Эдвард Каллен перевернулся на левый бок – рука свесилась с дивана и задела пустую бутылку из–под виски. Та с грохотом опрокинулась и покатилась по полу. Звон бьющегося стекла разорвал полусонную тишину гостиной и заглушил невнятное бормотание телевизора. Эдвард резко сел, не сразу сообразив, где находится.

Дома. Он был дома. Тогда откуда на душе это скребущее чувство тревоги, словно что–то не так? Словно случилось нечто ужасное, непоправимое. Или вот–вот случится.

Каллен потёр ладонями лицо, стряхивая невидимую паутину сна, всё ещё опутывавшую сознание. Реальность вернулась – как всегда, неумолимая, бескомпромиссная и исключительно правдивая. Не терпящая самообмана. Вернулась и заставила Эдварда вспомнить, что именно было не так. Он вспомнил резко, всё разом. Вспомнил и тут же задохнулся, словно прыгнул с высокого обрыва в ледяную реку. Нечто похожее Эдвард уже испытывал полтора года назад, когда они с Беллой разошлись. Вернее, когда Белла ушла от него. Вот только сейчас было в тысячу раз хуже. Страшнее. Безысходнее.

Сильный порыв ветра, ворвавшийся в гостиную, взметнул вверх лежавшую на журнальном столике газету, отвлекая Эдварда от удушливых мыслей и принося с собой прохладный освежающий воздух. Каллен повернулся к окну, которое не могло быть открытым, и понял, что вовсе не бутылка разбудила его: та лежала совершенно целёхонькая всего в метре от дивана. Это ветка дуба, растущего во дворе, отломилась и угодила в окно, разбив его вдребезги. Острые осколки вперемешку со щепками рам засыпали паркет. Очередной порыв ветра, с воем ворвавшийся в разбитое окно, разметал их ещё дальше по полу, словно опавшие листья по мостовой.

– Вот же дерьмо, – раздражённо пробормотал Эдвард, натягивая на ноги кроссовки, валявшиеся тут же, около дивана.

Перспектива уборки и ремонта окна совсем его не радовала. Особенно теперь, когда его вообще ничто не радовало.

Каллен сделал несколько шагов и поморщился, услышав под ногами хруст стёкол – те превратились в мелкую крошку, избавиться от которой будет ещё проблематичнее.

Собираясь выйти на улицу, Эдвард повернул дверную ручку – дверь, словно сорвавшееся с цепи животное, вырвалась из рук и с силой врезалась в стену, едва не слетев с петель.

Прикрыв ладонью глаза от летевшей в них уличной пыли, Каллен шагнул за порог – не по–летнему холодный ветер ударил ему в грудь, надув футболку на спине пузырём. Пригнувшись, Эдвард оббежал весь дом по периметру, закрывая остервенело хлопавшие на ветру, словно деревянные крылья, ставни. И только когда дело было сделано, остановился, широко расставив ноги, и посмотрел наверх. Небо устрашающе потемнело от сгустившихся тяжёлых туч. Сейчас оно было похоже на одну сплошную космическую чёрную дыру, готовую вот–вот втянуть в свои недра весь Новый Орлеан.

Не к добру всё это. Ох, не к добру…

Эдвард забежал в дом и вступил в противоборство с ветром, пытаясь закрыть за собой дверь. Одержав эту маленькую победу, он вернулся в гостиную, утонувшую теперь в полумраке, щёлкнул выключателем и взялся за поиски своего мобильника. Однако отыскать его оказалось неожиданно трудно. Каллен сбросил на пол диванные подушки, но и под ними телефона не нашлось. Опустившись на колени и пошарив рукой под диваном, он наконец нащупал мобильник, задев его кончиками пальцев. Чтобы достать телефон, Эдварду пришлось распластаться на полу – несколько осколков больно впились ему в руку.

– Грёбаный ты чёрт, – сквозь зубы процедил Каллен, вытаскивая из предплечья два кусочка стекла и вытирая выступившие из ранки капли крови.

Возвращая к жизни отключенный мобильник, Эдвард кинул мимолётный взгляд на телевизор. Молоденькая репортёрша с растрепавшимися на ветру обесцвеченными волосами что–то взволнованно вещала, вцепившись двумя руками в микрофон. Каллен прибавил звук.

– …тысячи жителей Нового Орлеана в панике покидают свои дома. На всех выездах из города образовались пробки в несколько миль. Между тем ветер всё усиливается – мощный ураган «Виктория», движущийся с Атлантики, вот–вот накроет Новый Орлеан…

Эдвард выключил телевизор и торопливо набрал на мобильнике номер своего друга Джаспера, с которым уже шесть лет служил в Береговой охране.

– Что за дьявольщина творится? – услышав в трубке короткое «да», вместо приветствия спросил Каллен.

– Ты где, Эдвард? – вопросом на вопрос ответил друг.

Его голос звучал непривычно взволнованно.

– Дома, конечно.

– Разве ты не должен быть сейчас в Чикаго на свадьбе своей матери?

– Я… не смог поехать, – против воли замявшись, ответил Эдвард.

– Что–то случилось?

Джаспер был одним из тех немногих, кому Эдвард мог бы сказать правду. Рассказать всё то, что вот уже несколько дней мучило его. Рвало изнутри на части. Лишало покоя, причиняя нестерпимую боль. Ту боль, которую ему не приходилось испытывать никогда прежде.

