Я ходил взад-вперед по лестнице, с тревогой ожидая звука подъезжающей машины, чтобы выскочить на улицу. Было раннее утро, солнце еще даже не взошло, а я уже был чертовски обеспокоен из-за этого дня, так сильно нервничал, что не мог усидеть на месте. Я не знаю, почему я был так взвинчен, может быть, потому, что никогда раньше не делал подобного дерьма. Это не было архиважно, на самом деле – в любом случае Изабелла вовсе не требовала, чтобы я парился из-за всего этого дерьма, но часть меня хотела сделать этот день особенным для нее. Она заслуживает этого, и я хотел, чтобы все было правильно, а из-за моей привередливой натуры, естественно, мне все казалось просто охеренно неправильным.

Я проснулся не очень давно, и уже был в панике из-за своего возможного провала. Я однозначно облажаюсь, в этом не было никаких сомнений. Я не романтик, не этот проклятый Казанова или Дон Жуан и, безусловно, не мистер Дарси, или Хитклиф, или Ромео, или любой другой ублюдок из смешных любовных историй, которые девушки просто обожают. Я просто Эдвард Энтони Каллен, исключительный мерзавец, который, однозначно, испортит своей подруге этот день.

Сегодня было 14 февраля. Да, День Святого Валентина. Я всегда ненавидел этот проклятый день, потому что не видел в нем смысла. Какого черта нужно назначать день для празднования любви? Я имею в виду, что если вы влюблены, то разве вы, мать вашу, не должны демонстрировать свою любовь друг другу каждый гребаный день? Это было глупо, но сучки хавали это дерьмо и смотрели на меня так, будто, блин, чего-то ждали от меня за предоставленные мне киски! Это было глупо. Я не любил их, так что с какой стати я стал бы праздновать с ними День Святого Валентина? Я всегда относился к нему, как и к любому другому дню, и это разочаровывало девчонок, но мне было все равно. Меня не прикалывал Валентинов день, и, гарантирую, кто бы ни придумал этот праздник, это была женщина, и сделала она это намеренно, чтобы потрепать мужикам нервы. Вот держу пари!

Вообще-то, я был чертовски неправ, и я знал это. Это святой отец Геласий в 496 году нашей эры назвал 14 февраля Днем Валентина. Но была одна сучка, которая явно помогла сделать его коммерческим, Эстер Хауленд, поэтому я обвинял и ее идиотский открыточный бизнес, превративший сегодня мою жизнь в ад. Я знал все об этом дерьме, всю историю этой нелепой даты, потому что всю эту долбаную неделю я занимался поисками в Интернете. Да, я гуглил про День Святого Валентина, пытаясь найти подсказки, какую хрень я могу сотворить для Изабеллы, чтобы сделать этот день особенным. И, во избежание недоразумений, можете не трудиться рассказывать мне, что я подкаблучник, мне это дерьмо уже известно. Я никогда не думал, что проведу несколько часов в сети, чтобы отыскать советы, как, нахрен, ухаживать за девушкой. Мне никогда не приходилось делать это дерьмо, потому что девчонок всегда тянуло ко мне. Я не утруждался и пальцем пошевелить или давать им хоть секунду на раздумье. Для меня это все происходило легко.

Но в этом году, как все остальные гребаные вещи в моей жизни, День Святого Валентина был иным. У меня была подруга, которую я по-настоящему любил, и она, наверное, даже и не знала, что это, нахрен, за день такой, и не ждала ничего, но я чувствовал, что должен что-нибудь сделать. Я хотел сделать его особенным, потому что никто и никогда не делал для нее ничего подобного. Однако, проклятый Интернет не очень мне помог, потому что все, что там предлагали, даже отдаленно не подходило Изабелле. Она не из тех девушек, которых можно напоить, сводить на ужин или на танцы. Ей не нужны украшения, и, скорее всего, она, черт побери, никогда не наденет их, даже если я куплю ей что-нибудь. Она очень простая, и даже самая маленькая вещица сделает ее счастливой.

Так что я парил мозги, на самом деле, нервничая из-за этого фуфла и желая сделать все идеально, но в то же время максимально просто. В конце концов, я придумал план и позвонил Элис, чтобы заручиться ее помощью, потому что я был совершенно уверен, что не смогу потянуть это дерьмо без ее помощи, и она с радостью согласилась. Мы оба пропустили сегодня школу, чтобы все организовать, и я чертовски надеялся, что, блядь, никоим образом ничего не испорчу и не разрушу.

Я посмотрел на свое запястье, наверное, уже раз в двадцатый с тех пор, как спустился вниз и застонал, потому что одевался я в такой спешке, что забыл надеть часы. Звук от моих ног, барабанящих по деревянному полу, практически эхом разносился по тихому пустынному первому этажу, пока я ходил туда-сюда по кругу, и я провел рукой по волосам, что тоже уже было в сотый раз. Она обещала мне, что придет, я чертовски на нее рассчитывал и клянусь, если она кинула меня в самое неподходящее время, то я рехнусь. Это дерьмо было очень важно, и она знала об этом, так где, мать ее, она шлялась?

После того, как, по моим ощущения, прошел еще один чертов час, я услышал снаружи хруст гравия. Я подошел к двери, раздраженный, потому что она ехала слишком долго, и распахнул ее. Она вышла из машины и подошла ко мне, подчеркнуто улыбаясь, вся такая, блядь, свеженькая, бодренькая, лучащаяся. Я все еще пребывал в полусонном состоянии, был нервным и неописуемо раздраженным, и ее приподнятое настроение бесило меня еще больше.

– Ты опоздала, – сказал я, вскидывая бровь.

Она закатила глаза и слегка оттолкнула меня, входя в дом. Она опустила сумку на пол рядом с дверью и полезла в карман, откуда вытащила сложенный лист бумаги.

– Я даже рано, Эдвард, – сказала она, покачав головой. – Ты сказал мне быть здесь в шесть. А когда я вышла из машины, на часах было 5:51.

От недоумения мой лоб избороздили морщинки, когда я захлопнул дверь и оглянулся на нее.

– Сейчас еще нет шести? – спросил я.

Я мог поклясться, что ждал ее, по меньшей мере, гребаный час, но при этом я вышел из спальни не раньше 5:45.

– Нет, шести еще нет. И расслабься, парень. Ты не можешь начать сходить с ума уже сейчас, или ты себя изведешь, – сказала она, протягивая мне ту бумажку. – Все пройдет прекрасно.

Я вздохнул и протянул руку, забирая листок. Я спрятал его в карман и снова пробежался рукой по волосам.

– Ты уверена? Я имею в виду, этого достаточно или нет? Она не содержанка, но я не хочу экономить, – сказал я.

Элис подняла брови в удивлении, выражение ее лица пробудило во мне безотчетную панику, что я переборщил со всем этим.

– Боже, это чересчур, да? Я вышел за рамки и этим буду лишь подавлять ее?

Элис покачала головой, снова закатив глаза.

– Разве я не могу просто сказать тебе, чтобы ты расслабился, Эдвард? Все великолепно, ей понравится, – сказала она.

Я вздохнул, кивая.

– Хорошо. Я просто ужасно волнуюсь. Я никогда раньше не делал подобного дерьма и не знаю, какого черта я здесь, – сказал я.

Элис улыбнулась.

– Я знаю, но, как я уже сказала, все будет прекрасно. В вещевом мешке сменная одежда для вас обоих, и я записала на бумаге все, что вам понадобится, чтобы ничего не забыть. И я, действительно, имею это в виду, когда говорю, что все это очень мило с твоей стороны, и она, правда, оценит это, – сказала она, ее слова звучали вполне искренне.

