила в свои законные права, накрыв Эдварда с Беллой чёрным бархатным одеялом, они занялись любовью, не обращая внимания на песок, прилипавший к их разгорячённым, потным телам, и ничуть не беспокоясь о том, что кто-то может их увидеть.
История их отношений началась с дружбы, постепенно перешедшей в состояние влюблённости и физического влечения, которые так же медленно и неспешно перетекли в любовь и потребность всегда быть вместе, создать семью.
Проснувшись одним прекрасным утром рядом со сладко спавшей Беллой, Эдвард вдруг чётко осознал, что настало время выполнять обещание, однажды данное умирающей матери.
Мама. Внезапные мысли о ней заставили Эдварда высвободиться из объятий Беллы и сесть на кровати, свесив ноги вниз, уперев локти в колени и закрыв лицо ладонями. Он часто думал об Эсме, особенно в последнее время, но эти воспоминания, как правило, касались его детства или каких-то других счастливых мгновений, проведённых рядом с ней.
Теперь же перед мысленным взором Каллена возникла безликая больничная палата, насквозь пропитанная тошнотворным запахом лекарств и болезнью. А ещё обречённостью и неотвратимостью надвигавшейся смерти. Именно там Эдвард и провёл последнюю неделю, оставшуюся угасавшей на его глазах Эсме, но так и не нашёл в себе сил проститься с ней по-настоящему. Он просто сидел рядом и неотрывно смотрел на её худые, белые, будто обескровленные, руки, так и не решившись прикоснуться к ним, сжать в своих ладонях, до удушающего кома в горле боясь кожей ощутить, как жизнь капля за каплей покидает тело матери.
Эдвард силился разглядеть в этой хрупкой, почти неразличимой под одеялом фигуре, в этом старческом, искажённом страданием лице свою всегда улыбчивую, энергичную, в действительности ещё совсем молодую маму – и не мог. К его страху, боли, отчаянию примешивались и эгоистичные мысли: «А как же я?! Что будет со мной без неё?..» А ещё злость. Он был так зол на судьбу, на Бога, отбиравшего у него единственного родного человека! Этого не должно было произойти с ним… с ними! Но это происходило, и с каждой секундой Каллен всё чётче осознавал, что конец совсем близок. Хотя даже это не могло заставить его смириться и принять реальность происходящего.
Постепенно лицо мамы и очертания палаты размывались, плыли туманной влажной дымкой, подрагивали. Однако стоило только Эдварду моргнуть, как всё вокруг снова становилось чётким и до боли ярким. Он щурился и лишь тогда окончательно открывал глаза. Но проходили считанные мгновения, и мутная пелена снова медленно наползала, растекаясь по палате. Далеко не сразу Каллен понял, что причиной этому были слёзы, которые против его воли тихо рождались, набухали и, наконец, кривыми дорожками устремлялись вниз по его щекам.
Эсме говорила с ним, и Эдварду приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы различать её едва уловимый шёпот, несмотря на то, что в палате стояла гнетущая тишина. По большей части мысли матери путались, а некоторые фразы, казалось, и вовсе были лишены всякого смысла, что ввергало Каллена в ещё большее отчаяние и ужас.
Однако в какой-то момент речь Эсме стал чуть громче и осмысленнее, и Эдвард с удивлением понял, что она заговорила о его байке. Мама сказала, что понимает и не осуждает Эдварда, ведь в глубине души она всегда знала, что он пойдёт по стопам отца. Эсме говорила, что боится за него, но какое это теперь имеет значение… Она боялась бы за сына, даже если бы он стал бухгалтером или продавцом в игрушечном магазине.
- Матери – они все такие, - на этих словах её пересохшие, потрескавшиеся губы растянулись в едва заметной улыбке. Эсме помолчала несколько минут, собираясь с силами, а затем заговорила снова. Её голос опять стал тише, но Каллен всё равно различал каждое слово. – Я просто прошу тебя… не повторять ошибку своего отца… Когда ты встретишь ту девушку, с которой уже не захочешь… расставаться никогда… брось всё это… оставь свои мотоциклы… ради неё. – Именно «когда» и никаких «если». Эсме, как и любая мать, ни секунды не сомневалась в том, что её единственный и горячо любимый сын обязательно встретить ту самую, предназначенною только ему. – С ней не должно… случиться то… что случилось… со мной. Я не хочу, чтобы мои внуки… росли без отца. Так нельзя… Пообещай мне, сынок… - Эдвард торопливо кивнул, глотая слёзы, окончательно вышедшие из-под контроля. То ли не увидев кивка, то ли посчитав его недостаточным, мама снова повторила, но уже настойчивее: - Обещаешь?
