<<< НАЧАЛО

***

Когда я ложилась спать, если даже во мне и теплилась слабая надежда, что, проснувшись, снова окажусь в две тысячи девятнадцатом году, и всё случившееся обернётся дурным сном, то насупившее утро беспощадно убило эту надежду. Щемящее чувство тоски холодной, скользкой змеёй заползло в душу и прочно там обосновалось.

Весь день я мрачной тенью ходила по пятам за Эдвардом, пока он возился у себя в саду и в небольшом огородике, расположенном за домом. Я видела, что он искренне пытается меня развеселить и отвлечь от невесёлых мыслей – на какое-то время ему это удавалось, но затем я снова поддавалась унынию.

За полдня, проведённых рядом с Эдвардом, я узнала, что любовь к флоре была не только его хобби, но и работой: он занимался обустройством садов, помогал с уходом за растениями и даже выводил новые сорта цветов, а так как люди теперь всей душой стремились окружить себя зеленью и обзавестись, как выразился Эдвард, «собственным кусочком щедрой красоты природы», от клиентов не было отбоя.

Много чего я узнала и об изменениях к лучшему, случившихся с человечеством за последние столетия. Например, главным, если не сказать единственным, источником энергии стали солнце и ветер. Люди изобрели приборы, которые не только преобразовывали природную энергию, но и накапливали её, так что даже в безветренные пасмурные дни никаких перебоев не возникало. Та штука на крыше дома, что накануне я приняла за флюгер, оказалась как раз-таки этим самым прибором. Автомобили, внешне почти не претерпевшие никаких изменений, передвигались благодаря тем же приборам, а о бензине люди, можно сказать, и думать давно забыли.

Вся информация теперь хранилась и распространялась исключительно на цифровых носителях, будь то книги, газеты с журналами или же документация. Бумагу из древесины перестали изготавливать лет сто назад, научившись создавать её имитацию, отличавшуюся к тому же и более высокой прочностью, но теперь и ею мало кто пользовался, например, художники.

Никаких масштабных войн за последние три сотни лет не было. Всё атомное и ядерное вооружение, уцелевшее после катастрофы, люди сами уничтожили, а изобретать новое пока вроде как не собирались.

- Ты живёшь в идеальном мире, - подвела я итог рассказам Эдварда.

- Думаю, настоящая утопия возможна только в книгах, - с усмешкой возразил он, - да и там она, как правило, носит временный характер. Люди сами по себе не могут быть идеальными, следовательно, всё, к чему они прикасаются, так же перестаёт быть совершенным. Однажды человечество забудет тот страшный урок, что преподала ему природа, забудет, какую высокую цену заплатило за свою беспечность, ненасытность и эгоизм – людям снова захочется много большего и любой ценой. Вопрос лишь в том, как скоро это случится.

Я согласно кивнула, отметив про себя, что Эдвард не только хорош собой, но ещё и умён. А ещё добр. В конце концов, то, что случилось со мной, не было его проблемой, и он мог спокойно выставить меня за дверь, пожелав удачи и отправив на все четыре стороны. Но вместо этого он возился со мной, искренне сочувствуя и поддерживая.

После полудня я задремала, лёжа на покрывале под персиковым деревом. Надо ли говорить, что снился мне Эдвард? Его зелёные глаза, затягивающие меня, увлекая на самое дно этих омутов, где таилось что-то удивительное и неизведанное. Его губы – мягкие, тёплые, с ласковой неспешностью блуждающие по моим, ненадолго прерывающиеся лишь для того, чтобы прошептать непристойный комплимент. Его руки, чуть шершавые из-за трудовых мозолей, то нежно гладили мою обнажённую спину, то с силой надавливали, оставляя на коже красноватые отметины – метки всё возрастающей старости…

Проснулась я от того, что кто-то целовал моё лицо. Ещё оставаясь под впечатлением от столь интимного сна, я медленно открыла глаза и похолодела от ужаса, встретившись взглядом с тёмными, почти чёрными глазами. Сдавленно вскрикнув, я резко села одновременно с этим стараясь отползти назад, и только тогда поняла, что разбудила меня всего лишь навсего собака, облизывающая моё лицо. Хотя, справедливости ради, стоит заметить, что псина была внушительных размеров.

- Перестань, Бродяга! Невежливо вести себя так с нашей гостьей! – Эдвард старался казаться строгим, но я видела, что изнутри его разбирает смех.

- Ничего страшного, на самом-то деле, - заверила я, вытирая ладонью обслюнявленное лицо. – Это твоя собака?

- Да, но, скорее, условно. Не зря же я назвал его Бродягой: он всё время где-то шляется. – Эдвард присел и ласково потрепал пса по голове. - Кстати, ты ему приглянулась.

- Да, я заметила, - усмехнулась я.

- Бродяга считает, что ты пахнешь теми цветами, что растут возле беседки. Я так понимаю, он имеет в виду фрезии. На вкус ты тоже ничего, хотя он всё-таки предпочитает котлеты.

- Очень смешно, - скривилась я.

- Так считает Бродяга, - улыбнувшись, пожал плечами Эдвард. – Хотя он любит иногда пошутить.

- Ты-то откуда знаешь?

- Вообще-то знаю, - многозначительно изогнул бровь он. – Я общаюсь с животными. По-настоящему, вот как сейчас с тобой, но только мысленно. Что-то вроде телепатии.

- Ты это сейчас серьёзно? – несколько раз открыв и закрыв от удивления рот, уточнила я.

- Вполне. Правда, для этого нужно, чтобы животное обладало достаточно развитым интеллектом и всю жизнь провело бок о бок с людьми. Как правило, это собаки, кошки и иногда лошади. Это если говорить о моём опыте.