Я смотрел на нее какое-то время, а потом кивнул.

– Спасибо, коротышка, – сказал я искренне, оценив все то, что она согласилась сделать для меня.

Элис была рядом со мной все эти годы, когда все остальные практически считали меня безнадежно потерянным, но она – нет. После всего, что я натворил раньше, она не должна была стремиться помогать мне, но все же она шла на это, потому что такой уж она человек, Элис.

– Правда.

Она с энтузиазмом улыбнулась.

– Всегда пожалуйста. Я более чем счастлива помочь. Приятно видеть тебя таким – влюбленным и счастливым.

Я усмехнулся.

– Да, – начал я, когда услышал, как наверху хлопнула дверь.

Я напрягся, уставившись на лестницу, и увидел, что появился Джаспер. Я вздохнул с облегчением, проведя рукой по волосам, а он улыбнулся.

– Кто-то выглядит доведенным до крайности, – сказал он в шутку, спускаясь по лестнице. Я заворчал себе под нос, а он похлопал меня по спине, как только попал в фойе, и покачал головой.

– Ах, у тебя все получится. Моя кошечка Элли не даст тебе неправильный совет.

Я кивнул и, услышав наверху еще шум, снова напрягся и посмотрел вверх. Через секунду появился Эммет, и я опять расслабился, испытав облегчение от того, что это была не Изабелла. Он засмеялся и спустился по лестнице, качая головой.

– А-у-у, посмотрите на моего младшего братишку, весь такой дерганый! Как дьявольски мило! – сказал он со смешком.

Я застонал и ударил его в предплечье, как только он оказался в холле.

– Пошел ты на хуй, fuori dai coglioni (оставь в покое мои яйца), – сказал я, тем самым велев ему не теребить меня за яйца.

Он снова засмеялся, тоже ткнув меня кулаком в плечо. Я разразился проклятиями и потер руку, так как он очень сильный хрен и, моя чертова рука пострадала.

– Ох, перестань вести себя как долбанутый пидор, – сказал Эммет, направляясь на кухню. – Я уверен, у тебя все получится, что бы ты ни сделал. Но прямо сейчас я говорю тебе, что тебе лучше сегодня постараться для Иззи-Биззи, или я надеру-таки тебе задницу.

Я застонал.

– Как бы ни было, она всегда довольна мною, – сказал я, оправдываясь.

Эммет обернулся и выглянул из кухни, широко улыбаясь. Как только я увидел выражение его лица, мне стало ясно, что я сказал.

– Боже, Эммет, перестань думать нижним местом, извращенец.

Он засмеялся, невинно вскинув вверх руки.

– Мужик, я ничего не говорил!

Я застонал, покачав головой.

– Тебе и не нужно ничего говорить, я сам, черт возьми, могу сказать. У тебя все и всегда сводится к сексу, – сказал я.

Усмехнувшись, он вопросительно приподнял бровь.

– И это говорит парень-шлюха, – сказал он.

Я закатил глаза и засмеялся.

– Ну, я полагаю, мутировавший парень-шлюха. Не могу, в самом деле, и дальше называть тебя шлюхой, если единственное, что ты трахаешь – это твоя рука.

Я громко застонал, и все трое засмеялись.

– Пошли вы все на хуй. Мне не нужны киски, чтобы быть удовлетворенным, – сказал я, испытывая досаду.

Входная дверь позади меня открылась, я быстро взглянул через плечо и увидел вошедшую Розали, я смотрел на нее с удивлением, ведь я даже не слышал, как подъехала ее машина, и подумал, какого черта она здесь делает в такую рань.

– Неужели то, что я только что слышала, правда? – спросила она сразу же, закрыв за собой дверь и посмотрев на меня. – Эдвард Каллен действительно сказал, что не нуждается в трахе?

Эммет засмеялся.

– Да, ты верно поняла, крошка Рози. Наш маленький Эдди, наконец, вырос.

Все засмеялись, явно забавляясь этой херней. Я помотал головой, раздраженно пробежав рукой по волосам.

– Как я уже сказал, пошли вы все на хуй, – сказал я. – Хреновые из вас друзья.

– Эй, советую тебе быть поласковее со мной, братец, – сказал Эммет.

– Зачем это? – спросил я, вскинув бровь.

Он улыбнулся.

– Потому что, думаю, я смог бы найти решение твоей маленькой проблемки, – сказал он, в его голосе появились серьезные нотки.

Я слегка напрягся, глядя на него.

– Чип? – спросил я через секунду.

Он кивнул в ответ, и я почувствовал, как странный оптимизм зародился во мне. Я, по большей части, прекратил свою слежку, в основном потому, что Изабелла попросила, чтобы мы расслабились и пока не переживали обо всех сложностях. И я пытался сделать все от меня зависящее, чтобы игнорировать это, особенно после того дерьма, которое сказал мне отец в тот день в машине, и большинство из этого мне удалось выкинуть из головы, но не чертов чип GPS. Он действовал мне на нервы, я знал, что его можно выследить в любое время, и не было никакой возможности сбежать в случае необходимости. Я никак не мог допустить, чтобы эта дрянь продолжалась, потому что как защитник я чувствовал, что ей это необходимо, как вариант – на всякий пожарный.

Независимо от того, что сказала Изабелла, и каким бы невозмутимым ни казался в последнее время отец, не влезая между нами, я, блядь, не был глуп, и знал, что это все еще возможно, и вдруг мы должны будем бежать в ближайшие дни. Остальное дерьмо, вроде анализа ДНК, и почему он, нахрен, скрывал от меня, что я уже встречал Изабеллу раньше, может подождать, но не этот чертов чип GPS. От этой хрени нужно избавиться. Я размышлял о том, чтобы отвезти ее туда, где его удалят, но я не знал, кто, мать его, возьмется, сможет ли сделать это, и не назадает ли вопросов. Это непростая процедура – пришлось бы изымать вживленное в тело и сделать это, не спрашивая, почему ей вставили этот сраный GPS, когда они, на самом деле, были запрещены к использованию на людях.

Также я должен был провернуть все так, чтобы мой отец не узнал, и получить согласие Изабеллы на это дерьмо, после того, как скажу ей, что процесс извлечения не будет очень легким. И это не говоря уже о том, что она, черт возьми, даже не существует – у нее нет абсолютно никаких документов, подтверждающих ее рождение или существование, и также я не знаю ни одного чертова врача, кто когда-либо осматривал ее, и, разумеется, не мог подключить к выяснению этого отцовские связи. Но, несмотря на это, чип нужно изымать, и я, по крайней мере, был полон решимости найти способ решения всех проблем.

Я не говорил, что остальное дерьмо больше меня не беспокоило, потому что это было не так. Оно постоянно присутствовало на задворках моих мыслей, мое любопытство просыпалось время от времени. Много гадостей отец сказал мне в тот день, когда мы пошли на стрельбище, задев меня за живое, половину из его слов я не совсем понял… особенно часть, касающуюся моей матери. Меня по-прежнему беспокоил тот момент, когда он намекнул, что она не была такой дьявольски хорошей и чистой, какой я ее помнил, и я хотел знать, что, нахрен, он имел в виду, говоря, что в ее смерти не было его вины. Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что он пытается доказать, что маму убили из-за нее самой, и это раздражало меня. Да, со временем я стал думать, что даже если она натворила что-то, чего не должна была делать, и это привлекло к ней нежелательное внимание со стороны плохих людей, – то, что она была убита, уже оправдывало ее, поэтому, в любом случае, я не мог заставить себя винить ее.

