Есть кое-что в моей жизни, что я совсем не принимаю как должное. Это любовь моей жены и детей и их счастье. Таким образом, я всегда изо всех сил стараюсь, чтобы они были счастливы и любимы, и пытаюсь дать им достаточно оснований любить меня в ответ.

Я всего лишь простой человек, довольствующийся малым. Если моя семья находится в добром здравии и на эмоциональном подъёме, то я рад. Действительно, кроме этого мне почти ничего не нужно.

И я могу сказать, что моя семья счастлива. Редко по возвращению домой я чувствую какую-либо напряжённость, и даже если она есть – это результат здоровой конкуренции между братьями и сёстрами. До сих пор все мои дети ладили между собой на удивление хорошо, особенно, если сравнивать с историями, которые я слышу от коллег по работе.

Скандалы, воровство, жестокие драки... у моего анестезиолога, например, два мальчика-подростка, у которых споры зачастую заканчиваются борьбой. И если отказ давать карманные деньги, домашний арест, запрет на использование мобильных телефонов и компьютеров не помогает, то, что тогда нужно делать?

Признаю, я отреагировал слишком остро, когда она сказала, что её муж еле сдерживался от того, чтобы наказать их побоями. Она знает, что мы приняли в свою семью очень травмированную после насилия девушку, и моя потрясённая реакция ей была понятна. Однако, несмотря на то, что я никогда не поднял бы руку на кого-то из своих детей, думаю, до некоторой степени, я могу понять, почему некоторые люди полагают, что это последнее из того что может помочь.

Но не в моём доме. Ни я, ни Эсме никогда не поднимали руку на своих детей, и я не собираюсь этого делать. Нежная, спокойная, но постоянная забота моей жены, а также, я надеюсь, мой авторитет, держит наших детей в узде. Кроме того, мне очень хочется верить, что уравновешенные родители воспитывают уравновешенных детей, но я опасаюсь высказывать это мнение вслух. Поскольку мой анестезиолог и её муж являются наиболее уравновешенными людьми, которых я знаю. Думаю, что иногда с детьми, как и с взрослыми, довольно нелегко справиться.

Не скажу, что несколько лет назад мои дети были самыми послушными. Джаспер и Эммет постоянно попадали в какие-то неприятности. Эдвард, как правило, оставался от этого в стороне, но его старшие братья, подначивая друг друга, совершали просто невероятные вещи. Думаю, как и каждый ребёнок, они испытывали свои пределы. Хотели понять, сколько им будет позволено. С Элис и Розали споры возникали из-за многочисленной дорогой одежды, косметики и громкой музыки.

Мы попытались перенаправить излишнюю энергию Джаспера и Эммета, когда отправили их в спортивный клуб. Эммет открыл в себе любовь к бейсболу, а Джаспер увлёкся боевыми искусствами. Медитации, без которых невозможны эти красивые виды восточного спорта, помогли ему успокоиться. Он с удовольствием рассказывал мне об изученных движениях и показывал то новое, что узнал.

Для Эммета решением проблемы стало огромное количество времени проведённого на улице и возможность бегать столько, сколько он хотел. Безусловно, любовь к нахождению на открытом воздухе он перенял от Эсме, которая, если бы могла, работала бы в своём саду каждую минуту каждого дня. Единственное, о чём я жалею, живя в Форксе – что здесь так часто идут дожди. Хоть Эсме и говорит, что её это не беспокоит.

Эсме же сосредоточилась на том, чтобы найти для девушек тот род занятий, в который они могли бы полностью погрузиться. Она пыталась научить их основам шитья, но Розали это не заинтересовало. А вот Элис увлеклась, и у неё появилось прекрасное хобби. Найти то, что могло бы понравиться Розали оказалось непросто. Но однажды, в один прекрасный день, моя машина нуждалась в небольшом ремонте, который я мог сделать сам. Розали, появившись в дверях гаража, поначалу очень смущалась, а затем я увидел, как загорелись её глаза, когда я начал объяснять ей основы того, как устроен автомобиль под капотом.

В последнее время она довольно редко занимается своим любимым делом, но я уверен, что она к этому ещё вернётся. Иногда мне кажется, что она не хочет признавать, что чего-то очень сильно хочет. Розали избегает лишнего внимания.