- Да, обещаю, - охрипшим от слёз и долгого молчания голосом отозвался Каллен, вновь кивнув.
Мама ещё раз едва заметно улыбнулась, и на её измученном лице отразилось спокойствие. Больше она ни говорила ни слова. А на следующий день её не стало.
Эдвард так и не сказал тогда Эсме, что любит её. Эти слова всё время вертелись у него на языке, пульсировали в голове, обжигали сердце, но он не смог произнести их вслух, словно кто-то невидимый запечатал его рот сургучной печатью. Со временем это стало самым большим его сожалением, исправить которое было уже нельзя. Эдвард, не раздумывая, отдал бы несколько лет жизни взамен на возможность сжать руку матери в своей и сказать ей о том, как же сильно любит её. И всегда будет любить.
И стоя сейчас здесь, на точке своего последнего старта, Каллен ничуть не жалел о принятом им решении. Да, вероятно, если бы не слова матери и не данное ей обещание, Эдвард не стал бы бросать свой мотоспорт, решив жениться на Белле. Но не потому что не представлял своей жизни без всего этого. Вернее, не только поэтому. Он просто не додумался бы посмотреть на всю ситуацию глазами своей женщины, каждый раз с замирающим в груди сердцем следящей за ним с трибун шоу. Каллен слишком сильно любил Беллу, чтобы однажды заставить её пройти через то, через что прошла Эсме. Оглядываясь сейчас назад, Эдвард ясно понимал, что после смерти его отца она уже не смогла обрести простого женского счастья, так и оставшись одна с маленьким сыном на руках.
И теперь, становясь главой семьи, Каллен чувствовал себя обязанным взять на свои плечи ответственность за благополучие этой самой семьи, стать её опорой и каменной стеной. А разве можно по-настоящему положиться на человека, который добровольно рискует в любой из дней либо разбиться насмерть, либо стать инвалидом, навсегда прикованным к кровати (и ещё неизвестно, что из этого хуже)? Эдвард дал себе честный ответ на честный вопрос. И ответ был отрицательным.
Когда-то он мечтал лишь о ветре в волосах, о бешено колотящемся в груди сердце, об адреналине, заставлявшим кровь кипеть в жилах, об утробно рычащем движке собранного им байка, о кратком миге полёта, заставлявшем каждую клеточку тела искриться чистым удовольствием. Каллен мечтал об этом и без устали шёл к этой мечте день за днём, не останавливаясь даже тогда, когда мечта была уже у него в кармане, потому что впереди всегда маячили новые высоты, новые опасные трюки, заставлявшие его буквально дрожать от нетерпеливого желания покорить их.
С точно такой же решимостью Эдвард мечтал теперь об их с Беллой совместном счастье. Он собирался начать работать не покладая рук, чтобы обеспечить её всем необходимым, хотел привести в порядок свой – а теперь уже почти их – дом, давно нуждавшийся в ремонте, ясно видел в мечтах пару-тройку детишек, которых непременно родит ему Белла. Да, теперь его желания были более обыденными и приземлёнными, но целеустремлённость в их осуществлении была в нём всё так же непоколебима, что и прежде. Впрочем, и былые желания Каллена никуда не делись – он просто решительно похоронил их в глубине сердца, заново расставив свои жизненные приоритеты.
- Я люблю тебя, Эдвард, и поддержу любое твоё решение, ты же знаешь, - тихий голос Беллы выдернул Каллена из раздумий. Она тесно прижалась к нему, положив голову ему на грудь и обняв за талию.
- Знаю, родная, знаю... И я люблю тебя. Ты – всё, что мне надо, - Эдвард провёл ладонями по спине девушки, затем, медленно переместившись на её ягодицы, легонько сжал их и с улыбкой добавил: - А прямо сейчас я хочу, чтобы ты пожелала мне удачи. Нашим способом.
- Конечно, вы двое выглядите до неприличия мило и всё такое, - беззлобно проворчал Эммет, - но я тоже всё ещё жду свою законную порцию обнимашек, - он раскинул руки в стороны и вытянул губы трубочкой.
Рассмеявшись и мягко выскользнув из рук Эдварда, Белла с готовностью упала в объятия брата и нежно поцеловала его в колючую тёплую щёку.
- Тебя я тоже люблю, дурачок, - прошептала она ему на ухо, обвив его шею руками.
- Уж кто бы сомневался! – улыбнулся Эммет, отрывая сестру от земли и так крепко сжимая её в своих руках, что та тихонько охнула, но попыток освободиться из его медвежьего захвата делать не стала.
- Удачи тебе, малыш! – взъерошив волосы брата, пожелала Белла, когда её ступни снова коснулись асфальта.
