- Номер, - громко прорычал офицер Бишоп высокому худощавому бронзововолосому заключенному, стоящему перед ним.

Это было в пятницу.

Это было в пятницу, через пять минут после отбоя.

Миссис Бишоп будет в ярости.

Блядь…

Офицер Бишоп нетерпеливо провел по шее мозолистой рукой и вздохнул. Он был парнем крайне педантичным и не тратящим времени по пустякам, а потому волны раздражения накрывали его с головой из-за того, что стоявший перед ним мудак вместо того, чтобы говорить, таращился на него с широченной ухмылкой на бандитской роже.

- Номер, - повторил он сквозь зубы.

В правой руке он сжимал ручку, изо всех сил желая, чтобы ею оказалась худющая шея козлины-преступника.

Ухмылка на лице Преступной Задницы стала еще шире, и в глазах его сверкнуло неповиновение, что для офицера Бишопа с его двадцатипятилетним стажем работы в исправительной колонии не было ни новым, ни невыносимым.

Он вздохнул и одарил Преступную Задницу жуткой вымученной улыбочкой.

- Слушай, мудак, - сказал он низким и угрожающим голосом, который на других заключенных, находящихся под его надзором, действовал как нож, приставленный к горлу. – Это очень просто. Ты говоришь мне свой номер, я заношу его в ведомость и отправляюсь домой.

Преступная Задница не ответил, продолжая наслаждаться зловещими и угрожающими нотками в голосе офицера Бишопа.

- Если ты этого не сделаешь, - продолжил офицер, – то моя жена разозлится, и мне придется объяснять ей, что какая-то наглая преступная задница, считающая ниже своего достоинства отвечать на простые вопросы, заставила меня ждать простые шесть цифр. Тогда она еще больше разозлится и начнет орать об обнаглевших преступных ослах, о том, что те доллары, которые мы оба платим в качестве налогов, тратятся на содержание таких лохов, как ты, обеспечивая тебя трехразовым питанием и синей униформой.

Преступная Задница приподнял правую бровь в знак согласия.

Какая ирония, подумал он, мысленно соглашаясь с офицером Бишопом, что из-за задержки тому доплатят сверхурочные, а это, в свою очередь, гарантирует его подопечным – и Преступной Заднице в том числе – получение завтрака этим утром.

Оскалившись, офицер Бишоп схватился за свою дубинку. За двадцать пять лет он никогда не пользовался ею, но в тот момент ему захотелось ударить этого маленького ублюдка, если это обеспечит ему тихую ночь с женой.

- Повторяю, - вскипятился он, выплевывая слово сквозь плотные губы. – Номер.

Его терпение иссякло, и Преступная Задница понял это, взглянув на кулак, охватывающий конец дубинки. Глубоко вдохнув, он с шумом выдохнул воздух через нос. В любой другой день он запросто мог выстрелить в этого жирного ублюдка. Он был бы счастлив, методично избивая его с улыбкой на губах до тех пор, пока не искромсал бы ему лицо, но чем больше он думал об этом, тем яснее понимал, что был сейчас не в том настроении.

- 061901, - ответил он дерзко и, не удержавшись, подмигнул.

Бросив на это ничтожество свирепый взгляд, который более впечатлительного человека мог и убить на месте, офицер Бишоп вписал номер в ведомость, лежащую перед ним на столе.

Развернувшись в своем кресле, он передал ее молодой блондинке – помощнику администратора, которая с интересом наблюдала за этим обменом любезностями.

Как, подумала она, как, черт возьми, настолько великолепное создание умудрилось оказаться в подобном месте?

Еще раз окинув 061901 взглядом, она представила, какие достоинства скрыты под этим синим комбинезоном, а затем ввела в компьютер произнесенные им шесть цифр.

Обладатель шестизначного номера смотрел, как она набирает цифры, в прошедшие девять месяцев заменившие ему имя, зная еще до того, как она нажала клавишу ввода, какая именно информация появится на экране. В очередной раз поймав на себе ее взгляд, он незаметно улыбнулся.

Любуйся, если хочешь, дорогая…

Не то чтобы он гордился перечнем преступлений и проступков, которых набралось на, по меньшей мере, два полных экрана – это далеко не так – но, тем не менее, они придавали ему уверенность в себе, которую он искал уже двадцать семь лет. Он все еще ищет это… что-то… а пока не нашел, этот список - все, что у него было.

