While Your Lips Are Still Red
Если риск мне всласть,
дашь ли мне упасть?
Если риск мне всласть,
дашь ли мне упасть?
I'm prepared for this
Меня готовили к этому -
I never shoot to miss
Мой выстрел всегда попадает в цель,
But I feel like a storm is coming
Но я чувствую, что грядёт буря.
If I'm gonna make it through the day
Если я всё-таки переживу этот день,
Then there's no more use in running
Смысла бежать больше не будет,
This is something I gotta face
Ведь с этим я должен столкнуться.
- Добрый вечер, Эдвард.
Карина, на мгновенье прекратив брызгать черной краской на кожаные сапоги своего младшего сына, мило улыбается. Она в простом домашнем платье, в фартуке с масленым пятном снизу, у края, и растрепанной прической: верный знак того, что минуту назад разнимала близнецов.
- Добрый вечер, - Эдвард улыбается, подойдя к своей двери и подмигнув любопытной паре глаз, показывающейся из комнаты. Малышке Нисс нельзя выходить в коридор, когда мама чистит обувь: у нее аллергия практически на все. И так же сильно, как Эдвард свою Беллу, ее отец, Джон, оберегает дочку порой самыми радикальными методами.
- Вынести тебе ключи? - Карина изгибает бровь, отложив баллончик. С интересом смотрит на то, как Каллен роется в своей компьютерной сумке. - Или двери уже не закрываете?
- Я вытребовал у Ключницы дубликат, - хитро заявляет мужчина, выуживая наконец-таки из нижнего кармана пару железок, - теперь понимаю, почему не разрешала снимать их самостоятельно.
- У Ключницы все ветхое. Ключи не стали бы исключением.
- Верю, - хмыкнув, Эдвард легонько болтает своим пропуском в квартиру из стороны в сторону, наглядно демонстрируя соседке правдивость ее слов. Старуха Шэлл - она же Ключница, как зовет ее весь подъезд, а вместе с ним и все съемщики квартир - экономит на всем. И до чертиков боится ограбления, хотя выносить из ее квартирки нечего - в пыль сотрется по дороге.
- Ну все, теперь ты во всеоружии, - Карина ухмыляется, заново распрыскивая краску на ботинки, - совсем перестанете к нам заходить…
- Белла обожает Ниссу, Карин, - утешающе произносит Каллен, удобнее перехватывая пакет с продуктами, который несет вместе с рабочей сумкой, и аккуратно вставляя ключи в замок, - поэтому так просто вы от нас не отделаетесь.
Женщина добродушно улыбается, пригласительным жестом, рукой с обувью, указав на свою дверь:
- Мы всегда вам рады, Эд. Не забывайте заходить на чашечку чая.
- Завтра, хорошо? Я сегодня немного устал.
В глазах Карины сожаление и мягкое понимание. Она вежливо кивает.
- Ну конечно же. В любое время.
И отпускает-таки Каллена в его дом, вернувшись к первостепенному по важности занятию.
Тем временем Эдвард входит внутрь квартиры, осчастливленный мыслью о том, что теперь не нужно тревожить жену громким, пронзительным дверным звонком, от которого всегда пугается. Ей не нужно бежать к двери, можно не отрываться от любимого дела или книжки, а если плохо - не вставать лишний раз. Это только на пользу ее здоровью. Дискуссии и оскорбления от Ключницы того стоили: с Беллой все должно быть хорошо. И уж точно по его вине она ни в коем разе не должна испытывать и малейшего дискомфорта.
Квартира встречает Каллена тишиной. Разуваясь, он вслушивается в нее, готовясь подметить самые неприметные звуки и определить, чем занята Белла, но не находит ни малейшего ориентира. Чуть напрягается, поставив сумку на журнальный столик, а продукты опустив на пол. Переступает через них, еще в куртке проходя вперед по коридору.
- Я дома, Беллз, - сообщает немым стенам, выглядывая в дверной проем кухни, находящейся к прихожей ближе всего. Но там пусто, даже следов пребывания не видно. К тому же, открыто окно, чего никогда не происходит, если Белла готовит.
В душу мужчины закрадывается удушающее подозрение, и он, нахмурившись, идет в гостиную. Спешит, вернее сказать. Не тратит времени даже на то, чтобы снять куртку.
- Белла!
Но как только переступает порожек, после которого линолеум плавно переходит в деревянный пол, останавливается. Видит жену, свернувшуюся калачиком на неразобранном диване, и сердце бьется ровнее. Ее грудная клетка приподнимается на вдохе и опускается на выдохе. Умиротворение на лице, смешанное с приятным сном, делает свое дело. Унимает всю его тревогу.
Просто спит.
Сам себе качнув головой, Эдвард бредет обратно в прихожую. Снимает куртку, убирает обувь в шкаф, чтобы девушка не споткнулась, оставляет шапку на верхней полке. Затем забирает пакет с продуктами с пола, закрывает дверь на два замка и идет на кухню.
Своего хозяина холодильник встречает блюдом с маринованными говяжьими отбивными и почищенным картофелем. Вот он - обед. На полке рядом с мясом - бутылка молока, почти полная, хотя он зачем-то купил новую. А слева - кефир, который Белла и вовсе не пьет. Но яйца, масло и сыр, слава богу, оказываются не лишними. Принесенные йогурты и творожный десерт, за который Каллен выложил больше всего наличных, занимают собой пустые полки. Теперь видно, что с голоду в этом доме не умирают.
