После того, как я оплачиваю то, что продавщица тактично назвала сорочкой, она протягивает мне пакет. На нём жирным шрифтом напечатан логотип магазина, а мне так хочется, чтобы моя покупка была менее очевидной… ну, или, чтобы пакет был не таким розовым. Взяв пакет, я пулей вылетаю из магазина, в дверях натыкаясь на пожилую даму, которая смотрит на пакет в моей руке, надменно выгнув выщипанную бровь. Она напоминает мне мою мать, и у меня есть весьма ценные идеи относительно её мыслей по поводу адского пламени, которое мне причитается за содержимое пакета. Разумеется, я могу отвести взгляд, но тут до меня доходит, что любой, заметив мой пакет, подумает то же самое.

Эдвард ждёт меня на тротуаре в условленном месте.

– Просто представь, что у меня в руках ничего нет, хорошо? – говорю я.

– Хорошо. Но ты хотя бы намекнёшь мне, что было целью твоего шопинга?

– Нет, пока мы находимся в общественном месте.

– Ну, хоть так.

Он берёт меня за руку, мы идём по людной улице, а я всё думаю, чувствует ли он то же, что и я, понимает ли он, что я купила нижнее бельё, потому что надеюсь, что сегодняшняя ночь станет для нас особенной. После он тянет меня в винную лавку и покупает бутылку шампанского, и я думаю, что, скорей всего, понимает.

– Ты на таблетках?

Мы моем посуду после ужина, и он бросает эту фразу так небрежно, как будто мы постоянно ведём такие разговоры.

– Да, – чувствую, что необходимы пояснения, я добавляю, – от спазмов.

Он кивает и поворачивается к мойке. И, хотя я понимаю, почему он задаёт этот вопрос, мне странно думать, что мой ответ мог как-то изменить то, что произойдёт позже. Потому что, если и есть одна вещь, в которой я уверена, так это то, что это произойдет.

– А что?

– Прости, если я показался тебе слишком самонадеянным; просто я замечаю, что каждый раз, когда мы вместе дурачимся, каждый раз мы заходим чуточку дальше, и сейчас, как мне кажется, наступило то самое время, когда нужно завести этот разговор, пока мы с тобой полностью одеты и не друг на друге. Таким образом, мы знаем, на что можем рассчитывать, если мы…

– Ты имеешь в виду «когда»?

– Когда? – спрашивает он.

– Ну, да. То есть, я хочу сказать, что на данный момент есть две вещи, которые, возможно, помешают нам заняться сексом. Первое – это если ты вдруг потеряешь интерес к тому, что мы сейчас делаем...

– Встречаемся?

– Я, конечно, не специалист, но я не чувствую себя так, словно мы встречаемся. Я хочу сказать, что мы почти не выходим из твоей квартиры.

– Хочешь пойти на ужин? – спрашивает он.

– Нет… то есть, я была бы не против, если ты этого хочешь. Встречаться ‒ значит делать то, что ты хочешь, и я бы наслаждалась свиданием с тобой. Я хочу знать, что ты думаешь об этом, что чувствуешь. Если мы вдруг встретим кого-то из твоих знакомых, я сомневаюсь, что ты захочешь представить меня как свою девушку.

– Не говори чепухи, я бы представил тебя, как соседку своей сестры.

– Серьёзно?

– Нет, – улыбаясь, произносит он. – Я бы сказал всем, что ты моя девушка. Ты имеешь что-то против?

Он не может закончить фразу, просто очень трудно говорить с моим языком у него во рту. Мы целуемся, и, хотя он также увлечён, как и я, через минуту он замедляет поцелуй и отстраняется.

– Вернёмся к насущному вопросу, – говорит он.

– Это как бы твой намёк, чтобы я положила руку вот сюда? (игра слов: «topic at hand» – насущный вопрос, hand – рука, – прим. переводчика) – я дотягиваюсь до пуговицы на его джинсах. – Потому что я могу, если ты хочешь…

– Я всегда хочу, чтобы ты прикасалась ко мне. Просто я хочу убедиться, что мы достаточно ответственно подходим к этому. Как долго ты принимаешь таблетки?

