Глава 8. Стаккато*

Лондон, Великобритания
15 февраля 2006 года

Порой я думаю, что Бог действительно ненавидит меня.

Все произошло как на проклятых «американских горках». В одно мгновение я карабкаюсь вверх, все выше и выше, пока почти не касаюсь солнца, а в следующее мгновение я падаю вниз в черную дыру ужаса и вины.

Я не знаю, как долго я здесь просидел. Все вокруг в тумане. Мимо меня спешат люди. Здесь мой отец – когда он приехал? Он говорит с кем-то; они стоят довольно близко, но я не могу услышать их разговор, потому что кровь шумит у меня в ушах, заглушая все остальные звуки.

Я упираюсь локтями в колени, прячу лицо в ладони и закрываю глаза, позволяя темноте окружить меня.

***

Когда я просил Беллу приехать на рождественские каникулы, я не рассчитывал ни на что большее, нежели провести время в компании хорошего друга, человека, с которым мне комфортно. Только когда она уехала, я понял, что она перевернула мой мир вверх дном. Если до этого она была чем-то неосязаемым, просто образом, теперь она была настоящей – из плоти и крови – и я был полностью очарован ею.

В тот момент, когда я поцеловал ее, я пропал. Впоследствии я не мог спать ночами, пытаясь обдумать перспективы. Я был уверен, что мы были не первыми, кто начал отношения на расстоянии, но я просто не мог понять, как заставить их работать, и это доводило меня до безумия.

И было еще одно осложнение.

Викки.

Кое-что в наших отношениях всегда было неладно, но я никогда не мог уловить – что именно. Теперь я точно знал, что они больше мне не подходят; я хотел чего-то другого. Чего-то большего.

И с кем-то другим.

Я не винил ни ее, ни себя; просто я подумал, что после всех этих лет мы так привыкли друг к другу, что, в первую очередь, никогда спрашивали себя – почему мы вместе. И когда я, наконец, задумался над этим, я не нашел ответа. Мне следовало понять после Парижа, что ничего хорошего у нас не получится; я был так глуп, думая, что со мной что-то не так, тогда как на самом деле я просто был не с тем человеком. Белла была права – или, скорее, прав был Омар Хайям – лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Мы не часто виделись с Нового года. Я избегал Викки как чумы; к счастью, ее график был, как всегда, плотным. Мы посетили несколько светских мероприятий, но каждый раз я так напивался, что никакого продолжения быть не могло. Я чувствовал, что она расстроена, но я просто больше не мог этого делать. Я просто не мог. Мне стало казаться, что заняться с ней сексом – своего рода изменить Белле, даже не смотря на то, что, прежде всего, моя девочка не была моей, и я понятия не имел – будет ли когда-нибудь. В то же время это было совершенно неуважительно по отношению к Викки – она заслуживала большего, нежели парень, который сохнет другой женщине. Она была невиновна в том, что мы не смогли влюбиться друг в друга.

У меня заняло много времени набраться смелости, чтобы порвать с ней – я всегда был трусом. И когда, наконец, я сделал это, я выбрал для этого наихудшее время.

Тринадцатого февраля я позвонил Викки и попросил ее встретиться со мной в маленьком кафе на Расселл-сквер.

Я заказал чай. Она заказала минеральную воду и скривила лицо, когда официант сказал, что у них нет «Сан Пеллегрино».

- Что за спешка? Ты не мог подождать до завтра? – спросила она меня с раздражением.

- Мне нужно поговорить с тобой. Я не могу ждать.

- О чем поговорить?

- О нас.

- А что с нами не так?

- Почему мы начали встречаться?

Она застыла и со звоном поставила бокал на стол.

- Мне не нравится то, куда ты клонишь, Эдвард.

- Ответь мне, пожалуйста.

- Потому что мы хорошо проводили время друг с другом. Потому что мы хорошо смотримся вместе. – Она занервничала, говоря это.

- Только поэтому? – тихо спросил я.

- Что ты пытаешься сказать?

- Ты никогда не думала, что чего-то не хватает? – пояснил я.

- Чего, например?

- Например, любви.

Мы сидели в тишине, как показалось, вечность. Она испуганно смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я никогда не видел ее испуганной, и я тоже был испуган.

- Эдвард, пожалуйста, скажи, что ты не рвешь со мной, - в конце концов, сказала она тихим голосом.