Мрачно хмыкнув самому себе, Эдвард выкидывает пустой пакет в мусорку. Очень надеется на то, что в этом доме умирать не будет никто. И уж точно не в ближайшие лет десять.
За окном пасмурный осенний день, за стеклом капает дождь, который ударяет по подоконнику, не добавляя удовольствия и дальше находиться на кухне. Серо, прохладно и угнетающе. Нет ничего удивительного, что Беллз здесь нет. Эдвард тоже уходит.
Больше всего на свете ему хочется сейчас поцеловать жену. Поцеловать, уложив на недавно выстиранные простыни, пригладить спутанные локоны, обласкать каждый сантиметр ровной белоснежной кожи и насладиться тем, что Белла может ему дать. Ощутить себя внутри нее и, раз за разом двигаясь, подпитывая это ощущение, наконец-таки получить долгожданную разрядку. Три недели многовато… три недели даже для него многовато. Он по ней соскучился.
Однако прежде, чем требовать от девушки подобного, нужно убедиться, что она чувствует себя хорошо (что в последнее время редкость), ей ничего не требуется, и она, что важнее всего, достаточно отдохнула.
Поэтому, отложив мысли о сексе в дальний ящик, какими бы привлекательными и до боли желанными они ни были, Эдвард тихонько направляется в зал.
Возле дивана он неслышно, боясь потревожить, приседает рядом с женой, с нежностью глядя на дорогое узкое лицо, чувственные губы и сиреневые, слава богу не подрагивающие, веки. Ее главное достояние - ресницы. Такие длинные, такие черные… нет красивее и не будет. Они прекрасно дополняют неширокие брови, являются отражением натурального цвета волос. Белла всегда хотела перемен, и покраситься - одна из них. Из дозволенных. Муж не стал ей этого запрещать.
Теперь очаровательная маленькая шатенка, положив под голову туго набитую диванную подушку, тихонько посапывает, уткнувшись в нее носом. Во сне на ее лице нет изможденности, во сне она выглядит счастливой и удовлетворенной, а самое главное - наполненной силой, энергией. Ее хрупкость теряется во сне. Во сне она практически обыкновенная здоровая женщина - такая, какой всю жизнь мечтала быть.
Расстегнув две пуговицы на своей рубашке, Каллен устраивает голову на сложенных вместе руках, пристроившись возле жены. Места мало, но все же достаточно для него. Хватает.
Он не хочет прикасаться к ней - знает, что проснется, семьдесят процентов, - но не удерживается. Сначала лежит не двигаясь, сначала только лишь смотрит, но затем… легонько-легонько гладит волосы. Уступает своему отчаянному желанию. При всей умиротворенности и силе Белла во сне белая, неподвижная и спокойная. А в свете той ситуации, в которой они оказались, Эдварда это пугает. Будит ненужные страхи.
Волосы мягкие и шелковистые, прямо рассыпаются между пальцами волной прядок. И этого достаточно, чтобы успокоить мужчину. Ровно как и теплого дыхания Беллы, что слышится рядом, на его коже.
Не успевает Эдвард и сообразить, что происходит, расслабленно выдохнув приятному ощущению, которое испытывает, касаясь жены, а его пальцы уже в ее власти.
Тихонечко застонав от удовольствия, Белла крепче прижимает к себе руку мужа, сама вытягиваясь так, чтобы быть к ней ближе. Моргает, неспешно открывая глаза, мутные ото сна, и улыбается, увидев его. Нежно-нежно. Как только она умеет.
- С возвращением, - шепчет, оккупировав левую ладонь.
Отвечая ей взаимностью - во всех действиях и особенно в выражении лица - Каллен отзывается на приветствие:
- Спасибо, радость моя.
От него веет теплом, защищенностью и верой. Верой в нее и то, что сможет справиться с собственным организмом - достаточно сильна для этого. И с удовольствием, какого не передать, придвигается ближе к мужчине. Утыкается лицом в его плечо, расположившееся так близко к дивану.
- Ты чуть раньше сегодня, да?
Прикрыв щекой ее макушку, Эдвард незаметно качает головой:
- На сорок минут позже, солнышко. Извини, мне нужно было зайти в магазин.
Поморщившись при озвученном сроке, Белла испуганно поднимает на него глаза. Карие-карие, теплые. Расплавленный шоколад. Золото с шоколадом. Лучшее угощение.
- Сейчас шесть?
- Почти.
- Черт… - прикусив губу от своей нерасторопности, миссис Каллен пытается поскорее подняться, окончательно просыпаясь. Посылает куда подальше свою сонливость, обозленная на навалившуюся так не вовремя усталость.
- Что, «Путешествие под парусами» [известная программа о путешествиях - прим.автора] начинается? - усмиряя ее и придерживая за талию, зовет Каллен. - Куда так торопишься?
- Ужин…
- Ужин?
- В холодильнике. Эдвард, я проспала, прости. Ты, наверное, очень голодный… - глаза наполняются искренним сожалением, тонкие бледные пальцы подрагивают, виновато погладив его по плечу. Все в жене намекает на огорчение - пусть и по такой несущественной причине.
- Белла, я не умру с голоду за пару минут, а ты заработаешь головокружение, - мягко сообщает он, вынуждая девушку прежде сесть, а уж только потом встать, - помедленнее.
