Белла

Вам знакомо чувство, когда вы абсолютно уверены, что дерьмо попало в вентилятор и весь этот ад сорвётся на вас, но ничего, абсолютно ничего не происходит? В таком же состоянии сейчас и я, и это ожидание просто убивает.

Но, метафоры в сторону, я так растеряна, что даже не знаю, как объяснить, что произошло.

Я на кухне занималась своим делом, пытаясь, наконец, съесть что-то сытное, когда услышала этот голос позади меня, спрашивающий кто я и почему одета в его свитер. Конечно, я не слышала, как обладатель голоса вошёл и направился ко мне и да, это безумно напугало меня.

Повернувшись к нему и увидев злость в его глазах, от шока я уронила стакан с едой, которую собиралась выпить. Конечно, эта гадость расплескалась повсюду, и осколки стекла со звоном разлетелись по полу, но всё, что я могла делать, это смотреть на парня, стоящего в дверях.

Это должно быть Эдвард.

Невероятные, медные волосы, тёмные брови, обалденные глаза и сильная линия челюсти; и хоть я поклялась себе, что никогда не найду мужчину привлекательным, безусловно, он самый красивый парень, которого я когда-либо видела. Впрочем, мое описание не может воздать ему должного.

Но я никогда не захочу его. Я не могу.

Нет, забудь.

Как будто он когда-нибудь захочет меня. Ха. Ха. Смешно, Белла.

Но, всю эту глупость в сторону, он казался злым, я не сплю в середине ночи, к тому же только что, уронив, разбила вдребезги стакан и одета в его свитер.

Чёрт, чёрт, чёрт.

Я облажалась. Снова.

Я опустила взгляд, затем снова посмотрела на него и в извиняющем жесте подняла свои руки. Нет, это не поможет, но он должен знать, что я не хотела этого делать. Конечно, нет. Хотела бы я найти способ заплатить за стакан. И конечно, я бы убралась на кухне. Чёрт, я бы очистила весь дом, если бы это помогло.

Ему нужен свитер. Я попыталась снять его так быстро, как только могла своими дрожащими руками, преследуемая воспоминаниями, сколько раз мне приходилось раздеваться перед Стефаном и Лораном. Понимая, что ситуация очень похожа, моё горло переполнила желчь. Моё тело быстро переключилось в режим тревоги и сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. И хоть тихий голос в глубине моего подсознания отчаянно кричал, что в этом доме мне бояться нечего, что Эдвард, как и вся его семья, скорей всего не причинит мне боли, я напряглась, как делала это постоянно, когда чувствовала опасность.

Я – воплощение собаки Павлова.

Сложив свитер, я положила его на барную стойку. Не было никакого шанса, что я собиралась приблизиться к нему. Если он хотел что-то, то должен был подойти и взять. Но для большего эффекта, стараясь заставить его понять мои намерения, я подтолкнула свитер.

Он никак не отреагировал. Он даже не вздрогнул. Он просто стоял и смотрел на меня пристальным, ничего не выражающим взглядом. Когда я опустилась на колени, тем самым сделав себя уязвимой, по моей спине пробежал холодок страха, а сердце, казалось, забилось просто в бешеном ритме. Но мне нужно было убрать за собой разбитое стекло, мне нужно было дать понять, что я виню себя в этом. Упав на колени прямо посреди осколков, я скорее почувствовала, чем услышала хруст, и начала собирать их вокруг себя.

Быстрые лёгкие шаги направились ко мне и, съёжившись, я поняла, что задерживаю дыхание. Даже не успев понять, что происходит, я ощутила на своих плечах две руки. Пытаясь как можно лучше защитить себя, я обхватила руками голову и наклонилась вперёд, стараясь стать меньше и прикрыть свои уязвимые места. Мой разум, наконец, заткнулся, очень растерянный и разочарованный тем, что видимо, ошибся по поводу безопасности в этом доме. А злобный рассудок просто растер немного соли по вновь вскрывшимся ранам. Понимаете?