- Послушай, это к лучшему. Ты найдешь себе какого-нибудь хорошего парня…

- Иисусе. Ты рвешь со мной за день до Дня Святого Валентина.

Ее слова звенят у меня в ушах.

***

- Мистер Каллен. - Кто-то похлопывает меня по плечу; я открываю глаза, возвращаясь из своих грез, и поднимаю их вверх. Это мужчина, одетый в белый халат. – Мистер Каллен, я доктор Смит. Мы можем поговорить?

Я продолжаю пристально смотреть на него, все еще слегка дезориентированный, и затем киваю.

- Пожалуйста, пойдемте со мной.

Он выводит меня из комнаты ожидания отделения интенсивной терапии, и мы направляемся к проклятому лифту, словно мне недостаточно хреново. На пятом этаже мы выходим в холл, и он открывает дверь, на которой написано «Психиатрия», своим электронным ключом.

- Пожалуйста, следуйте за мной, мистер Каллен, - говорит он, замечая мою нерешительность.

Я все еще не понимаю, почему мы в психиатрическом отделении, даже когда мы входим, как я предполагаю, в его офис, и он садится за письменный стол и указывает мне на кожаное кресло.

- Хотите чего-нибудь? Воды? Чаю? Кофе?

Я качаю головой.

- Как она? – спрашиваю я; мое горло сжимается от того, что я слишком долго не говорил.

- Сейчас она стабильна. Ваш номер внесен у мисс Тейлор в список экстренных вызовов. Что у Вас с ней за отношения, мистер Каллен?

Я прокашливаюсь.

- Я ее парень. Мм, бывший парень. У нее нет никаких родственников здесь, в Лондоне – полагаю, поэтому она внесла меня в список.

Он молчит и смотрит на меня, встряхивая ручку, зажатую между пальцев, в очень раздражающей манере.

- Дело в том, - медленно произносит он. - Что доза лекарства, которую приняла мисс Тейлор, совершенно явно свидетельствует о том, что ее попытку можно квалифицировать как парасуицид. Вам знаком этот термин?

Я качаю головой. – Нет.

- Парасуицид, мистер Каллен, это действие без настоящего намерения умереть, скорее, для того, чтобы привлечь внимание. - Он пристально смотрит на меня.

Мой мозг слишком уставший, чтобы обработать эту информацию.

- И какого черта это должно означать? – раздраженно спрашиваю я.

- Я полагаю, что таким поведением она пыталась произвести на кого-то впечатление. Можете рассказать мне о Ваших отношениях с мисс Тейлор?

- Мы расстались, - говорю я. - Я порвал с ней. Позавчера. – Я в оцепенении смотрю на него. - Я признаю свою вину; я не отрицаю, что это моя ошибка.

- Мистер Каллен, здесь я бы с Вами не согласился, - говорит он тихо; его лицо профессионально лишено выражения. - Люди иногда расстаются, но это не всегда заканчивается так трагически. - Он продолжает встряхивать свою проклятую ручку. – Моя задача здесь не в том, чтобы обвинить Вас; мне просто нужна Ваша помощь, чтобы прояснить некоторые факты, если Вы не возражаете.

Я слегка киваю. От бессонной ночи у меня зудят глаза, и я принимаюсь тереть их.

- Мисс Тейлор приняла гораздо меньше смертельной дозы, но, к сожалению, под воздействием лекарств состояние ее здоровья ухудшилось. Вы знали, что она страдает от анорексии?

Мои руки безвольно падают на колени и я, моргая, глазею на него.

- Анорексия как расстройство пищевого поведения, - объясняет он.

Иисусе.

Внезапно я вспоминаю прошлое Рождество, когда Викки рвало после ужина… мне следовало заподозрить, что это большее, чем просто диета, чтобы поддерживать худобу для работы. Но я не заподозрил.

- Она не ела, - бормочу я. - Но она всегда была такой… я просто… я не знаю. Она модель; я… я… о Господи. – Я в раздражении пробегаюсь руками сквозь свои грязные волосы.

Он продолжает спрашивать у меня про другие симптомы, которые я мог заметить, но становится ясно, что я просто не смог сложить два и два.

Мой телефон издает чирикающий звук - входящее сообщение, но я игнорирую его.

- Хорошо, мистер Каллен, - наконец, говорит он. - Спасибо Вам за помощь; информация, которую Вы дали нам, очень полезна. - Он встает и бросает на меня осторожный взгляд. - Если Вы чувствуете, что Вам нужно поговорить с кем-то, я могу посоветовать Вам хорошего психотерапевта.