- Ты же целый день… а я…
Запрокидывает голову, зажмурившись. Осуждает себя сама хуже, чем смог бы кто угодно еще.
- Мне очень приятна твоя забота, любимая, но давай все же без вреда для здоровья, а? - ободряюще произносит Эдвард, притягивая ладошки жены к себе и намереваясь поцеловать их. Белла оценивает ситуацию позже, чем полагается, и, когда пробует выдернуть руку, вспомнив о том, почему их стоит немедленно вымыть с мылом и зубной пастой для пущего эффекта, становится поздно.
Каллен чувствует едва уловимый «аромат» половой тряпки. И оттенок грязной воды, которую у нее не нашлось сил второй раз поменять.
Его лицо мгновенно наполняется хмуростью, в глазах загорается явственное неодобрение, а скулы заостряются. Такой красивый, когда улыбается, он облачается в самый нелюбимый женой укоряющий образ. Даже медные волосы и те, кажется, темнеют.
- Ты мыла пол? - скорее как утверждение, нежели вопрос, говорит он. Красные губы сжаты в тонкую полоску. Злится.
Белла опускает глаза вниз, на свои колени, равнодушно (стараясь, чтобы выглядело так) пожав плечами.
- Было грязно.
- Но ты же знаешь, чем это чревато, - стиснув зубы, зло произносит мужчина. Переворачивает одну из ее рук, крепко обвив за запястье. Прикладывает к переплетению вен большой палец. Вслушивается в пульс.
- Ускорен. Ну вот видишь!
- Но я же должна хоть что-то делать! - восклицает Белла, как ребенок выпятив вперед нижнюю губу. - Ты ничего мне не позволяешь, кроме готовки. А дом скоро утонет в пыли!
- Я вчера пылесосил, Белла.
- Не видно, - мрачно отзывается она. Скрещивает руки на груди, всем своим видом выражая обиду. Запястье теперь прячет от мужа, в глаза смотрит как дикий зверек. Гневается, мгновенно растеряв весь прежний настрой.
- Значит, пропылесошу сегодня еще раз, - всеми силами сдерживая свое негодование, удушающе-спокойно отвечает мужчина, - принесу тебе лекарство, ты полежишь, а я пропылесошу. И потом все за мной проверишь.
- Здесь уже чисто… не надо пылесосить. Ты можешь отдохнуть, а я приготовлю ужин.
И опять пробует встать. Предпринимает более рьяную, более заметную попытку. Делает вид, что все хорошо и как обычно.
- Нет, - твердо осаждает ее Эдвард, немного повысив голос. Берет за руки, не давая сдвинуться и на миллиметр.
- Отпусти меня! - возмущается. Брови взлетают вверх, глаза округляются, а губы дрожат.
- Изабелла, послушай меня внимательно, - все тем же натренированным размеренным тоном повторяет мужчина, - ты сейчас ляжешь обратно, выпьешь то, что нужно, и только потом, минут через двадцать, приготовишь ужин. Все, что захочешь.
- Я сейчас!..
- Сейчас нет, - ее попытки беспочвенны, видит. Натыкаются на его пуленепробиваемую в таких вопросах решительность, - пока не пройдет, ты ничего не будешь делать.
Поджав губы, Белла опускает глаза вниз. Прекращает сопротивление и медленно, как и просит, укладывается обратно. Запрокидывает голову, по-прежнему не глядя мужу в глаза. Дышит сбито, с дрожью. Сейчас заплачет…
Тяжело вздохнув, Эдвард поднимается, возвращаясь на кухню. Достает аптечку, яростно откапывает в ее нутре упаковку таблеток. Одну, круглую, из пластиковой баночки наружу. И потом на ладонь Беллы. Благо, не упрямится. Берет в рот.
В комнате царит напряжение и обида, которую мужчине больше всего не хочется ощущать в свой адрес. Он ровно дышит, вместе с женой ожидая действия лекарства, но пока не прикасается к ней. Молчание ему не нравится, но слезы и выкрики куда хуже него.
- Ты же понимаешь, что я хочу как лучше…
- Твое «лучше» мне уже надоело, - она отворачивается. Зажмурившись, обращается взглядом к мягкой спинке. И шумно сглатывает.
- Белла…
- Я тоже хочу о тебе заботиться, - голос вздрагивает, а глаза, Эдвард может поклясться, на мокром месте. Знает, что ее безумно расстраивает все это. Но ничего не может сделать - ни с собой, ни с происходящим.
- Ты обо мне заботишься, - смягчается, делая глубокий вдох и робко улыбаясь. Становится на колени, возвышаясь над женой, и аккуратно гладит по спине. Ответом служит всхлип.
- Это не забота… ты даже ужин не даешь мне приготовить! Ты не ел весь день!.. - морщится и теперь по-настоящему плачет. На корню рубит попытки таблетки унять стучащее сердце.
- Ты приготовишь ужин через несколько минут, - как можно более утешающе уверяет Эдвард, - ты выбрала мои любимые отбивные, ты все подготовила… просто поставишь в духовку, и все.
Ступает на шаг дальше позволенного, укладывая вторую руку на ее плечо, а губами прикасаясь к волосам. Не давит, не вынуждает держать свой вес. Просто накрывает собой в защищающей позе.
- Беллз, для меня важнее всего то, чтобы с тобой, пока меня нет, все было хорошо. Это лучшая забота обо мне, если ты будешь беречь свое сердце. Ты же знаешь.
