Я не могу уснуть. Я слишком взволнована после всего, что произошло. Карлайл потянулся ко мне – поначалу я была настолько шокирована, что меня просто парализовало от страха. Я закрылась в своём разуме, ожидая, когда Карлайл, а затем и Эсме оставят меня, но вскоре поняла, что Эсме не собирается уходить и мне пришлось вернуться.
Она говорила со мной очень долго, рассказывая, что Карлайл очень хороший врач, и он не причинит мне вреда. Что он просто хочет проверить мою голову и не причинит мне вреда. Он любящий отец и не причинит мне вреда. И даже если я не соглашусь на этот осмотр, он всё равно не причинит мне вреда.
Безучастно глядя на неё, я впитывала в себя её слова. А потом мне стало интересно, когда же они поймут, что не желают больше терпеть меня в своём доме и отправят обратно.
Я имею в виду, если они не хотят, чтобы я занималась у них домашним хозяйством или чем-то в этом роде, тогда зачем я тогда приехала?
Эсме всё продолжала говорить, и наконец, сказала то, что заставило меня всё переосмыслить.
– Ладно, давай покончим с этим.
Да, действительно. Почему бы и нет? В конце концов, я последовала за ней в кабинет Карлайла.
Там был Эдвард. Он собирался присутствовать при этом? Просто я не знала, нравилась мне подобная перспектива или нет. Посмотрев на меня, он откашлялся и без слов покинул комнату.
Я не понимаю его. Он ведёт себя так, словно хочет оказаться как можно дальше от меня – и это я прекрасно понимаю – но его глаза, кажется, говорят совсем о другом.
Ладно, у меня были более важные дела. Пока я сидела, закрывшись в своём разуме, поведение Карлайла изменилось и, как мне показалось, он полностью вошёл в образ доктора. Он говорил ясно, конкретно и очень уверенно и, вспоминая слова Эсме, я сделала именно то, чего от меня ожидали – подпустила его к себе.
Не буду лгать, было неприятно. Карлайл работал быстро и должна признать, что он не делал ничего странного, кроме как поблагодарил меня в конце и сказал, что очень мной гордится. Я до сих пор не могу этого понять. Но я была очень напряжена и хотела как можно скорее покинуть его кабинет. Когда Эсме спросила, хочу ли я сначала поесть или сразу пойду спать, я выбрала «спать», хоть была отчаянно голодна.
И вот теперь я здесь с бешено бьющимся сердцем, которое никак не может успокоиться, с тошнотой от голода и с дрожью от боли в голове и горле. И в спине, потому что, блядь, болит все моё тело.
Насколько силен мой страх, настолько мне необходимы еда и лекарства, к тому же не мешало бы немного пройтись, потому что напряжены даже мои ноги. Эсме ещё раз заверила меня в том, что при желании я и в середине ночи могу пойти и взять себе еду. В прошлый раз, когда я это сделала, всё закончилось не очень хорошо, но чёрт, я не собираюсь ложиться спать без ужина.
Что со мной не так? Раньше я по нескольку дней обходилась без еды.
Бросая взгляд на часы, я вижу, что уже три. В доме давно тихо, поэтому я решаю рискнуть и спуститься вниз. В конце концов, на этот раз я уверена, что все лежат в своих постелях, и никто не приедет домой в середине ночи.
Верно?
Но всё же я надеваю на себя второй комплект одежды и натягиваю через голову единственный свитер. Интересно, как же мне решить эту проблему. Мне на самом деле нужны дополнительные вещи.
Осторожно ступая в сумеречном доме, я спускаюсь вниз. Небо чистое – кажется, впервые с тех пор, как я здесь – и через бесчисленные окна лунный свет наполняет дом голубоватым свечением.
В одних носках двигаясь почти бесшумно, я иду на кухню. Но завернув за угол, вижу приглушённый свет.
Там кто-то есть.
Блядь!
Я тут же поворачиваюсь, чтобы уйти, но меня останавливает голос.
– Эй, не уходи!
Моё сердце, кажется, бьётся где-то в горле, когда я медленно поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с Эдвардом.
– Не уходи, – снова повторяет он. – Не бойся, – добавляет он шёпотом.
Я всё ещё стою на том же месте, пытаясь решить, что мне делать. Эдвард проводит рукой по волосам и как мне кажется, задумывается.
– Я могу уйти, – начинает он, но я качаю головой. Это его кухня и он не должен уходить из-за меня. Когда я решаю, что лучше всего просто вернуться в свою комнату, он снова говорит.
– Не могу уснуть, – словно извиняясь, говорит он, а затем смотрит на меня с лёгкой улыбкой. – Кажется, это относится к нам двоим.
Моё сердце по-прежнему учащённо бьётся. Не в силах перестать заламывать руки, я засовываю их в карман свитера. Там всё ещё лежат блокнот и карандаш. Моё тело злится на меня. Я снова в напряжении и больные мышцы протестуют. Что мне делать?