- Нет, спасибо. У меня очень лояльная семья. - Я встаю и поворачиваюсь, чтобы уйти.

- Конечно.

Я останавливаюсь у двери.

- Что будет с Викки? – спрашиваю я.

- Она была переведена сюда, и будет проходить лечение как физическое, так и психологическое.

- Могу я увидеть ее?

- Я не думаю, что это хорошая идея, мистер Каллен. Она все еще без сознания, и когда она очнется, было бы мудро не показывать, что ей удалась попытка привлечь Ваше внимание. - Он смотрит на меня с симпатией. - Идите домой и не беспокойтесь. Мы знаем, как обращаться с такими пациентами.

- Мне необходимо ее увидеть, - настаиваю я. - Могу я просто взглянуть на нее?

Он вздыхает и кивает.

– Пожалуйста, оставайтесь в комнате ожидания. Медсестра позовет Вас.

В коридоре я читаю сообщение от Беллы:

ТЫ В ПОРЯДКЕ?

Я знаю, что мне не следует волновать ее, но я просто не могу заставить себя сказать, что у меня все хорошо. Поэтому я пишу:

Нет.

Что случилось?

И я так опустошен, что отвечаю автоматически, не заботясь о том, какой разрушительный эффект будут иметь мои слова.

Я порвал со своей девушкой. Она наглоталась таблеток.

В конце концов, она заслуживает знать правду.

Когда я возвращаюсь в комнату ожидания, вижу там своего отца.

- Черт возьми, Эдвард, - шипит он. - Как ты мог быть так слеп? Ты, черт возьми, встречался с этой девушкой почти четыре года, и не заметил, что она анорексичка.

- Ты мог бы предупредить меня о том, что у нее проблемы – ты исправлял ей нос, - слабо говорю я в свою защиту.

- Не пытайся свалить на меня вину. Я лечу тысячи людей, и не у всех из них проблемы. Иисусе, я не могу поверить, что ты был таким безответственным и беспечным. Я не знаю, может быть, это моя вина и мне следовало купить тебе собаку, чтобы ты заботился о ней, когда был маленьким…

Он продолжает выговаривать мне, но я так устал, что мой мозг практически отключает звук, и его голос - словно шум на заднем фоне.

- Мистер Каллен.

Мы оба оборачиваемся и видим медсестру, стоящую позади нас.

- Нет, доктор, не Вы, - говорит она ему и переводит взгляд на меня. - Мистер Каллен, сейчас Вы можете увидеть мисс Тейлор. Пойдемте со мной, пожалуйста.

Медсестра ведет меня дальше по коридору и останавливается у палаты с двойными стеклянными дверями.

- Она без сознания. Пожалуйста, не задерживайтесь. Я подожду здесь.

Я киваю и толкаю двери.

В палате слышится раздражающее пиканье. Викки лежит на кровати в центре комнаты, вся покрытая пластиковыми трубками и в тусклом свете ее кожа выглядит такой бледной, почти просвечивающейся. Почему я никогда не замечал, какая она хрупкая? Она всегда была такой полной энергии, такой дикой – полагаю, вот что в первую очередь привлекло меня в ней. А теперь она лежит здесь и выглядит как сломанная фарфоровая кукла.

Я осторожно пробегаюсь пальцами по тыльной стороне ее кисти, лежащей поверх одеяла, покрытой тонкими трубками. Прикасаясь к ней, я ощущаю выпирающие кости.

- Что ты наделала, котенок? – шепчу я, слезы начинают литься из глаз, я моргаю и сглатываю. - Прости меня. Мне так жаль.

***

Папа забирает меня домой. Мы выходим через черный ход, потому что у парадного входа папарацци – я понятия не имею, как они узнали.

- Ты уверен, что не хочешь остаться у нас на какое-то время? – тихо спрашивает он. - Лучше тебе не быть одному.

- Нет, спасибо, - сухо говорю я. - Я заварил кашу – мне ее и расхлебывать.

- Я ничего не знаю о твоей способности справляться со стрессом самостоятельно. - Он смотрит на меня с участием.

- Я справлюсь.

- Просто пообещай мне, что ты позвонишь, если почувствуешь, что не можешь справиться.

- Угу. - Я кладу руку на ручку дверцы машины, затем кое-что вспоминаю и поворачиваюсь к нему. - Пап, ты не мог бы время от времени проверять, как там Викки?

