*п.п.: Ойстер Бэй Коув (дословный перевод с английского: Бухта в заливе устриц) – небольшой населенный пункт, расположенный в одном из трех богатейших округов США в пригороде Нью-Йорка на острове Лонг-Айленд.


Настоящее.

BPOV

Мы проводим еще один день в Капитолии перед тем, как отправиться в путь. Мы делаем остановку в доме престарелых в Бруклине, где Эдвард помогает готовить еду для его обитателей и читает им вслух: все это время они смотрят на него с обожанием. Потом мы заезжаем на завод в Ред Хук (п.п: район Бруклина в Нью-Йорке), где он, закатав рукава, работает бок о бок с простыми рабочими, управляясь с громоздкими подъемниками и то и дело утирая капли пота со лба. Неудивительно, что Остин пребывает в своем собственном маленьком фотографическом раю. Пока рабочие продолжают выказывать Эдварду свое обожание, обещая всецелую поддержку, я пытаюсь прочувствовать его страсть, его целеустремленность.

И все это кажется до чертиков настоящим.

За насыщенными событиями днями следуют долгие и не менее продуктивные вечера. Мы ужинаем вместе всей компанией, обсуждая политические взгляды Эдварда и его планы. Я продолжаю собирать по кусочкам материал для статьи, однако не могу заставить себя попросить Эдварда о проведении заключительной части нашего интервью. Он тоже не ищет этой встречи.

Поздним вечером в Сиракьюсе (п.п.: город в центральной части штата Нью-Йорк) я встречаюсь с Кейт для интервью, и меня совсем не удивляет, что она говорит об Эдварде, захлебываясь от восторга. Не менее очевидно и то, что она страстно увлечена своим боссом.

Пять долгих дней спустя Эдвард, а также я, Остин, Кейт и Джаспер отправляемся в семейное поместье Каллена в Ойстер Бэй Коув на Лонг-Айленде. Эммет уехал в командировку, и мне даже немного его не хватает – он - прикольный парень.

Нас встречают огромные черные кованые ворота, выходящие на тихую, спокойную улицу. Они открываются, как только подъезжает наш небольшой караван из машин. Миновав их, мы еще полмили едем по аллее с ухоженными деревьями по обеим сторонам, а затем перед нами предстает огромный белый дом в колониальном стиле. Мы достигаем круговой подъездной дорожки с красивым каменным фонтаном, величественно возвышающимся посередине.

Эдвард едет в первом автомобиле – небольшом черном блестящем Audi – который вызывает во мне тихую зависть; и хотя мой красный BMW тоже может служить предметом для гордости, он всего лишь взят напрокат.

Эдвард опережает меня, когда я тянусь к дверной ручке, чтобы выйти из машины.

- Спасибо.

Он мягко улыбается:

- Позвольте мне помочь вам с багажом.

Я молча соглашаюсь, и он открывает заднюю дверь, доставая мой портплед (п.п.: дорожный чехол для костюмов или просто комплектов одежды, обычно складывающийся пополам) и небольшую сумку. Оглядывая окрестности – постриженный газон и пышный цветник всех оттенков – я чувствую на себе его взгляд. Моей маме здесь бы понравилось.

Открываются массивные деревянные двухстворчатые двери дома, и навстречу нам выходит благородного вида джентльмен в возрасте. С таким же непроницаемым и бесстрастным выражением лица, которое любит напускать на себя Эдвард, он непринужденно делает несколько шагов по направлению к нам.

Карлайл Каллен.

Я застываю на месте, хотя изо всех сил стараюсь выглядеть так же бесстрастно, как и оба стоящих рядом со мной мужчины.

Эдвард сухо пожимает руку своего отца.

- Папа, что ты здесь делаешь?

- Что я здесь делаю? Мне нужно заранее записываться на прием, чтобы приехать в свой собственный дом?

- Летом он мой, сэр. Я не ожидал вас здесь увидеть.

Мой первый порыв – отвернуться, чтобы не встречаться с человеком, который когда-то оскорбил и унизил меня, но в итоге желание увидеть патриарха пресловутого Наследия, лишившего мою дочь отца, берет верх.

- Я решил присутствовать здесь на этих выходных, когда у тебя будут брать интервью для журнала.

- В этом нет необходимости, сэр.

- Думаю, что необходимость есть.

Я молча наблюдаю за ними. Они примерно одного роста, но Эдвард кажется на пару сантиметров выше. У них схожее телосложение, и хотя у Эдварда есть преимущество в его молодости, Карлайл Каллен источает ту же мощь и влиятельность, что и его сын. Я стою, наблюдая за тем, как они безмолвно меряются силой воли, когда вдруг Карлайл резко переводит взгляд на меня.

Я готовилась к возможной встрече с этим человеком и убеждала себя, что я больше не та напуганная, беспомощная и слабая двадцатилетняя девчонка, с которой он однажды разговаривал.

Кроме того, он не может знать, кто я такая.

Я сжимаю руки в кулаки.

- Вы, должно быть, Изабелла Свон, журналист, который пишет статью о моем сыне?

Как только он обращается ко мне, я вижу неоспоримую разницу между этим человеком и его сыном. В речи Карлайла нет и толики той плавности, той харизмы, которой его сын обладает на инстинктивном уровне.

Я крепко жму его руку, и он сжимает мою так же жестко.

- Да, а вы, должно быть, Карлайл Каллен.

- Надеюсь, мой сын оказал вам более радушный прием, чем в данный момент мне.

- Пап…

- У нас была интересная неделя, – уклончиво отвечаю я, возвращая ему его же натянутую ухмылку.

- Надеюсь, вы не против, если я останусь здесь на выходные и просто понаблюдаю за вашей работой?