Но, тем не менее, мне было любопытно, кого, черт возьми, мой отец считал виновным в этом, если не себя самого? Неужели он винил маму? Не потому ли он намекал, что она не была такой уж хорошей, какой я, блядь, ее помнил? И когда он вышел из машины и сказал мне, что, если я не прекращу совать нос в чужие дела, то он потеряет меня, так же, как он потерял ее... тем самым он подтверждал, что мама все-таки сунулась не в своем дело? Что за хрень она пыталась выяснить? Она ненавидела отцовский бизнес, она бы не позволила втянуть себя в эту грязь, если только не чувствовала, что у нее не было выбора. Итак, что бы это могло быть, если оно вообще было?

Я действительно хотел бы знать и теперь более чем когда-либо, почему, блядь, она была убита. Но я пытался задвинуть этот бред как можно дальше и не позволять своему любопытству взять надо мной верх, потому что, если в данный момент мой отец был предельно вежлив, я вовсе не хотел шнырять вокруг него и разворошить чертов муравейник.

Еще меня беспокоило то, как, блин, мой отец узнал то дерьмо, которое ему известно? Вещи, которые он говорил об Изабелле – что она нуждается в поддержке, и что ее нужно постепенно выводить в реальный мир, были, черт возьми, очень правильными, но как он, блядь, пришел к этому? Я даже не думал об этой лабуде, но он, казалось, просто знал, что нужно сделать, как будто это была его вторая натура, или он уже имел подобный опыт, но в этом не было смысла. Более того, почему его это вообще, нахрен, волновало? За каким дьяволом он на самом деле купил Изабеллу? Потому что сейчас было довольно очевидно, что она не просто гребаная маленькая рабыня, вовсе нет, раз уж он все это время позволял мне быть с ней и даже пытался помочь ей соответствовать нашему определению слова "нормальный".

Я делал все возможное, чтобы помочь ей, весь последний месяц или около того, и каждый день становилось все яснее, что мой отец был совершенно прав. Мой мир, блядь, сожрет ее заживо, если вытолкнуть ее туда без подготовки. Я много разговаривал с Элис на протяжении нескольких недель, и она помогла мне, даже не подозревая, подкинув идею о том, как, черт побери, заставить Изабеллу открыться и привыкнуть к реальному миру. Временами это было чертовски жестоко, потому что я знал, что дал согласие на дерьмо, которое будет для нее немного некомфортным, но я сделал это, потому что ей было нужно, чтобы это произошло. Она была к этому готова. Ей нужно было найти в себе крупицу независимости и не очень на меня полагаться, и, черт, я, конечно, хотел, чтобы она опиралась на меня, но я же не дурак. Я способен понять, что не смогу всегда быть рядом с ней. Ей придется научиться самостоятельно стоять на ногах, неважно, как тяжело будет учение.

Поездка в спа-салон являлась одним из показательных примеров, которыми я пытался помочь ей проявить чуть-чуть независимости и узнать, что такое нормальная жизнь. Элис пришла ко мне за несколько дней и спросила, что я думаю о том, чтобы они взяли ее с собой, и я сначала не решался, но потом понял, что это может стать проверкой, чтобы посмотреть, как она справится без меня. Это ерунда была трудной – мне казалось, что я бросил ее на съедение волкам, и я ничего не хотел сильнее, чем усадить ее рядом с собой и объяснить все это дерьмо, то самое, которое должно произойти, но я промолчал, потому что ей необходимо, черт побери, научиться задавать вопросы, если она чего-то не знает. И когда Элис сказала ей, что они едут в салон, а Изабелла лишь автоматически сказала "хорошо", дала свой долбаный стандартный ответ, который я ненавидел, потому что никогда не узнаешь, что она действительно чувствовала, это сразу же огорчило меня, и я хотел сказать ей, что она вовсе не обязана ехать. Но я снова смолчал и лишь дал этим сучкам еле заметное предупреждение, чтобы вернули ее нетронутой, надеясь на лучшее.

Они, конечно, ни хрена не послушались, и в результате сделали ей восковую эпиляцию. Поначалу я расстроился, потому что Изабелла была хороша такой, какой была, и я расстроился даже еще больше, когда они сказали мне, что она делала это дерьмо наедине с каким-то сраным мужиком. Мне не было никакого дела, был ли он геем или нет, эти сучки должны были знать, что не стоило заставлять ее делать это фуфло, не только из-за меня, но и из-за нее самой. Она может улыбнуться и сказать, что все прекрасно, что она хочет этого, но я знаю свою девочку. Я знал, что это дерьмо неприятно для нее, особенно учитывая ее страх быть изнасилованной. Я не говорил Роуз и Элис, что она так боялась быть изнасилованной, потому что чувствовал, что не имею права посвящать чужих людей в самые потаенные страхи Изабеллы. Но все же, они должны были бы немного подумать об этом.

Я не отрицаю, что мне пришлось бороться с глупой ревностью из-за того, что какой-то мужик видел ее интимную зону и прикасался к моей девочке. И да, я ревновал ее, я не мог удержаться. И тот факт, что мне было всего лишь, мать вашу, семнадцать лет, и во мне до сих пор играли гормоны, стал одной из тех причин, что привели меня в эту гребаную ванную, где находилась она, когда я услышал, что она моется. Разумеется, я хотел проверить ее, потому что я был чертовски озабочен тем, как она себя чувствует и как справляется со всем этим. Но после того как я узнал, что с ней все в порядке, и увидел ее обнаженную красоту, я, блядь, не смог сдержаться. Я должен был дотронуться до нее, я должен был, черт возьми, почувствовать ее. Так я и сделал, и будь я проклят, если когда-нибудь застану ее с вибратором – это станет самой горячей хреновиной, которую я когда-либо видел.

Меня реально искушало желание проникнуть им в нее, увидеть, как она станет реагировать на ощущение его внутри себя, потому что он был, блядь, намного меньше меня, но я сдержался. Она, должно быть, чувствовала себя немного странно из-за того, что какой-то ублюдок пробрался к ней в душ, так что последнее, что ей было нужно – это моя задница с переизбытком гормонов и желанием лишить ее невинности пластмассовой игрушкой, чтобы добавить еще больше дискомфорта. Кроме того, мне хотелось, чтобы первое проникновение было исключительно моим. Было нечто охренительно эротичное в том, чтобы стать первым, кто когда-либо на самом деле окажется внутри нее.

Я сказал ей, что хочу ее, и действительно хотел, и сейчас она расспрашивала меня об этом – я знал, что уже мог бы поиметь ее. Она бы позволила мне, а я не знал, была ли она по-настоящему готова или же просто соглашалась, потому что знала, что я хотел этого, вопреки тому, что было еще не время. Дело не только в том, что вдруг сработала моя неуверенность и пробудила во мне желание обладать, просто у нее был странный день, а я напился. Я мог прикоснуться к ней, но не хотел лишать ее девственности после того, как наглотался водки. Я хотел быть трезвым во время этого дерьма, чтобы быть уверенным, что во время игры я не скачусь до установки "все только ради меня", как я всегда и делал, когда трахался. Нет, наш первый раз должен быть в ее удовольствие. Я должен поклоняться ей и правильно с ней обращаться, и когда мы были в ванной, я был не в состоянии делать это.