Он нерешительно кивает.

- Конечно. Я говорил с доктором Смитом - она будет подвергаться терапии, поэтому не беспокойся, они, вероятно, заставят ее поверить, что для ее самооценки будет лучше больше не видеться с тобой.

- Поверь мне – это последнее, что меня волнует, - шиплю я сквозь стиснутые зубы и открываю дверцу машины. - Спасибо. Пока.

Я вхожу в свою квартиру и, не снимая пальто и ботинок, иду на кухню, открываю мини-бар и беру бутылку «Джеймисона». Не беспокоясь о том, чтобы найти бокал, я откручиваю крышку и глотаю его прямо из бутылки до тех пор, пока не чувствую, что меня может стошнить, если я не остановлюсь.

Я ставлю бутылку на стойку, стаскиваю пальто и тащусь в постель, чувствуя, что земля колышется под моими ногами. Я падаю лицом на кровать, отключая мир вокруг себя.

Конечно, как только я позволяю черной дыре Вселенной, наконец, поглотить меня целиком, мой мобильный обязательно звонит.

- Ааа, черт, - я издаю стон и поворачиваю свое необычно тяжелое тело на правый бок, чтобы вытащить мобильный из кармана джинсов. Комната кружится вокруг меня, словно карусель.

- Мм… ах… да, - говорю я, прижимая телефон к уху.

- Эдвард, поговори со мной. Поговори со мной, пожалуйста!

- Мм. Белла, - я икаю, - привет.

- Как ты?

Я изо всех сил стараюсь сконцентрироваться, но мне это не удается.

- Я пьян.

- О. Она…

- С ней все будет хорошо. - Я пытаюсь вспомнить мудреное слово, которым врач назвал то, что сделала Викки, но не могу. – Слу-шай, - я снова икаю. Внезапно наступает момент просветления. - Тебе не стоит беспокоиться обо мне. Я недостаточно хорош для тебя.

Сказав это, я вешаю трубку, и телефон выскальзывает из пальцев на подушку.

Конечно же, он немедленно начинает звонить снова. Мне хочется швырнуть его об стену, но внезапно я осознаю, что это новая модель, и охрененно дорогая. Откуда в моем состоянии у меня в голове такие подробности – тайна для меня. Негнущимися пальцами я нащупываю телефон и отвечаю на звонок.

- Да.

- Не смей бросать трубку, когда я тебе звоню! – кричит Белла, так громко и зло, что я вздрагиваю и даже немного трезвею. – Мне по хрену - пьян ты, сломлен, в депрессии, или что бы там ни было. Ты не можешь просто послать меня куда подальше. Не можешь!

Затем ее храбрость заканчивается, и она начинает плакать.

- Разве ты не слышал, что мы навсегда в ответе за тех, кого приручили? – вставляет она тихо в промежутках между рыданиями.

И затем разум окончательно оставляет меня.

- Я приручил тебя? – спрашиваю я.

- А как ты думаешь? – шипит она.

- Я… я… ахх, - я издаю стон. - Сейчас я не в состоянии думать. Дай мне какое-то время. Пожалуйста. - Я делаю огромное усилие, чтобы собраться. - Мне нужно побыть одному. Я позвоню тебе. Я обещаю.

***

Неделю я веду растительный образ жизни, будучи не в состоянии заставить себя выйти на улицу или даже принять душ. Я больше не пью, но, тем не менее, мой мозг находится в оцепенении. В какой-то момент я обнаруживаю себя в гостиной, смотрящим футбол по телевизору, а затем я снова в своей кровати. Моя квартира – это валяющаяся в беспорядке грязная одежда, пустые банки и коробки от пиццы.

Где-то в глубине сознания - случайные мимолетные мысли, большая их часть – о Белле и Викки, пронизанные чувством вины и страха. Иногда я думаю, что хочу забрать свою девочку и сбежать с ней куда-нибудь, где нас никто не найдет. Но затем понимаю, что не могу сделать этого – папа прав – это безответственно, и я не могу рисковать – с ней может случиться что-нибудь плохое из-за моей беспечности.

Я продолжаю принимать звонки от друзей, большинство из которых игнорирую. Я даже получаю сообщение от парня с «Четвертого канала», о том, что он глубоко сожалеет о печальной ситуации в моей личной жизни, и ему будет очень жаль подавать в суд на мою задницу, если я не появлюсь с чем-нибудь к первому марта. Придурок, я забыл, что Джаспер свел меня с этими людьми, и я даже подписал контракт, потому что решил, что проект многообещающий.

