- Уже первый час. С Рождеством, Белла, - с улыбкой тихо проговорил Эдвард, снова чуть отстраняясь от меня.
- С Рождеством, - ответила я, а затем, кинув мимолетный взгляд в окно, замерла, восхищенно ахнув: - Снег! Эдвард, посмотри, какой на улице снег!
Огромные пушистые хлопья грациозно вальсировали в ночном небе и медленно опускались на землю. Как написал однажды в письме Эдвард, они танцевали свой самый первый и единственный танец, чтобы однажды растаять. Только теперь они танцевали его не для меня – для нас.
Мне нестерпимо захотелось выйти на улицу и прикоснуться к этой снежной красоте, стать ее частью. Возможно, виной была украшенная нами ёлка или традиционный для сочельника фильм, но сейчас в моей душе во всю звенели рождественские колокольчики, требующие продолжения праздника и заставляющие меня жаждать волшебства. Да, у меня уже было главное волшебство – Эдвард, - но ведь чудес много не бывает!
- Пойдем на улицу! – высвободившись из его объятий, весело предложила я.
- Думаешь, нас никто не увидит? – с сомнением спросил Эдвард, хотя было очевидно, что он полностью разделяет мое желание.
- Думаю, все вокруг уже давно спят, устав от предрождественских забот. Пойдем же, ну! Даже если кто-то издалека и увидит тебя, то вряд ли узнает и заподозрит что-то странное.
- Ну да, как же, - криво улыбнулся Эдвард, но затем, махнув рукой, добавил: - А ну и черт с ним, пойдем!
Получив его согласие, я поспешила за курткой. Сунув ноги в ботинки и на ходу застегивая пуховик, я вышла на крыльцо, где меня уже ждал Эдвард.
- Как же это все-таки красиво, - неподвижно замерев на месте, заметил он.
- Очень, - подтвердила я.
Спустившись со ступенек, я словно окунулась в настоящую зимнюю сказку, попала прямиком на иллюстрацию к рождественской истории. Снег хрустел под ногами и искрился в свете фонарей, будто алмазная крошка. В абсолютной безветренной тишине пушистые снежинки плавно кружились в морозном воздухе, падали мне в раскрытые ладони и тут же превращались в крохотные, кристально чистые капельки воды. Подняв лицо к небу, я поймала ртом несколько снежинок. В этот момент что-то ощутимо ударило меня чуть пониже шеи и тут же мокрым холодом сползло за шиворот.
- Ах так! Да ты просто… - догадавшись, что это Эдвард кинул в меня снежком, я обернулась к нему и замерла, так и не сумев закончить фразу.
Падавший на него снег, конечно же, не таял, оставляя после себя влагу, но и не задерживался на нём. Касаясь Эдварда, он словно сливался с ним, растворялся в нем, рождая радужное свечение, затмевавшее собой свет фонарей. Это было самое настоящее северное сияние прямо посреди Чикаго!
- Интересно, что подумают соседи, если вдруг посмотрят сейчас в окно? – улыбнулся Эдвард. Он наклонился и собрал в ладони пригоршню снега.
- Наверное то же, что и я, - не в силах даже на мгновение отвести взгляд от столь завораживающей картины, предположила я. Эдвард замер и вопросительно посмотрел на меня. – Что это самое прекрасное зрелище, которое они когда-либо видели, - пояснила я.
Он сделал быстрое движение рукой, и очередной снежок угодил мне в плечо.
- Эй, так нечестно! – возмущенно воскликнула я. – Интересно, что будет, если я тоже кину в тебя снегом?
- Не знаю, попробуй, - его улыбка стала шире и определенно нахальнее.
Слепив из снега ком, я размахнулась и что было сил кинула его в Эдварда. Едва соприкоснувшись с ним, снежок, словно угодив в кипяток, тут же исчез, а радужное сияние Каллена стало еще ярче.
- Почему тогда снег, который ты берешь в руки, не исчезает мгновенно? – спросила я у Эдварда, продолжая откровенно любоваться его невероятной во всех смыслах красотой.
- Хороший вопрос, но я не знаю на него ответа. Я просто хочу слепить снежок, и могу его слепить. – Он нарочито медленно наклонился и снова сгреб ладонью снег.
- Ну нет! Это уже свинство какое-то! – решив сменить тактику, обиженно надулась я. – Ты будешь безнаказанно швырять в меня снегом, а мне что делать?
- Можешь попробовать убежать, - явно с трудом сдерживая смех, предложил он. – Если помнишь, выйти на улицу было твоей идеей.
Я пожала плечами, но тут же развернулась и побежала, ожидая, что мне в спину вот-вот прилетит очередной снежок.
Однако вместо этого Эдвард вдруг обхватил меня руками и развернул лицом к себе так быстро, что у меня закружилась голова и на мгновение потемнело в глазах.
- Убежать от меня не так-то просто, а? – многозначительно улыбнулся он, крепко прижимая к себе.
Мои ладони легли ему на грудь – северное сияние окружило их, пронзило насквозь. Теперь мои руки тоже наполнились радужным свечением, словно слились воедино с Эдвардом, стали его частью. Я подняла руки выше, скользнула пальцами по его щекам и задержала их на затылке, обняв за шею.
"Интересно, какими были бы на ощупь его волосы, если бы он…" – я оборвала себя. Просто не смогла произнести эти слова даже мысленно, не захотела лишний раз напоминать себе о том, что Эдвард, увы, не был и не мог быть обычным мужчиной, пусть даже я желала этого больше всего на свете.
- Дело в том, что я просто не хочу от тебя убегать, - глядя на него снизу вверх, призналась я.
- Зря ты это сказала, - тихо проговорил он, наклоняясь ко мне.
Его ладони обхватили мое лицо, а губы накрыли мой рот поцелуем. Дыхание перехватило от ощущения, будто я резко вдохнула обжигающий морозный воздух. Поцелуй Эдварда причинял мне боль и… доставлял безумное удовольствие. И я, словно самая настоящая мазохистка, все теснее прижималась к нему, с рвущимся из груди стоном углубляла наш поцелуй, чувствуя, что мне этого мало, мало, мало!..
Проникающий в меня колючий холод каким-то непостижимым образом постепенно превращался в жар, плавящий мои внутренности. Я таяла в ледяных объятиях Эдварда, как сугроб под лучами весеннего солнца, краем сознания понимая, что моя жизнь уже никогда не сможет стать прежней.
❆❆❆
Месяц пролетел слишком быстро, как один день. Очень хороший, даже счастливый день. Все чаще мне в голову приходила мысль, что Эдвард оказался тем, с кем я хотела бы провести всю свою жизнь. Он вел себя, как совершенно обычный мужчина, и порой я напрочь забывала, что на самом деле это не так.
Для меня Эдвард был живее всех живых, самым реальным и настоящим, со своими недостатками и "тараканами" в голове, за "выкрутасами" которых я просто с интересом наблюдала, не испытывая ни малейшего желания избавиться от них или хотя бы выдрессировать, как это обычно бывало с "тараканами" мужчин, стремительно пересекавших мою жизнь, словно транзитный вокзал.
Но даже в самые лучшие наши с Эдвардом мгновения я не могла забыть о дамокловом мече, висевшем у нас над головами. И чем ближе подкрадывалась весна, тем ниже опускался этот меч. Я знала, что неизбежно наступит день, когда Эдвард снова исчезнет, но не могла смириться с этим.
Синоптики и прежде не вызывали во мне теплых чувств, а узнав, что в этом году они клятвенно обещают чикагцам раннюю весну, я возненавидела их всей душой.
