Бывают, мой друг, времена испытаний,
Бывает темно, и не видно просветов,
Что так устаёшь от напрасных скитаний,
У жизни прося хоть каких-то ответов.

И сломленным, кажется, вновь не подняться,
Оставшись без крыльев за сильной спиной.
Но есть та рука, что поможет не сдаться,
То сердце, что в жизни подарит покой.

Анастасия Апельсиновая

Когда ворота исправительной тюрьмы Марион* закрылись за его спиной, Эдвард Каллен глубоко вдохнул морозный воздух, закидывая рюкзак со скудными пожитками на плечо. Однако никакого облегчения, которое так любят показывать в голливудских фильмах, не ощутил. Он чувствовал волнение, легкий мандраж от того, как теперь повернется его жизнь. Хотя и убеждал себя, что хуже уже быть не может, все неприятности остались позади. Смерть жены, вынужденное расставание с дочерью и почти четыре года в колонии – довольно внушительный список. Теперь же его путь лежал только домой, туда, где его ждут.

Хотя… ждут ли?

Тот Эдвард Каллен, каким он был всего четыре года назад – неисправимый оптимист, парень-душа нараспашку, - ответил бы на этот вопрос утвердительно, не задумавшись даже на секунду. Но вот сейчас… Нет, Эдвард Каллен не стал пессимистом, даже отсидев приличный срок в тюрьме, но вот реалистом – несомненно.

А реальность заключалась в том, что за все эти годы он ни разу не получил ответа от родных на свои письма, не говоря уже о звонках – с телефоном в доме его тёщи Лилиан по непонятным причинам не устанавливалась связь. Сменили номер? Или вообще переехали? Если так, то почему не сообщили ему об этом? И как их искать, если по старому адресу они больше не живут? Все эти вопросы уже очень долгое время не давали Эдварду покоя, лишали сна, почти останавливали для него и без того слишком медленно идущее время.

А ещё был страх, крохотными острыми коготками скребущий душу. Больше всего на свете Эдвард Каллен боялся, что там, в Чикаго, с его родными случилось нечто ужасное, и именно поэтому они не выходят на связь. И он всеми силами гнал прочь эти мысли, убеждая себя в том, что, если бы действительно произошло какое-то несчастье, ему бы об этом сообщили.

И вот теперь, всего через несколько часов Эдвард наконец получит ответы на все эти вопросы. А ещё он увидит Ребекку – свою маленькую, бесконечно любимую девочку. Обнять, прижать к себе свою дочурку и вновь почувствовать, что вот оно, его счастье, снова с ним, у него в руках – это всё, о чём Каллен мог и хотел сейчас думать.

Условно-досрочное освобождение, о котором Эдварда оповестили за несколько дней до Рождества, стало для него самым лучшим подарком за всю его жизнь. Иногда Каллен думал, что ему ещё повезло: получи он максимальные пятнадцать лет заключения, на которых настаивал прокурор, тогда его жизнь была бы полностью разрушена. Но его адвокат Райли Бирс оказался чертовски профессиональным парнем, когда красиво и убедительно расписал в суде по пунктам все смягчающие обстоятельства, свидетельствовавшие в пользу Эдварда. Итогом стал приговор к семи годам лишения свободы, совершенно неожиданно сменившийся четырьмя годами тюремного заключения и условно-досрочным освобождением – считай, полной свободой. В целом личное дело Каллена было чистым, поведение почти неконфликтным, а дома его действительно ждала малолетняя дочь. Эти факторы несомненно играли ему на пользу, благодаря чему он и получил свой "подарок", правда, не под ёлку, а с доставкой в тюремную камеру.

Эдвард сел на свободное место в конце подъехавшего автобуса, бросив рюкзак под ноги. Он поднял повыше воротник своего уже изрядно побитого молью пальто, прислонился головой к холодному стеклу и закрыл глаза. Перед его мысленным взором замелькали картинки прошлого, где была рождественская ёлка, маленькая Бекки, всё ещё одетая в пижаму с Минни Маус, но уже нетерпеливо распаковывающая подарки, рождественские ужины и каток всего в паре миль от их дома – разрозненные кусочки вдребезги разбитого счастья.

В череду этих прекрасных воспоминаний нагло вклинилась картина того, как Эдвард, которому только что вынесли приговор, прямо в зале суда крепко сжимает ледяные руки тёщи и торопливо просит её не привозить Ребекку к нему на свидания, чтобы она не видела его таким, не видела его там, в окружении безликих серых стен, сидящего за толстым мутным стеклом, словно зверь в клетке зоопарка.

Видимо, Лилиан настолько впечатлили его слова, сказанные им в приступе душевной боли и отчаяния, что она решила оградить девочку от общения с отцом-заключённым даже по телефону.

При мысли об этом Эдвард судорожно вздохнул и, поглубже зарывшись носом в воротник пальто, попытался уснуть, чтобы часы поездки до Чикаго прошли как можно быстрее.

Уже затемно добравшись до спального района, с которым была связана вся его жизнь, Каллен прошёлся по ближайшим магазинам, купив себе простенький телефон с сим-картой, дешёвое чёрное пальто, на которое тут же сменил своё потрёпанное, и плюшевого медведя для Ребекки. Только оказавшись снова на улице, Эдвард вдруг осознал, что одиннадцатилетние девочки уже вряд ли играют с мягкими игрушками, но денег, оставшихся у него в кармане, не набралось бы даже на проезд в автобусе, не говоря уже о другой, более подходящей игрушке. Да и какая она должна быть, эта «подходящая игрушка»? Покрепче прижав к себе злосчастного медведя, Эдвард с горечью подумал о том, что понятия не имеет, чем теперь увлекается его малышка.

Попытавшись задавить в себе это неприятное чувство, Каллен ускорил шаг и направился в сторону дома, где жили его тёща с тестем и Бекки, оставшаяся у них на временном попечении.

Через несколько кварталов Эдвард наконец добрался до места и, поднявшись на крыльцо, уверенно постучал. Он очень старался, чтобы рука не дрожала, хотя внутри всё сжалось от охватившего его волнения, а сердце так громко и неистово колотилось в груди, что перед глазами начинали расплываться мутные радужные круги.

«Сейчас… Уже сейчас!..» - радостно пульсировало в голове в такт ударам сердца.

Однако дверь открывать не спешили.

С трудом проглотив подступивший к горлу ком страха, Каллен нервно провёл рукой по волосам и только успел ещё раз занести её над дверью, как та резко распахнулась.

- Эдвард?! – Лилиан окинула зятя таким ошарашенным, испуганным взглядом, словно перед ней стоял не он, а приведение, угрожающе гремящее цепями.

- И тебе здравствуй, - Эдвард хотел улыбнуться, но вместо улыбки вышла усмешка, впрочем, лишённая всякой злобы.

Не обратив на слова зятя никакого внимания, она кинула быстрый взгляд через плечо, будто желая убедиться, что никто в доме не заметил его появления, и вышла на крыльцо, прикрыв за собой дверь. Каллен видел, как сильно трясёт Лилиан, но не знал, от волнения это или же просто от холода.

- Что… - голос тёщи сорвался, но она прочистила горло и спросила уже увереннее: - Что происходит? Что ты здесь делаешь? – Лилиан обхватила себя руками и посмотрела на Каллена тяжёлым пристальным взглядом, суть которого он понять не мог.