Но нет. Сейчас Каллен был не в состоянии говорить об этом. Он ни за что не смог бы заставить себя сказать вслух те слова, что до сих пор боялся произнести даже мысленно. Проговорить их вслух означало бы признать неизбежное, расписаться в собственном бессилии перед силами высшими. Произнести их вслух значило бы в полной мере осознать случившееся. А он не был готов к тому, чтобы по–настоящему осознать.

Нет, не был готов.

– Случилось, – всё же не стал отпираться Каллен, хотя на языке уже вертелись полушутливые слова о том, что ему не очень–то и хотелось ехать, о том, что это уже четвёртый муж матери только за последние десять лет, и он, Эдвард, даже перестал пытаться запомнить их имена. – Но речь сейчас не об этом. По телеку болтают что–то об урагане «Виктория»…

– Да, это – грёбаный ураган, Эд! Я вчера весь день пытался тебе дозвониться, но ты был недоступен. Даже твоему отцу звонил, но та же фигня.

Эдварду вдруг снова стало трудно дышать.

– Так что там с ураганом, Джас? Это серьёзно? – собрав всю свою волю в кулак, хрипло спросил он.

– Ещё вчера утром казалось, что нет. Но уже днём нам отдали приказ экстренно эвакуировать служащих с нефтяных платформ в Мексиканском заливе. Вот тогда я понял, что дело действительно запахло жареным. Но чёртовы метеорологи клялись и божились, что по мере приближения к побережью ураган ослабеет и сменит курс, обойдя нас стороной. Эти грёбаные придурки из Национального центра, как всегда, всё просрали! Только сегодня они поняли, что «Виктория» не собирается менять курс и направляется прямиком на Новый Орлеан с невероятной скоростью. Но ураган действительно ослаб… с пятой категории до четвёртой¹, представляешь? – в голосе Джаспера отчётливо прозвучала горькая усмешка.

Эдвард тяжело опустился на диван, крепко сжав в руке мобильник. По телу пробежал озноб, словно кто–то невидимый провёл вдоль позвоночника кубиком льда для коктейлей. Каллен слишком хорошо знал, что такое ураган четвёртой категории.

– Пару часов назад власти объявили экстренную эвакуацию жителей Нового Орлеана. Но, если хочешь знать моё мнение, они опоздали. Сильно опоздали.

– Да, Джас, ты прав. Уже слишком поздно, – подняв голову к потолку, согласился Эдвард. Даже на первом этаже было отчётливо слышно, как ветер яростно гремел крышей дома с серьёзным намереньем её оторвать. – Мне нужно приехать на станцию?

– Пока нет. Ты в отпуске, а общий сбор ещё не объявляли. Сейчас за всех отдуваются копы и парни из Министерства обороны. Нам, как обычно, предоставят разгребать дерьмовые последствия. Но тут у нас одно из самых безопасных мест, так что приезжай.

– Послушай, Джас, когда объявят общий сбор, я приеду. Но сейчас мне нужно позаботиться о своих. Не знаю, как я это сделаю, но я должен, понимаешь?.. Потом я приеду на станцию… если смогу. Если… – Эдвард запнулся и замолчал, зная, что Джаспер и так поймёт, что он хотел сказать.

– Эд… – вполголоса проговорил Джас; на какое–то время в трубке воцарилась тишина, нарушаемая лишь его взволнованным дыханием, а затем он продолжил, – я постараюсь прилететь на «верту́шке» и забрать вас…

– У тебя не выйдет… – покачал головой Каллен, стараясь не обращать внимание на жуткие завывания ветра, доносившиеся с улицы. – Я даже не знаю, где буду: здесь, у отца или… ещё чёрт знает где.

– Ничего не обещаю, но я постараюсь.

– Вылет разрешат не раньше, чем ураган начнёт стихать.

– Да, я знаю. Поэтому ты должен продержаться, Эд.

– Сегодня погибнет много людей, Джас…

Эдвард высказал вслух мысль, родившуюся в его голове несколько минут назад. Теперь эта мысль всё росла, ширилась, становясь непомерно тяжёлой. Невыносимой. Она всё давила, давила и давила, причиняя почти физическую боль, готовую вот–вот взорвать черепную коробку.

– Я знаю. Знаю, но ты… – Джаспер коротко вздохнул, – просто продержись столько, сколько сможешь, Эд… Удачи.

– Я постараюсь, Джас, и… спасибо.

Эдвард нажал кнопку отбоя и на минуту задумался. Что делать? Куда ехать в первую очередь? Саманта. Его маленькая девочка. Их с Беллой маленькая девочка – она была важнее всего. Сэм уехала в Майями вместе с родителями Беллы то ли к её троюродной кузине, то ли к двоюродной тётке – даже за десять лет брака Эдвард так и не смог разобраться в родственных связях огромного семейства Свонов. Они гостили там уже неделю и должны была вернуться… когда? Вчера или сегодня? Вчера или сегодня?! Боже, пожалуйста, пусть будет сегодня! Пожалуйста!..

Эдвард вскочил на ноги и, судорожно тыча в экран телефона похолодевшими пальцами, набрал номер дочери.

– Папочка! – жизнерадостный голосок дочки раздался в трубке после четвёртого гудка.

– Родная, как у тебя дела? – вполне непринуждённо, чтобы не пугать, спросил Эдвард, нервно вышагивая по гостиной и уже не замечая хруста стёкол под ногами. – Ты где, Сэм?

– У меня всё хорошо, только я соскучилась по тебе и по маме. Я хочу домой, а наш рейс отменили. Бабушка с дедушкой ничего мне не говорят, но я слышала, как одна старая леди в аэропорту сказала, что в Новом Орлеане ураган. Это правда, пап? Правда? – Саманта говорила быстро, взволнованно, проглатывая окончания.