Она утыкается носом в подушку. Неровно выдыхает, подавляя всхлип.
- Я хочу быть нормальной женой…
- Ты лучшая жена.
- Неправда.
- Еще какая правда. Ты меня любишь, - ласково ободряет мужчина.
- Любви недостаточно. Ты же помнишь, я не хотела, чтобы, женившись, ты становился моей сиделкой. И ты обещал, что не станешь!
Очередной упрек. Только не ему одному - и себе тоже. Сразу же. С болью.
- Белла, ради меня, не плачь сейчас, - почти молит Эдвард. Очень боится, что все опять кончится «скорой», - давай поговорим о чем-то другом, о чем-то интересном. Я не твоя сиделка, я твой муж. Мы супруги, помнишь?
- Сиделка-муж…
- Радость моя, - Каллен устало качает головой на упрямство девушки, потянув за специальную нашивку на диване. Вытягивает его чуть вперед, вызвав удивление у Беллы и даже уняв всхлипы, а затем ложится рядом. На появившемся пространстве ложится, притягивает жену к себе. Утешающе и крепко обнимает. - Расслабься. Просто расслабься. Я с тобой, - целует ее в макушку. И согревает, заметив, что спит в тоненькой маечке. Не потрудилась отыскать даже халат.
Упрямица. Даже теперь, когда таким выходкам не место. С возрастом все только хуже, отец был прав. Но и он мать не оставил. Эдварду было с кого брать пример.
- Двадцать минут подремлем, м-м-м? - нежно шепчет он, возвращая свой прежний тон. Обвивает жену увереннее, пальцами придерживает ладони, - я так устал, малыш… пожалуйста!
Не сомневается в ее согласии, хотя Белле и хочется воспротивиться. И все же последняя фраза делает свое дело. Она замолкает, легонько погладив его руки.
- Хорошо, - кивает. И больше не пытается встать до полного восстановления ритма. Сдается.
* * *
В половину восьмого, через полтора часа после прихода Эдварда, супруги Каллен сидят за столом. Друг рядом с другом. Смотрят на стену в старых обоях, чуть отклеившихся наверху, возле плинтусов, наблюдают за медленным бегом крупинок в больших песочных часах.
Белла все же запекла отбивные, которые приготовила, выложив ровным кругом вокруг них очищенный картофель. Базилик и орегано пришлись как раз кстати, дополнив блюдо. А уж холодный лимонный чай, который Эдвард в числе прочих покупок принес домой, был лучше любого алкоголя. В доме Калленов не было даже пива и вина, не говоря уже о чем-то большем. И гости, приходя к ним, никогда не смели ничего подобного приносить.
Все в жизни Эдварда и соответственно, в укладе их семьи было подчинено Изабелле и ее болезни. Той самой, на лечение которой мужчина усиленно зарабатывал деньги, участвуя в IT-проектах, за которые не желал браться никто другой из-за их сложности.
Было время, когда Эдвард пытался взять крепость штурмом и попробовал себя в роли ночного грузчика, однако спина полетела так быстро, что продолжением такой работы вполне могла стать инвалидность. Каллену не оставили шанса, кроме как работать головой. Руки у него отняли с самого начала.
К тому же, оставлять Беллу одну так на долго было рискованно. Кто бы ей помог?
- Мне надо поговорить с тобой, - глубоко вздохнув, произносит Белла. Отодвигает свою наполовину съеденную порцию, для храбрости выпивая залпом полстакана холодного чая.
Весь вечер она сидела тихо, отвечала без лишнего энтузиазма и, как Эдварду казалось, была не на шутку встревожена. Он вначале списал это на происшествие по его приходу, однако вот теперь, с ее словами, стало понятно, что дело не только в нем.
- Конечно, любимая. И мне тоже, - раскрывать карты - так все. Прошло уже очень много времени, ему пора бы ей признаться.
Видимо вдохновленная тем, что не только у нее есть темы для обсуждений, Белла с робкой улыбкой - подобием на нее в виде приподнятых уголков губ - кивает.
Она немного сонная, с очень грустными и одновременно заполненными чем-то блестящим и воодушевляющим глазами. Выглядит как никогда хрупкой - кожа того и гляди порвется, на скулы натянута слишком туго.
- Ты первый, - объявляет. Под столом складывает вместе ладони.
В этот раз черед немного помедлить Эдварда. На миг ему становится страшно говорить ей такую новость, но все же честность побеждает. Она имеет право знать. И не переживать. И не строить надежд, которые сейчас излишни.
- Помнишь, ты говорила, что контрацептивы нынче сложная вещь… - начинает мужчина, так же отодвинув свою тарелку. Чай не пьет, но волнуется, хотя скрывает это как может. Говорит предельно ясно, чисто и ровно.
- Что презервативы рвутся?..
- Да, - Каллен кивает, - а таблетки порой несовместимы с лекарствами, которые тебе назначает доктор.
- Там лишь некоторые, я не… Эдвард, ты не будешь больше спать со мной? - карие глаза потухают, на лбу между бровями появляется складочка, а уголки губ обреченно опускаются. У Беллы такой несчастный и потерянный вид, что у мужчины самого щемит сердце. То самое, что, не скупясь, если бы мог, отдал Ей.