- Ты «читаешь» их мысли или… как это работает? – я села, поджав под себя ноги, и непроизвольно наклонилась ближе к Эдварду. Эта новость заинтересовала меня куда больше, нежели искусственная бумага и энергия, получаемая от солнца и ветра.

- Нет, я не «читаю» все их мысли – только те, которые они хотят, чтобы я «услышал». Это действительно что-то вроде диалога, но только на мысленном уровне. С собаками проще всего: они очень любят людей, преданы им, зачастую даже считают, что их жизненная цель состоит в том, чтобы помогать нам, быть всегда рядом. А ещё собаки очень дружелюбны и всегда не прочь поболтать, - на этих словах Эдвард улыбнулся и почесал Бродягу за ухом – в ответ тот ткнулся влажным носом ему в ладонь, а затем лизнул её. – С кошками сложнее, но не потому что они глупее, просто у них более сложный характер. Они независимые и гордые существа, нередко считающие общение с человеком выше своего достоинства. Лошади не так интеллектуально развиты, как собаки и кошки, но они тоже очень умные и преданные создания.

- Как же это здорово! – значительно громче, чем того дозволяло приличие, воскликнула я, почувствовав к Эдварду что-то вроде зависти. – Расскажи поподробнее! Как ты этому научился? А с людьми ты тоже можешь так общаться? Ты один такой или это новая особенность всего человечества?

- Столько вопросов! Даже и не знаю, с чего начать! – рассмеялся Эдвард. Чёрт возьми, ко всем прочим талантам и достоинствам, этот парень обладал ещё и самым сексуальным смехом во всей вселенной! – Я этому не учился – я таким родился. Общаться подобным образом я могу не со всеми людьми, а только с такими, как я сам. Нас называют «поцелованными солнцем». Наверное, это из-за того, что у всех нас рыжеватые волосы, начиная от огненно-красных и заканчивая всего лишь золотисто-бронзовыми, как у меня и у моей мамы… были…

- Были?

- Родители погибли три года назад… разбились на машине, - на лицо Эдварда наползла мрачная тень, а глаза как будто стали темнее.

- О, прости! – Отлично, Белла! Своим глупым любопытством ты только что причинила человеку боль.

- Ничего страшного. – Он ненадолго замолчал, устремив блуждающий взгляд куда-то вдаль, а затем, будто очнувшись, снова продолжил: - Люди с такими, как у меня, способностями стали рождаться чуть больше ста лет назад. Никакого научного объяснения этому феномену так и не нашли, поэтому дружно сошлись во мнении, что таким образом природа просто решила отблагодарить человечество за то, что оно встало на путь исправления.

- Ты сказал «способностями»? Есть ещё что-то, помимо общения с животными?

- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – Эдвард встал, помог мне подняться и, держа за руку, подвёл к кусту белых роз, растущему около забора. – Вот, смотри, - указал он на тугой бутон, который готовился распуститься уже завтра.

Пальцы Эдварда мягко коснулись цветка, словно в ласковом поглаживании, – нежные, светло кремовые лепестки чуть заметно дрогнули и стали неспешно раскрываться до тех пор, пока цветок не распустился полностью, обнажив капельки росы, притаившиеся в самой сердцевине бутона.

- Это сделал ты? Правда ты?! – всё ещё находясь под сильным впечатлением от прекрасного зрелища, выдохнула я, переводя восторженный взгляд с розы на Эдварда и обратно.

- Нет, цветок всё сделал сам, я лишь попросил его об этом, - его щёки зарделись румянцем. – Это трудно объяснить словами… Можно сказать, что я с растениями «на одной волне». Конечно, это не похоже на общение с животными, и тем не менее… я их чувствую, знаю, что им нужно, знаю, из-за чего они начинают увядать и могу им помочь.

- Именно поэтому твой сад выглядит так потрясающе? Ни единого чахлого цветочка, ни одного вялого листика…

Я вспомнила, что ещё сегодня днём обратила внимание на то, как все растения будто оживали под руками Эдварда, несмотря на палящее солнце. Однако происходящие с ними метаморфозы были не столь уж явными, и я решила, что всё это мне лишь кажется. Разве могла я подумать, что всего через три сотни лет в наш мир придёт магия? И пусть стоящему передо мной парню было ой как далеко до Гарри Поттера, но последний был всего лишь выдуманным персонажем, а Эдвард существовал на самом деле, и не просто существовала – он стоял передо мной прямо здесь и сейчас, явно смущённый моим вниманием и моей реакцией на его удивительные таланты.

- Так, значит, природа наделила «поцелованных солнцем» особой связью с животными и растениями, - не унималась я, чувствуя, как щёки начинают пылать, а внутри всё дрожит от радостного возбуждения. – Ну а как же люди? Неужели нет никакой особой связи с простыми людьми?

- Успокойся, Белла, ты сейчас слишком сильно взволнована, - губы Эдварда растянулись в кривоватой улыбке. Он обхватил мои ладони своими и слегка сжал их – по телу растеклось уже знакомое мне живое тепло, и сердце, секунду назад готовое выскочить из груди, снова стало биться в нормальном ритме. – Чувствуешь? – понизив голос почти до шёпота, спросил он.

- Да, - одними губами ответила я, тайно мечтая о том, чтобы он как можно дольше не выпускал мои руки из своих.

- У людей я могу ощущать лишь очень сильные эмоции, вызывающие учащённое сердцебиение. Так, например, увидев тебя вчера в своём саду, я сразу почувствовал, что тебе смертельно страшно.

- Это тепло… это ты?

- Да, я, - Эдвард отпустил мои руки и сделал шаг назад, вызывая во мне странное чувство тревожной пустоты, словно я только что лишилась чего-то жизненно важного. Я едва

удержалась от того, чтобы не шагнуть к нему, снова сводя на нет расстояние между нами – ну не глупо ли? – Я могу успокоить, выровнять пульс и дыхание, могу заставить расслабиться, но для этого мне нужно прикоснуться к человеку.