– Хочешь чего-нибудь? Я могу сделать тебе чаю или может, горячего молока?
О, горячее молоко звучит, конечно, заманчиво. Но захочет ли он получить что-то взамен?
Чёрт. Почему в этом доме всё так чертовски непросто?
Когда я на это не реагирую, застыв от ощущения небезопасности, Эдвард вздыхает и смотрит на стакан воды, который стоит перед ним на барной стойке.
– Прости, я не знаю, как с тобой говорить.
Просто говори. Я слушаю.
– В любом случае, спасибо за плед.
Услышав это, я вздрагиваю. Он заметил? И он… не сердится?
Эдвард смотрит на меня и должно быть, видит моё удивление.
– Ведь это ты укрыла меня пледом, верно?
Я киваю, вынужденная отвечать честно. Я не могу лгать, если хочу сохранить свою жизнь.
– Что ж, спасибо тебе за это. Я устал. А теперь не могу уснуть, потому что проспал почти целый день. Но это обычное дело, – и снова мне кажется, что он говорит больше самому себе; его взгляд всё ещё прикован к стакану.
Мне нужно что-то делать. Мне необходима еда и лекарство. Если у Эдварда появятся проблемы с этим, он даст мне знать.
Подойдя к холодильнику, я беру свою еду. Я с тоской смотрю на пакет молока, но не хочу хлопот с его подогревом, когда я на кухне не одна.
– Хочешь немного горячего молока? – снова спрашивает Эдвард. Я вздрагиваю и, оглянувшись, смотрю на него. – Если хочешь, я могу тебе его подогреть.
Его лицо очень доброе, а в глазах снова всё то же беспокойство. Что же так тревожит его?
– Это не такое большое дело, – говорит он, вставая. – Я всё равно хотел подогреть немного для себя. Так тебе будет проще?
Я отхожу в сторону и позволяю ему пройти, а затем становлюсь на другую сторону барной стойки. Я наблюдаю за тем, как он достаёт из холодильника молоко и берёт из шкафчика небольшую кастрюлю.
Он приподнимает руку с пакетом молока и спрашивает:
– Будешь?
Он обезоруживает. По-другому не скажешь. Он кажется, очень искренним в своей неловкости и нет ничего, что указывает на его скрытые мотивы. Совсем не похоже, что он готовится или планирует наброситься на меня.
Я на самом деле думаю, что за свою жизнь уже разработала своеобразный радар.
Я киваю. Я с удовольствием выпью молока, а если он хотел немного и для себя, значит, я не создам слишком много проблем, верно?
Он наливает молоко в кастрюльку и ставит её на плиту.
– А теперь давай посмотрим, как это работает, – глядя на кнопки на плите, бормочет он себе под нос. Когда он снова смотрит на меня, его лицо освещается изогнутой улыбкой. – Знаешь, я могу сжечь и воду, поэтому это довольно рискованно.
Не сдержавшись, я улыбаюсь, когда вижу, как он борется с кнопками. Наконец он смотрит на меня... смущённо?
– Ты знаешь, как работает эта штука?
Я киваю, всё ещё удивляясь и поражаясь его беспомощности. Я никогда не видела, чтобы кто-то с такой лёгкостью признавался, что не умеет что-то делать. Как правило, я была виновата во всем, что пошло не так.
– Ты можешь мне помочь? – нерешительно спрашивает Эдвард. – Это глупо, ведь я сам предложил тебе молока, и мог бы просто использовать микроволновку, но подогретое на плите оно вкуснее и...
Пока он оправдывается, я медленно подхожу к плите. Когда я приближаюсь, он отступает назад, предоставив мне пространство. Теперь он позади меня, от чего я испытываю ужасный дискомфорт. Боковым зрением, пытаясь не упускать его из виду, я за считанные секунды включаю газ и ставлю на него кастрюлю с молоком. Из верхнего ящика я беру то, чем можно будет помешивать. Мне нравится, что я чувствую себя так непринуждённо на кухне...
– О, так перед тем как повернуть, на них нужно нажать? – изумлённо спрашивает Эдвард. – Боже, я чувствую себя идиотом.
Я смотрю на него и, не задумываясь, качаю головой. Конечно он не идиот. Не стоит ему так думать о себе.
– Может, давай я продолжу? – нерешительно предлагает он. – В конце концов, я сам на этом настоял.
Кажется, из всех в этом доме именно Эдвард больше всего смущает меня.
– Ну, позволь мне сделать это. Кажется, ты собиралась поесть? – добавляет он, кивая на пакетик, который всё ещё лежит на столе.
Да, но я предпочла бы не делать этого пока он рядом. Я могу поесть позже. Я даже не знаю, как смогу выпить это молоко, если он собирается остаться здесь. Но я уже делала это, даже несколько раз. Может…
Показывая, что он должен продолжать медленно помешивать, я отхожу от плиты. Теперь, не отводя взгляда от кастрюли, этим занимается он. Похоже на то, словно он пытается подогреть молоко своим взглядом.