- К черту, - тихо пробормотал он себе под нос.

Его тошнило даже при мысли об этом.

Звук вылезающей из древнего принтера бумаги, вернул его в настоящее. Отзывчивая блондинка передала листок офицеру Бишопу, со значением посасывая конец ручки и раздевая 061901 взглядом.

Если бы, подумал он, понимающе ухмыльнувшись ей в ответ. В этот момент минет - это именно то, что нужно ему, чтобы освободить голову.

Гребаная игра слов.

Минет или сигарета. Он облизнулся в предвкушении и того, и другого.

- Ну, - сказал офицер Бишоп с длинным придыханием. Он приподнял брови и посмотрел на бумаги, не удивившись и не радуясь этому. – Похоже, твое пребывание у нас растянется еще на долгие пятнадцать месяцев.

Наглый бандит ничего не ответил на саркастичное замечание офицера, лишь самодовольно взглянул на него, как на дерьмо.

Честное слово - ублюдок…

Ебаная справедливость. Где она, черт возьми? Этим вопросом задавался офицер Бишоп.
Он фыркнул от отсутствия реакции и полной несправедливости, шлепнув печать немного сильнее, чем обычно. Он представил, что это Преступная задница, к которой он изо всех сил приложился рукой.

- Уверен, мы с тобой еще увидимся, прежде чем ты покинешь нас, - сказал он вслух, удивляясь тому, что это была первая его встреча с Преступной Задницей. – Но на всякий случай знай, я прослежу, чтобы твоя камера оставалась свободной. Вдруг ты пожелаешь отдохнуть в Каса-де-Артур Килл на Стейтен-Айленде. Да, Каллен?

Каллен оторвался от листа перед ним и широко улыбнулся.

- Не дразните меня, - ответил он, подмигнув блондиночке и пройдя мимо этих двоих, широко распахнул дверь одним ударом руки.

Блонди вздохнула и проигнорировала показное отвращение, которое адресовал ей офицер Бишоп.

Комната, в которую вошел Каллен, была маленькой, стерильной и от нее буквально разило покаянием. Ему стало неудобно. Не то, чтобы он когда-либо это показывал.

Блядь, нет…

Он шел с определенной целью и переполненный высокомерием к большому мужчине, который сидел за дешевым деревянным столом, презрительно поглядывая на охранника, стоящего у двери в другом конце комнаты. Дизайнерские очки и английский костюм придавали ему важности, начитанности и авторитета - три вещи над которыми долгое время работал Гарретт Волтури.

Медленно подняв глаза на клочок бумаги с печатью, покачивающийся перед ним, он увидел молодого человека, который так сильно напоминал ему самого себя, что у него пересыхало в горле.

- Эдвард, - сказал Гарретт, облизывая пересохшие губы. – Так рад видеть тебя. Пожалуйста, садись.

Эдвард засунул руки в карманы комбинезона и плюхнулся на предложенный ему стул. Гарретт был единственным человеком из его знакомых, который называл его по имени. Все остальные, даже его лучший друг, звали его Калленом. Но Гаррет настоял. Он считал это способом построения отношений с заключенными, и спустя две недели Каллен сдался.

Но не для любого ублюдка, сказал он Гаррету.

- Сигареты не найдется? – спросил Каллен, смотря куда угодно, только не на человека, которому адресовал свой вопрос.

- Конечно, - ответил Гарретт, улыбнувшись, припоминая традицию, сложившуюся за последние девять месяцев, что Эдвард содержится под стражей.

Он бросил на стол пачку «Camel», коробок спичек и стал смотреть, как длинные, бледные пальцы неистово вцепились в обертку.

Прошло два дня с тех пор, как Каллен курил в последний раз. Два чертовых дня. Блядь, он был в отчаянии.

Когда он вдохнул густой терпкий дым, на одну долю секунды все в этом мире стало на свои места. Он откинулся на спинку стула и сделал еще одну, столь необходимую ему затяжку.
Святой Иисусе, как же ему хорошо.

- Лучше? – спросил Гарретт с понимающей улыбкой.