- Невероятно… - покачала головой я.

- Всё, Белла, всё! – Эдвард выставил вперёд руки в предостерегающем жесте. – Хватит обо мне. Из-за всех этих разговоров я уже сам от себя устал, серьёзно! Давай лучше погуляем, и ты расскажешь мне о себе и о своей жизни!

- Мне и рассказывать особо нечего, - отчего-то смутившись, пожала я плечами. – В моей жизни нет ничего интересного.

- Уверен, что это не так… У меня идея! Мы не просто пойдём гулять, а поедем на озеро. Это не слишком далеко, около леса. Там очень красиво – тебе понравится!

- Да, поедем! Настало время высунуть голову из-за ворот и воочию увидеть мир будущего! – проявила я энтузиазм. – Заодно сравню ваши автомобили с нашими. Внешне они почти не отличаются, а вот в действии… как знать…

- Хм, нет, насчёт автомобиля – это как-нибудь в другой раз, - остудил мой пыл Эдвард. – На машинах мы ездим только на дальние расстояния, а так передвигаемся в основном на велосипедах.

Я замерла, в изумлении приоткрыв рот. Велосипеды? Серьёзно?! И это – далёкое будущее?!

- На велосипедах, так на велосипедах, мне без разницы, - как можно беззаботнее согласилась я.

Уже через четверть часа мы с Эдвардом стояли на дороге, готовые отправиться на велопрогулку к озеру. И всё бы ничего, если бы не одно маленькое «но»: я не умела ездить на велосипеде. Ну то есть как не умела. Я просто ни разу не пробовала. Но в этом же нет ничего сложного, ведь так? Главное – просто держать равновесие, не забывая при этом крутить педали. Проще простого! Во всяком случае, так мне казалось.

Конечно, следовало сказать Эдварду правду, а не строить из себя профессиональную велосипедистку, но глупая гордость не позволила мне сделать этого. Как, скажите на милость, можно признаться парню, обладающему столькими удивительными способностями, в том, что не умеешь ездить на каком-то несчастном велосипеде?! Да он поднимет меня на смех!

И почему только мой отец пропустил столь важный этап в воспитании ребёнка? С другой стороны, он научил меня удить рыбу и менять свечи в автомобиле, а это тоже чего-то да стоит! Правда, ни того, ни другого я не делала уже лет пять.

Вот с такими мыслями я вскарабкалась на велик, поехала с горочки и… почти тут же приехала в кусты шиповника, которые, впрочем, не потрудились смягчить столь бесславное падение. Мой железный конь застрял где-то в колючих зарослях, а я, по инерции пролетев вперёд, собственными ладонями и коленями испытала на прочность асфальт будущего – жёсткий, зараза!

- Вот это полёт! – Эдвард не смеялся, но его голос заметно искрился весельем. Я тут же представила, насколько нелепо могла выглядеть моя езда на велосипеде с препятствиями, и на долю секунды пожалела, что не разбилась насмерть. Он присел рядом, оттеснив в сторону скачущего вокруг меня Бродягу, и его лицо посерьёзнело: - Ты в порядке? Покажи, - Эдвард внимательно осмотрел мои изодранные ладони и окровавленные колени, торчащие из безнадёжно порванных джинсов. – Выглядит, конечно, жутко, но серьёзных травм как будто нет… Нужно вернуться домой, - с этими словами он подхватил меня на руки и зашагал довольно бодро, то и дело бросая на меня тревожные взгляды.

- Да всё нормально, честно! – начиная сгорать от стыда, заверила я, в то время как руки будто бы сами собой обвили его шею, ничуть не беспокоясь о содранных ладонях. - И нести меня совсем не обязательно. Ну правда! Я могу идти сама, - на мои слова Эдвард лишь хмыкнул, продолжая двигаться вперёд с прежней скоростью. – Мне даже не больно! Совсем!

- Тебе больно, - возразил он и тут же с нажимом добавил: - Я знаю, что тебе больно. Примерно на шестёрку по десятибалльной шкале.

- Вот как? – не найдя, что бы на это ответить, пробормотала я.

- Снимай джинсы, - усаживая меня на диван в гостиной, бодро распорядился Эдвард.

- Снимать? В смысле совсем?

- А можно снять как-то иначе? – усмехнулся он. – Нужно разобраться с твоими коленями.

- Я и сама могу обработать ссадины, просто дай мне перекись или что там у вас теперь есть.

- Сама ты уже прокатилась на велосипеде и вот к чему это привело.

- Отвернись хотя бы!

- Ну да, и колени я тебе тоже, конечно, буду с закрытыми глазами обрабатывать, - рассмеялся Эдвард, однако всё же повернулся спиной, а затем и вовсе скрылся из виду.

Вернувшись через несколько минут с бутылочкой прозрачной жидкости и бинтом, он встал на колени передо мной и снова осмотрел раны.

- И как только тебя угораздило, - пробормотал себе под нос Эдвард.

- Просто я уже очень давно не ездила на велосипеде.

- Видимо, очень давно, раз успела разучиться.

- Да, уже… - я произвела в уме нехитрые математические подсчёты, - четыреста шестьдесят пять лет.

- Шутишь – это хорошо, значит, жить будешь, - засмеялся он. – Но на велосипеде ты ездить всё-таки не умеешь и, готов поспорить, никогда не умела.

- Может и так, - не стала больше отпираться я.

Эдвард щедро полил жидкость на сложенный вчетверо бинт и приложил его к моей коленке – кожу нещадно защипало, так что я не смогла удержаться и зашипела сквозь плотно стиснутые зубы. Однако уже через считанные мгновения боль прошла… то есть совсем прошла, будто я и не падала с велосипеда! Эдвард убрал от коленки руку с бинтом – моему изумлённому взору предстала совершенно гладкая кожа, без какого-либо намёка на недавнюю травму.