- Совсем нет, – ровно отвечаю я. – Возможно, вы даже сможете уделить мне немного времени для короткого интервью?

- С удовольствием, мисс Свон. Благодарю.

Что-то в том, как он благодарит меня, как удерживает мой взгляд, заставляет волоски на моих руках встать дыбом… Мне приходится еще раз напомнить себе, что он не может знать, кто я такая.

- Не за что, сэр. Вам спасибо.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Эдвард проводит меня в дом, а его отец остается снаружи, чтобы встретить остальную часть группы. Я представляю из себя сплошной комок нервов; и ощущаю раздражение, исходящее от идущего рядом Эдварда. Но как только мы входим в дом, я тут же отодвигаю все мысли о Карлайле Каллене на второй план – пока.

Мы оказываемся посреди огромного холла, оформленного в спокойных тонах, элегантно и со вкусом. Вместо ожидаемых мной мрамора и роскоши пространство декорировано лишь деревом, мягких тонов, а стены окрашены в цвета кремовых оттенков. Их украшают не дорогостоящие произведения искусства, которые обычно предпочитают потомки аристократии, а несколько картин в рамках, скорее напоминающих фотографии повседневной жизни членов семьи.

- Эдвард?

- Тетя Эсме?

- Эдвард, ты дома!

Женщина, которая просто светится радостью и обожанием, устремляется вперед и заключает Эдварда в свои объятия. В ответ он обнимает её с таким же воодушевлением, а затем отпускает и отступает назад.

- Дома, – повторяет он со смешком. – Почему ты не предупредила меня, что отец здесь?

- А ты бы приехал, если бы я тебе сказала? – Эдвард отрицательно качает головой. – Вот поэтому я и не сказала.

Он ухмыляется и по-доброму посмеивается. Она переводит взгляд на меня.

- Эмм… – Эдвард покашливает, – тетя Эсме, это Изабелла Свон, та самая журналистка, которая, как я говорил, будет гостить у нас в эти выходные. Изабелла, это моя тетя, Эсме Платт.

Мы с Эсме пожимаем друг другу руки. Среднего роста, со светло-каштановыми волосами, собранными в свободный пучок, своими теплыми голубыми глазами и чертами лица она напоминает мне и Эдварда, и Элли одновременно.

Неожиданно возникшее осознание заставляет меня практически ахнуть. Это семья Элли: её отец, её дед, её тетя, её родственники… её дом по праву рождения.

- Мисс Свон, приятно с вами познакомиться, – искренне улыбается она.

Я заставляю себя вернуться к реальности.

- Взаимно, мисс Платт.

- Пожалуйста, зовите меня Эсме.

- Эсме, тогда и вы, пожалуйста, зовите меня Изабелла.

- Изабелла, – она любезно улыбается, – у вас милый акцент. Как давно вы в США?

- Она здесь всего несколько месяцев, и у нее действительно красивый акцент, правда же? – как только Эдвард произносит эти слова, его глаза широко распахиваются. И он снова прокашливается. – Изабелла, позвольте мне показать вам вашу комнату.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Поднявшись на второй этаж, мы попадаем в широкий длинный коридор, стены которого украшают чудесные картины с изображениями пейзажей и, как я предполагаю, семейных портретов, хотя они выглядят старше – некоторые, возможно, датированы началом прошлого века. Я останавливаюсь, чтобы получше рассмотреть портрет женщины и мужчины. Им чуть больше двадцати лет, и они, похоже, сидят у расположенного перед домом фонтана. Одежда на них примерно начала сороковых. Форма лица женщины напоминает мне Элли, и хотя фотография черно-белая, очевидно, что у мужчины ясные сверкающие глаза.

Эдвард ведет меня на третий этаж, поворачивая направо.

- После вас, – говорит он, открывая передо мной дверь. Мой багаж все еще в его руках.

Мы оказываемся в очаровательной белой спальне с широкой кроватью с балдахином, застланной белым постельным бельем. Стены украшают изображения прибрежных пейзажей. Стеклянные двери выходят на балкон.

- Это была одна из любимых комнат моей матери, – негромко произносит Эдвард, – ей нравился вид из окна.

Я молча прохожу мимо и, открыв дверь на балкон, выхожу навстречу теплому бризу.

Поскольку мы подъехали с другой стороны дома, я не заметила, что его задний фасад выходит на широкую пристань, окруженную с трех сторон тонкой полоской песчаного пляжа. Поместье скрыто от посторонних глаз – ближайший дом, виднеющийся на горизонте, расположен как минимум в полумиле отсюда. А передо мной, насколько хватает взора, простирается Атлантический океан.

- Нравится?

Я чувствую, как его теплое дыхание щекочет мне шею, и закрываю глаза, вдыхая солоноватый аромат океана, смешивающийся со свежим запахом Эдварда.

- Это совершенно… восхитительно.

Я почти ощущаю его довольную улыбку.

- Дом принадлежал семье моей матери в течение многих поколений.

- Вашей мамы? Я полагала, что это собственность вашего отца.

Несколько мгновений он молчит, а затем появляется сбоку, задевая рукой мою руку. Он устремляет взгляд на безбрежно раскинувшийся океан и делает глубокий вдох, наслаждаясь морским воздухом.

- Семья моей мамы также была причастна к миру политики. ФДР (п.п.: инициалы Франклина Делано Рузвельта – президента США в 30-40-х годах двадцатого века) во времена своего правления провел здесь не одни долгие выходные. Тут бывали Рейган, Клинтон, оба Буша…

- И Мартин.

- И Мартин, – тихо соглашается он. – Когда мама умерла, она оставила дом мне с условием, что тетя Эсме и мой отец помогут управлять поместьем до того, как мне исполнится двадцать пять.

