Белла

Пока разум медленно просыпался, я постепенно убеждалась, что мозг захватила крошечная версия Blue Man Group и, учитывая громкость ударных, устроила в голове адское выступление. Глаза будто присыпали песком, а тело — сбили товарным поездом. Я лежала неподвижно, ожидая, пока в мыслях мелькнет хоть какой-нибудь ключ к пониманию того, почему я чувствую себя подобным образом.

Группа звучала по-прежнему сильно, но я уже потихоньку могла начать собирать воедино осколки вчерашнего дня. Вспомнила, как приехала из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас с моей лучшей подругой и бывшей соседкой по комнате в колледже, Розали (которая и сейчас была моей соседкой). В теории мы ни за что не смогли бы подружиться. Я выросла в маленьком городке на севере штата Луизиана у строгой, но любящей бабушки. Она воспитала меня настолько добропорядочной, насколько это вообще было возможно. Мой брат Майк, будучи капитаном футбольной команды, считался одним из самых популярных детей в школе. Я же, как истинный ботаник, вечно прятала нос в книгах.

Упорная учеба обеспечила мне полную стипендию в Лос-Анджелесе, где я и специализировалась в области образования младших классов. Майк в старших классах повредил колено во время последней игры сезона и из-за своих не слишком высоких баллов потерял единственный шанс на образование.

Я встретила Розали в первый же день, по прибытии в колледж, — вошла в комнату в общежитии, где она раскладывала вещи, танцуя в нижнем белье. По крайней мере, я думала, что это было нижнее белье, но вскоре узнала, что на самом деле Розали была одета. Достаточно прилично, чтобы выходить на улицу. На публику. Я беспокоилась, что нам предстоит очень трудный год (позже Розали рассказала, что у нее возникали те же опасения), но уже совсем скоро мы подружились, словно две потерянные в детстве сестры. Я была интровертом, она — экстравертом. Моя внешность была неброской, ее — яркой.

Я росла в очень скромной обстановке, а у Розали было все, чего бы она ни пожелала. У меня был всего один парень, с которым я затем обручилась, Роуз меняла мужчин, как перчатки. Мы были разными полюсами, но она оказалась инь для моего ян, и мы быстро стали неразлучны. Я была рядом, когда ее мама проиграла битву с раком молочной железы в наш первый год, а она поддержала меня, когда после окончания учебы я узнала, что жених дурил меня, бессовестно уделяя время чужим сиськам все те три года, что мы были вместе.

С того времени прошел год. После расставания Розали мне очень помогла: я не могла позволить себе в одиночку снимать квартиру. Когда оказалось, что устроиться на полную ставку преподавателя сложнее, чем я думала, я начала работать официанткой. Затем подала заявление в престижную школу для богатых и знаменитых — Академию Вольтури, — но даже не ждала от них звонка. То, что считалось собеседованием, больше походило на получение сверхсекретного допуска в военный центр, где хранятся все тайны нашей страны. Они проверили всю мою подноготную, оценили кредитоспособность, а также опросили практически обо всем, что я помнила с момента своего первого шага. Эта школа очень серьезно подбирала персонал, поскольку имела дело с детьми самых богатых воротил Голливуда. Здесь не работали люди с сомнительной репутацией. Я никогда не получала даже письменного замечания от учителя, так что триумфально прошла проверку и узнала, что меня приняли на работу. После испытательного срока позиция обещала стать постоянной, но до тех пор за мной пристально наблюдали. Однако я не волновалась — словно такое случалось ежедневно.

Узнав эту новость, мы с Розали визжали и прыгали по квартире. Она убедила меня поехать в Лас-Вегас, чтобы отпраздновать. Была пятница. Теперь я знала, что со следующего понедельника у меня будет приличная зарплата, и подумала, что могу позволить себе немного повеселиться, так что согласилась. Всю дорогу мы смеялись и пели, и в конечном итоге оказались в «Белладжио», где у ее отца — известного бизнесмена по имени Уильям Хейл — имелся полный набор всего необходимого для транжир. Розали могла свободно этим воспользоваться.