Эдвард очень отличается от всех. Его действия никогда нельзя было назвать очевидными, но мы с Эсме сразу раскусили его. Будучи самым спокойным из своих братьев и сестёр, он не слушал громкую музыку, но слушал её до трёх часов ночи. Для четырнадцатилетнего мальчика это не лучший способ обрести нужное количество сна. Но это было его особенностью и его молчаливым способом привлечь к себе больше внимания.

Время от времени я стал брать его с собой на пляж. Мы подолгу гуляли, после чего, когда проходил примерно час, и когда ветер начинал пробирать до костей, Эдвард рассказывал мне обо всём, что его тревожило. Он говорил о жизни и смерти, о том, каким он видел своё будущее. Начиная с самого юного возраста, он испытывал глубокий страх, что не сможет стать полезным для общества. Он так хочет помогать людям.

Ну, если Эдвард пойдёт по моим стопам, только специализируясь на помощи детям, думаю, он оставит в этом мире свой добрый след. Я уверен, он станет потрясающим врачом. Когда я вижу его с детьми, то чувствую, как согревается моё сердце. Конечно, он немного неловок в такие моменты, но он ещё очень юн. И мы не должны это забывать, хоть порой Эдвард и ведёт себя как настоящий старик.

Но сейчас он, кажется, счастлив. А мы очень долгое время надеялись, что это произойдёт. У него появилась Белла. Он нежен с ней, как с фарфоровой куклой, но не совсем. В конце концов, он подталкивает её в правильном направлении.

И Белла не цепляется за него, хоть одно время я этого опасался. Я немного боялся, что она начнёт относиться к нему, как к собственному якорю и позволит своему развитию и счастью зависеть от него. Но я не должен был об этом беспокоиться. Она привыкла справляться со всем самостоятельно и не позволяет себе зависеть от других.

Мне интересно, сможет ли Белла когда-нибудь по-настоящему впустить кого-то в своё сердце. Если честно, не думаю, что она на это способна. Ей причинили слишком много боли, слишком сильной и делали это так часто, что она просто не сможет снова открыться и показать людям свою душу. Но Белла движется вперёд. Она живёт с нами на протяжении только семи месяцев. Это не так много времени, а посмотрите, сколького она достигла.

И хоть она не может полностью кому-то открыться, она способна заботиться о других и осмелюсь сказать, любить. Свет в её глазах, когда она смотрит на Эдварда, и когда они смотрят друг на друга, согревает меня изнутри.

Я знаю, что Белла всё ещё смотрит на меня с опаской, пытаясь предугадать мою реакцию. Меня расстраивает то, что она скорей всего всё ещё ждёт, что я наброшусь на неё, в чём-то обвиню, а то и выгоню из своего дома. Она видит во мне самого главного и авторитетного члена семьи и, в конце концов, после всего, что случилось, у неё есть право бояться. Никаких слов не будет достаточно, чтобы она смогла поверить, что сможет оставаться здесь так долго, как сама того захочет. Для того, кто всю свою жизнь был зависим от взрослых мужчин, которые предавали её и постоянно причиняли боль, слова не имеют никакого значения.

Но я так хочу, чтобы она впустила меня. Я не жду, что она расскажет мне свою историю, как сделала это с Эсме. Моя бедная Эсме. После того как Белла поделилась с ней, несколько дней она была сама не своя. Шивон посоветовала ей одну из своих коллег, чтобы Эсме смогла снять с себя этот огромный груз. Избавиться от сурового осознания того, что каким бы ужасным всё не представлялось, реальность может быть ещё хуже.

Я не думаю, что Эдварду известна полностью вся история. И не думаю, что ему необходимо её знать, но им с Беллой со временем придётся выяснить это вместе. На данный момент, они пытаются найти какой-то баланс, и это замечательно. Так же я считаю хорошим и то, что они не проводят вместе каждый вечер. Они двигаются постепенно, и я могу это только поощрять. Если по какой-то причине у них ничего не получится, им придётся справиться с этим, продолжая жить в одном доме.

Для меня это не повод, чтобы вмешиваться в их отношения. Я считаю, что если буду делать это, их желание быть вместе только возрастёт. Но если они хотят вести себя как взрослые и иметь взрослые отношения, то должны будут и действовать соответствующе, если вдруг эти отношения закончатся. Джаспер и Элис, а также Эммет и Розали знают, что это относится также и к ним. Мы с Эсме думаем, что это разумно, не смотря на мнение других родителей.