Плюс, это прозвучит странно, но мне казалось, что должно быть что-то еще. Как будто, по какой-то неведомой причине, сейчас не время, и как будто я, черт возьми, что-то упустил. Я не мог понять, что это такое, но я чувствовал это. И это парило мне мозг, потому что с каких это пор я превратился в парня, которому необходимо быть идеальным, чтобы трахнуть кого-нибудь? Но это была Изабелла, и, конечно, из-за нее все было по-другому. Я просто хотел знать, что, черт возьми, я сделал не так, чтобы исправить это дерьмо.

Несмотря на все это и несколько шажков назад, которые она сделала после того, как вернулась из поездки в спа-салон, Изабелла добилась определенного долбанного прогресса в мышлении по сравнению с тем, что было еще месяц назад, и что стало для меня еще более очевидным, потому что мой отец всегда знал, о чем говорил. Погано было сознавать, что он, нахрен, может знать, что необходимо Изабелле, лучше, чем я, но я не мог отрицать, что это правда. Это не оправдывало ту херню, которую он сделал с ней за пистолет, да он даже и не ждал прощения. Но это заставило меня лучше понять некоторые другие его поступки. Например, дьявольское терпение, которое он проявлял к ней, и как он постепенно начинал относиться к ней почти нормально. Но все-таки – почему? Он не может делать все дерьмо только ради меня, тут кроется что-то другое.

Ничто из этого не имело смысла, но я был не в состоянии докапываться до ответов, тем самым раскачивая лодку. По крайней мере, пока не узнаю, что, если нам придется внезапно убегать, он не сможет легко нас найти.

– Так какой выход? – спросил я неуверенно, почти, блядь, нервничая из-за этого.

Мой брат был очень умным во всем, что касалось всякого технического дерьма, но это, на самом деле, вовсе не объясняло, какой такой дьявольский план он придумал.

– Ну, это не одна-единственная вещь, это, скорее, несколько вещей, объединив которые, мы, в крайнем случае, получим немного времени, пока не придем к окончательному решению, – сказал он. – Прежде всего, нам необходимо заполучить парочку глушителей сигналов GPS. Сейчас делают довольно неплохие штучки, и я уверен, что если ты обратишься к тем, у кого приобретал свой арсенал оружия, то сможешь достать вполне мощные экземпляры. Тебе нужен по крайней мере один – для установки в твоей машине, чтобы в то время, когда она находится в твоем «Вольво», или рядом с ним, ее нельзя было отследить. Он будет охватывать площадь в радиусе пятнадцати метров, так что это не такая уж серьезная защита, но эта вещица скроет ее, если вы будете сидеть в машине, а она будет включена, ты это знаешь?

Я кивнул.

– Хорошо, я могу достать такую. Что еще?

Он вздохнул.

– Также выпускают и кое-какие новые глушители сигналов GPS, они типа размером с ладонь и могут умещаться в кармане. Нам нужно обзавестись одним или двумя такими, чтобы она могла брать их с собой, если соберется выйти из «Вольво». Заряда батареи хватает всего на несколько часов после включения, и их необходимо перезаряжать, но они могут пригодиться. Единственная проблема в том, чтобы придумать, как скрыть их на случай, если отец обнаружит какой-то из них.

Я кивнул.

– И это все? – спросил я, вопросительно приподнимая брови.

Он покачал головой.

– Это лишь запасной вариант. Что мне нужно сделать, так это связаться с ноутбуком отца, потому что, гарантирую, он использует программу для отслеживания чипа Беллы. Она также может быть у него на телефоне… не знаю. Но если смогу добраться до него, то смогу найти способ взломать программу и изменить код. После нескольких телефонных звонков и некоторой траты денег на то, чтобы ему помогли, он наверняка найдет способ вернуть его, но это, по крайней мере, обеспечит еще немного времени, – сказал он, пожимая плечами.

Я снова кивнул.

– Да, это очень поможет, – сказал я, испытав некоторое облегчение от того, что, даже если это не решит всей проблемы, то, по крайней мере, ненадолго выручит.

– Да, однако, это не все, – сказал он. – Зайдя я в программу, я смог бы изменить сигнал, который она отслеживает. Если мы поймаем сигнал GPS в доме, то я смогу перенастроить координаты слежения на другую волну. И ему явно понадобится некоторое время, чтобы понять это и отследить правильный сигнал, особенно, если он не проверял его регулярно.

Я смотрел на него с удивлением.

– Черт, Эм, это чертовски хорошая мысль, – сказал я.

Он улыбнулся и выглядел при этом очень довольным собой.

– Да, я знаю, – сказал он. – Теперь мы просто должны найти способ залезть в ноутбук отца.

Я усмехнулся и кивнул, как тут же услышал раздраженное шипение Розали. Я взглянул на нее и увидел, что она с досадой смотрит на нас с Эмметом.

– Клянусь, вы оба – гребаные идиоты, – сказала она, покачав головой. – Вы нарываетесь на неприятности? Серьезно, вы и думать забыли о том, что, возможно, доктор Ка знает, какого черта он все это делает? Может быть, вы просто откажетесь от этой идеи?

Эммет лишь пожал плечами, явно наслаждаясь тем, что у него появилась головоломка, которую нужно решать, независимо от того, должен он это делать или нет, а я покачал головой.

– Ни за что, на хуй – сказал я, раздраженный уже тем, что она предложила это дерьмо.

Я услышал, как вздохнул Джаспер, и посмотрел на него.

– Может быть, Роуз права, – сказал он. – Может быть, будет лучше отступить.

Мои глаза в ужасе расширились из-за того, что он согласился с этой позицией.

– Ты это серьезно, Джаспер? Ты думаешь, что лучше оставить ее с чипом внутри, как долбаную собачку? Ты даже не впаривай мне все это дерьмо, ты, чертов любитель статистики. Скажи мне, каковы сраные шансы, что устройство GPS-слежения внутри нее окажется для нее полезным и действительно поможет ей? – спросил я.

С секунду он смотрел на меня, а затем покачал головой.

– Я согласен, маловероятно, что кто-нибудь когда-нибудь захочет использовать его ей во благо, но ты не знаешь этого, Эдвард, – сказал он.

Я закатил глаза.

– По-любому, вряд ли нам когда-либо понадобится воспользоваться им, чтобы найти ее. Она все равно никогда не выходит, – сказал я, оправдываясь.

Я вел себя немного нелогично и по-детски, но не мог ничего с этим поделать.

– В любом случае, тебе придется признать: у того, что это дерьмо обидит ее, шансов куда больше. И думай, мать твою, как человек, сочувствующий другому. Хотел бы ты, чтобы такая вот гребаная вещь была внутри тебя, чтобы кто угодно в любое время мог выследить тебя? Это фуфло несправедливо по отношению к ней.

Некоторое время Джаспер пристально смотрел на меня, затем кивнул.

– Ты прав, – просто сказал он.

Я кивнул в ответ и снова услышал шипение Розали, очевидно, ей не нравился тот факт, что и второй мой брат оказался сейчас на моей стороне. Я старалась не принимать эту дрянь на свой счет, так как она была очень мила с Изабеллой в последнее время, и я знал, что она лишь волновалась за своего бойфренда, который стремится вляпаться в дерьмо, которое может навредить ему. Мне это тоже не нравилось, и я предпочел бы справиться самостоятельно, не втягивая братьев, но не мог.

– В любом случае, – сказал я, взглянув на свое запястье, и снова застонав, потому что у меня до сих пор не было часов. – Мне нужно идти, у меня есть сраное дело.