- Это что, живая вода? – ощупывая свою ногу, спросила я. После всего того, что я узнала за последний час, произошедшее чудо уже не вызывало во мне никакого недоверия и не ввергало в шоковое состояние.

- Что-то вроде того, - улыбнувшись, кивнул Эдварда и принялся за вторую коленку.

- Ну хотя бы в медицине за прошедшие века случился ощутимый прорыв, - наблюдая за его манипуляциями, подвела итог я.

- Да, медицина у нас и правда хорошая.

- Ну что, теперь можно и на озеро? – спросила я, когда от моих ранений не осталось и следа, а порванные джинсы с помощью ножниц были трансформированы в шорты.

- Пешком далековато – мы не успеем добраться туда до темна. Лучше я пойду готовить ужин, а ты в это время будешь развлекать меня разговорами о себе и своей жизни. А на озеро пойдём завтра утром. Как тебе такой план?

- Годится! – улыбнулась я.

Однако на следующий день ни на какое озеро мы не пошли. Утром я проснулась с мыслью, что хочу во что бы то ни стало научиться ездить на велосипеде. Теперь это было делом чести – не меньше!

Поначалу Эдвард пытался меня отговорить, взывая к моему благоразумию, но быстро понял, что это абсолютно дохлый номер. Смирившись с этим, он стал всячески мне помогать: поддерживал меня во всех смыслах этого слова, выравнивал руль и давал дельные советы. То и дело улицу заполняли возгласы Эдварда: разочарованное «Ну что ты, как… не знаю, кто!», одобрительное «Вот так, да! Молодец!» и поучительное «Ровнее держи! Ровнее!»

Я падала, поднималась и снова седлала велосипед, даже не позволяя Эдварду взглянуть на мои очередные травмы. При каждой неудаче я лишь плотнее сжимала зубы и принималась за дело с удвоенным рвением.

- Брось, Белла. Равновесие – это не твоё, - после каждого моего падения повторял Эдвард.

Я понимала, что он говорит это из лучших побуждений, таким образом проявляя обо мне заботу, но его слова вызывали во мне хорошую, правильную злость, которая, в свою очередь, не позволяла мне смиренно поднять лапки кверху.

Невероятно, но в конечном итоге уже далеко за полдень чудо наконец свершилось! Я проехала на велосипеде пару сотен метров, почти не виляя – за спиной раздались бурные аплодисменты в исполнении Эдварда и его одобрительный свист.

- А ты упрямая, - чуть позже заметил он, и в его голосе явно слышалось восхищение.

- Есть немного, - зарделась от удовольствия я. – Зато завтра мы сможем, как и хотели, поехать к озеру на велосипедах.

Тем же вечером мы совершили небольшой набег на местный магазин, где я остановила свой выбор на хлопковом сарафане, шортах с майкой и паре комплектов нижнего белья, а Эдвард всё это оплатил «в качестве вознаграждения победителю», как выразился он сам. С этой же формулировкой он пытался заставить меня купить ещё что-нибудь – «Хоть что-нибудь, Белла! Не может быть, чтобы тебе больше ничего не понравилось!» - но я, не привыкшая, чтобы за меня платили, наотрез отказалась, и так чувствуя себя до крайности неловко.

Уже отправляясь спать с чувством выполненного долга, я заметила на столе в гостиной пластмассовую плоскую коробочку. Поддавшись очередному приступу любопытства, я взяла её в руки – она тут же осветилась приглушённым светом. Видимо, это оказалось удостоверение личности Эдварда, потому что на лицевой стороне появилось его фото, рядом с которым было написано: «Эдвард Каллен», а под именем стояла дата рождения: двадцатое июня триста сорок седьмого года.

«Отлично, Белла! Ты запала на парня, который младше тебя на два года!» - язвительно рассмеялся мой внутренний голос, от которого уже больше суток не было ни слуху, ни духу.

Кто запал? Я запала? Вот ещё!.. Или всё-таки… Вот же чёрт, чертовский чёрт! Неужели и правда запала? Ведь запала же, дура эдакая! Как будто мало мне и без того проблем!..

Но нет, Эдвард Каллен не был моей проблемой – он был единственной причиной, по которой случившееся со мной «чудесное чудо» не казалось такой уж смертельной трагедией. Стоила ли встреча с ним всего того, чего я лишилась, оказавшись здесь? Сейчас я не могла ответить на этот вопрос, но Эдвард… он вызывал во мне такие чувства, которые до него не вызывал никто. Знаю, звучит банально, и тем не менее это правда. Пока что я не могла разобраться в себе и дать точное определение тому, что испытывала к этому улыбчивому парню с глазами цвета лета – солнечного, укрытого кружевной изумрудной листвой, - но с самой первой минуты нашего знакомства я чувствовала себя заворожённой, раз и навсегда попавшей в поле действия его удивительного магнетизма. Это было похоже на магию, но не ту, что возникает с помощью волшебной палочки и заклинаний, а на ту, что рождается сама собой, когда на жизненном пути встречается ТОТ САМЫЙ человек. Была я права или же наивно заблуждалась, могло показать лишь время, так что я решила расслабиться и просто плыть по течению, не забегая вперёд и не торопя события.

Ну а тот факт, что Эдвард оказался младше меня, конечно, неприятно царапнул, вызывая лёгкую досаду, но уж точно никак не мог повлиять на мои чувства к нему. В конце концов, если наши отношения продолжат развиваться, обвинить меня за растление малолетних будет нельзя, значит и повода для беспокойства нет. Гораздо больше меня волновал другой вопрос: что испытывает ко мне Эдвард?