- Не беспокойся, я не сбегал из тюрьмы, - попытался пошутить Эдвард, но взгляд тёщи не располагал к шуткам, поэтому он тут же добавил: - Просто получил условно-досрочное. Кстати, ты бы знала об этом заранее, если бы до вас можно было дозвониться. - Говоря это, Каллен нервно поглядывал на дверь за её спиной, искренне не понимая, почему они до сих пор стоят здесь. - А теперь я могу наконец войти в дом и увидеть Бекки?

- Нет, - тихо, но уверенно ответила Лилиан, вытянув одну руку в сторону и уперев её в косяк, будто намереваясь остановить Каллена, если он всё же захочет проникнуть в дом. Резкое и такое ледяное слово, словно пощёчина, хлестнуло Эдварда со всей силы. - Ты не можешь этого сделать.

В голове Каллена возникла ужасающая мысль, что с его дочерью случилась какая-то беда, а Лилиан просто не нашла в себе смелости сообщить ему об этом. Эдварду вдруг стало нечем дышать.

- Почему? – с трудом выдавил он, крепко сжав в кулаке медвежье плюшевое брюхо. – Где Бекки? С ней… с ней всё в порядке?

- Не беспокойся, у Бекки всё отлично. Но тебя больше не будет в её жизни, Эдвард. Уходи, - заметив, как тот собирается возразить, Лилиан перебила его, торопливо продолжив: - Давай сразу всё проясним. Бог знает, что произошло с тобой там, в тюрьме, и как это на тебе отразилось. У бедной девочки и так слишком много переживаний для одиннадцати лет, признай это. Не хватало ещё только отца-уголовника. Из заключения люди не возвращаются нормальными – это всем известно. В конце концов ты ведь мог и вовсе не вернуться, поэтому мы с Бобом ещё четыре года назад сказали, что ты умер, чтобы она не ждала тебя. Так что сейчас для неё ты не больше горстки пепла, развеянной над озером Мичиган.

Облегчение от того, что с Ребеккой всё хорошо, тут же сменилось изумлением, которое неумолимо росло с каждым произнесённым Лилиан словом. А на последней её фразе к изумлению прибавилась ещё и ярость, стремительно закипающая в груди Каллена.

Что за бред она несёт?! Может ли такое быть, что под тяжестью пережитого горя Лилиан лишилась рассудка? Безумие было единственным оправданием её поступку, которое Эдвард готов был принять.

- Кто ты вообще такая, чтобы распоряжаться нашими жизнями?! Я её законный отец, я имею право быть с ней и воспитывать её! – безуспешно пытаясь держать себя в руках, выкрикнул Эдвард. Его голос звенел и вибрировал от таившихся в нём боли и злости: - А как ты собиралась поступить после моего возвращения? Не сейчас, так через семь лет точно! Что тогда, а?!

- Не думай, что я бы позволила тебе видеться с ней. Ты испортишь девочке жизнь. Уже испортил! Ты не смог защитить Мелиссу. Как я могу быть уверена, что Ребекка будет с тобой в безопасности? – это была уже не просто хлёсткая пощёчина. Это был коварный и мощный удар под дых. Смерть жены была единственной ахиллесовой пятой Эдварда, и сейчас Лилиан умело этим воспользовалась. На какое-то время он почувствовал себя будто оглушённым и дезориентированным, выведенным из строя. А та всё продолжала и продолжала стрелять в него колючими фразами: - Не смей больше приходить сюда! Если хочешь, можешь вернуться в свой дом. Мы уже несколько лет сдаем его, однако уладить эту проблему не составит труда. И да, сразу скажу, что каждый цент от аренды я потратила на Бекки. Себе не взяла ничего. Но если хочешь, я соберу нужную сумму денег и отдам их тебе. Главное, сюда больше не возвращайся! Отныне нас не существует друг для друга! И не пытайся увидеться с Ребеккой. Серьезно, Эдвард, я позвоню в полицию. Думаю, это скажется не самым лучшим образом на твоём условно-досрочном. Я этого не хочу, поверь. Надеюсь, мы друг друга поняли.

На последних словах Лилиан развернулась, намереваясь скрыться в доме, но Эдвард остановил её, положив руку ей на плечо. Женщина вздрогнула, замерла, а затем медленно повернулась к нему, словно в ожидании удара.

- Ты всё сказала? Теперь позволь высказаться и мне. Обещаю, что буду не очень многословен, - вкрадчиво произнёс он, продолжая удерживать Лилиан и придвигаясь к ней почти вплотную. – Так вот. Не в твой власти позволять мне или не позволять видеться с дочерью. Да я и не собираюсь видеться с ней. Я намерен воспитывать её и проводить с ней каждую свободную минуту. Это тебе ясно? А полиция… - Эдвард раздражённо передёрнул плечами. – Что ты им скажешь? Что законный отец пришёл за своим ребёнком? Да они посмеются над тобой. Так что сейчас ты просто откроешь дверь, и мы просто войдём внутрь. Я не хочу никаких ссор и скандалов. Я устал, Лилиан. Ты даже не представляешь, как чертовски сильно я устал! Всё, чего я хочу, - это обнять свою девочку. Больше в этой жизни мне ничего не нужно!

- В этот дом ты войдёшь только силой, - глаза женщины яростно сверкнули, а губы сжались в тонкую упрямую линию. – Просто представь, что подумает Бекки, если увидит, как ты по-варварски врываешься в дом, грубо толкая её бабушку? Будет ли после этого она рада твоему внезапному появлению? Не решит ли, что её отец стал монстром?

- Ты ведёшь нечестную игру, - Эдвард покачал головой, отпуская Лилиан, а затем, горько усмехнувшись, добавил: - Парадокс: в тюрьме отсидел я, а в злобную суку превратилась ты.

- Жизнь заставила, - глядя на него с вызовом, парировала та.

- Всего лишь жалкое оправдание, которое так часто можно услышать от тюремных заключённых.
Каллену нестерпимо захотелось плечом отодвинуть Лилиан в сторону и войти в дом, аккуратно скрутить её, если попытается ему помешать. Но нет, Эдвард знал, что не станет этого делать. Это не тюрьма, где всё и всегда решается с помощью силы. Иногда, чтобы одержать победу, нужно отступить. Хотя бы на один шаг.

Каллен достал из рюкзака ручку и, выдрав листок из закрученного в трубочку старого блокнота, написал на нём номер своего телефона.

- Всё происходящее не имеет абсолютно никакого смысла. Если вдруг на тебя снизойдёт озарение, и ты поймёшь это – позвони мне, - Эдвард протянул Лилиан листок, и она с явной неохотой, но всё же взяла его. – У тебя есть время до завтра, чтобы разобраться со своей идиотской ложью и подготовить Бекки к моему счастливому «воскрешению». Потому что завтра я вернусь и так или иначе увижусь с дочерью. Если я пойму, что она всё ещё помнит, любит меня и хочет жить со мной, то клянусь богом, так оно и будет!

- Это мы ещё посмотрим, - злобно выплюнула Лилиан и поспешила скрыться в доме.

- Твою мать! – сквозь стиснутые зубы выругался Эдвард и стукнул кулаком по стене возле наглухо закрытой двери.

Развернувшись, Каллен быстро зашагал прочь, потому что знал: помедли он ещё немного – и может не сдержаться, начнёт колотить в дверь, пока не откроют, а если не откроют – снесёт её к чёртовой матери, чего делать было никак нельзя. И даже не столько из-за копов, сколько из-за Бекки. Эдвард не мог допустить, чтобы она увидела его таким, не мог допустить, чтобы она испугалась. Совсем иначе он представлял себе их первую встречу после стольких лет разлуки.