Я никогда много не пила — Розали это знала. Но пока мы решали, как проведем ночь, она сунула мне в руки два джина с тоником, а я довольно быстро их проглотила. Пришлось выпить еще два, прежде чем она смогла убедить меня надеть ее наряд. Увы, Розали не одобрила ни один из сарафанов, которые составляли большую часть моего гардероба. К сожалению, последнее, что я запомнила, — как собиралась спуститься вниз, чтобы поужинать. Кажется, ужин состоял из соли, текилы и долек лимона, что объясняло невероятную сухость во рту, которую я заработала в дополнение к барабанам в голове.

С похмельем я столкнулась впервые, так что не знала, можно ли считать нормой боль в каждой мышце. Словно накануне я провела часы в тренажерном зале, а теперь мое тело расплачивалось. Настолько хреново мне еще не бывало. Я всерьез хотела прибить Розали за то, что она меня так напоила. И я непременно это сделаю, когда смогу пошевелить хоть чем-нибудь, кроме пальцев. Будучи сестрой Майка, я знала пару приемчиков.

Я слегка сдвинулась и ощутила под собой нечто мягкое и что-то твердое. Левому боку досталось мягкое, а передняя часть тела опиралась на жесткое. Все мое тело покраснело, кожа была липкой, а когда я попробовала поднять голову, почувствовала, что под подбородком скопились слюни. Что ж, это объясняло, почему во рту сухо, как в пустыне.

Мочевой пузырь очень активно требовал, чтобы я встала. Как только я оказалась в самом разгаре попытки убедить мышцы подчиняться, «твердое» вдруг пошевелилось. Я взвизгнула, отскочила и с грохотом скатилась на пол. Торопливо протерла глаза и снова вскрикнула, обнаружив, что на мне нет ни клочка одежды. Я тут же стащила с кровати простыню и быстро прикрылась.

— Хватит орать… — приглушенно проворчало «твердое» из-под прижатой к лицу подушки.

Я села, поплотнее обернув простыню вокруг тела, и подняла глаза. На кровати лежал великолепный, абсолютно голый мужчина. Высокий, худощавый, навскидку не меньше шести футов ростом. Его тело обладало рельефным прессом и идеально очерченной V, ведущей к бедрам. Он закинул руки за голову, выставив на обозрение мощные бицепсы. Голова скрывалась под подушкой, но я точно знала, что он был рыжим, благодаря бронзовым волосам, окружавшим основание его… мужских частей.

Я не была девственницей, но, черт возьми, у него там был настоящий монстр. А ведь он даже не был возбужден.

Я ломала голову, но никак не могла припомнить, откуда в ночи появился голый мужчина. На простынях и на его теле присутствовали явные признаки секса. Я поскорее потрогала себя между ног и обнаружила доказательства того, что секс был со мной. Размотала простыню, увидела высохшую корку на внутренней поверхности бедер и выругалась:

— Дерьмо!

— Тс-с-с-с… — сказала подушка.

— Сам тс-с-с! — зашипела я от паники и боли во все еще пульсирующей голове. — Не мог бы ты, пожалуйста, прикрыться? Кто ты такой? — спросила я. Мое тело все еще было красным, то ли от смущения, то ли от алкоголя — на полу в изножье кровати стояла пара пустых бутылок из-под шампанского.

Мужчина медленно передвинул подушку с головы на живот, даже не пытаясь прикрыть интимные места. Глаз он не открывал, но у меня уже не осталось сомнений в том, кто он такой. Когда мне было десять, я впервые увидела его в любимом ситкоме в роли плохого мальчика с добрым сердцем. С тех пор он был постоянным героем моих фантазий. На стенах моей комнаты в бабушкином доме до сих пор висели плакаты с ним: я вырывала их из каждого подросткового журнала, который удавалось достать. Каждый чистый дюйм школьных тетрадей я исписала его именем. Только перед последним я добавляла «миссис», а букву «а» заменяла сердечком.

Эдвард Каллен.