- Охуенно, - ответил он, выпустив дым на него.

Гарретт сопротивлялся желанию сдуть облако дыма, витающее перед его лицом, зная, что этот жест лишь еще сильнее раззадорит Эдварда. Он очень хорошо изучил эту особенность в Эдварде Каллене. Любое проявление слабости или раздражительности, и Эдвард вцепится в него с цепкостью терьера.

Это был защитный механизм.

Они обсудили его на одной из их первых совместных встреч. Механизм, отлаженный так хорошо, что из слабого и защищающегося Эдвард стал сильным, доминирующим и, по общему признанию, страшным, как дьявол.

Но у Гаррета Волтури было семнадцать лет опыта работа воспитателем-наставником, и он не боится сидящего перед ним двадцатисемилетнего курильщика. Он восхищался им. Вытащив из своего портфеля папку с документами, по меньшей мере, толщиной в семь дюймов (17.78 сантиметра), он открыл ее и небрежно вытряхнул многочисленные рапорты, судебные заявления и отзывы, которые описывали Эдварда как «угрозу для общества», «с волевым характером…», «умного человека, которому не хватает уверенности в себе, чтобы доказать это и направить энергию в правильное русло».

Эдвард не оценил последний комментарий, и Гаррет стремился доказать это.

У Эдварда Энтони Мейсена Каллена был очень большой потенциал, но он свернул не на ту дорожку – это поразило и одновременно привело в бешенство Гаррета Волтури. Парень был чрезвычайно умен, красив, и невероятно лоялен к людям, о которых заботился, но не желал этого показать и не мог найти путь, который не привел бы его к сроку или попаданию в больницу.

Невероятно, как ему удалось дожить до этого возраста, учитывая его прошлые проступки. Воровство, грабежи, хранение наркотиков, крупная автомобильная кража, вандализм, оборот опасного оружия; и этот список продолжался и продолжался, и то, что он столкнулся с одной из самых опасных и известных банд в Нью-Йорке, не было даже упомянуто в этом конкретном файле.

Гаррет перевернул последнюю страницу и написал дату в верхнем углу на чистом листе бумаги, после чего нажал на кнопку «запись» на небольшом цифровом диктофоне, который лежал между ними.

- Сессия шестьдесят четыре, Эдвард Каллен, заключенный номер 061901, - монотонным голосом начал Гаррет. – Как ты сегодня, Эдвард? – по-настоящему заинтересовано спросил он.

- Охренеть как клево, - ответил он, гася сигарету и одновременно зажигая новую.

Разумеется, он чувствовал себя значительно лучше после дыма, который для некоторых был проклятьем.

- Хорошо, - ответил Гаррет, делая небольшую заметку на своем листе.

Казалось, что Эдвард спокоен. Может быть, никотин, в конце концов, помог ему. Гаррет никогда не давал заключенным взятки, он никогда не видел в этом необходимости, но Эдвард изменил это. Гаррет давал сигареты и Эдвард разговаривал. Это было своего рода молчаливое соглашение, но это было единственное, на что мог надеяться Гаррет с таким «трудным» парнем.

- Итак, дата твоего освобождения наступила вчера, - продолжил он. – Что ты чувствуешь по этому поводу?

Каллен недоверчиво приподнял бровь. Он ничего не чувствовал. Что, черт возьми, он имел в виду, спрашивая это? Можно подумать, он первый раз выходит на свободу.

Давай, Гарретт. Ты можешь добиться большего успеха, чем…

Гарретт закатил глаза, осознав глупость своего вопроса, и продолжил. – Хорошо, - согласился он. – Я был на вчерашнем заседании, относительно твоего зачисления на пару уроков в этом здании.

На этот раз Каллен закатил глаза. Только лохи занимаются в одиночку. Он был умным парнем.

Без их ведома он читал Шекспира и слушал классическую музыку. Он не нуждался в кучке Гарвардских и Йельских выпускников, жирных котов, которые будут указывать ему, как учиться. Он был взрослым кобелем. Клетки мозга не покинули его после всего того, что было, он и курил и пил, но даже в пьяном виде прекрасно функционировал, и его бесили пьяные идиоты, которых он видел.