Всю последнюю неделю января я каждый день начинала и заканчивала тем, что читала в интернете прогноз погоды. Эдвард наблюдал за моими, по большому счету, бессмысленными манипуляциями, и в его болотно-зеленых глазах отражалась глубокая печаль.
- Завтра температура поднимется выше нуля и с каждым днем будет только расти, - открыв нужную закладку на смартфоне, пробормотала я. Внутри меня все оборвалось и ухнуло куда-то вниз. - Эдвард, - жалобно позвала я, швырнув телефон на кровать.
Он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел в окно, за которым молочной белизной разлился густой туман, но тут же обернулся и попытался изобразить ободряющую улыбку:
- Думаю, еще неделя у нас точно есть.
- Это все, что ты можешь сказать?! – сделав шаг к нему я остановилась и обхватила себя руками. В присутствии Эдварда из моего рта всегда шел пар, но сейчас впервые мне вдруг стало по-настоящему холодно.
- А что ты хочешь услышать от меня? Что я в действительности думаю об этом? Что чувствую? – повысив голос, с горечью спросил он. – Вот уже который год, пока лежит снег, я притворяюсь, что живу. И только рядом с тобой, Белла, я действительно почувствовал себя живым! Но совсем скоро все это закончится. В последние дни я каждую чертову секунду думаю об этом. Думаю о том, что снова не останется ничего – только мысли и воспоминания о тебе, о том времени, что мы провели вместе, за которые я буду цепляться всеми силами, как за путеводный маяк в кромешной темноте. А еще я буду ждать следующую зиму и надеяться на то, что ты тоже ее ждешь... Надеяться и понимать, что однажды ты перестанешь ждать.
- Не перестану! – сквозь подступающие слезы зло выкрикнула я.
- Перестанешь. Должна перестать! А знаешь почему, Белла? Потому что однажды в твоей жизни появится нормальный парень… И, в отличие от меня, он будет живым… - Эдвард невесело усмехнулся и снова отвернулся к окну.
Вся его фигура померкла, словно старая выцветшая фотография, стала почти прозрачной. Я медленно подошла к Эдварду и положила ладони ему на спину, но не почувствовала привычное морозное покалывание – лишь пустоту, ничто, словно его уже не было со мной, словно я уже потеряла самого дорого и близкого человека. Человека, которого любила.
Это оказалось настолько неожиданно и настолько больно, что мне вдруг стало нечем дышать, как от мощного удара под дых. Зажав себе рот ладонью, чтобы не расплакаться прямо здесь, при Эдварде, я выскочила из спальни, забежала в ванную и, заперев замок, дала волю слезам. Громкие рыдания раздирали мне грудь, стальной рукой сжимали горло. В какой-то момент ноги перестали держать меня – я сползла вдоль стены и уткнулась лицом в колени.
Я не должна была потерять Эдварда. Я не хотела его терять! Но уже теряла и не могла ничего с этим поделать! Бессилие убивало, ввергало в отчаяние. Как мне пережить все эти бесконечно долгие месяцы в ожидании зимы?! Как я смогу ее дождаться и не сойти с ума? Как?!
Я всхлипывала и подвывала, обхватив себя за ноги и все крепче вжимаясь лбом в колени, когда морозное покалывание коснулось моей руки. Глупо было думать, что запертая дверь сможет остановить существо, способное проходить сквозь стены.
- Прости меня, Белла! Прости, если можешь… - Эдвард сел рядом со мной и притянул меня к себе, обволакивая приятной прохладой, а я не стала сопротивляться, до боли нуждаясь в нём. - Я не имел права вторгаться в твою жизнь. Это было очень эгоистично. Я всегда был эгоистом, Белла, всю свою жизнь… Но поверь, я не хотел причинять тебе боль. Почему-то мы всегда делаем больно тем, кто нам по-настоящему дорог. Как видно, даже могила не может нас исправить… Меня так уж точно.
- Может, это потому, что у тебя её нет? - судорожно всхлипнула я, положив голову ему на плечо и неловко проведя по мокрому лицу ладонью, размазывая слезы.
- Почему нет? Мне кажется, урну с прахом в семейном склепе вполне можно считать могилой, - ласково поглаживая меня по спине, с усмешкой заметил он.
- Какая еще урна? Какой такой склеп? – отстранившись от Эдварда, спросила я, от удивления даже перестав плакать.
- Обычная урна с обычным прахом в самом обычном семейном склепе в Грейсленде². Звучит, конечно, пафосно, - поморщился Эдвард, - но не думаю, что дело в пафосе. Построить склеп и ввести семейную традицию кремации было идеей моего прадеда. Я полагаю, что, всю жизнь провозивших с древними скелетами, он просто не захотел, чтобы, спустя несколько веков, кто-то точно так же копался в его останках.
- Очень предусмотрительно со стороны твоего прадеда, но я спрашивала не об этом. В вашем семейном склепе нет и не может быть урны с твоим прахом, потому что твое тело так и не было найдено Шпицбергене.
- Нет, погоди, - Эдвард нервно поерзал и наклонился ближе, заглядывая мне в глаза. – Я сам видел свое имя на табличке рядом с именем отца, матери и остальных Калленов.
- Может быть, его просто решили выбить там в качестве мемориала, - предположила я. – Чтобы твое имя не кануло бесследно в лету.
- Но это невозможно! – воскликнул Эдвард, вскочив на ноги. – Как меня могли не найти? Ведь я был там, в старом охотничьем домике! Когда сошла лавина, я был вместе с отцом и другими парнями. Я помню это! Как такое возможно?!
- А что если… не знаю, наверное, это безумие, но не большее, чем то, что ты сейчас здесь, со мной… - Внутри меня только что родилась надежда, слепая, ни на чем не основанная вера, от которой я теперь не собиралась так просто отказываться. – Что, если твое тело не нашли, потому что никакого тела не было? Что, если ты не умер? Или же не совсем умер?.. Правда, не знаю, что это означает, но мало ли. – Поднявшись с пола, я замолчала, однако, видя, как в глазах Эдварда вспыхивает та же надежда, что и во мне, с энтузиазмом продолжила: - Конечно, до тебя я не была знакома ни с одним привидением, но согласись, что призрак из тебя вышел какой-то неправильный. Чего только стоит ваша странная связь со снегом!
- Как же мне хочется, чтобы все было так! – он положил ладони мне на плечи и сильно сжал их. – Но если мы вдруг ошибаемся, я умру во второй раз. Уже от разочарования.
Однако прямо здесь и сейчас Эдвард явно испытывал огромное воодушевление: исходившее от него белое свечение было настолько ярким – особенно для маленькой ванной, - что, ослепляя, больно резало мне глаза.
- Так, давай теперь ты по порядку расскажешь все, что помнишь о поездке на Шпицберген, - попросила я, когда мы перешли в гостиную и сели на диван.
Первые эмоции улеглись, и сейчас я была полна решимости разобраться в случившемся, правда, пока не представляла, с чего начать и в каком направлении двигаться.
- На самом-то деле, не так уж и много я помню. Но вот причина, по которой отец туда поехал, думаю, неплохо вписывается в нашу теорию о моей… хм… недосмерти, - многозначительно улыбнулся Эдвард.
Именно в эту минуту я по-настоящему пожалела о том, что весь прошедший месяц осознанно избегала в разговорах тему его гибели. - Ты, наверное, не помнишь, но остров Шпицберген, если верить Хансу Кристиану Андерсену, был местом основного жительства Снежной Королевы.