- Значит, дом принадлежит исключительно вам одному, а не вашей семье, как вы дали понять на днях.

Он снова замолкает. Мы наблюдаем за чайками, кружащими над пристанью и перекрикивающимися друг с другом.

- Нет никакого смысла в том, чтобы такой огромный дом принадлежал одному человеку.

- Уверена, что ваша мама хотела, чтобы вы жили здесь со своей семьей, – я внутренне содрогаюсь и мысленно даю себе пинок. Становится так сложно фильтровать слова и мысли…

- Чему не бывать, – бормочет он.

Он ожидает, что я что-нибудь отвечу – я чувствую это. И как журналист я действительно должна…

- Вы сказали, что… у вашей бывшей жены также есть права на дом.

Он вздыхает.

- По соглашению, подписанному при разводе, ей принадлежат сорок процентов имения. В то время я легко пошел на это, но сейчас… я уже не так уверен, что это следовало делать. Поместье принадлежало моей матери; все, что мне от нее осталось, – этот дом. Когда-то я надеялся… – он поворачивается лицом ко мне. Инстинктивно я разворачиваюсь ему навстречу. Выражение его лица невозмутимо, но глаза кажутся опечаленными. – Идем со мной, – он кивает в сторону дверей и выходит, будто зная, что я пойду следом, ведь я всегда следовала за ним, не так ли?

Я стою, замерев от разгорающейся внутри меня искры гнева. Когда-то я беспрекословно пошла за ним и пожалела об этом.

Или… или не пожалела?

Последовав тогда за ним, я получила свою чудесную маленькую девочку, в то время как пройденный им путь в жестокой погоне за всепоглощающим господством оказался не так прост, как мне казалось, в чем я все больше убеждаюсь с каждым проведенным с ним днем.

Глубоко вздохнув, я возвращаюсь следом за ним в комнату, где он подходит к комоду, берет в руки рамку с фотографией и смотрит на нее с улыбкой, полной тоски и ностальгии, прежде чем передать её мне.

- Это Элизабет Энн Мейсен Каллен, моя мама.

Она запечатлена солнечным днем на пляже – полагаю, это все тот же песчаный берег, что простирается сейчас за нашими спинами; её длинные рыжевато-каштановые волосы, на тон темнее, чем у Эдварда, развиваются теплым бризом, пока она счастливо улыбается маленькому мальчику, протягивающему ей ракушку.

Это моя Элизабет – такой я могла бы представить её через пару десятков лет.

- Красивая, – шепчу я, поспешно возвращая фотографию, и, повернувшись к нему спиной, отхожу, чтобы он не смог увидеть шок и замешательство на моем лице. Я тяжело опускаюсь на краешек мягкой постели под пологом из трепещущих занавесей, не в силах даже поднять головы.

Я слышу, как он подходит ко мне.

- Белла, ты в порядке?

Мне никогда не удастся подобрать правильное время, идеальное для того, чтобы все ему рассказать – теперь я это понимаю. Но сейчас настал, вероятно, самый подходящий момент, который только может представиться – в этой теплой тихой комнате, любимой комнате его матери. Возможно, это поможет смягчить удар для него… для нас обоих…

Но мое сердце так бешено бьется, что я все еще не могу заставить себя посмотреть на него, а уж тем более заговорить. Страх сковывает меня, сжимает мне горло.

Неожиданно он опускается передо мной на колени, устремляя на меня полный неподдельной тревоги взгляд. Он медленно и как-то неуверенно опускает ладонь на мою ногу и осторожно поглаживает ее, отчего жар, исходящий из кончиков его пальцев, проникает сквозь ткань моих брюк прямо под кожу. Я закрываю глаза, позволяя его прикосновениям, как и раньше, успокаивать меня…

- Белла, в чем дело?

Моя грудь вздымается. Я открываю рот, но с губ не слетает ни звука. Он терпеливо ожидает, и я пробую еще раз:

- Эдвард… я… мы… есть кое-что, о чем я…

- Эдвард? – слышен звук приближающихся шагов. Я поднимаю глаза и вижу стоящего в дверях Джаспера. Он прищуривается, явно озадаченный видом Эдварда, стоящего передо мной на коленях. – Эдвард, конгрессмен Льюис звонит, – Джаспер плотно прижимает свой мобильный к бедру. – Он хочет до своей встречи в понедельник с конгрессменом Филипсом обсудить законопроект о продаже и использовании оружия, который выносится на голосование в следующем месяце.

- Передай ему, что я перезвоню, – отвечает Эдвард, не отрывая от меня взгляда. Джаспер колеблется в дверях. – Джаспер, скажи ему, что я перезвоню, – строго повторяет Эдвард, все так же глядя на меня.

- Э-эм…

- Эдвард, иди. Похоже, это очень важно. Мы поговорим позже.

- Белла…

- Просто иди. Мы поговорим позже. Обещаю.

Еще мгновение он всматривается в мои глаза, а затем убирает ладонь с моей ноги. Я содрогаюсь всем телом.

- Мы поговорим позже, – повторяет он ровным тоном. – Я дам тебе отдохнуть и зайду за тобой перед обедом около четырех часов. Вон за той дверью твоя персональная ванная.

Я киваю, чувствуя, как пылает мое лицо, а глаза жжет от необходимости рассказать правду, и хотя я все еще не готова к этому, ситуация уже вышла из-под моего контроля – время пришло.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Вздремнув, я звоню моей Элизабет.

- Я сейчас в таком прекрасном доме, Элли. Перед ним красивый фонтан, а позади него – премилый небольшой пляж. Я бы так хотела, чтобы ты была здесь со мной…

- Ой, мамочка, можно я когда-нибудь туда с тобой поеду?