У него было шесть разных наставников, когда гостил в исправительном учреждении для подростков при Королевском Суде, когда ему было семнадцать. Шесть. За четыре месяца. Он улыбнулся про себя.

Может, Гаррет прав. Вероятно, у него были проблемы с властью. Да, чертовски дерьмово, сердито подумал он – властные и невозмутимые профессора английского проповедуют дерьмо, о котором понятия не имеют.

- Эдвард, важно, что ты бросаешь вызов самому себе, находясь здесь. - Единственные, кому он бросал вызов за последние девять месяцев, - это охранники и терпение Гаррета.

Каллен выдохнул дым через нос, как дракон, и от волнения облизал губы. Гаррет сразу заметил в нем перемены и мысленно ругнулся на себя за этот разговор, как если бы шкала ощутимого в воздухе напряжения не поднялась на одно деление.

- Есть несколько вариантов… английская литература, философия, социология… - Он прочистил горло. – Все во главе с чуткими, честными, умными преподавателями…

Каллен смотрел, как Гаррет выкручивает себе руки.

- Кто? – осторожно спросил Каллен, молясь Богу, что это не глупая сука, которая пыталась доказать ему, что читая Диккенса, можно закалить характер.

Он рассмеялся ей в лицо, а затем вырвал страницы из «Большой надежды» и с ликованием выбросил их в мусорное ведро. «Мой герой чертовски хорош», - сказал он ей, когда она схватила сумку и выбежала из комнаты.

Она была наставником под номером четыре.

- Хорошо, - сказал Гаррет, выдохнув с некоторым облегчением. – Я объяснил мистеру Ньютону и другим специалистам в области образования, что у тебя были… проблемы с предыдущими преподавателями.

Красиво излагает…

- Но я заверил их, что ты сильно отличаешься от семнадцатилетней деклассированной личности, который ты был в старшей школе. Верно?

Каллен не ответил, лишь бросил скептический взгляд на своего собеседника, давая понять: «без комментариев».

Чертовски прекрасно, подумал Каллен про себя, я избавлюсь от векового любовника Диккенса, столкнувшись с литературным выводком, «хорошим, честным» с толстой оправой на очках и дурным запахом изо рта. Он осадил себя. На самом деле, это может быть интересным. Он стал мысленно представлять те мучения, которые можно доставить таким вот личностям.

- Что ты чувствуешь по этому поводу, Эдвард? – спросил Гаррет, складывая руки под подбородком. – Ты бы хотел учиться?

- Мне плевать, - уклончиво пожал он плечами, молча выбирая между литературой и философией. – Мне важно только, чтобы эти льстивые ученые оставили меня одного.

Аминь, подумал про себя Гаррет, но приподнял брови и осторожно кивнул, соглашаясь.

- Все это - часть условий для условно-досрочного освобождения, Эдвард, и ты это знаешь. Независимо от того, кто твоя семья, ты должен показать прогресс в реабилитации, и если все, что ты должен сделать, это посетить пару занятий, пока ты еще находишься здесь, то ты должен ухватиться за них обеими руками.

Каллен это знал, и это очень его раздражало. Суды, камеры предварительного заключения, а также тюрьмы были ему не новы, и он вынужден был признать, что ему становится до жути скучно в этих учреждениях. Он не думал о полном исправлении. Нахер все это… Он был молод и желал развлекаться, а обычно это означало нарушение законов, но так же он хотел побыть на свободе чуть дольше, чем промежуток длиной в двенадцать месяцев между этим его заключением и последним.

Кроме того, он хотел добавить кое-что к тому списку на компьютере Блонди. – Я хочу этого больше, чем мой Джонсон, - сказал он своему первому советнику.

Просто делая это, он должен быть более осторожен. Он задумался: маленький террор преподавателей – это проступок или преступление.

- Вчера звонил твой отец.

Слова Гаррета не только нарушили тишину, но и разрушили терпение Каллена, едва тот произнес слово на букву «О». - Семья – он заскрежетал зубами только от одной мысли. Мое гребаное, хорошее настроение прошло, Гаррет, десять очков тебе, мудак.

- И, - прорычал он. – Что ему надо, ебаную медаль? – Его нога не на шутку начала раскачиваться вверх и вниз под столом. Он с яростью потягивал сигарету, с громким шипением впуская дым в свои легкие.

