Ммм...

Руки Эсме вокруг меня. Нежные и сильные – они прижимают меня к ней. И я чувствую себя в безопасности.

Когда она предложила мне объятия – я не смогла устоять.

И я так счастлива. И теперь я могу этим поделиться. Рене приедет.

Рене приедет!

Я обнимаю Эсме немного крепче.



Последние дни напоминали американские горки. Так много чего изменилось и думаю, что это я привела всё в движение. Улыбки. Взаимодействия. Прикосновения. Эдвард.

О, Боже. Эдвард.

Я пошла к нему, чтобы поговорить, потому что действовала глупо, и мне необходимо было всё прояснить. Я могла только надеяться, что он простит меня, хоть я знала, что если он сделает это, я должна буду воспринимать его прощение как чудо.

Он простил меня.

Мы говорили. Мы смеялись. Он улыбался мне. Он коснулся меня, и я совсем не была против.

Совсем.

Каково это?

Сбивает с толку, если не сказать больше.

Но я хотела испытать больше прикосновений. Решила, что это станет моим заданием на новый год – позволить себе прикосновения. Я сказала об этом Эсме, и Элис тоже всё известно. Больше никто не знает и это хорошо.

Я в порядке с этим, пока предугадываю такой поворот событий. Возможно, пока это нежно и преднамеренно. Огромным испытанием для меня стал день, когда мы пошли кататься на коньках.

О, Боже.

Невероятно. Я бы никогда не решилась на это в своей прежней жизни. Нет, ни за что. Поскольку я никогда этого не делала. В тот момент, когда я упала бы на задницу, Стефан сказал бы мне, что я бесполезный кусок дерьма.

Но, как сказала мне Шивон, я могу ждать, когда снова случится что-то плохое, а могу исследовать свои новые границы. И она права – что мне терять? Я имею в виду, что даже если Каллены отвернутся от меня, я, наконец, пойму, что мои опасения были не напрасны.

Они этого не сделали. Даже когда я упала, не стали издеваться надо мной. Один раз я упала прямо на грудь Эдварда, когда он пытался потянуть меня вперёд. О, Боже! Казалось, я в течение нескольких минут не могла вновь обрести равновесие! И всё это время он держал меня, не позволяя упасть. Я не была этим обеспокоена, скорее мне было очень стыдно.

Когда я, наконец, уверенно стояла на ногах, то поймала его взгляд, чтобы увидеть, раздражён он или нет. Но в его глазах я увидела только заботу и, не знаю, счастье? Нежность? Мне трудно дать этому название, но меня это так удивило, что я снова упала на задницу.

Но я сделала это. Я пыталась делать что-то новое и приняла помощь от других. Они не сторонились меня и не смеялись из-за того, что я настолько неуклюжа. Вместо этого были терпеливы, дружелюбны и готовы помочь.

Но должна признать, когда место Эдварда заняла Розали, мне стало намного легче кататься на коньках. Думаю, я меньше отвлекалась. Потому что он парень, понимаете. А мне, вообще-то, не нравятся парни.

Кроме Эдварда.

Но всё же было лучше, когда помогать мне стала Розали. Она серьёзно подходит к делу. Мне нравится её честность. Она не относится ко мне как к чему-то хрупкому. Как это делает Эсме и иногда Элис. Я не возражаю, но предпочитаю всё же прямолинейность Розали, к тому же уверена, что она не имеет никаких скрытых мотивов.

Это приятно.

Я в своей комнате, работаю над вторым одеялом. Я оставила дверь приоткрытой, чтобы чувствовать некую связь с остальной частью дома. Я всегда спрашиваю, можно ли мне провести время в своей комнате, и Эсме почти всегда соглашается. Когда ей начинает казаться, что я засиделась у себя, то она спрашивает, хочу ли я остаться с семьёй в гостиной. Но сейчас я в своей комнате. Если повезёт, я успею закончить это одеяло ко дню её рождения.

Но мне придётся очень постараться.