***

Озеро и правда оказалось удивительно прекрасным: кристально чистая изумрудно-бирюзовая вода искрилась на солнце, приковывая взгляд, завораживая своей умиротворяющей красотой. Сквозь её прозрачную гладь были видны маленькие разноцветные рыбки, суетливо снующие туда-сюда; на дне, словно россыпи драгоценных камней, лежали перламутровые ракушки. Высокий берег был устелен пёстрым ковром полевых цветов: сама природа соткала причудливые узоры из небесных ирисов, колокольчиков и дельфиниумов, дополнила их солнечными брызгами лютиков и калифорнийских маков, оставив место для белоснежных облачков маргариток и ромашек. На другом берегу озера, всего в паре сотен метров от воды плотной зелёной стеной возвышался лес. Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего столь же восхитительного и совершенного! Это было одно из тех мест, побывав в которых лишь раз, оставляешь своё сердце навсегда.

Эдвард помог мне расстелить на траве немного колючий клетчатый плед. На несколько мгновений наши пальцы соприкоснулись – даже от такого незначительного, едва ощутимого контакта моё сердце дрогнуло и замерло в груди, но тут же пустилось вскачь, стремительно разгоняя по венам раскалённую лаву вместо крови. Я посмотрела на лицо Эдварда, пытаясь понять, чувствует ли он хотя бы десятую часть того, что чувствую я, стоит нам лишь соприкоснуться друг с другом. Но, к величайшему разочарованию, по его лицу, повёрнутому ко мне в профиль, невозможно было ничего понять.

- Как насчёт искупаться? – неожиданно громко воскликнул Эдвард, повернувшись ко мне и растянув губы в какой-то странной улыбке. Возможно, я ошибалась, но мне показалось, что он чем-то взволнован.

- Даже не знаю, - неуверенно протянула я, прикидывая, до какой степени неприлично буду выглядеть в кружевном нижнем белье вместо купальника.

- Только не говори, что ты не умеешь плавать, - усмехнулся Эдвард. Мне кажется, или он действительно сейчас подначивает меня?

- Умею, конечно, просто… вдруг вода окажется холодной? - нашла отговорку я.

- Сейчас проверим, - с этими словами парень скинул с себя одежду и остался в одних плавках.

Закусив губу, я наблюдала за ним, кажется, значительно пристальнее, чем того позволяли приличия, ну да и чёрт с ними! Эдвард был хорошо сложен, физический труд сделал его тело стройным и подтянутым, однако сразу было видно, что с тренажёрами и гантелями он не имеет ровным счётом никаких отношений: рельеф мышц хорошо прослеживался, но не столь явно, как если бы их качали намеренно.

Разбежавшись, Эдвард прыгнул с берега вниз головой, почти не оставив после себя брызг. Подойдя к самому краю, я заглянула вниз, ожидая, когда он снова появится на поверхности воды, - высота оказалась больше, чем я думала, так что у меня закружилась голова, и я поспешно сделал два шага назад.

- Теперь твоя очередь, Белла! – едва вынырнув, крикнул Эдвард.

- Как вода? – раздеваясь чересчур медленно, спросила я. Никогда прежде ниоткуда прыгать мне не приходилось.

- Идеальна!.. Чего ты там копаешься? – Каллен подплыл ближе и нахмурился: - Если не хочешь прыгать, пройди чуть дальше влево – там склон не такой отвесный, и можно спуститься вниз… Подожди, я сейчас…

Поднявшись на берег, Эдвард подошёл ко мне вплотную, так что я чётко видела каждую бисерину воды, блестевшую на его светлой коже. Вот одна капелька скатилась с его мокрых волос и, упав на щёку, медленно заскользила вниз, пробираясь к подбородку, а затем – к шее. Кончики моих пальцев будто закололо иголками – настолько хотелось им последовать за нахальной каплей, по-хозяйски изучающей кожу Эдварда.

- Или ты не хочешь купаться? – Каллен положил ладонь мне на щёку, отчего та мгновенно вспыхнула огнём.

Его рука скользнула выше, к виску, пропуская волосы сквозь пальцы, а затем снова вниз, постепенно спускаясь к кончикам волос. Я смотрела в зелёные, внимательные глаза Эдварда и чувствовала, как земля постепенно уплывает из-под ног, словно я стою на палубе корабля в штормовую погоду. Что же ты делаешь со мной? Что делаешь?..

- Не хочешь как хочешь, - Каллен отстранился и быстро зашагал прочь. Не в силах пошевелиться, я стояла и смотрела ему вслед, всё ещё ощущая на коже его нежные прикосновения.

Эдвард остановился, повернулся к озеру лицом и побежал вперёд, явно намереваясь снова прыгнуть в воду. В какой-то момент он чуть сменил траекторию, направляясь ко мне. Его руки крепко обхватили меня, прижали к нему, и через считанные мгновения я поняла, что лечу вниз. Одновременно с этим ноги Каллена обвили мои, заставляя их вытянуться в струну, губы с силой прижались к губам, овладевая, требуя и побеждая.

Наши переплетённые ноги пробили озёрную гладь – вспенившаяся вода попыталась вырвать меня из объятий Эдварда, однако тот сумел с ней справиться, лишь ненадолго ослабив хватку, но так и не прервав поцелуя.

Я тонула, задыхалась, теряла связь с реальностью, не понимая, что было тому истинной причиной: нехватка кислорода или же близость Каллена, его ладонь, скользнувшая под застёжку моего лифчика, его ноги, тесно обвившие мои, его язык, вступивший в сладострастную борьбу с моим, – он, повсюду он, только он и вода…

Как бы мне ни хотелось, чтобы этот момент длился вечность, но Эдвард рванулся вверх, увлекая меня за собой. Мы поднялись на поверхность, жадно хватая ртом воздух.

- Ты похожа на русалку, - тихо проговорил Каллен, убирая с моего лица прилипшие к нему мокрые волосы. – Прекрасную русалку…

- Но я пока не завлекла в свои сети ни одного странствующего моряка.

