Белла
Я знакома с Эдвардом Калленом уже больше недели, и начинаю сомневаться, есть ли у него вообще дом. Каждое утро, когда в половине девятого я прихожу на работу, он уже сидит в кабинете, склонив голову над отчетом. Обычно мне видна только растрепанная бронзовая макушка. В половине седьмого вечера я ухожу, а Эдвард все еще на месте и, похоже, домой не торопится. Он ночует под столом? Почему бы и нет. А может, вообще не спит? Возможно, он является прототипом киборга-«охотника за головами», в которого «Вольтури» вложились для повышения эффективности. E-WARD 2000 или вроде того. Это, конечно, объяснило бы его богоподобную внешность; ни один человек не может быть столь великолепен. Впрочем, мне нравится думать, что сердце не будет так быстро биться под взглядом робота.
На самом деле, именно его личность производит впечатление нечеловеческой. Кроме первого дня, когда напряжение в офисе просто зашкаливало, Эдвард едва находил время, чтобы поговорить со мной — за исключением чего-то совершенно необходимого. Мы работаем, он дает указания, я им следую. Кажется, Эдвард доволен мной в качестве ассистента — насколько я могу судить. Впрочем, по односложным фразам, которыми мы обмениваемся, трудно это понять.
То ощущение, которое я испытала в его кабинете, существовало лишь в воображении; в этом я все сильнее убеждаюсь день ото дня. Когда он посмотрел мне в глаза и сказал, что я отвлекла его, я словно забыла, как дышать. Все мысли заполнили озорная полуулыбка и пылающий взгляд. Я была совершенно уверена, что новый босс флиртует со мной; колотящееся сердце, кажется, поддержало эту теорию. Но с тех пор он смотрел на меня с исключительно профессиональным выражением. Тот первый день я, очевидно, просто вообразила. Интересно, может ли чрезмерное воздействие чая вызвать галлюцинации?
Впрочем, это, безусловно, к лучшему. Как бы ошеломляюще он ни был красив, он — мой босс. И, что еще более важно, мне определенно недоступны увлечения, учитывая мою ситуацию. Не говоря уже о том, что Эдвард не мог бы оказаться дальше от моего уровня, даже если бы попытался. Он способен заполучить любую женщину, какую захочет; если верить сплетням Джессики, часто он именно так и поступает.
Сегодня утром я прихожу на работу с небольшим опозданием. Индикатор голосовой почты уже мигает. Войдя в систему, нажимаю кнопку воспроизведения, и из громкоговорителя раздается гортанный и уверенный женский голос.
— Привет, Эдвард! Это Роуз. Надеюсь, у тебя все хорошо. Была очень рада видеть тебя на конференции на прошлой неделе…
«Пф-ф-ф, держу пари, так и было!»
Слова звучат хрипло и соблазнительно. Мне полминуты хватает, чтобы понять, что она, должно быть, одна из тех побед, о которых я так много слышала.
— Так вот, — продолжает постельный голос. — Я слышала, ты заполучил работу с Коулманом, и хотела поздравить — молодец, Эдди! Большой куш, не так ли, приятель? И удачи тебе с этим. Позвони, если понадобится помощь с Майклом, хорошо? Ты же знаешь, я знакома с его запросами. До встречи, малыш!
— Чертова сука. — Ругательство звучит у самого уха; я подпрыгиваю на месте, опрокидывая свой утренний латте и чай, который принесла Эдварду.
Резко обернувшись, обнаруживаю, что он стоит прямо за моим плечом, хмуро глядя на телефонный динамик.
— Боже, прошу прощения. — Я мечусь в поисках салфеток, чтобы вытереть стол. — Боюсь, это был твой чай.
Кажется, Эдвард только сейчас замечает меня и пролитые напитки.
Игнорируя извинения, он спрашивает:
— Когда пришла эта голосовая почта? — его выражение лица, как у человека, который съел что-то отвратительное.
— Чуть раньше этим утром, — отвечаю я. — А кто она такая? Она, эм, твой друг?
Эдвард усмехается.
— Ну да. Розали Хейл определенно мне не друг.
Он больше не дает пояснений, лишь наблюдает за моей суетливой уборкой. Выражение его лица удерживает от дальнейших расспросов.