К счастью, вырезая квадратики из ткани, я не издаю никакого звука, поэтому могу делать это по ночам, когда весь дом спит. В последнее время я очень плохо сплю. Всё чаще мне снится прошлое, странным образом переплетённое с моей настоящей жизнью. Мне снится, что когда я прихожу домой, то здесь Стефан. Мне снится, что по ночам Лоран приходит в мою комнату и стоит в ногах кровати – как он делал это раньше, когда я ещё жила с ним.

До сих пор у меня получалось справляться. Когда стены, кажется, начинают надвигаться на меня, я выхожу из своей комнаты. Эдвард, должно быть, в последнее время спит лучше, потому что я больше не встречала его. Однажды ночью я даже проскользнула в прачечную и проглаживала сгибы кусочков ткани для стёганого одеяла. Никто не заметил, что я была там в течение трёх часов.

Думаю, Элис догадывается, потому что знает, сколько на самом деле уходит времени на мою работу. Я же сшила одеяло буквально за пару недель. Оно получилось не таким прекрасным, как я надеялась, но когда я дала его Элис, она чуть не заплакала от счастья.

Почему она была так счастлива? Разве она не сказала мне сделать для неё что-то хорошее? Но она приняла одеяло и это замечательно. Это заставило меня почувствовать себя счастливой.

Тихий удар по дверному косяку отвлекает меня от мыслей. Подняв взгляд, я вижу Эдварда, который с улыбкой на лице стоит в дверном проёме.

– Привет, – тихо говорит он. – Я могу войти?

Я киваю и быстро дошиваю кусок ткани, над которым работаю. Если я остановлюсь на полпути, то скорей всего, всё испорчу. Эдвард садится на мою кровать и терпеливо ждёт, когда я закончу.

Повернувшись к нему, я какое-то время колеблюсь, а затем делаю комбинацию из двух жестов. Не сомневаюсь, что он знает их. Это он прислала мне ссылку на видео. Сжав руку в кулак, я выпрямляю большой и указательный пальцы. После чего большим пальцем указываю на себя, а затем на Эдварда.

Его улыбка настолько ослепительна, что, кажется, могла бы осветить комнату.

– Вижу, ты получила моё электронное сообщение.

Смущённо улыбнувшись, я киваю. На самом деле это очень просто. На языке жестов это обозначает «Как ты?». И поскольку это всего лишь два простых движения, мне вполне комфортно использовать их.

Особенно если я смогу видеть такую улыбку Эдварда.

– Я в порядке, – отвечает он на мой вопрос. – А ты?

Кивнув, я улыбаюсь, давая знать, что у меня всё хорошо. Хоть начинаю чувствовать на себе последствия плохого сна. Если бы только сновидения обходили меня стороной…

– Я давно хотел спросить тебя кое о чём, но даже не знаю, как поднять эту тему, – говорит он.

Чёрт. Это не к добру, верно? Если он боится расстроить меня, скорей всего, так оно и будет. Но сейчас он здесь и лучше всё выяснить. Кивком головы я даю понять, что готова его выслушать и, открыв ноутбук, вывожу его из спящего режима, нажав клавишу «пробел».

Он невесело усмехается и, чувствуя себя неловко, немного сдвигается.

– Не стесняйся проигнорировать меня, если не захочешь отвечать на этот вопрос, но… Когда мы катались на коньках, ты упала и начала смеяться. Но затем твой смех сменился на плач. Что случилось?

О, он был прав. Мне не хочется об этом вспоминать, и я предпочла бы не отвечать. Я поделилась с Эсме и Карлайлом, и это было довольно унизительно. Но я встречаю полный беспокойства взгляд Эдварда и понимаю, что он спрашивает не для того, чтобы я почувствовала себя неудобно. Он искренне хочет знать.

Как и я хотела бы знать, что случилось, когда он казался ужасно расстроенным. Но, увы, не думаю, что он когда-нибудь настолько откроется мне.

Тихо вздохнув, я печатаю на своём ноутбуке.



– Я так и думал, – тихо говорит он. – Если ты не хочешь мне отвечать, я пойму. Правда. Мне просто было интересно, и, ну… мне не нравится видеть, когда ты так расстроена.

На последних словах он немного опускает голову. Он что, смущается? Это что-то новое. И почему он спрашивает, если это заставляет его чувствовать себя неловко. Мой разум прокручивает его слова. Не нравиться видеть, что ты так расстроена.