Эдвард вспомнил, как Белла всегда ругала дочку за то, что она тараторит. Через несколько недель Сэм исполнится восемь, но она до сих пор так и не смогла избавиться от этой привычки. Каллен улыбнулся. Сейчас он мог себе это позволить, потому что его девочка находилась за несколько сотен миль от дома, а значит, была в безопасности. Слава богу!

– Да, родная, тут дует сильный ветер и вот–вот начнётся дождь. Но это ничего, малыш, – голос Эдварда предательски дрогнул. – Ничего страшного, Сэм. Скоро буря уляжется, и ты сможешь вернуться домой. Всё будет хорошо.

– А гром с молниями тоже есть?

– Нет, Сэм.

– Это хорошо, а то мама боится грозы, – дочка заговорщически хихикнула, словно только что поведала ему маленькую тайну.

«Мама боится грозы».

Белла… Чёрт, чёрт, чёрт!

Каллен провёл рукой по волосам и сжал их в кулаке на затылке.

– Эдвард, – в телефонной трубке раздался встревоженный голос тестя, вот уже полтора года как бывшего, но оба до сих пор не могли к этому привыкнуть. – Я не так давно говорил с Беллой. Она до сих пор в больнице: у них там какие–то проблемы с эвакуацией пациентов… – мужчина прокашлялся, явно пытаясь скрыть за этим неловкость, и продолжил, – не уверен, что вправе просить тебя об этом, но всё же прошу. Как отец отца. Присмотри там за Беллз. Ты же знаешь её характер: слишком уж самоуверенная. А ещё гордая – сама никогда не попросит о помощи. Я слышал, власти города призывают людей не поддаваться панике – верный признак того, что дело дрянь, уж мне ли, бывшему копу, этого не знать.

– Конечно, Чарли. Мог бы и не просить меня об этом.

– Тогда я попробую снова дозвониться Белле и сказать, чтобы она ждала тебя, – Чарли понизил голос до шёпота. – Пять минут назад её телефон был недоступен.

– Уверен, что с ней всё в порядке. Ураган ещё только на подходе.

Голос Эдварда звучал спокойно и убеждённо. Годы работы в полиции, а затем и в береговой охране научили его сохранять холоднокровие в любой ситуации. Ну, или почти в любой. Хотя бы внешне. Однако глупо было бы отрицать тот факт, что после слов тестя под ложечкой неприятно засосало.

– Спасибо, Эдвард, – с теплотой в голосе поблагодарил Чарли и, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Сквозь вой ветра Эдвард отчётливо различил сухой треск ломаемого дерева. Свет в гостиной моргнул и погас, погрузив комнату в зловещую темноту.

– Твою мать, – сквозь зубы выругался Каллен.

Эдвард набрал номер отца и, прижав телефон плечом к уху, метнулся к кладовке. Он взял с полки фонарик, включил и, удерживая его одной рукой, другой стал рыться в разнокалиберной куче барахла, ища запасные батарейки.

– Ты где, сын? – взволнованный голос отца прозвучал в телефонной трубке настолько неожиданно, что Эдвард вздрогнул, едва не выронив мобильник.

– Пока дома, а ты?

Каллену не понравились дрожащие нотки в его голосе. Настолько, что он замер, временно оставив попытки отыскать чёртовы батарейки, которые всё никак не желали находиться. Когда они с Беллой жили вместе, в кладовке, как и в любом другом уголке дома, царил идеальный порядок. И в его душе́ тоже, что гораздо важнее.

– Послушай, отец, тебе нужно...

– Вот только не надо читать мне лекцию о том, как готовиться к урагану, – насмешливо перебил его тот, но снова быстро сменил свой тон на серьёзный. – Я уже сделал всё необходимое. Пытался дозвониться тебе, но у тебя было недоступно, а потом занято… Я волновался за тебя, сын…

– Со мной всё хорошо, – Эдвард продолжил поиски злосчастных батареек. – Я скоро за тобой приеду. Не подходи к окнам, к двери и к уличным стенам. Не поднимайся на второй этаж. – Батарейки наконец нашлись, и Каллен сунул их в карман джинсов. – Стащи с кровати матрас и прикройся им.

– Не нужно за мной приезжать. Я прекрасно со всем справлюсь, – в голосе отца зазвенел металл.

В нём проснулся тот Карлайл Каллен, который вот уже десять лет возглавлял отделение хирургии в самой крупной клинике Нового Орлеана. Исключительно уверенный в себе и решительный человек, привыкший, чтобы ему подчинялись.

– Оставаться в твоём доме опасно. Он находится слишком близко к береговой линии. А потому этот вопрос даже не обсуждается.

Эдварду удалось неплохо скопировать тон и интонацию отца. Сейчас их диалог походил на перетягивание невидимого каната, и он не собирался проигрывать в этой борьбе.

– Я могу приехать и сам.

Голос отца всё ещё оставался твёрд, но Эдвард готов был поклясться, что слышит, как металл в нём начинает плавиться.

– Нет, не сможешь. И отлично это знаешь. Я заберу тебя через полчаса или даже раньше. Привезу к себе, а потом поеду за Беллой.

Эдвард сунул подвернувшийся под руку раскладной охотничий нож в другой карман и, захлопнув кладовку, провёл испачканной пылью ладонью по джинсам.

– Белла? – с тревогой переспросил отец. – Где она?

– В больнице. Там что–то с эвакуацией пациентов.

Фонарик отправился в задний карман брюк.

