Я был в ужасном настроении, когда в три часа ночи вернулся домой. Меня взбесила Джессика – девушка, с которой я встречаюсь уже на протяжении четырёх месяцев. Так как девушки не переставали преследовать меня, я, в надежде прекратить это, решил начать встречаться с одной из них. Джессика, с ее светлыми кудрями и большими голубыми глазами, казалась довольно симпатичной. Ради меня она была готова на всё, и это являлось довольно хорошим преимуществом.

Однако остальные девушки так и не перестали со мной флиртовать. И Джессика просто безумно ревнует. Стоит только какой-нибудь девушке поймать мой взгляд, Джессика приходит в бешенство и просто зеленеет от ревности. После этого день или два я трачу на извинения, пытаясь загладить свою несуществующую вину, после чего, всё ещё дуясь и злясь, она прощает меня. Ещё несколько дней уходят на заверения, что она единственная или на всю ту фигню, которую она хочет услышать. С этим несложно справиться – она просто задаёт мне риторические вопросы, на которые можно с лёгкостью ответить «да» или «нет, конечно, нет!».

Но, несмотря на всё, я продолжаю с ней встречаться, потому что становится всё более досадно наблюдать, как каждый вечер обнимаются мои братья и сестры.

Я не совсем понимаю, как они могут в течение нескольких часов спокойно сидеть на диване. Потому что когда я с Джессикой, мне всё чаще кажется, что она проникает мне прямо под кожу, и я спешу избавиться от неё.

Мы много целуемся, так как, кажется, это единственное, что она хочет делать. Мне бы хотелось узнать её мысли, поговорить с ней о чём-то, например, о музыке или о фильмах или, в конце концов, завести разговор на любую другую интересующую её тему. Но складывается такое впечатление, что в её голове гуляет ветер. Она просто в восторге от того что встречается с «самым горячим парнем в школе». В чём я совсем не уверен. Во всяком случае, я не считаю себя каким-то особенным.

Сегодняшний вечер ничем не отличался. Во второй половине дня, после того, как я практически умолял её погулять с ней по лесу, она сразу же начала спрашивать меня о том, сколько девушек у меня было до неё. Я не хотел говорить с ней об этом. На самом деле, Джессика была моей первой, и я всерьёз начинал задаваться вопросом, стоило ли мне вообще всё это затевать. Зато она, похоже, была не против продолжить тему «опыта» и рассказала, как когда-то давно они с Майком Ньютоном лапали друг друга в кабинке дворника.

На самом деле мне совсем не хотелось об этом знать.

Затем, во время ужина, Джессика продолжала строить мне глазки, что было неловко. Ее родители были весьма любезны, но заставили меня почувствовать еще хуже, спрашивая своими взглядами «и каковы твои планы после выпускного в следующем году, Каллен?». После ужина, чтобы не оставаться наедине с Джессикой, я помог с грязной посудой. Но когда всё было сделано и на самом деле никаких оправданий больше не оставалось, я позволил ей затащить меня в её комнату.

Она оказалась ужасной, хотя, конечно, я не сказал этого вслух. Ее комната была грязной, розовой и такой девчачьей, что стоило мне только войти туда, сразу же захотелось бежать.

Джессика повалила меня на кровать и начала целовать. Да, я знаю, что это не очень вежливо, но в процессе я начал думать о том, как бы мне порвать с ней и постараться не причинить ей сильную боль. Но я отвлёкся от своих размышлений, когда почувствовал, что она вытащила из джинсов мою рубашку.

Я остановил её, положив руки на плечи и немного отстранив от себя.

– Что ты делаешь?

Она посмотрела на меня кокетливо – по крайней мере, думаю, она попыталась сделать именно это.

– Я подумала, что сегодняшний вечер идеально подходит для того, чтобы поднять наши отношения на новый уровень.

Ну вот. Что? Как объяснить ей, что у меня нет желания чувствовать её ледяные руки на своём теле? Но с другой стороны, если я откажусь, то буду выглядеть скромником, а я совсем не такой. Я просто хотел заниматься этим с правильной девушкой.