Отчасти Лилиан была права: во многом он стал уже другим человеком. В чём-то тюрьма сломала его, разбила на осколки, в чём-то, напротив, закалила и сделала сильнее, в чём-то сделала его решительнее и жёстче. Но она не превратила его в психопата, как, видимо, считала Лилиан. Он не стал тем, кто в любой момент может взять пистолет и пойти по улицам, отстреливая прохожих. Он не стал тем, кто может причинить боль своим близким, вымещая на них плохое настроение. Как Лилиан даже в голову пришло, что рядом с ним Бекки не будет в безопасности?! Да он, скорее, руку себе отгрызёт, чем проявит хотя бы малейшую грубость по отношению к ребёнку!

Да, тюрьма во многом изменила его, но одно всегда было, есть и будет в нём неизменно – это безграничная любовь к дочери. Только воспоминаниями, мыслями о Ребекке и неистовым желанием вернуться к ней Эдвард жил все эти четыре года. И вот он вернулся, он смог! Теперь никакая Лилиан не встанет между ним и его девочкой. Чёрта с два он этого допустит!

Зажав плюшевого медведя под мышкой и сунув кулаки глубоко в карманы пальто, Каллен быстро шёл, не задумываясь о том, куда же в конечном итоге придёт. По большому счёту ему просто некуда было идти. Так называемые друзья и приятели исчезли в тот же миг, как за ним с лязгом захлопнулась решётка тюремной камеры. Никто не хотел иметь в числе своих знакомых человека, осуждённого за убийство.

Эдвард просто шёл, настойчиво двигался вперёд в вечерней тишине заснеженных улиц, подгоняемый не только гневом, всё ещё клокотавшим в груди, но и крепчавшим морозом, от которого дешёвое тонкое пальто совсем не спасало.

Он проходил мимо домов, в окнах которых виднелись наряженные ёлки, весело подмигивающие разноцветными огнями гирлянд. Там царили тепло, уют и праздничное настроение. Там были семьи, собравшиеся вместе в этот рождественский сочельник.

Эдвард Каллен был один. И теперь это одиночество ощущалось им как никогда остро и болезненно, морозило изнутри его и без того озябшее тело, зимней наледью холодило душу.

У него была дочь, с которой он не мог сейчас встречать Рождество, потому что его тёща в каком-то приступе безумия решила, что ему лучше «умереть».

У него был дом, в который он не мог сейчас пойти, потому что, благодаря всё той же тёщи, там теперь жили чужие люди.

У него были кое-какие сбережения на банковском счету, но все банки давно закрыты и откроются не раньше, чем через полтора дня.

И вот он, насквозь продрогший, остался один посреди тёмной улицы, всеми забытый и никому не нужный вчерашний заключённый с парой центов в кармане – и всё это в канун Рождества.

- Звените, колокольчики, звените, колокольчики, звените всю дорогу! – с каким-то злым, упрямым весельем пропел Эдвард строчку из известной рождественской песенки (имеется в виду песенка «Jingle Bells», прим. автора).

Внезапно поскользнувшись, Каллен взмахнул руками, и плюшевый медведь упал на дорогу. Эдвард остановился и, тяжело дыша, наклонился вперёд, уперев ладони в колени. В правом боку резко закололо, но это не имело никакого значения. Значение имело внутреннее опустошение, которое он вдруг ощутил. Тёмное, гулкое, как давно пересохший колодец. Оно всё ширилось и разрасталось, грозя перерасти в удушливое отчаяние.

Эдвард на мгновение закрыл глаза, шумно выдохнул и выпрямился. Жалеть себя было не в его правилах, пусть даже иногда и нестерпимо хотелось.

- Ничего страшного, приятель, - поднимая медведя и стряхивая с него снег, пробормотал он. – Завтра мы увидимся с Ребеккой, даже если нам придётся весь день простоять под дверью Лилиан. Главное, не околеть от холода сегодня ночью. Согласись, это было бы уж слишком обидно.

Морозную тишину вдруг прорезал противный писк, и Каллен не сразу сообразил, что трезвонит его мобильник. Какого чёрта только он потратил на него деньги, которые теперь были так нужны?! Знать бы заранее, что даже переночевать будет негде…

Эдвард быстро достал телефон и дрожащими от холода пальцами нажал кнопку приёма вызова, понимания, что звонить ему может только Лилиан.

- Бекки сбежала! - раздался в трубке прерывающийся рыданиями крик. Если до этого момента Эдвард думал, что дела обстоят хуже некуда, то теперь понял, насколько же сильно ошибался.

Из путанных объяснений Лилиан Каллен узнал, что Бекки увидела отца из окна своей комнаты, но к тому моменту, как спустилась вниз, Эдвард уже ушёл. Лилиан всячески препятствовала тому, чтобы Ребекка отправилась его догонять, поэтому расстроенная до глубины души и разозлённая девочка заперлась в своей комнате. Долгие минуты провели Лилиан с мужем под дверью, пытаясь убедить внучку открыть им и поговорить, но всё было безрезультатно. Когда Бекки и вовсе перестала откликаться, Боб принёс из подвала инструменты и взломал замок. В комнате оказалось пусто. Можно подумать, такое бывает только в фильмах, но привязанный к радиатору отопления и перекинутый через подоконник "канат" из связанных простыней был яркой иллюстрацией того, что эти идеи из кино могут быть очень даже полезны и в реальной жизни.

- Погоди-погоди, не тараторь! – грубо оборвал тёщу Эдвард. – Ты хочешь сказать, что моя дочь вылезла в окно по простыням?! Она же не грёбаный супермен! Если бы Бекки пострадала, клянусь, я свернул бы тебе шею! И до тех пор, пока она не окажется рядом со мной, в безопасности, моя угроза остаётся в силе – просто знай это!.. А копы? Что говорят они?

- Я пока не звонила в полицию, - всхлипнув, пробормотала Лилиан.

- Какого чёрта?!

- И что бы я сказала им, а?! – истерично взвизгнули на том конце. – Что девочка сбежала через окно от родной бабушки? Что они подумают? Что я плохо обращаюсь с внучкой и мне нельзя её доверить?!

- Да плевать мне, что они там подумают! И тебе должно быть на это плевать, разве нет?! – Эдвард крепко сжимал телефон в руках, чувствуя, что отчаяние, с которым он до сих пор успешно справлялся, всё же начинает заползать к нему в душу.

- Клянусь, я позвоню в полицию, если в ближайший час-два Бекки не найдётся. А сейчас… сейчас давай просто поищем её!

- Отличная идея! Да, давай просто поищем! – громко и язвительно ответил Эдвард. Его начинало трясти, и он ничего не мог с этим поделать. - Вот только я даже понятия не имею, где её искать!.. Друзья? У неё ведь есть друзья?.. Я же ничего не знаю о последних четырех годах жизни моей дочери!

- Да, есть несколько подруг, но Бекки мне говорила, что на Рождество все уезжают к своим бабушкам и дедушкам. В городе никого не остаётся… У неё с собой телефон. Я пыталась ей дозвониться, но она, конечно же, не взяла трубку, видя, что звоню я. Попробуй ты. Сейчас скину тебе её номер.

- Да, давай!

Остервенело тыча в кнопки телефона, Каллен несколько раз позвонил на номер, который прислала ему Лилиан, но каждый раз трубку никто не брал.

- Глухо! Что дальше? Какие ещё есть идеи? – перезвонив тёще, спросил Эдвард, нервно пританцовывая на месте.