Гаррет заметил это, покачал головой и вздохнул. – Он звонил, чтобы узнать, как ты. Он печется о тебе.

- Единственное, что беспокоит его, это его член и куда ему вставить его в следующий раз. Он не ебется обо мне. Понял? – возмущался Каллен, глядя на яркий крестик Гаррета и быстро схватил пачку Camels, одновременно выбрасывая старую сигарету в пепельницу, не утруждая себя ее тушением.

Он знал, что в этом нет вины Гаррета. Начальная проверка отношений, которая присутствовала при каждом новом знакомстве и включала в себя ругань, агрессию и мудачество в эпических масштабах, выявила, что Гаррет, оказывается, классный парень. Каллен никогда не скажет это ему в лицо, но он проводит с ним много времени, и оно было сносным, граничащим с приятным. Тем не менее, упоминание о его семье и об отце в течение пяти гребаных минут, стерли все взаимоотношения, установленные с Гарретом.

- Ну, - Гаррет уступил. – Он хотел узнать, может ли он навестить тебя в понедельник.

Каллен энергично покачал головой: - Джейк придет.

- Эдвард…

- Я сказал, придет Джейк, - повторил он сквозь зубы, заметив, что охранник у двери чуть-чуть сменил свое положение.

Гаррет вздохнул и медленно снял очки со своего лица.

- Эдвард, не стоит тебе напоминать, что Джейк – это основная причина того, почему мы знаем друг друга так хорошо, - он сделал жест рукой в пустоту между ними. – Ты должен быть осторожен. Он… плохо на тебя влияет.

Это было еще мягко сказано. Джейк Блэк был сродни болезни, которая заражала всех вокруг горечью и гневом – и Эдвард не исключение. Гарретт уже неоднократно пытался убедить в этом и Эдварда, но не очень-то преуспел в этом.

- А что вы, блядь, знаете? – возразил Каллен, хлопнув ладонью по столу так, что дерево застонало от силы его удара. Он скрыл свое раздражение относительно того, что Гаррет даже не вздрогнул. – Вы, что, думаете, если мы тратим время на «разговоры», то у вас появилось право говорить подобное дерьмо?

- Нет, - произнес Гарретт спокойным тоном, не сводя пристального взгляда с Эдварда. – Это не то, о чем я вообще думаю…

- Ну и хорошо, - он прервал его речь. – Потому что это не так.

Он закурил еще одну сигарету и долго затягивался, глядя на Гаррета поверх тлеющего кончика сигареты.

- Я знаю, что он твой лучший друг, - сказал Гаррет после напряженной тишины.

- Да, - согласился Каллен с резким кивком. – Так и есть. Так что оставьте свои гребаные мысли при себе.

Его бесило нравоучительное дерьмо Гаррета о Джейке. Он действительно не имеет понятия, что понадобится охрененная нагрузка на более чем пару лекций, чтобы заставить его отвернуться от своего парня. И все равно нет. Они вдвоем прошли через огромное количество дерьма, и какой-то член со значком и в костюме не изменит этого. Джейк всегда был его тылом, и Каллен был чертовски уверен, что навсегда им и останется.

- Ладно, - отступая, кивнул Гарретт.

Он не видел смысла спорить, когда Эдвард был в таком настроении, но в другое время он продолжит свои попытки убедить его в том, что Джейк – яд, даже если он его и не услышит.
Он надел очки обратно на нос и положил ручку в папку так, что Эдвард не увидел.

Его слова были простыми и краткими: Он все еще ненавидит мир

Мир, о котором говорил Гаррет, Изабелла Свон находила мрачным и гнетущим.

Даже когда она спала в ночь на воскресенье, мир вокруг нее казался пугающим и пронизанным сомнением. Ее маленькие руки хватались за простыни двуспальной кровати, сжимая их в отчаянии. Ее глаза были закрыты, челюсть сжата, а головой она уткнулась в мягкую подушку.

Ее спина была прямой, как стрела и мерцали электрические заряды, заставляя ее ноги двигаться во сне, пока она убегала от тени.

Стоп.

Слабый всхлип зародился в ее горле, пока она металась по постели, попав в бесконечный повтор той ночи, случившейся почти шестнадцать лет назад.