И в тот момент я понял, что Джессика не является такой. И никогда не станет.

– Правда? – изворачивался я. – Я думал, что такие переходы должны быть более романтичными. Ну, знаешь, я бы пригласил тебя на ужин, а потом мы бы весь вечер ласкали друг друга.

Будь я проклят, но в этот момент я был безумно рад тому, что я такой искусный лжец.

Она купилась на это. Она смотрела на меня влюбленными глазами, с глупой улыбкой на лице.

– Ты смог бы это сделать? О, Эдвард, ты сделаешь это для меня?

Я не хотел снова ей лгать, поэтому просто прижал к себе и позволил себя поцеловать. Я не очень опытен в этих вещах, но уверен, Джессика не очень хорошо целуется. Не скажу, что я в этом такой специалист, так как для этого нужны двое, но всё же... Это не заводит меня. По крайней мере, больше нет. Ладно, давайте не будем об этом.

Я убедил её посмотреть со мной фильм и несколько раз перехватывал её руку, которая извиваясь, пыталась найти свой путь под моей одеждой, и сказал, что ожидание может оказаться полезным. Она с трепетом вздыхала, и каждый раз я чувствовал себя всё отвратительней.

Когда в 10 часов вечера я мог со спокойной совестью уходить, я убрал её руки подальше от себя и попрощался. Внутри я просто кипел. Мне нужно покончить с этим и как можно быстрей. Она действует мне на нервы, но конечно не заслуживает, чтобы я так к ней относился. Может, завтра мне нужно будет сходить к ней домой и закончить всё это. Я не смогу сделать это по телефону. Конечно, я бываю иногда задницей, но не смогу спать спокойно, если не скажу Джессике, что причина не в ней, а только во мне.

Это всё я. Все парни в моём классе продолжают хвастаться, рассказывая о том, на что они уломали своих девушек. Как я уже говорил, мне этого не понять. Может, со мной что-то не так. Или, может, я на самом деле скромник. Как бы там ни было, я не буду заниматься этим с Джессикой Стенли.

Возвращаясь домой, я в шоке вспомнил, что сегодня должна была приехать наша новая «сестра». Я совершенно забыл об этом и в своём нынешнем настроении понимал, что не испытываю желания с ней встречаться. Моих братьев и меня любезно попросили держаться подальше от дома, когда приедет девочка, именно поэтому я и отсутствовал. А потом я на самом деле обо всём забыл и допоздна засиделся у Джессики. Думаю, мои родители знали, что я ужинаю у неё, но возможно, они ожидали, что я вернусь домой в начале вечера? Ну, в таком случае они могли бы позвонить мне, верно? Знаю, маме и папе показалось грубым, что я не приехал познакомиться.

На протяжении всей прошлой недели папа рассказывал нам о ней почти ежедневно. Вся подготовка прошла очень быстро. Девушка, Белла – сильно травмирована и срочно нуждается в новой семье. Она жила с терапевтом в Финиксе. Прочитав её файл, папа почувствовал, что она должна жить с нами.

Я же совсем в этом не уверен. Мне на самом деле интересно, почему мои родители решили приютить у нас в доме «травмированную» девочку. Наша семья и так достаточно большая и конечно, множество других семей могли взять её к себе и помочь устроиться в этой жизни. Чёрт.

Еще меня обеспокоило, что родители не сказали, почему и как именно она была травмирована. Они отказались говорить нам, что с ней произошло. Она просила их этого не делать. Я думал, что такая информация необходима, чтобы знать, как обращаться с этой девушкой. Я боялся, что она окажется агрессивной, раздражительной... да могло быть всё что угодно.

Мама и папа не сказали нам, почему её забрали из прежней семьи. Я догадывался, что это имело отношение к пренебрежению или чему-то подобному. Я видел это по телевизору – как пренебрегают детьми в приёмных семьях. Но почему ей не нашли приёмную семью в Финиксе, спрашивал я. И не получил ответа.