- Твой дом! - нетерпеливо воскликнула Лилиан. - Ваш бывший дом! Она могла пойти к нему, решив, что теперь ты будешь жить там. Неужели тебе самому не ясно, что это может быть одним из основных мест?! Я только что позвонила туда, но никто не подошёл к телефону. Вдруг Белла с детьми вышла куда-нибудь, а Ребекка ждёт тебя на улице в такой мороз… Ну конечно! Как же я сразу не подумала?! Ведь Бекки дружит с ними!.. Эдвард, ты должен немедленно отправиться туда и проверить!

- Считай, что я уже там! – ответил Каллен и нажал кнопку отбоя.

Слова Эдварда не были преувеличением. Только сейчас, оглядевшись по сторонам, он понял, что действительно находится всего в квартале от своего дома. Ноги сами принесли его сюда.

Уже бегом преодолел он последние сотни метров, разделявшие их. Все его мысли были обращены только к Бекки. Давно переставший верить в Бога Каллен вдруг начал отчаянно молиться о том, чтобы с его маленькой девочкой не случилось никакой беды. С кем угодно, но только не с ней!

Подойдя к крыльцу дома, Эдвард остановился, переводя сбившееся дыхание и осматривая почти не изменившийся фасад здания, принёсшего в его жизнь столько счастья. И столько горя.

Нахлынувшие воспоминания вдруг выбили почву у него из-под ног, на какое-то время грубо вырвали его из реальности и закинули назад, в те несколько минут, за которые его жизнь стремительно сошла с рельсов и пустилась под откос.

Эдвард Каллен, сидя в своем кабинете над очередным комплектом чертежей для строительства нового офисного здания, не сразу смог сориентироваться, услышав шум из прихожей. Был уже поздний вечер, Ребекка крепко спала в своей комнате, а Мелисса, приехавшая наконец-то из очередной командировки и оставившая перед Рождеством все свои журналистские обязанности, читала в гостиной книгу. Ничто, казалось, не могло нарушить покой этого дома. Лишь услышав громкий вопль и приглушённый резкий голос, Эдвард выскочил из кабинета, осознав, что происходит нечто ужасное.

В прихожей он наткнулся на парня, которому нельзя было дать больше двадцати лет, наставившего пистолет на Мелиссу. Та прижалась спиной к стене и, обхватив руками плечи, чуть слышно всхлипывала. Заметив приближение Эдварда, парень перевёл пистолет на него, крича и требуя отдать ему все деньги и драгоценности, что имелись в доме. Явно неадекватное и нервное поведение грабителя, его осунувшееся лицо и сумасшедший взгляд подсказывали Эдварду, что тот, скорее всего, наркоман, которому срочно нужна доза. От таких в любой момент можно ожидать всего, чего угодно. Любого безумства, неожиданного срыва.

И в этом, к своему глубочайшему сожалению, Каллен оказался прав: жена вдруг потянулась к телефону, стоявшему на тумбочке рядом с ней, а преступник, заметив это движение, в ту же секунду снова перевёл пистолет на неё и выстрелил три раза подряд.

Весь воздух разом вышибло из лёгких Каллена, оборвало все нити, связывающие его разум и тело, лишая возможности соображать. С беззвучным криком, раздирающим горло, Эдвард подскочил к Мелиссе, подхватывая её окровавленное тело, потерявшее опору и быстро опускавшееся на паркет.
Он до сих пор помнил, как страшно-неправильно обмякла она в его объятиях, как на полувздохе оборвалось её слабое дыхание, а сердце, уверенно бившееся всего несколько минут назад, запнулось и остановилось. Он помнил, как остекленели её прекрасные серые глаза, в которые он смотрел последние десять лет своей жизни и всё никак не мог насмотреться. Он помнил её тёмно-алую, вязкую кровь на своих руках, вызвавшую в нём приступ животной ярости, граничащей с безумием.

Не раздумывая, Эдвард бросился на грабителя, который хоть и выглядел обескураженным тем, что всё пошло не по плану, но был по-прежнему вооружён. На счастье Каллена, он так и не успел опомниться к тому моменту, когда кулак Эдварда пришёлся ему точно в челюсть. Преступник пошатнулся, но всё же устоял на ногах. Каллен замахнулся снова, в этот раз попав прямо в нос и удовлетворенно отметив, что тот хрустнул. Этот удар был уже гораздо сильнее предыдущего, так что грабитель попятился назад, переступая порог дома, и упал спиной на крыльцо. Одной рукой держась за сломанный нос, а другой нащупав выпавший пистолет, преступник постарался, дрожа от боли и страха, направить оружие в сторону Эдварда. Каллен не позволил ему этого. Он выбил пистолет ногой и, подобрав его отчаянно трясущейся рукой, наставил на грабителя. Тот, скуля и постанывая, медленно встал на ноги и нелепо поднял руки вверх, признавая своё поражение.

Да, всем своим кровоточащим сердцем Эдвард желал смерти этому зверю в человеческом обличье. Возможно, даже очень болезненной и очень медленной смерти. Но убивать он не хотел. Каллен собирался просто припугнуть его, запереть в чулане или подвале, а после позвонить в полицию, но в этот страшный момент произошло сразу три вещи, внезапно превратившие Эдварда из обычного парня в убийцу.

Первое: в глубине дома раздался звонкий тоненький возглас "Папочка!", и Каллен кинул быстрый взгляд через плечо. Второе: преступник, видя, что тот отвлёкся, решил спасаться бегством и повернулся к Эдварду спиной. И третье: осознав, что кричит перепуганная Бекки, Каллен рефлекторно сжал руки, вздрогнув всем телом, а его палец, лежащий на спусковом крючке, надавил на него.

Прозвучал оглушительный выстрел, и случайно выпущенная пуля угодила преступнику точно между лопаток, обрывая его жалкую жизнь. А вместе с тем почти до самого основания руша жизнь Эдварда.

Прошло четыре года, однако та сила, с которой болезненно резали по сердцу всплывающие в голове картинки о жестокой и кровавой ночи, глубокой уродливой трещиной разделившей его жизнь надвое, не ослабла.

Всё ещё тяжело дыша, Эдвард зачерпнул горсть снега и протёр им лицо, словно в попытке смыть с себя остатки мучительно болезненных воспоминаний.

Теперь в этом доме жили другие люди, творя уже другую, наверняка счастливую историю. Однако Эдварду всё-таки сложно было справиться с внутренней дрожью, когда его палец коснулся кнопки дверного звонка, а с другой стороны двери послышалась знакомая трель, за которой последовали лёгкие, но уверенные шаги.

- Здравствуйте. Я могу вам чем-то помочь? - в дверном проеме появилось прелестное лицо, которое обрамляли тёмные локоны, выпавшие из небрежного пучка на затылке.

Красиво очерченные губы украшала сдержанная, но приятная улыбка, щёки покрывал лёгкий румянец, а тёмные глаза смотрели заинтересованно, будто она узнала его, но ещё не вспомнила, где и когда видела. Девушка, одетая в длинный бежевый свитер свободного кроя и чёрные обтягивающие легинсы, стояла босиком на паркетном полу, поджимая одну ступню из-за прохлады, проникавшей в дом через приоткрытую дверь. Весь этот невинный образ делал её такой домашней и такой хорошенькой, что Каллен невольно смутился от того, как нагло собирался вторгнуться со своими проблемами в её семейный праздничный уют. Но разве у него был выбор? Только Бекки и её безопасность имели сейчас для него по-настоящему важное значение.

- Добрый вечер. Да, думаю, можете. Меня зовут Эдвард Каллен, я жил в этом доме несколько лет назад, а сейчас вам сдает его Лилиан, моя тёща.