Руки не отпускали меня. Блядь, это то, чего я ждала. Пожалуйста, пусть это закончится побыстрее, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожа...

Затем эти руки, сжимая, попытались меня поднять.

О, блядь... блядь... ой-ой... блядь... о Боже... бляяядь...

– Эй, ты в порядке? Знаешь, не нужно так бояться.

Хм. Что?

Должно быть, услышав эти слова, я просто начала задыхаться. Моё подсознание в подобных ситуациях может реагировать довольно странно.

– Гм. Белла? Пожалуйста, встань?

Теперь моё тело полностью напряжено, но разум продолжает отчётливо работать. В голосе Эдварда я уловила неуверенность. Он попросил меня встать. Это была не угроза, не приказ или требование. Это была просьба, со словом «пожалуйста».

Чёрт. Моё состояние растерянностью больше не назовешь. Но затем произошло то, что заставило бы меня закричать, если бы я была на это способна.

Его руки, сжав меня крепче, потянули наверх, и вскоре я уже стояла рядом с ним. Он держал меня крепко – не больно, но достаточно сильно, чтобы ещё один сигнал тревоги забился у меня в голове. Я обняла себя за талию, пытаясь защитить мягкие части своего живота. Я не хотела видеть его лицо так близко от себя, поэтому зажмурилась. Я знала, что это неправильно, что нужно видеть происходящее, но в тот момент не могла заставить себя встретиться с ним взглядом. Я уже потеряла надежду, что проведу этот день, не страдая от какой-либо боли.

Жжение в лёгких напомнило мне, что я, вероятно, некоторое время назад снова перестала дышать. Я глубоко вдохнула, и меня поразил аромат. Это пахло... эй, мне ведь уже знаком этот запах?

Однако мне так и не удалось закончить свою мысль, так как вокруг меня обвились две сильные руки и привлекли к мускулистому телу.

Я мысленно завизжала, потому что это стоило того.

Моё тело стало таким напряжённым, что я даже не знала что такое возможно. Я больше не могла контролировать дрожь. Но. Ничего. Не случилось.

О-о, растерянность. И страх. Я так боялась и желала чего-то, чего угодно, главное чтобы всё закончилось хорошо. Мне казалось, что я стояла так вечность.

– Тсс, Белла. Всё хорошо. Всё будет хорошо.

Эти слова до ужаса мне знакомы, но то, как они были сказаны, являлось абсолютно новым. Я приоткрыла глаза и взглянула на парня, который держал меня.

На меня смотрели большие, обеспокоенные глаза, наполненные страхом.

К счастью, именно в этот момент моё тело решило одержать победу, и прежде чем я смогла осознать происходящее, мой разум начал закрываться. Мышцы обмякли, и я начала просто сползать на пол. Я смутно осознавала, что перед тем как оказаться на холодном полу, две руки, обнимая, поддерживали меня. Руки, держащие меня, слегка встряхнули моё тело, но я больше не могла контролировать себя, поэтому моя голова просто покачивалась. И снова смутное ощущение жжения в моих лёгких сказало, что мне просто необходимо дышать. Когда меня отпустили, я, стараясь казаться как можно меньше, лёжа на полу, свернулась калачиком.

– Я позову кого-нибудь, хорошо?

Зачем? Какая разница. К счастью, после этого мой разум, наконец, отключился.

~O~

Не знаю, сколько им потребовалось времени, чтобы вывести меня из ступора. Но когда я, наконец, мигаю и фокусируюсь, то вижу Элис, сидящую рядом со мной и Эсме – напротив, полностью отражающую мою позицию.

– Вот ты и вернулась, – ласково говорит Эсме. С её подбородка падает слеза. Она снова плачет? Она не должна этого делать, завтра это отразится на её лице. И во всём буду виновата я.