Должен признаться, что я провел целую ночь, размышляя, каково это, пережить что-то ужасное, а потом отправиться практически в другой конец страны и влиться в новую семью, в новый дом, в новую жизнь. Я даже не мог себе этого представить

Существуют определённые правила, касающиеся этой девушки. Самое основное то, что она не может говорить. Папа не сказал почему, только то, что она этого не делает. Но это можно понять по-разному, ведь так? Либо она не может говорить, либо просто не хочет. Она что, немая? И как она будет с нами общаться? Нам что, придётся научиться какому-нибудь языку жестов? Хорошая сторона в этом тоже была – судя по всему, нам не следует ожидать истерик, я прав?

Другое правило состояло в том, что она скорей всего сильно напугана и капризна, и для того чтобы поладить с нами ей потребуется некоторое время. Я только закатил глаза на это. Существуют специальные дома для таких девочек как она, где точно знают, как сделать так, чтобы она расслабилась и почувствовала себя как дома. И вот она у нас, собирается вмешаться в нашу жизнь и поставить всё с ног на голову. Я поклялся себе, что по возможности буду стараться игнорировать её. Хоть и понимаю, что это не очень-то любезно с моей стороны.

И если быть полностью честным, если она так перепугана, как предупреждали нас родители, то я немного беспокоюсь о своём любимом рояле. А что, если у неё мания всё ломать?

Сейчас 10:15 вечера. Я не хочу идти домой и встречаться там с этой девушкой, когда всё ещё не могу отойти после свидания с Джессикой. Джаспер всегда говорит, что мои эмоции так сильны, что просто излучаются из меня. И пусть я не уверен насчёт этого, знаю, что очень эмоционален. И сейчас, если я хочу произвести хорошее впечатление, мне лучше не встречаться с новыми людьми.

«Заткнись и поехали» («Shut up and drive») через колонки убеждает меня Рианна. Окей, возможно, я сделаю именно это.

Пытаясь успокоиться, я езжу по городу, а затем сидя за рулём своего любимого Вольво еду в Порт-Анджелес и обратно. Уже поздно. Я устал.

Вскоре я подъезжаю к подъездной дорожке, ведущей к дому. Маленькие цифровые часы в моей машине показывают, что уже три часа ночи. У меня нет желания ставить Вольво в гараж. Шум двери гаража, вероятно, разбудит весь дом, и если мои родители выяснят, в какое время я вернулся, мне за это попадёт.

Войдя в дом, я замечаю, что на кухне горит свет. Должно быть, кто-то забыл его выключить. Подойдя к кухне, я вижу девочку. Нет, не девочку. Девушку. Беллу. Она вытаскивает из холодильника маленький пакетик. Это та самая еда космонавтов, которую мама купила для неё несколько дней назад. Она не стала говорить мне, почему девушка не может есть обычную пищу. Ещё одна загадка.

Невысокая девушка с длинными каштановыми волосами, лицом в форме сердца и небольшим подбородком. Всё её поведение, кажется, сосредоточено внутрь, словно она пытается сделать себя как можно меньше. Не знаю, почему, но она меня сразу же очаровывает.

Её губы красивые и полные, но потрескавшиеся. И я могу понять почему, так как, всматриваясь в свой стакан, она кусает нижнюю губу. Это должно быть больно. Она выглядит усталой. Тёмные тени под её глазами указывают на то, что она забыла, что такое хороший сон. Её глаза кажутся припухшими. Я понимаю, что должно быть, она много плакала сегодня. Как я уже говорил, я даже не могу представить, каким тяжёлым всё это должно быть для неё.

На ней мой любимый свитер. Я носил его этим утром, но потом, решив, что не хочу связывать свитер с Джессикой, переоделся. Поленившись отнести его в комнату, оставил в прачечной.

Зачем она надела мой свитер? Она взяла его сама или ей кто-то дал? Пусть это неправильно, но мне нравится видеть его на ней. Несмотря на то, что она буквально тонет в этом свитере, в каком-то смысле он ей очень идёт.