Но пока он так сосредоточен, возможно, у меня на самом деле получится поесть. Я открываю пакетик, и Эдвард даже не оборачивается на звук. Мило!
Пью я медленно, потому что на вкус это ужасно. Я могу повторять это бесчисленное количество раз, потому что эта гадкая слизь даже своим видом вызывает у меня тошноту. Всё внимание Эдварда сосредоточено на кастрюле, но, кажется, он не замечает, что молоко начинает кипеть. Видимо он никогда раньше этого не делал, иначе бы знал, что при первых признаках кипения зевать нельзя.
Он по-прежнему не реагирует и, рванувшись вперёд, я встаю прямо за его спиной и выключаю газ. Молоко, уже поднявшись до края кастрюльки, оседает вниз. Я делаю шаг назад и сразу опускаю глаза, извиняясь, что подошла к нему так близко. Надеюсь, он понимает, какой бы вышел беспорядок, если б молоко сбежало. Я всего лишь хотела помочь.
Когда я бросаю на него взгляд из-под ресниц, готовая к тому, что он может наброситься, то вижу, что он ошеломлённо смотрит на меня.
– Спасибо.
И только после этого я осознаю, что затаила дыхание. Моя голова пульсирует в такт с ударами сердца, и я пытаюсь успокоиться.
Подумать только. Ничего не произошло. Он не рассердился. Всё в порядке.
Я в порядке.
Наполнив чашки, он ставит их на барную стойку.
– Дорогая? (П.п. - Honey – мёд, дорогая, милая, сладкая.)
Что?
– В молоко, глупая.
Ну да, конечно.
Мой выдох напоминает то ли смех, то ли стон. Чёрт, почему я покраснела? Я отвожу взгляд, надеясь, что в тусклом свете кухни это незаметно. Выдавая своё смущение, я начинаю нервно, с отчаянием заламывать руки.
Лёгкий скребущий звук заставляет меня поднять глаза, и я вижу, что Эдвард отодвигает один из высоких табуретов. Жестом он приглашает меня сесть, а затем снова обходит бар и садится на своё место.
Когда я не реагирую, он смотрит на меня.
– Знаешь, я понимаю, что ты напугана, но я, правда, ничего тебе не сделаю. Может, попробуешь и убедишься, что я прав?
Его слова застигают меня врасплох. Но всё же я не хочу сидеть так близко к нему.
Я подхожу к стойке и, вытянув руку, опираюсь на неё. Делая глоток молока, Эдвард смотрит на меня поверх чашки, но я не могу понять выражение его глаз.
Взяв молоко, я позволяю чашке согреть мои руки. Кажется, в последнее время мне постоянно холодно, а с тех пор как я приехала в Форкс, стало намного хуже.
– Итак, тебе здесь нравится?
Он что, на самом деле спрашивает меня об этом? И как я должна ответить? Я ещё ничего не знаю об этой семье. Не знаю, на что будет похожа моя жизнь. И не думаю, что могу уже делать какие-то выводы. К тому же что будет, если я скажу «да»? А если «нет»?
– Видишь, именно это я и имел в виду, – говорит он так тихо, что я едва его слышу. – Почему ты не отвечаешь на вопросы? – это даже не похоже на вопрос.
Я слегка хмурюсь и вздыхаю, хоть и не уверена, ко мне он обращался или нет. Очевидно, что я не могу отвечать на вопросы, начинающиеся со слова «почему», ничего не записывая, да и просто боюсь ответить Эдварду, потому что не знаю, какие будут последствия.
Это похоже на то, когда человек арестован; всё, что он скажет, может быть использовано против него.
Какое-то время не слышно ни звука и у меня возникает чувство, что хоть Эдварду и неловко рядом со мной, он совсем не против посидеть в тишине. Интересно, насколько вообще он разговорчив?
– Как твоя голова? – неожиданно спрашивает он. – Уже лучше?
Я утвердительно киваю, задаваясь вопросом, к чему он с этим ведёт. Общение с людьми всегда заставляет меня нервничать.
Мне не следовало приходить сюда.
– Это хорошо, – говорит он. – Ты очень сильно ударилась. И полностью отключилась.
Да, я на самом деле ничего об этом не помню.
– Когда ты собираешься начать ходить с нами в школу? Ты ведь будешь ходить в школу?
Сделав глоток молока, я ненадолго задумываюсь. Эсме сказала, что сначала мне нужно полностью выздороветь. Я уже несколько недель не была в школе и хоть мне нравится учиться, я не очень-то спешу туда, где меня встретят сотни новых лиц, вопросов и подозрений. Но думаю, что, в конце концов, мне всё равно придётся с этим столкнуться.
Отвечая на вопрос Эдварда, я качаю головой и слегка пожимаю плечами. Надеюсь, он поймёт, что я просто не знаю.