— Ебануться… — прошептала я. Каковы шансы? Впрочем, я находилась в Вегасе, так что кто-нибудь наверняка мог ответить. Эдвард Каллен снимался буквально с пеленок, и я видела все его работы. С того ситкома началась и пошла на взлет его популярность. На протяжении отрочества и юности он снимался в одном фильме за другим, пока не стал частью голливудской тусовки. Ходили слухи, что Каллен начал опаздывать и появляться на площадке пьяным, что отразилось на его актерской игре. Критики задали жару, и его карьера двинулась по нисходящей спирали. Каждый желтый журнал в стране связывал Эдварда с актрисами, моделями и порнозвездами, пока однажды, сев за руль в нетрезвом виде, он не устроил почти смертельную автомобильную аварию. Его отправили в реабилитационный центр. Он провел там месяц, а когда вышел, взял себя в руки.

Я так и не перестала о нем мечтать, но он оставался не более чем фантазией: даже в воображении мне не удавалось забыть, что он был мудаком. В Лос-Анджелесе трудно было не знать о событиях в жизни знаменитостей, но с момента поступления в колледж я не обращала на Эдварда особого внимания. Сейчас он снимался в другом, довольно популярном ситкоме, который я не смотрела. Ползли слухи, что он вернулся к старым привычкам. Папарацци повсюду его преследовали, словно Каллен стал реинкарнацией принцессы Дианы. Убивая время в магазинной очереди, я узнала, что он начал посещать покерные турниры знаменитостей, так что, возможно, именно поэтому был в Лас-Вегасе. Но почему Эдвард лежал голым в моей постели?

Я снова осмотрелась и через некоторое время поняла, что в гостиничном номере — практически идентичном тому, в котором остановились мы с Розали, — повсюду валялась мужская одежда. Скорее всего, его одежда.

Каллен до сих пор не открыл глаза и не шевельнул ни одним мускулом — наверное, снова заснул. Весьма кстати. Я начала искать свою одежду, чтобы сбежать из его комнаты, прежде чем героя моих фантазий заменит мудак из реальности. В изножье кровати валялось распутное платье, которое Розали заставила меня надеть, но как только я шагнула в его направлении, болезненность между ног снова напомнила о себе. Я уже окончательно проснулась, так что мозг подключил дополнительные мощности, и тот факт, что я занималась сексом с Эдвардом Калленом, — помнила я о нем или нет — вышел на первый план. Эдвард Каллен встречался с порнозвездами. Я была липкой внизу, и он, кажется, тоже.

— Блядь! — завопила я, лихорадочно разыскивая на кровати и на полу признаки использованного презерватива. Эдвард снова застонал и переложил подушку обратно на голову, но в остальном молчал, пока я играла сама с собой в «найди обертку». Я рванула в ванную комнату и проверила пустое мусорное ведро. Затем перевернула его вверх дном на случай, если пропитанный алкоголем мозг не заметил презерватив или упаковку, скрывающиеся где-то внутри нетронутого интерьера. Ничего. Фиг с маслом. Шиш. Каковы были шансы, что у него нет ЗППП? Еще один вопрос к таинственным крупье Лас-Вегаса.

Увидев в зеркале, какое гнездо секс сотворил из моих волос, я снова вскрикнула. В этот момент, словно утро выдалось недостаточно насыщенным, текила решила, что засиделась в гостях. Я с трудом добралась до унитаза, где она не слишком нежно со мной распрощалась.

Совершив подношение фаянсовому богу, я вернулась к раковине и умылась, затем схватила одну из зубных щеток, чтобы счистить мерзость с зубов и изо рта. Пусть эта ночь станет единственным скелетом в моем шкафу, который я унесу с собой в могилу. Я могла только представить, что устроит Аро Вольтури — директор школы, — если узнает о случившемся. Но если он это выяснит, то я, по крайней мере, смогу перед увольнением спросить его, потому что я по-прежнему была не в курсе.

Я пыталась распутать волосы руками, смочив их водой из-под крана, когда в отражении мелькнула неожиданная вспышка цвета, привлекая мое внимание. У основания безымянного пальца левой руки, где обычно носят кольцо, красовалась черная надпись. Татуировка гласила «Эдвард», и букву «а» заменяло красное сердечко.

Едва я успела вернуться к унитазу, как джин и тоник тоже меня покинули.