- Возможно, милая… Возможно, когда-нибудь ты сможешь сюда приехать…

В итоге трубку берет Роуз:

- Значит, ты собираешься рассказать ему завтра? – спрашивает она.

- Да, перед отъездом.

- И ты все еще уверена, что он сохранит это в тайне, чтобы не спровоцировать скандал? Что он не попытается каким-то образом использовать это для своей выгоды?

- Он не попытается… – на самом деле, я ни в чем больше не уверена, и Роуз слышит сомнение в моем голосе.

- Белла… Белла, вспомни, как он разбил тебе сердце! Он - лжец, Белла! Он ложью на жизнь зарабатывает!

- Знаю, знаю, – даже я слышу слабость и неуверенность в своем голосе.

- Белла, слушай… Просто помни, что… помни, что, несмотря ни на что, мы - сестры, хорошо? Что всё, что я когда-либо говорила или делала, я делала лишь потому, что желаю вам с Элли только самого лучшего.

- Конечно, я помню об этом, Роуз, – я хмурюсь. – Конечно, помню.

Положив трубку, я звоню Майклу. Мы не разговаривали уже неделю, обмениваясь лишь электронными письмами и сообщениями.

- Изабелла, я как раз думал о тебе.

Я улыбаюсь, сворачиваясь калачиком в удобном шезлонге на балконе.

- Правда?

- На этой неделе ты уделила мне не так уж много времени.

- Я отвечала на твои сообщения и письма, – возражаю я. – Я была занята всю неделю, Майкл. Тебе это известно.

Повисает подавляюще тягостная тишина.

- Так ты прислушалась к моему совету?

Я отлично понимаю, на что он намекает.

- Да, Майкл, – вздыхаю я, раздражаясь, – прислушалась.

Он посмеивается.

- Не сердись на меня, солнце. Когда я говорил, что переживаю за тебя как друг, я именно это и имел в виду. Ты знаешь, что я не вру.

- Я знаю, Майкл. И я это ценю, правда.

- Изабелла, ты вернешься в Нью-Йорк после этой поездки? Я бы хотел встретиться с тобой…

- Нет, Майкл. В понедельник утром я лечу в Лондон. Мы же это обсуждали, помнишь?

- Да, кажется, помню. Значит, увидимся, когда вернешься. И, Изабелла? Милая, будь осторожна, о’кей? Не дай всем этим политиканам выпить из тебя все соки.

- Я и не собираюсь, Майкл.

- Вот и умница. До скорой встречи, дорогая!

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Я ненадолго выхожу на балкон с ноутбуком, позволяя океанскому бризу успокаивать мои расшатанные нервы, очищать мой разум.

Около четверти четвертого я быстро принимаю душ и переодеваюсь в белое летнее платье и белые босоножки. Я жду до пяти минут пятого и решаю выйти из комнаты самостоятельно. Спускаясь по лестнице, я следую за восхитительным ароматом в огромную кухню с белыми деревянными шкафчиками и черными гранитными столешницами.

Эсме стоит у плиты. Услышав мои шаги, она поворачивается и широко улыбается.

- Изабелла, вы прекрасно выглядите! Обед будет готов через несколько минут.

- Спасибо, – улыбаюсь я. – Могу я чем-нибудь помочь?

- Вы умеете готовить подливу?

Я смущенно мотаю головой.

- В нашей семье готовят мои мама и сестра. Я накрываю на стол и мою посуду.

Она мелодично и искренне смеется:

- Прямо как у нас с моей сестрой Элизабет. Ей никогда не нравилось готовить. Хотя она любила возиться с выпечкой, и Эдвард заглатывал то печенье целиком!

Представив эту картину, я смеюсь. Элли тоже обожает печенье. Я выдвигаю барный стул, чтобы присесть.

- Эдвард очень тепло отзывается о своей маме.

Она удивленно смотрит на меня.

- Правда? Он редко обсуждает её с кем-либо помимо членов семьи… Но, да, он очень её любил, как и она его. Он унаследовал её характер. Она была одной из немногих, кто умел справляться и с Эдвардом, и его отцом одновременно… Они оба очень тяжело переживали её смерть…

- Из того, что рассказал Эдвард, я сделала вывод, что для Карлайла это было не так уж и трудно.

Она снова бросает на меня заинтересованный взгляд, а немного погодя произносит:

- Я знаю, что Эдварду сложно понять чувства своего отца, но они слишком разные по темпераменту, и каждый по-своему справляется с трудностями. Когда Элизабет не стало, Карлайл пытался уделить максимум внимания Эдварду, но делал это, как умел.

- Как? Превратив его в более молодую версию самого себя?

Перестав что-то помешивать, она всем корпусом разворачивается ко мне, пристально меня изучая. Теперь я чувствую себя неловко, как будто сказала больше, чем следовало, как будто она увидела во мне больше, чем я хотела бы показать.

- Он, несомненно, пытался, но… похоже, вы очень хорошо осведомлены, Изабелла.

- Я изучила материал.

- Да, – задумчиво произносит она, – видимо, изучили.

- Так значит, вы помогали воспитывать Эдварда? – спрашиваю я.

Она склоняет голову набок.

- Да. Я люблю Эдварда, Изабелла, как своего собственного сына, и переживаю за него, как это делала бы любая мать.

- Почему вы переживаете? Вам кажется, что он выбрал неверный путь в жизни?

Она отвечает не сразу.

- Политика у него в крови, по обеим линиям. Но дело не только в этом: она у него в душе. Изабелла, впервые за долгое время у этой страны появился тот, кому действительно не все равно. Кого не заботит слава или победа его партии на выборах, но кого действительно волнует судьба страны.