Все кивнули в знак согласия, пожелав мне удачи. Элис сказала, что через несколько минут она разбудит Изабеллу, и они начнут собираться. Мне было почти дурно от того, что я оставляю ее с Элис на весь день, не дав ей никаких дополнительных инструкций, но я действительно хотел сделать сюрприз. Элис поведет ее привести себя в порядок, на маникюр и педикюр. Она также купила ей платье для сегодняшнего вечера, а после отведет ее к себе домой, чтобы подготовиться. Я уже озвучил некоторые основные правила: никаких радикальных перемен с ее волосами, и не перебарщивать с макияжем, и никаких, нахрен, акриловых ногтей. Изабелла вовсе не нуждается в подобной лаже, и я знал, что ей это, в любом случае, не понравится. Я сказал Элис, чтобы все было попроще, и что платье должно быть таким, какое выбрала бы сама Изабелла. Не кричащее, определенно не слишком короткое, и обувь должна быть на плоской подошве.

Да, я был требовательным к Элис и, возможно, это нехорошо, так как она делала мне одолжение, но мне было все равно. Я мог планировать все так, как хотел, и преуспел в этом, а ночь станет полной катастрофой, если Изабелла вывернет лодыжку, пытаясь ходить на нелепых каблуках, которые напялит на нее Элис.

Я схватил ноутбук и пакет Элис, валявшийся у входной двери, и, выскользнув на улицу, направился прямо к «Вольво». Солнце, наконец, начало всходить, и, я знал, Изабелла и сама проснется в ближайшее время, если Элис не разбудит ее. Я завел машину, включил передачу и поехал к трассе, проскочил через Форкс и оказался на шоссе №101, ведущем в Порт-Анжелес. У меня были кое-какие дела, которые нужно закончить, и на это у меня было всего несколько часов, до того, как Элис приведет Изабеллу обратно в дом, и она встретится со мной.

Дороги были совершенно безлюдны, поскольку было еще очень рано, так что я смог добраться до Порт-Анжелеса достаточно быстро. Как только я оказался в городе, то свернул на примыкающую дорогу, и колесил по улочкам, пока в поле зрения не показалось величественное строение. Это был отель "Джордж Вашингтон Инн", прямо на берегу пролива Хуана де Фука. Он располагался на лужайке у подножия Олимпийских гор, поэтому у него были номера с видами и на воду, и на землю, и я знал, что Изабелле это понравится. Вид был великолепен, она оценит это, и еще – отель находился в отдалении от всего, так что нам не нужно было беспокоиться о других людях, которые могли бы слоняться неподалеку. Я звонил им несколько дней назад, практически, черт возьми, умоляя их предоставить мне номер на сегодняшний вечер, и сперва они меня проигнорировали, но, в конце концов, уступили, когда я предложил им до хера денег. Да, я снял весь этот гребаный отель на всю ночь... и можете подавать на меня в суд.

Я поставил машину перед огромным белым особняком и вылез, оглядываясь вокруг. Солнце, наконец, окончательно взошло и заливало светом лужайку. На краю лужайки, среди деревьев, показались несколько оленей. Около минуты я смотрел на них, думая, что они, должны быть, декоративные, пока один из них не шевельнулся и не сделал несколько шагов вперед, в моем направлении. Мои глаза от удивления расширились, и я смотрел по сторонам, пребывая в долбаном оцепенении, мне казалось, что я очутился в каком-то проклятом диснеевском мультфильме или другом подобном дерьме, а животные вышли поприветствовать меня. По тому, как он смотрел на меня, я почти ждал, что этот ублюдок заговорит со мной, и чуть было не поддался желанию выхватить из-под сиденья свой пистолет – на случай, если он так и поступит. Это было нереально, и я должен был посмеяться над собой, потому что из-за этого выглядел чертовски нелепо. Я постоянно встречал оленей возле нашего дома, но то, что я оказался здесь и увидел их, таких вальяжных, на лужайке возле отеля, показалось мне совсем иным. Это было странно, если не сказать больше.

Через секунду я услышал прямо позади себя чье-то покашливание, повернул голову в сторону особняка и увидел женщину возраста моего отца, стоявшую у входной двери. Она улыбнулась мне и представилась хозяйкой. Я немного польстил ей, будучи чертовски благодарным за то, что она уступила и позволила мне арендовать отель, а она предложила мне войти внутрь, чтобы мы могли заняться делами. Я достал из машины сумку и ноутбук, и двинулся внутрь, где тотчас же в углу обнаружил рояль. Он был не так хорош, как мой, но его хватило бы на ночь. Она села за стол, а я вытащил тридцать стодолларовых банкнот и протянул ей три тысячи, на которые мы условились. Когда она взяла их у меня, в ее глазах я увидел волнение и усмехнулся, зная наверняка, что обеспечил ей суточную выручку. Как правило, за ночь они бы заработали долларов 850 при полной загрузке номеров, а это означает, что ей бы пришлось провернуть уйму работы, чтобы угодить куче гостей, а здесь я заплатил ей более, чем втрое, чтобы меня, блядь, оставили одного. Я подтвердил, что она должна уйти на всю ночь, что мне хочется полной конфиденциальности, а она еще раз согласилась, пообещав исчезнуть после четырех часов вечера, и это будет выглядеть, как будто ее там и не было.

Она быстро провела меня по отелю, показывая различные номера. В одном из них еще проживал человек, который должен был освободить его через несколько часов, но мне было все равно, потому что мы, в любом случае, не остановились бы в нем. Она показала мне самый большой номер, который, по ее словам, являлся президентскими апартаментами, а на самом деле был не больше моей спальни у нас дома, но в нем было красиво, и Белле он обязательно бы понравился, поэтому мне было наплевать. Я бросил бумажный пакет в угол комнаты и разместил ноутбук на столе.

Она вышла, сказав, что отель полностью в моем распоряжении на ближайшие двадцать четыре часа, а я поблагодарил ее еще раз, очень надеясь, что это будет последний раз, когда я, нахрен, видел ее лицо, до тех пор, пока не придет время освобождать номер. Она казалось вполне милой дамочкой, но сегодня мне не нужно было ничье вмешательство. Я хотел, чтобы были только я и Белла – и никого больше.

Я направился обратно к машине, открыл дверь со стороны водителя и снова скользнул в «Вольво». Я завел ее и развернулся, направляясь обратно в центр Порт-Анжелеса. Я поехал в сторону Первой улицы и, припарковавшись, вылез из машины. Запер дверь и огляделся. Вытащив из заднего кармана список, который дала мне Элис, я развернул его и быстро пробежался по нему глазами. Я нахмурил лоб из-за нескольких пунктов, которые я, нахрен, и понятия не имел, где могу достать. Вроде долбаной корзины – где, мать вашу, можно купить корзину для пикника? И на какой хрен мне вообще сдалась эта корзина? Я, что ли, проклятый мишка Йоги? (Шоу Мишки Йоги — мультсериал студии Ханна-Барбера, выпущенный в конце января 1961 года и законченный в 1988 году. Сериал повествует о Йоги – антропоморфном медведе, умеющем говорить, который носит зелёную шляпу и воротник, и вместе с племянником Бу Бу живёт в Йеллоустоунском заповеднике. В этот парк приходят отдыхающие со всякой вкусной едой (в корзинках для пикника), а мишка Йоги постоянно её ворует)

Могу я купить простые сраные контейнеры и скинуть все это дерьмо в один из пластиковых пакетов для покупок, которых – за время этой поездки – мне обязательно надают с полдюжины?