— Встретимся в моем кабинете через пять минут, Белла, есть кое-какие изменения в расписании. — Эдвард морщится, глядя на плохо вытертый стол и мокрые бумажные полотенца. — И принеси мне свежий чай, хорошо?
Стискиваю зубы и делаю глубокий вдох. «Не реагируй, Белла».
Мы проходимся по расписанию и приоритетным задачам. Эдвард продолжает хмуриться. Когда у него не получается найти нужную микрокассету, он буквально пинает стол, заставляя его трястись. Кем бы не была эта Розали Хейл, она явно сидит у Эдварда в печенках.
Честно говоря, глядя на эти мальчишеские вспышки гнева, я начинаю терять терпение. К счастью, вспоминаю слова Аро и думаю, что должна попытаться помочь Эдварду, — ради всего отдела, не говоря уже о собственном здравомыслии.
Я прочищаю горло.
— Эдвард, надеюсь, ты не обидишься, но сегодня ты кажешься... довольно обеспокоенным. Может, я могу чем-то помочь?
Наши взгляды встречаются. В зеленых глазах горит та самая искра, которой я не видела со дня нашей встречи. Кажется, он неожиданно тронут моим предложением. Мы не отводим глаз еще несколько мгновений, и у меня перехватывает дыхание. А затем — так же быстро — жалюзи опускаются. Но когда Эдвард заговаривает, тон звучит мягче.
— Вообще-то, вероятно, ты сможешь помочь. Закрой дверь на секунду.
Почему у меня дрожат пальцы только оттого, что я закрываю дверь его кабинета?
Он вздыхает и проводит рукой по волосам, делая их еще более растрепанными.
— По правде говоря, Белла, я облажался.
Он рассказывает о ситуации с Коулманом и запретным списком Кая. Несмотря на отсутствие подробностей, складывается впечатление, что в прошлом они не поладили, и теперь Эдвард не входит в список людей, которым генеральный директор готов делать одолжения. Аро сердится, а Эдвард из-за этого очень несчастен. Полагаю, если работа является такой важной частью его жизни, то неодобрение босса, должно быть, сильно расстраивает.
Ситуацию необходимо исправить до следующей встречи Эдварда с Майклом; у меня возникает внезапное желание стать тем, кто справится с этим.
— Слушай, — говорю я. — Я знаю Кая. С ним бывает… нелегко договориться. — Я осторожно подбираю слова, стараясь не говорить о директоре плохо. — Но я хорошо с ним знакома. Кай — разумный человек, однако он предпочитает действовать по инструкции, а ты, если верить впечатлениям, работаешь по-другому.
Я улыбаюсь. Эдвард криво усмехается, давая понять, что я его раскусила. Может, он и успешный трудоголик, но Эдвард Каллен считает, что протокол для слабаков. Неприязнь Кая имеет смысл.
— Предоставь это мне, я помогу разобраться.
Кажется, он немного успокаивается, но по-прежнему сомневается.
— Пожалуйста, не обижайся, Белла, но что ты собираешься сделать, чтобы убедить Кая изменить список?
Я позволяю себе широко улыбнуться.
— Я знаю, как он работает и на что лучше всего реагирует. Прояви немного доверия, Эдвард.
Я встаю, собираясь вернуться к работе. Эдвард поднимается и останавливает меня, прикасаясь к плечу. Тепло длинных пальцев проникает сквозь тонкую ткань кофты.
— Белла, — говорит он, глядя мне в глаза. — Спасибо.
***
К концу дня у нас есть решение, и я очень горжусь собой. Письмо ассистенту Кая помогло оценить его настроение. Затем я отправила ему чрезвычайно вежливое электронное послание: объяснила ситуацию, извинилась от имени Эдварда и ненавязчиво предложила обдумать возможность провести закрытую сделку с рассматриваемой компанией, учитывая только британский запретный список. Таким образом, в Великобритании откроется больше возможностей для бизнеса, и, в конечном счете, в кармане Кая окажется больше денег. К концу переписки я почти уверена: генеральный директор убежден, что это была его идея.
Когда я сообщаю новости Эдварду, он улыбается, как маленький мальчик рождественским утром.
— Белла, ты просто легенда! — объявляет он. — Серьезно, я невероятно ценю твое американское происхождение. — Эдвард подмигивает, и на секунду кажется, что собирается меня обнять. Боюсь, если он это сделает, у меня может случиться инфаркт. К счастью, он берет себя в руки и с заметным облегчением просто плюхается на стул.