- Но это ведь хорошо для страны, не так ли?

- Это отлично для страны, – отвечает она, продолжая помешивать, – но как насчет него самого?

- Но разве это не то, чего он всегда хотел?

Она вздыхает и отводит взгляд.

- Это не то, чего пожелала бы ему Элизабет, по крайней мере, не таким образом. Он убедил себя, что может либо всецело посвятить себя государству, либо заботиться о своих личных интересах – но ни то и другое одновременно.

Несколько мгновений мы молчим, а затем на кухню заходит Эдвард.

- Белла, простите. У нас было телефонное совещание, которое продлилось дольше, чем я предполагал.

- Все в порядке, Эдвард. Я всегда могла найти дорогу самостоятельно.

Чувствуя на себе взгляды обоих, я спускаюсь со стула и отправляюсь накрывать на стол.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Огромный стол для приемов из темного дерева способен уместить всех нас. Джаспер, Эдвард и я помогаем Эсме принести все блюда, а затем Эдвард выдвигает один из стульев во главе стола для Эсме, а второй рядом с ней – для меня. И, несмотря на то, что мы в доме Эдварда, Карлайл занимает место во главе стола, пусть и в противоположном его конце. Эдвард усаживается на стул напротив меня, с другой стороны от Эсме.

Почти все, за исключением Эдварда и его отца, во время обеда непринужденно общаются. Эти двое тоже разговаривают друг с другом, но исключительно на политические темы, словно коллеги-политики, а не отец и сын.

- Изабелла, вы из какой части Лондона? – спрашивает Карлайл, застав меня врасплох.

Я настороженно сглатываю.

- Вообще-то я - из пригорода Лондона.

- В самом деле? – он кладет свои столовые приборы на стол и испытующе смотрит на меня. Я заставляю себя твердо выдержать его взгляд. – Ваш… акцент. Мне кажется, я улавливаю в нем немного кокни. Я прав?

Я вытираю губы тканой салфеткой.

- Да, Карлайл, вы правы.

- Но он едва заметен.

- Видимо, с возрастом я от него избавилась.

Он поднимает свой бокал с вином, все еще не сводя с меня взгляда и холодно улыбаясь.

- Да, видимо, так.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Как и обещала, я помогаю Эсме убрать со стола после обеда. Дискомфорт от краткого обмена фразами с Карлайлом вызывает во мне неприятные ощущения, но нам с Эсме удается поддерживать приятную беседу.

- Белла, как давно вы знакомы с Эдвардом?

Я вздрагиваю, будучи застигнутой врасплох.

- Я познакомилась с ним на благотворительном вечере в Вашингтоне две недели назад. Нас представил друг другу мой руководитель из журнала «ERA» и предложил мне написать статью об Эдварде.

- О… – тихо произносит она, – у меня сложилось впечатление, что вы знакомы гораздо дольше.

В этот момент входит Эдвард с несколькими пустыми бокалами и складывает их посудомоечную машину.

- Кажется, эти последние, – объявляет он. – Могу я еще как-то помочь?

- Помоги Белле загрузить посуду, а я пока протру стол.

Она выходит, а мы с Эдвардом, неловко перемещаясь, пытаемся вместе загрузить посуду в посудомоечную машину. Закончив, я мою руки, наблюдая краем глаза за тем, как Эдвард ходит по кухне.

- Мороженого?

- Нет, спасибо.

- Уверена? – лукаво улыбаясь, он показывает мне кварту (п.п: мера емкости, около 1 литра). – Это «English Custard» (п.п.: охлажденный десерт сродни мороженому, но с добавлением желтка яиц, помимо сливок и сахара. Рецептура аналогична традиционному английскому заварному крему – сustard).

Я не могу не улыбнуться.

- Ладно, только если немножко.

Его улыбка расплывается еще шире, а глаза сияют. Я заставляю себя отвести взгляд.

Двумя минутами позже мы сидим бок о бок на высоких кухонных стульях, не обращая внимания на смутно доносящиеся голоса остальных.

- Завтра вечером вы уезжаете в Лондон? – спрашивает он.

Я киваю, глядя прямо перед собой, и осторожно пробую холодный крем. Вкус не такой, как у настоящего, но сойдет.

- Вы возвращаетесь в Вашингтон на этой неделе?

Боковым зрением я замечаю, как он отрицательно качает головой.

- Нет, эту неделю я снова проведу в Нью-Йорке, а затем займусь предвыборной кампанией. Я не вернусь в Конгресс до конца следующей недели.

Я медленно киваю.

- Статья для журнала…

- Будет закончена в начале недели, – прерываю его я. – Не волнуйтесь, я, как обещала, вышлю вам авторский экземпляр до того, как она будет отдана в печать.

- Благодарю, но я собирался спросить не об этом. Я хотел уточнить, удалось ли вам получить все, что необходимо? Я знаю, что… есть еще одна тема, которую вы хотели обсудить. Белла, я хочу, чтобы вы обладали полной информацией.

Я не дура. Естественно, я не могу закрывать глаза на то, насколько мне комфортно находиться рядом с ним, как легко нам друг с другом общаться – все эти ужины, танцы, успокаивающее прикосновение его руки; то, как мы вместе наслаждаемся видом с балкона, едим мороженое… Роуз права. Я забываю о том, что он обманул меня, как использовал и, в итоге, уничтожил. Я обещала ему, что мы поговорим, но я не должна забывать, что у меня есть работа и обязательства перед руководством и журналом, чья судьба зависит от меня. Если я расскажу ему сейчас, то не смогу закончить начатое. К тому же, у нас есть еще один день.

Он ждет, но я по-прежнему не могу заставить себя посмотреть на него.

- Расскажите мне о вашем отце, – неожиданно просит он.