– Да, думаю, сначала тебе нужно выздороветь, – говорит он, опять же, скорее самому себе. Он допивает молоко и с глухим стуком ставит чашку. – Наверное, мне стоит попытаться немного поспать, – говорит он извиняющимся тоном. – Мой будильник зазвонит меньше, чем через три часа, – он потирает лицо обеими руками, затем запускает их в волосы и снова смотрит на меня. – Но, думаю, тебе это совсем не интересно, – он мягко, почти робко мне улыбается. – Ты тоже пойдёшь спать? Или останешься здесь?
Я показываю, что хочу остаться внизу и надеюсь, что он не станет возражать. Эдвард кивает и, пожелав мне «спокойной ночи» выходит из кухни.
Тишина после того как он ушёл, кажется опустошающей.
~O~
Я всё ещё не могу уснуть. Около часа назад я оставила все надежды на это и теперь медленно хожу по комнате, пытаясь избавиться от напряжённости во всём моём теле. Очень сильно болит спина. Меня это беспокоит, так как ощущение незнакомое. В последние дни я очень мало двигалась. За пределами этого дома я была лишь однажды, когда в субботу убежала в лес, и это очень тревожный факт, на самом деле.
Делая медленные круговые движения плечами, и размахивая руками, я пытаюсь возобновить нормальное кровообращение. Накинутое сверху стёганое одеяло Рене покачивается от моих движений.
Запах исчез.
Я знала, что это произойдёт, но не думала, что так быстро. Мне стоило попытаться запомнить этот запах.
Но уже слишком поздно.
Закутавшись в одеяло, словно в плащ, я хожу по комнате. Я сижу на кровати, затем снова решаю пройтись. Сижу на стуле, затем встаю и опять хожу.
Я стараюсь ни о чём не думать.
Но безуспешно. Ранним утром кожа на моём запястье горит после того как я бесчисленное количество раз пережимала его резинкой.
Наконец, когда уже просто поздно ложиться спать, я поддаюсь искушению и включаю ноутбук, который всё это время терпеливо ждал на столе.
Это не тот пользовательский интерфейс, который мне знаком, но зато прекрасно помогает отвлечься, пока я пытаюсь разобраться, как всё это работает. Скорее интуитивно я понимаю, что совсем несложно найти в интернете какие-либо новости и проверить свою электронную почту.
У меня несколько непрочитанных сообщений от Рене, но пока я не хочу читать их. Я не хочу знать, что там написано. Я не хочу, чтобы она интересовалась, нравится мне тут или нет.
Я не хочу, чтобы она спрашивала, всё ли со мной в порядке.
Потому что не думаю, что это так. Не совсем.
Я вздыхаю. Даже не знаю.
Тот факт, что мне так и не удалось уснуть, потому что я сильно встревожена, может быть знаком.
Тёплое молоко не помогло. Разговор с Эдвардом тоже.
Так или иначе, я не могу не вспомнить слова, что сказала мне вчера Элис: «Никакой паники?»
Что это значит? Похоже, я снова теряю бдительность. Но с другой стороны ничего не произошло. Эдвард действительно был добр ко мне. Он подогрел мне молоко – по крайней мере, попытался. Он не говорил никаких гадостей. Захотев, он без труда смог бы добиться от меня всего, чего бы ни пожелал. Мы были одни на кухне, и даже попытавшись, я не смогла бы с ним справиться. Думаю, он намного сильнее, чем кажется. В прошлое воскресенье он с лёгкостью нёс меня. Я помню это.
Вместе с нахлынувшими воспоминаниями меня охватывает беспокойство.
Нет, я пообещала себе, что не буду думать.
Я слышу, как начинает просыпаться семья, и сосредотачиваюсь на этих звуках. В доме тихо срабатывают будильники. Знакомые звуки начинающегося для семьи дня, а я стою и слушаю.
Когда младшие Каллены наконец уезжают, и я вижу, как два дорого выглядящих автомобиля скрываются за поворотом, решительно открываю дверь и спускаюсь вниз.
Как и ожидалось, после завтрака, всё осталось на столе. С удвоенной решимостью и наконец, с ощущением цели, я всё это убираю. Когда Эсме заходит на кухню, безупречно одета и потрясающе красива, она выглядит шокированной.
– Ты это сделала?
Да.
– Знаешь, ты не должна этого делать, Белла, – продолжает Эсме. Это не вопрос. Это высказывание.
Но я хочу. Возможно, мне нужно ей об этом сказать.
Да. Я киваю сама себе и достаю из кармана свитера блокнот. Краем глаза я вижу, как на лице Эсме появляется улыбка.
Я хочу это делать.
Эсме читает записку и смотрит на меня.
– Но почему? – пауза. – Ты не должна стараться быть полезной. Здесь тебе не нужно об этом беспокоиться, – понизив голос, добавляет она. – Мы хотим, чтобы ты здесь отдыхала, – она замолкает и думает. – Белла, мы пригласили тебя приехать и жить с нами без каких-либо условий. Ты не должна ничего делать. Тебе не нужно как-то компенсировать своё пребывание в этом доме. Тебе здесь рады. Мы хотим, чтобы ты приняла это с лёгкостью и конечно, не ждём, что ты будешь заниматься делами по дому. Ты не должна бояться, что мы отошлём тебя обратно.