Я осматриваюсь вокруг. Я сижу напротив кухонных шкафчиков. Пол чист, осколки стекла исчезли.
Вспоминая цепь событий, приведших меня к этому, я снова чувствую страх. С тревогой я смотрю на Эсме.

– Нам так жаль, что ты испугалась, – шепчет она. – Я уверена, Эдвард этого не хотел. Мы не злимся на тебя и не собираемся... наказывать тебя, – она произносит это слово так, словно ей тяжело использовать его.

Сидя рядом со мной, Элис прерывисто вздыхает, и я вижу, как на мгновение их с Эсме взгляды встречаются.

Эсме поднимает блокнот и карандаш.

– Что-нибудь хочешь сказать? – осторожно спрашивает она.

Ну, на самом деле, нет. Если б это зависело от меня, я бы вообще никогда не использовала какие-либо слова. Вряд ли оно того стоит. В течение дня я только и делаю, что наблюдаю, как люди что-то лепечут, но редко когда на самом деле их кто-то слушает. И плюс к этому, конечно, однажды я попыталась сказать что-то важное, и последствия оказались катастрофическими. Именно после этого я перестала говорить. И прямо сейчас, даже очень, очень постаравшись, я бы не смогла издать ни звука. Стефан уже в этом убедился.

Но, возможно, сегодня вечером мне нужно постараться. Впервые за долгие годы, пытаясь объясниться, я на самом деле хочу использовать слова. Я беру у Эсме письменные принадлежности и пишу одно единственное слово: «Прости».

Эсме смотрит в блокнот, затем снова на меня.

– Тебе не за что извиняться, Белла. Это мы должны просить у тебя прощения за то, что не смогли дать тебе почувствовать себя спокойно здесь. Но, как мы уже говорили, тебе понадобится время, чтобы понять, что на самом деле здесь ты в безопасности. Вскоре ты сама поймёшь.

Я не реагирую на это. Ну что я могу сказать?

– Держи, – шепчет Элис и осторожно протягивает мне носовой платок.

Мои руки, поднявшись, касаются лица, и меня удивляет, что оно мокрое от слёз. Как такое возможно, что я плачу, даже не осознавая?

Стефан, как правило, давал тебе это знать, требуя, чтобы ты прекратила, шепчет мой разум. Мысленно я даю ему пощёчину. Предатель.

Вытерев своё лицо, я снова тянусь к блокноту. Когда Эсме понимает, что я хочу что-то «сказать» её лицо освещается.

– Что? Почему? Конечно же, тебе не нужно платить, – выдыхает она.

Чёрт. Каким бы не было это ненавистным для меня, кажется, нужно продолжать этот своеобразный разговор. Я должна обрести уверенность, что они понимают, что я имею в виду. Я не хочу использовать слова. Без них мне намного проще. Но я непременно должна заплатить, чтобы компенсировать разбитый стакан, свитер и бардак на кухне.

– Тебе не нужно ничего делать, – начинает Эсме, и я пишу ещё раз.

Я тяжело вздыхаю и снова передаю ей блокнот.

– Нет, – её голос срывается, но кажется довольно твёрдым. – Никогда.

Теперь слёзы текут по её лицу, не переставая. Я смотрю на неё и кусаю свою губу. Почему она так расстроена? Это разрывает мне душу. Нахмурившись от усилия, я снова что-то пишу, но я на самом деле хочу ей это сказать.

Я хочу сказать намного больше, но моё тело не позволяет мне. Я действительно не создана для разговоров.

Эсме почти рыдает, прочитав моё сообщение, и передаёт блокнот Карлайлу, который стоит где-то позади нас. Увидев всё то, что я написала, он прикрывает рот рукой, поскольку из его глаз тоже начинают литься слёзы.

Это просто смешно. Взглянув на Элис, я вижу, что она вытирает лицо. Теперь мы все плачем? Боже, помоги мне, но я понимаю, что улыбаюсь этой нелепой ситуации. Элис видит меня, и вероятно понимая, почему я улыбаюсь, хихикает, а я, смотря на Карлайла и Эсме, теперь улыбаюсь как идиотка. Когда они смотрят на нас, на их лицах сквозь слёзы тоже пробивается улыбка.