Ахх.

Родители звонят каждый день, мама – даже дважды в день. Я говорю им, что я в порядке и что им не нужно приезжать и заботиться обо мне. Тем не менее, я не учел того факта, что у них есть собственный комплект ключей.

- Довольно, - говорит мама. Я пропустил момент, когда она вошла в квартиру – я все еще в постели, или уже там, но в любом случае, полагаю, что сейчас утро. – Здесь уже пахнет, - возмущенно говорит она. Она подходит к окну и отдергивает шторы, яркий свет вынуждает меня зажмуриться и спрятаться под одеяло.

- Эдвард, самое время прекратить купаться в чувстве своей вины и продолжать жить своей жизнью. - Она садится на край кровати.

- Я не могу, - со стоном говорю я из-под одеяла.

- Ты должен. Это не твоя вина, что у нее проблемы.

- Моя вина в том, что я не заметил, что у нее проблемы, - возражаю я.

- Ерунда. Знаешь что? Я сожалею, что все так закончилось, но я рада, что ты, наконец, порвал с ней, потому что она высасывала из тебя жизнь. - Мама сдергивает одеяло с моей головы. - Я не могу и не позволю ей разрушить то, что мы с твоим отцом строили почти двадцать шесть лет. Ты или встаешь и идешь в душ сам, или я оттащу тебя туда. И поверь – у меня хватит сил, чтобы сделать это.

- Иисусе, мам, мне же не пять лет, - я издаю стон и сажусь.

- Да, но ты на черта похож и твоему отцу не следовало позволять тебе оставаться здесь. Очевидно, что ты не справился самостоятельно. Ты идешь или нет?

Поскольку у меня нет выбора, я с рычанием встаю и тащусь в душ. Я стою попеременно под горячими и холодными струями до тех пор, пока более-менее не оживаю, и не чувствую себя значительно менее отвратно. Затем я чищу зубы и избавляюсь от отросшей за неделю щетины. Когда я выхожу из ванной, маме удалось убрать беспорядок и проветрить комнаты.

- Вот теперь ты выглядишь как мой мальчик, - она одобрительно улыбается. - Одевайся – мы идем на обед в город.

И я знаю, что спорить с ней бесполезно.

На улице удивительно тепло и солнце светит очень ярко – я пропустил приход весны?

Мы едим в «Cafe Rouge», и я вообще не голоден, но заказываю улиток, потому что, после недели сухомятки, я – представьте себе - понимаю, что мне нравятся улитки.

- Итак, - говорит мама, - что с девушкой, которая гостила у тебя на Новый год?

Я замираю с вилкой у рта.

- А что с ней?

- О, брось. Карлайл сказал, что она очень милая девушка.

- Мм, да, - я начинаю нарочито медленно жевать.

- Так что ты чувствуешь к ней?

Я давлюсь проклятой улиткой.

– Ну, мам, пожалуйста, - говорю я, прокашливаясь. - Это становится действительно смешным.

- Я просто хочу помочь. И насколько я помню, это ты спрашивал об этом в ноябре.

Я кладу вилку и опускаю голову на локти. Конечно же, она права. Я помню, что беспокоило меня тогда и внезапно думаю о том, что я никогда не был без женщины с тех пор, как стал взрослым, и что теперь мне, вероятно, придется усиленно заниматься спортом.

Я поднимаю глаза и смотрю на маму.

- Она мне нравится, - неуверенно говорю я. - Но теперь я не знаю, как сделать это правильно и я просто не могу обмануть ее надежд. Она… - я делаю паузу, ища поддержки в маминых глазах, - она дорога мне.

И мама начинает сиять.

- Я рада слышать это. Я знала, что что-то было.

- Это ничего не меняет. - Я вздыхаю. Иисусе, я даже не знаю – разговаривает ли еще Белла со мной после того, как я практически послал ее. - Даже если бы она не была так далеко… она такая хрупкая, такая… невинная. - Мне, наконец, удается найти правильное слово. - Я не знаю, как обращаться с ней, поэтому дохожу до того, что веду себя с ней, как бранящийся родитель.

Мама посмеивается.

- Это так мило с твоей стороны. Но она не ребенок, Эдвард, она взрослая женщина. Должно быть, это действительно ее раздражает.

