Download The Lumineers Ho Hey for free from pleer.com

У меня не бывает снов. Чтобы видеть сны, нужно спать. Но по ощущениям это точно как сон.

Клянусь, я слышу: её сердце бьётся.

Я провожу рукой по её лицу, пока моя ладонь не останавливается на шее. Элис настаивала на том, чтобы её помыть, но я бы не позволил им забрать её от меня. Я чувствую под кожей пульс.

– Элис!

Мои руки повсюду на ней.

– Элис! – снова кричу я.

Она появляется в дверях, но не заходит внутрь.
– Уже совсем скоро, – говорит она с трепетом в голосе.

– Я никогда не способен был остановиться, – говорю я ей, не в силах поверить. – Я не мог остановиться.

– Значит, смог.

Она захлопывает дверь, оставляя меня с ней наедине.

Я недоверчиво наблюдаю за её безжизненным телом, не готовый к тому, чтó вот-вот произойдёт.

Я не помню свою жизнь, но я помню, как изменился. Я помню то вожделение. Оно у каждого разное: у одних это жажда крови, у других – жажда силы, у третьих – секса. Я больше всего хотел крови. Я хотел крови.

Её глаза медленно открываются. Это происходит. Прямо сейчас.

Она вскакивает на ноги быстрее, чем я успеваю решить, что делать.

Поза, выражение лица – как у хищного животного. Смотрит на меня, словно я – её добыча. Мне больше не увидеть тех глаз, у которых был цвет грязи. Их больше нет. Нет ни единой черты той девушки из комнаты на втором этаже.

– Белла?

Она хмурится при упоминании её имени, склоняет голову набок, словно я говорю на иностранном языке. Одичавшая.

Мы лицом к лицу, она пялится на меня. Я хочу закричать на неё.

Она проводит рукой вниз по моей груди и останавливается на ремне. Облизывает губы, и я не понимаю её. Начинает расстёгивать пряжку, и жаждет она не крови.

– Белла, остановить. Не так.

Но она не слушает. Её рот прижимается к коже у меня на горле, и у меня нет воли, чтобы остановить её.

Она такая сильная, что я с ней едва ли справлюсь.

Она срывает с моего тела одежду, и я позволяю ей. Она оценивает взглядом моё обнаженное тело, и её губы изгибаются в улыбке.

Я хватаю её за запястья, чувствуя необходимость взять инициативу на себя, но она высвобождается без усилий. Я пригвождён её телом, прижат к кровати в долю секунды.

Она не разговаривает. Не говоря ни слова, берёт меня в руку, исследует моё тело языком. Она может взять меня себе. Она может взять меня себе навсегда.

– Это не должно быть так, – пытаюсь я сказать ей, но не понимаю, что говорю.

Всё так быстро. И затем мы занимаемся сексом.

Я откидываюсь назад, на спинку кровати, а её бёдра вновь и вновь вздымаются надо мной и опускаются. Её пальцы вжимаются в мою грудь. Возможно, они не оставляют следов, но я не чувствую себя сделанным из камня.

Ощущения с ней лучше, чем с любой женщиной, которой я когда-либо касался, и всё же это как трахать незнакомку.

Ранним утром, после того как я уже знаю, что значит быть тщательно оттраханным женщиной, она выглядит более похожей на ту девушку, с которой я знаком.

Животная ненасытность уходит, она льнёт ко мне. Смотрит и смотрит, прижимаясь своим обнажённым телом к моему. Я вижу, как в ней начинает медленно проглядывать человечность, если это можно так назвать.

Её глаза остекленели, и я понимаю, что она только что обнаружила, каково это – быть не в состоянии плакать.

– Что я такое? – Голос такой странный, прекрасный.

Я не хочу говорить ей.
– Это имеет значение?

– Да.

– Станет лучше.

– Ты сделал это со мной? – спрашивает она, вполсилы стукнув кулаками по моей груди.

– Не было выбора.

– Всегда есть выбор.

– Я хотел сохранить тебе жизнь.

Она закрывает глаза, отказываясь меня видеть.
– Оставь меня одну.
Горе в её голосе слишком велико, невыносимо.