- Но ведь это всего лишь сказка, - ошеломленно пробормотала я, поняв, к чему он клонит.
- У моего отца были основания считать иначе, - пожал плечами Эдвард. – Мы мало с ним общались, и еще меньше я вслушивался в то, что он мне рассказывал, о чем теперь по многим причинам жалею. Но я так понял, что он точно нашел то место, где когда-то жила Снежная Королева… Черт, это даже звучит дико, - Эдвард рассмеялся, но затем, снова посерьезнел. Я была согласна с ним, однако оставила комментарии при себе, продолжив внимательно слушать его рассказ. - Приехав на остров, мы остановились в каком-то заброшенном охотничьем домике, больше похожем на сарай, правда, с печкой. Потом пешком отправились в горы. Ночевали в спальных мешках и палатке. Помню, что продрог до самых костей. Потом, когда мы добрались до места, отец с двумя парнями спустился в пещеру, а я с еще одним остался наверху, на случай, если что-то вдруг случится. Потом помню очень довольное, улыбающееся лицо отца… Значит, наверное, он нашел то, что искал. Затем, снова переночевав в палатке, мы вернулись в домик. Уже темнело. Помню огонь в печке и то, как подбрасывал туда дрова. А потом этот страшный гул, который все нарастал и приближался. Помню, как затряслись деревянные стены домика. И еще помню смертельно бледное, перепуганное лицо отца, помню, как в этот момент он смотрел прямо на меня… Больше я не помню ничего. Даже все эти события я сейчас вижу словно через толстую корку льда: все такое мутное, нечеткое, обрывочное.
- Этого слишком мало, - разочарованно заметила я. – За чем именно твой отец отправился на остров, и что он там в итоге нашел?
- Этого я не помню, - с сожалением покачал головой Эдвард. Он снова стал бледнее, но затем вдруг вспыхнул белым светом: - Но есть один человек, который должен быть в курсе всего. По крайней мере, был. Сейчас ему, должно быть, уже лет семьдесят, и он вполне мог отправиться к праотцам.
- И кто же это? – надежда во мне вспыхнула с новой силой, ничуть не уступавшей магическому свечению Эдварда.
- Аро Вольтури, - уже не в силах усидеть на диване, Эдвард вскочил на ноги. – Не сказать, чтобы они с отцом были близкими друзьями, но долгие годы работали вместе. Аро бывал у нас дома, и отец часто упоминал о нем. Если я не ошибаюсь, то легенду о Снежной Королеве ему тоже рассказал Вольтури.
- И как нам его найти? – волнение Эдварда в несколько раз преумножило мое собственное, так что я прямо сейчас готова была броситься на поиски этого самого Аро, хотя за окном уже давно стемнело.
- Четыре года назад он работал в Филдовском музее³. Попробуй поискать в интернете.
- Он и сейчас там работает, - я без труда нашла нужную информацию по первой же открывшейся ссылке. – Да не просто работает: вот уже три года, как он там директор.
- Почему-то меня это не очень удивляет, - криво улыбнулся Эдвард, приближаясь и заглядывая мне через плечо, отчего мой ноут недовольно моргнул и потух. – Так что мы будем делать? Пойдем завтра на экскурсию?
- Да, - не раздумывая ни секунды, согласилась я, а затем с улыбкой добавила: - Последний раз я была в музее, когда училась в старших классах. По-моему, самое время исправить это упущение.
❆❆❆
В Филдовском музее, как и в любом другом, пахло прежде всего пылью, на которую у меня была аллергия, так что теперь, чувствуя, как свербит в носу, я жалела, что не додумалась заранее выпить антигистаминное средство.
Приняв вид до неприличия умной и заинтересованной в экспонатах особы, я переходила из зала в зал, то и дело почесывая нос и вертя головой из стороны в сторону. Я точно знала, что Эдвард должен был идти рядом, но, по понятным причинам, не могла уловить ни единого звука или еще какого-нибудь свидетельства того, что мой любимый призрак следует за мной по пятам. Даже пар – самая главная и надежная примета его близости – не шел изо рта, когда Эдвард становился невидимым.
В одном из залов мое внимание привлекла висевшая на стене фотография Карлайла в рамке из темного дерева. Подойдя поближе, я поняла, что оказалась у стенда, посвященного Каллену-старшему, внесшему большой вклад в развитие этого музея.
- Эй, Эдвард, взгляни-ка на это, - прошептала я, ткнув пальцем в сторону стекла, под которым на красном бархате лежало два камня: черный в белую крапинку, напоминающую снежинки, к которому была пристегнута золотая цепочка, и радужный камень, иризирующий голубыми, зелеными и синими оттенками так, что напоминал кусочек радуги.
- Вижу, - так же шепотом отозвался он, по-прежнему оставаясь невидимым.
На стекле была размещена небольшая табличка, свидетельствовавшая о том, что перед нами снежный обсидиан и радужный обсидиан, которым уже несколько сотен лет, - артефакты, добытые Карлайлом Калленом в его последней экспедиции, закончившейся самым трагическим образом.
- Вот же черт! Чертовский черт! – пронизанный болью крик Эдварда, словно раскат грома, нарушил степенный гул голосов и заставил меня подскочить на месте.
Все люди в зале, как по команде, обратили на меня свои взоры, полные недовольства и осуждения.
- Сигнал СМС-сообщений. Давно собираюсь его поменять, да все руки не доходят, - нацепив на лицо самую глупую свою улыбку, я достала из кармана телефон и помахала им в воздухе.
Взгляды всех присутствующих снова обратились к экскурсоводу, на лице которой тоже застыла сейчас не самая искренняя из улыбок.
Я поспешно вышла из зала в коридор, в котором, к счастью, никого не было.
- Эдвард! – громким шепотом позвала я, оглядываясь по сторонам.
- Я здесь. Здесь.
Он неожиданно возник передо мной, держа правую руку на отлёте. Переведя на нее взгляд, я похолодела от ужаса: вся его ладонь была покрыта волдырями от ожога.
- Я просто просунул руку сквозь стекло, только собирался дотронуться до радужного камня – и вот результат, - тихонько рассмеялся Эдвард. В его зеленых глазах плясал огонек полубезумного веселья. – Как же давно я не ощущал физической боли. Оказывается, она может быть чертовски приятной!.. А еще это значит, что мы на верном пути, - Эдвард снова рассмеялся, осветив коридор белым светом.
- С ума сойти, - пробормотала я, старательно отводя взгляд от его обожженной ладони.
- Извини, - поняв, что я не в состоянии разделить его радость от физической боли, Эдвард стер с лица улыбку и даже как будто потупил взор. – Пойдем к Вольтури?
- Пойдем, - кивнула я, ни на секунду не поверив в искренность его раскаяния.
Эдвард снова стал невидимым, и мы двинулись в сторону административной части музея.
- Вы куда, мисс? – передо мной внезапно возник пожилой дядечка в черном идеально отутюженном костюме.
- Я бы хотела поговорить с мистером Вольтури, - на этот раз нацепив на лицо свою самую обворожительную улыбку, ответила я.
- Вам назначено, мисс? – уточнил мужчина, явно оказавшийся равнодушным к моему женскому обаянию.
- Нет, - покачала головой я, немало удивленная тем, что к директору музея нужно заранее записываться на аудиенцию, словно это сам губернатор штата. – Но вы могли бы передать ему, что я хочу поговорить с ним о Карлайле Каллене? В некотором роде я друг семьи. Возможно, он все же захочет меня принять, - не собиралась так просто сдаваться я.