Она обычная, но всё же есть в ней что-то особенное. Может, глаза? Я вижу, что они большие и карие.

Все мои сделанные ранее выводы об этой девушке кажутся уже неверными. Она не выглядит агрессивной или опасной. Она выглядит повреждённой, сломленной. Выглядит так, словно ей просто необходимы объятия. И пусть я не знаю её, мне больно видеть, как осторожно она двигается, как постоянно напряжена, ожидая опасности. С болью в сердце я понимаю, что причина, должно быть, именно в этом – она ожидает опасности. Она травмирована, в конце концов.

Мне кажется, что я могу смотреть на эту девушку часами, и при этом мне не будет скучно. Но затем вспоминаю слова папы о том, насколько она пуглива и что, оказавшись рядом, нам нужно предупреждать о своём присутствии.

И пусть я по-прежнему раздражён после проведённого с Джессикой вечера, веду себя довольно легкомысленно.

– Кто ты и почему на тебе мой свитер?

Последовавшая реакция, конечно, не та, на которую я рассчитывал. Она поворачивается так быстро, что её волосы взметаются вокруг лица. Стакан, который она держит, выскальзывает из рук и разлетается по полу на миллион осколков, а его содержимое летит во все стороны. Её глаза расширены, и я никогда не видел, чтобы кто-нибудь выглядел таким напуганным как она. Чёрт, она пугает меня этим.

Задыхаясь, она смотрит на беспорядок на полу, затем снова на меня. Её руки в извиняющемся жесте поднимаются ко мне ладонями.

Я в шоке. Я понимаю, что простое «прости» не поможет исправить эту ситуацию, поэтому молчу. Когда я не реагирую, потому что просто не знаю, как реагировать на это, она начинает стягивать с себя свитер. Её руки так сильно дрожат, что кажется чудом, что ей удаётся это сделать. Когда свитер снят, я вижу, что на ней, по крайней мере, три слоя одежды. Я вижу, что она болезненно худа. Длинный шарф, несоответствующий цвету одежды, бесчисленное количество раз обмотан вокруг шеи. Всё её тело дрожит, и теперь я понимаю, это не только потому, что она замёрзла.

Глядя на меня с душераздирающей мольбой, она складывает свитер, кладёт его на стол и толкает ко мне, как мне кажется, просто унизительным способом. Теперь она дрожит ещё сильнее. Я всё ещё в шоке. Боже, почему же она так напугана? Травмирована или нет, но она выглядит как лань, попавшая под свет фар. Даже если она не слышала, как я вошёл – а теперь я в этом уверен – на самом деле нет никаких причин так пугаться. Неужели я выгляжу так угрожающе?

Положив свитер на барную стойку, она делает то, что просто убивает меня. Она опускается на пол, делая себя такой маленькой, насколько это возможно. Я слышу, как под её коленями хрустит разбитое стекло. Голыми руками она начинает собирать вокруг себя осколки.

Одним быстрым движением я оказываюсь возле неё, становлюсь на колени и в попытке заставить её остановиться, пока она не поранила себя, кладу руки ей на плечи. Она сразу же замирает и практически полностью перестаёт дышать. Её глаза становятся безжизненными, затем она, сворачиваясь в клубок, обхватывает руками свою голову и задыхается в самом настоящем приступе паники.

Что за… Блядь!

Девушка напрягается ещё сильнее и, кажется, просто каменеет. Я кладу руки ей на плечи и пытаюсь успокоить её.

– Эй, ты в порядке? Знаешь, не нужно бояться.

Мои слова звучат нелепо и слишком громко, учитывая то, что она не говорит. Совсем.

Она не двигается. Она дышит так быстро и кажется настолько напуганной, что я чувствую, как набирает обороты моё собственное сердце.

– Мм, Белла? Пожалуйста, встань?

Не знаю, возможно ли это, но её тело напрягается ещё сильнее, и она, задыхаясь, дышит с тревожной скоростью. Если это продолжится, то вскоре она потеряет сознание. Это просто смешно. Я беру её за руки и поднимаю на ноги. Теперь её глаза плотно зажмурены, а тело всё ещё напряженно. Она с такой силой обнимает себя, что это должно причинять боль.