– Три года.

Он кивает:

– Хорошо, это устраняет необходимость в презервативах.

Если раньше он и не был самонадеян, то сейчас это уже не так. В конце концов, это не он тот человек, чьё здоровье может находиться в опасности. Мне не хочется спрашивать его о прошлом, просто даже мысль об этом причиняет физическую боль. Но, в тоже время, я понимаю, что незапланированная беременность, не единственное, что вызывает у меня волнение.

– Так ли? – спрашиваю я.

– Ну, да… если тебе будет спокойнее с ним.

Я нерешительна не потому, что не доверяю Эдварду: я доверяю. Я доверяю ему полностью. Но, также знаю, почему не должна доверять ему, и это не имеет ничего общего с Эдвардом лично. Если бы Элис сказала мне, что задумывается о небезопасном сексе с мужчиной, с которым встречается всего три дня, то я сказала бы ей, что она сошла с ума. Но я вовсе не чувствую себя сумасшедшей. Я чувствую, что это правильно.

– Ты уверен, что чист?

– Две недели назад я был донором крови, я не стал бы делать этого, если бы не был уверен.

– Хорошо.

– Я надену презерватив, если ты этого хочешь, но, честно говоря, я бы предпочёл этого не делать. Я хочу быть окруженным тобой, а не этим дерьмом из латекса. Так ощущения лучше.

– Хорошо, – произношу я, не желая ничего большего, чем заставить его почувствовать себя так хорошо, как я чувствую себя с ним.

Не думаю, что смогу, однако. Другого просто не представляется возможным.

Я смотрю на себя в зеркало в ванной комнате, изучая своё отражение. Девушка, что смотрит на меня, кажется какой-то незнакомкой, и не потому, что она нанесла блеск для губ и тушь для ресниц, надела коротенькую шёлковую бледно-голубую сорочку на завязочках, а потому, что она совсем не похожа на девушку. Она, кажется, совсем не нервничает и не волнуется, и не сомневается в том, что собирается сделать. Трудно поверить, что она ‒ это я, что это не наивная девушка, которая собирается потерять девственность. Я ‒ женщина, молодая и неопытная, но, тем не менее, всё же женщина, которая собирается заняться любовью с мужчиной. И я не чувствую, что что-то теряю. Это больше походит на неизбежный ритуал посвящения, и мне предстоит испытать это с ним, и я надеюсь, что это будет первый раз из бесконечности.

Я открываю дверь ванной, и до меня доносятся звуки музыки. Я не узнаю песню, но она имеет мелодичный и устойчивый ритм, он отталкивает и притягивает одновременно. Это всё пробуждает во мне желание снять сорочку, но потом я вспоминаю, что заплатила за неё двадцать девять долларов и ничего не надела под неё.
Эдвард стоит у кухонного стола без рубашки, босиком и, в потёртых джинсах, он открывает бутылку шампанского. Пробка выскакивает, он оборачивается, и впервые замечает меня с тех пор, как я вышла из ванной.

– Ух, ты, – выдыхает он.

– Что ты слушаешь? – спрашиваю я. – Я раньше не слышала такого.

– «Portishead», – отвечает он, наливая два бокала шампанского. – Тебе нравится?

– Думаю, что да. Я хочу сказать, что это что-то другое.

– Другое?

– Хорошо, возможно это чуть странно, – признаюсь я, – но мне нравится. Сначала я не была уверена, но чем больше я слушаю, тем больше мне она нравится, такие вот эмоции она у меня вызывает.

– Вероятно, ты думаешь о многом в сегодня вечером, – говорит он, протягивая мне бокал шампанского.
Он касается своим бокалом моего, и звон хрусталя говорит мне, что это действительно произойдёт, он знал, что я выйду из ванной в нижнем белье, он знал, что я попрошу его заняться со мной любовью. Шампанское и музыка всего лишь его способ расслабить меня, перед тем как расслабиться на мне.