Мужчина в костюме кивнул и, попросив меня подождать тут, удалился прочь.
А уже минут через десять я входила в кабинет Аро Вольтури. Мое сердце так бешено колотилось в груди, что мне казалось, будто его стук эхом отражается от стен здания и гулом отдает в его высоком своде.
Вольтури оказался невысоким худощавым мужчиной почтенного возраста в шикарном темно-синем костюме и рубашке цвета бургунди с расстегнутой верхней пуговицей. Длинные черные с проседью волосы, стянутые в хвост на затылке, плохо вязались с бриллиантовыми запонками, скромно выглядывавшими из-под рукавов пиджака, и общей дорогой элегантностью его образа.
В любезном приветствии он поднялся из кожаного кресла, и его маленькие черные глазки насквозь просканировали меня, словно рентгеновские лучи. По спине пробежал неприятный холодок, но я не подала виду, выдав еще одну очаровательную улыбку из своего арсенала, и непринужденно опустилась в кресло напротив.
- Чем могу быть полезен вам, мисс… - тоже улыбнувшись, поинтересовался Аро. К своему удивлению, я уловила в его речи итальянский акцент.
- Свон. Но можно просто Белла, - представилась я и сразу перешла к делу, пересказав ему заранее подготовленную "легенду", согласно которой я собиралась писать свой очередной мистический роман, основанный на Снежной Королеве, о реальном существовании которой мне, якобы, поведал когда-то Эдвард.
Вольтури внимательно слушал меня, откинувшись на спинку кресла, уперев локти в подлокотники и сложив домиком руки, на которых были заметны пигментные старческие пятна.
- Значит, идеи для сюжетов закончились, и вы, мисс Свон, решили исполнить свой литературный танец на могиле погибшего друга? Ведь Эдвард же был вашим другом, я правильно понял? – спросил Аро, когда я замолчала. В его голосе не осталось и следа от недавней любезности, а глаза, впившиеся в меня, словно две пиявки, сверкали злобой.
- Нет… То есть да, Эдвард был моим… другом. Но в остальном, вы поняли меня совершенно неправильно, - пробормотала я, невольно съежившись в кресле под его пристальным взглядом.
Я беспомощно осмотрелась по сторонам, интуитивно ища поддержки у Эдварда, который был где-то рядом. Конечно, его я так и не увидела, но смогла почувствовать себя увереннее, и желание немедленно бежать отсюда исчезло так же внезапно, как и появилось.
- Прошу извинить меня, Белла, - вдруг виновато улыбнулся Аро, а его голос стал приторным и тягучим, словно кленовый сироп. – Я повел себя очень грубо, но в свое оправдание могу сказать, что Каллены были мне не чужими, и их гибель я воспринимаю как личную утрату, - Вольтури выпрямился и положил руки на стол, продолжая неотрывно буравить меня своими черными глазками. Злости в них уже не было, но и особого раскаяния не наблюдалось.
- Я разделяю ваши чувства, - кивнула я, тоже выпрямляя спину. Мне было совершенно не ясно, что вызвало столь резкую перемену в его настроении, но я была ей только рада. – Я не собираюсь писать о гибели Калленов. Это будет совершенно другая история, идею для которой мне подал когда-то сам Эдвард. Теперь я хочу написать эту книгу и таким образом отдать дань его памяти. Это все, что я могу сделать для Эдварда, понимаете? – я попыталась напустить в глаза печаль, а голос сделать чуть слезливым, но актриса из меня, кажется, вышла неважная.
- Я понимаю, Белла. Но что ты хочешь от меня? – пожал плечами Аро.
- Мистер Вольтури, расскажите мне, пожалуйста, о Снежной Королеве, - поддавшись вперед, с мольбой в голосе попросила я. – Прошло уже несколько лет, и многие детали успели стереться из памяти, перемешались. Я же хочу рассказать реальную легенду в её первоначальном виде, а не выдумывать несуществующие подробности.
- Каждая из легенд, дошедших до наших дней, со временем неизбежно обрастает несуществующими подробностями, моя дорогая, - выразительно изогнув брови, усмехнулся Аро.
- И все же вы очень помогли бы мне, если бы рассказали ту версию легенды о Снежной Королеве, которая известна вам. – Я до боли сцепила заледеневшие от волнения пальцы в замок и мысленно приказала себе не сдаваться раньше времени.
- Снежной Королевы никогда не существовало. Это всего лишь персонаж сказки Андерсена, - Вольтури улыбнулся и снова откинулся на спинку кресла. Я уже было решила, что таким образом Аро отказывается вести со мной дальнейшую беседу, но после небольшой паузы он вновь заговорил: - А вот прототипом Снежной Королевы была Ледяная Дева, действительно жившая несколько веков назад и долгое время терроризировавшая население Шпицбергена. Она была то ли ведьмой, то ли колдуньей - теперь точно и не скажешь. Само воплощение ледяного холода и смерти – вот это уж наверняка. Похищала новорожденных младенцев, забирала души умирающих людей, и тем питала свои темные силы. При всем при этом Ледяная Дева была смертной женщиной, но с помощью своей черной магии создала амулет из снежного обсидиана, который превращал ее в бестелесное существо и таким образом останавливал для нее ход времени, продлевая не только красоту и молодость, но и жизнь. Пока она находилась в своей бестелесной форме, её нельзя было убить или хотя бы причинить какой-то вред. Будучи неуязвимой, Ледяная Дева свободно передвигалась по острову, проходила сквозь стены. Никто и ничто не могло остановить её, а все попытки приводили лишь к новым человеческим жертвам. Почти на протяжении ста лет жители Шпицбергена находились под гнётом Ледяной Девы. До тех пор, пока не поняли, что магию можно победить только с помощью другой магии. Но одного понимая, конечно же, недостаточно, поэтому прошло еще несколько лет, прежде чем в руки к местному ведуну попал редкий, наделенный природой той же энергией, что и снежный обсидиан, камень. Радужный обсидиан. И прошло еще какое-то время, прежде чем ведун сумел создать из него мощный амулет, способный побороть Ледяную Деву и обратить её в прах... Вот и вся легенда, Белла, - Аро замолчал и впервые за всё время отвел от меня взгляд.
Я тоже не спешила нарушить тишину, пытаясь упорядочить в голове только что услышанный рассказ. Сердце снова бешено заколотилось в груди, предчувствуя близкое спасение Эдварда. Я чувствовала, что нахожусь всего в шаге от разгадки, но все еще не могла ухватиться за нее.
- Но почему сведения о кошмаре, в котором столько времени жил Шпицберген, не сохранились ни в каких исторических документах? Почему никто ничего об этом не знает? – задала я первый пришедший в голову вопрос.
- Ну почему же "никто"? Я вот, например, знаю, - не без гордости произнёс Аро, улыбнувшись. – А вообще, достаточно вспомнить о том, что Шпицберген – это всего лишь остров, в те времена не принадлежавший ни одному государству и лишь в первой четверти двадцатого века закреплённый за Норвегией. К тому же в былые времена его жители держались особняком и редко выезжали на материк.
- Как же тогда обо всем этом смогли узнать вы?
- Жители Шпицбергена, как никто другой, умеют бережно хранить свою историю. Вернее, эта почетная миссия поручена одной уважаемой семье. А вот интуитивной памятью и суеверным страхом обладает куда больше людей, в том числе и те, кто стоит у власти, - усмехнулся Вольтури. – Ты не поверишь, Белла, но на острове запрещено рождаться и умирать⁴. Да-да, там нет ни родильного отделения, ни кладбища! Если вдруг житель острова захочет покинуть этот бренный мир, то сначала ему надлежит покинуть Шпицберген, - рассмеялся Аро. – Если же вспомнить о пристрастиях Ледяной Девы, то не трудно догадаться, откуда растут ноги у этого странного закона.