- Беллз…
- Ну да… Эдвард, ты… ты хочешь развестись? - лицо, не глядя на все усилия, сковывает ужас и маска обреченности, а глаза наполняются слезами. Всегда предполагает худший сценарий развития событий, если дело заходит об их отношениях. До боли сомневается в себе, до боли себя стесняется. Еще в день их первой встречи была на сто процентов уверена, что ее не запомнил. Что из череды выпускниц, которым вручал диплом по просьбе ректора как лучший выпускник, она была лишь одной из тысячи. А она оказалась одной-единственной. Первой и последней.
Каллен не заставляет жену мучиться. Оборачивается к ней, забыв про еду начисто, хотя до сих пор не наелся. Берет в свои маленькие, почти детские ладони, гладит прохладную кожу.
- Изабелла, я никогда с тобой не разведусь, - клятвенно обещает, - я только твой муж, ты же знаешь.
Тщательно смаргивая соленую влагу, девушка отводит глаза вверх, вниз, в сторону - куда угодно. Избегает на него смотреть и снова плакать. Видимо, сегодня ей особенно нехорошо: глаза постоянно на мокром месте. Или опять испугал своей сверхзаботливостью, которой восхищалась еще мать Беллы, и которая ей самой была в тягость. Эдвард знал это. Он знал и пытался держать себя в руках. Но при самой малейшей мысли однажды потерять жену - неважно, по какой причине, любая причина есть его упущение - становилось так больно, так сдавливало горло, что никакого слова на свете не хватило бы, чтобы передать это ощущение. И никакой фразы, дабы уговорить ослабить контроль. Животный страх - вот как это называют. В самой запущенной форме.
- Не лучший выбор… - бормочет девушка, шмыгнув носом. Краем глаза касается живота, но муж сейчас этого не замечает. Плевать.
- Лучший, самый замечательный, - заверяет, мягко улыбнувшись, - и я останусь только твоим, Белла. И мужем, и любовником.
Лицо миссис Каллен светлеет. Похоже, немного, совсем капельку, но она верит. Успокаивается.
- А противозачаточные? - в шутку спрашивает. Не ждет того ответа, который получает.
- Нам они больше не понадобятся, - твердым голосом докладывает Эдвард, - тебе не о чем беспокоиться, нет больше угрозы твоей беременности.
Карие глаза ошарашенно распахиваются, их взгляд суровеет. Рот приоткрывается буквой «о», а пальцы, которые держатся за ладонь мужчины, напрягаются.
- В каком смысле?.. - предчувствуя нечто очень нехорошее, зовет она.
- Я сделал вазэктомию. В пятницу.
Белла затаивает дыхание. На мгновенье, на единое мгновенье, но замирает полностью. Кажется, останавливается даже расплавленное шоколадное золото в глазах. Она не может поверить в то, что услышала, - факт. Но вот уже через пару секунд по лицу пробегает дрожь, сведшая его, и гримаса боли, застывающая словно маска, завладевает каждой клеточкой. Ее словно расчленяют изнутри… только теперь не в сердце дело. Исключительно моральная пытка.
- Что ты сделал?..
Осторожно пододвинув свой стул ближе к ее, Эдвард ласковым, но точным движением забирает девушку к себе на колени. Нежно прижимает к груди, гладя, как маленькую девочку, по голове. По своим любимым шелковистым волосам. По теплой коже.
- Дело былое уже, Белла. Его нет смысла обсуждать.
- Ты лишил себя детей…
- Я лишил тебя шанса погибнуть прежде, чем мы сделаем операцию. Это тот шаг, на который я готов был пойти.
В его голосе столько уверенности, что миссис Каллен вздрагивает.
- Но я же не последняя… ты же вообще… ты же никогда, Эдвард!.. Конец!
- Не конец, - словно бы глупому, но крайне любимому ребенку, терпеливо объясняет мужчина, - я сейчас счастливее всех на свете, Белла. Я могу любить тебя и не бояться, что стану причиной твоей смерти. Я обезопасил тебя. Я исключил возможность случая.
- Ты исключил свою возможность…
- Радость моя, - Эдвард медленно покачивается из стороны в сторону, будто стараясь убаюкать жену, - нет повода переживать. Мы вместе, помнишь? И все у нас будет хорошо.
Белла зажмуривается. Сначала хочет ответить нечто иное, но потом передумывает. Облизывает губы, несмело кивнув головой. Укладывает руки на плечи мужа, осторожно поглаживая кожу на его шее. Делает неожиданно глубокий, неожиданно решительный вдох. Отгоняет от себя ненужные эмоции. Сглатывает горькую слюну.
- Будет хорошо, разумеется, - эхом отзывается, немного настораживая Каллена. Он внимателен, но нежен. Он боится спугнуть ее оптимизм, проснувшийся так вовремя. Он опасался, как бы подобные новости не кончились истерикой.
Белла знала, что дети ей не дозволены, но оттого хотела их не меньше. Нечто вроде несбыточной мечты, которую рано или поздно пришлось бы отпустить. И какое счастье, что ей удалось это. Хотя бы теперь, спустя два года брака. Большой прогресс.
- А о чем ты хотела поговорить? - мягко напоминает он, стараясь перевести разговор. Порой это помогает не хуже увещеваний.
Моргнув, девушка стеклянными глазами оглядывается на него. Словно бы во сне прищуривается, а потом - как ни в чем не бывало - кладет руки на живот. С плеч на живот. На свой. Защищающим жестом накрывает, но теплоты оттого вкладывает в этот жест не меньше.
- Я беременна, - проговаривает. И крохотным кулачком стискивает ткань майки.