Святое дерьмо.

Ему на самом деле не всё равно.

Я могу сказать ему? Когда после долгого уговаривания, я рассказала всё Карлайлу и Эсме, они лишь попытались успокоить меня. Может, Эдвард отреагирует точно так же? А если нет, тогда я, в конце концов...

Да. Я должна ему сказать.

Чёрт.



На что? На задницу? Просто зад? На жопу? Дважды чёрт.



Такие дела.

Когда он читает мои слова, я с трудом сглатываю и отвожу взгляд. Позор моего прошлого ярко горит на щеках, но, услышав как Эдвард сглатывает, я не могу не посмотреть на него.

– Мне жаль, – тихо говорит он.

Мой ответ почти молниеносен.



– Я этого не делаю, – утверждает он. – Мне жаль, что ты была так расстроена. Тебе всё даётся очень непросто. Это не жалость.



– Сострадание. Я забочусь о тебе, Белла, даже если тебе трудно в это поверить. Думаю, я просто буду это повторять, пока ты сама всё не осознаешь.

Я встречаюсь с его уверенным взглядом и в его глазах вижу только искренность.

Я хочу прикоснуться к нему.

Нет, не делай этого.

Я не должна. Плохо хотеть подобного. Это слабость.

Нарушив напряжённость, он прочищает горло.

– Раз мы начали обсуждать то, что причиняет тебе неудобство, я принёс кое-что.

Что теперь?

Он лезет в карман и достаёт какой-то тюбик. Я беру это из его рук и вижу название мази – «Витамин Е».

– Гм, – неуверенно, вдруг охрипшим голосом, начинает он. – Элис дала мне эту мазь, когда я упал. Для моих рук. Но, благодаря отличному уходу, шрама почти не осталось, – добавляет он с вынужденной улыбкой.

Почему он так нервничает? Я переворачиваю тюбик и читаю описание. Для предотвращения рубцов и шрамов.
Что за...

Эдвард всё ещё говорит.

– Я видел на твоей руке след от ожога. Эта мазь также помогает избавиться от шрамов, поэтому...

Я резко поднимаю голову и встречаю его взгляд. Даже не знаю, как мне к этому относиться. Очень мило, что он подумал обо мне, но мне совсем не хочется, чтобы он знал о моих шрамах. Что мне делать? Взять эту мазь? Она поможет? Я хочу её использовать? Хочу, чтобы мои шрамы исчезли? У меня их так много и я стараюсь смотреть на них как можно меньше.

– Прости, я не должен был поднимать эту тему, – теперь он отводит взгляд, его рука поднимается и потирает затылок – явный признак его дискомфорта.

Я сижу, замерев, по-прежнему не в состоянии даже составить своё мнение об этой мази.

– Мне жаль, что я видел твой шрам. Помнишь, когда это было? Ты готовила на кухне и засучила рукава. Вот тогда я и заметил след от ожога. Я ношу эту мазь с собой уже несколько недель – всё пытаюсь найти способ отдать её тебе, – он замолкает и отводит взгляд.

Я не хочу, чтобы он чувствовал себя так неловко.



Звук моих пальцев, бегающих по клавишам, привлекает его внимание.

Он качает головой.

– Это не так. Я не должен был упоминать об этом.



В течение долгого момента он смотрит мне в глаза.

– Я должен был знать, – тихо говорит он.

Я хмурюсь.



Он немного грустно улыбается.

– Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Белла. Даже если ты эксперт по скрыванию своих эмоций и своей личности – иногда напоминаешь раскрытую книгу.

Когда я слышу его слова, мой рот в шоке приоткрывается.

– По крайней мере, для меня, – добавляет он.

Подождите, что?

Прежде чем мои хаотичные мысли могут прийти к какой-то согласованности, Эдвард встаёт с кровати.

– Подумай, хочешь ли ты использовать эту мазь. Если нет, оставишь её в ванной внизу.

У двери он желает мне спокойной ночи и уходит. Я остаюсь с ощущением, что ему грустно и что вызвала эту грусть у него именно я. Но что я сделала, почему его настроение так резко изменилось?