— Рада быть полезной, — улыбаюсь я.
Через час наступает пора идти домой. Эдвард появляется у моего стола в пальто (вау — серая шерсть, отличный покрой...) и с дипломатом в руке. Но ведь сейчас всего шесть вечера, разве он может уйти?
— Ты уходишь, Белла? — спрашивает он.
Я киваю.
— Можно проводить тебя до «трубы»? — он все еще не может перестать улыбаться.
Улыбаюсь в ответ и хватаю свои вещи. Мне пока не удалось привыкнуть к здешней погоде; сегодня по глупости надела только кофту на пуговицах. Когда мы выходим на улицу, становится холодно. Думаю, мои ошибки в моде можно простить, учитывая, что сейчас лето. Когда ветер дует в лицо, кажется, что британский офис матери-природы тоже действует не по инструкции.
Пока мы идем и болтаем о работе, Эдвард, видимо, замечает, что у меня стучат зубы.
— Черт. Вот, хочешь одолжить мое пальто?
Мысль о том, что на мне окажется его одежда, заставляет дрожать еще сильнее, но я слишком вежлива, чтобы согласиться.
— Боже, нет, не глупи, до подземки всего десять минут. Думаю, я еще не привыкла к вашей непредсказуемой погоде! — смеюсь я, но получается более нервно, чем хотелось бы.
Эдвард хмурится, затем протягивает руку и разматывает свой шарф.
— Тогда возьми хотя бы это. Все равно я напрасно его захватил.
Прежде чем я успеваю возразить, он останавливается и мягко обматывает шерстяную вещь вокруг моей шеи. Через несколько секунд меня окутывает волна его одеколона. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не зарыться лицом в шарф и не вдохнуть его аромат. Даже мысль о том, что Эдвард поймает меня за этим занятием, заставляет краснеть.
— Прекрасно, — бормочет он, переводя взгляд с шарфа на мое лицо. Он долго смотрит мне в глаза, и я вдруг осознаю, что его руки по-прежнему мягко прикасаются к моим плечам.
— Эм, спасибо. — Приходится опустить глаза, чтобы снова начать дышать. Разве это законно, что кто-то может иметь такую власть над чужими физическими реакциями?
Он откашливается, и мы снова пускаемся в путь. Никто не заговаривает; я радуюсь, когда мы добираемся до станции Бейкер-стрит.
— По какой линии тебе ехать? — совершенно невозмутимо спрашивает Эдвард, в то время как я все еще пытаюсь заставить сердце замедлиться.
— Бейкерлоо.
— Мне тоже, — усмехается он. — А где ты остановилась? Поверить не могу, что всю неделю был таким эгоистичным придурком и совсем тебя не расспрашивал.
— В Камдене, — отвечаю я. — Совсем рядом с «трубой».
— Не может быть! — удивленно восклицает Эдвард. — Я тоже живу в Камдене. Немного странное совпадение, а?
Я пожимаю плечами.
— Возможно. А может, компания специально так сделала. Ну, знаешь, для удобства.
Эдвард хихикает.
— Да, возможно, это имеет смысл. Аро предпочитает подстраховаться, если дело касается меня. Наверное, он хотел, чтобы кто-нибудь мог привести меня в форму. Стащить с кровати, если необходимо.
Он что, только что подмигнул? Господи, этот парень вреден для моего здоровья.
Мне удается снова взять себя в руки; мы продолжаем непринужденно болтать. Эдвард рассказывает все офисные сплетни, по-видимому, не заботясь о конфиденциальности. Полагаю, это справедливо, учитывая, сколько сплетен ходит о нем самом. Когда мы приближаемся к нашей станции, его тон становится немного серьезнее.
— Слушай, Белла, я должен попросить прощения.
Судя по всему, извинения даются ему нелегко.
— На этой неделе я почти не разговаривал с тобой, а когда говорил, то только приказывал. Переживал из-за того, что другие могли обо мне рассказать, но ничего не сделал, чтобы произвести лучшее впечатление.
Эдвард нежно улыбается.