Все это казалось мне ненужным, но, как бы то ни было… Я доверился Элис, попросил ее помощи. Нам всем иногда необходима чья-то помощь, и ясно, что романтика – одна из тех областей, в которой мне определенно нужно совершенствоваться.

Некоторое время я бродил по магазинам, заглядывая в антикварные лавки в поисках приличной корзины. Я не знал, какой должна быть эта гребаная корзинка, поскольку разновидностей их было много. Я спросил у дамы за прилавком, была ли эта корзинка предназначена для пикника, а она посмотрела на меня, как будто я идиот, что почти сподвигло меня навернуть ей этой ублюдочной корзиной, но я, сколько мог, пытался сохранить на лице невозмутимое выражение. Вероятно, она, на хуй, не понимает, в чем разница между корзинами (если даже она существует), а лишь выполняет свою работу за минимальную зарплату, чтобы оплачивать счета, а я тут, блин, трачу ее гребаное время из-за какой-то левой проклятой корзины. Но я не мог ничего с этим поделать. Я начал нервничать и снова ко всему придираться, желая сделать этот день идеальным, но он уже становился дерьмовым, а все лишь потому, что Элис написала в моем списке "корзинка для пикника".

Когда прошел уже, казалось, целый час, я купил какую-то херню, которая выглядела слишком большой, чтобы быть использованной для пикников. Но мне полагались очки хотя бы за то, что я попытался, даже если и выбрал не то, что нужно.

После того, как заплатил за корзину, я снова просмотрел весь свой список, замерев, когда наткнулся на пункт "одеяло для пикника". Целую минуту я таращился на слово "пикник", вдруг, блядь, пожелав, чтобы я решил просто сводить ее в какой-нибудь дурацкий ресторан в Сиэтле: выпить, поужинать, как все остальные мудаки поступили этим вечером со своими подругами.

Я знать не знал, что за хрень такая на самом деле было это одеяло для пикника, но я представлял себе какое-то красное одеяло в белую клетку, какие я видел в мультфильмах, когда был маленьким. Ну, вы знаете, что я имею ввиду – мульты с долбаными муравьедами и муравьями, таскающими чертову еду? От одной мысли об этом стресс еще больше усиливался, потому что я даже не подумал о букашках. Если мухи или муравьи, или пчелы вторгнутся в наш гребаный пикник, что я должен буду с этим сделать?

Я быстренько прошелся по списку, не найдя ничего, что выглядело, как средство против насекомых, и полез в карман, чтобы выхватить оттуда телефон. Я открыл его щелчком и, сразу же найдя имя Элис, раздраженно выдохнул. Телефон набирал номер, а я ждал с нетерпением.

– Да, – робко сказала она, как только ответила после, казалось, миллионного долбаного звонка.

Я застонал и сжал пальцами переносицу, почти ткнув себе в чертов глаз своим списком. Да, этот день определенно катился в ад.

– Что, блядь, я должен буду сделать, когда муравьи попытаются украсть мою сраную еду, Элис? – спросил я.

Секунду она не отвечала, но, наконец, хихикнула, чем очень расстроила меня, потому что этот вопрос был совсем даже не смешным. Это было чертовски серьезно.

– Я не нахожу эту херню смешной, Элис. И что за фуфло это одеяло для пикника?

Она продолжала смеяться, и я застонал, опустив трубку, потому что был раздражен, а она не помогала мне. Я собрался положить телефон обратно в карман, но прежде, чем успел сделать это, он снова начал звонить. Вздохнув, я ответил на звонок.

– Что, ты, блядь, хочешь еще раз надо мной посмеяться? – выплюнул я, разозленный.

Я услышал, как она, смеясь, похрюкивает, но отчаянно пытается сдержать себя.

– Разве я не говорила тебе, Эдвард, расслабиться? Ты паришься из-за ничего. Насекомые не станут для тебя проблемой. И одеяло для пикника – это всего лишь одеяло, любое одеяло. Просто купи одеяло, – сказала она.

– Хорошо, спасибо, – пробормотал я, опуская трубку и засовывая ее в карман.

Я пошел в магазин и осмотрелся вокруг, решив купить первое сраное одеяло, которое увижу, но замер, когда красно-белая клетка привлекла мое внимание. Я вздохнул и покачал головой, так как прочитал слова "Одеяло для пикника", написанные на этикетке, прикрепленной к нему. И я расслабился.

Я схватил его, вместе с набором контейнеров, расплатившись за все это, пошел обратно в "Вольво" и бросил вещи на заднее сиденье. Я сел в машину и поехал через весь город в продуктовый магазин, направился внутрь и сграбастал одну из тех переносных корзин, которые расположены у внутренней двери. По крайней мере, я знал, что эта корзина не была ублюдочной корзинкой для пикника.

Я быстро прошел через магазин, к счастью, теперь уже имея немного опыта посещения этого дерьма с Изабеллой, и сгреб все, что Элис записала для меня на бумажке. Я потащил это к выходу, чтобы заплатить за него, и взял с витрины пару упаковок "Тоблерона". Был долбаный день Святого Валентина, и люди покупали шоколад по этому случаю, так что, казалось, что, по крайней мере, это дерьмо имело смысл.

Я отнес сумку в машину и порулил через город, направляясь обратно к гостинице. Приехав туда, я вышел, захватив все свои вещи. Войдя внутрь, прошел мимо каких-то выезжающих постояльцев, кивая им в знак приветствия, и снова забежал к владелице. Она предложила помочь мне, а я отмахнулся от нее, сказав, что сам справлюсь, и она благодарно поспешила прочь. Я прошел на кухню, где достал корзину и поместил в нее все продукты, какие смог. На это мне понадобилось некоторое время, но в конечном итоге у меня получилась корзина, полная нераспакованных продуктов питания, и я поставил ее в холодильник, чтобы они не испортились. Положив одеяло на стойку, я направился обратно в "Вольво" и порулил прямо в центр Порт-Анжелеса. Зашел в цветочный магазин и стал разглядывать цветы, чувствуя себя так непривычно, что это казалось нелепым. Я никогда в своей жизни не купил ни одного сраного цветка, это дерьмо росло в земле и не было никакого смысла в том, чтобы платить хрен знает сколько денег за то, что все равно умрет. Но это был День Святого Валентина и, судя по тому, насколько это место забито цветами, их покупка, видимо, была из разряда того, что я чертовски обязан был сделать.

Я не смог бы отличить друг от друга большинство цветов, но помнил, как выглядит гребаная роза и, возможно, это было клише, но я выбрал то, что знал. Я заказал четыре десятка красных роз, и работник магазина поставил их в вазы для меня и выбил чек. Я был ошарашен их стоимостью, потому что, проклятье, кто платит около двухсот долларов за какие-то сраные цветы, которые будут просто стоять и завянут через нескольких дней? Видимо, ответом на это являлся я сам, потому что вытащил "Амекс" и заплатил за них без лишних соплей. Я направился прочь из магазина, тщательно уместив цветы на заднем сиденье, и очень надеясь, что эти ублюдки не перевернутся и не зальют водой мои кожаные сидения. Я сразу же поехал обратно в гостиницу, поднял цветы в номер и расставил их по периметру. Вынул цветок из вазы, стал выдергивать из него лепестки и бросать их на бежевое одеяло на кровати. Я выбросил стебель в мусорную корзину, достал другую розу из вазы и пошел в ванную. Сорвал с нее лепестки и побросал их по краям раковины, прежде чем точно также выбросить стебель. Я видел, что это дерьмо постоянно проделывали в фильмах, и девчонки, казалось, хавали это, так что я решил, что стоит попробовать.