Рене приедет. На то, чтобы собраться с духом и спросить Эсме, когда именно она будет здесь, мне требуется несколько дней.

Эсме не знает. Рене лишь озвучила своё желание, но пока не уверена, удастся ли ей выкроить время. Она просто хотела знать, как мы к этому отнесёмся.

Моё сдерживаемое нетерпение сдувается, когда я понимаю, что нет точной даты, на которую я могла бы рассчитывать. Ужасно разочарованная, я поднимаюсь к себе и работаю над одеялом. Может, если у меня будет время, то я смогу сделать одно и для Рене. В обмен на то, которое она подарила мне.

Я барабаню на своей швейной машинке, пока Эсме не стучит в мою дверь, чтобы сказать, что уже поздно и все хотят спать.

Безумно стыдясь, я краснею. Я никогда не хотела беспокоить остальных членов семьи.

– Нет, – говорит Эсме. – Не переживай Я просто говорю тебе. Это не выговор.

По-прежнему опустив голову, я киваю и, встав, выключаю машинку, в то время как Эсме, перед тем как уйти, желает мне спокойной ночи. Я даже не заметила, что уже около полуночи. И я не сплю.

Глубоко вздохнув, я сижу и жду до тех пор, пока не обретаю уверенность, что дом спит, а затем, взяв с собой электронную книгу, спускаюсь вниз, чтобы подогреть себе молока. По какой-то причине мне не хочется спать этой ночью.

И следующей.

И следующей.

Во вторник, на терапии, я еле держусь на ногах. Раньше я намного дольше могла обходиться без сна и при этом вполне нормально функционировала, но, видимо, я лишилась этой способности. Сидя в машине Эдварда, по пути в Порт-Анджелес, мне с огромным трудом удалось не заснуть, а такого никогда не бывало. Невероятно опасно засыпать в такой близости с кем-то.

Шивон задумчиво смотрит на меня.

– Плохо спишь?

Я киваю головой, слишком уставшая, чтобы это отрицать. Я просто хочу посидеть на этом диване, пожалуйста. Возможно, на какое-то время положить голову на спинку...

– И есть какая-то причина? – Её голос нежный, заботливый. Я поняла, что она на самом деле очень мне нравится. Меня больше не волнует то, о чём она спросит, и что будет делать с этой информацией.

Открыв глаза, мне приходится посмотреть вниз, так как моя голова откинута на спинку дивана. Мне так удобно. Я еле заметно киваю и указываю на свой висок. Сны будят меня, а мысли не дают уснуть. Какой-то замкнутый круг.

Стефан и Лоран постоянно в моей голове. Я вижу их неодобрительные взгляды, слышу их презрительные голоса. Как бы они отреагировали, если бы увидели меня сейчас? Счастливую, беззаботную, слоняющуюся без дела. Я не выполняю своих обязанностей, не стараюсь не мешаться под ногами. Но требую внимания, даже любви. Им бы это не понравилось. Они, конечно, выбили бы это из меня. И в моих снах они именно это и делают.

– Белла, – тихо говорит Шивон, возвращая меня снова к терапии. – Думаю, пришло время начать говорить о твоём прошлом.



Как бы я не боялась этой перспективы – реальность намного хуже. Я снимаю с себя обувь и, забившись в угол дивана и сжимая в руке уже насквозь мокрый платок, печатаю.

Шивон дала мне свой ноутбук, чтобы я могла писать скорее. Слова, однако, даются мне с трудом.

Но она никуда не торопит меня. Никогда не подгоняет. И вместо того, чтобы сосредоточиться на событиях, спрашивает о моих переживаниях.

Страх занимал первое место. А также страдания. Грусть. Печаль. Ещё больше страха. Боль. Боль попадает в ваш мозг и спустя какое-то время тоже становится эмоцией.

Когда я печатаю – мои руки дрожат. Недоумение, которое я так часто испытывала, когда была ещё очень маленькой и жила в тесном трейлере с бабушкой, дедушкой и моей матерью. Я не понимала, почему они так много и часто кричали.

Моя мать в гамаке и я спала на её груди. Наилучшим временем было, когда дедушка уходил в бар. А наихудшим – когда он возвращался домой пьяным.