- А как же я?! – к моему величайшему разочарованию, Эдвард отстранился от меня и посмотрел с притворным возмущением во взгляде.

- Ты не моряк – ты волшебник, - улыбнулась я.

- Вот уж точно нет! – рассмеялся он, а отсмеявшись, сменил тему: - Пора выбираться, а то у тебя точно отрастёт русалочий хвост.

Выбраться на берег для меня оказалось задачей непростой: мои ноги скользили и никак не желали находить подходящую опору. Эдвард, как и положено джентльмену, не оставил меня в беде и оказывал всяческое содействие, крепко держа за руку и тянув вверх. Несколько раз мы вместе, смеясь, снова скатывались в воду, но в конечном счёте одолели этот коварный подъём.

- Я только сейчас понял, что забыл взять полотенце, - опускаясь на плед, с досадой покачал головой Эдвард.

Я встала рядом с ним, не зная, что говорить и что делать, чувствуя себя школьницей на первом в своей жизни свидании. Я боялась и вместе с тем страстно желала продолжения недавнего поцелуя, но сейчас Каллен вёл себя так, будто никакого поцелуя не было вовсе. С другой стороны, чего я от него ждала? Что он жадно набросится на меня, повалит на плед и сделает своей? Часть меня определённо рассчитывала именно на это, другая же часть тоже хотела близости с Эдвардом, но не прямо здесь и сейчас.

Каллен говорил, что «считывает» эмоции людей – интересно, чувствует ли он тот раздрай, что сейчас творится в моей душе?

Пока я думала обо всём этом, продолжая стоять рядом с ним соляным столбом, он взял мою руку, поцеловал внутреннюю сторону ладони – ах, какая же сладкая дрожь пробежала по телу! – и, притянув меня к себе, лёг на спину. Моя голова сама собой нашла пристанище на плече Эдварда, нога оказалась закинута на его ногу, а рука легла ему на грудь – кажется, моё тело лучше меня знало, чего именно оно хочет и как ему будет хорошо и уютно.

Мы лежали молча, греясь на солнышке и почти не двигаясь. Я неотрывно смотрела на Каллена, изучая каждую его чёрточку, каждую мимическую морщинку, - он закрыл глаза и время от времени улыбался, словно сытый кот. Под моей ладонью ровно и уверенно билось его сердце – это успокаивало и расслабляло, так что я сама не заметила, как задремала.

Когда я открыла глаза, рука Эдварда была поднята вверх, на его указательном пальце сидела ярко-голубая бабочка, а ещё десятка два разноцветных бабочек суетливой стайкой кружили над нами.

- Красиво, - всё ещё сонным голосом заметила я.

- Очень, - подтвердил он.

Каллен осторожно вытащил руку из-под моей головы и очертил в воздухе круг – бабочки, собравшись в кучку, повторили точно такую же геометрическую фигуру. Эдвард начертил ладонью волну – бабочки полетели по той же траектории и зависли над нами, ожидая, дальнейших указаний. Он нарисовал пальцем сердечко – бабочки почти мгновенно образовали на фоне безоблачного, голубого неба большое, пёстрое и трепещущее сердце. Я с детским восторгом наблюдала за этим импровизированным шоу, уже почти не удивляясь способностям Эдварда, но по-прежнему немея от восхищения.

Каллен сжал руку в кулак и приблизил её к своему лицу, словно потянув за невидимую верёвку, - стайка бабочек, снова сбившись в кучу, опустилась ниже; Эдвард резко выбросил руку вверх, растопырив пальцы, - бабочки брызгами разноцветного фейерверка взметнулись вверх и разлетелись в разные стороны по своим делам.

- Я уже даже и не спрашиваю, как тебе удаётся заставлять их всё это проделывать, - прижавшись к Эдварду плотнее, улыбнулась я.

- Нет, я никого ни к чему не принуждаю, а всего лишь прошу их об одолжении, - возразил он. – Помню, в детстве возился с муравьями: они были моим марширующим войском, - Эдвард тихонько рассмеялся, - но как только у них появлялись более важные муравьиные дела, они убегали от меня прочь.

- Ты был спокойным и тихим ребёнком?

- Нет, это вряд ли, - Эдвард скосил на меня глаза и усмехнулся. Его рука легла на мою спину и принялась выводить на ней воображаемые узоры. – Во всяком случае, проблем со мной у родителей всегда было намного больше, чем с Эмметом. Вот тот из тихонь и отличников, вечно «себе на уме». Сколько помню, он постоянно что-то изобретал: самодельный вентилятор, удалённую систему запирания на входную дверь своей комнаты и прочие нужные и не очень нужные штуки. Сейчас Эммет занимается производством медицинского оборудования… Ну а я… я был из тех мальчишек, что вечно лазают по деревьям и заборам, а потом являются домой в изодранной и грязной одежде, - на лице Эдварда появилась блуждающая улыбка. – Уже лет с семи я мог целыми днями где-то пропадать, так что родители с ног сбивались, пока искали меня, чтобы хотя бы накормить… А ты? Какой была ты?

- Я была тихоней и отличницей, но и проблем отцу со мной хватало. Вечно содранные коленки и порванная одежда – это моя тема…

Ещё какое-то время проведя за детскими воспоминаниями, мы поехали обратно домой. Где-то на полдороге нам навстречу выбежал Бродяга, радостно лая и энергично помахивая хвостом. После того, как я чуть было случайно не проехалась по нему, мы слезли с велосипедов и дальше пошли пешком, на этот раз болтая о животных и домашних питомцах, точнее, болтал в основном Эдвард, оказавшийся кладезем забавных историй, а я слушала, наслаждаясь тем, насколько возбуждающе-сексуально звучит его чуть хрипловатый голос. В какой-то момент я вдруг осознала, что уже второй день почти не думаю о доме, и всё благодаря Каллену. Каким-то непостижимым образом он умудрился заполнить собой все мои мысли, вытеснив оттуда всё остальное. Ничего подобного прежде со мной ещё не бывало, и эти новые ощущения мне очень даже нравились.