Я хочу успокоить её. Её страх сводит с ума и мне больно видеть её такой. Она кажется такой… хрупкой. Где-то в глубине души просыпается какой-то защитный инстинкт, поэтому пытаясь избавить её от страха, я притягиваю её к себе и обнимаю.

– Шш, Белла. Всё хорошо. Всё будет хорошо.

Да уж, очень хорошо. Лучше не бывает. Её реакция – явно не та, что я ожидал.

Задыхаясь, она испускает вздох, который очень похож на то, будто он её последний. Её ноги просто подкашиваются, и она снова начинает опускаться на пол. Я пытаюсь удержать её, но мне неудобно и чтобы не позволить ей упасть на плитку, всё, что я могу сделать, это опуститься на пол вместе с ней. Под нами хрустит стекло.

А затем происходит ещё одна странность. Она просто отключается. Лицо становится пустым и кажется, что она совсем не дышит. Её глаза выглядят мёртвыми, и это просто сводит меня с ума. Руки, которые совсем недавно с силой сжимали тело, теперь безвольно падают по бокам. Рот слегка приоткрыт и когда, пытаясь вывести её из этого оцепенения, я слегка трясу её за плечи, голова опасно качается.

Теперь я в панике. Видимо я сделал что-то ужасное. Никому из людей её действия не покажутся нормальными. Что пугает меня больше всего – то, что она даже не пыталась бороться или бежать. Она была ужасно напугана, а люди в таких ситуациях, обычно, или бегут или пытаются хоть как-то сопротивляться. Но она просто отключилась, полностью ушла в себя.

И хоть я не хочу оставлять её здесь в таком состоянии, всё же нужно что-то делать. Когда, чтобы встать, я её отпускаю, она снова падает и, сворачиваясь в клубок, вновь прикрывает голову.

Клянусь Богом, не знаю, что могло случиться с этой девушкой, прежде чем она попала сюда, что могло заставить её вести себя таким образом, но это, по крайней мере, пятьдесят оттенков ужасного. Это не притворство. Никто не может изображать такой страх. И в этом виноват я.

– Я позову кого-нибудь, ладно? – и снова мой голос звучит слишком громко в тишине сумеречной кухни.
Чуть ли не бегом, перепрыгивая через две ступеньки, я поднимаюсь по лестнице, пока не оказываюсь возле комнаты своих родителей. Тяжело дыша, я распахиваю дверь.

– Мама, папа, мне очень жаль, но кажется, я сделал что-то не так, – я произношу это на одном дыхании. Сказав это вслух, я понимаю, что действительно совершил какую-то ужасную ошибку. Именно из-за меня она в таком состоянии, и конечно, из-за меня сейчас она лежит на кухонном полу среди осколков битого стекла. Блядь. Пытаясь устоять на ногах, я хватаюсь за дверной стояк. Что я наделал?

– Что? Успокойся, Эдвард, – сонно говорит мама, и сев, щурится от льющегося из прихожей света. – Который час?

– Это Белла. Я встретил её на кухне, и она испугалась, но когда я попытался её успокоить, она повела себя очень странно, – я задыхаюсь от собственного беспокойства.

Мои родители тут же оказываются в боевой готовности, и даже не взглянув на меня, мама выбегает из комнаты. От быстрого движения волна воздуха бьёт меня и, кажется, что кто-то ударил меня по лицу.

Папа останавливается возле меня и кладёт руку мне на плечо. Я знаю, что этим он пытается успокоить меня. Я чувствую укор в том, как он сжимает моё плечо, и вижу это в его глазах.

– Расскажи в точности, что произошло.

Как можно быстрее я рассказываю ему обо всём случившемся. Я рассказываю ему о своей неудавшейся шутке и о том, что она была так напугана, что разбила стакан. Я рассказываю ему о приступе паники и как она отреагировала, когда я поднял её на ноги, а затем, как она просто отключилась.