Чем больше я говорю, тем больше вспоминаю. Как я впервые встретила Лорана, как мы приехали к нему в дом. Как он смотрел на меня, словно я грязное пятно на его новом ковре. Как он впервые ущипнул меня, когда моя мать не видела. Как он заставил меня сказать, что я получила синяк из-за того, что упала.

Как он заставил меня лгать ей.

После долгих уговоров, я пишу, как пыталась рассказать своей матери, что по ночам Лоран приходил в мою комнату и делал то, что мне не нравилось и что причиняло боль. Я печатаю практически вслепую. Из-за моих слёз всё вокруг кажется размытым пятном.

После этого Шивон спрашивает, имел ли он тогда со мной сношения. Я говорю «нет». Я не могу сказать, что именно он делал. Стыд слишком силён, причиняет ужасно сильную боль и выворачивает наизнанку мои кишки. Я сильнее вжимаюсь в диван, вновь переживая боль, которую я чувствовала тогда, боль от стыда, ведь даже в том возрасте я знала, что то, что он делает – неправильно.

Моя мать уехала, когда я попыталась ей всё рассказать. Она предупредила меня никогда больше об этом не говорить и ударила раскалённой кочергой. Я не говорю Шивон об этом. Я говорю лишь о том, что видела, как мать села в красную машину, и что я осталась с Лораном.

Шивон нежно перебивает меня и спрашивает, как я сейчас себя чувствую.



Я чувствую себя целиком и полностью разбитой. Так много страданий, так много боли и не было никакого выхода для меня. Мне некуда было пойти.

— Что бы ты хотела сейчас сказать той Белле? – тихо спрашивает Шивон.



Я икаю от слёз, и мои руки соскальзывают с клавиш. Мне нужно время, чтобы найти в себе силы и вновь поместить их на клавиатуру, чтобы продолжить, но понимаю, что мне больше нечего сказать.

– Ты хотела бы утешить её? – спрашивает Шивон.

Я киваю, а слёзы текут не переставая. Что бы я тогда ни отдала за объятия. Чтобы кто-то пожалел меня, хоть меня учили, что я совсем этого не заслуживаю.

– Какой ребёнок не заслуживает комфорта? – тихо спрашивает она. – Какой ребёнок такого возраста заслуживает, чтобы к нему так относились?

Я ломаюсь окончательно, когда осознаю ответ на её вопросы.

Никто. Никто этого не заслуживает.

Никогда.



– Иисусе, – говорит Эдвард, увидев моё покрасневшее и опухшее от слёз лицо, когда я выхожу из кабинета.

– Эдвард, – привлекая к себе его внимание, у меня за спиной говорит Шивон. Он оборачивается и смотрит через плечо на моего психотерапевта. – У Беллы был очень тяжёлый терапевтический сеанс, – говорит она. – Пожалуйста, убедись в том, чтобы по возвращению домой, она выпила горячего молока и легла спать.

– Конечно, – говорит он и снова переводит взгляд на меня.

– Белла, я собираюсь позвонить Эсме, – тихо говорит мне Шивон, напоминая о том, что предложила в конце нашей встречи. – Я скажу ей только то, о чём мы с тобой договорились, хорошо?

Я еле киваю. Шивон спросила меня, может ли она позвонить Эсме и сказать ей, что мы начали работать с моим прошлым, и что я очень тяжело это воспринимаю. Эсме даже не знает, что происходило, когда я жила с Лораном. Насколько мне известно, в моей медицинской карте написано, что когда его арестовали за мошенничество, я была уже немая. После этого телефонного звонка Эсме будет знать, что было намного больше.

Эта встреча опустошила меня и в своём разуме я помню каждую деталь, которую могу воспроизвести с жестокой точностью. Я никак не могу избавиться от этих тревожных изображений и снова и снова слышу его голос и чувствую на себе его руки. Моё тело невольно вздрагивает, словно желая стряхнуть с себя его призрачное прикосновение.

Мы возле машины Эдварда, хоть я и не помню, как мы вышли из здания. Я так погрузилась в свои мысли, что обращаю внимание на дождь, только когда Эдвард клянёт погоду. Он открывает для меня пассажирскую дверь и, увидев, что я неуверенно стою на ногах, помогает сесть.