– Это не должно было случиться так. – Я пытаюсь объяснить, мой голос срывается.

– Пожалуйста, – умоляет она, открыв глаза на кратчайшую долю секунды. Её глаза пусты, и я не знаю, что я сделал.

Я касаюсь её плеча, и она отстраняется.
– Не трогай меня.

Я оставляю её в своей постели, и мир ещё никогда не выглядел таким мрачным.

Роуз стоит внизу лестницы.
– Мы научим её, Эдвард. Она передумает, – обещает она. Но она не имеет права обещать.

– Не передумает.

.

.

.

.

Я покидаю город, штат, страну. Уезжаю так далеко, как только могу. Потому что этого не должно было случиться. Не так.

Она должна была меня полюбить.

Путешествовать по миру абсолютно одному – бессмысленно и тоскливо. Я знал, что это будет лучшим наказанием. Одиночество – моё проклятие.

Элис умоляет меня вернуться домой. Она умоляет, и хотел бы я, чтобы это не было так больно. Я не спрашиваю её, куда отправилась Белла, и она не упоминает её.

– Ты разбил сердце Эсме, Эдвард Каллен. Возвращайся домой. Пожалуйста.

Я не знаю, как.

Я встречаю тех, кто проклят, как и я, но никто из них не будит во мне желания дышать или истекать кровью. Никто из них не будит во мне желания поверить, что я смогу вспомнить ту жизнь, которая была первой, была ранее этой, бесконечной.

Я трахаю десяток женщин своего вида. Стараюсь вытрахать воспоминание о том, как она смотрела на меня. Так, будто я её предал.

.

.

.

.

Недели или месяцы, или годы спустя, я предпринимаю долгую поездку домой. Побывав в аду и вернувшись обратно, больше идти некуда.

Элис встречает меня в аэропорту. Одна. Она крепко обнимает меня.
– Они тебя ждут.

– Да уж конечно.

Она продолжает улыбаться мне.

Мы подъезжаем к дому, вся семья на крыльце. Почти кажется, что этого времени не было. Полагаю, какая-то часть меня ждала, что за время моего отсутствия они станут старше, хоть я и знаю, что это невозможно.

Именно тогда я вижу её, она по-дружески держится рядом с Розали.

Она всё ещё здесь. Интересно, какой разновидностью чудовища она стала. Что-то похожее на гнев вскипает внутри меня от этой мысли. Потому что девушка, которую я любил, мертва, и с её лицом разгуливает демон.

Все они улыбаются мне, все за исключением Беллы. «Добро пожаловать домой, добро пожаловать домой, добро пожаловать домой», – мысленно говорят они мне. Никто не думает о присутствии Беллы среди них. Розали обменивается с ней понимающим взглядом, прежде чем исчезнуть в доме. Остальные молча следуют за ней, чтобы найти место, где без помех смогут подслушивать и подглядывать.

Она выше, чем я помню. Я стараюсь не смотреть прямо на неё.

– Ты можешь идти. Я думал, они скажут тебе, – говорю я качелям на веранде.

– Куда идти? – спрашивает она недоверчиво.

– Куда угодно. Я думал, ты за это время уже полмира объехала.

– Нет, это ты объехал полмира, – огрызается она. Я чувствую это каждой клеточкой своего тела. Она думает, что я её бросил. Кажется, именно это я и сделал.

– Розали говорила, что так и будет, – говорит она, в её тоне совсем нет горечи. Её лицо будто вырезано из дорогого камня, но в её глазах ещё остались чувства. Я не хочу её видеть.

– Как, она говорила, будет?

– Она говорила, что ты меня не захочешь.

Может быть, у меня всё-таки есть бьющееся сердце.
– Я хотел тебя с той секунды, как увидел. – Уж в это-то она должна поверить.

– Я тебя не понимаю.

Она поворачивается ко мне спиной, и я невольно следую за ней в дом и вверх по лестнице. Я стою в дверях своей комнаты. Она явно живет в ней, несмотря на то, что есть множество других.

Стены по-прежнему покрыты тысячами слов, и я смущаюсь, понимая, что она прочла их все. Она начинает собирать свои вещи. На меня даже не смотрит.

– Белла, остановить.