Ха.
Но тогда что же мне делать?
Увидев моё замешательство, Эсме поясняет.
– Не знаю, сработает ли это, но с этого дня тебе запрещено заниматься делами по дому. Это понятно?
Святое дерьмо! О чём она говорит? А Карлайл с этим согласен? Что мне делать?
– Тебе понятно, Белла?
Встретив её решительный взгляд, я неуверенно киваю, широко раскрыв глаза от удивления.
– Хорошо. Спасибо большое, что ты убрала со стола, это очень любезно с твоей стороны. Но больше не делай этого. Ты заставляешь меня чувствовать себя бесполезной, – подмигнув, говорит она, чем смущает меня ещё больше.
Я всё ещё стою у барной стойки, опираясь на неё одной рукой.
– Как головокружение? Уже лучше?
Да, и намного. И я надеюсь, что это напряжение в мышцах скоро пройдёт. Отвечая на вопрос Эсме, я киваю, и она улыбается мне в ответ.
– Рада слышать. Нам нужно кое-что сегодня сделать. Но… ты не видела здесь Эдварда?
Нет, не видела. И я легко прихожу к выводу, что он проспал. Он опоздает в школу, и виновата в этом буду я. Именно я прошлой ночью задержала его на кухне.
Чёрт.
Подождите, что нам нужно сегодня сделать?
Эсме тем временем подходит к лестнице.
– Эдвард! – кричит она, заставляя меня вздрогнуть. – Спускайся вниз или ты окончательно опоздаешь!
О, нет. Ему светят неприятности?
Повернувшись ко мне, Эсме ласково спрашивает, ела я или нет.
– Будешь кашу?
О-о. О, да, пожалуйста. Но она рассердится на меня, узнав, что это я виновата в том, что Эдвард проспал? Да, когда я пришла на кухню, он уже был там, но всё же…
Видимо заметив тоску в моём взгляде, Эсме снова улыбается и, отвернувшись от меня, начинает готовить. Сосредоточившись на еде, она говорит, предоставив мне возможность слушать и спокойно выпить своё лекарство.
Ну, или мне так кажется.
– Мы сделаем это, только если ты согласишься поехать, поэтому помни, твоё мнение очень важно. Но я хочу отвезти тебя сегодня в больницу, чтобы осмотреть твою шею и проверить горло. Это в последний раз, – заканчивает она и, обернувшись, смотрит на меня.
Я стою, замерев, рука со стаканом зависает в воздухе.
– Я понимаю, что тебе всё это не нравится, но твоё здоровье важно, Белла. Разве ты не хочешь узнать, восстанавливается ли твой голос?
Она серьёзно? С чего бы мне переживать о своём голосе?
Увидев выражение моего лица, она тихо посмеивается.
– Похоже, пока нет, – шепчет она и смотрит на кастрюльку, в которой подогревает молоко. Это та же кастрюля, которую ночью брал Эдвард. Прежде чем вернуться в свою комнату, я помыла её.
Тихий шаркающий звук позади меня говорит о том, что на кухню вошёл Эдвард.
Его волосы в полном беспорядке, да и сам он выглядит не лучше. И в плохом настроении. На нём тот самый свитер, который я позаимствовала у него в субботу.
Может, он злится из-за того, что ночью я задержала его?
Я смотрю на него напряжённо, внимательно отслеживая каждое его движение, чтобы увидеть какие-либо признаки надвигающейся опасности.
– Доброе утро, – приветствует его Эсме, но он даже не поднимает на нее взгляд. Он достаёт из шкафчика чашку и одним лёгким, привычным движением наливает себе кофе.
Эсме, кажется, не сердится. Она не в восторге, но не сердится.
– Я чувствую запах овсянки? – спрашивает Эдвард и, прислонившись к стойке, дует на горячий кофе и делает глоток. Он стоит на том же самом месте, где ночью была я. И он, кажется, не злится на меня. Я бы уже знала об этом, ведь так?
– Верно, – отвечает Эсме и ставит тарелку на стол передо мной. Она смотрит на меня, а затем указывает на овсянку.
– Садись. Ешь. Ты можешь это сделать.
С чего вдруг она стала так предельно ясна? Это освобождает.
И немного пугает.
И сбивает с толку.
Но всё же не значит, что я смогу поесть.
– А мне можно?
– Тебе пора в школу, Эдвард. Твои братья и сёстры давно уехали, а ты, если не поспешишь, пропустишь слишком много уроков.
Потирая лицо, он вздыхает.
– Прости. Я спал ужасно.
Эсме отворачивается от плиты и смотрит на своего сына.
– Почему?