Да, в школе на родительских собраниях на нас иногда поглядывают косо. Не из-за моей работы или наших денег, а потому что мы позволяем нашим детям – некровным братьям и сёстрам – иметь отношения между собой. Я даже не собираюсь объяснять, почему не пытаюсь разделить своих детей. Всё, что мне нужно, это лишь взглянуть на них и увидеть, насколько они счастливы.

Именно эти мысли занимают меня, когда я решаю закончить свой рабочий день и, выйдя из кабинета, спуститься вниз, чтобы провести немного времени со своей семьёй. Но когда я подхожу к лестнице, то слышу крик. Мне нужно время чтобы понять, а затем и поверить, что кричит Белла.

– Потому что я слабая! Потому я всё ещё чувствую, что заслуживаю этого. Потому что я не могу.

Нахмурившись, я останавливаюсь. Я бы никогда не подумал, что Белла посмеет повысить голос, но с другой стороны, почему нет? Только то, что она такая послушная и покорная вовсе не значит, что у неё нет характера. На самом деле она довольно импульсивна. Об этом свидетельствуют случаи с разбитым стаканом, сломанным запястьем и разрушенной комнатой. Но все же невероятно слышать, как она разговаривает с кем-то на повышенных тонах.

Кто ещё с ней в комнате?

– Если я буду бороться, то ничем не буду отличаться от них, – немного тише продолжает она. Поскольку дверь в её комнату приоткрыта, я могу расслышать каждое слово. – Кем это меня сделает?

– Это не одно и то же, – говорит Эдвард.

Ну, вот и ответ, кто находится там рядом с нею.

– И в чём разница? – резким тоном спрашивает Белла.

– Ты бы защищала себя. – Эдвард тоже теряет самообладание. Я слышу раздражённые нотки в его голосе. Я надеюсь, это не напугает Беллу и мне хочется войти к ним, но в последний момент я передумываю. Они должны научиться справляться с конфликтами самостоятельно, как это делает любая другая пара.

Но всё же мои ноги отказываются спустить меня вниз по лестнице. Я хочу убедиться, что с моими детьми всё будет в порядке.

– Они тоже так говорили. Я заслужила это, не так ли? Это была моя вина. Им приходилось реагировать. – Когда Белла говорит это, её голос звучит таким надломленным, что моё сердце стремится к ней.

– Ты ведёшь себя не разумно, – отвечает Эдвард. – Ты прекрасно знаешь, что в твоих словах нет ни капли истины.

Я хочу подбодрить его, чтобы он не отступал и шёл вразрез с её подобными убеждениями. Ей нужен кто-то, кому она доверяет, чтобы помочь ей прорваться через защитные механизмы, некоторые из которых являются извращённой логикой. С помощью которой она пыталась разобраться в том, что не поддавалось каким-либо нормальным объяснениям.

– Нет, это – правда! – кричит Белла, шокируя меня своей внезапной яростью. Какую глубокую боль она в себе таит, с сожалением думаю я.

– Нет, – слышится категорический ответ Эдварда. – Тогда ты была ребёнком и не могла бороться, но сейчас ты можешь это сделать. Ты не должна никому поддаваться. Ты должна быть сильной.

Ох, Эдвард, осторожнее, сынок. Но я знаю, из-за чего они спорят. Инцидент с Лорен. Джаспер рассказал мне всё, что ему было известно, когда после обеда принёс мне в кабинет чай. Я должен был догадаться, что это расстроит Беллу. Также мне нужно поговорить с директором и узнать, какие меры можно ещё предпринять. Нет сомнений, запугивание – непростительный поступок.

– Ну а может, я не хочу быть сильной! – кричит Белла. – Все только и говорят, что я всегда была очень сильной, но это не так! Если я так сильна, то как могла позволить этому случиться? Я слабая, Эдвард. И всегда была слабой. Слишком слабой, чтобы бороться. И даже сейчас, несмотря на то, что я хочу пнуть Лорен так, чтобы она запомнила это на всю жизнь. Но я не могу, потому что это сделает меня такой же, как они.

Пора вмешаться. Я слышал о том, что случилось в школе, но слова Беллы обостряют мои отцовские инстинкты. Я рискну быть непринятым, если это значит, что я, наконец, могу попытаться утешить её. Я открываю дверь.

– Что здесь происходит?

Белла в резком движении падает на кровать и обхватывает голову руками. Понятно, что это привычная для неё реакция на предстоящее насилие.

– Прости, мне так жаль, так жаль...