– Не знаю, чего я ждала, – говорит она вслух, но не для меня. Она складывает ладони домиком у лица, и я испытываю сильнейшее желание подойти к ней.

– Останься. Прости меня.

Она поворачивается ко мне, в глазах пылает огонь.
– За что простить?

– Прости за то, что сделал тебя одной из нас.

– О. – Она возвращается к сбору своих вещей.

– Я не знаю, чего ты хочешь, – умоляюще говорю я. – Скажи мне, за что ты хочешь, чтобы я извинился.

– Я хочу, чтобы ты извинился за то, что обманом влюбил меня в себя, – тихо говорит она.

– Что?

– Ты меня слышал.

– Что именно тебе рассказала Розали?

Она поворачивается ко мне, глаза горят непримиримой яростью.
– Ничего она мне не рассказывала. Я сама всё помню.

Этого не может быть.

– Я помню ту девушку, которой я была, Эдвард. Я знаю, ты, наверное, думаешь, что это ужасно несправедливо. – Она почти извиняется.

Я стою, потеряв дар речи, пойманный в ловушку своего никчемного ума.

– Я уйду до рассвета, – говорит она, возвращаясь к сбору своих скудных пожитков.

– Ты ошибаешься, – говорю я ей в отчаянии.

Ее руки замирают, но она не смотрит на меня.
– Что ты имеешь в виду?

– Я никогда не хотел забирать у тебя твои воспоминания.

Она идёт к окну и глядит в ночь. Хотел бы я быть там, скрываясь среди деревьев, и чтоб она искала меня.

– Я помню, как стояла перед тобой и просила меня поцеловать. Хотела чего-то такого простого и такого невозможного.

Чего-то такого простого.
– Не невозможного, Белла.

– И все же ты этого не сделал.

– Я боялся тебя уничтожить.

Она поворачивает голову вбок, её профиль освещён луной.
– А теперь? – спрашивает она.

Я медленно пересекаю комнату, боясь, что она убежит. Она смотрит мимо меня, водя глазами по стене. Стене, покрытой словами. Я хочу просто держать её за руку.

– Ты не хотела меня, – пытаюсь объяснить я.

– Ты не дал мне этой возможности.

– Ты смотрела на меня как на чудовище.

– Мы все чудовища, Эдвард.

– Ты не чудовище, – уверяю я её.

Она смотрит на меня как раньше, и мы – парень и девушка, одни в спальне.

– Ты можешь меня простить?

Она не отвечает. Я делаю ещё попытку:

– Мы ведь больше, чем эта грустная история?

– Зависит от того, где ты стоишь.

Я медленно протягиваю к ней руку, очерчиваю пальцами нижнюю губу. Она смотрит, смотрит.

Роняю руку и смотрю, как она сначала втягивает губу в рот, а затем отпускает её. А потом она сама протягивает руку ко мне, очерчивая контуры моего лица и исследуя мою кожу.

Я обнимаю её и держу – держу нежно, хотя она больше не хрупкая.
– Что, если я стою прямо здесь? – спрашиваю я, мой рот у самого её уха.

Мои пальцы, не желая или не в силах оставаться неподвижными, пробегают вдоль её позвоночника. Я притягиваю её ближе и напоминаю себе, что она не рассыплется в прах у меня в руках. Я знаю, что однажды это уже случилось, но она всё ещё кажется такой живой.

Она медленно толкает меня обратно, пока моя спина не ударяется в стену. Она стоит на цыпочках, она та девушка, которую я помню. Её рот приближается к моему, но на этот раз она не ждёт, чтобы я её поцеловал. Её губы находят мои, они лёгкие словно пёрышко. Мы не приспособлены к такой обузданной осторожности. Я целую её в ответ так нежно, как только могу.

Я целую её, а она целует меня. Не имеет значения, что я чудовище. Не имеет значения, что я не знаю, кем был раньше. Потому что я, наконец, понимаю, чтó это значит – жить.

– Почему ты осталась? – настойчиво спрашиваю я.

Она проводит пальцами по стене позади меня. Я оборачиваюсь посмотреть и вижу слова:

Я – твоя половинка. Ты – моя половинка. Ты – моя любовь.