Какое-то время мы просто сидим в тишине, и напряжённая атмосфера понемногу просветляется. Но прежде чем полностью расслабиться, я должна задать ещё один вопрос. Оглянувшись на Карлайла, я протягиваю руку. Карлайл сразу же понимает меня и присев рядом на корточки, передаёт мне блокнот.

Должна признать, что он больше не кажется мне таким угрожающим. Он – само воплощение доброты, но я очень осторожна в своих суждениях о людях. Каждый раз я оказывалась права, но всегда можно ошибиться.

Я делаю глубокий вздох и пока пишу, задерживаю дыхание, а затем возвращаю блокнот Эсме.

Она читает, и когда отвечает, смотрит мне прямо в глаза.

– Нет. Никогда.

После долгого молчания, я, наконец, выдыхаю. Я хочу ей верить. И я это делаю.

И уже во второй раз с сегодняшнего утра, плотный комок беспокойства в моём желудке распутывается ещё немного больше. Эсме встречает мой взгляд и молча держит его.

Я хочу открыться и впустить её.

Эта мысль пугает и в то же время воодушевляет. Но в основном, я до ужаса напугана.

Карлайл откашливается.

– Белла, Эдвард хотел бы извиниться. И я думаю, это хорошая идея, если ты снова встретишься с ним, но только уже в безопасной обстановке.

Я глубоко вздыхаю. Это странно. Мне хотелось бы снова увидеть его, но я почти уверена, что он должен меня ненавидеть. И после всего хорошего, что я встретила сегодня в этом доме, мне станет очень обидно, если я не полажу с Эдвардом. Остаётся только надеяться, что он не превратит мою жизнь в ад.

Словно прочитав мои мысли, Элис шепчет:

– Я прослежу, чтобы он был добр к тебе. Если же нет, то ему придётся иметь дело со мной, – мысль о том, как крошечная девушка набрасывается на высокого, мускулистого парня вызывает у меня лёгкую улыбку.

Я смотрю на Карлайла и, кивнув, он идёт к лестнице и зовёт Эдварда.

– Просто, чтобы ты знала, я мысленно успокаивающе кладу руку на твоё плечо, – тихо говорит Элис. Я не знаю, как ей это удаётся, но она, кажется, заглядывает в мою душу и точно знает, что нужно сказать и что сделать. Позволив себе это, я смогла бы с лёгкостью полюбить её.

С отчаянием я пытаюсь избавиться от этой мысли. Не существует такого понятия как любовь, моя любовь.

Первым возвращается Карлайл, а следом за ним Эдвард, лицо которого выражает мучительную боль.

Подождите, что?

Он смотрит на меня, его челюсти крепко сжаты и это заставляет меня нервничать. Не желая встречаться с ним взглядом, я упорно смотрю в пустое пространство.

Карлайл откашливается и говорит:

– Белла, Эдвард хочет тебе кое-что сказать. Ты не против?

Теперь мне нужно поднять взгляд, и я это делаю. В его глазах мелькает что-то такое, что я не могу определить. Но это не гнев и не ненависть. В этом я абсолютно уверена. Пытаясь приготовиться к тому, что он собирается сказать, я с большей силой сжимаю свои колени. Прикусив нижнюю губу, я впервые осознаю, что это причиняет боль. Я жду.

– Гм, я хотел извиниться за то, что произошло. Я не хотел пугать тебя так, как я это сделал, и кажется, я сделал именно то, чего не следовало, когда хотел сделать всё как надо. Мне очень жаль. Правда. Если хочешь, я постараюсь не попадаться тебе на глаза и держаться подальше.