Целый калейдоскоп эмоций за считанные секунды пронёсся на лице девушки. Недоумение сменилось удивлением, тут же уступившим место недоверию, к которому быстро примешалось нечто, похожее на испуг.

- А разве вы не… то есть я думала, что вы… - запинаясь, начала девушка.

- Нет, я не умер и даже не собираюсь, если вы об этом, - саркастично усмехнулся Эдвард, догадавшись, с чем именно связано её замешательство. – Это всего лишь бурная фантазия моей тёщи, заменившая ей человеческую доброту и здравый рассудок.

- Ох, простите, мистер Каллен, я не хотела вас обидеть! Лилиан сказала, что вы погибли в… ммм… тюрьме, так что… - смущённо улыбнулась девушка, прижав ладони к пунцовым щекам. – Я никак не ожидала увидеть вас живым… Простите!

Белла была в курсе трагичной истории этой семьи и теперь удивлялась, как же сразу не узнала стоящего перед ней мужчину, ведь он мало чем отличался от самого себя на тех фотографиях, что Ребекка показывала ей, с такой любовью и печалью рассказывая о погибшем папе. Всё те же взлохмаченные золотистые волосы, разве что посеребрённые на висках сединой; всё те же зелёные глаза, разве что сейчас вместо весёлых искорок в них отражались печаль и тревога; всё те же тонкие черты лица, разве что сейчас чуть заострённые из-за излишней худобы.

Каждый раз, рассматривая фотографии, на которых они с дочерью так похоже улыбались и были такими счастливыми, у Беллы разрывалось сердце от сочувствия к этой чудесной девчушке, в одночасье оставшейся сиротой.

И вот теперь вдруг оказывается, что Эдвард Каллен жив, а история с его смертью – всего лишь нелепая ложь, придуманная Лилиан. Просто в голове не укладывается!

- Ничего страшного, - вымученно улыбнулся Эдвард. – Я и сам не ожидал, что мне придётся воскресать из мёртвых.

- Вы, наверное, пришли по поводу дома. Не знаю, уместно ли просить вас дать мне хотя бы месяц на то, чтобы я подыскала новое жильё и собрала все вещи?..

- Нет-нет, дело вовсе не в доме. Дело в Ребекке, - перебил её Каллен и торопливо рассказал о том, что случилось.

- Боюсь, что Бекки тут не появлялась, - выслушав его, с сожалением покачала головой Белла.

Всё это время она неподвижно стояла, крепко сжав пальцами дверную ручку, и явственно ощущала, как внутри неё зарождаются сразу два одинаково сильных чувства: беспокойство за девочку и злость на Лилиан. Белла не могла даже представить, о чём думала и чем руководствовалась эта вроде бы милая с виду женщина, когда так глупо и жестоко обманывала родную внучку, причиняя ей боль!

- Да, я уже догадался. Но Лилиан сказала, что Бекки дружит с вашими детьми. Вот я и подумал, что если позвонить ей с их телефона, то она может взять трубку.

- Да, конечно, это хорошая идея. Правда хорошая! Я сейчас… пару минут! – с этими словами Белла быстро вошла в дом, не закрыв до конца дверь.

Эдвард остался стоять на улице, глядя на приоткрытую дверь, будто приглашающую его войти. И ему очень хотелось принять это нечаянное приглашение. Хотелось так, что всё внутри замирало, сжималось от нетерпеливого желания оказаться там, внутри дома. Но не этого, почти чужого, а того, каким он был лет пять назад. Эдварду до боли в груди хотелось переступить порог и вернуться в своё счастливое прошлое, но он знал, что это невозможно. А потому просто стоял перед дверью и теребил в руках несчастного медведя, всеми своими мыслями снова возвращаясь к Бекки.

Беллы не было всего несколько минут, а Каллену казалось, что прошёл уже час, а то и больше. Сердце с силой ударялось о рёбра, затем удушливым комом подкатывало к горлу и снова срывалось вниз. Последний раз Эдвард так сильно нервничал, когда стоял в зале суда в ожидании оглашения приговора. Вот и сейчас с теми же самыми чувствами он ждал возвращения Беллы – дозвонилась или нет? Каллен уже решил, что, если Бекки снова не возьмёт трубку, он незамедлительно обратится в полицию. И плевать ему на Лилиан с её закидонами – пусть катится вместе с ними ко всем чертям!

Эдвард вздрогнул и весь поддался вперёд, задержав дыхание, когда дверь снова распахнулась, выпуская Беллу.

- Я дозвонилась! – победно воскликнула она, помахав в воздухе телефоном. – Со второго раза. Вы были правы: Бекки действительно идёт сюда.

- Слава богу! – с облегчением выдохнул Каллен, позволив себе наконец немного расслабить пальцы, намертво вцепившиеся в плюшевую медвежью шерсть. – С ней всё в порядке?

- Да. Думаю, да. Хотя чувствуется, что Бекки сильно взволнована. Как и вы. Но ведь это нормально, разве нет? – улыбнулась Белла.

- А где именно она идёт? – продолжал допытываться Эдвард. Он никак не мог заставить себя успокоиться: его маленькая девочка до сих пор была совсем одна в этой морозной темноте. Что, если ей страшно? Или холодно?

- Я так поняла, что Бекки где-то на полпути, но не спросила, где именно. Сейчас позвоню ещё раз. – Белла поднесла телефон к уху, но почти сразу же снова убрала, покачав головой: - Абонент недоступен.

- Чёрт! – руки Каллена снова крепко сжали уже изрядно потрёпанную игрушку.

- Я думаю, вы напрасно так беспокоитесь. С Бекки всё в порядке, и минут через двадцать она будет здесь, - мягко проговорила Белла, стараясь его успокоить. – А телефон мог просто разрядиться. Да и связь сегодня весь день паршивая: сочельник ведь. Представляю, что будет завтра, - усмехнулась она.

- Да, вы, наверное, правы, - нехотя признал Эдвард. – Я просто накручиваю себя. Это что-то вроде паранойи, - он пожал плечами и замолчал. В воздухе повисла неловкая пауза, на протяжении которой они неподвижно стояли и смотрели друг на друга. Затем Каллен устало улыбнулся и нарушил молчание: - Спасибо вам большое, вы просто спасли меня! А теперь… не смею вас больше задерживать. Я и так отнял у вас слишком много времени.

- Я не сделала ничего особенного, - улыбнулась Белла в ответ, а затем, чуть замявшись, спросила: - Разве вы не зайдёте в дом?

Ненадолго задумавшись, Эдвард отрицательно покачал головой:

- Нет, не сто́ит. Я лучше подожду дочку здесь.

- Хорошо, - не стала настаивать Белла. Какая-то часть её была даже рада его отказу. - Но я не прощаюсь с вами.

- Да, - кивнул он.

Она кивнула в ответ и зашла в дом, на этот раз плотно закрыв за собой дверь.

Оказавшись внутри, Белла подошла к ближайшему окну и, отодвинув край занавески, выглянула на улицу, наблюдая за Эдвардом. Тот присел на ступеньку, потёр ладони друг о друга, подышал на них, а затем сунул их под мышки, обняв при этом игрушечного медведя. Он явно замёрз, но всё же отказался заходить в дом.

Каллен выглядел сейчас таким одиноким и трогательно-беззащитным, что у Беллы болезненно сжалось сердце.

Покусывая ноготь на большом пальце и продолжая рассматривать сгорбленную фигуру Эдварда, она задумалась над тем, стоит ли ей настоять на своём приглашении, или же лучше оставить всё как есть.