- Пожалуйста, - прошептала она в темноту.

Она знала, даже когда спала, что никто не придет ей на помощь, чтобы спасти ее от четырех безликих мужчин, которые преследовали ее, пока она бежала по мокрому песку к отцу, а потом некая, неизвестная, темная фигура схватила ее и утащила в лунный свет ее сна. Изабелла также знала, что даже если откроет глаза, то боль не пройдет, даже если видения исчезнут.

И это была последняя мысль, что проникла в ее мозг, и глаза ее наполнились слезами, когда она подскочила и села, крича, вся мокрая и задыхающаяся.

Она тяжело вздохнула ртом и грубо стерла слезы тыльной стороной ладони, пытаясь успокоить тело, делая глубокие вздохи. Она осмотрела спальню. Место, которое должно утешать и быть безопасным, но из-за темноты она стала чувствовать себе еще более одинокой, чем при свете.

Она уже долгое время так не просыпалась. Где-то две недели, но ощущение, которое накатило на нее, когда открыла глаза и та чернота, были по-прежнему болезненно знакомы.

Она покачала головой и с досадой прижала руки к лицу.

- Черт, - пробормотала она в ладони и зажмурила и без того закрытые глаза.

Ее врач сказал, чтобы она не прекращала прием снотворного сразу, а наоборот, снижала дозу постепенно. Изабелла не послушалась ее, решив покончить с этим за одну ночь, без помощи химикатов. Казалось, ее лечение было потрачено впустую. Она ударила кулаком в матрац и застонала в расстройстве, наклоняясь к тумбочке и смахнув лампу. Как бы она ни хотела, свет ничуть не облегчал ее панику, страх и полную беспомощность, которые появлялись из-за ее кошмаров.

Ты в безопасности, кричало ее подсознание.

- Я знаю, - прошептала она вслух, но даже, когда она произнесла эти слова, она знала, что никогда не будет чувствовать себя действительно в безопасности из-за того, что пережила, и ее отец все так же будет мертв.

Пораженно вздохнув, она поднялась с постели и побрела к своей ванной комнате, вздрагивая от яркости света. Она взглянула на свое отражение в зеркале и нахмурилась. Уставшая и опустошенная. Указательным пальцем она провела по темному кругу под правым глазом, а затем и под левым, прежде чем запустить руку в волосы, которые свисали тонкими и сухими прядями по обеим сторонам ее худого лица.

Ее мать сказала ей во время последней их встречи за обедом, что она была слишком худой, но Изабелла снова не обратила внимания на ее слова, ведь это обычная материнская фраза. Однако когда она внимательнее посмотрела на себя, то поняла, что выглядит чересчур худой, может, даже больной.

Выбросив эту мысль из своей головы до подходящего дня и более разумного времени, она открыла зеркальный шкафчик и вытащила баночку с таблетками, которые собиралась перестать принимать. У нее не было проблем, она просто хотела не зависеть по ночам от чертовой медицины, которая помогает ей заснуть. И в тоже время таблетки не очень-то сильно помогали. Они просто притупляли боль, делая ее немного слабее.

Она язвительно улыбнулась двум синим капсулам, которые приземлились на ее раскрытую ладонь, и сердито бросила баночку обратно на полку, захлопнув зеркальную дверцу так, что та затряслась. Выключив свет, она пошлепала босиком по деревянному полу обратно к кровати.
Она уже давно поняла, что этой кровати для нее недостаточно для глубоко сна – с таблетками или без – чтобы избежать ночных кошмаров. Они были отпечатаны на ней, пустили корни в той, кем она была, и пробуют проникнуть в ту, кем она могла стать. Она знала, что никогда не избавиться от них.

Все в мире таблетки, терапия, и всеобщее признание никогда не сотрут в ней тьму и горе, и как результат, она превратилась в женщину, которая была огненной, страстной и сильной по духу.

Это понимали ее семья и близкие ей люди, ведь это безопасный способ держать других людей на расстоянии вытянутой руки, пряча отчаяние и страх за находчивостью и язвительностью.