Что? Не попадаться мне на глаза? Держаться подальше? Почему? Зачем ему нужно что-то менять в своей жизни, только потому, что в его доме появилась я? Разве это не доставит ему неудобства? А затем мой разум натыкается на мысль, которая просто пугает меня. А хочу ли я, чтобы он держался от меня подальше. Я не уверенна. Но разве он хочет узнать меня? А я хочу, чтобы он узнал меня? Хочу?

Чёрт. Мне понадобится, по крайней мере, месяц, чтобы всё это осознать. Но ответ, скорее всего, ему нужен прямо сейчас. Как ему ответить?

Ничего более остроумного, что я делала до сих пор мне в голову не приходит.

Я киваю.

Эдвард напряжённо кивает в ответ. Он слегка хмурится. Затем смотрит на Карлайла, который тоже в свою очередь кивает. Эдвард какое-то время смотрит на меня, затем разворачивается и молча уходит в сторону лестницы.

Забытый свитер лежит на барной стойке.

Ну и ладно.

Карлайл остаётся и после недолгого колебания, с проворным изяществом просто садится на пол, что кажется просто поразительным для человека его возраста. Теперь меня окружают трое. Они сидят на безопасном расстоянии, и смотрят на меня с чем-то, что я на самом деле не могу распознать, но это определённо не ненависть и не жалость. Я не чувствую себя в безопасности и я напряжена. Вся обстановка вокруг кажется напряжённой, как вокруг злой или сумасшедшей собаки. Это так нервирует – быть в центре внимания. Я предпочитаю, так сказать, оставаться в тени. И стараюсь как можно меньше взаимодействовать с людьми.

Карлайл говорит, что хочет извиниться за то, что сегодня «всё пошло не так как надо». Он чувствует, что в этом виноват он.

– Я надеюсь, ты сможешь простить нас, – он искренне, с нежностью улыбается.

Всё ещё так странно слышать то, что он говорит и понимать, что они не винят меня в том, что произошло сегодня. Я начинаю верить, что их доброта на самом деле подлинна и не исчезнет завтра.

О-о, будь осторожна, глупая девочка.

Я кусаю губу. Это действительно причиняет боль и, немного вздрогнув, я беру её в рот и, пытаясь успокоить неприятные ощущения, слегка посасываю. Сегодняшний день, на самом деле походил на «американские горки».

– Завтра мне нужно работать, так что я пойду спать, – извиняясь, говорит Карлайл, затем встаёт и, пожелав «спокойной ночи» оставляет нас.

Я вдруг осознаю, как же я устала. Мой живот возмущенно урчит.

Ну, конечно. Именно с этого всё и началось.

– О! Тебе всё ещё необходимо поесть, – выдыхает Эсме и сразу же встав, достаёт из холодильника пакетик. – Думаю, уже неважно, какой будет вкус? – спрашивает она, когда садится и протягивает мне еду. Это ваниль с чем-то. Я так голодна, что это выглядит даже вкусным.

Но какой бы ни была уютной наша компания, я не могу есть, когда другие смотрят на меня. Поэтому я кладу пакетик к себе на колени. По какой-то странной причине, я не хочу прерывать это наше собрание на кухне. Пусть оно продлится так долго, насколько возможно. Позже я поем в своей комнате. Я так долго ждала, что ещё несколько минут не убьют меня. Пытаясь объяснить свои намерения, я показываю на пакет, а затем на потолок, и Эсме понимает меня. И только потом я осознаю, что даже не спрашивала, могу ли я есть в своей комнате, но кажется, в этом нет никаких проблем.

Или в любом случае я заплачу за это позже? Я ловлю взгляд Эсме и глазами прошу разрешения. Она улыбается и кивает.

– Ты можешь есть где хочешь и когда хочешь, – шепчет она. Это приятно знать.

Я хочу знать правила в этом доме. Я хочу знать, что я могу делать, и что произойдёт, если я сделаю что-то не так. Может, я спрошу у Эсме об этом завтра. Я слишком устала.

– Эй, подожди, ты не переоделась в пижаму? – сидя слева от меня, вдруг спрашивает Элис. На ней пижама, которая выглядит невероятно мягкой, пушистой, уютной и тёплой.