Одно только словосочетание «вчерашний заключённый» должно было внушать ей опасение. Оно и внушало. Но вот сам Эдвард Каллен не вызывал в ней никакого страха или хотя бы настороженности. Вероятно, потому что она никогда не считала его преступником. Для неё он всегда был просто человеком, которому страшно не повезло в жизни. И вот сегодня, познакомившись с ним, Белла только лишь укрепилась в своём мнении.

И вместе с тем в его присутствии она ощущала странную неловкость, непривычное для себя смущение. Каллен вынуждал Беллу выйти из зоны комфорта, но это точно не было связано с его печальным прошлым.

Она вдруг вспомнила выражение зелёных глаз Эдварда, когда он рассказывал ей о побеге Ребекки: помимо безусловной любви к дочери в них застыла глубокая тревога, граничащая с отчаянием. Белле были слишком хорошо знакомы эти чувства: то же самое она испытывала в последние месяцы совместной жизни с Майклом, прежде чем вырвалась из этого болота.

Она представила, что бы сказал ей бывший муж, окажись сейчас рядом: «Как ты можешь пускать в дом, к своим детям, чувака, который ещё вчера сидел за решёткой?! Ты просто дура, детка! Верно тебе говорю!».

Белла весело ухмыльнулась, расправила смятую занавеску и, приняв наконец решение, сунула ноги в тапочки.

Жёлтая полоска света, просочившегося из открытой двери, легла на искрящийся снег под ногами Эдварда, заставляя его обернуться.

- Что-то случилось? – напрягся он.

- Нет, ничего, - Белла подошла к нему и села рядом. – Мистер Каллен…

- Эдвард, - поправил он.

- Белла. Приятно познакомиться, - улыбнулась она, протягивая ему руку.

- Взаимно, - кивнул Каллен.

Он пожал девушке руку, и её тёплая ладошка утонула в его широкой ладони. Это было так странно и так приятно. Непривычно. Эдвард давно забыл, как следует вести себя с девушками, тем более с малознакомыми. Ну и ладно! В конце-то концов он не собирался с ней заигрывать, хотя она и вызывала в нём необъяснимую симпатию.

- У тебя ледяные руки, - заметила Белла. – Это из-за волнения или ты просто замёрз?

- Из-за волнения… Я вот-вот снова увижу свою девочку... Нет, волнение – это даже не то слово. Оно и наполовину не передаёт моих чувств! – пристально вглядываясь в ту сторону, откуда должна была появиться Бекки, ответил Эдвард. – И да, я чертовски замёрз! – снова посмотрев на Беллу, вдруг улыбнулся Каллен.

Она не могла не отметить, что ему очень идёт улыбка. Не грустная, не вымученная, не кривовато-насмешливая, а вот такая, настоящая, разбавляющая печальную зелень его глаз светлыми лучиками веселья.

- Ну, так зайди в дом и погрейся, - на этот раз уже настойчиво предложила Белла.

- У меня была мысль пойти ей навстречу, но я не знаю, какой из двух дорог она ходит. Вдруг мы разминёмся? – вновь посерьёзнев, вместо ответа проговорил Каллен. Его взгляд снова устремился вперёд, выискивая Бекки, словно боясь упустить тот самый момент, когда она наконец появится. – Да что там! Боюсь, даже если бы дочка прошла всего в нескольких метрах от меня, я не узнал бы её, потому что в моих воспоминаниях и на снимке, что лежит сейчас в кармашке рюкзака, она – маленькая семилетняя девочка с ангельским кругленьким личиком и тёмно-русыми кудряшками.

- Нет, узнал бы, - уверенно возразила Белла, поражённая той горечью, с которой говорил Эдвард. – Бекки очень похожа на тебя.

Мужчина вздрогнул и удивленно посмотрел на девушку, сидевшую рядом, словно впервые её увидев. Только что прозвучавшие слова были самыми волнительными и приятными из всех, что ему доводилось слышать за последние четыре года. Но больше всего его удивила та теплота, с которой они были произнесены.

- Вот только глаза у неё карие, - с улыбкой добавила она.

- Да, как у моей матери, - с нежностью в голосе пояснил Эдвард. Воспоминания о давно ушедшей Эсми уже почти не причиняли боли, вместо этого заполняя душу теплотой.

На какое-то время воцарилась неловкая пауза. Каллен выпустил изо рта струйку пара и наклонил голову вниз. Его взгляд зацепился за смешные мордочки далматинцев на домашних тапках Беллы, одетых на босу ногу.

- Забавные, - резюмировал он, когда девушка смущённо улыбнулась, поняв, куда тот смотрит. – У меня тоже были похожие.

- Серьёзно? – брови Беллы удивлённо взлетели вверх.

- Да, - даже без тени улыбки подтвердил Эдвард, а затем, сделав небольшую паузу, рассмеялся: - Когда мне было лет шесть.

- Так и знала, что есть какой-то подвох, - улыбнулась Белла, закатив глаза.

- А вообще, так и заболеть недолго, - неодобрительно покачал головой Каллен, продолжая смотреть на её ступни с голыми пятками.

- Тогда пойдём в дом, - зябко поежившись, предложила она.

- Не хочу смущать тебя своим присутствием, - поспешно возразил Эдвард, снова устремляя свой взгляд куда-то вдаль. – Да и не прилично вторгаться к тебе в сочельник.

- С чего ты взял, что смущаешь меня? – не вполне искренне удивилась Белла. Хотя, пожалуй, испытываемая сейчас ею неловкость носила совсем другой характер, нежели та, о которой говорил Каллен. – К тому же это твой дом, разве нет?

- Дом там, Белла, где тебя любят и ждут. Меня же никто нигде не ждал. Как оказалось, - невесело усмехнулся он, впервые за долгое время позволив себе капельку слабости. Ядовитая мысль, разъедавшая его изнутри с той самой минуты, как он узнал о своей «смерти», больно полоснула по сердцу, обратившись в слова, произнесённые вслух.

- Ты ошибаешься, Эдвард. Бекки любит тебя, и она ждала бы, если бы знала правду! – горячо прошептала Белла, крепко ухватив его за рукав пальто. – Давай всё же зайдём внутрь, я напою тебя горячим чаем, и мы вместе подождём Бекки.

Каллен поднял голову и посмотрел Белле в глаза – почти такого же цвета, как у Ребекки. Два островка искреннего сопереживания, волнения и доброты – небывалое явление для Эдварда в последние годы. И ни капли страха, брезгливости и презрения, которые таились в глазах Лилиан – вроде бы не чужого ему человека, – когда она смотрела на него.

- Значит, чай, говоришь? - поднимаясь на ноги, спросил он, вдруг почувствовав себя совершенно продрогшим, усталым и голодным – волком-одиночкой, отбившимся от стаи.

- Да, с душицей, - лицо девушки снова озарила приветливая улыбка, заставившая Каллена на мгновение почувствовать себя нужным и желанным гостем.

Эдвард задержал дыхание, переступая порог дома, который был свидетелем его рождения, взросления, свидетелем его печалей, и горестей, любви и счастья. Свидетелем его краха. Первое, на что он обратил внимание, - это цвет стен в гостиной, оставшийся точно таким же, как и прежде. Однако, взглянув в угол возле окна, Каллен понял, что их всё же покрасили: раньше там был замысловатый узор, созданный Ребеккой с помощью синего маркера. Как только ни пытались они с Мелиссой отмыть результат творческого порыва дочери – ничего у них не вышло.