- Я так понимаю, что вы пообщались с кем-то из этой уважаемой семьи?
- Да, но на то, чтобы узнать об этой семье, у меня ушел не один год, а на то, чтобы убедить их поделиться со мной всеми подробностями, понадобилось несколько поездок на остров. Хотя я и обладаю особым даром убеждать людей, - от тона, каким были сказаны эти слова, по моей коже пробежали мурашки.
- Вы их пытали? – нервно рассмеялась я.
- Ну что ты, Белла! – воскликнул Аро, резко выпрямившись, и кресло под ним возмущенно скрипнуло. – Я лишь хотел сказать, что вижу слабые места людей и умею в нужный момент слегка надавить на них. После заключенных мною сделок в выигрыше всегда остаются обе стороны. Я ведь всего лишь тешу свое любопытство, утоляю жажду исторических тайн и секретов, покрытых многовековой пылью. И никакой материальной выгоды – сплошные расходы. К счастью, я могу их себе позволить.
- Простите за мою неудачную шутку, - смущенно извинилась я. – Но давайте вернемся к Ледяной Деве.
- С удовольствием. Давно у меня не было столь благодарного слушателя, - Аро улыбнулся, но что-то в его тоне заставило меня насторожиться. – Это было подобно распутыванию клубка. А самой первой ниточкой, за которую я потянул, стал Ханс Кристиан Андерсен. Он очень старательно вел дневниковые записи на протяжении всей своей жизни, хотя так и не выучился грамоте. Знала бы ты, насколько неразборчиво он писал и сколько ошибок делал! – губы Вольтури презрительно скривились. – Все началось с того, как мне в руки попала часть этих записей, долгие годы хранившаяся в одной частной коллекции. Из них я узнал, что однажды в каком-то кабаке к отцу Андерсена подсел пьяный мужчина, после нескольких кружек пива рассказавший ему о том, как его семье в свое время повезло вырваться с острова Шпицберген, где правила Ледяная Дева. Отец Андерсена настолько проникся этой историей, что с того дня буквально помешался на Ледяной Деве. Даже его последние слова были о ней: "Вот идёт Ледяная Дева, и она пришла ко мне"⁵. Ханс рос нервным и впечатлительным мальчиком, так что россказни отца потрясли его до глубины души. Вероятно, отчасти именно из-за них он в последствии и заработал себе неврастению – бедняга... Но прежде всего они легли в основу двух его сказок: всеми известной "Снежной королевы" и "Ледяной девы", которая не сыскала популярности, возможно, из-за своей трагичной концовки... Вот, собственно, и всё, - Аро замолчал, а я вдруг поймала себя на мысли, что могла бы часами слушать его приятный, хорошо поставленный голос. Он говорил очень живо, выразительно и явно обладал редким даром удерживать на себе внимание слушателя. Надумай Вольтури стать профессором в университете, зал на его лекциях всегда был бы переполнен студентами.
- Камни, что хранятся в вашем музее, - это ведь те самые обсидианы? – наконец перешла я к самому главному.
- Да, всё верно. Они были найдены в охотничьем домике вместе с телами погибших… Когда я узнал, где именно должны находиться обсидианы и рассказал об этом Карлайлу, он загорелся идеей найти их. Я чувствовал, что не стоит тревожить эти магические камни, но не стал отговаривать его от поездки. В конце концов, он был археологом, а эта профессия всегда связана с риском. По правде сказать, я и сам мечтал хотя бы подержать обсидианы в руках. Если бы я только знал, что Карлайл возьмет с собой сына, я обязательно попытался бы его остановить… бедный мальчик! – на лице Вольтури отразилось вполне искреннее сожаление.
- С радужным обсидианом все более-менее понятно, - выдержав приличествующую моменту паузу, я снова приступила к расспросам. – Но вот что касается снежного обсидиана… Вы сказали, что с помощью него Ледяная Дева могла принимать бестелесную форму. Значит, с помощью него же она могла снова становиться человеком, верно? - я вопросительно посмотрела на Аро и, дождавшись его утвердительного кивка, задала самый главный вопрос, ради ответа на который и пришла сюда: - Вы знаете, как она это делала?
- Вот тут у меня нет полной уверенности в достоверности информации, - досадливо поморщился Вольтури. – Записи об этом, конечно, сохранились, но, как я понял, основаны они на том, что сейчас назвали бы сплетнями: кто-то что-то услышал, кто-то что-то увидел, а остальное сам додумал. Но если верить записям, то все дело в крови.
- В крови?
- Кровь – это источник жизни, источник человеческих сил и энергии. Ледяной Деве достаточно было обагрить снежный обсидиан своей кровью, чтобы привести его магию в действие, которая превращала её в неуязвимое существо. Чтобы снова стать человеком, она убивала. – На этих словах Аро все внутри меня похолодело, а спасение Эдварда вдруг перестало казаться делом решенным. – Ледяная Дева опускала обсидиан в снег, пропитанный кровью своей жертвы, и таким образом прерывала свою магическую связь с камнем.
В кабинете воцарилась тишина. Я лихорадочно обдумывала услышанное. Достаточно ли Эдварду убить какое-нибудь незначительное существо, чтобы пропитать его кровью снег? Например, мышь? Или же это должен быть именно человек? И как нам вообще украсть из музея снежный обсидиан, если лежащий рядом радужный обсидиан обжигает Эдварда, а из меня грабитель выйдет не лучше, чем из бегемота балерина?
- Что ж, - поднимаясь из кресла, вымученно улыбнулась я. – Вы мне очень помогли, мистер Вольтури. Простите, что отняла у вас столько времени.
- Пустяки, - он тоже улыбнулся и встал. – Я был только рад пообщаться с такой очаровательной девушкой.
- Всего доброго, мистер Вольтури, - попрощалась я и, развернувшись, направилась к двери.
- Неужели ты так просто уйдешь, Белла? – неожиданно прозвучавший вопрос Аро остановил меня на полпути. Я обернулась и непонимающе уставилась на него. – Я уверен, что ты не все рассказала мне, скрыв нечто важное. Как и я не все рассказал тебе. – Он вышел из-за стола и приблизился ко мне. – Я предлагаю тебе сделку. Правда за правду. Обещаю, что ты останешься в большем выигрыше, чем я, потому что, в отличие от тебя, и так догадываюсь, что именно ты скрываешь.
- С чего вы взяли, что я что-то скрываю? – стараясь сохранить невозмутимый вид, передернула плечами я.
- Я умею читать между строк, между слов, даже просто во взгляде. Я легко отличаю ложь от правды и вижу, когда мне что-то не договаривают, - прищурившись, пояснил Вольтури, и я почувствовала себя прижатой к стенке. – Ну же, Белла. Если ты не знаешь, с чего начать, я могу тебе помочь… В отличие от остальных, совершенно точно погибших на Шпицбергене, Эдвард Каллен просто бесследно исчез... А теперь ты приходишь ко мне, несешь какой-то бред про книгу, в который сама же не веришь, спрашиваешь про Снежную Королеву и нервно ерзаешь в кресле, когда речь заходит про снежный обсидиан и его магию. Ну так как? Я на верном пути, моя дорогая?