– Не пей слишком быстро, или шампанское тут же ударит в голову.

Делая глоток, я смотрю на жидкость в бокале, очарованная тем, как пузырьки прокладывают себе путь на поверхность. В бутылке они находятся под давлением, но как только вступают в контакт с воздухом, они как бы вздыхают полной грудью и делают что хотят.

Он ставит бокал на стол, и я повторяю его движение.

– Ты превосходно выглядишь, – говорит он.

– Ты так красив, – я опускаю взгляд от его лица к груди, а затем ниже, опускаясь к очевидной выпуклости в его джинсах. Ну, по крайней мере, один из нас готов.

Он целует меня, нежно касаясь моих губ своими. Так хорошо, и я начинаю чувствовать, как разливается тепло внутри меня. Его пальцы пробегают вверх по моим рукам, касаясь груди через шёлковую ткань сорочки. С каждый движением поцелуй становится всё глубже, а большой палец, уже не стесняясь, выводит круги у моего соска. Я очень рада, что он не отрывает рук от моего тела, потому что я думаю, что не смогла бы удержаться на ногах, если бы он так крепко не держал меня.

Эдвард дёргает за края моей сорочки.

– Могу ли я снять это?

Как только я киваю, он тут же снимает её с меня и бросает на пол.

Он ласкает мою обнажённую кожу, двигая ладони вверх-вниз по моему телу, при этом толкая свои бёдра в меня. Он целует меня. В этот раз он не спешит, целуя меня медленно, но всё так же глубоко, бёдрами повторяя ритм языка. Он несёт меня на кровать, укладывая в самом центре. Снимая джинсы, он ложится на меня, устраиваясь между моих бёдер. Он чуть толкается вперед, и я могу почувствовать его твёрдость, его готовность.

Мне бы так.

– Просто двигайся вместе со мной, – шепчет он.

Я делаю то, что он говорит. Он целует меня, двигая своими бёдрами, он почти во мне, но, всё же, не делает последнего шага. Он дразнит меня, пытает, и если его стоны хоть что-то значат, то ему сейчас очень хорошо. Я бы чувствовала то же, если бы не нервничала так сильно.

Внезапно он прекращается пытки. Берёт в руки свой член и трёт его об меня. Он так легко скользит вдоль моей мокрой плоти, останавливаясь, когда находит нужное место. Если Эдвард хоть немного пошевелит бёдрами, мы сделаем это, и я понимаю, что всё вот-вот произойдёт.

Но он не делает. Вопреки моим ожиданиям он гладит большим пальцем руки мою щёку и смотрит мне прямо в глаза, возможно, он ждёт, что я передумаю, попрошу его остановиться. Частично он прав, есть что-то, что я умираю от желания ему сказать, но это не то, что он думает. Но я не могу заставить себя произнести «я люблю тебя». Я не хочу, чтобы он думал, что я путаю секс с любовью, не смотря на тот факт, что я действительно люблю его и собираюсь заняться с ним сексом.

Поэтому я ничего не говорю. Я вдыхаю его запах, сосредотачиваясь на мелодии, что звучит из его плеера, и, кажется уже не первый раз. Музыка отражает всё то, что я чувствую, и даже более: эта женщина со странным акцентом воплощает мои чувства в такие слова, какие мне никогда не подобрать.

«Ведь именно здесь начинается вечность...» – поёт она.

И я думаю, что она права, и я точно знаю, чего хочу. Я обхватываю ногами его талию, но когда я сжимаю их, чтобы он стал ещё ближе ко мне, я также впускаю его в своё тело. Я чувствую, как он растягивает меня, но это не так уж и больно. Эдвард медленно толкает вперёд, и всё, о чём я могу думать, – что всё это происходит на самом деле, он двигается внутри меня. Он так близко ко мне, как ещё никогда никто не был, но мне мало, я хочу, чтобы он был еще ближе.

– Глубже, – шепчу я. – Я хочу тебя всего.