– Молодец девочка. Как всегда, на передовой.

Эдвард невольно улыбнулся, услышав в голосе Карлайла знакомую теплоту и гордость. Тот всегда относился к ней, как к родной дочери, которой у него не было.

Двенадцать лет назад Белла пришла в отделение хирургии в качестве интерна, и Карлайл сразу заприметил перспективную ученицу. Она понравилась ему настолько, что в его голове зародилась безумная идея выступить в роли сводника. Следуя своему нехитрому плану, Карлайл попросил Эдварда заехать за ним после ночного дежурства и будто бы случайно познакомил его с Беллой. Как истинный джентльмен, Эдвард предложил подвезти девушку до дома, и та согласилась. Всю дорогу она и его отец оживлённо беседовали, обсуждая своих пациентов и интересные случаи из практики Карлайла. Голос Беллы возбуждённо звенел, в глазах горел огонь, а на щеках выступил румянец. Эдвард не мог сдержать улыбку, наблюдая за ней в зеркале заднего вида. Если это и не была любовь с первого взгляда, то что–то очень близкое к ней.

Уже следующим вечером Эдвард стоял у Беллы на пороге с букетом цветов и предложением вместе поужинать.

Их роман был бурным, стремительным, лишённым препятствий и подводных камней. На четвёртый месяц знакомства Эдвард сделал Белле предложение, а ещё через два месяца они поженились.

Их семейная жизнь не была идеальной, но она была хорошей. По–настоящему хорошей и счастливой. Да, в ней были ссоры, были обиды и недопонимания, однако были и примирения, разговоры по душам, взаимная поддержка и уважение. Но главное – они любили друг друга.

А потому решение Беллы развестись, озвученное ею твёрдым, безапелляционным тоном, повергло Эдварда в шок. На её лице застыло то сдержанно–скорбное выражение, с каким она, наверняка, сообщала родственникам пациента, что во время операции что–то пошло не так, и он умер.

«Мы сделали всё, что могли, но такое иногда случается. Мне очень жаль».

Эдвард мало что понял из длинных и пространных объяснений жены, когда они сидели в кухне перед разложенными на столе бумагами о разводе. Однако фраза Беллы «Мне кажется, мы перестали делать друг друга счастливыми», произнесённая с болью в голосе, навсегда впечаталась в память. Врезалась в сердце, размазав его по рёбрам кровавыми ошмётками.

Эдвард не знал, что ей на это ответить. Он никогда не был мастером красиво изъясняться. А потому просто снова и снова твердил Белле, как заезженная пластинка: «Но я же люблю тебя… У нас ведь дочь». Глупо и бессмысленно, пусть даже чистая правда.

В тот же вечер Белла собрала их с Самантой вещи и уехала к родителям. Удерживать её силой Эдвард не собирался. Он также не собирался ползать перед ней на коленях, хватать за руки и, обливаясь слезами, умолять остаться. Уже хотя бы потому что знал: ни сила, ни мольба на Беллу не подействуют. Каллен просто стоял на крыльце дома, который ещё вчера был у них общим, и смотрел вслед удаляющейся машине, лихорадочно прокручивая в голове последние месяцы их жизни в поисках своих косяков и ошибок. Однако так и не смог вспомнить ничего такого, за что ему, как минимум, следовало бы извиниться.

В первые несколько недель Эдвард дважды пытался поговорить с Беллой, но оба раза та ушла от разговора, попросив его не усложнять их вынужденное из–за дочери общение и не делать им всем ещё больнее.

Каллен внял её просьбе.

Минуло полтора года, а он так и не смог оставить Беллу в прошлом и по–настоящему начать жить дальше. Эдвард просто не умел жить без Беллы. И не хотел этому учиться.

Для Карлайла их развод тоже стал болезненным ударом. Однако он до сих пор был твёрдо убеждён, что это – временные трудности, и рано или поздно они снова будут вместе.

Иногда посреди какого–нибудь разговора отец мог вдруг ни с того ни с сего, нахмурившись, спросить Эдварда:

– Когда ты собираешься возвращать Беллу?

– С чего ты взял, что я вообще собираюсь это делать? – усмехался тот в ответ, хотя с течением времени всё яснее и чётче ощущал в себе нестерпимое желание вернуть бывшую жену.

Желание, родившееся в нём в тот самый момент, когда открытый шкаф в их с Беллой спальне ударил его по лицу своей ошеломляющей пустотой.

– С того, что слишком хорошо тебя знаю. Настанет день, и ты не выдержишь. Разлука делает вас несчастными, но вы оба слишком упрямы, чтобы признаться в этом друг другу.

– По словам Беллы, она была несчастна рядом со мной. Вероятно, сейчас она на седьмом небе, – Эдвард старался придать своему тону небрежность, но провести отца было не так–то просто.

– Будь я проклят, если это так, – кривился Карлайл.

– Белла тебе что–то говорила?

В голосе Эдварда не должна была звучать надежда, но всё равно звучала. Упрямая и неистребимая. Как и его любовь.

– Мне не нужно ничего говорить. Я и сам всё прекрасно вижу.

Подобные разговоры между отцом и сыном случались не так чтобы часто, но довольно регулярно. Последний состоялся три дня назад, вот только окрашен он был уже более мрачными красками.

Эдвард поспешно прогнал воспоминания о нём прочь. Он не имел права раскисать. Особенно сегодня.