Она отпила воду, что всегда держала около кровати и с трудом проглотила таблетки. Они не настоящие, сказала она сама себе. Это было почти шестнадцать лет назад, и теперь это были просто видения, запахи и звуки, что не давали ей покоя. Она откинулась на перьевые подушки и вздохнула.

Станет ли когда-нибудь лучше? Легче?

Она понятия не имела. Все, что она знала, и все, на чем ей нужно было сосредоточиться, так это то, что солнце встает и это означает наступление нового дня, и, безусловно, для Изабеллы Свон, это означало новое начало.

- Ты не спала прошлой ночью, не так ли? – со вздохом поинтересовался Джейми, поставив тройной эспрессо перед Изабеллой.

Ему не нужно было дожидаться ее заказа на кофе, чтобы понять это - он видел темные круги под ее обычно ярко-карими глазами. Она осунулась, и выглядела чертовски худой. Она была по-прежнему красива, но выглядела так, будто нуждалась в нормальном питании.

Изабелла закатила глаза и пожала плечами. – Я пыталась, - ответила она, потрясывая пакетик Sweet N Low указательным и большим пальцем правой руки.

- Что означает не спала, - возразил он, покачивая головой и садясь, а желудок Изабеллы сжался. Она ненавидела, что он знал ее так хорошо.

- Почему ты не позвонила мне? – спросил он укоризненно.

Он презирал себя за мысль о том, накануне столь важного дня она была одна. Он предложил остаться с ней на ночь – в комнате для гостей, но, конечно же, она сказала ему, что это не нужно. Он прикусил язык и больше ничего не говорил об этом. В результате, она сам почти не спал, тупо лежал, думая о ней.

Изабелла громко выдохнула. – Джейми, было три часа ночи. Зачем мне тебе звонить?

- Потому что я твой… друг и беспокоюсь о тебе, особенно сейчас, когда ты выходишь на новую работу.

Он закончил свою речь тихо, зная, что это не могло не вызвать нужную реакцию со стороны женщины, сидевшей напротив него. Изабелла пристально посмотрела на него так, как он ожидал, и цокнула языком.

- Не начинай, - предупредила она.

Джейми поднял руки, сдаваясь. – Кто начинает? – произнес он с небольшой улыбкой, отметив искры в ее шоколадных глазах.

Изабелла улыбнулась ему в ответ, и Джейми снова расслабился. Облокотившись на стол, она помешивала кофе в чашке тонкой деревянной палочкой.

- Эта работа… - начала она с длинным вдохом после нетягостного молчания.

- Важна для тебя, знаю, - прервал ее Джейми с кивком головы. – Я просто… я хочу, чтобы ты была в безопасности, Беллс.

Она внутренне содрогнулась из-за прозвища, которое ассоциировалось с ее отцом. Джейми тоже всегда называл ее так, еще с тех пор, как они были детьми, но после ночи неизбежных кошмаров ей тяжело было слышать его при дневном свете.

- Я буду, - пробормотала она, чувствуя, как комок тревоги опускается вниз, заполняя ее пустой желудок.

Джейми придвинул свою руку на ее ладонь, сжимая ее пальцы в своей.

- Беллс, тебе через многое придется пройти в ближайшие несколько месяцев.

Изабелла глубоко вздохнула и опустила свои глаза на чашку в свободной руке, пряча их от своего друга.

- Новая работа, слушание… годовщина. Я просто… - Джейми остановился, просто желая рассказать ей, что он чувствовал, что зная ее всю свою жизнь, он хотел быть с нею повсюду, но момент был не подходящий.

На протяжении последних двадцати лет он все ждет идеальный момент, чтобы сказать Изабелле Свон, что любит ее. Что он влюблен в нее.

- Просто знай, что я рядом, хорошо? – умолял он, опустив голову, чтобы поймать ее взгляд. Я всегда буду рядом, Беллс…

Изабелла попыталась улыбнуться, но она знала, что это больше походило на гримасу. Она знала, что чувства Джейми к ней гораздо глубже, чем ее, и она, по правде говоря, очень любит его, но не так, как он ее.

- Я знаю, - прошептала она. – Спасибо. – Она подняла пальчик и погладила тыльную сторону его ладони. – Спасибо тебе за все, - ее большие карие глаза встретились с его кристально-синими.