Эдвард

Просыпаться от криков было ужасно, но я все равно предпочел бы это пробуждению от звуков вызова Ральфа по большому белому телефону (ПП: это выражение означает тошноту). В голове стучало, рот оброс наждачной бумагой. Я покрепче прижал к голове подушку, пытаясь собрать осколки прошлой ночи воедино. Тем временем крикун в соседней комнате продолжал взывать к динозаврам на их родном языке.

Мы с Джаспером приехали в Вегас незадолго до восьми вечера. Формально он являлся моим личным помощником, но на самом деле его работа заключалась в том, чтобы держать мою задницу подальше от неприятностей. Джас работал на моего отца. Отец являлся еще моим агентом, так что я не мог его уволить, сколько бы раз ни пытался. Потребовался год и поездка в реабилитационный центр, прежде чем я начал жить так, как он от меня хотел.

Публика знала, что я попал в клинику после той ужасающей катастрофы. Предполагалось, что моей единственной проблемой был алкоголь, но правда заключалась в том, что ром дополняла не газированная кола, а ее порошкообразная версия (ПП: coke подразумевает и колу, и кокаин). Не знаю, как отцу и Кейт — специалисту по связям с общественностью — удалось скрыть мою кокаиновую зависимость, но они это сделали. Они приложили много усилий, чтобы режиссеры начали соглашаться хотя бы на встречи со мной. Мне пришлось держаться праведного пути, чтобы заполучить ведущую роль в ситкоме. Я старался расценивать это как шаг на пути к возвращению в художественные фильмы, но, если честно, ненавидел сниматься в сериалах. Платили мне отлично, и какое-то время мы даже лидировали в своей категории, но я хотел играть в настоящем кино, а не пичкать аудиторию остротами, поднимая брови.

Джаспер оказался отличным парнем и стал одним из моих самых близких друзей. Ему удавалось быть приятелем и помощником одновременно. Он всегда быстро помогал избавиться от подхалимов, жаждущих получить минуту славы, находясь в моем присутствии, или от бесчисленных женщин, которые хотели не только славы, но и бабла. Будучи пьяным или под кайфом, я активно сорил деньгами. Суммы, потраченные мной на девушек, которых я знал только в плотском смысле, ошеломляли — так, по крайней мере, выражался мой отец.

Мы с Джасом сдружились на почве покера, к которому я пристрастился за время праведного образа жизни. В итоге я начал устраивать игры в своем доме на Голливудских холмах один-два раза в неделю. Я был достаточно известен и хорош за покерным столом, чтобы получать приглашения на турниры знаменитостей в Лас-Вегасе. Именно так я здесь и оказался. Основная работа Джаспера состояла в том, чтобы держать меня подальше от неприятностей и людей, которые могли их устроить. Он, как правило, не позволял мне напиваться до такой степени, что я не мог вспомнить предыдущую ночь. Тем не менее, факт оставался фактом: я не мог вспомнить ночь и не имел понятия, кто находился в ванной комнате. Звук смыва и шум воды в раковине давали большую надежду на то, что извержение закончилось.

Я сел и тут же пожалел об этом: комната закружилась. Закрыв глаза и спрятав лицо в ладонях, я ждал, когда это прекратится. Почему, как только мы перебирали с алкоголем, наши тела синхронизировались с вращением Земли?

— Вот черт! И у тебя она тоже есть! — взвизгнул женский голос у двери в ванную.

Я хотел осторожно подглядеть сквозь пальцы, не перестала ли комната вращаться, но у женщины, видимо, были другие планы. Мою левую руку оторвали от лица. Я приоткрыл глаза и увидел каштановую макушку девушки, смотревшей на мою руку.

— Да, я родился с двумя, — сказал я, отбирая руку и размахивая обеими у нее перед лицом. — Они шли в наборе.

Девушка была сногсшибательна даже с застывшим на лице выражением ужаса. Простыня, в которую она завернулась, намекала на соблазнительную фигуру. Жаль, что я не помнил, как трахал ее, потому что наверняка прекрасно провел время. Пытаясь освежить воспоминания о ее обнаженном теле, я ощутил, что мои брови поднимаются вместе с другой частью тела. Напрочь позабыв про ее рвотный фестиваль и свое похмелье, я спросил:

— Еще раз, как твое имя, дорогуша?