Наконец, я поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом.

- О моем отце?

Он кивает, пронизывая меня теплым взглядом зеленых глаз, наполненным все тем же неподдельным интересом ко мне и моей жизни, который он демонстрировал все эти выходные.

- Мой отец, – негромко начинаю я, улыбаясь от одного лишь воспоминания о нем, – мой отец… был замечательным отцом. Его имя Чарльз, но все называли его Чарли. Он был хорошим полицейским. Но ему удавалось уделять достаточно времени и нам. Я помню множество выходных, проведенных с папой и Элис на футбольном поле в парке. Не то, что мы хорошо играли, но он все равно всегда за нас болел и подбадривал, – посмеиваюсь я, и Эдвард смеется вместе со мной. – Он очень любил мою маму. В то время я не понимала этого, но потом… последние несколько лет… ну, я достаточно много размышляла об их взаимоотношениях и поняла, насколько они подходили друг другу. Он всегда поддерживал её, всех нас.

Какое-то время он молчит, думая о чем-то.

- Вы говорили, что она тяжело переживала его смерть, верно?

Я киваю:

- Но разве может быть по-другому, когда теряешь свою вторую половинку?

Это, скорее, риторический вопрос, и я не жду ответа. Но несколько мгновений спустя он заговаривает:

- Когда теряешь свою вторую половинку? – повторяет он. – Тогда ты молишься господу богу, чтобы снова отыскать её, и чтобы она дала тебе второй шанс. А потом, когда этого не происходит, ты заполняешь свою жизнь пустыми хлопотами и делаешь вид, что этого достаточно.

Я поспешно отвожу от него взгляд, более чем озадаченная, и сосредотачиваюсь на точке прямо перед собой.

Мы молчим.

- Знаете, однажды из вас мог бы выйти отличный Президент. У вас есть талант уходить от ответа, которым обязан обладать любой великий лидер.

- Разве? – спрашивает он. Мы снова смотрим друг другу прямо в глаза. – Разве я делаю это, Белла? Ухожу от ответа?

Я встаю со стула, чтобы уйти, но он хватает меня за запястье и разворачивает к себе, удерживая рядом с собой, настолько близко, что я могу увидеть пламя, пылающее в глубине его глаз, почувствовать, как его крепкая грудь упирается в мою, ощутить кожей его дыхание.

- Белла… ты сказала, что мы поговорим… – он всматривается в мои глаза.

- Завтра, Эдвард. Завтра мы закончим наше интервью и все остальное, с чем давно нужно было покончить.

Пламя превращается в лед. Он сдержанно кивает, отпуская мое запястье.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Следующим утром я просыпаюсь очень рано и отправляюсь на прогулку по узкому песчаному пляжу, наблюдая за тем, как солнце восходит над поверхностью воды.

Мое время истекло, я прекрасно это понимаю, и от этого внутри все болезненно сжимается, особенно, когда я вижу приближающегося ко мне Эдварда. Несколько бесконечных мгновений мы тихо идем рядом, наши ступни погружаются во влажный песок, а затем его смывают волны. В конце концов, он начинает говорить:

- Наши семьи были знакомы в течение нескольких десятилетий. Наши отцы – хорошие друзья, члены одной политической партии, у них во многом похожие взгляды.

- Она очень… красивая.

На минуту он замолкает.

- Да. И умная, входила в пять процентов лучших студентов группы на юридическом факультете. Я думал… то есть, мой отец… Чего еще можно было желать? Умная, красивая, дочь сенатора Мартина. Наши отношения идеально отвечали как её, так и моим целям.

- Вы имеете в виду политические цели? Все сводится именно к этому, конгрессмен? Как это может помочь с политической точки зрения?

Он не отвечает, и я ненавижу себя за столь очевидную горечь в моем тоне.

- Это не оправдание, но, Белла, это был тот путь, к которому меня готовили всю мою жизнь. Единственно верный, как постоянно внушал мне отец. И сначала я испытывал к ней чувства. Да, Белла. Я убеждал себя, что этого достаточно, но потом уехал служить в армию и познакомился с тобой…

Мою грудь пронзает острая боль, но я стоически продолжаю идти, пока прохладные волны омывают мои голые ступни.

- Что не сложилось в браке?

- Что не сложилось? – пренебрежительно хмыкает он. – Я не любил её. Я женился на ней по неправильным причинам.

- Это все еще для печати, конгрессмен.

- Я понимаю.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом, мои ноздри раздуваются, а грудь вздымается.

- Значит, вы женились на ней ради продвижения своей карьеры. Вы уверены, что хотите, чтобы это шло для печати?

Он подходит ближе и останавливается.

- Я женился, потому что дал ей обещание и думал, что поступаю правильно. Я… изменился за время службы в армии. Я столько потерял… и думал, что, вероятно… Белла, я тогда запутался. Мой разум… мое сердце лежало в руинах, и я считал, что, возможно, хоть что-то смогу сделать правильно.

Я чувствую, как подступают слезы.

- Ты сам виноват в том, что потерял.

- Я знаю. Поверь мне, я знаю.

Слеза скатывается по моей щеке, и я сердито смахиваю её.

- А развод?

- Развод произошел четыре года спустя. Мы оба с самого начала понимали, что совершили ошибку, но… понадобилось много времени, чтобы убедить её в том, что нам нет смысла оставаться вместе. В итоге, мы просто пришли к взаимному соглашению, что это конец.

- Это конец, – яростно повторяю я. – Но все отлично сработало, не так ли? Очень удачно сработало.