Я посмотрел на руку, снова зарычав на свою глупость, потому что на мне до сих пор не было часов, а я снова осознал это. Я помотал головой и огляделся по сторонам в поисках часов, и был поражен, когда увидел, что уже полдень. На что я потратил столько времени?

Я выхватил розу из ближайшей вазы и, выйдя, направился обратно в Форкс. Мои нервы были все еще на пределе, со дна желудка к горлу подступала тошнота. Я знал, что это было смешно, что Изабелла оценит этот жест, и я не должен быть чертовым перфекционистом, но не мог ничего с этим поделать. Я хотел, чтобы сегодня все было правильно, я хотел, чтобы она запомнила этот день, потому что заслужила это.

Я вернулся в дом и вошел внутрь, бросив розу на стол на кухне, и взял из холодильника содовую. Я направился к себе в комнату и снял одежду. Оглядевшись, я заметил, что Изабелла нашла время сегодня утром, чтобы заправить кровать, хотя Элис была здесь и, наверняка, капала ей на мозги из-за этого дерьма. Но это была Изабелла, и она сделала эту ерунду, хотя я уверял ее бесчисленное количество раз, что ей не нужно этого делать. Это было так банально, но снова напомнило мне о ее силе воли, ее внутренней силе и решимости, что зачастую могу видеть лишь я. Когда она была полна решимости что-то сделать, то, блядь, делала это, кто бы что ни говорил... и я обожал это в ней. Она станет чертовски крутой, когда однажды перепрограммируется.

Я ненавидел признаваться в этом, но вот что я тогда чувствовал. Я пытался заставить ее забыть все, что она знала, и научить ее нашей жизни. Я чувствовал, что я как бы перепрограммирую ее для новой жизни.

Я зашел в душ, чтобы помыться, и встал под струю воды, стараясь успокоиться. Я был напряжен и слишком эмоционально реагировал на все это глупое дерьмо. Элис была права – я загоню себя, если не расслаблюсь. Но я, черт возьми, не мог справиться с этим, вот такой уж я был, и знал, что один косяк или несколько глотков водки помогут мне расслабиться, но сегодня я собирался оставаться трезвым. Мне, в любом случае, не нравилось то, что я был зависим от этой дряни, я не хотел провести этот день в состоянии опьянения. Этот дерьмовый день должен стать особенным, он должен стать объявлением о нашей любви, и каким же ублюдком должен я быть, чтобы, нажравшись, все испортить?

Я прислонился спиной к стенке душа, закрыл глаза и вздохнул. Обернул руку вокруг своего члена, он был таким же твердым, как обычно, и я знал, что это, по крайней мере, расслабит немного мои мышцы. Я несколько раз погладил его, крепко сжимая ладонь, и мне понадобилось некоторое время, чтобы почувствовать нарастающее внутри меня напряжение, а все потому, что я никак не мог отключиться от своих мыслей. Я думал о долбаной корзине, и о муравьях, и о цветах, и о том, что я наверняка все испорчу, скажу что-то не то или сделаю что-нибудь, что огорчит ее, потому что со мной всегда так получалось. Я, наконец, почувствовал приближение оргазма и застонал, откинув голову назад и сильно ударившись ею о стенку. Резкая боль пронзила мой затылок одновременно с оргазмом, и столь мощная смесь удовольствия и боли прошла через все мое тело, что у меня почти подогнулись колени. Через секунду я перестал поглаживать его, отпустил свой член и просто стоял под водой с закрытыми глазами, пытаясь восстановить контроль над собой. Я открыл глаза и окончательно закрутил краны с водой, вздохнув.

Я уже говорил, что ненавижу этот сраный День Святого Валентина? Потому что я его ненавижу.

Сегодня также была годовщина свадьбы моих родителей. Я всегда думал, что это дерьмо – факт, что они поженились в этот день – банально, но теперь полагаю, что они хотя бы имеют законное оправдание праздновать четырнадцатого февраля день своей любви. Если бы мое сердце не было разбито из-за того, что я потерял мать, я бы чувствовал небольшое облегчение, зная, что, по крайней мере, еще кто-то нервничал сегодня так же сильно, как и я. Потому что я ничуть не сомневался в том, что мой отец тоже с трудом справлялся с этой лабудой. Я был рад, что он уехал, хоть и осознавал, что это было чертовски грубо, но он обычно проводил этот день, напиваясь и упиваясь своим горем, и это было последнее, с чем я хотел бы сейчас иметь дело. Я чертовски сочувствовал ему, гораздо сильнее, чем когда-либо раньше, потому что все, о чем я мог думать – а что, если это были мы с Беллой? Что, если бы женщина, которую я любил, умерла? Я даже не хотел думать об этом дерьме, но знал, что тоже был бы безутешным мудаком, если бы мне выпала такая карта, и неважно, кто был бы в этом виноват.

Я вытерся и почистил зубы, затем отправился обратно в спальню и заглянул в шкаф. Вытащил пару черных боксеров и одну из своих белых маек, потом натянул черные брюки. Достал из шкафа белую с черными полосками рубашку на пуговицах, надел ее и застегнул. Оставил несколько пуговиц не застегнутыми, потому что, если я не делал этого, то постоянно чувствовал, что задыхаюсь.

Я стащил с плечиков черный пиджак, потому что хотел хотя бы попытаться соответствовать ей, пусть и всего наполовину, и надел его, не застегивая. Надел носки и задумался над тем, какую выбрать обувь, после чего просто схватил свои черные с белым кроссовки "Найк", потому что они подходили по цвету. Я не собирался, мать вашу, провести целый день в неудобной обуви, и похуй на все.

Я закончил приготовления и убедился, что на этот раз надел часы, чтобы, как идиот, не таращиться всю ночь на свое запястье. Я надел ремень, чтобы брюки, черт возьми, не соскальзывали вниз, и побрызгался одеколоном. Провел рукой по волосам, чтобы хотя бы попытаться привести это блядство в какое-то подобие порядка, и глянул на себя в зеркало.

Я выглядел чертовски хорошо, я знал это, и большинство девушек средней школы Форкса набросились бы на меня, если б увидели. Но я знал, что подобное дерьмо вовсе не впечатлит Изабеллу. Она, конечно, находила меня привлекательным, но она не рухнет передо мной на колени, как остальные девчонки. Ее куда больше заботило то, что было внутри, чем внешняя привлекательность. Но все-таки я хотел хорошо выглядеть для нее. Я хотел попытаться поразить ее. Я не знал, как, черт побери, воплотить это в реальность, как произвести впечатление на кого-то вроде нее, но сегодня я сделал все от меня зависящее, в надежде, что у меня получится эта хрень. Я хотел, чтобы она увидела, как много значит для меня, как важна она для меня, потому что я постоянно твердил ей об этом, но никогда не имел возможности продемонстрировать. Боже, мы оба еще молоды, мы живем в доме моего отца и девяносто девять процентов времени проводим вместе в моей гребаной спальне. Я хотел, чтобы она поняла, что есть много всего и за ее пределами.