О, бедняжка. Я подхожу к ней, не в силах сдержать желание помочь ей, как-то поддержать. Возможно, пришло время пробиться через её страх и показать, кто я и кем могу для неё быть.

– Белла, посмотри на меня, пожалуйста, – говорю я. Она заметно вздрагивает от звука моего голоса.

Я осматриваюсь по сторонам, стараясь быстро принять какое-то решение. Мне нужно обеспечить безопасность, а я не могу этого сделать, пока нависаю над ней. Мой взгляд падает на кресло-качалку и на толстое одеяло, накинутое на него.

– Эдвард, можешь взять это одеяло?

Он быстро делает это, и в безмолвной молитве не заставить Беллу совершить огромный прыжок назад, я беру её на руки и нежно покачиваю.

Чёрт, она абсолютно ничего не весит. Должно быть, она набирает вес, но сейчас просто невозможно поверить в то, что вот уже в течение немалого времени она сидит на особой диете.

Я несу её напряжённое тело к креслу-качалке и сажусь на него, держа Беллу в своих руках. Я могу только надеяться, что поступаю правильно, и что она поймёт мои намерения.

Их неё вырываются рыдания и, что-то шепча, я пытаюсь успокоить её. Бедняжка, она так напугана. Я чувствую, как она дрожит в моих руках, и слышу, как стучат её зубы.

Эдвард накрывает Беллу одеялом, и я немного сдвигаюсь, чтобы оно не прилегало слишком близко к её лицу, и ей не было неудобно. Надеюсь, что одеяло поможет ей почувствовать себя ограждённой от мира. Эдвард рядом, но он молчит. Он встречает мой взгляд и я вижу боль в его глазах, но также чувство благодарности из-за того что я здесь.

Очень мило, что он позволил мне вмешаться. Возможно, его эго от этого немного пострадает, но сейчас я беспокоюсь не о нём. Я вновь фокусируюсь на Белле.

– Я слышал то, о чём ты сейчас говорила, – потирая круги на её спине, начинаю я. Мои прикосновения довольно сильные – такие, чтобы она осознавала, где находятся мои руки. – Ты не была слабой, Белла. Ты была ребёнком. Это две разные вещи.

Новые слёзы текут из её глаз, и она по-прежнему напряжена на моих коленях. Я кладу ладонь на её затылок, сожалея о том, что такое простое движение заставило её вздрогнуть и направляю её голову к своему плечу. Я чувствую её смущение, но она не сопротивляется. Надеюсь, это значит, что она принимает моё утешение.

– Не так давно ты поняла, что в том, что произошло в твоём прошлом, не было твоей вины, и чтобы справиться с этим, тебе понадобилось какое-то время. Ты была жертвой, Белла, и ты была ребёнком. И даже сейчас, когда в школе к тебе подошла Лорен и начала насмехаться над тобой, ты тоже была жертвой. Это не делает тебя слабой. Это значит, что ты оказалась в ситуации, о которой не просила и из которой не всегда можно с лёгкостью выбраться.

Она качает головой – я чувствую это движение на своём плече. Конечно, ей очень непросто поверить в то, что она – жертва.

– Жертвы не беспомощны и не бессильны, – продолжаю я, надеясь донести это до неё. – Они делают то, что должны, чтобы выжить.

Я продолжаю говорить, произнося те слова, которые, как я надеюсь, помогут ей лучше понять своё прошлое. Я стремлюсь выразить своим голосом нежность и теплоту, надеясь, что таким способом смогу дать ей понять, как много она на самом деле значит для меня.

Постепенно Белла расслабляется. Я покачиваюсь в кресле взад и вперёд, и эти движения успокаивают также и меня.

Есть ещё одно, что мне необходимо сказать, хоть я и сомневаюсь, что она сможет сейчас это осознать. Должно быть, она чувствует себя просто опустошённой.

– Ты бы простила другого ребёнка, если бы он оказался в твоей ситуации, не так ли? – тихо спрашиваю я.

Она кивает. Хорошо.

– Я думаю, что пришло время прекратить возлагать вину на себя. Пора начать прощать себя за то, что произошло. Прощать себя за то, что ты позволила этому произойти.

Она ломается. Что-то выходит из неё и рыдания, которые, кажется, выворачивают всю её душу, заставляют её выгнуться. Белла сжимает в кулаках мою рубашку, и я чувствую, как она дрожит возле моей груди.

– Всё хорошо, освободись от этого, – говорю я. – Поплачь. Я выдержу.