Испуг на лице девушки сменился недоверием, а затем отвращением (как актер, я обращал внимание на такие вещи), и она выплюнула:

— Оно у тебя прямо на пальце! Сам прочитай!

Ей что, двенадцать? Кто пишет на чужих руках, кроме двенадцатилетних? Я посмотрел вниз и понял, что она имела в виду.

— Что тут написано? — уточнил я. Смочил палец отсутствующей слюной и попытался стереть краску, но отметил, что кожа была чувствительна, а чернила не сходили.

— Тут написано «Белла».

— Что за хрень такая — «Белла»?

Возмущенный вздох предварил ее сердитый ответ.

— Я — Белла!

Наши взгляды встретились. На мгновение меня поразило, как прекрасны ее карие глаза, пока она не опустила их и не пробормотала:

— Приятно познакомиться.

Она покраснела и выглядела настолько невинной, что я не удержался от смеха. Раз она оказалась голой в моем гостиничном номере, это явно было не более чем представлением. Хоть я и не помнил подробностей, но не сомневался в том, что произошло накануне вечером. Мой липкий пенис являлся единственным необходимым доказательством.

Я подключил обаяние, надеясь убедить ее согласиться на второй раунд, и промурлыкал:

— Приятно познакомиться, Белла. Почему бы тебе не вернуться в постель, чтобы мы могли узнать друг друга немного поближе?

— Тебя это вообще не беспокоит? — спросила она, указывая на имя, которое нарисовала на моем безымянном пальце. Кто еще, кроме девушки, изобразил бы «а» с сердечком? Я собирался сделать грязный комментарий о том, что раз это был ее палец, то он должен быть на ней или в ней, но она меня опередила:

— Потому что моя надпись меня тревожит!

Я посмотрел на руку, которой она махала, и поймал, чтобы прочитать, что на ней написано. Улыбнулся при виде «Эдварда» и потянул ее кисть к своему члену со словами:

— Раз она моя, то должна быть со мной.

— Мудак! — рявкнула она, отдернув руку.

— В чем проблема? — спросил я. — Довольно очевидно, что мы уже трахались, так почему бы не сделать это снова?

— Кстати, об этом… У тебя есть какие-нибудь ЗППП, с которыми мне предстоит столкнуться? — Теперь ее лицо стало обозленным, так что я сомневался, что мне перепадет.

А раз так, она больше ничем не могла быть мне полезна. Я вернулся к попыткам стереть с кожи чернила и ответил:

— Вообще-то это не твое гребаное дело, но нет, у меня нет никаких ЗППП. Я никогда не пускаюсь в плавание без спасательного жилета. — Девушка была довольно красива, так что я бы, наверное, провел с ней все выходные, но ее поведение раздражало. Лучше найду киску где-нибудь еще.

— Ну просто невероятно, — язвительно произнесла она. — Не мог бы ты показать, где этот невидимый жилет, потому что от этого мне очень полегчало бы.

Чернила совершенно не поддавались, и меня это начало по-настоящему злить. Последнее, чего мне хотелось, — сидеть за покерным столом с ебучими сердечками на пальце.

— Что за долбаные чернила ты использовала?

— Ха! — саркастично парировала она. — Это не я… По крайней мере, думаю, что не я, — вздохнула она. Я поднял голову и еще раз отметил, насколько она красива. Она провела рукой по растрепанным волосам и призналась: — Я совсем ничего не помню о прошлой ночи, но почти уверена, что это, — она показала на наши руки, — татуировки. И я не могу нигде найти упаковку или резинку, так что, если они не прячутся под твоей голой задницей, боюсь, мы ими не пользовались.

Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь! Я никогда не трахался без защиты. НИКОГДА! Я вскочил с кровати и бросился к чемодану, зная, что припрятал недавно новую упаковку, и надеясь на лучшее. Когда я нашел ее, полностью запечатанную, и бросил на туалетный столик, душа ушла в пятки.

— Черт…

Я посмотрел на эту Беллу, гадая, какие ужасные болезни она могла иметь. Увижу Джаса — надеру ему задницу. Где, блядь, он шлялся, пока я трахал эту цыпочку без резины? Часть моего похмельного разума знала, что Джаспер не должен — и никогда не будет должен — одевать мой член в латекс, и все же… куда, блядь, подевался Джас?