– Прямо сейчас поезжай к Белле, а обо мне не беспокойся, – снова заговорил Карлайл. – В подобных ситуациях важно правильно расставить приоритеты. Я – шестидесятилетняя развалина, а Белла – твоя…

– Она не моя, – грубо оборвал его Эдвард, доставая из тумбочки у входа ключи от «Ленд Ровера».

Привычное и любимое «Вольво» было сегодня не лучшим средством для передвижения.

– Это уже твои проблемы, – парировал отец. – Но если ты посмеешь явиться сейчас ко мне, я никуда с тобой не поеду. И даже дверь тебе не открою. Так и знай.

– Хорошо, я приеду за тобой позже, – тяжело вздохнув, согласился Эдвард. – А пока… просто будь осторожнее.

– Буду, даже не сомневайся. Люблю тебя, сын.

– И я люблю тебя, папа…

Эдвард уже давно не обращался к нему так… Папа… Лет двадцать, наверное. Или даже дольше. Но сейчас дело было не столько в урагане, сколько в том, что случилось неделю назад. В том, что заставило его, тридцативосьмилетнего мужчину, почувствовать себя беспомощным мальчишкой, получившим от судьбы жестокую подножку.

Они с отцом так редко говорили друг другу эти важные три слова. Но в последние дни каждый их разговор заканчивался признанием в любви. Будто они боялись не успеть сказать это ещё хотя бы раз. Будто боялись, что станет слишком поздно. Они всегда понимали друг друга с полуслова.

Родители развелись, когда Эдварду было девять. Он остался с отцом, а мать исчезла из его жизни на долгих три года. Затем она вернулась, но всё равно была слишком занята устройством своего личного счастья, чтобы достаточно часто видеться с сыном. Эдвард и сейчас поддерживал связь с матерью, но никаких особых чувств к ней не испытывал. Для него она была почти чужой. Всего лишь странной женщиной, разменявшей свою жизнь по пустякам и не сумевшей стать по–настоящему счастливой.

Когда неделю назад на их маленькую семью обрушилась беда, ни ему, ни Карлайлу даже в голову не пришло поставить её в известность. Эдвард просто позвонил матери и каким–то чужим, замороженным голосом сказал, что не сможет прилететь к ней на свадьбу. А та, в свою очередь, даже не поинтересовалась причиной внезапных изменений в его планах. Ей было всё равно.

Эдвард вышел на улицу и тут же ощутил на себе ударную волну ветра. Казалось, если он усилится ещё хоть немного, то невозможно будет устоять на ногах. Улица выглядела пустынной, если не считать автомобиля у выезда. Упаковки от чипсов, мороженого и прочий бумажный мусор вылетал из перевёрнутых урн, кружился в воздухе, застревая в кронах деревьев. Высокий дуб, росший во дворе, сломался почти под корень, ощерившись острыми зубьями расщепленной древесины, и упал на линии электропередач, оборвав их. Рухни он хотя бы на два метра левее – перекрыл бы Эдварду выезд из гаража.

Каллен выгнал внедорожник, купленный им четыре года назад для маленьких семейных путешествий вдоль реки Миссисипи, которые они с Беллой так любили. Вот только из–за вечного несовпадения рабочих графиков воспользоваться «Ленд Ровером» по назначению они успели лишь дважды.

Эдвард закрыл гараж настолько быстро, насколько позволял взбесившийся ветер. Каллену приходилось бороться с ним за каждое движение. Он уже собирался сесть в машину, когда увидел соседей, живущих напротив. Они бежали от дома к своему автомобилю, припаркованному на подъездной дорожке. В руках Джессики была картонная коробка, на руках у Майкла – их семилетний сынишка Бен.

Эдвард не располагал ни единой свободной секундой, но если это и заставило его поколебаться, то лишь мгновение.

– Ты куда, Ньютон? – громко, стараясь перекричать оглушительный свист ветра, спросил Каллен, подбегая к ним.

– Туда же, куда и все. Подальше от этого грёбаного урагана.

Майкл быстро пристегнул сына ремнём безопасности и кинулся к распахнутой настежь водительской дверце.

– Не делай этого, Майк. Пожалуйста. Это может стать самой большой ошибкой в твоей жизни.

Эдвард наклонился к севшему в машину Ньютону и придержал рукой дверь, не давая её захлопнуть. Он говорил медленно, вкрадчиво и твёрдо, пусть даже времени было в обрез. Пусть даже страх закручивался в животе тугой спиралью. Страх, что от каждого сказанного или несказанного им слова зависит чья–то жизнь.

Нечто подобное уже случалось с ним однажды, когда, работая в полиции, ему пришлось вести беседу с потенциальным самоубийцей на мосту. Его задачей было продержаться до приезда психолога, но он каким–то чудом сумел уговорить мужчину спуститься с парапета ещё до его появления.

– Сейчас самое правильное и разумное – оставаться на месте, – продолжал Каллен. – Наш район далеко от береговой линии. Он один из немногих районов Нового Орлеана, находящихся выше уровня моря. Безопаснее места сейчас уже не найти. Подвал в моём доме будет надёжным укрытием.

– Тогда сам–то ты куда сваливаешь? – кивнув в сторону «Ленд Ровера», прищурился Майкл.

– У меня нет другого выхода. Мне нужно забрать Беллу.

– Ну да, конечно, – усмехнулся Ньютон, дёргая на себя дверцу машины и захлопывая её. – Свою бывшую.

Слово «бывшая» прозвучало в его исполнении, как оскорбление. Словно перестав быть женой Эдварда, Белла перестала быть человеком.

– Майкл, пожалуйста. Если тебе насрать на себя, подумай хотя бы о семье! Сейчас на выезде из города огромные пробки, ты не сможешь выбраться. Оказаться в разгар урагана в машине посреди дороги – это самоубийство.