С тех пор, как я рассказал об этом Элис, она назвала это дерьмо "Операция "Золушка". Я закатил глаза и сказал ей, что это смешно, хотя в некотором смысле это так и было. Я очень легко мог вытащить ее "из грязи в князи", и ей, черт возьми, никогда больше не придется прислуживать другим людям, никогда не придется подстраиваться под кого-то или делать то, чего она не захочет. Я, блядь, имел в виду, что даже сам уже почувствовал, будто нахожусь в диснеевском фильме. Но суть дела была в том, что я вовсе не был Прекрасным принцем. Если я и был принцем, то Principe Della Mafia (Принцем мафии), и в этом дерьме не было ничего даже отдаленно романтического. Я надеялся на долгую и счастливую жизнь, как и остальные ублюдки, но знал, что не могу обещать ей солнечного света на протяжении всего нашего пути. Несмотря на то, что моя мать называла меня именно так, я даже и близко не был долбаным солнышком, даже если Изабелла утверждала, что у меня солнечный запах. В действительности же, я был больше похож на нелепые серые облака, которые затянули небо над Форксом и, казалось, задержатся надолго. Никогда не угадаешь, когда они разразятся ливнем, но знаешь, что в какой-то момент это произойдет, и что время от времени небо будет проясняться, и сквозь тучи пробьется немного теплого света. Вот таким я и был, а она вернула мне тепло, но мое предсказание будущего было примерно таким же точным, как прогнозы проклятых метеорологов. Это дерьмо изменчиво, и мы не имеем никакого контроля над ним, но мне хотелось, чтобы она поняла – у меня были на этот счет долгосрочные планы, и что я хотел, чтобы она была со мной во внешнем мире, и не имеет значения, какой жестокой эта херня может оказаться для нас.

Я щелкнул выключателем, вышел из спальни и стал спускаться по лестнице. Оказавшись в холле, я взглянул на часы. Было уже почти три часа дня, и это был офигенно длинный день, но на самом деле он только начинался.

Элис скоро доставит Изабеллу, и я нервничал из-за того, что скажу. Я пошел на кухню и забрал розу со стойки, затем вернулся в гостиную. Я снова начал ходить по комнате кругами, так же, как я делал это утром, моя тревога возрастала с каждым шагом. Я совершенно не мог устоять на месте и ужасно психовал, зная, что из-за этого еще больше выхожу из себя.

Пока я ждал эту чертову желтую машину, которая должна подъехать к крыльцу, мозг продолжал рисовать мне все возможные катастрофы, которые могли произойти.

Я обязательно скажу что-нибудь не так, я уверен в этом.

Я обижу ее.

Я сделаю что-либо, что огорчит ее.

Она будет разочарована ночью, или подавлена всем этим и поддастся панике.

Пикник с треском провалится, я уже знал это.

Черт, намечалось треклятое вторжение муравьев, или, если они не доберутся до нас, и Изабелла все же сможет поесть, то она, скорее всего, получит гребаное пищевое отравление. Иисусе, я никогда ничего не готовил, так что не имел ни малейшего представления, как это вообще было возможно, но если была хоть какая-то чертова вероятность, что это случится, то оно наверняка произойдет.

Черт, а что если у кого-то из нас проявится аллергическая реакция, как в фильме "Метод Хитча"? Я хочу сказать, что у меня нет этой сраной аллергии ни на что, так же, как и у нее, по крайней мере, из того, что я знал о ней, но я ведь никогда и не спрашивал. Боже, что со мной не так, почему я не спросил об этом дерьме?!

Если ничего этого не случится, то наверняка будет долбаная гроза, хотя метеорологи обещали абсолютно ясный вечер. Но как я уже, блядь, сказал минуту назад, эти придурки ни хрена не знают! Они не могут предсказывать будущее.

Землетрясения.

Торнадо.

Цунами.

Сезон дождей.

Ураган.

Пожар.

Потоп.

Град.

Снежная буря.

Господи, да я даже не знаю, возможна ли хотя бы половина из этих природных явлений в наших краях, но с моей-то удачей эта гнусность просто обязательно случится!

У нас могут возникнуть проблемы с машиной, или мы попадем в гребаную аварию. Боже, я очень надеялся, что мы не повредим "Вольво". Вероятно, чертов пьяный водитель врежется в нас в тот единственный день, когда я собираюсь оставаться трезвым.

Слишком много всего могло пойти не так, и поэтому, пока я мерил шагами комнату, мне в голову приходили все возможные сценарии развития событий. Я был в панике, и чертовски близок к тому, чтобы сойти с ума, а моя рука практически приклеилась к волосам. Я был в шоке, и, не опуская руку, дергал это дерьмо. Но я нервничал и не мог ничего с этим поделать, потому что все должно быть идеально, а не было.

Что-то было неправильно. И я не мог понять, в чем дело, но просто не чувствовал, что все хорошо.

Я продолжал ходить взад и вперед и смотреть на часы, снова и снова, нервно вертел розу в своих руках, радуясь, что флорист уже срезал с нее все шипы, иначе мои руки уже были бы расцарапаны к чертям, и я бы залил кровью весь гребаный этаж. И если бы со мной случился этот отстой, то Изабелла пришла бы сюда и захотела все убрать, потому что ей, черт возьми, не нравились пятна крови на полу, а я, нахрен, свихнулся. О Боже, у меня же был еще один чертов сценарий, о котором следует беспокоиться...

Прошла, казалось, целая вечность, когда, наконец, я услышал снаружи хруст гравия и повернулся лицом к двери, весь напрягшись. Я услышал звук хлопнувшей дверцы автомобиля, и мое сердце начало дико стучать, а нервы вскипели. Господи ты Боже мой, по тому, как я себя вел, можно было подумать, что я готовился участвовать в перестрелке, или что в дверь ломились долбаные федералы. А ведь это была всего лишь Изабелла – девушка, которая почему-то любила мою дурацкую задницу и мирилась с моими глупостями, та, которая спала рядом со мной каждую ночь в моей постели. Она видела меня в самые худшие моменты, видела меня взбешенным и выходящим из себя, и ей все-таки удалось полюбить меня. У меня не было ни одной гребаной причины вести себя подобным образом – даже если у меня получится превратить эту ночь в полную катастрофу, ей будет все равно, она, скорее всего, посмеется над этим дерьмом или просто пожмет плечами и поблагодарит за попытку. Ведь я, на самом деле, никогда не делал ничего подобного, и неважно, сколько раз Элис говорила мне, что мой план хорош, или что у меня все получится, мне все еще было не по себе. Это как собирать долбаные пазлы из рассыпанных по всему полу кусочков, и если даже собрать небольшую часть картинки, кажется, что все они не на своих местах, потому что ты потерял один из пазлов. И проблема в том, что даже не знаешь, какой именно пазл ты потерял, насколько важен он для целостности рисунка, – ты лишь знаешь, что он утерян.

Дверная ручка повернулась, и я напрягся еще больше, мой разум и сердце работали на полную мощность. Я чувствовал, что у меня будет сердечный приступ или нервный срыв, или то и другое, и независимо от того, что это было, я не сомневался, что мне срочно нужен сраный доктор. Из-за своей необъяснимой паники я даже захотел, чтобы Белла знала первичные реанимационные действия в полевых условиях, и подумал, что надо научить ее этому дерьму на случай, если я когда-нибудь упаду в обморок. Это, в конце концов, непременно произойдет, учитывая, каким перегрузкам она подвергает мое сердце.

Дверь открылась, и я уставился на нее, борясь с непреодолимым стремлением развернуться и убежать. Что это в меня вселилось? Я не узнаю себя.

Изабелла появилась в дверях и посмотрела на меня, застыв на месте. В тот же миг, когда мой взгляд остановился на ней, вся та паника, которая курсировала по моему телу и разъедала меня весь день, мгновенно улетучилась. Поскольку в этот момент я точно знал, что было не так, чего мне не хватало.

Это была она.