— Ты… идеально себя проявила. Мне досталось настоящее сокровище. Ты по-настоящему выручила меня в ситуации с Каем, и хочу, чтобы ты знала: я очень ценю это. — Зеленые глаза мерцают в искусственном свете подземки.
Он сардонически усмехается.
— Что ж, даю слово, что с этого момента буду менее сварливым засранцем. Клянусь, это не настоящий я.
Не зная, что ответить, бормочу в шарф слова благодарности.
Мы почти у выхода со станции, поэтому я собираюсь объяснить, где живу.
Но Эдвард меня опережает:
— Я тут подумал, раз мы соседи и все такое, и я действительно у тебя в долгу, может, ты позволишь угостить тебя выпивкой, чтобы как следует отблагодарить?
«Господи, он что, приглашает меня на свидание? Возьми себя в руки, Свон — конечно, нет! Он просто проявляет дружелюбие».
Я больше всего на свете хочу пойти выпить с Эдвардом. Он очаровывает меня, и мне не терпится узнать его лучше. Кроме того, это приятнее возвращения в пустую квартиру.
— Конечно, было бы здорово, спасибо. — Я стараюсь говорить увереннее, чем позволяют нервы.
Эдвард улыбается и ведет меня в бар, расположенный в ста ярдах от «трубы». (ПП: около 100 м)
— Раньше это был The Crown, — говорит он, — настоящий старый добрый паб, понимаешь?
Не понимаю, но все равно киваю, и Эдвард продолжает:
— А затем он обновился, появился список коктейлей и популярное имя — Equius. Словом, полный абсурд. — Он закатывает глаза, указав на вывеску. — Цены поднялись, чтобы окупить модный интерьер, качество пива упало, но я все еще люблю это место. — Он придерживает для меня дверь. — Не могу от него отказаться, — добавляет он, посмеиваясь.
Внутри людно, темно и тепло. Стены выкрашены фиолетовыми и серебристыми полосами, а с двух сторон выстроились кабинки. Справа расположен небольшой танцпол, но время еще раннее, и никто не танцует. Группы людей увлеченно беседуют.
Эдвард направляется к хромированной барной стойке, которая занимает всю заднюю стену, и приветствует бармена.
— Гаррет! Как дела, приятель?
Спрашивая Эдварда, что тот будет пить, Гаррет уже тянется к пинте.
Эдвард отвечает:
— Как обычно, — и Гаррет наполняет бокал из насоса.
В темноте волосы Эдварда кажутся почти черными, и я едва могу сдержать желание провести по ним пальцами. Бар переполнен; Эдвард локтями прокладывает нам путь к свободному месту. Мы стоим настолько близко, что непонятно, исходит ли этот восхитительный аромат от него или от шарфа вокруг моей шеи.
— Белла? — Эдвард с любопытством смотрит на меня. Кажется, он уже несколько минут пытается привлечь мое внимание.
— Да? — я моргаю.
— Напиток? Что бы ты хотела? — он снова улыбается. Все эти непринужденные улыбки — приятный контраст с тем мрачным видом, который был у него всю неделю.
— Ну, рискуя расстроить тебя и поддержать новый антураж бара, я бы хотела «Космополитен».
Гарретт смешивает мой напиток, а Эдвард добродушно закатывает глаза. Затем он с привычной ловкостью пробирается сквозь толпу и ведет нас к угловой кабинке, которая чудесным образом пуста. Должно быть, приятно так легко скользить по жизни, как это делает Эдвард.
Мы садимся, он ставит передо мной коктейль. Я сразу замечаю репродукцию в рамке над его головой.
— Галатея со сферами, — бормочу я.
Он поворачивается и смотрит туда же — на картину Сальвадора Дали.
— Знаешь Дали? — с любопытством спрашивает он.
Хотела бы я перестать краснеть каждый раз, когда он задает вопрос.
— Я не эксперт или что-то в этом роде, — заикаюсь я, — но знакома с известными работами. Думаю, он мой любимый художник.
У Эдварда загораются глаза.
— И мой тоже, — говорит он. — Ты уже бывала на набережной?
Отрицательно качаю головой. Я почти никуда не ходила. Твержу себе, что дело просто в нехватке времени, но, честно говоря, мне просто неуютно посещать многие места в одиночку. Чувствую себя незащищенной.
— Обязательно сходи, — советует Эдвард. — Там отличная выставка Дали. Я был несколько раз.