Он смотрит мне прямо в глаза, и вдруг передо мной больше не всемогущий и влиятельный тридцатиоднолетний конгрессмен, о котором мне нужно написать статью; сейчас он выглядит как тот милый и честный двадцатичетырехлетний солдат, однажды встретив которого, я влюбилась. Выражение его лица невозмутимо, но глаза полны чувств… полны…

- Я понимаю, что это выглядит именно так, Белла, но клянусь тебе, когда я вернулся домой после… мне все вокруг было глубоко безразлично. Я должен был быть сильнее, я знаю, что должен.

- Сильнее ради этой страны? – криво улыбаюсь я, стирая еще одну слезу.

- Нет, Белла. Сильнее ради тебя.

Катится еще одна слеза, и я отворачиваюсь от него. Но он хватает меня за руку и разворачивает к себе, обхватывая мое лицо ладонями, как делал это раньше – словно я настолько важна и хрупка, что он боится слишком крепко меня обнять.

- Мне жаль. Боже, мне так жаль…

Теперь слезы катятся по моим щекам одна за другой.

- Я не хочу слышать твои извинения. Я никогда в этом не нуждалась!

- Так чего же ты хочешь, Белла? – он сильнее сжимает мое лицо, проводя кончиками пальцев за ушами. – Скажи мне, чего ты хочешь?! Ты приехала, чтобы мучить меня? Чтобы показать мне, от чего я отказался, и что никогда больше не будет моим?

Он сковывает меня своим гипнотизирующим взглядом, как раньше, не позволяя отвести глаз, и я понимаю, что должна рассказать ему, но не так. Не в гневе, не в качестве наказания. Да, он ранил меня, он украл мое сердце и растоптал его, и оно больше никогда не будет прежним.

Но наша дочь – не способ отомстить.

Он нежно ласкает мою щеку большим пальцем, поглаживая, обводя контур моих губ, едва касаясь, стирая мои слезы. На долю секунды мне кажется, что его нижняя губа начинает подрагивать, его глаза увлажняются, но потом… потом на его лице вдруг вновь появляется хладнокровная, невозмутимая маска конгрессмена Эдварда Каллена.
Я резко вдыхаю, пытаясь снова натянуть свою собственную маску, и поднимаю руки, чтобы отвести его ладони от моего лица.

- Дайте мне несколько минут, – говорю я гораздо спокойнее. А потом разворачиваюсь и убегаю по мокрому песку, который щекочет мои обнаженные ступни, не позволяя себе еще раз потерять перед ним самообладание.

- Белла! – зовет он.

Я забегаю в дом и резко останавливаюсь, увидев стоящего у окна и наблюдающего за происходящим Карлайла.

Эдвард вбегает за мной и тоже останавливается.

- Мисс Свон, – ровным тоном произносит Карлайл, – вы готовы к нашему интервью?

У меня бешено стучит сердце.

- Мистер Каллен, дайте мне несколько минут, пожалуйста, - отвечаю я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Я сразу же…

- Мисс Свон, я хочу поведать вам всего одну историю и сразу вас отпущу, – холодно произносит он. – Я прекрасно осведомлен о том, как проходят подобные интервью. «Почему я считаю, что мой сын станет хорошим сенатором?» Или еще лучше: «Почему, по моему мнению, он идеальный кандидат, чтобы возглавить нашу страну через несколько лет?»

- Продолжайте, – говорю я, не в состоянии сдвинуться с места, так же, как и стоящий рядом со мной Эдвард.

- Потому, мисс Свон, что он умеет идти на жертвы. Я объяснял ему, что значит отказывать себе ради достижения цели и нести единоличную ответственность, и как смотреть на все в перспективе. Вот моя история, мисс Свон. Однажды, несколько лет назад, – начинает он, – когда Эдвард еще служил в армии, он исчез на выходные. Я непрестанно звонил ему, но мои звонки все время перенаправлялись на голосовую почту. В конце концов, он мне ответил и сказал, что с кем-то познакомился.

Я резко поворачиваюсь к Эдварду. Он неистово смотрит на отца, в его глазах и выражении лица открыто читаются шок и ярость.

- Что он с кем-то познакомился и влюбился. Ну, естественно, влюбиться за одни выходные невозможно, и я напомнил ему об этом. Я также напомнил ему об обязательствах, которые ждали его здесь, дома: будущее, невеста, страна. Я объяснил ему, насколько бессмысленно и глупо было бы рисковать всем этим ради женщины, которая не могла предложить ему ничего, кроме тепла своего тела. Мы поспорили, и он бросил трубку, отказываясь отвечать на мои звонки после этого.

Я не могу пошевелиться. Я не могу выдавить ни звука.

- Но он вернулся домой, мисс Свон. Он отбросил сомнения и вернулся домой, чтобы, в первую очередь, исполнить все свои обязательства и поставленные перед ним задачи, идти к своему наследию. Вот в чем суть великого лидера: ставить на первое место, выше всего остального, интересы своей страны и свои обязательства. И знаете, что самое главное, мисс Свон? В конечном счете, взвесив все «за» и «против», Эдвард всегда примет верное решение, всегда выберет те обязательства, которые отвечают более великим целям. Итак, ради блага всех, имеющих к этому отношение, и я действительно имею в виду всех, мисс Свон, предлагаю, чтобы это осталось не для печати.

Он одаряет меня многозначительным взглядом и удаляется, оставляя онемевшей и обездвиженной.

Элизабет. Отец Эдварда знает об Элизабет.

- Какой же ты мудак, – неожиданно шипит Эдвард. – Все это время ты знал, кто она, не так ли?

Вроде бы до меня доносятся обрывки их спора, но я уже не слушаю. Срываясь с места, я разворачиваюсь и взбегаю по ступенькам, потому что уже не важно, знал ли Карлайл все это время, кто я такая, главное - он знает про Элизабет.