- Не за что, - ответил он и подмигнул, сделав ее улыбку более искренней. – Ты можешь получить все, что тебе нужно.

Он поднял их переплетенные руки и поцеловал гладкую кожу ее ладони. Изабелла знала, что этого нельзя делать, и что это совершенно неправильно, ведь он ее лучший друг, но она упивалась ощущением его прикосновений. Они были утешительными, успокаивающими и знакомыми, и она льнула к нему.

- И удачи тебе сегодня, - пробормотал он, скрывая тревогу и проводя рукой по своим коротким светлым волосам. – Ты будешь великолепна.

Он знал, что так и будет. Она непреклонна. В конце концов, она была дочерью своего отца. Она улыбнулась и кивнула, наконец-то выдохнув. Она надеялась, что он был прав, ведь ей было чертовски страшно.

Джейми знал, что она нервничала, он мог видеть это по ее напряженной челюсти. Для тех, кто ее не знает - а он-то ее знал - она выглядела совершенно спокойной. Это была такая защитная маска, показывающая, будто все идеально, но Джейми хорошо знал все эти признаки, и они разбивали ему сердце.

- Твоя мама звонила? – спросил он, прихлебывая Cherry Mocha (Мокко со вкусом вишни). У него пристрастие к сладкому, и ему плевать, что думают об этом, ведь он всем сердцем любит сладкое, пусть даже если Изабелла считает это смешным.

Изабелла закатила глаза и резко вздохнула. – Около четырех раз прошлой ночью, - ответила она.

Джейми не мог не рассмеяться. – Она волновалась, Беллс. Вот и все. Ты же знаешь, она хочет как лучше.

- Хм, - ответила Изабелла совершенно неубедительно. Она очень любила мать, но была почти готова сменить все свои номера и каждый замок в доме, если та не успокоится. – Из-за нее, тебя и Леи моя голова готова просто взорваться!

Она в шутку схватилась за голову и скосила глаза на Джейми, который засмеялся еще громче. Он не мог не почувствовать облегчение оттого, что она шутит в такое важное утро. Это была Изабелла, благодаря которой его сердце парило так высоко.

- Хорошо, - он вздохнул и покачал головой. – Моя сестра заноза в заднице, так что просто игнорируй ее, – он махнул рукой и подмигнул.

Изабелла рассмеялась вместе с ним. Она обожала Лею, но была вынуждена согласиться с ним. Она также «хотела, как лучше», постоянно писала ей смс и звонила, интересуясь событиями прошлой недели и сводя Изабеллу с ума.

- Я сказала ей, что сообщу обо всем, когда увижусь с ней в среду, - добавила она, проводя пальцем по краю своего стакана.

- Теннис? – спросил Джейми, зная этот взгляд.

- Да, - быстро ответила Изабелла с широко распахнутыми глазами. – Это война. Эта сука надрала мне зад на прошлой неделе!

- Я слышал. - Джейми отхлебнул из своего стакана. Изабелла сузила глаза и бросила в него салфетку.

- Смотри мне, Дэймон, - предупредила она его тихо.

Джейми застегнул невидимую молнию на рту и улыбнулся ей. Использование его фамилии было достаточным для него предупреждением. Он знал, что она дурачится, но он также знал и ее нрав, и будь он проклят, если захочет возиться с ним. Возможно, она маленькая и хрупкая снаружи, но внутри нее полыхал огонь, который мог превратиться в бушующий ад. Он бездействовал долгие годы, иногда слегка загораясь, но не так как раньше.

Он вынужден был признаться себе, что скучал по этому. Это была одна из вещей, которые он любил в ней больше всего.

- Давай, - вздохнула Изабелла, вставая со своего места и вырывая Джейми из его мыслей. – Пора приступать к работе.

Они допили свои напитки, как делали это каждое утро понедельника, в том же кафе, которое посещали еще со времен колледжа, а затем пошли к выходу, и после короткого поцелуя в щеку, они разошлись – он в центр города, а она на свой первый рабочий день в качестве преподавателя английской литературы в Исправительном Учреждении Артура Килла на Стейтен-Айленде.

----------------------------------------------------------------------

Перевод: Lemis
Редактура: gazelle
Неоценимая помощь: Sensuous

----------------------------------------------------------------------