Когда мы уже почти пришли, из ворот соседнего дома вышла невысокая, худощавая женщина почтенного возраста.

- Добрый день, миссис Мур, - вежливо улыбнувшись, поздоровался Эдвард.

- Здравствуй-здравствуй, - дрожащим старческим голосом прошелестела та в ответ. Поверх спущенных на кончик носа очков она пристально посмотрела на меня, продолжая при этом разговаривать с Эдвардом: - А я как раз к тебе шла. Помнишь тот цветок, что ты привёз мне в прошлом году? Так вот, с ним что-то не то, - её губы сжались в скорбную линию, а взгляд, обращённый на меня, стал ещё более внимательным и оценивающим. Старушка изучала меня с ног до головы и даже, кажется, высвечивала насквозь похлеще любого аппарата МРТ. – Я уезжала на неделю к дочери, вернулась вчера вечером, а сегодня пошла в сад и обнаружила эту неприятность. Может, заболел чем-то или вредители напали? Ты не посмотришь, Эдвард?

- Да, конечно, миссис Мур. Я зайду чуть позже, если не возражаете.

- Как тебе будет угодно, - старушка вернула очки на место и горделиво задрала подбородок кверху. – Но только не слишком поздно: меня беспокоит судьба этого прекрасного цветка. Да и спать я ложусь сразу после восьми.

- Я помню об этом, - предельно вежливо проговорил Эдвард, продолжая улыбаться. – Не волнуйтесь, я загляну к вам примерно через час.

Миссис Мур величественно кивнула и бесшумно скрылась за своими воротами.

- Ну и старушка, - понизив голос, усмехнулась я. – С виду такой «божий одуванчик», а на деле… - я замолчала, не найдя подходящего определения, и покачала головой.

- У неё сложный характер, но она намного добрее, чем может показаться на первый взгляд, - Эдвард взял меня за руку и, сжав её, заговорил немного взволнованным голосом: - Белла, я хочу пригласить тебя на свидание, точнее, на романтический ужин… или что-то вроде того… Ты согласна? Прежде чем дашь ответ, хочу, чтобы ты знала: отказы не принимаются.

- Я и не собиралась отказываться, - силой мысли я попыталась унять свой взбесившийся пульс, но всё тщетно. Чёрт, а ведь Эдвард, наверняка, чувствует моё состояние!

- Рад это слышать. Тогда с меня еда и вино, а с тебя твоя очаровательная улыбка, прекрасные глаза цвета кленового сиропа и, конечно, хорошее настроение.

Каллен нежно провёл по моей щеке тыльной стороной ладони – никогда бы не подумала, что щека может оказаться эрогенной зоной, да ещё какой!

***

Это был самый необычный и самый прекрасный романтический ужин в моей жизни. Никаких ресторанов со снующими туда-сюда официантами, никаких накрахмаленных скатертей и никаких болтающих и громко смеющихся людей за соседними столиками. Да что там! У нас не было даже столика!

Мы сидели всё на том же клетчатом пледе, почти не притрагиваясь к еде, но выпивая уже по третьему бокалу домашнего персикового вина. Играла тихая медленная музыка, стрекотали цикады, и моё сердце подпевало им в такт. Вокруг витал прекрасный аромат цветов, первую скрипку в котором исполнял пьянящий жасмин. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, погрузив мир в темноту, нарушаемую лишь желтоватым светом луны. Пламя свечей в стеклянных бокалах трепетало от робкого дуновения ветерка. В этом неровном свете глаза Эдварда, неотрывно глядящие на меня, мерцали таинственным светом и казались почти чёрными, бездонными омутами, в которых хотелось утонуть. И я тонула. Я тонула, погружаясь всё глубже и глубже – на самое дно желания.

- Потанцуем? – Каллен взял меня за руку и поднялся, увлекая за собой.

Он нежно обнял меня, прижимая к себе, – моя щека легла на грудь Эдварда, и я отчётливо слышала, как учащённо бьётся его сердце. Мы плавно раскачивались в такт красивой мелодии, плывущей над погрузившимся в ночную дрёму садом.

Каллен замер и посмотрел вверх. Я проследила за его взглядом, но сначала не заметила ничего особенного – лишь крохотная светящаяся точка, плавающая над нашими головами. Однако затем к этой точке присоединилось ещё две, а затем ещё – и так до тех пор, пока их число не достигло несколько десятков.

- Невероятно, - выдохнула я, заворожено любуясь светлячками – а это были именно они, - выполняющими роль маленьких живых звёздочек, горящих над нашими головами на фоне ночного неба. Присмотревшись, я вдруг поняла, что они не просто хаотично кружат над нами, а, по просьбе стоящего рядом со мной мужчины, выстроились в определённом порядке, так что на тёмном небе сейчас ярко светилось моё собственное имя.

- Это ты невероятная…

Обжигающе горячие губы Эдварда коснулись моей шеи, а затем снова и снова, спускаясь вниз и прокладывая влажную дорожку к ключице – его зубы чуть прикусили косточку, срывая с моих губ чуть слышный стон. В ту же секунду рот Эдварда, накрывший мой, поглотил этот звук. Его губы терзали мои в изощрённой сладкой пытке, зубы чуть прикусывали их, а язык тут же ласково скользил по горящему месту укуса, словно заглаживая вину за несдержанный порыв страсти.