- На верном! – услышав голос Эдварда и увидев его за спиной Аро, я с облегчением перевела дух.
- Oh, mio Dio! E ' incredibile!⁶ - обернувшись, вскричал Вольтури, прижимая сложенные вместе ладони к своим губам. - Я знал! Я надеялся на это!
- Ты очень проницательный человек, Аро, - улыбнулся Эдвард. – Не зря отец так уважал тебя и восхищался тобой.
- Я тоже очень уважал Карлайла. Он был лучшим в своем деле. Поверь, я искренне горевал, когда он погиб! – лицо Вольтури приняло скорбное выражение, которое при всем желание трудно было принять за лицемерие. – Все это время я чувствовал себя отчасти виноватым в случившейся трагедии. Мне так хотелось верить, что ты не погиб, а стал всего лишь пленником обсидиана! И вот сегодня появилась Белла, а теперь и ты… тяжкий камень упал с моей души!... Пар? – Аро замер и медленно выдохнул струйку пара. - Фантастика! – рассмеялся он. – Не сочти за грубость… могу я прикоснуться к тебе? – Вольтури приблизился к Эдварду и, когда тот согласно кивнул, положил чуть дрожащую руку ему на плечо. – Это совершенно потрясающе!
- При всем вашем энтузиазме, мне кажется, что вы как-то слишком спокойно отреагировали на появление Эдварда, - заметила я.
- Если бы ты только знала, моя дорогая, какие невероятные чудеса происходят в нашем мире, какие удивительные тайны он хранит! – снисходительно улыбнулся он, обернувшись ко мне.
- А вы, конечно, знаете, - подначила его я.
- Увы, всего лишь ничтожно малую часть. Мои знания – это песчинка в пустыне Сахара, -скромно потупился он. – Но сегодня, благодаря вам, она стала на несколько унций тяжелее.
- Ты назвал меня пленником обсидиана, - вновь вернул нас к главному Эдвард. – Почему?
- Ледяная Дева, бесспорно, была владычицей снежного обсидиана, тем, кто его создал. Она подпитывала его своей черной магией и тем злом, что сеяла вокруг себя. Ты же, Эдвард, всего лишь человек, не обладающий магией и при этом испытавший на себе всю силу этого камня. Со временем он должен был высосать всю твою энергию, уничтожить тебя. Но ты здесь и выглядишь вполне неплохо! Не понимаю, чем питал его ты?
- Может быть, своей любовью? Ведь любовь – это одно из самых сильных чувств, которые только может испытывать человек, разве нет? - говоря все это, Эдвард неотрывно смотрел на меня. В его взгляде была нежность, а в голосе – теплота, которые предназначались только мне. Это было самое настоящее признание в любви. В это мгновение я почувствовала бы себя совершенно счастливым человеком, если бы Эдвард всё ещё не оставался пленником этого чертового камня.
- Я мог бы и сам догадаться, - улыбнулся Вольтури, переводя взгляд с меня на Эдварда и обратно. – Но скажи мне, что ты почувствовал в тот момент, когда оказался во власти обсидиана?
- Я даже не помню, как и почему это произошло. Всё, как в тумане, а потом пустота – все эти годы я считал, что именно так и происходит смерть. А потом я вдруг оказался посреди Чикаго, но человеком уже не был… Теперь объясни мне, Аро, почему я не могу покинуть пределы города, и почему я появляюсь здесь, только когда выпадает снег, а в остальное время нахожусь в какой-то бесконечной пустоте?
Вольтури не стал спешить с ответом. Он сел в кресло и уставился в одну точку, задумчиво потирая пальцами подбородок.
- Я не знаю этого наверняка, но могу предложить свою версию, - наконец сказал Аро. Эдвард кивнул, и он продолжил: - Ты тесно связан с обсидианом, и не можешь выходить за поле его действия. Раз камень здесь, в Чикаго, то и ты можешь быть только здесь. Известно, что Ледяная Дева всегда носила его у себя на шее как подвеску. Что касается снега, то, я думаю, магия обсидиана как-то замешана на нём. Опять же, снег – это природная вода, а природная вода – это проводник, причем не только для тока, но и для магии. Предположу, что именно снег служит проводником между обсидианом – то есть тобой – и внешним миром. Когда снега нет, ты становишься самым настоящим пленником камня. У Ледяной Девы не было с этим проблем, потому что на Шпицбергене большую часть года лежит снег, а в горах – так и вовсе постоянно.
- Что ж, звучит правдоподобно, - согласился Эдвард. – Но что мне теперь делать? Как освободиться? Убивать ради этого я никого не буду.
- Может быть, убивать никого и не надо, - пожал плечами Аро, вновь вставая из-за стола. – Понятно, что Ледяная Дева получала колоссальное удовольствие, лишая кого-то жизни, но, возможно, снежному обсидиану будет достаточно просто снега, пропитанного кровью. Но кровью человека, разумеется.
- Мы можем хотя бы попробовать. Да, Эдвард? – с надеждой спросила я. Вот он – шанс!
- Да, конечно. Но как мы достанем обсидиан? Ведь он находится в музее, под охраной сигнализации, - напомнил Эдвард и выжидающе посмотрел на Вольтури.
- В этом как раз и заключается та правда, которую я предлагал Белле, - многозначительно улыбнулся тот. – Конечно, в музее хранится снежный обсидиан, но, в отличие от радужного, он не имеет к Ледяной Деве никакого отношения.
- Где же настоящий камень? – спросила я, уже догадываясь, каков будет ответ.
- У меня, - подтвердил мою догадку Аро. – Не мог же я столь могущественную вещь просто взять и позволить выставить на всеобщее обозрение. Это слишком опасно.
- Почему тогда ты просто не уничтожил его? – задал Эдвард резонный вопрос.
- Где гарантия, что, уничтожив обсидиан, я не выпустил бы на свободу огромную темную силу? Нет, это очень рискованно, - покачал головой он.
- Но вы же дадите его нам, мистер Вольтури? – подобострастно улыбнувшись, спросила я.
- Тебе невозможно отказать, моя дорогая, - приняв мою игру, Аро прижал ладонь к груди и слегка поклонился. - Но только если потом обсидиан вновь вернется ко мне.
- Мы вернем тебе камень, Аро, можешь не сомневаться, - заверил его Эдвард.
- А я и не сомневаюсь. Ни в одном из вас, - улыбнулся тот. – Как не сомневаюсь и в том, что у вас всё получится.
В этот момент я скрестила пальцы на удачу и мысленно произнесла: "Аминь!"
❆❆❆
Мы с Эдвардом стояли на заднем дворе моего дома. Он крепко сжимал в руке, на которой уже не осталось и следа от недавнего ожога, снежный обсидиан, опустив плечи, словно под тяжестью чего-то непомерно тяжелого. На его лице застыла такая душевная боль, какую я не видела на нем еще ни разу.
Виной тому были воспоминания о случившемся на Шпицбергене, вернувшиеся к Эдварду в тот же миг, как он взял в руки обсидиан. Теперь Эдвард знал, почему не погиб тогда вместе со всеми, и это знание не принесло облегчения. Совсем наоборот.
- Я был ужасным сыном, вечно неблагодарным, эгоистичным. А он спас меня! Меня, понимаешь?! – сжав руки в кулаки, с надрывом в голосе проговорил Эдвард. – Отец мог спасти себя или любого из своих парней, с которыми столько времени проводил бок о бок, ездил по всему миру… А спас меня... Видела бы ты его глаза в тот момент, когда он порезал мне руку и прижал к ней этот чертов камень… Ты бы только видела этот его взгляд… Ведь он понимал, что это конец, знал, что сейчас они все погибнут. Все, кроме меня.