…Во сне, в том далеком детском сне, была мама. Она сидела на корточках и рассказывала своему маленькому родному мальчику, какие существуют виды цветочков. Они были у нее везде, ее платье было все в цветах. Желтые, красные, синие, белые - самой разной формы. Но всех их объединяло одно: нереальность. Ровно как и мягкие мамины руки. Эдвард просыпался в своей колыбельке, кричал во сне и понимал, что Эсми нет. Нет и никогда не было - он ни разу не видел ее вживую, лишь на фотографиях в рамках отца. И уже тогда, с самого начала, знал, что не позволит никому умереть по своей вине. Сделает все, чтобы такого не случилось. Поражался лишь, как не решился на вазэктомию раньше, с самого знакомства с Беллой.
А теперь… теперь она говорит такие страшные вещи. Теперь обрекает себя - и его - на худшее из возможных испытаний. Гасит только-только разгорающийся огонек надежды на лучшее будущее внутри ледяной водой. Отрезвляет. И безбожно кидает обратно в реальность. Не свою, чужую.
- Ты что?.. - переспрашивает он, умоляя всех Святых, чьи имена когда-либо слышал, что бы это было звуковой галлюцинацией. Или шуткой. Или розыгрышем.
- Я жду твоего ребенка, - неожиданно твердо повторяет Белла. Ее ладони чуть потеют, на лбу морщинки, а губы поджаты. Все же боится…
- Когда? Я же все… я же… - тщетно стараясь вспомнить, когда именно все пошло не по плану, Эдвард восстанавливает воспоминания буквально по крупицам. Малейшие детали, полную картину событий. И поражается тому, что все каким-то образом должно сойтись. Такого не бывает.
- Не знаю. Но шесть тестов положительны.
По спине Каллена быстрым табуном проносятся мурашки. Принося с собой смертельную дрожь, пронизывают все тело. Буквально погружают в прорубь, не глядя на духоту в не успевшей проветриться кухне.
- Нет, - отчаянно бормочет он, достаточно сильно впиваясь пальцами в кожу жены, - нет, нет, нет! Ты издеваешься надо мной? Ты шутишь? ИЗАБЕЛЛА!
Белла пугается. Пугается и, похоже, начинает плакать. Но не молчит. Ответно обнимает мужа так же крепко, гладит по начавшей дрожать спине.
- Я тебя люблю…
- Ты была у доктора? Что сказал доктор?!
- Нет, я еще не… - она прикусывает губу, виновато потупив глаза.
- Ну конечно, конечно нет, - Эдвард пытается успокоить себя, лихорадочно перебирая в голове все появляющиеся там мысли, - мы сходим к доктору, и он скажет, что это ошибка. Это просто испорченные тесты. Ты не беременна.
Говорит это так громко, так уверенно, что у Беллы в груди все стынет. И сердце, и без того подшитое-перешитое со всех сторон, кажется, что трескается. Острыми-острыми льдинкам колет.
- Я беременна, - повторяет она. Как вердикт, как приговор - Эдвард проводит лишь такую параллель. Не в силах отыскать другой, не глядя на всю свою сдержанность и оптимизм. Сегодня они канули в лету. Сегодня, после «новости» жены, уже все потеряло значение.
Только бы она ошибалась. Только бы она была не права, господи!
- Гинеколог. Нужен гинеколог, - не отпуская девушку с рук, Каллен достает из джинсов мобильник, ища номер отца в телефоне, - Карлайл нам поможет…
* * *
Они сидят на кровати, друг напротив друга. Эдвард слева, Белла справа. На плечах Беллы плед, ее руки сегодня белее прежнего от света луны из окна. У Каллена на лице морщины. Много, много морщин. Ситуация, которая не обречена на повторение, все же повторяется. Река, чей бурный поток давно скрылся за горизонтом, точит камни сызнова и прокладывает себе обратную дорогу.
У Беллы пока плоский живот, Эдвард видит. Плоский, но уже, к огромнейшему сожалению и разочарованию, не пустой. Маленький монстр - его монстр, им порожденный, - поселившийся в нем, неминуемо приведет лишь к одному развитию событий. Третьего здесь не дано.
- Я не буду делать аборт, - шепчет Белла, начиная-таки разговор, завести который у мужа не хватает сил, - это мой ребенок.
Аргументов нет. Вернее, они есть, но страшная апатия, в которую после долгой выдержки во время разговоров с отцом превратилась ярость - на себя, - не дает. Затыкает рот.
Все, что может сделать Эдвард, - подернуть плечами.
- Тогда ты умрешь.
Как легко говорит, о господи. И как быстро. А ведь эта фраза - его приговор. Неотвратимый. Никогда не думал, что в трезвом уме и здравой памяти способен произнести столь чудовищное выражение. И хуже всего то, что оно правдиво.
- У меня есть сорок процентов, - наскоро пробежавшись пальцами по правой щеке, где уже прокатилась тоненькая слезинка, Белла, как храбрый маленький портняжка, вздергивает голову вверх, - твой отец так сказал.
- А шестьдесят, что не доживешь до родов, - сухо приводит продолжение этой дискуссии, в которой сам участвовал, Эдвард.
- Сорока мне достаточно.
- А мне - нет.