– Пошёл ты, Каллен! – заводя мотор, зло выкрикнул Майкл. – Я выберусь!

– Да не выберешься, чёртов ты осёл!

Эдвард стукнул кулаком по крыше и оббежал машину.

– Джессика, – наклоняясь к пассажирскому окну, взмолился он, – хотя бы ты послушай меня! Я знаю, о чём говорю. Пусть едет, куда хочет, но вы с Беном оставайтесь.

Джессика бросила быстрый взгляд в сторону мужа и затравленно посмотрела на Эдварда. В этот момент он понял, что проиграл. В подтверждение его худших опасений она отрицательно мотнула головой и вытерла ладонью побежавшие по лицу слёзы.

Майкл резко тронулся с места и круто вывернул с подъездной дорожки, едва вписавшись в поворот. Провожая взглядом задние огни его машины, Каллен согнул плечи, физически ощущая всю тяжесть придавившего его чувства собственного бессилия.

И только сломанная ветка дерева, со свистом пролетевшая всего в метре от головы Эдварда, заставила его бегом вернуться к своему внедорожнику. Он честно пытался уговорить Ньютонов остаться на месте, но ирония судьбы заключалась в том, что ему самому предстояло посостязаться с ураганом «Виктория» в беге наперегонки.

Когда Эдвард подъехал к больнице, в которой работала Белла, порывы ветра стали ещё сильнее. Дождь только начинал набирать темп, но и его хватило, чтобы Каллен промок насквозь, пока бежал от машины ко входу, наклонившись и прикрыв лицо рукой.

Парковка была почти пуста, да и внутри царило непривычное запустение. Это была не самая большая больница Нового Орлеана, но пациентов всегда хватало. Белла перешла сюда сразу после их свадьбы: не хотела, чтобы кто–то из коллег когда–нибудь упрекнул её в родственных связях с Карлайлом.

Эдвард поднялся по лестнице в отделение хирургии. Здесь тоже царила гнетущая аномальная тишина. Словно он попал в фильм про апокалипсис. Лампы на потолке заморгали, издавая статический звук электричества.

«Самое время, чтобы из–за угла вывернул какой–нибудь зомби», – мысленно усмехнулся Каллен.

Громко хлопнула дверь ординаторской, и уже в следующее мгновение в Эдварда врезалась выскочившая оттуда молоденькая светловолосая девушка в белом халате. Каллен дёрнулся, едва сумев подавить в себе испуганный возглас.

Вместо этого он издал нервный смешок и, обернувшись, окликнул уже прошмыгнувшую мимо него девушку:

– Мисс, не подскажете, где мне найти доктора Каллен?

– На вертолётной площадке, – истерично тыча в кнопку вызова лифта, ответила та. Даже на расстоянии было видно, как сильно она напугана. – Выход там, в конце коридора, – махнула рукой девушка, указывая куда–то за спину Эдварда.

– Спасибо, мисс. И, на вашем месте, я бы не стал сегодня пользоваться лифтом. Это может быть небезопасно.

Девушка замерла, удивлённо округлив глаза, но тут же благодарно кивнула и послушно поспешила в сторону лестницы.

Жаль, что Ньютоны оказались не столь сговорчивы.

На высоте ветер ощущался ещё сильнее. Он жестоко колошматил, насквозь пронизывая ледяными потоками. Он перехватывал дыхание, и даже низко опущенная голова не помогала в борьбе за глоток воздуха. Крупнокалиберные капли дождя били по телу, словно бесцветные снаряды пейнтбола. Почерневшее, распухшее низкими тучами небо беспощадно расстреливало всех, кто ещё не успел найти себе укрытие.

Пилот вертолёта с красным крестом на боку что–то крикнул Белле и стоявшей рядом с ней брюнетке. Эдвард не разобрал слов, но узнал сделанный пальцами знак, которым тот сопровождал свою реплику: «Возьму ещё одного».
Белла кивнула и подтолкнула к нему брюнетку. Та замешкалась, но Белла ей что–то сказала, и она, порывисто обняв её за шею, шагнула к пилоту. Они быстро сели в вертолёт, и тот стал медленно, натужно набирать высоту.

Видя, с каким трудом лопасти разрезают порывы ветра, на какие–то секунды захлёбываясь, Эдвард пришёл к неутешительным выводам, что если пилот не поторопится, то ему вряд ли удастся избежать крушения. По–хорошему, вертолёту уже сейчас не следовало бы подниматься в воздух, но и оставаться на крыше было смерти подобно. Пилоту просто пришлось выбирать из двух зол меньшее.

Сейчас к шквальному ветру прибавились потоки воздуха, разгоняемые лопастями вертушки. Белла наклонилась вперёд, широко расставив ноги, но, не удержавшись, упала.

Эдвард кинулся к ней так быстро, как только мог. Ещё никогда он не испытывал такого сопротивления. Каллен шёл вперёд, будто продавливая своим телом невидимую стену. Шаг за шагом. Усилие за усилием.

Когда он наконец добрался до Беллы, она уже поднялась на колени, но дальше этого дело не шло. Широко расставив ноги и изо всех сил упершись ими в бетонный пол, Эдвард наклонился и, взяв Беллу за плечи, рывком поставил её на ноги. Прижал спиной к своей груди. Холодную, мокрую и дрожащую. Она развернулась в его руках и посмотрела на Каллена снизу вверх.

– Эдвард, – выдохнула Белла почти беззвучно.