- Белла!

Я не останавливаюсь. Я вбегаю в свою комнату и начинаю запихивать вещи в сумки, едва различая что-либо, едва в состоянии мыслить. Я слышу, как входит Эдвард, чувствую его присутствие прямо за спиной, но когда он начинает говорить, его голос звучит глухо, как в тот день, много лет назад. Он касается моего плеча, руки, пытается заставить меня остановиться, но я продолжаю собирать вещи, застегиваю молнии на сумках и бросаюсь в сторону двери.

Мне нужно добраться домой к Элли.

- Белла! – он блокирует мне выход. – Белла, я клянусь, я не знал, что ему было известно, кто ты!

Я поднимаю на него взгляд, смотрю в его обезумевшие, растерянные глаза, почти такие же, какими они были в тот день. Он снова обхватывает мое лицо руками, и я закрываю глаза.

- Белла, пожалуйста, поверь мне. Я понятия не имел, что он знал, в противном случае я ни за что не позволил бы ему остаться и подвергнуть тебя такому!

- Уйди с дороги, – говорю я, открывая глаза и встречаясь с ним взглядом. – Мне нужно уехать, прямо сейчас. Убирайся с дороги.

Неохотно он отступает в сторону, и какую-то долю секунды я действительно колеблюсь, потому что понимаю, что должна рассказать ему, но мне нужно ехать домой к моей дочери.

В ответ на это на лице Эдварда мелькает нечто похожее на надежду, но я разворачиваюсь и начинаю поспешно удаляться.

- Ты не хочешь этого слышать, Белла, но я не могу не сказать! Прости. Мне так чертовски жаль, что я причинил тебе боль! Я причинил боль нам обоим. Но больше всего я жалею о том, что, вернувшись за тобой, я опоздал. Мне жаль, что у меня так и не появилось возможности сказать тебе, как сильно я…

Я роняю сумки и резко оборачиваюсь.

- Что?

- Прости, – повторяет он.

- Не это, – я мотаю головой. – Что ты сказал о… Ты вернулся?

Он делает несколько неуверенных шагов по направлению ко мне.

- Когда я вернулся за тобой, то опоздал. Ты смогла жить дальше, и я…

В моей голове такая каша, что мне кажется, что с каждой секундой я все больше в ней увязаю.

- Когда ты вернулся за мной? – повторяю я очень медленно, пытаясь понять смысл этих слов. – Эдвард, ты не возвращался за мной.

Около двух секунд он безучастно смотрит на меня, а затем устремляется ко мне, сокращая расстояние между нами, и резко притягивает меня к себе, крепко обхватывая руками за плечи.

- Белла, я вернулся за тобой. Когда срок моей службы закончился, я поехал прямиком в Лондон.

Я почти уверена, что мы разговариваем на разных языках.

- Белла! – он трясет меня. – Белла, я вернулся за тобой!

- Лжец, – выдыхаю я, качая головой. – Ты лжец.

- Я не лгу! – произносит он сквозь сжатые зубы, еще крепче обнимая меня, притягивая еще ближе. Я теряюсь в его глазах: они обезумевшие, широко распахнуты и полны праведного огня. Но, нет, я не могу ему верить. Я себе самой доверять не могу.

Когда он начинает говорить, его голос дрожит, слова срываются быстро и нетерпеливо:

- Я вернулся, Белла. Я пришел в паб, потому что это было единственное известное мне место, где я мог тебя найти, и она сказала мне, что тебя нет, что ты там больше не работаешь. Она сказала, что ты теперь с Тайлером, что он вернулся за тобой, и ты уехала с ним, и после тех выходных вообще меня не вспоминала. Я не хотел ей верить, но я вернулся за тобой, а ты так и не пришла. Я ждал и ждал, Белла, но ты так и не вернулась!

Я в состоянии лишь смотреть на него, лишь непонимающе хлопая глазами.

- Белла! – он снова меня встряхивает. – Белла, она тебе не говорила? Она сказала мне, что передала тебе, и что тебе все равно, что ты не хочешь меня больше видеть, а я не мог никак по-другому связаться с тобой, поэтому я…

- Ты врешь, – произношу я дрожащим голосом. – Ты врешь! – кричу я. – Ты не возвращался!

- Спроси её! – кричит он в ответ. – Спроси её, и она тебе расскажет! Ей придется тебе рассказать!

- Спросить КОГО?!

- РОЗАЛИ! – яростно выкрикивает он. – Спроси свою подругу Розали!

Пульс бешено стучит в моих висках, в моем сердце. У меня такое ощущение, что оно вот-вот взорвется.

- Мне нужно идти, – я пытаюсь вырваться из его объятий, но он не отпускает, его хватка не ослабевает. – МНЕ НУЖНО ИДТИ!

Он убирает руки, и я проношусь мимо него.

- Белла! – он следует за мной по ступенькам, из дома, до моей машины. – Белла, нам нужно поговорить! Я думал, ты знала. Я думал…

- Мне нужно ехать домой.

В моих мыслях путаница, но одна из них затмевает все остальные.

Элизабет.

- Белла, пожалуйста, – умоляет он даже после того, как я завожу машину. – Поговори со мной! Ты сказала, что мы поговорим!

Я изо всех сил сжимаю руль, пытаясь унять дрожь в руках.

Я собиралась ему рассказать. Я собиралась рассказать, что у него есть дочь, и уничтожить его политическую карьеру. Отобрать его у страны, которой он нужен, заставить его отказаться от всего ради дочери, о которой он не догадывался и, я была уверена, никогда не хотел на самом деле. Ведь он так и не соизволил вернуться…




Перевод: ThanksTwilight
Редакция: bliss_
Литературный редактор: mened