- Двадцать минут, Беллз! – возмущённо воскликнул Эммет. – Ты старше всего на двадцать минут – это не считается, сколько раз повторять?!
- Считается, ещё как считается! – продолжила подначивать та.
Эдвард с улыбкой наблюдал за ними. До знакомства со Свонами он и представить себе не мог, что между братом и сестрой может быть такая прочная связь и столь трепетные отношения. Они всегда понимали друг друга с полуслова, одному из них достаточно было просто мельком взглянуть на другого, чтобы безошибочно уловить его настроение. И Белла, и Эммет частенько подшучивали друг на другом, но не пересекли границы дозволенного, точно зная, когда нужно остановиться, чтобы не обидеть. Наблюдая за их междусобойчиками, Каллен всегда испытывал горькое сожаление, что у него нет ни сестры, ни брата.
- И застегни куртку, малыш, - тоном заботливой мамочки продолжала между тем Белла, дёргая вверх молнию на его чёрной кожаной куртке. – Не хватало ещё, чтобы ты заболел, а потом целую неделю хлюпал носом и ныл, что уже стоишь одной ногой в могиле.
- Эй, я никогда так не делаю!
- Делаешь-делаешь, как и все мужчины, стоит им только подхватить пустяковую простуду.
- Делаешь, - стараясь придать своему лицу серьёзное выражение, поддакнул Каллен.
- Предатель, - усмехнувшись, шутливо резюмировал Эммет.
- Ты тоже, кстати, - поворачиваясь к Эдварду, - добавила Белла, выразительно изогнув брось.
- Кто? Я?! – удивился тот, переводя взгляд с улыбающейся девушки на её смеющегося в голос брата.
Небо на горизонте озарила вспышка молнии, а вслед за ней прокатился пока ещё далёкий раскат грома, но уже сейчас чётко различимый даже за урчанием почти десятка байков. Все замолчали и посмотрели в том направлении, однако небо снова стало непроглядно чёрным, и лишь сгустившийся тяжёлый воздух не оставлял никаких сомнений в том, что совсем скоро оно разразится дождём.
- Ну, так как насчёт нашего ритуала? Готова? – после возникшей паузы спросил у Беллы Эдвард, седлая свой «Триумф Бонневилль» и заводя мотор.
- Готова, - кивнула та.
Она отошла в сторону от скопления гонщиков и встала прямо, почти вытянувшись в струну. Эдвард невольно залюбовался ею: кремовый свитер, сексуально обнажавший плечи, чёрные обтягивающие джинсы и туфли на высоком каблуке, делавшие её стройные ноги умопомрачительно длинными.
«Моя! Только моя!» - победно звучало сейчас в каждом биение его сердца.
Каллен отъехал от Беллы на значительное расстояние и, круто развернув байк, остановился. Он несколько раз газанул на месте, заставляя вращаться только заднее колесо, – мотор издал оглушительный рёв, достигнувший самых высоких нот, а из глушака вырвались клубы сизого дыма. Сердце Эдварда зашлось в бешенном ритме, подпевая механическому сердцу «Триумфа». Каллен знал, что в этот момент все взгляды окружающих прикованы к ним с Беллой, и это тоже доставляло ему немалый кайф, подбрасывая дровишек в адреналиновый костёр, разгоравшийся в его груди.
Наконец Эдвард тронулся с места и, проехав большую часть расстояния до Беллы, поставил байк на переднее колесо, продолжая двигаться вперёд. Когда до девушки осталась пара метров, он максимально замедлил скорость «Триумфа», продолжая удерживать его на переднем колесе. Каллен приблизился к Белле вплотную – она встала на цыпочки, поддалась вперёд и, обхватив ладонями лицо парня, поцеловала его в приоткрытые губы. В этот момент Эдвард готов был поклясться, что вновь ощутил терпкий вкус сочной вишни, как в их самую первую ночь.
Под аплодисменты и одобрительные улюлюканья парней, он опустил байк на оба колеса и заглушил мотор.
- Заканчивайте свою клоунаду! – раздражённый возглас Чарли Свона разом стёр улыбку с лица Каллена. Этот человек, как никто другой, обладал удивительным даром портить настроение окружающим его людям. Как не хотел Эдвард признаваться в этом даже себе, но он почти что ненавидел своего будущего тестя. – Беллз, поехали, нам пора!
- Люблю тебя, - прошептала она Каллену и поцеловала его ещё раз.
- И я тебя, - тоже шёпотом отозвался он, крепко сжав ладошку любимой в своей руке, а затем с сожалением выпуская её.