Или ему просто показалось, что беззвучно, из–за оглушительного воя ветра. В её карих глазах плескались удивление, волнение и радость.

Они не виделись месяца два, и с каждым днём Каллен всё больше и больше скучал по ней. Но только сейчас, глядя на её бледное лицо с прилипшими к нему мокрыми тёмными волосами, глядя на её приоткрытые губы, из которых вырывалось тёплое дыхание, ощущая в своих руках её дрожащее от холода и напряжения тело, он понял, что его тоска по ней достигла немыслимо высокой отметки. Застыла на шкале «сумасшедшая».

Меньше всего Эдварду хотелось сейчас выпускать Беллу из своих объятий, но он отстранился и потянул её за собой к выходу с вертолётной площадки. С каждой минутой оставаться здесь было всё опаснее.

В полнейшем молчании они добрались до ординаторской. Эдвард зашёл первым – Белла вслед за ним. Бывший коп, до сих пор живший в нём, заметил, как её взгляд скользнул по огромному букету кроваво–алых роз в вазе из толстого мутного стекла, стоявшей на низеньком холодильнике. Скользнул привычно и по–хозяйски.

– Откуда ты здесь? – скидывая с ног белые кеды, устало спросила Белла.

– Твой отец не звонил тебе? – вопросом на вопрос ответил Эдвард, продолжая тяжёлым взглядом сверлить букет, словно бык красную тряпку.

– Я уронила свой телефон, и по нему тут же проехались колёсиком каталки, – доставая из своего шкафчика одежду, с усмешкой пояснила Белла. Вдруг она замерла, и, быстро повернувшись к нему, выпалила на одном дыхании, – я очень рада, что ты приехал, Эдвард. Правда, очень рада.

– Может быть, я просто обречён быть там, где нужен тебе.

Вот уже полтора года каждый раз, когда Эдвард смотрел на Беллу, в его голове лихорадочно пульсировала только одна мысль: «Что мне сделать, чтобы вернуть тебя?» И всякий раз Эдвард боялся, что однажды сам не заметит, как задаст этот вопрос вслух. Теперь Каллен был близок к этому, как никогда.

Но нет, он не станет спрашивать Беллу, как ему вернуть её. Он просто сделает это. Сам найдёт путь к ней и к её сердцу. И начнёт уже сегодня. Прямо сейчас. Чтобы успеть… Но не только поэтому.

«У тебя есть месяца три, чтобы вернуть Беллу… Максимум полгода», – из подсознания вдруг всплыли слова отца, произнесённые им надломленным голосом три дня назад.

«Сейчас это неважно», – его тихий ответ сквозь плотно сжатые зубы.

«Нет, только это сейчас и важно, сын…»

– Я говорю так не только из–за урагана.

Белла стремительно преодолела разделявшее их расстояние и остановилась в полушаге от него.

От её близости у Эдварда перехватило дыхание. Немыслимо, что почти в сорок лет какая–то женщина вызывала в нём такие чувства, словно он был прыщавым подростком. Ещё немыслимее, что это была та женщина, с которой он делил свою жизнь уже больше десяти лет. Женщина, которую он знал всю целиком – каждый миллиметр, каждый изгиб, каждую родинку. Женщина, навечно поселившаяся в его голове и сердце. Даже на кончиках пальцев.

– Я тоже, – чёртов голос предательски охрип. – Если бы я был нужен тебе не только сегодня, а каждый день, я был бы рядом. Каждый. Грёбаный. День.

Каллен резко втянул в себя воздух и замолчал. Вдохнул сразу два любимых аромата, защекотавших горло. Запах больницы, который ни с чем не спутаешь. Он обожал его с детства. Так пах отец, когда возвращался с работы домой. Подхватывал маленького Эдварда, выбегавшего ему навстречу, и кружил. Или сажал к себе на шею, и они вместе шли в кухню, чтобы съесть что–нибудь вкусное и вредное.

И аромат шампуня Беллы, сейчас многократно усилившийся на влажных после дождя волосах. Яблоко и корица. Самый уютный аромат в целой вселенной. Так пахло тепло. Так пахло счастье – его лично счастье.

– Что случилось, Эдвард? Скажи мне, – голос Беллы звучал мягко, но при этом требовательно. Только в ней могли идеально сочетаться эти два противоречивых качества. – Ты звонил мне сегодня ночью. Что–то пробормотал, но я не разобрала ни слова. Кажется, ты был пьян.

– Я… я не пью, ты же знаешь, – чуть запнувшись, Эдвард просто сказал первое, пришедшее в голову.
Он в упор не помнил о своём звонке.

– Знаю, – склонив голову набок, подтвердила Белла. – А ещё я знаю, что ты не из тех, кто будет посреди ночи звонить своей бывшей… Но ты позвонил. И ты был пьян. Это напугало меня до чёртиков. Должно было случиться что–то по–настоящему ужасное. Я перезвонила тебе, но твой телефон уже был отключен. Сегодня утром тоже. Я решила, что после окончания дежурства заеду к тебе, но тут этот ураган… И вот, ты здесь. Такой бледный. Даже как врач я могу сказать, что мне не нравится твой болезненный вид. И эта твоя щетина… ты ведь не собираешься отращивать бороду? Тебе не пойдёт.