Но я не отвечаю на риторические вопросы.

– Почему нет?

Потому что у меня её нет. И прекрати задавать мне глупые вопросы.

– И почему на тебе три слоя одежды? У тебя что, нет тёплых вещей?

Мне кажется это и так понятно, но я качаю головой. Нет. Я приехала из Финикса. Там вообще-то светит солнце.

– И почему ты не одета в свитер Эдварда? – по-прежнему засыпает меня вопросами Элис, только теперь уже более взволнованно. – Ведь он не просил тебя снять его, правда? Иначе, клянусь…

– Элис, пожалуйста, – прерывает её Эсме, а затем поворачивается ко мне. – Неужели он это сделал?

Я вспоминаю наше катастрофическое столкновение. Нет, он не просил, чтобы я сняла свитер, но он спросил, почему он надет на мне, и да, казался просто разъярённым.

– Неужели сделал?

Я смотрю на Эсме, широко раскрыв глаза. Мне нужно как-то рассказать ей о том, что произошло на самом деле, но как же мне это сделать? Я с разочарованием хмурюсь.

Не говоря ни слова, Эсме снова передаёт мне блокнот. Она сидит и ждёт, и на её лице почти пугающее выражение. Её намерения ясны, и я понимаю, что не могу отказаться. Но взяв карандаш, я всё же не могу скрыть недовольство и перестать хмуриться. Блядь, как я не хочу этого делать.

Я пишу быстрым, неаккуратным почерком.

Прочитав, Эсме кивает.

– Продолжай.

Мысленно, я выкрикиваю все проклятия, какие только знаю. Я. Не. Хочу. Этого. Делать.

Я пишу.

Эсме снова читает. Элис сидит рядом со мной необычно тихо и переводит взгляд с меня на Эсме.

– Ты можешь рассказать мне, что произошло потом? – тихо, теперь очень тихо спрашивает меня Эсме.

Нет.

К счастью, мне не нужно объяснять, почему, потому что Эсме сразу же уверяет меня, что я не должна этого делать.

– Мне так жаль, что ты испугалась. У нас не получилось дать отличный пример того, каким безопасным может стать для тебя новый дом, не так ли? – она грустно улыбается, и снова из уголка её глаза ускользает слеза.

– Белла, – после недолгого молчания, тихо спрашивает меня Элис, – не хочу обидеть, но у тебя есть тёплая одежда? Потому что с тобой был только один крошечный чемодан, и… – она замолкает.

Наверно, я выгляжу очень смущённой, потому что Элис переводит взгляд теперь на встревоженную Эсме.

– О, Боже, не могу поверить, что я даже не подумала об этом! – восклицает Эсме. Она хлопает себя по лбу и на мгновение закрывает глаза. – Рене же говорила мне об этом. У тебя ведь нет даже пальто, ведь так?

Чёрт, нет.

– И пижамы? – после недолгого колебания, мягко спрашивает она.

Нет.

– Белла, пожалуйста, прости. О чём я только думала? Мы должны купить тебе приличную одежду. Завтра же мы отправимся по магазинам.

Нет!

Должно быть на моём лице отразились десятки различных оттенков ужаса и я не могу даже начать перечислять список того, почему не хочу ходить по магазинам. Помимо очевидного факта, что я никогда не смогу отплатить этот долг, я просто со страшной силой ненавижу это. И я не хочу примерять новую одежду и видеть, как они оценивают меня. Поскольку нет никакого грёбаного шанса, что я когда-нибудь захочу выглядеть «хорошо», чтобы под этим не подразумевалось.

Мысль о покупке новой одежды так ужасна для меня, что на мгновение я задумываюсь о том, как бы мне улизнуть из кухни и вообще сбежать из этого дома.

Эсме, кажется, замечает мои мучения.

– Это не должно быть чем-то грандиозным, но тебе нужны некоторые самые основные вещи. Пальто, например.