Я на мгновение задумываюсь, не собирается ли он предложить пойти вместе; этого не происходит, а я ругаю себя. «Он просто пытается вести беседу, тупица».
Эдвард делает глоток пива и высовывает язык, слизывая пену. Я стараюсь не смотреть на его рот и отвлекаюсь, делая глоток своего напитка. Коктейль прекрасно смешан — чудесный баланс сладкого и острого. От водки в груди растекается тепло, и я слегка расслабляюсь, не в силах сдержать тихий вздох.
Эдвард пристально смотрит на меня.
— Что, настолько вкусно? — ухмыляется он. — Коктейли Гаррета своего рода легенда. Ну, я слышал.
— Никогда не пробовал?
Ухмылка становится шире.
— Можешь представить меня с таким напитком, Белла?
— Вперед, — поощряю я, мягко подталкивая к нему «Космо» и поднимая бровь. — Попробуй. Обещаю, я никому не скажу.
Он улыбается кривоватой улыбкой, которая быстро становится моей любимой.
— Ладно, ладно, — соглашается он и подносит ко рту изящный бокал. Честно говоря, он действительно выглядит немного нелепо, но я стараюсь не рассмеяться. А еще стараюсь не думать о том, что его губы касаются стекла именно там, где мгновением ранее были мои.
— Ни хуя себе! — восклицает он. — Признаю, это чертовски вкусно.
Он со страдающим видом отдает бокал и возвращается к пинте.
— Мне даже жаль, что я его попробовал, знаешь ли, — он надувает губы, и это до странного очаровательно. — Как мне теперь воздерживаться?
Я хихикаю.
— Может, просто закажешь, а Гаррет нальет коктейль в более мужественный бокал, — поддразниваю я.
— Хороший план. — Он отпивает из пинты с гримасой на лице.
— Итак, я должен тебе еще одно объяснение, — более серьезно говорит он.
Во мне просыпается любопытство.
— Правда?
— Да, по поводу сегодняшнего утра. Голосовая почта. — Он изучает салфетку под пинтой. — Я слишком остро отреагировал и вывалил все на тебя. Мне очень жаль. И я, вероятно, должен рассказать о Розали, так как это обязательно всплывет снова.
— Хорошо.
Он вздыхает.
— Розали Хейл раньше работала на «Вольтури». Аро привел ее примерно через шесть месяцев после того, как я начал работать. Я был молод и дерзок; он нанял ее специально, решив, что из нас получится хорошая команда. Он думал, что ее внимание к деталям поможет мне не сбиться с пути, а я смогу научить Роуз трепаться с клиентами. Первые несколько лет это работало довольно неплохо. Мы, конечно, спорили, но Аро оказался проницателен: наши личности дополняли друг друга. Я доверял ей, что для меня нечастое явление. Мы были... друзьями.
Тон Эдварда оставляет отчетливое впечатление, что было нечто большее, но я молчу.
— Год назад Хейл, не сказав ни слова, уволилась. Присоединилась к одному из наших конкурентов, а перед этим украла несколько совместных контактов. Аро был в ярости; поговаривали о том, что на нее подадут в суд за нарушение конфиденциальности, но из этого ничего не вышло. Я был опустошен, не говоря уже о том, что ужасно разозлился. Не знаю, что я такого сделал, чтобы расстроить Розали, но с тех самых пор она взяла на себя миссию выводить меня из себя. Когда мы встречаемся на отраслевом мероприятии или боремся за клиента, которым раньше занимались вместе, она говорит все, что только можно, чтобы меня разозлить, включая покровительственный вздор, как сегодня. За три года Роуз узнала все о моих больных местах, и теперь она, словно ребенок, который не может удержаться, чтобы не ткнуть в них.
Он сжимает челюсти и кулаки. Я не могу не подумать, что в уходе Розали было нечто большее, чем в его рассказе. Тем не менее, кража контактов и клиентов сродни нарушению заповеди в рекрутинговой индустрии, поэтому я могу понять, почему он сердится.
— Мне очень жаль, что так получилось, — говорю я, не зная, что еще добавить.
Эдвард пожимает плечами, возвращая свою маску на место.
— Наверное, так в этой игре и происходит. Должен признать, в итоге, я мало кому доверяю в «Вольтури». Трудно понять, кто в следующий раз ударит ножом в спину.