Я так устала, так устала…

Он обходит машину вокруг, берёт что-то в багажнике и возвращается с одеялом. Игнорируя мои протесты, он накрывает меня им. И почти сразу я чувствую тепло. Сев за руль, перед тем как завести машину, он смотрит на меня.

– Поспи.

И хоть мне ужасно хочется хотя бы на какое-то время закрыть глаза, я качаю головой. Я не могу спать, когда он рядом. Я не могу сделать себя настолько уязвимой.

–Хотя бы просто закрой глаза, – мягко настаивает он. – Ты выглядишь разбитой.

И я чувствую себя такой. Вздохнув, я поворачиваю голову и смотрю в окно, кутаясь в одеяло, а Эдвард тем временем берёт направление на Форкс. Он понижает громкость радио, а одеяло кажется таким тёплым. Я натягиваю его до плеч, желая закутаться в него полностью.

Может, я смогу ненадолго закрыть глаза. Я не усну, но мои глаза горят от рыданий, и я так устала, так устала…

Звук автомобильной дверцы заставляет меня вздрогнуть и открыть глаза. В следующий момент открывается дверца с моей стороны и, наклонившись, на меня смотрит Эдвард.

– Проснулась?

Я киваю, полностью дезориентированная. Я уснула, и это была не лёгкая дремота. Я полностью погрузилась в сон и спала всю дорогу до дому. Я сделала себя невероятно уязвимой. Одеяло вокруг меня нетронуто и я выпрямляю руки, затёкшие от той силы, с которой я себя сжимала.

Эдвард улыбается.

– Думаю, что ты в этом нуждалась. Пойдём внутрь. Кажется, тебе предписали немного горячего молока.

Он мило улыбается и, освободившись от одеяла, я выхожу из машины. Я ещё очень сонная, но вскоре все подробности встречи с Шивон всплывают в моей памяти. Прежде я никогда не могла заснуть, не боясь, что со мной может что-то случиться. А здесь, кажется, могу. Эдвард даже не упрекнул меня в том, что я заснула в его машине.

По какой-то причине это заставляет меня плакать.

– Эй, что с тобой? – спрашивает Эдвард, когда придя на кухню, видит мои слёзы. Он нагревает в микроволновке молоко и ставит его передо мной на барную стойку.

Я качаю головой, надеясь дать понять, что не хочу об этом говорить. Он выглядит потерянным и более чем немного обеспокоенным, но не любопытствует. Он остаётся со мной, пока я потягиваю своё молоко, и мне становится интересно, собирается ли он после этого оправить меня в постель. Конечно, Шивон не имела в виду, чтобы он действовал настолько буквально. Когда я буду ужинать?

В этот момент на кухню заходит Карлайл. Он всё ещё в своей рабочей одежде и выглядит усталым. Его волосы немного взъерошены, словно он в беспокойстве проводил по ним рукой. Наверное, Эдвард перенял эту привычку у своего отца.

Карлайл приветствует нас обоих, но увидев моё лицо, внимательно смотрит на меня.

– Белла?

Стыдясь своих слёз, я опускаю голову. Конечно, такой человек как он скажет мне, что плакать бессмысленно, и что он не собирается терпеть моё детское поведение. Я со злостью вытираю лицо, но мои рукава уже мокрые.

Эдвард смотрит на своего отца.

– Такой она вышла из кабинета психотерапии. Её врач сказала мне, что у неё был очень тяжёлый сеанс, и просила меня убедиться, чтобы Белла смогла немного поспать. И она собиралась позвонить маме? – Его слова формируют вопрос, словно он не уверен в том, что говорит.

Карлайл просто кивает.

– Всё хорошо, Эдвард. И спасибо, что позаботился о Белле.

Эдвард снова смотрит на меня. Его рука тянется вверх, словно он хочет прикоснуться ко мне, но затем повисает в воздухе и снова падает.

– Хочешь пойти отдохнуть? Я могу сказать маме, чтобы она оставила для тебя ужин, если ты вовремя не проснёшься.