Белла положила ладонь ему на щёку и неуверенно улыбнулась в попытке снять возникшее между ними напряжение, разговорить его. Но он застыл, как каменная глыба, чувствуя сейчас только внутреннюю боль – глубокую и острую. А ещё сильное желание поцеловать жену, пусть даже и бывшую. Да хоть тысячу раз бывшую…

Эдвард накрыл ладонь Беллы своей, сжал, убирая с лица. Поцеловал внутреннюю сторону её ладони и отпустил, но лишь затем, чтобы тут же перехватить запястье. Он дёрнул Беллу на себя. Положил руку ей на затылок, запуская пальцы во влажные волосы. Наклонился и прижался губами к её приоткрытому рту. Белла двинулась ему навстречу. Обняла за талию и ладонями скользнула вверх по его спине. Это было так привычно и так знакомо. Но вместе с тем так болезненно остро. Жаляще. Вкус её мягких, податливых губ. Её аромат в каждой молекуле вдыхаемого им воздуха. Тепло её тела, прижатого к нему – так близко, что можно сойти с ума. Всё это было так нужно ему. Так необходимо.

Начиная задыхаться, он простонал ей в рот и отстранился. Грудь Беллы высоко вздымалась, губы горели. Они замерли, глядя друг на друга. Воцарилось молчание, но оно, наполненное их сбившимся дыханием, не тяготило.

«Я люблю тебя», – хотел было сказать Эдвард, но Белла первой нарушила молчание.

– У тебя что–то случилось, я права? – эта женщина была самой упрямой из всех, кого он знал. – Что–то плохое. Я это вижу. Чувствую.

– Да, но сейчас мы не будем это обсуждать. Не то время, и не то место.

– Господи, – прошептала она, и в её глазах появился влажный намёк на слёзы.

Эдвард и сам мог бы заплакать, если бы вдруг начал рассказывать ей о своей беде. Рядом с ней он никогда не боялся выглядеть слабым.

Словно в подтверждение его слов о том, что сейчас не время и не место, где–то неподалёку раздался звон бьющегося стекла.

– Белла, пожалуйста, побыстрее. Нам нужно отсюда выбираться.

Она кивнула и принялась торопливо стягивать с себя насквозь промокшую медицинскую одежду.

Чёртовы розы всё ещё не давали Эдварду покоя, и, когда на Белле остались только белые трусики в мелкий голубой горошек и белый лифчик, он всё же решился озвучить свой вопрос.

– У тебя с Джейком всё серьёзно?

– Откуда ты знаешь про Джейка? – спросила она, замерев на минуту.

Затвердевшие соски отлично просматривались сквозь промокшую ткань бюстгальтера.

– Сэм рассказала мне про «дядю Джейка», – продолжая откровенно пялиться на грудь Беллы, пояснил Эдвард.

– Вот же болтушка, – улыбнувшись, покачала головой она. – Нет, мы с ним уже расстались.

– Что так?

– Он меня поцеловал, и мне не понравилось. О каких серьёзных отношениях с мужчиной может идти речь, если он так отвратительно целуется... Забудь, я просто попыталась пошутить. Ты же знаешь, чувство юмора никогда не было моей сильной стороной. Но ничего серьёзного у нас, и правда, не вышло. Даже до секса не дошло, если тебя это волнует.

– Меня волнует. Даже очень, – не стал отпираться Эдвард.

Раз он всерьёз решил вернуть себе жену, начинать нужно было с искренности.

– Правда? – не без кокетства спросила Белла, снимая мокрый лифчик.

Святые небеса!..

– Ну, а как насчёт того, кто подарил тебе этот букет? С ним у тебя всё серьёзно? – осведомился Эдвард, чувствуя, как его тело недвусмысленно реагирует на обнажённую грудь жены.

Он сжал в кулаки руки, горевшие от желания прикоснуться к ней… провести пальцами по гладкой молочной коже… а ещё лучше губами… языком… Эдвард разжал кулаки и поспешно сунул руки в передние карманы брюк.

– Возможно, – пожала плечом Белла, скользнув взглядом по его ширинке.

Её губ коснулась довольная улыбка, которую она тут же попыталась скрыть. Но в этом Белла тоже не была сильна. Как и во вранье. А потому Эдвард ни на секунду не поверил в её якобы серьёзные отношения с дарителем букета.

– В таком случае ему следовало бы знать, что ты терпеть не можешь розы. Особенно красные.

Эдвард демонстративно отвернулся от почти обнажённой Беллы, а когда повернулся обратно, на ней уже были джинсы и толстовка.

– Сейчас я отвезу тебя к нам домой, а потом поеду за отцом.

– Это плохой план. Тебе придётся сделать целый крюк, и ты потеряешь кучу времени. Отсюда гораздо ближе до дома Карлайла, чем до… нашего дома, – Белла споткнулась на слове «нашего», но всё же произнесла его, глядя Эдварду в глаза.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросил он, уже заранее зная ответ.

– Я поеду к Карлайлу вместе с тобой.

– Уж кто бы сомневался, – с ухмылкой протянул Каллен, но спорить не стал – времени у них, и правда, не осталось.

Они выходили из ординаторской, когда больница внезапно погрузилась во тьму. Вслед за этим раздался ещё один звон разбившегося окна, и до них долетел порыв холодного ветра.

1. Имеется в виду категория урагана по шкале ураганов Са́ффира-Си́мпсона. 4-ая категория – скорость ветра от 209 до 251 км/ч, штормовой нагон – от 3,9 до 5,4 метров. Наводнение, вызванное этим ураганом, может распространиться на десятки километров вглубь континента, неизбежен ущерб от волн и переносимых ими обломков. В результате такого шторма дома будут сильно повреждены, а деревья средних размеров – вырваны с корнем. Силой ветра также может сорвать крыши зданий и повалить рекламные щиты.