Пожав плечами, Эдвард проводит рукой по волосам и делает ещё один глоток своего кофе.
– Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной, – напоминает ему Эсме.
– Знаю. Но не хочу об этом говорить, – отвечает Эдвард. – Так что, я получу свою овсянку?
– Нет. Я подогрела мало молока и тебе нужно ехать в школу. Прямо сейчас.
– Да. Пора ехать, – глядя на меня, он мягко улыбается и выходит из кухни. – Пока!
После того как он ушёл, Эсме смотрит на меня.
– Ты выглядишь очень усталой. Как ты спала?
На самом деле совсем не спала, и уже начинаю это чувствовать. Не в силах солгать и, не желая говорить правду, я пожимаю плечами. Медленно помешивая овсянку, я жду возможности поесть.
На мгновение задумавшись, Эсме тихо вздыхает.
– В больнице нам нужно быть в два, если ты, конечно, согласна поехать. Это будет женщина-врач. Если ты почувствуешь, что не справляешься, просто дай мне знак и всё сразу же прекратится. Но процесс твоего выздоровления должен контролироваться и… Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
Услышав её слова, я резко вскидываю голову.
Эсме внимательно смотрит на меня.
– Это всё для тебя, Белла. Только ты здесь всё контролируешь.
Я. Так. Запуталась.
Звук хлопнувшей двери отвлекает меня и в то же время ужасно пугает. Съёжившись, я смотрю в том направлении, откуда послышался звук. Хлопанье дверей никогда не было хорошим знаком. Никогда.
На кухню врывается Эдвард и если до этого я думала, что у него плохое настроение, то теперь он просто в ярости.
Я напрягаюсь и внимательно наблюдаю за каждым его движением, отчаянно пытаясь сохранить своё дыхание под контролем.
Я не люблю злых людей. Может, мне стоит убежать?
Эсме смотрит на него, нисколько не впечатлённая его сердитым видом и ждёт, когда он заговорит.
– Машина не заводится, – выдаёт Эдвард.
– О, это плохо. Ты знаешь, что с ней?
– Это только Розали может сказать. Блядь, – бормочет он, вышагивая по кухне.
– Следи за речью!
Эдвард останавливается и смотрит на свою мать.
– Я могу взять твою машину?
Задумавшись, Эсме смотрит на него.
– Нет. Она мне нужна. Видимо, мне придётся тебя подвезти, – она поворачивается ко мне. – Что же нам делать? Хочешь поехать? – она колеблется. – Ты ещё даже не позавтракала. Как же поступить? Ты не против около часа побыть здесь одной?
Это шутка? Да я в восторге!
Я киваю, тщательно пытаясь скрыть своё волнение.
Эсме немного хмурится, и на какой-то миг мне начинает казаться, что она оставит список заданий, которые я должна буду выполнить, пока её не будет. Стефан делал это постоянно, и зачастую это был список, который мне никогда не удавалось закончить к его возвращению. Но когда Эсме начинает говорить, это совсем не то, чего я ожидала.
– Мне не хотелось бы этого, – она выглядит немного расстроено.
– Мама, уверен, Белла вполне справиться, побыв один час в одиночестве. На самом деле, думаю, она будет наслаждаться этим.
Я ошеломлённо смотрю на Эдварда. Какие перепады настроения! И в этот момент он подмигивает мне.
Не зная, что делать, я сразу же отвожу взгляд. Неужели он на самом деле мне подмигнул?
Эсме смотрит на Эдварда, затем на меня. Она явно потеряна. Она не заметила подмигивание.
– Ты уверена?
Я киваю.
– Не нравится мне всё это, – погружённая в свои мысли, бормочет Эсме. – Но опять же… – с беспокойством в глазах она смотрит на меня. – Твой телефон с тобой?
Я указываю на потолок. Он наверху, в моей комнате.
– Если я тебе понадоблюсь, позвони, хорошо? Я вернусь, как только смогу.
– Да, мама, – у Эсме за спиной игривым тоном отвечает Эдвард. Он немного разряжает обстановку и Эсме, со смехом, вздыхает.
– Я просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя покинутой.
Я качаю головой. Я совсем не против побыть одной. На самом деле, я этого хочу.
– Хорошо. Ладно, нам нужно ехать, а то пропустишь и второй урок, – говорит она Эдварду и снова смотрит на меня. – Уверена, что не хочешь поехать? Ты могла бы увидеть школу.
Я качаю головой. Пожалуйста, оставьте меня здесь. Пожалуйста.
– Мама, пойдём, – торопит её Эдвард.
– Да, – Эсме вздыхает. – Я вернусь через час, – заверяет она меня. Когда она поворачивается, чтобы уйти, её лицо выражает отчаяние.
И вот, когда они, наконец, уходят, я остаюсь в доме совсем одна.
Какое-то время я просто стою, прислушиваясь к неясным звукам дома и отъезжающего автомобиля. Когда я больше не слышу их, нападаю на свою – уже едва тёплую – овсянку.