И она плачет. Я прижимаю её к себе, думаю, больше часа. Эдвард сидит рядом, его рука в молчаливой поддержке лежит на колене Беллы. Ужасно это осознавать, но ей необходимы эти слёзы. С самого раннего возраста она научилась не плакать, так же, как и скрывать любой признак своего гнева. Белла рассказала Эсме, каковы были последствия, если она позволяла себе капризничать.

Белла является экспертом в сокрытии своих эмоций, но это также означает, что она не даёт себе шанса их обработать. А без этого она не сможет исцелиться. Конечно, она может делать вид, будто ничего не происходит – этим навыком она также искусно овладела, но это не решение.

Как же болит за неё моё сердце, когда свернувшись калачиком, она плачет так, словно никогда не остановится. Эдвард явно расстроен, но никуда не уходит. Надеюсь, он не заставляет себя терпеть это, потому что думает, что именно по его вине Белла сейчас так сломлена. Он должен знать и понимать, что такие споры вполне нормальны и что слова, сказанные чуть повышенным тоном, не должны вызывать тревогу.

В любом случае, я предполагаю, что этот спор может стать для Беллы освобождающим опытом. Она должна осознать, что может выражать своё несогласие, не заботясь о тяжёлых последствиях, с которыми столкнулась бы в своей прежней жизни.

И я горжусь тем, что Эдвард придерживался своего мнения. Белле не поможет, если к ней будут относиться так, словно она сделана из стекла. Она тверда как алмаз, конечно, очень хрупкий, но без сомнения прочный. Она прошла через кошмар, из которого другие вышли бы, полностью обезумев. Несомненно, тут есть над чем поработать, но она функционирует намного лучше, чем люди, прошедшие через подобное, с которыми я сталкивался за годы своей работы.

Каждый день я радуюсь тому, что мы смогли принять её в наш дом. И не могу не задаться вопросом, как бы жилось ей в любой другой приёмной семье. Я уверен, что её бы встретили там с тем же самым пониманием и терпением, но мне нравится думать, что именно влияние моих прекрасных детей помогло ей выбраться из своей раковины.

Но в этот момент я держу её и дарю комфорт, который ей так необходим. Я не уверен, был ли когда-то в её жизни мужчина, подходящий на роль отца – тот, который заботился о ней так, как должен. Я хочу быть таким мужчиной, и я говорил ей это, когда в один из дней она поехала ко мне работу.

Я понимаю, что она не подпускает меня, но чувствую безмерное облегчение и счастье, потому что, наконец, держу её, как мечтал об этом в течение нескольких месяцев. Не желая напугать её, я держался на расстоянии, ожидая, когда она сама придёт ко мне. Но сегодня, когда я увидел её настолько сломленной и потерянной в своей неправильной логике, я не мог больше стоять в стороне.

Её рыдания стихают, но она всё ещё в моих руках. Я не могу быть уверен, спало ли с неё напряжение или она просто сдерживает себя. Эдвард сидит на полу, ни на минуту не отводя взгляда от Беллы. Его глаза рассказывают историю, которую, быть может, невозможно выразить словами.

– Лучше? – тихо спрашиваю я.

Белла кивает в мою грудь, и я уже могу почувствовать, как она снова закрывается от меня. Этот небольшой эпизод не заставит её с лёгкостью прийти ко мне, даже если у неё вдруг возникнет такая необходимость. Тем не менее, я надеюсь, что сегодня вечером я смог предоставить ей то убежище, в котором она так нуждалась.

Спустя несколько секунд я понимаю, что теперь она ждёт от меня знака, который мог бы ей объяснить, что сейчас будет происходить. Поскольку разрушенные ранее стены внутри неё вновь восстанавливаются, ей уже неудобно в моих объятиях. Но в то же время я осознаю, что она не сделает первый шаг, чтобы сойти с моих коленей. Думаю, она слишком напугана, чтобы принимать собственные решения, когда речь идёт о взрослом мужчине.

Но, не обращая внимания на её страх, я решаю ещё несколько минут побыть в кресле, продолжая мягко покачивать нас. Чтобы дать ей понять, что она в безопасности со мной, что её принимают и любят, даже когда она не нуждается в утешении. На короткое время Белла замирает, а затем, вместе с выдохом, отпускает своё напряжение. Когда она расслабляется, её вес на моих коленях немного увеличивается.

Я покачиваюсь на кресле взад-вперед, жалея, что у меня недостаточно слов для её утешения.