На лице папы отражается такая мука, что я уже не сомневаюсь – я действительно сделал что-то ужасное.

– Сынок, я нисколько не сомневаюсь, что ты хотел сделать всё правильно, но кажется, получилось с точностью до наоборот. Мы не знали и, конечно же, не знал ты, как реагирует Белла, когда кто-то из людей пытается к ней прикоснуться. Из твоего рассказа я понял, что ты её обнял.

– Ну… да. Прости, я не знал. Я напугал её и просто хотел успокоить. Ну, знаешь, обнять, как это делаешь ты, когда… – я прерываюсь. – Почему она так реагирует на прикосновения?

От следующих слов папы в моих жилах леденеет кровь.

– Думаю, потому что для Беллы прикосновение связано с болью.

Я с трудом глотаю и чувствую, как подкашиваются ноги, но остаюсь стоять.

– Что за… – это даже не вопрос. Забудьте о пятидесяти оттенках. Это вся тысяча.

– Сынок, я не буду вдаваться в подробности, потому что Белла попросила нас этого не делать. Достаточно сказать, что прошлое Беллы являлось насильственным. Чтобы прийти в себя, ей понадобится много времени. Я надеюсь, что здесь ей будет легче это сделать. Жаль, что тебя не было здесь днём. Я знаю, ты не хотел, чтобы она жила с нами.

– Не хотел, – соглашаюсь я. Я краснею. Чёрт.

– Но, может, после того, как ты сам увидел её...

Я точно знаю, что он подразумевает под этим. Папа прав, я не хотел, чтобы в нашем доме появилась сломленная девушка. Но есть в ней что-то. Вы могли бы отдать свою правую руку, и сделать это с радостью, только бы увидеть улыбку на её лице, даже если единственную.

Так что я оказался неправ. Она не просто какая-то заброшенная девушка, о ком перестали заботиться родители. Но опять же, если б это было так, мои родители никогда не взяли бы её под свою опеку. Наша семья итак достаточно большая. В этой девушке есть что-то особенное.

Я смотрю в направлении лестницы, где едва слышен мягкий голос мамы. Я не могу разобрать, что она говорит.

– Я должен...? – я не знаю, что делать. Мне кажется, что я облажался по-царски, и в любом случае, не должен так скоро показываться перед ней. Но также я хочу извиниться. Хочу сказать, что вовсе не хотел напугать её и, сделав столько всего неправильного, просто хотел помочь.

– Я пойду, проверю, – тихо говорит папа.

Как только он спускается вниз, открывается дверь комнаты Элис.

– Значит, ты уже с ней встретился, – усмехается она. – И, конечно же, всё испортил.

– Я знаю об этом, спасибо, – отрезал я.

– Не мог прийти домой пораньше, чтобы встретиться с ней как это сделали все мы?

Боже, она когда-нибудь отстанет от меня?

– Нет, не мог. И вообще, думаю, это не твоё дело.

– Белла – это моё дело, – высокомерно говорит она, затем проходит мимо меня и тоже направляется на кухню.

Я смотрю ей вслед и, приблизившись к лестнице, останавливаюсь и начинаю прислушиваться.

Затем из своей комнаты выходит Джаспер. На нём только боксёры, а волосы выглядят ещё хуже, чем мои.

– Пришёл позлорадствовать, да? – я всё ещё раздражён.

– Нет. Всё так плохо?

– Плохо, – соглашаюсь я. Чтобы поговорить, нам с Джаспером никогда не нужно было много слов. И я люблю его за это.

– Хочешь знать, что случилось, когда сегодня вечером я вернулся домой? – он сгребает рукой свои светлые кудри и взлохмачивает их ещё больше.

Нет.

– Да.

– Я подошёл к ней, чтобы пожать руку, ну, ты знаешь, чтобы представиться? Но она просто убежала и скрылась в лесу. Спустя два часа или около того Элис привела её обратно. На ней даже не было пальто, а её губы посинели от холода.