По коже Эдварда пробежал мороз, когда он вдруг понял, что стены покрасили вовсе не из-за художеств Бекки. Из-за крови Мелиссы. Он не помнил самих пятен на стене, но они наверняка там были.

«Нет, не надо думать сейчас об этом. Не надо!» - Каллен с минуту постоял, не шевелясь и не глядя по сторонам. Только после этого начавшие было подступать воспоминания о страшной ночи снова отступили в тёмный угол, оставив его в покое.

Наконец успокоившись и осмотревшись, Эдвард вдруг почувствовал себя так, будто перенесся лет на двадцать пять назад, в своё детство: настолько похож был нынешний интерьер комнаты на тот, что когда-то с любовью создала его мать. Мебель из массива ореха, диван, обитый бархатистой кремовой тканью, занавески в тон, красиво собранные набок, фарфоровые статуэтки, украшавшие собой каминную полку, и прочие мелочи, создававшие тёплую атмосферу домашнего уюта. И никакой кожи и стекла, к которым была столь неравнодушна Мелисса.

На полу в центре гостиной лежала ель. Несколько её веток были сломаны, да и в целом дерево выглядело побитым жизнью, словно пережило увлекательное приключение, прежде чем очутиться здесь.

Эдвард перевёл взгляд на Беллу, нерешительно замершую в двух шагах от него, и только сейчас заметил на её щеке свежую царапину, а в волосах - несколько иголок от ели.

- С ёлкой воюешь? – улыбнулся он.

- Я честно пыталась договориться по-хорошему, но она отказалась вести со мной мирный диалог, - развела руками Белла. Даже несмотря на хорошую попытку пошутить, выглядела она смущённой. – Просто я впервые в жизни устанавливаю ёлку и не думала, что это настолько трудно.

- И ты всерьез решила, что сможешь справиться с такой махиной в одиночку? – удивился Каллен, окидывая скептическим взглядом хрупкую фигуру Беллы, чем ещё больше смутил её. Заметив это, он нервно провел рукой по своим волосам и поспешно добавил: - Прости, кажется, я совсем разучился разговаривать с нормальными людьми.

- Тебе не за что извиняться, – покачал она головой. – Из-за своей привычки рассчитывать только на себя я рискую оставить собственных детей без рождественской ёлки.

- Давай я её поставлю? – предложил Эдвард, искренне желая помочь той, что так по-доброму к нему отнеслась.

- Нет, я не хочу, чтобы ты подумал, будто я пригласила тебя за этим, - нахмурилась Белла, одарив его суровым взглядом.

Однако Каллен, уже снявший с себя пальто и положивший его на диван вместе с рюкзаком и медведем, решительно направился к многострадальному дереву.

- А как же чай? - попыталась настоять она, совершенно не желая обременять нежданного гостя своими домашними делами.

- С душицей? – зачем-то уточнил Эдвард, любуясь строгим выражением её лица, так не вязавшимся с нелепыми тапочками-далматинцами и небрежным пучком волос на голове, из которого к тому же торчали ёлочные иголки.

- И с лимоном, - добавила Белла, всё ещё продолжая хмуриться.

Привыкшая все проблемы решать исключительно самостоятельно, она не знала, как ей реагировать на внезапно появившегося помощника в лице Эдварда, и тем не менее была благодарна ему за то, что он столь решительно взял заботу о ёлке в свои мужские руки.

- Тогда иди заваривать, а я тем временем как раз тут управлюсь, - уже принимаясь за дело, подвел итог он. – Кстати, ты знаешь, что у тебя выдернут шнур телефона? – вдруг спросил Эдвард, наткнувшись взглядом за выдернутый кабель. Теперь он понял, почему Лилиан не смогла дозвониться до Беллы.

- Да, я сама его выдернула. И вообще отключила все телефоны, чтобы бывший муж, вдруг вспомнивший о своём праве встретить Рождество с детьми, перестал меня донимать.

- А разве он не имеет на это право? – оставив ёлку, спросил Каллен и внимательно посмотрел на Беллу. Что-то вроде разочарования неприятно кольнуло его.

- Имеет, конечно. Вот только вспоминает он об этом раз в два месяца, да и то лишь после выпитой бутылки виски, - передёрнула плечами Белла, отведя взгляд в сторону. Ей было неловко признаваться Эдварду в том, что её детям не так сильно повезло с любящим отцом, как Ребекке.

- Прости, кажется, я влез не в своё дело, - извинился Каллен и опять принялся за ёлку. Слова Беллы снова полностью реабилитировали её в его глазах. – Просто эта тема для меня сейчас, как красная тряпка для быка.

- Хватит на сегодня извинений! – излишне бодро воскликнула Белла. – Пойду лучше заваривать чай.

Она сняла несуразные тапки и, мягко ступая босыми ногами по полу, скрылась в кухне.

Каллен проводил её взглядом и опять занялся ёлкой. Было так странно и волнительно снова вдыхать исходивший от неё нежный аромат зимнего леса и хвойной смолы, ощущать под руками пушистые колючие ветки. В голове сами собой всплыли воспоминания об их последней рождественской ёлке, которую они с Мелиссой и Ребеккой наряжали с таким шумом и весельем, ещё не подозревая о том, что сам праздник встретить им так и не удастся. Прошло всего четыре года, а Эдварду казалось, что целая вечность, почти поглотившая его безвозвратно. Чудо, что он сумел выбраться, сумел вернуться сюда, пусть уже не цельный, как когда-то, а сломанный, состоящий из сотни разрозненных кусочков прежнего себя.

Эти воспоминания, как и любые другие, связанные с погибшей женой, причиняли боль, но Каллен бережно хранил их, не желая стирать из памяти, ибо воспоминания – это всё, что осталось от Мелиссы, не считая, конечно, их дочери. Эдвард знал, что забыть – значит предать. Но он также знал, что время притупляет боль, медленно, но верно превращая её в грусть. Весь этот путь Каллен прошёл после гибели родителей, прошел благодаря ещё только появившейся тогда в его жизни Мелиссе. Но ведь и сейчас он не один: у него есть Бекки, мысли о которой уже помогли пережить ему годы тюрьмы и остаться при этом человеком.

Закончив устанавливать ёлку, Эдвард придирчиво осмотрел результаты своих трудов и остался вполне ими доволен. Даже сломанные Беллой ветки ничуть не портили общего величия дерева, украшавшего собой гостиную.

Взгляд мужчины задержался на старом рояле, стоявшем у дальней стены – ровно на том же самом месте, где когда-то поставил его ещё Каллен-старший. Эдвард медленно подошел к инструменту, за которым, будучи ребенком, проводил очень много времени, и замер, не решаясь поднять крышку. Теперь этот рояль прочно ассоциировался у него с дочерью. Когда той не было и двух, он частенько наигрывал на нём весёлые мелодии, а Бекки смешно трясла попой и кружилась до тех пор, пока не падала, заливисто смеясь. Повзрослев, девочка сама изъявила желание научиться играть. Эдвард с Ребеккой могли просиживать за роялем по несколько часов кряду, и никто из них не считал это занятие хоть сколько-нибудь скучным или утомительным. Музыка, рождающаяся под их пальцами, когда они играли в четыре руки, ещё больше укрепляла их и без того прочную связь.

Играет ли Бекки теперь? Хотя бы изредка? Или уже успела забыть все, чему он когда-то обучил ее?