Еда, когда я одна, это такое удовольствие, что я не могу поверить, что это происходит на самом деле.
Лоран играл со мной. Он забирал у меня еду спустя всего несколько минут после того как я начинала есть или оставлял меня голодной на несколько дней. Он окунал меня в неё лицом и держал так, пока мне не начинало казаться, что я потеряю сознание из-за отсутствия воздуха. Он добавлял много острого перца и заставлял меня это есть.
Он никогда, никогда не давал мне расслабиться.
Не то, чтобы я это не заслужила. Но было тяжело.
Он не беспокоил меня, только когда я готовила. Стефан тоже в это время всегда оставлял меня в покое. Я всё ещё удивляюсь, почему, но думаю всё из-за того, что сами они даже воду вскипятить не могли. Они нуждались во мне, чтобы видеть еду на столе.
И я, как воплощение собаки Павлова теперь без проблем могу готовить, но не могу есть в компании других людей.
Покончив с овсянкой, я встаю и потягиваю свои ноющие мышцы. Откуда вдруг эта напряжённость? Вымыв за собой тарелку, я решаю воспользоваться возможностью и осмотреть дом.
Я обхожу всё медленно, прислушиваясь к звукам и впервые по-настоящему воспринимая окружение.
У Калленов на самом деле очень красивый дом. Преобладают в основном лёгкие, теплые цвета и хоть я знаю, что мебель должна быть дорогой, обстановка не выглядит претенциозно. Даже в большой гостиной чувствуется домашний уют.
Я прохожу мимо рояля, который принадлежит Эдварду. Я не слышала, как он играет и мне очень интересно узнать, насколько он талантлив. Просто позор для такого дорогого рояля, если его владелец может играть только «Собачий вальс».
С другой стороны это больше чем я когда-либо смогу, так кто я такая, чтобы судить?
Обойдя весь дом, я иду в библиотеку. В первый же день они сказали мне, что я могу приходить сюда в любое время и читать. Сдержат ли они это обещание? Мне хочется выбрать себе книгу прямо сейчас, но я тут же меняю своё решение. Когда утром я сидела за ноутбуком, мне было очень трудно сосредоточиться на крошечных буквах. Видимо, моя голова пока к этому не готова. Так что книгам придётся подождать.
Вернувшись в гостиную, я впервые сажусь на диван. Он кажется невероятно удобным. Неудивительно, что Эдвард на нём заснул. Я устраиваюсь в самом углу и наконец, чувствую, как немного расслабляются напряжённые мышцы спины.
Я вспоминаю всё, что сегодня утром сказала мне Эсме. И то, что вчера сказал мне Карлайл, после того как я согласилась чтобы он осмотрел меня. Кажется, их поведение изменилось. Но я ещё не знаю, что думать об этом.
Больше всего меня поражает полное отсутствие враждебности в этом доме. Когда младшие Каллены делают или говорят что-то не так, их не наказывают. Эсме не рассердилась на Эдварда, когда он проспал.
И Эдвард не винит меня. По крайней мере, пока.
Эсме сказала кое-что такое, что в конец запутало меня. Она сказала, что именно я всё контролирую. Что она имела в виду?
Неизвестные эмоции пузырятся в моём животе, и я хмурюсь, не зная, что мне с этим делать. Все сказанные слова, все действия… всё говорит только об одном: мне не причинят здесь боли.
Может ли в этом быть какой-то подвох?
Я глубоко вздыхаю, желая избавиться от этого странного ощущения, и запрещаю себе быть такой беспечной.
Прошло только четыре дня. Они, наверное, просто ждут, когда я потеряю свою бдительность, а затем ударят в полную силу.
Мне нужно отвлечься, иначе я просто сойду с ума.
На улице, как обычно идёт дождь и в дом льётся серовато-зелёное свечение. Я вижу, как по окнам бежит вода. Эсме, должно быть, нелегко поддерживать их в чистоте.
О, возможно, мне стоит помочь ей с…
Нет, я не могу. Она ясно дала понять, что мне запрещено заниматься какими-либо домашними делами. Интересно, почему? Надеюсь, она не думает, что я плохо с этим справлюсь, но может, она именно это имела в виду?
Чёрт.
А что, если я даже на это не гожусь?
Я проклинаю себя. Что за глупый вопрос.
Конечно, не гожусь. Я ни на что не гожусь. Стефан твердил мне об этом бесчисленное количество раз. И что бы он ни делал со мной, я всё ещё оставалась безнадёжной.
Устав от борьбы и бесплодных попыток с помощью резинки избавиться от воспоминаний, я позволяю им нахлынуть на меня и плачу.
~O~
Должно быть, я задремала, потому что, вздрогнув, просыпаюсь от звука открывающейся двери. Я сразу же выпрямляюсь, и сильное головокружение чуть ли не заставляет меня упасть с дивана.
Глаза горят от усталости и слёз, и всё тело снова напряженно. Я расплачиваюсь за нехватку ночного сна.