Я качаю головой, борясь с непреодолимым желанием подняться наверх и скрыться в темноте. Я должна быть сильной. И совсем не хочу обременять Эсме каким-то особым отношением ко мне, ведь я могу просто продолжать бодрствовать. Если я могу держать глаза открытыми, то ничего плохого в этом нет.

– Эдвард, я слышу в гараже твою маму. Может, поможешь ей с продуктами?

Намёк не совсем тонкий и могу сказать, что Эдвард это прекрасно понимает. Тем не менее, он оставляет меня с Карлайлом и мою усталость сменяет страх, когда я с опаской начинаю думать, почему глава семейства хочет остаться сейчас со мной наедине.

Он садится напротив меня, скрестив руки на барной стойке. Глаза добрые и, как бы я не пыталась, в его взгляде не могу найти ничего кроме сострадания.

– Плакать – нормально, – тихо говорит он, и я моргаю, а слёзы всё льются из моих глаз. – Не стыдись своих слёз. Никогда не стыдись.

Словно приободрённая его словами, я начинаю плакать ещё сильнее. Он на самом деле так думает? Почему для меня так много значат его слова, что слёзы – это нормально? И вообще, я даже не понимаю, почему плачу. Тогда почему не могу остановиться?

Или, может, я знаю, в чём причина моих слёз. Я плачу из-за вновь нахлынувшей боли моего прошлого, из-за осознания, что вполне нормально ненавидеть то, что со мной произошло.

Я всхлипываю, выставляя себя ещё большей идиоткой, и Карлайл тут же передаёт мне бумажное полотенце.

– Знаю, я не тот человек для тебя, к которому ты бы обратилась за утешением, – говорит он после недолгого молчания. – Но я хочу, чтобы ты знала, что я здесь для тебя, как и все остальные в этом доме. Ты не должна скрывать, как себя чувствуешь. Мы прекрасно всё понимаем. И мы не станем думать хуже о тебе, лишь потому, что у тебя выдался плохой день.

Его слова доходят до меня словно сквозь какой-то туман, но моё злобное подсознание ответ находит быстро. Будешь ли ты думать точно так же, если узнаешь о моём прошлом?

Но опять же, разве Карлайл этого не знает? Он читал информацию обо мне. По крайне мере, он знает, что случилось со Стефаном. Тем не менее, он очень добр. Почувствовав смятение, я расстроенно вздыхаю.

– Так у тебя был тяжёлый сеанс терапии? – осторожно спрашивает он.

Я киваю – моя голова по-прежнему опущена. Я не хочу сейчас встречать его взгляд. Позор моего прошлого не позволяет мне посмотреть ему в глаза.

– Знаешь, – говорит он, – будучи врачом, я видел множество ран. Иногда самые глубокие раны не могут зажить правильно с первого раза. Вместо того чтобы исцелиться изнутри, образуется лишь тонкий слой новой кожи, но рана всё ещё остаётся. И как бы это ни было больно, порой лучше заново вскрыть рану, чтобы позволить ей зарубцеваться, и на этот раз уже навсегда.

Услышав это, мне хочется ему возразить, потому что моё прошлое – не рана. Но затем я снова вижу себя маленькой девочкой, которая лежит на кровати, свернувшись калачиком, и как бы сильно не хотелось мне думать, что всё это моя вина – это не могло быть виной той шестилетней девочки, которая пыталась заглушить свои рыдания, кусая подушку.

Когда Карлайл двигает ко мне ручку и бумагу – я не могу не писать. Новые рыдания сотрясают меня, и я неуверенно вывожу слова.



Произнеся моё имя, он заставляет меня встретить его взгляд.

– Могут. Но чтобы сделать это, тебе придётся вернуться, чтобы убедиться, что всё обработано должным образом.



– Я знаю. Но ты делаешь невероятные успехи, Белла. Мы все очень гордимся тобой.

Его слова заставляют меня взглянуть на него по собственной воле, и в его глазах я вижу, что он на самом деле так думает.

– Правда, – говорит он, и теперь в его голосе я слышу намёк на улыбку. – Ты начинаешь осознавать вес своего прошлого и, тем не менее, движешься вперёд семимильными шагами. Мало кто мог бы быть таким же сильным, как и ты.

Смущаясь от его похвалы, я снова опускаю голову.