— Отлично, просто здорово! — разглагольствовала она. В гневе ее румянец стал более выраженным. — Всегда со спасательным жилетом, да? Уверен? Одному богу известно, сколько шлюх у тебя было за эти годы, так что я имею право знать, чем ты мог меня наградить.

Что за хрень? Она походила на рассерженного котенка, и это по-своему возбуждало, но слова выводили меня из себя.

— Уверяю тебя, милочка, я чист. Я регулярно проверяюсь, а вот что насчет тебя? Ты запросто швырнула мою мораль под автобус, назвав моих бывших шлюхами, но факт остается фактом: мы не знаем друг друга, а ты все равно здесь, одетая только в мою сперму и простыню. Так что ты мне расскажи, кто тут шлюха.

Для разъяренного котенка она двигалась довольно быстро. Я ощутил жгучую пощечину, даже не заметив, как замахнулась ее рука, а девушка сердито выдохнула:

— Заебал!

Она схватила со спинки кровати свою одежду и протопала в ванную, а я крикнул вслед:

— Может, я так и сделал, но от этого никакого толку, потому что я ничего не помню!

В ответ она захлопнула за собой дверь.

Хлопанье и вопли вывели головную боль на первый план, так что я заполз обратно в постель, чтобы подремать, пока Шлюшесса (я мысленно окрестил ее принцессой шлюх) не свалит. Вскоре она вышла из ванной, всхлипывая, и я посмотрел на нее. Лучше бы я этого не делал, потому что от вида ее слез мне стало еще хуже. Впрочем, эта битва была заранее проиграна: от меня она хотела бы утешения в последнюю очередь, поэтому я молчал. Кроме того, я был не из тех, кто умеет утешать.

Как только она покинула спальню, я снова закрыл глаза, но тут же услышал множество голосов. Звучало так, словно она с кем-то спорила. Мне стало немного лучше при мысли, что она была сукой не только со мной. Я почти успел задремать снова, но услышал звук шагов в направлении комнаты. Через мгновение ко мне заглянул Джаспер.

— Откуда у тебя синяк? — спросил я. Его левый глаз распух и потемнел, но я не помнил, как это случилось. Джас прошел через множество встреч с папарацци, помогая мне проталкиваться через толпу, так что я предположил, что он просто столкнулся с камерой.

Он имел наглость посмотреть на меня так, словно я должен был знать, но быстро посуровел, вытащил из ящика мои штаны и швырнул мне со словами:

— Одевайся и бегом в гостиную.

Он покинул спальню до того, как я успел задать следующий вопрос. Я встал и направился в ванную, чтобы опорожнить мочевой пузырь и почистить зубы, затем натянул футболку и штаны и прошел в соседнюю комнату. Джаспер сидел на диване. Напротив него, на другом диване бок о бок сидели моя партнерша на ночь и еще одна цыпочка.

Белла буквально плакала на плече другой девушки, и мое чувство вины усилилось десятикратно. Я проигнорировал их, притворившись, что не заметил, сел рядом с Джаспером и задал вопрос:

— Что происходит?

— После того номера, что ты отколол прошлой ночью, у тебя хватает наглости спрашивать, что происходит? Я тебе скажу, что происходит: вы со своей благоверной заварили кашу, так что теперь нам надо объединиться и понять, как из этого выпутаться.

Должно быть, я убил больше клеток мозга, чем думал, потому что мог бы поклясться, что он сослался на Беллу как на мою «благоверную». Полагаю, она лишилась точно такого же их количества: краем глаза я увидел, как она вскинула голову и воскликнула:

— Что?!

Ее подруга откинулась на спинку дивана и заткнула ухо пальцем.

— Потише, Беллз, ради бога. Я вчера перебрала с весельем.

Белла взглянула на нее, как олень на грузовик, и произнесла:

— Но он сказал «благоверная»!

Мы оба посмотрели на свои татуированные пальцы, потом друг на друга, и я выразил мысли фразой:

— Ну, охуеть...

Следующая глава