Руки Каллена, всё это время блуждавшие по моей спине, без труда нашли замок сарафана и одним резким движением дёрнули его вниз. Несколько рваных, торопливых движений, и белоснежный хлопок с тихим шелестом нашёл свой покой под кустом столь же белоснежных роз, оставив меня в одном кружевном белье. Но я не возражала, да и не могла – вместо этого отчаянно цеплялась за шею Эдварда, царапая и сжимая её, что было сил. Ослабевшие ноги больше не держали меня, но вскоре в этом не стало никакой необходимости: Каллен опустил нас на плед, одним движением руки скинув с него всю посуду – свечи ярко вспыхнули и погасли, на какие-то мгновения окутав нас горьковато-медовым ароматом горящего воска.

Губы Эдварда переместились к моей груди, лаская её сквозь тонкое кружево, зубы ухватили полупрозрачную ткань и оттянули вниз, обнажая округлую мягкость плоти. Каллен по очереди обводил языком бусины затвердевших сосков, прикусывал их зубами и мягко обхватывал губами, а затем снова ласкал кончиком языка. Его тёплые, чуть шершавые ладони скользили по моим обнажённым бёдрам, то до боли сжимая их, то едва касаясь. Каллен правил мной, дирижировал моим телом и находил отклик на каждое, даже малейшее прикосновение. Его длинные, изящные, словно у пианиста, пальцы, скользнувшие под кружево трусиков, творили со мной не меньшее волшебство, чем то, что он демонстрировал вчера или сегодня на озере: под его умелыми, острыми прикосновениями, в моём животе распускался огненный цветок желания, предназначенный лишь для него одного; в груди порхали невесомые бабочки, рождая болезненно-приятное чувство восторга.

- Моя сладкая девочка, - хриплый шёпот Эдварда сладкой дрожью отозвался в моём теле.

Его губы снова слились с моими в глубоком страстном поцелуе, лишающем возможности дышать, думать, понимать, кто ты и где находишься. Я запустила пальцы в жидкое золото его шелковистых волос и сжала их, оттягивая назад, – из его груди вырвался протяжный стон, полный страсти. Отстранившись, он торопливыми, хаотичными движениями стянул с себя одежду – в рассеянном свете стыдливо побледневшей луны кожа его стройного тела казалась почти белой, идеально гладкой, так и манившей прикоснуться к ней, попробовать на вкус.

Я села вслед за Эдвардом, положила руки на его спину и, прижавшись к нему, поцеловала в шею, скользнула чуть ниже и провела языком вдоль ключицы – кожа и правда оказалась гладкой, терпкой и чуть солоноватой на вкус – идеальной! Желая большего, я стала покрывать грудь Эдварда быстрыми, жалящими поцелуями, моя правая рука, переместившись вперёд и вниз, обхватила его твёрдое, внушительное достоинство, поглаживая горячую и тонкую, словно рисовая бумага, кожу – с губ Каллена слетел хриплый стон.

Однако Эдвард не собирался так просто упускать инициативу: он властно положил свои руки мне на спину и резким движением дёрнул застёжку лифчика, нелепо опоясывающего меня под самой грудью, в разные стороны – раздался жалобный треск, а в следующее мгновение кружева были отброшены прочь безо всякого сожаления. Я вскрикнула от неожиданности и застонала, почувствовав, как по телу растекается сладкая дрожь, а кожа покрывается россыпью мурашек.

Снова целуясь – на этот раз мучительно медленно и нежно, - мы опустились на плед.

- Белла, моя прекрасная Белла…

Оторвавшись от моих губ, Эдвард принялся спускаться ниже, ненадолго задержался на груди, покусывая и посасывая болезненно затвердевшие соски, затем оставил цепочку поцелуев на животе, языком пощекотав пупок, и спустился ещё ниже – туда, где я хотела почувствовать его больше всего, где всё изнывало от влажного жара ещё неудовлетворённого желания. Подцепив зубами резинку трусиков, он потянул их вниз, помогая себе руками, – ещё одно кружево скрылось в темноте ночи. Эдвард ласкал вершину моей женственности, то чуть посасывая чувствительную плоть, обхватывая её губами, то обводил языком и оставлял на ней лёгкие поцелуи. Он доводил меня до исступления, подталкивая к самому краю, но всё же не давая шагнуть за него.

Я выгибала спину ему навстречу, до ломоты в пальцах сжимала плед, снова и снова со стоном шептала его имя.

- Пожалуйста, Эдвард, пожалуйста… - жалобно всхлипнула я.

Каллен на мгновение замер, а затем его губы заскользили вдоль внутренней части моего бедра, поднимаясь вверх, к коленке, а затем ещё выше – к ступне. Он целовал мои пальцы, щекотал их кончиком языка и снова целовал – Боже, никто и никогда до него не целовал мне ноги! И, чёрт возьми, насколько же потрясающе чувственно и возбуждающе это было! Я снова застонала, задыхаясь и продолжая судорожно цепляться за плед, как никогда желая немедленно почувствовать Эдварда так близко, как это только возможно.

Словно вняв моей молчаливой мольбе, он перестал целовать мою ногу и, закинув её себе на плечо, толкнулся вперёд, проникая в меня сначала томно-медленно, но постепенно всё наращивая темп, подчиняясь полностью овладевшему им желанию.

Откинув голову назад и выгнув спину, я приподняла бёдра и двинулась ему навстречу, чувствуя себя до краёв заполненной живой энергией и искрящимся счастьем.

Мы вместе танцевали самый прекрасный первобытный танец страсти и любви, интуитивно подстраиваясь друг под друга, доводя каждое движение до совершенства. Наши разгорячённые тела снова и снова сплетались воедино, наши стоны звучали в унисон единой музыкой экстаза. Здесь не было меня, не было его – были только мы, неделимые, связанные невидимыми стальными канатами.

Переплетя пальцы, с протяжным стоном мы вместе шагнули за край величайшего наслаждения. Словно тысячи светлячков живым звездопадом вспыхнули в моей голове, а я сама воспарила на вершину небес и разлетелась там на сотню разноцветных бабочек.

***

ОКОНЧАНИЕ >>>