- Да, - я фыркаю. - В любом случае, я понятия не имею, что теперь делать. До Викки это казалось таким простым… - я делаю глубокий вдох и закрываю глаза, пораженный воспоминанием о мертвенно-бледном лице Викки в палате отделения интенсивной терапии. – А теперь я просто боюсь сделать неверное движение. Я клянусь, что не переживу, если хоть что-то подобное снова случится. Я чуть с ума не сошел, когда понял, что у Беллы жар. Слава Богу, там был папа, чтобы помочь.

- Я думаю, тебе не стоит принимать никаких поспешных решений. Просто подожди и позволь событиям развиваться естественным чередом. Я уверена, что удачная возможность представится. - Мама нежно гладит меня по щеке. - Кстати, почему ты не попросишь ее провести лето с нами? Я уверена, что ей понравится Французская Ривьера. - Она подмигивает.

- Ммм. - Тысячи возможностей вырисовываются в моей голове. И опять-таки, я не буду с ней совсем один в случае, если случится что-либо плохое. - Может быть, ты права.

- Я всегда права, - она широко улыбается. - И пошли ей цветы, если ты еще этого не сделал.
Черт, порой я такой болван. Мне следовало самому додуматься до этого. Но лучше поздно, чем никогда.

Я прихожу домой в два пополудни. Первое, что я делаю – открываю интернет, чтобы найти американские фирмы по доставке цветов. Я выбираю белые орхидеи с ярко-розовыми сердцевинами, которые выглядят немного необычно, но мне они кажутся очень красивыми. И также я не могу придумать ничего более изысканного, чем это. Они обходятся мне в бешеную сумму денег, которая увеличивается из-за того, что я не знаю адреса Беллы, только номер ее мобильного, поэтому посыльному придется позвонить ей и спросить – куда доставить цветы. Цена меня не волнует – это самое меньшее, что я могу сделать после номера, который я отколол. Карточка гласит:

Прости меня.

Без подписи – я считаю, что совершенно очевидно, от кого они.

Выполнив это задание, внезапно у меня возникает желание поработать. Я еще раз читаю задание «Четвертого канала»; они хотят, чтобы я написал мрачную тему с вариациями для драматического подросткового телесериала.

Я разогреваюсь, играя прелюдию Рахманинова соль-минор, и на полпути этого произведения внезапно встречаюсь со своей музой. Вдохновение всегда приходит ко мне из классики, что доказывает отсутствие у меня таланта. Но пока люди покупают это, мне плевать.

Я остаюсь за пианино до вечера, настолько поглощенный в процесс, что не чувствую ни усталости, ни голода. К десяти я чувствую, что мои конечности занемели, поэтому встаю со скамейки, потягиваюсь, довольный тем объемом работы, который сделал за один день, и иду на кухню лишь для того, чтобы обнаружить, что здесь чисто и нет ни крошки еды.

- Черт! – шиплю я. - Спасибо, мам.

Мой желудок сжимается при мысли снова заказать пиццу, поэтому я бегу в магазин на углу. После этого я провожу добрые полчаса, вынимая покупки и размышляя, что приготовить, затем решаю, что уже любом случае слишком поздно для настоящего ужина и делаю себе два ломтика тоста, запивая их стаканом молока.

После этого я какое-то время пытаюсь смотреть телевизор, переключая каналы до тех пор, пока не понимаю, что на самом деле я тяну время, потому что мог позвонить Белле час назад. Презирая себя за то, что я такой трус, я открываю свой ноутбук и вхожу в МСН, потому что по неизвестным причинам мне кажется, что это несколько безопаснее, чем звонить ей.
Белла в сети. Где-то в глубине сознания я задаюсь вопросом – сколько человек у нее в списке контактов, и говорит ли она сейчас с кем-нибудь из них – может быть, со своим другом Джейком? Я стискиваю зубы и выбрасываю из головы эту неожиданно болезненную мысль.

У меня занимает вечность написать слово из шести букв и нажать «отправить».

Эдвард: Привет.

Она отвечает немедленно.

Белла: Привет. Спасибо за цветы.

Эдвард: Надеюсь, они тебе нравятся.

Белла: Такая напрасная трата денег – что тут может не нравиться?

О, черт.

Эдвард: Сарказм тебе не идет.

Белла: О, правда? А на что ты рассчитывал – на сердечки и улыбки?

Я решаю сменить тактику.