Он внимательно смотрит на меня, и в животе все переворачивается.
— Ну, надеюсь, в конце концов, ты сможешь мне верить, — оптимистично заявляю я.
— Да, конечно, Белла, — запинается он. — Я совсем не это имел в виду.
Но я знаю, что нам предстоит долгий путь.
***
Три часа и восемь «Космополитенов» спустя, кажется, мы добиваемся некоторого прогресса. Глаза Эдварда затуманены, зрачки расширены, а ленивая улыбка становится постоянным явлением. С каждым смехом, взглядом или простым прикосновением я чувствую, как мои барьеры ослабевают, а притяжение Эдварда Каллена усиливается. Он и раньше был прекрасен, но выпитый мной алкоголь придал ему ошеломляющее мерцание. Мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не перепрыгнуть через стол и не залезть к нему на колени.
Я развлекаюсь, гадая, что произойдет, если я так и сделаю. Представляю, как поднимаю руку и преодолеваю короткое расстояние между столом и его лицом. Эдвард нетерпеливо подается навстречу. Кончики моих пальцев касаются легкой щетины на его невероятной челюсти. А вдруг он отстранится? Инстинкт подсказывает, что Эдвард этого не сделает. Прильнет ли он к моему прикосновению? Поцелует ли мягко ладонь, посмотрит ли на меня тлеющими зелеными глазами? А если я запущу руку в волосы, которые он весь вечер прочесывал пальцами? Каждый раз мне приходилось отводить взгляд, чтобы не сделать то же самое. Интересно, на ощупь они такие же мягкие, как на вид? Может быть, он издаст звук, похожий на вздох, и наклонится ко мне, касаясь губами…
— Эй, Свон, ты слушаешь? — спрашивает Эдвард, смеясь. Видимо, многочасовое пьянство поставило нас на короткую ногу.
— Да, да, конечно, — выдыхаю я.
— Так вот, я говорил, что самое смешное, наверное, «вентиль». Я имею в виду, какого хуя это значит? — у него слегка заплетается язык, но это делает голос только только приятнее для моих глуховатых от алкоголя ушей.
— Я имею в виду, большинство ваших слов — это упрощенные варианты, верно? Берете английскую версию и делаете понятной для детей — «тротуар» и «дорожка», например. Как игра в «скажи, что ты видишь». (ПП: в оригинале Эдвард сравнивает британскую и американскую версию слова «тротуар» — pavement и sidewalk.) Но я просто не понимаю, что не так со словом «кран»?
Он так страстно рассуждает о расхождениях британского и американского английского, что я невольно хихикаю.
— «Вентиль» гораздо красивее, — возражаю я.
— Милая, так и я об этом! Звучит слишком красиво для водопровода.
От ласкового слова замирает сердце. Проходит целых две секунды, прежде чем я возвращаюсь к беседе.
— А что у вас за акцент, мистер Каллен? — коктейли с водкой придали дерзости и смелости. — Ты говоришь не совсем так, как другие.
Он выглядит немного озадаченным и слегка удрученным. Наверное, болезненная тема.
— Черт, если даже ты заметила разницу, то это, видимо, довольно очевидно.
— Думаю, я просто хорошо различаю акценты, — я пытаюсь его приободрить.
— Я родом с юго-восточного побережья, — говорит Эдвард. — Из Эссекса. Там немного другой акцент.
— Твои родные там? — поддавшись растущей одержимости Эдвардом Калленом, я весь вечер пыталась вытянуть из него больше личной информации, но без особого успеха.
— Да. Некоторые из них, — бормочет он, смущаясь. — Хочешь еще выпить? Эти «Космо» чертовски фантастичны. — Эдвард встает, немного спотыкаясь, и я смеюсь.
— Тебе не кажется, что с нас хватит? — спрашиваю я. Кто-то должен проявить благоразумие.
Мое сердце сжимается: Эдвард изображает щенячий взгляд, но соглашается. Мы выбираемся из кабинки, и я снова обматываю вокруг шеи его шарф. Когда мы выходим на улицу, я оступаюсь на ступеньках и почти падаю на землю.
— Аккуратней там! — он хватает меня за руку и поддерживает. От места, где его рука соприкасается с моим локтем, разбегается огонь.