Со стоном он толкает, погружаясь в меня полностью. Не очень комфортно, но я не жалуюсь. Мне нравится ощущать его внутри себя, нравится слышать его стоны, зная, что они из-за меня. С каждым разом его толчки становятся всё грубее, а стоны всё громче. Он чуть отстраняется, и я думаю, что он кончает. Но, нет. Рукой он скользит между моих бёдер, растирая меня, и хотя это очень приятно, это также создаёт дистанцию между нами, а этого я не хочу. Я отодвигаю его руку, прижимая его тело ближе к себе. Ещё несколько секунд, и он кончает, его лицо так красиво, что просто не поддаётся описанию. И, пускай я не кончила вместе с ним, мне достаточно того, что это я довела его до конца.

В конце концов, слёзы утихают, но мы всё также не выпускаем друг друга из объятий. Прижимая к себе, он не спеша ведёт меня в свою спальню, укладывая в центр кровати. Он ложится рядом со мной, и я тут же снова оказываюсь в его объятиях. Когда Эдвард, наконец-то, нарушает тишину, это не от того, что молчать стало уже неудобно, а от того, что нам о многом нужно поговорить.

– Почему Чикаго? – спрашивает он.

– Ты из Чикаго. Я не желала видеть тебя, но, в то же время, я всё ещё хотела чувствовать связь с тобой. Я знаю, это безумие, – я пожимаю плечами, а после добавляю, – в то время это имело смысл.

– Когда ты ушла, я думал, что ты вышла просто проветрится, ну, или выпить… В тот момент я даже представить не мог, что ты на самом деле уходишь от меня. Я хочу сказать, что я знаю, что ты сказала, просто я не…

– Ты не поверил мне.

– Раньше ты никогда не уезжала никуда сама.

– Так вот в чём дело, – говорю я с горьким смешком, – ты думал, что я не смогу это сделать.

– Я недооценил тебя.

– Только потому, что я не позволила тебе этого, – говорю я, – как ты чувствовал себя, когда выиграл место в Сенате? Ты так много и усердно работал… чувство выполненного долга. Я даже не могу себе представить.

– Что ты чувствовала, когда стала мастером-сомелье?

Я улыбаюсь:

– Это вряд ли одно и то же.

– Я в этом не уверен, количество мастеров-сомелье примерно такое же, как и сенаторов Соединенных Штатов Америки.

– Ты смотрел в «Google».

– Да, – признаётся он.

– Это так мило.

– Я хотел знать эти вещи, и я хотел знать что-то о тебе.

Решив, что он всё равно, в конце концов, спросит, я сама выдаю ему:

– Я голосовала за тебя.

– Что заставило тебя сказать об этом? – он удобнее устраивается рядом со мной, вздыхая, – я знаю, что ты ненавидишь политику, и мы не обязаны говорить об этом.

– За исключением того, что твоя работа ‒ политика, а это ты неотделим от неё.

– Я, всё же, думаю, что люди будут разделять эти понятия.

– Я сделала это только раз, – говорю я. – Мои знания больше не актуальны.

– Я думаю, что всё это имеет значение

– А я?

– Я люблю тебя, – говорит он. – Что ещё нужно?

– Я не знаю, у тебя есть кто-нибудь?

– Нет. Я хотел бы быть только с тобой.

– Ты, словно яд для меня, – говорю я.

– Тогда был. Не сейчас. И я могу доказать.

– Как?

– Проведи эту ночь со мной.

Мой автоматический ответ никоим образом не означает, что я думаю, что в этот раз всё будет по-другому:

– Хорошо.
_____________________________________________
от Лисбет : Привет дорогие мои Вот мы с вами снова встретились, в прошлом на кровати, в настоящем на кровати, что же нас ждет на следующее утро в обоих вариантах?))) Не ругайте Беллу, она просто не может говорить нет Эдварду, ну кроме одного раза. Прошу вас не забывать благодарить Наташ. Жду вас на форуме. С любовью, ваша Таня.