Бедная девочка. Она убежала от Джаспера. Но когда была со мной, просто замерла. Это потому, что я коснулся её? Почему она закрывается от всех? Ужасные предположения пробиваются в моё сознание, но я отталкиваю их. Не может быть, что всё так плохо. Не лги себе. Ты видел, как она отреагировала на тебя. Нет. Я отказываюсь делать выводы прежде, чем точно буду знать, что произошло.

– Ты знаешь, что с ней случилось? – тихо спрашиваю я Джаспера. Может, они уже говорили об этом, когда меня не было. Мне нужно было быть дома. Дерьмо.

– Нет. Но чертовски уверен, что это что-то ужасное. Видел бы ты, когда папа хотел разбудить её и избавить от кошмара. Она заснула в кресле и начала дёргаться, мотать головой и всё такое. Когда он положил руку ей на плечо, она, пытаясь убежать от него, чуть не вылетела через потолок.

О, Боже. Не думай о том, что это может значить.

– От него она тоже пыталась убежать?

Значит, от них она бежала, а от меня нет?

– Нет, не совсем. Походило на то, что как только она поняла, что сделала, просто опустилась на пол и спрятала лицо в руках. Просто ужасно было за этим наблюдать. То, как она задыхается, кажется просто искусством.

Я впиваюсь в него взглядом. Чёрт, разве можно шутить по такому поводу?

– А что случилось потом?

– О-о, – Джаспер делает паузу и сглатывает. – Она, мм, выглядела так, словно задыхается и цеплялась за свой шарф. Чтобы ей стало легче дышать, мама сняла его.

Я настороженно смотрю на Джаспера. Он молчит. Он расстроен, а он редко бывает расстроен. Я снова чувствую беспокойство.

– И что? – пытаясь успокоиться, спрашиваю я.

– Ну, когда шарф исчез, мы увидели её шею и, мм… – он снова сглатывает, – думаю, кто-то пытался её задушить.

На этот раз у меня на самом деле подкашиваются ноги и чтобы не упасть, мне приходится держаться за стену.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает Джаспер.

– Дай мне одну минуту, – выдыхаю я и прислоняюсь спиной к стене. Кто-то пытался её задушить. Кто-то всерьёз пытался её убить. И это был не чужой человек. Потому что никто не пристраивает кого-то в приёмной семье, если его пытался задушить незнакомец.

О, Боже.

Я не могу это осознать, это выходит за пределы моего понимания. Это объясняет, почему она хватала ртом воздух так, словно это её последний вздох. Это объясняет, почему Джаспер говорит, будто то, как она задыхается, кажется искусством. Это объясняет, почему она так сильно испугалась, ведь была, казалось бы, в безопасной обстановке.

Мне понадобится неделя, чтобы всё это осознать. Тихий голосок, подсказывая, что-то шепчет у меня в голове, но я всё ещё слишком потрясён, чтобы обращать на него внимание. Я оказался прав, когда думал, что появившись, эта девушка перевернёт наш мир с ног на голову.

Но я был неправ, когда думал, что большую часть времени должен стараться игнорировать её. С ужасом я понимаю, что не хочу её не замечать. Я хочу узнать её поближе. Я хочу заставить её поверить в то, что она достойна счастья. Я хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Жестокая реальность с полной силой обрушивается на меня. Она никогда не была в безопасности. Синяки на её шее, судя по всему, не единственный признак того, что ей когда-либо пришлось пережить. Её реакция на меня была такой сильной, что не могла возникнуть от единственного столкновения с каким-то ненормальным. И этим ненормальным, судя по всему, являлся тот, кто должен был заботиться о ней. Но, несмотря на то, что всё это ужасно и просто не укладывается в голове, всё же не связано с тем, что всё её поведение сосредоточено внутрь и напоминает – я сглатываю – покорность. Похоже, что ей неведомо ничего, кроме страха.

Я глубоко вздыхаю и встречаю встревоженный взгляд Джаспера.

– Мама или папа сказали вам, кто это сделал? – трудно даже произнести эти слова.