Конечно, она права, но легче мне от этого не становится. Разве мы не можем заказать одежду в интернете? Также я была бы просто счастлива позаимствовать одежду у девочек-Калленов.

В моём животе снова урчит, звук прорезает тишину и отвлекает нас от такой деликатной темы разговора.

Эсме воспринимает это как намёк и жестами велит нам встать.

– Думаю, нам на самом деле пора попытаться немного поспать, – говорит она в то время, когда я встаю вместе с ней. – Ты можешь поесть в своей комнате в нужное тебе время и в нужном темпе. А завтра мы решим, что нам делать. Кстати, я забыла тебе сказать, что по воскресеньям мы не встаём рано. Так что, если захочешь, можешь спать допоздна.

Я киваю, прекрасно понимая, что для меня это невозможно.

Элис тоже встаёт и смотрит на меня с нежной улыбкой.

– Пока у тебя нет своей одежды, ты можешь взять её у нас. Ты можешь взять себе всё, что тебе нужно.

С этими словами она крепко обнимает Эсме, желает нам спокойной ночи и с такой лёгкостью поднимается по лестнице, что мне становится интересно, касаются ли её ноги ступенек.

Эсме смотрит на меня и словно извиняясь, улыбается.

Вот опять, это странное, новое для меня понятие.

– Вероятно, это был интересный для тебя день, если не сказать больше, – выдыхает она. – Кажется, чем больше мы стараемся, тем больше всё портим. Надеюсь, мы не лишились шанса обрести твоё доверие. Давай, пойдём уложим тебя в постель. Я найду тебе что-нибудь одеть.

Просто в шоке от сказанных Эсме слов, я иду следом за нею. Они всё портят? Я думала, что именно я – та, кто очень часто это делает, тем самым лишая себя шанса остаться с ними. Я искренне надеюсь, что они не отправят меня в приют. Насколько я не хочу жить под одной крышей с другими приёмными детьми, я просто дрожу от мысли, что мне придётся жить в окружении грёбаных подростков.

Эсме на минуту исчезает в своей спальне, выносит оттуда кремовую пижаму, и отдаёт её мне. Пижама кажется такой уютной, тёплой и невероятно мягкой. Как я посмею её надеть?

Я смотрю на Эсме, и в знак благодарности один раз киваю. Надеюсь, что мой жест передал то, что я чувствую. Этим вечером я использовала столько слов, что их хватит на ближайшие два года.

Моя новая приёмная мать ведёт меня к гостевой комнате – моей комнате – и, зайдя, включает свет. Конечно, она сразу же замечает, что в постель никто не ложился. Она поворачивается и смотрит на меня.

– Разве ты не ложилась спать? – осторожно спрашивает она.

Я не отвечаю на риторические вопросы.

– Ты не можешь спать, потому что не чувствуешь себя в безопасности?

Вместо ответа на этот вопрос, я отвожу взгляд. Кажется, её слова проникают прямо мне в душу, потому что, Боже, конечно, она права.

– Ты знаешь, есть замок на двери, если это заставит тебя чувствовать себя уверенней…

Я снова отвожу взгляд и для комфорта обнимаю себя за талию.

Она неуверенно делает шаг в мою сторону, и я автоматически отступаю назад. Эсме сжимает губы и мне кажется, что она разочарована.

– Мне так жаль, – шепчет она. – Я очень надеюсь, что ты почувствуешь себя в достаточной безопасности и сможешь уснуть.

С этими словами она выходит из комнаты и тихо прикрывает за собой дверь.

В течение нескольких долгих минут я остаюсь на прежнем месте и не двигаюсь. Только когда я понимаю, что она больше не вернётся, я действительно запираю дверь.

Я возвращаюсь в середину комнаты. Наконец-то я одна. Пакетик с едой всё ещё в моих руках. Я вытаскиваю из чемодана одеяло Рене и, кутаясь в него, устраиваюсь на полу с другой стороны кровати, скрытой от двери. Вставив трубочку в картонный пакетик, я натягиваю одеяло на голову, закрываясь от света и создавая для себя безопасное пространство. Из меня вырывается глубокий, судорожный вздох.