Эдвард: Знаешь, ты могла бы проявить немного больше сочувствия. Это было трудное для меня время.

Она долго не отвечает.

Белла: Сочувствие? Ты сейчас говоришь о сострадании? Я позвонила тебе, потому что предполагала, что тебе нужна поддержка, а ты просто послал меня как бездомную собаку. И – да, мне жаль. Я искренне сожалею, что твоя девушка-супермодель пыталась покончить жизнь самоубийством.

Что? Что-то ужасно неправильно. Я не помню, чтобы говорил ей, что Викки была супермоделью.

Эдвард: Подожди-ка. Как ты узнала, что она была моделью?

Белла: Я ввела твое имя в «Гугл», Эдвард. Я знала, что у тебя есть девушка, о которой ты даже не потрудился сказать мне, потому что я – никто. В любом случае, почему ты порвал с ней?

Я определенно недооценил свою девочку.

Ну вот, настал час расплаты.

Эдвард: Потому что я не люблю ее и потому что кое-кто сказал мне, что лучше быть одному, чем вместе с кем попало. А теперь давай прекратим сходить с ума и поговорим как два взрослых человека, хорошо?

Не дожидаясь ее ответа, я звоню ей на «Скайп».

Первое, что я замечаю, когда Белла принимает мой звонок, свой букет цветов на тумбочке. Проклятье, он огромный. Я надеюсь, что у нее нет аллергии.

И затем мое сердце начинает неистово биться, потому что я, наконец, вижу ее.

Она выглядит злой и отчасти печальной, но это лишь делает ее еще красивее.

- Привет, - говорю я, убирая раздражающие пряди волос со своего лба.

- Привет, - бормочет она. Явно, что она все еще злится, но ярости больше нет.

- Как ты? – спрашиваю я, неуверенно улыбаясь.

- Прекрасно. Просто отлично. А ты?

- Я вот не очень. Послушай, мне действительно жаль, что я сказал это, но…

- Эдвард, ты заставил меня почувствовать себя такой бесполезной, - перебивает она, свирепо глядя на меня с экрана. - И потом ждать, пока ты позвонишь, не зная, случится ли это вообще. Боже, я за всю жизнь столько не плакала, сколько плачу с тех пор, как с тобой познакомилась.

Мое сердце сжимается.

– Белла, пожалуйста, - молю я. - Позволь мне объяснить. Мне не следовало отталкивать тебя, пьян я был или нет, это непростительно. Просто я… я такой бестолковый. Я не знаю, что мне сейчас делать. Я почти убил ее, Белла. Это испугало меня, испугало до безумия… но знаешь, что пугает меня еще сильнее?

Она смотрит на меня, кусая губу и не дыша в ожидании ответа.

- Ты сказала, что я тебя приручил. Но ты все поняла наоборот, - говорю я, - это ты меня приручила.

***

Лондон, Великобритания
5 июля 2006 года

В душном зале прибытия Хитроу я пробегаю глазами толпу в поисках Беллы. Наконец, я вижу ее – она счастливо улыбается мне, и я замечаю, что в реальности она выглядит худее, чем на экране ноутбука. Может быть, это оптический обман, но я решаю все равно следить за ее питанием, на всякий случай. Она разозлится, но у меня есть мощный союзник в лице моей матери. Я ухмыляюсь.

Люблю женственные формы.

- Привет, - говорит она, улыбаясь. Она выглядит робкой, словно не знает, что со мной делать.

- Привет, - я широко улыбаюсь ей в ответ.

Мне хочется обнять ее и поцеловать.

Но я не делаю этого. Вместо этого я беру ее за руку и крепко сжимаю ее пальцы, пробегаясь своим большим пальцем по ее костяшкам, просто чтобы убедиться, что у меня не галлюцинации и что это действительно моя девочка, из плоти и крови.

- Пойдем, нам на поезд, - говорю я и веду ее на выход.

От автора: Послушайте прелюдию Рахманинова 23/5 соль-минор – она очень сильная. Я сочувствую соседям Эдварда :) http://video.mail.ru/mail/lusia-golodnaja/187/821.html?autoplay=1
_____________________________
*музыкальный штрих, предписывающий исполнять звуки отрывисто, отделяя один от другого паузами

Дорогие читатели, не забывайте благодарить замечательную Елену за перевод. Ждем вас на Форуме!

Источник: http://robsten.ru/forum/96-3141-1