Эдвард замолчал и вдруг стал почти совсем прозрачным. Обсидиан выпал из его руки и провалился в сугроб, заметно подтаявший за сегодняшний день.
- Пожалуйста, Эдвард! - сглатывая слезы, испуганно крикнула я. Теперь, когда я знала, что камень высасывает из него силы, мне показалось, что сейчас он как никогда близок к тому, чтобы уничтожить Эдварда. – Не надо, пожалуйста! Ты не должен позволять этой боли брать над тобой верх. Твой отец поступил так, потому что любил тебя и хотел, чтобы ты жил! Ведь ты часть его, его продолжение. Ты его единственный сын.
- Я тоже любил его. Но вот знал ли он об этом? Мы с ним никогда не говорили по душам, не умели показывать друг другу свои чувства. Разве что ссорились время от времени.
- Я уверена, что он знал, - убежденно сказала я, с облегчением заметив, что Эдвард снова вернул себе прежнюю форму. – А теперь ты должен сделать так, чтобы этот поступок твоего отца не оказался напрасным.
Я встала на колени, достала из снега обсидиан и протянула его вместе с ножом, который все это время держала в другой руке, Эдварду.
- Это просто безумие, - покачал головой он, опускаясь рядом со мной и глядя мне в глаза.
- Как и все остальное, - заметила я. – Так что давай просто сделаем это.
"А то меня прямо сейчас стошнит от волнения и страха," – мысленно добавила я.
- Там, в кабинете Аро, мне казалось, что я смогу, но нет… я не смогу, Белла…
- Сможешь-сможешь. У тебя просто нет другого выхода.
- Хорошо, я могу, но не хочу. Такой вариант тебя больше устроит? – брови Эдварда упрямо сошлись у переносицы. – Я не хочу рисковать тобой ради спасения собственной гребаной шкуры!
- Фу, как грубо, профессор Каллен, - скривилась я, чувствуя, что меня начинает колотить изнутри. – В худшем случае, все просто останется так, как есть.
- Мы не можем знать этого наверняка.
- Ты просто упрямый осел!.. А еще зануда!
- Не стану спорить.
- Хочешь, я скажу тебе, что знаю наверняка? Через несколько дней ты исчезнешь, от чего я впаду в жуткую депрессию. С горя начну выпивать и сопьюсь в считанные месяцы. Писатели – они ведь такие… нервные. А затем я по пьяни врежусь на машине в дерево или утону в Мичигане. Ну как тебе? Нравится?
- А то как же! Отличная перспектива! – зло улыбнулся Эдвард, выхватывая у меня нож и обсидиан. – Но хочу, чтобы ты знала еще кое-что: если после того, что мы сейчас сделаем, с тобой что-то случится, я сам утоплюсь в Мичигане.
- Надеюсь, - рассмеялась я, что было первым признаком надвигающейся истерики.
- Ты просто чокнутая, Белла, - улыбнулся Эдвард, а увидев, что я отрицательно качаю головой, добавил: - Да, Белла, да. Ты чокнутая... И я люблю тебя.
- Ты специально сказал это сейчас? – дрожащим от слез голосом спросила я. – Хочешь, чтобы я растрогалась, разрыдалась и позволила тебе увильнуть?.. Ну вот, я плачу, ты доволен?.. Но я все равно заставлю тебя сделать это. А знаешь почему? Потому что тоже люблю тебя, хоть ты и зануда.
- Чокнутая писательница и занудный преподаватель литературы – мы просто созданы друг для друга! - Эдвард рассмеялся, а затем взял меня за руку и, поднеся ее к губам, поцеловал. – Мне страшно, Белла. И даже совсем не стыдно за свой страх. Если вдруг что-то пойдет не так, и мы с тобой поменяемся местами, то снова сможем проделать это и вернуть все назад. Ведь так? – я кивнула, и он кивнул вслед за мной.
Затем Эдвард крепко сжал пальцами мое запястье – я раскрыла ладонь. Глядя на неё, он спросил с явным намерением оттянуть время:
- Как ты относишься к виду крови?
- Не очень, - призналась я, стараясь не смотреть на острый нож в его руке.
- Будешь падать в обморок?
- Было бы неплохо.
- Закрой глаза. Я не могу, когда ты смотришь.
- Как скажешь. Главное, ты свои не закрывай: не хотелось бы лишиться пальца.
Я крепко зажмурилась и через какое-то время, показавшееся мне вечностью, острая, обжигающая боль шершавым языком медленно прошлась по моей ладони. Я вскрикнула и прикусила нижнюю губу.
- Прости, Белла, прости, прости… - прошептал Эдвард. – Уже всё, можешь открыть глаза. - Я энергично покачала головой, зажмурившись еще крепче. – Хорошо, Белла, хорошо. Сожми, пожалуйста, руку в кулак. – Я сделала, как он просил, ощутив в ладони новый прилив боли. – Всё, Белла, всё, хватит. Разожми руку. Ну же, разожми. Вот так.
Я почувствовала, как Эдвард туго перетянул мне ладонь полотенцем, которое в самый последний момент додумался захватить из дома, и только после этого решилась открыть глаза. В этот самый момент мир будто взорвался ослепительно-белым светом. Меня отбросило ударной волной, и я жестко приземлилась на спину – весь воздух разом вышибло из легких, а перед глазами замелькали черные снежинки.
- Белла, ты меня слышишь? Белла! – сначала требовательный голос Эдварда ворвался в мое пережившее встряску сознание, а затем меня окутало что-то теплое и бережно приподняло с земли. – Посмотри на меня! Ты меня видишь? Белла… - черные снежинки перед глазами постепенно стали таять, но я все еще не могла сфокусировать зрение, как ни старалась.
Моя щека прижалась к чему-то мягкому, но колючему. Недовольно промычав, я попыталась отстраниться, но мне не позволили.
Наконец мое зрение прояснилось, и я с облегчением поняла, что лежу на руках у Эдварда, а моя щека прижимается к его плечу.
- Так и знала, что твой свитер колется, - глядя на его встревоженное и такое человеческое лицо безо всякого мерцания, ворчливо заметила я, а затем слабо улыбнулась.
- Что? – опешил Эдвард, но тут же приподнял меня выше и крепко обнял, однако почти сразу снова опустил и, настороженно глядя мне в глаза, стал ощупывать, ища возможные травмы. Конечно же, я не возражала. – С тобой точно всё в порядке?
- Точно! – вполне искренне заверила я, окончательно придя в себя.
- Ничего не болит? Я имею в виду, кроме руки… Её надо обработать антисептиком и по-настоящему перевязать, а то…
- У нас получилось! Получилось! – счастливо вскричала я.
- Да, Белла, да! Получилось, получилось, черт возьми! – Эдвард со смехом сгрёб меня в охапку и звонко чмокнул в щёку.
Я обхватила его рукой за шею, потянув на себя, и мы повалились набок. Подо мной снова оказался холодный снег, а сверху – Эдвард. Такой тяжелый, теплый и немного колючий из-за свитера. Такой живой. И такой мой. Слезы встали в горле комом, но я заставила себя улыбнуться.
- Это правда ты, - прошептала я и провела здоровой рукой по его мягким золотистым волосам, наконец осуществляя свое давнее желание, ещё два дня назад казавшееся мне несбыточным.
- Да, всего лишь я, - улыбнулся Эдвард, сильнее вжимая меня в снег. – Всё такой же занудный, всё такой же упрямый, а теперь еще и снова стареющий.