И только после этого, я, наконец, могу нормально поесть. Честно говоря, я так проголодалась, что вкус больше не беспокоит меня.

Пакет пустеет слишком быстро. Я бы не отказалась ещё от одного, но нет никакого грёбаного шанса, что я снова спущусь вниз.

Пытаясь избавиться от заполняющей мой пустой желудок тревоги, я снова глубоко вздыхаю. Затем неохотно стягиваю одеяло с головы и щурюсь от яркого света.

Немного откинувшись назад, я кладу голову на кровать. Я так устала. Кажется, никогда в своей жизни я не чувствовала себя такой изнурённой. Я понимаю, что до самого утра не смогу уснуть. По крайней мере, не в таком положении. В этом нет ничего необычного, но сегодняшний день полностью опустошил меня. Мне нужно лечь и, по крайней мере, дать своему телу возможность отдохнуть.

С усилием, я снова встаю на ноги. Я смотрю на пижаму, которую одолжила мне Эсме. Она выглядит так заманчиво. Я стискиваю зубы и оставляю пижаму лежать на столе. Затем стаскиваю с кровати толстое одеяло и тащу его в ванную. Одеяло Рене и подушки следуют за ним.

Выключив в комнате свет я наощупь пробираюсь в ванную, дверь которой тоже запираю. Да, так будет надёжней.

Не раздеваясь, я вступаю в большую ванну и, накинув на себя два одеяла, ложусь. Ванна окружает мен словно кокон. Вжимаясь в подушку, я стараюсь устроиться как можно удобнее.

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Меня окружает успокаивающий запах одеяла Рене, и я пытаюсь проглотить внезапно образовавшийся комок в горле.

Когда у меня ничего не получается, я перестаю сопротивляться и чувствую, как снова наполнив мои глаза, слёзы льются по моим щекам и капают с подбородка. Я и не знала, что человек за один день может пролить столько слёз. Глаза горят, и вдобавок ко всему пульсирует голова. Наверное, я выгляжу просто ужасно. Не то, чтобы меня это волновало.

Немного поёрзав, я пытаюсь устроиться более комфортно и в слабом подобии настоящих объятий, которых мне никогда не испытать, обхватываю себя руками.

Я не хочу ни о чём думать и, кажется, мой разум тоже этого не хочет. Я просто чувствую… онемение. У меня не осталось сил, чтобы переварить всё то, что произошло за этот день.

Я облажалась бесчисленное количество раз и меня не наказали за это. Никто не кричал на меня, и никто не угрожал. Их терпение почти раздражало.

И Эдвард…

Нет, наверное, будет лучше не думать о нём. В любом случае, он наверняка не хочет иметь со мной ничего общего. И я, конечно, не хочу иметь ничего общего с ним. Ведь так?

Так?

Я снова глубоко вздыхаю и чувствую, что моя голова кажется невероятно тяжёлой. Я прячу лицо в одеяло Рене и наслаждаюсь запахом, который стал для меня таким родным. Меня разрывает на части, когда я понимаю, что этот запах не останется навечно. На самом деле, я буду просто счастлива, если мне удастся сохранить его хотя бы на ближайшие несколько дней.

Боже, как же сильно я скучаю по Рене. Это лоскутное одеяло, этот запах – последнее, что соединяет меня с ней и с тем миром, который я знала, прежде чем приехала сюда.

Начиная с этого момента, мне придётся справляться самостоятельно.

И всё, с чем мне придётся столкнуться на своём пути, я приму с высоко поднятой головой. Я смогу это сделать. Мне придётся.

С этим решением моё тело, наконец, немного расслабляется.

И если мне очень повезёт, возможно, я смогу даже уснуть.

 -------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Ждём всех на форуме...