- Увидимся у тебя дома…
- Поехали уже, поехали! – окончательно теряя терпение, прикрикнул на дочь Большой босс. - А ты, сын, будь поаккуратнее, - сказал он, обращаясь уже к Эммету. В ответ тот улыбнулся и шутливо козырнул отцу. Выдержав паузу, Чарли посмотрел на Эдварда и, будто бы нехотя, добавил: - Ты тоже, Каллен.
Эдвард кивнул, но Свон уже отвернулся от него и вслед за дочерью зашагал к своему автомобилю. Прежде чем сесть на заднее сиденье, Белла обернулась к Каллену и помахала ему рукой, другой убирая с лица волосы, которые нещадно трепал внезапно усилившийся ветер.
Машина Большого босса резко тронулась с места, взвизгнув шинами, и стала быстро удалятся, но Эдвард ещё какое-то время продолжал стоять, неотрывно глядя ей вслед.
- Эй, Эд, - окликнул его Джаспер – ещё один участник не только гонок, но и мотошоу, с которым у Каллена сложились приятельские отношения. – Это, кажется, твоё, - парень протянул Эдварду раскрытую ладонь, на которой что-то тускло поблёскивало в желтоватом свете фонарей.
Только взяв это в руки, Каллен узнал свою цепочку, на которой висела гайка – самая первая гайка, открученная им с отцовского «Бонневилля» почти пятнадцать лет назад и с тех пор ставшая его талисманом. Сейчас цепочка была порвана, но Эдвард даже не почувствовал, в какой момент она соскользнула с его шеи и упала на землю.
- Хреновая примета, Эд, - покачал головой Джаспер.
- Да брось, Джас, - усмехнулся Каллен, на мгновение сжав цепочку в кулаке, а затем слишком поспешно сунув её в карман куртки.
- На твоём месте я бы сегодня не садился на байк, - продолжал гнуть своё Джаспер.
- Скажи об этом Большому боссу. То-то он обрадуется, - попытался отшутиться Каллен, чувствуя, как неприятный холодок пробегает по телу, оставляя после себя россыпь мурашек.
- Ну как знаешь. Дело твоё, - пожал плечами Джас и, развернувшись, зашагал обратно к своему байку. Обернувшись на полпути, он кинул на Эдварда ещё один быстрый взгляд, в котором тому почудилось что-то вроде сочувствия.
Каллен на минуту закрыл глаза и попытался выровнять вдруг сбившееся дыхание. Эдвард мог сколько угодно изображать полнейшее спокойствие, но правда заключалась в том, что он, как и все другие байкеры или мотоспортсмены, был человеком суеверным. Шестое чувство подсказывало Каллену, что это дерьмо с цепочкой случилось не просто так. Но он так же отлично знал, что должен сейчас сесть на свой «Триумф Бонневилль» и проехать на нём несколько десятков миль, отделявших его от последнего в своей жизни финиша. Более того, Эдвард безумно хотел этого, хотел до уже знакомой нетерпеливой дрожи во всём теле. Это была своего рода жажда, утолить которую можно лишь одним единственным способом – сесть на «Триумф» и рвануть вперёд. Хотя бы в последний раз.
В его руках был только руль байка – всё остальное всегда было в руках судьбы. Управлять мотоциклом он мог лучше всех тех, кто сейчас окружал его, и даже лучше многих других. Так стоило ли обращать внимание на глупые приметы? Определённо, нет.
Он должен сделать это. Он хочет сделать это. И он это сделает.
===============================================================================================
От автора
Надеюсь, вы, дорогие читатели, не задремали где-то на середине. Если вдруг задремали, то скажите мне об этом, чтобы я знала, что в будущем писать в таком неспешно-повествовательном стиле не стоит.)) В любом случае, вторая часть обещает быть куда более динамичной.
Если кому любопытно, то вот три видео на заданную тему:
1. Видео с тем самым трюком "Stoppie kiss", который выполняют Эдвард с Беллой
Надеюсь, вы, дорогие читатели, не задремали где-то на середине. Если вдруг задремали, то скажите мне об этом, чтобы я знала, что в будущем писать в таком неспешно-повествовательном стиле не стоит.)) В любом случае, вторая часть обещает быть куда более динамичной.
Если кому любопытно, то вот три видео на заданную тему:
1. Видео с тем самым трюком "Stoppie kiss", который выполняют Эдвард с Беллой
2. Классное видео со стантрайдингом
3. Видео с мотофристайлом
[/c]
Источник: http://robsten.ru/forum/68-3163-1
Надеюсь, что продолжение не разочарует 
,жду проду,очень надеюсь,что все будут живы-здоровы и счастливы! Спасибо! 
Можно даже без вишни, хотя я её очень люблю 
Но тут действительно есть из-за чего переживать 