Белла вытирает щеку еще раз. Только теперь левую, только теперь явнее. Аккуратно приподнимается, выправив одеяло, что зацепилось за металлическую спинку у изножья, а потом подбирается к мужу. Подползает, ободряющим взглядом смотря в потухающие от безысходности и собственной беспомощности глаза.
- Я продержусь столько, сколько смогу, - клятвенно обещает она. Не дожидаясь позволения, гладит Эдварда по руке. Сначала по запястью, потом по предплечью, а за ним - уже по самому плечу. Такие нежные, такие маленькие пальчики… она как ребенок. Она внешне, она внутренне как ребенок. Ее порок сделал ее беспомощной, оторвал от мира и лишил - была уверена! - нормальной жизни. У него появился шанс доказать, что это не так. Что и любимой, и желанной, и достойной она может быть. Что способна заботиться и помогать сама, а не только принимать помощь и заботу, чего всегда смущалась. И шанс у них был. Шанс на свое «долго и счастливо», длящееся больше, чем отпущенные четыре-пять лет. Только бы деньги. Только бы операция - и лет десять. Счастливых десять лет как минимум. И доктор был, и оборудование, и желание… он бы выходил ее. Он бы заново подарил ей сердце. А тут такое… такой… плод.
- Медицина тебя не воскресит, - почувствовав, что заживо сгорает в этих мыслях, Эдвард прикрывает глаза. - Белла, если сердце откажет, мы ничего не сможем сделать. Ты же слышала Карлайла.
- Он говорил о госпитализации, - девушка не отпускает вертящихся в голове идей, цепляясь за каждую, как за последнее, что осталось, - на восьмой неделе, потом на двадцать второй. Обследование, анализы, процедуры…
- Ты не доживешь до двадцать второй! Вот эта вероятность в шестьдесят процентов! - Каллен срывается. Срывается, но не на крик пока, а на громкий голос. Но такой отчаянный, что производит достаточное впечатление. Ни жеста, ни лица не нужно. Эмоции скажут все.
Проглотив свой первый зарождающийся всхлип, Изабелла прикрывает рот рукой. Низко опускает голову, позволяет волосам завесить лицо. Прячется и набирается храбрости. Ей жизненно нужна эта храбрость, чтобы сказать:
- Я не убью его.
Каллен ощущает явственное желание удариться головой об стену. А затем снова. А затем - еще раз.
Ее глупость, ее детский максимализм тому причина. Неуверенная в себе, робкая и любимая, сейчас не в меру упрямая и своевольная. Здесь не смелость, здесь риск. Здесь риск, который впервые всласть. Который как наркотик.
- Ты не сможешь его выносить, - последний раз взывая к остаткам разума в сознании жены, шепчет Эдвард, - вспомни, что сказал тебе мой отец. Пороки порой совместимы с деторождением, ты же знаешь. Но твой нет. И как бы мне ни было жаль, как бы я ни хотел помочь тебе, пока операция не проведена - нет и шансов. Это слишком большая нагрузка на сердце.
- Ты себя убеждаешь… - она жмурится.
- Белла, пожалуйста, хотя бы раз… хотя бы раз, но послушай меня!
Поверхностно вздохнув, с клокочущей в груди решимостью, миссис Каллен сожалеюще качает головой. Отодвигается назад, сильнее кутаясь в махровый халат. Смаргивает слезы.
- Мне жаль, Эдвард. Но в этом вопросе решение за мной. Ты меня не заставишь…
Мужчине нечего ответить. Повернувшись, он только лишь смотрит на жену. Мерцающим, свинцовым, плохо сдерживающим мольбу внутри взглядом. Нет ни любимой ею тягучести, ни плутовства, ни мечтательности. Все улетучилось. Все растворилось в озвученной фразе.
Она такая крошка, его Белла. Слабая, окутанная болезнью, как туманом, крошка. И понимая это, и принимая в расчет, и прибегнув к крайним мерам, он все равно не смог обезопасить жену окончательно. Потерял свой шанс. Потерял его в упрямом и собранном каре-золотом взгляде.
Прямо сейчас.
- Ты хочешь меня бросить…
- Неправда!..
- Ты идешь на совершенно неоправданный риск, - мужчина поднимается с покрывал, ощущая, что как никогда близок к грани своего терпения. Закусывает губу, предупреждая все порывы, будоражащие мысли, и поворачивается к двери. Если останется - будет хуже. Даже его самоконтроль имеет границы.
- Есть причина…
- Причина, - он деловито, мрачно кивает, - еще бы. Я не удивлен.
Белла вздрагивает от первого же его шага в сторону двери. Ее глаза распахиваются, пальцы, ища поддержки, цепляются друг за друга. У нее невероятно жалкий вид теперь.
- Ты уйдешь? - утверждением бормочет она.
- Посижу на кухне, - Эдвард нервно подергивает плечами, отказываясь воспринимать все то, что происходит сейчас, как действительность. Смотрится хуже гребаного сна. Выглядит почище, чем самые цветные детские фантазии. А жестоко до того… а жестокости хоть отбавляй. Навалом.
За все это время, с озвучивания главного кошмара наяву, благодарен жене впервые, что не идет за ним, позволяет свыкнуться с новой информацией. Это лучшее, что теперь она может сделать.
Уже на кухне, уже в одиночестве, открыв окно, пытается надышаться свежим воздухом. Слезы предательски жгут глаза, дыхание ни к черту, а сердце бьется возле горла. Собственное трижды проклятое сердце. И разрывается. И обливается кровью.
- О господи…
…Ночью Белле холодно.