Слегка дрожащими от волнения руками Эдвард поднял крышку инструмента. Пальцы медленно заскользили по клавишам в нежном приветствии после долгой разлуки и заиграли первую пришедшую ему в голову мелодию: вступительные аккорды некогда любимой им песни «Кусочки» группы «Red». Не сразу, но все же удалось вспомнить первые строчки:

«Я снова здесь,
За тысячу миль от тебя,
И сломан весь,
Лишь куски остались от меня.
Старался я
И верил, что справлюсь сам,
Но я так много потерял».

Словно про него написано, а ведь раньше он так часто наигрывал её – не это ли злая ирония судьбы? Горько усмехнувшись, Эдвард перестал играть, но крышку рояля закрыть не успел: тонкие женские пальчики грациозно легли на клавиши и заиграли красивую, печальную мелодию, слышать которую прежде ему не доводилось.

- У тебя здорово получается, - с интересом наблюдая за движением рук Беллы, заметил он.

- Не знаю, как насчет «здорово», но точно намного лучше, чем ставить ёлку, - рассмеялась она, перестав играть. – А вообще-то, я пришла позвать тебя пить чай.

- Ну так зови, - улыбнулся Эдвард.

- Ну так пойдём, - в тон ему ответила Белла.

Мебель в кухне была всё та же, что и несколько лет назад, однако смешные занавески в красный горошек, скатерть в тон им и прочие милые безделушки преобразили её почти до неузнаваемости, а витающий здесь аромат ванили добавлял ей особую, домашнюю атмосферу тепла и уюта.

Поставив на стол две чашки чая и корзинку с рождественским печеньем, Белла устроилась напротив Эдварда. Она методично помешивала ложечкой дымящийся ароматный напиток и прокручивала в голове всевозможные фразы, способные прервать неловкое молчание, воцарившееся в кухне.

- Очень красиво. Даже есть жалко, - улыбнулся Эдвард, разглядывая печенье, сделанное в виде снеговиков, Санта-Клаусов и снежинок.

- Спасибо, я старалась, - поблагодарила она, и на её щеках незамедлительно выступил румянец.

- Ты сама их пекла? Очень вкусно! – попробовав первое печенье, резюмировал Каллен.

- Спасибо, - кивнула Белла. Похвала Эдварда, выглядевшая вполне искренне, одновременно смущала и доставляла ей удовольствие. – У меня есть своя кофейня здесь неподалеку. Она совсем небольшая, но очень уютная.

Глядя сейчас на Беллу, Каллен ни секунды не сомневался в том, что кофейня действительно очень уютная, ведь она сама вся излучала домашнее тепло, да и то, как с её легкой руки преобразился дом, говорило уже о многом.

- Кстати, ты так и не ответил на мой вопрос по поводу дома, - вдруг вспомнила она. – Ты дашь мне месяц на переезд?

- Конечно, нет проблем, - заверил он Беллу, хотя на самом-то деле проблемы были. Например, ему было решительно негде жить. И пусть в банке на счету лежала некая сумма денег, но, надолго выпав из жизни, Эдвард с трудом представлял себе, сколько сможет на них продержаться. Однако и требовать, чтобы Белла с детьми немедленно освободили его дом, он считал себя не в праве. – Кстати, сколько вы уже здесь живете?

- Мы приехали из Нового Орлеана три с половиной года назад. Однокурсник Майкла предложил ему открыть в Чикаго свой бизнес, тот согласился, и мы, быстро продав дом, чтобы вложить деньги в дело, переехали сюда. Согласно бизнес-плану, уже через год мы должны были купить здесь свой собственный дом, а в итоге остались ни с чем.

- У тебя есть кофейня, - напомнил Эдвард, всё это время с интересом слушавший рассказ Беллы.

- Да, ты прав, - глубоко вздохнув, кивнула она. – В Новом Орлеане у нас с подругой было кафе, я продала ей свою долю, но отказалась вкладывать деньги в проект Майкла, решив открыть небольшую лавочку с выпечкой и сладостями, которые сама же и пекла. Слава богу, дела пошли неплохо, так что спустя два года я смогла расширить свой бизнес – если это можно так назвать – до небольшой кофейни. Но ты даже не представляешь себе, скольких усилий мне это стоило.

- Ты молодец, - без тени иронии заключил Эдвард, глядя на взволнованную и раскрасневшуюся Беллу, на что та досадливо поморщилась, сожалея о своём внезапном порыве откровенности. – А Майкл – это твой муж, надо полагать?

- К счастью, бывший, - только произнеся эту фразу, Белла поняла, насколько двусмысленно она прозвучала. Меньше всего ей хотелось, чтобы Каллен подумал, будто она совсем не переживает из-за развода и открыта для новых отношений. Пусть даже это и было правдой, но именно сейчас, в разговоре с ним, Белла имела в виду лишь те полтора года кошмара, в центре которого она и её дети очутились по вине Майкла.

- Мама! – радостный крик прервал внутренние мучения Беллы и заставил её обернуться.

Почти сразу же в кухню забежали двое детей: мальчик лет пяти и девочка примерно того же возраста, что и Ребекка. Увидев Эдварда, они замерли и принялись с нескрываемым любопытством его разглядывать.

- Познакомьтесь, - Белла встала со стула и, указав рукой на Каллена, улыбнулась. – Это мистер Каллен...

- Эдвард, - поправил ее мужчина, тоже поднимаясь на ноги.

- Отец Бекки, - закончила она и, переведя на него взгляд, представила ему своих детей, произнося их имена с такой теплотой, с какой могут говорить только безгранично любящие своих чад матери: - А это Ева и Макс.

- Очень рад познакомиться с друзьями своей дочери, - улыбнулся Эдвард.

- Но вы же умерли, - удивленно моргнув карими глазами, заметил мальчик. – А теперь, значит, воскресли? Как Иисус Христос?

В голосе Макса звучало неподдельное восхищение от только что открывшейся ему «истины».

- Не слушайте моего брата. Он ещё маленький и совсем ничего не понимает, поэтому говорит всякие глупости, - бросив на мальчика снисходительный взгляд, фыркнула Ева, а затем, улыбнувшись, заинтересованно посмотрела на Каллена: - И спасибо вам за ёлку, а то мама готова была уже сдаться.

- Да, я предложила детям нарядить её прямо такую, лежащую на полу, - рассмеялась Белла.

- Не за что, рад, что хоть чем-то смог вам помочь, - подмигнул Эдвард.

- Мы принесём ёлочные игрушки, - девочка дёрнула за руку брата, всё ещё продолжавшего во все глаза разглядывать «воскресшего» мужчину. – Пойдём, Макс.

- Бекки слишком долго нет, - обеспокоенно заметил Каллен, как только дети вышли из кухни. Благодаря Белле ему удалось на какое-то время приглушить свой, скорее всего, безосновательный страх за дочку. Но сейчас, стоило только Эдварду произнести эту фразу вслух, как волнение захватило его с новой силой. Сердце, будто только того и ждавшее, в тот же миг снова обезумело и застучало втрое быстрее положенного. – Позвони ей ещё раз, - изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно, попросил он Беллу. – Если она снова будет недоступна, я пойду её искать.

- Да, ты прав, Бекки следовало бы уже быть здесь, - в голосе девушки Эдвард тоже уловил нотки беспокойства. – Пойдём, телефон остался в гостиной.

Однако стоило им только выйти из кухни, как тут же зазвучала мелодичная трель дверного звонка. Замерев в центре комнаты, они взволнованно переглянулись, однако Белла тут же ободряюще улыбнулась Каллену и поспешила открыть дверь.

>>>ОКОНЧАНИЕ

Источник: http://robsten.ru/forum/69-3174-1