Он склонился надо мной и нежно потерся щекой о мою щеку.
- Ещё и курящий, - уловив запах табака, исходивший от его свитера, добавила я.
- Грешен, каюсь, - хрипло прошептал Эдвард, коснувшись губами моей шеи.
- Вот на грехах я хотела бы остановиться поподробнее…
Эдвард рассмеялся и накрыл губами мои губы. Это было жадно, страстно, нетерпеливо и грубо – это было идеально! Мне так не хотелось прерывать наш первый настоящий поцелуй, но я всё же должна была сделать одну вещь. Всего лишь маленький акт возмездия.
Я сгребла здоровой рукой снег и быстро сунула его за шиворот Эдварду, продолжавшему со стоном сладко терзать мои губы. Он резко дернулся и коротко вскрикнул, а затем, расхохотавшись, перекатился на спину и утянул меня за собой – теперь я лежала сверху, зажатая в кольцо его рук.
- Ты чокнутая! – продолжая смеяться, в очередной раз констатировал Эдвард.
- Да, я в курсе, - водя указательным пальцем по его лицу, согласилась я.
- Но ты моя чокнутая, - резко оборвав смех, с самым серьезным видом заявил Эдвард.
- И это я тоже знаю.
Я положила голову на грудь Эдварда и, прижавшись к ней щекой, впервые услышала, как бьется его сердце.
Почти год спустя
Снег падал плотной белоснежной стеной, быстро укрывал собой газоны и подъездные дорожки, пушистой бахромой украшал ветки деревьев – город с распростертыми объятиями принимал зиму.
И пусть это был уже не величественный Чикаго, а всего лишь скромный Сиракьюс, здесь так же прекрасно звучала снежная соната, и так же приятно покалывал лицо прозрачный морозный воздух. Мне нравилось здесь жить, и я знала, что со временем этот красивый, уютный городок обязательно станет для меня самым настоящим домом. Как и для Эдварда.
Мы переехали сюда в конце весны, как только Вольтури, сам предложивший нам помощь, уладил все проблемы с документами Эдварда. Согласно им, он остался почти тем же человеком, которым был до Шпицбергена, за исключением номера страхового полиса, номера водительского удостоверения и прочих аналогичных нюансов.
- Поверьте, мои дорогие, вам не о чем волноваться. Документы настолько безупречны, что даже шпионы ЦРУ заплакали бы от зависти, - гордо улыбнулся Аро, передавая Эдварду пухлый бумажный конверт.
- Боюсь спросить, откуда такие связи и возможности у скромного директора музея, - придирчиво разглядывая свой новый паспорт, усмехнулся он.
- Музей - это так… что-то вроде хобби, - неопределенно махнул рукой Аро.
- Или прикрытие? - бестактно уточнил Эдвард, за что тут же получил от меня тычок в бок.
- Ну что ты! - ничуть не обидевшись, рассмеялся Вольтури. – Мне нечего скрывать… Разве что самую малость, - прищурившись, он показал большим и указательным пальцем, насколько ничтожны его секреты. – Не моя вина, что в нашей великой демократичной стране нельзя ничего добиться, хотя бы время от времени не нарушая законы.
- Спасибо вам, мистер Вольтури! – горячо поблагодарила я. – Вы стали для нас кем-то вроде феи-крёстной!
- Боюсь, что ты преувеличиваешь, Белла, - возразил он. – Я всего лишь попытался загладить свою вину. А заодно и замолить парочку грехов перед Всевышним. В моем возрасте, знаете ли, это никогда не бывает лишним.
- В любом случае, большое спасибо! – улыбнулся Эдвард, после чего они с Аро крепко пожали друг другу руки.
Это был последний раз, когда мы виделись с Вольтури. Уже через две недели мы покинули Чикаго и на вырученные от продажи моего дома деньги купили коттедж в Сиракьюсе.
Почему Сиракьюс? Прежде всего, потому что именно тут находится Сиракузский университет, которому как раз требовался преподаватель английской литературы. И, конечно же, потому что Чикаго и Сиракьюс разделяют полтысячи миль, и здесь вряд ли кто-то слышал об Эдварде Каллене – сыне археолога Карлайла Каллена.
А еще потому, что Сиракьюс – самый снежный город Америки.
Обмотав вокруг шеи шарф, я вышла из дома и, проходя мимо почтового ящика, заметила, что тот открыт. Заглянув внутрь, я увидела знакомый лист крафтовой бумаги, сложенный пополам.
Сколько же прекрасных воспоминаний вмиг закружило меня в своем вихре! Конечно, были среди них и печальные, с привкусом горечи на губах, но теперь, когда Эдвард всегда был со мной, вне зависимости от времени года, они уже не причиняли боль.
Я улыбнулась и развернула листок, на котором красивым округлым почерком была написана всего одна короткая, но такая особенная для меня фраза:
"С первым снегом тебя, любовь моя!"
- Не будем нарушать нашу традицию, - раздался за моей спиной голос Эдварда. – Она мне очень дорога.
Я вздрогнула от неожиданности и, обернувшись, тут же угодила в его объятия.
- Как и ты, - уже тише добавил он.
- Ты тоже очень дорог мне, - я положила ладонь ему на плечо, мимоходом поправив чуть съехавший набок галстук, выглядывавший из-за ворота пальто. – Именно поэтому я хочу спросить тебя, почему ты снова не надел шарф?
Эдвард рассмеялся, а затем, напустив на себя виноватый вид, коротко пояснил:
- Забыл.
Наверняка соврал: уж я-то знала, что шарфы он терпеть не может, а потому вечно их везде "забывает" и "теряет".
- Ты неисправим, - улыбнувшись, я покачала головой и ласково погладила его безупречно выбритую щеку.
- Ты тоже, - улыбнулся в ответ Эдвард. – За что и люблю.
- А я тебя.
Он сжал в руке мою ладонь, а затем мягко коснулся губами её внутренней стороны – там, где проходил тонкий шрам.
Мне вдруг показалось, что всё ещё слишком большое расстояние разделяет нас. Непозволительно большое.
Словно прочитав мои мысли, Эдвард прижал меня к себе так близко, как я того хотела, обнял так крепко, что стало трудно дышать. И поцеловал. Поцеловал так, как умел целовать только он.
А снег всё летел и летел, кружился в морозном воздухе и белоснежными пушинками ложился на наши волосы и плечи. Таял между нами.
_______________________________________________________________________
1. Синдром чистого листа – это ступор, который возникает, когда человек встречается с необходимостью написать первую строчку. Страх чистого листа может случиться с писателем в любой момент, вне зависимости от карьерного успеха (прим. автора).
2. Грейсленд – старое большое кладбище в Чикаго (прим. автора).
3. Филдовский музей – Музей естественной истории им. Филда, расположенный в Чикаго на ул. Лэйк-Шор-Драйв у озера Мичиган. Учреждён в 1893 году. Входит в состав комплекса, известного как Музейный кампус Чикаго (прим. автора).
4. На Шпицбергене действительно законом запрещено рождаться и умирать. Тяжелобольных и женщин на последних неделях беременности вывозят на материк (прим. автора).
5. Действительно бытует мнение, что перед смертью отец Андерсена прошептал испуганному сыну: "Вот идет Ледяная Дева, и она пришла ко мне" (прим. автора).
6. Oh, mio Dio! E ' incredibile! – Боже мой! Невероятно! (пер. с итальянского)
Источник: http://robsten.ru/forum/69-3188-1