Каллен старается войти тихонько, чтобы не потревожить ее, но это оказывается лишним - не спит. Девушка лежит на мокрых от пота покрывалах, с силой стиснув зубы. Ее знобит, хотя на лбу испарина. А белая кожа ничем не отличается от простыней.
Эдвард присаживается на край постели, с болезненным покалыванием в груди глядя на жену. Завидев его, карие глаза обретают осмысленность, оживают. Но ничего, что так любит, в них нет. Пустота, тяжесть и странный осадок. Словно бы подведенный итог.
- Ты выпила таблетку?
Качает головой. Сильнее дрожит.
- Тогда нужно выпить, - он открывает ящик тумбочки возле кровати, ищет среди металлического цвета упаковок нужную. Кругленькие. Те самые.
- Я не знаю, можно ли… - изменился ее голос. Дрожащий, болезненный, тихий. Слишком тихий.
- Можно, - Эдвард вкладывает таблетку в бледные пальцы, - я спросил у отца. Пей.
Доверяет. Как и недавним утром, берет в рот.
Липкая темнота, образовавшаяся из-за закрытых окон, теплое одеяло, сбитые подушки - все это нагнетает обстановку. Белла поэтому и мокрая. Но уже хотя бы не плачет.
- Ты ложишься?
- Ложусь, - мужчина не думает лишнего. Стягивает одежду, с осторожностью укладываясь рядом с женой.
Она не хочет тревожить его и вынуждать на объятья. Белла честно старается держаться подальше и не переступать дозволенных границ. Она очень напряжена сегодня. Она не знает, что делать, что будет происходить дальше. А такое обстоятельство на корню рубит в Эдварде всю злобу.
- Иди сюда, - зовет он, самостоятельно придвигаясь к ней. Обнимает и гладит по мокрой майке на спине. - Ш-ш-ш… сейчас согреешься.
Рвано выдохнув, Белла приникает к нему с огромным удовольствием. Вжимается лицом в плечо, ладошкой крепко держит за талию.
- Извини меня…
- Это мне нужно извиняться, - Эдвард виновато жмурится, - я понимаю, что ты не хотела. Я знаю это.
Миссис Каллен вздрагивает в его объятьях.
- Эдвард, это шанс для меня, - выдает, не особо заботясь о том, в нужный момент звучит или нет, должна ли говорить такое: отпускает себя.
- Шанс поспать…
- Нет, шанс родить… шанс… - сглатывает, с трудом удержавшись, чтобы не запрокинуть голову и не заплакать по-настоящему. Глаза поднимает и встречается с его глазами. Но так нерешительно, так несмело впервые. Сама себе не до конца верит, - мой шанс оставить что-то после себя. Для тебя.
И тут же слезы прокладывают дорожки по щекам. Тут же жалеет, что сказала. Хватает одной судороги, что сводит лицо мужа при этих словах, и девушка сразу же сникает. Всхлипнув, обеими руками прикасается к его лицу. Гладит по теплой коже, по едва проклевывающейся щетине, несбритой сегодня… и говорит. Говорит то, что давно хотела:
- Я вижу все, что ты делаешь, - шепчет, выдавив улыбку, - я вижу, как тебе тяжело, как ты устаешь, я знаю, ради чего твоя работа, Эдвард. И я безумно благодарна тебе за твою заботу, за твою защиту, за любовь… я так люблю тебя - ничуть не меньше. И то, что ты сделал… что ты сделал с собой…
Задыхается и вынуждена остановиться, дабы перевести дух. Но паузу берет недолгую. Паузу не затягивает, хотя понимает, что сдавливание в груди усиливается.
- Эдвард, если я сейчас сделаю аборт, у нас никогда не будет детей. У тебя никогда не будет детей. Я лишу тебя последнего шанса. Твоя операция… прости!.. Не могу! Нет. Прости... не могу...
А потом прижимается к нему сильнее. Держит за руку так, будто бы прямо сейчас готов убежать.
- Не уходи от меня. Ну пожалуйста, не уходи от меня. Я не знаю… я не знаю, как мне быть. Мне… мне страшно…
Мужчина внимательно слушает. Не отпускает ее, не отталкивает, не прерывает и не отвлекает. Ждет окончания тирады. Все это время только поглаживает плечи и волосы. Успокаивает.
- Я никуда не уйду, - обещает, когда Белла все же заканчивает. Ее - всхлипывающую, продрогшую - закрывает своим телом. Прижимает к каждой его части, отдавая то малое, что в состоянии отдать.
Больше ему нечем с ней поделиться. Глядя на Беллу сложно усомниться в том, что решение принято.
И нет сомнений, какое именно.
- Я тебя люблю, - просто произносит. На все невысказанные, неозвученные чувства и мысли. На молчание. И унимает дрожь в пальцах, сердце и сознании. Затыкает их всех.
А в ответ получает:
- Я тоже.
И тихое, практически беззвучное дополнение:
- Я сделаю все, чтобы остаться с тобой, Эдвард. Чтобы мы оба остались. Я не сдамся.
Мужчине сложно что-то ответить, потому что налицо обреченность положения. Самая что ни на есть.
- Я верю, - говорит. И закрывает сразу же наполнившиеся слезами глаза.
Ждем вас на ФОРУМЕ
Источник: http://robsten.ru/forum/69-2332-1
И я верю в лучшее!
очень трогательная история 
спасибо!