– Нет, не сказали. Папа пояснил, что Белла попросила не рассказывать нам и что мы должны уважать её решение.

Белла не хочет, чтобы мы знали, кто это сделал. Значит, она знает, кто это был. Я снова сглатываю.

– Я думал, что подобное дерьмо происходит только в фильмах.

Джаспер невесело усмехается.

– Фильмы тоже нуждаются во вдохновении, – с сожалением говорит он и снова исчезает за дверью своей комнаты. Он закончил разговор, и я не могу его за это винить.

Я не знаю, что мне делать. И пусть я чувствую, что меня тянет к этой девушке, я абсолютно уверен, что это просто какой-то первобытный защитный инстинкт. И конечно, она не хочет видеть меня рядом с собой, особенно не после нашей первой, такой ужасной встречи. Я должен оставить её в покое, хотя бы какое-то время держаться в стороне. Завтра я спрошу об этом папу, но думаю, что так будет лучше всего. Если она захочет поближе познакомиться со мной, то сможет сама взять на себя инициативу. Но я прекрасно пойму, если она не захочет даже видеть меня.

Я всё ещё стою на верхней площадке лестницы и чего-то жду, когда слышу, как меня тихо зовёт папа. Я делаю глубокий, успокаивающий вздох и спускаюсь к нему. Он ждёт у подножия лестницы и я замечаю, что он плачет. В слабой попытке его успокоить я кладу свою руку на его плечо. Я знаю, именно по моей вине он так расстроен.

– Мне так жаль, – хрипло говорю я. – Я хотел как лучше.

– Я знаю, сынок. Все мы были застигнуты врасплох. Ты хотел бы перед ней извиниться? – его голос охрип от переполнявших эмоций. Я киваю. Никогда я не видел его таким расстроенным.

Я надеюсь, я очень надеюсь, что Белла примет мои извинения, хоть сомневаюсь, что эти слова принесут какую-нибудь пользу. Это не то, что с лёгкостью можно исправить. Наверняка это никак не повлияет на неё.

Вслед за папой я иду на кухню и останавливаюсь на безопасном расстоянии. Белла сидит на полу, обхватив руками свои колени. Её пристальный взгляд ни на чём не сосредоточен. Точно в таком положении рядом с ней сидит Элис. Мама сидит напротив и кажется зеркальным отображением Беллы. Осколки стекла и пролитая еда уже убраны. На тёмно-зелёных брюках Беллы всё ещё видны следы сока, который расплескался, когда она уронила стакан.

Мой отец мягко откашливается.

– Белла, Эдвард хочет кое-что сказать. Ты не против?

При упоминании её имени, Белла поднимает голову и, посмотрев на Карлайла, переводит взгляд на меня. Часть прежнего страха исчезла, и теперь я вижу, насколько красивы на самом деле её глаза. Они большие и карие, но такого насыщенного глубокого цвета, какого прежде я никогда не видел. Когда она встречает мой пристальный взгляд, её руки с большей силой обхватывают колени. Но, по крайней мере, она смотрит на меня. Возможно, своим взглядом я смогу передать то, что чувствую. Она снова кусает свою нижнюю губу и видимо ждёт, когда я начну говорить.

– Гм, – начинаю я. Прекрасный способ начать, Эдвард. – Я хотел извиниться за то, что произошло. Я не хотел пугать тебя так, как я это сделал, и кажется, я сделал именно то, чего не следовало, когда хотел сделать всё как надо.

Вау! Нобелевская премия за лучшее ораторское искусство…

– Мне очень жаль. Правда. Если хочешь, я постараюсь не попадаться тебе на глаза и держаться подальше.

Когда она не реагирует, я начинаю задумываться, а слышала ли она меня. Кажется, проходят минуты и наконец, она медленно, один раз кивает. Что-то мелькает в её глазах, то, чего я не могу разобрать, но это не страх. Это – надежда…?

Я злюсь на самого себя. Да уж, конечно.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Ждём ваших комментариев на форуме)))