В гостиную снова входит Эсме, и быстро встав, я поворачиваюсь к ней.
– О-о, – шепчет она, глядя на моё лицо, которое, вероятно, всё ещё покрасневшее и опухшее. – Ты плакала? Прости, я не должна была оставлять тебя одну.
Как сказать ей, что она неправа? Уже боясь использовать блокнот, я качаю головой.
– Посиди со мной, – говорит она, и сев на другой конец дивана, в приглашающем жесте похлопывает по месту рядом с собой.
Я нерешительно сажусь в том углу, где спала. Там всё ещё тепло.
– Тебя что-то напугало, пока ты была одна?
Ах, нет. Вовсе нет.
– Но ты расстроена. Я вижу, что ты плакала, – это больше походит на утверждение.
Пожалуйста, я не хочу об этом говорить. Я слишком устала, чтобы оставаться настороже.
Заметив мои колебания, Эсме ободряюще улыбается.
– Думаю, нам всем иногда нужно поплакать. Главное, чтобы ты не чувствовала себя здесь одинокой. Всё хорошо?
Я киваю.
– Ты заснула, верно? – когда она спрашивает об этом, её голос по-настоящему добр. В вопросе не чувствуется даже намёка на обвинение.
Не зная, что делать, я просто сижу. К тому же, я не отвечаю на очевидные вопросы.
– Белла, если ты когда-нибудь захочешь поговорить или почувствовать объятия, или просто будешь нуждаться в улыбке или чтобы рядом кто-то был, знай, я здесь для тебя.
Я вскидываю голову. Давай не будем думать об этих словах.
– Ладно, у нас много дел. Тебе нужна одежда.
Меня удивляет её резкая перемена темы, но я стараюсь не показывать этого. Я рада, что она не хочет говорить обо мне. И мне на самом деле нужна одежда.
– Так как из-за твоего сотрясения мозга мы пока не можем поехать в магазин, я попросила Розали выделить тебе часть своей одежды, а я дам кое-что своё. Вот такой обходной вариант, пока у тебя не появится собственный гардероб. Ты не против?
Ну, кажется, у меня нет выбора, так как я на самом деле нуждаюсь в тёплых вещах. К тому же я буду чувствовать себя намного лучше, зная, что эти вещи я взяла в долг. Это значит, что Калленам не придётся тратить на меня лишние деньги.
Деньги, которые я никогда не смогу вернуть.
– Хорошо, пойдём, – говорит Эсме и, встав, направляется по лестнице в спальню.
Комната настолько красива, что у меня просто не хватит слов, чтобы её описать. Заметив мой восхищённый взгляд, Эсме посмеивается.
– Дизайн полностью мой. Я оформляла весь дом. Это моё хобби. Имея под крылышком семерых детей, у меня нет времени на работу.
И снова она говорит обо всех в этом доме как о своих детях, и уже во второй раз включает в этот список и меня.
И снова это странное ощущение в животе. Что со мной сегодня?
Эсме откладывает для меня одежду всех видов: брюки, юбки, свитера и более лёгкие топы.
– Примерь это и оставь себе то, что подойдёт. Затем, когда тебе станет лучше, мы попытаемся купить новые вещи. Какой у тебя размер?
Я пожимаю плечами, потому что боюсь, больше не могу ответить на этот вопрос. Я так сильно похудела, что вся моя одежда должна быть также слишком большой.
Эсме внимательно смотрит на меня, и мне становится интересно, что же она пытается найти. Затем она сгребает всю одежду и несёт её в гостевую комнату. Осторожно, но с любопытством я следую за ней. Что произошло? Почему её отношение ко мне так изменилось?
В комнате она складывает одежду на кровать и, повернувшись, смотрит на меня. Я стою в дверях, ожидая, что произойдёт дальше.
– Я хочу, чтобы ты выбрала себе одежду, которая тебе подходит, и я хочу, чтобы ты распаковала свой чемодан. Давно пора, – улыбается мне Эсме. – Мы не собираемся отсылать тебя. И надеюсь, что ты тоже хочешь остаться с нами.
Эсме смотрит на одежду, затем снова на меня.
– Как я понимаю, ты хочешь примерить её в одиночестве?
Я киваю.
– Тогда, пожалуйста, приступай. Потрать на это столько времени, сколько тебе нужно, а когда закончишь, найди меня. Хорошо?
С последней ободряющей улыбкой она оставляет меня в комнате одну. Я сажусь на кровать и вспоминаю слова Эсме.
«Надеюсь, что ты тоже хочешь остаться с нами».
Я позволяю себе впитать эти слова, и возникшее ощущение напоминает замедленный удар. Это странное чувство в моём животе возникает с новой силой, и я понимаю: это то, чего я хочу.
Я хочу остаться. Тоже.
~O~
Надеюсь, вам понравился Эдвард в этой главе.
Он очень старался)))
Как всегда, мы ждём вас на форуме...
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1397-42
0