Эдвард смотрит на меня и предлагает согнутую руку.
— Миледи, могу ли я сопровождать вас — для большей безопасности?
— А ты, можно подумать, лучше держишься на ногах! — усмехаюсь я, но все равно беру его под руку. Мы неуверенно шагаем, и меня окружает запах Эдварда.
— Я ошибался в тебе, Белла, — говорит он.
— О чем ты?
— Я думал, ты застенчивая.
— Так я и правда застенчивая!
Он скептически смотрит на меня.
— Но даже самые застенчивые люди расслабляются после такого количества водки, — объясняю я, и он криво улыбается.
Несколько минут мы идем молча. Если один спотыкается, второй не дает ему упасть. Я показываю ему свой дом, и он настаивает, что должен проводить меня до квартиры — как настоящий английский джентльмен.
Мы подходим к моей двери и поворачиваемся лицом друг к другу. Вечер прошел спокойно и расслабленно, но теперь нарастает напряжение. Не знаю, чего мы ждем, но определенно ждем чего-то.
Стягиваю с шеи его шарф и молча возвращаю. Эдвард берет его и ловит мои пальцы, нежно сжимая.
Он наполовину кланяется, наполовину падает; мне не удается сдержать смех. Пользуясь моим отвлечением, Эдвард внезапно придвигается ближе, небрежно опираясь рукой на дверной косяк за моей головой. Наши лица разделяет всего один дюйм.
Я замираю. Эдвард наклоняет голову и касается губами моей щеки. Мягко. Тепло. Идеально.
— Спокойной Ночи, Белла Свон, — шепчет он.
Вместо того, чтобы отстраниться, он опускает голову и находит мое обнаженное горло. Прижимает губы к пульсу, и я забываю, как дышать, как двигаться, как говорить. Эдвард продолжает исследовать шею губами. Уверена, трепет моего разума теперь отражается и на теле.
Приняв, по-видимому, мои молчание и неподвижность за поощрение, он приближается к лицу. Расстояние между нами почти исчезает. Другая рука Эдварда мягко ложится мне на талию, обездвиживая меня у двери.
Я слышу его слегка затрудненное дыхание. Эдвард смотрит на меня — хочет, чтобы я подняла глаза и встретилась с ним взглядом, но я боюсь, что если сделаю это, то пропаду.
— Белла, — бормочет он, поднося руку к моей щеке.
Наконец, наши взгляды встречаются. Эдвард заглядывает мне в душу. Наклоняется еще ближе, и я вдруг чувствую себя беззащитной, замерзшей, открытой и испуганной.
— Нет, — шепчу я, кладя ему руки на плечи и отталкивая. Эдвард отступает, обиженный… и пьяный.
Меня настигает отрезвление и легкая тошнота. Я не за этим приехала. Не хочу, чтобы этот человек видел меня, знал, прикасался ко мне. Не хочу, чтобы он заглядывал мне в душу, узнавая мои секреты, мой позор. Это не его дело и не его право.
Меня охватывает гнев. Это же Эдвард Каллен, черт возьми! Трудоголик. Ловелас. Держу пари, он переспал с каждой ассистенткой, которая ему не отказала!
— Что, по-твоему, ты делаешь? — Мы оба вздрагиваем от громкости моего голоса в тишине ночи.
— Ничего. Извини. Я не хотел... Прости, — он запинается и отстраняется. Зеленые глаза смущены. Часть меня сожалеет об этой вспышке, отчаянно желая взять слова обратно и снова притянуть Эдварда к двери.
Но я этого не делаю. Я выхожу из себя.
— Твой обычный метод, да? — рявкаю я. — Пригласить ассистентку в бар, напоить и сделать ход?
Его лицо суровеет.
— Нет, — почти рычит Эдвард.
— Да неужели? Потому что я слышала иначе.
— То, что ты слышала, ничего не значит! — кричит он с не меньшей яростью. — Ты ничего обо мне не знаешь!
Мы смотрим друг на друга, и я гадаю, что же, черт возьми, сейчас произошло. Дрожу и до безумия хочу оказаться внутри.
— Тебе лучше уйти, — тихо говорю я.
— Да, — бормочет он, поворачивается и уходит, не сказав больше ни слова.
Источник: http://robsten.ru/forum/96-3169-1