– Ты слышала о Вельветовом Кролике? – спрашивает он.

Нет, и не понимаю, почему он сейчас об этом спрашивает.

– Я скоро вернусь, – говорит он и, выйдя из кухни, поднимается по лестнице.

Когда он уходит, в доме появляются Эдвард и Эсме. Эдвард несёт бумажный пакет с продуктами, а Эсме, увидев моё состояние, сразу же мчится ко мне.

– С тобой всё в порядке? – В её голосе звучит чуть ли не отчаяние, отчего я тоже начинаю тревожиться. Отвечая ей, я киваю головой. Мы обе знаем, что я лгу. – Шивон не сказала, когда мне ждать её звонка?

Нет. Она только сказала, что позвонит.

– Она сказала, что Белле необходимо немного поспать, – говорит Эдвард, ставя пакет с продуктами на стол. Он смотрит на меня.

Эсме кивает.

– Ты плохо спала в последнее время?

Кивнув в ответ, я вновь сосредотачиваюсь на своей чашке. Я не хочу такой суматохи вокруг себя. Мне хочется немного спокойствия в голове, но в то же время, я понимаю, что в ближайшее время мой мозг успокаиваться не собирается.

Я всё ещё вижу изображения, которые мелькают перед мысленным взором, как фильм на повторе. Лицо Лорана так свежо в моей памяти: белки его глаз резко контрастируют с тёмной кожей.

Я встретила мужчину, Белларина...

Пытаясь избавиться от этих мыслей, я зажмуриваюсь и качаю головой.

– Белла. – Эсме подходит ближе ко мне, её лицо обеспокоено. – Что происходит?

Краем глаза я вижу, что Эдвард выходит из кухни. Эсме снова привлекает моё внимание, когда, желая утешить, протягивает мне руку. Не в силах больше бороться с потребностью контакта – той потребностью, которую я всячески отвергала – я беру её руку и крепко сжимаю и снова начинаю плакать.

Я не знаю, как долго мы так сидим. Карлайл не вернулся, но у меня нет сил, чтобы думать о том, где он сейчас. В какой-то момент моего срыва Эсме придвинулась ближе ко мне и свободной рукой обняла меня за плечи.

Мои слёзы останавливаются только тогда, когда у меня не остаётся сил даже на то, чтобы плакать. Я отстраняюсь от Эсме и вытираю лицо рукавами своего свитера. Она смотрит на меня с грустной улыбкой и изучает мои глаза.

– Хочешь лечь спать? – спрашивает она. – Я могу разбудить тебя через какое-то время, чтобы не перебить ночной сон.

Моё тело умоляет меня об этом и, когда я киваю, она встаёт со мной. И только тогда я вижу, что за кухонным столом сидит Карлайл. Он был здесь всё это время? Что же он теперь думает обо мне? Он догадывался, что именно это произойдёт, когда сказал, что вполне нормально плакать? А теперь Эсме не успеет вовремя приготовить ужин и это моя вина.

Когда он встречает мой взгляд, на его лице нет никаких признаков негативных эмоций. Та же самая грусть, что выражает сейчас лицо Эсме. Я не хотела своим плачем испортить им настроение. Ещё кое-что, в чём я облажалась. Но я слишком устала, чтобы на самом деле переживать из-за этого.

Когда я, еле передвигая ноги, иду к выходу из кухни, Карлайл протягивает мне сложенный листок бумаги.

– Я не смог найти книгу, но нашёл в Интернете этот текст. Прочтёшь, когда захочешь. Это напомнило мне о тебе.

Я могу только кивнуть и продолжить свой путь наверх, чувствуя себя онемевшей, усталой и пустой. Когда я закрываю за собой дверь, звонит телефон и, услышав, как Эсме называет имя Шивон, я понимаю, что когда я снова проснусь, Эсме будет знать весь объём моего прошлого.

У меня даже нет сил, чтобы прочитать текст, который дал мне Карлайл. Я заползаю под одеяло, даже не потрудившись снять с себя одежду, дрожа от холода, усталости и чего-то более глубокого, более тёмного.

Проходит всего несколько секунд, прежде чем я погружаюсь в сон.



Форум ЗДЕСЬ))